Побег при отягчающих обстоятельствах Алюшина Татьяна
– Егор Дмитриевич, – прокричала операционная сестра, – надо уходить!
– Вот заштопаем героя-повстанца и уйдем! – спокойно, стараясь ее успокоить, пообещал Егор.
В этот момент рядом с больничной палаткой разорвалась мина, сметая взрывной волной столик с инструментами. Егор машинально прикрыл больного телом. Переждав несколько секунд, он выпрямился, оценил нанесенный ущерб и стал отдавать быстрые и четкие приказы. Слава богу, никто из персонала не пострадал, принесли новый, стерильный набор инструментов, и операция продолжилась. Звуки боя стали постепенно удаляться.
Как он потом узнал, повстанцы (пойди их разбери которые) неожиданно прорвались в тыл тем, на чьей территории стоял развернутый полевой госпиталь. Их быстро отбили, но кое-какой урон они успели нанести базе и, как оказалось, его спине. Парня вывозили на каталке из операционной, Егор стягивал перчатки, когда услышал крик ужаса сзади:
– Егор Дмитриевич! Ваша спина!
Не чувствовавший до этого момента ничего, кроме усталости, он вдруг ощутил сильную, какую-то горячую боль в спине.
Ранение было непроникающим, но болезненным. Здоровущий осколок разорвал мышцы справа под лопаткой и оцарапал ребро. От серьезного ранения Егора спасло собственное, натренированное годами тело с накачанными мышцами.
Через день он уже оперировал, приняв от второго врача обезболивающую блокаду.
Это давнее ранение напоминало о себе перед резким изменением погоды или от чрезмерной усталости, когда он простаивал над столом долгие трудные часы.
И вот первый раз отозвалось болью на неожиданное, ошарашивающее известие.
Вика встала из-за стола, достала лимон из холодильника, под общее повисшее в кухне молчание, громко стуча ножом, порезала, разложив на тарелке, посыпала сахаром. Поставив тарелку возле бутылки с коньяком, она села на прежнее место.
Не нарушая повисшего молчания, Егор налил коньяк в бокалы, они чокнулись с Денисом и выпили.
Подцепив с тарелки кружок лимона, Егор отправил его в рот, закусив коньяк, громко хрустя сахаром в необычной тишине кухни, он, до этого момента не смотревший в сторону Вики, перевел на нее взгляд и спросил:
– Степан знает?
Получилось как-то хрипло, не то от коньяка, не то от кислого лимона, не то от злости, забившей горло.
– Нет!
– Почему?
– А что, по-твоему, я должна была ему сказать? «Егор твой папа, поэтому мы пришли к нему в гости»?
– Да хотя бы и так! Что ты вообще ему рассказывала о его отце?
Ну вот его и прорвало! Слава богу! А то что-то непонятное, как залипание во времени!
Он вдруг почувствовал такую жгучую обиду, обвинение и ненависть к ней, что хотелось удушить ее прямо сейчас!
Вот перемахнуть через стол одним прыжком, ухватить ее за горло и потрясти!
– А что я могла рассказывать? – повышая голос в ответ, возмутилась Вика. – Правду! Его папа уехал в командировку и пропал без вести!
Они смотрели друг на друга так, что откинувшийся на спинку стула, скрестив руки на груди, Денис почти ощущал летящие от них в разные стороны искры.
– Почему ты не написала хотя бы о том, что ждешь ребенка?! – требовал Егор ее оправданий.
Он старался не кричать, чтобы не напугать того самого ребенка, поэтому получался какой-то придушенный вопль вместо крика.
– Да пошел ты знаешь куда! – так же сдерживая голос, подобравшись на стуле, как для прыжка, отвечала Вика. – Почему ты сам ни разу не написал, не пришел, не позвонил? Уехал, как канул! – И вдруг резко оборвала сама себя, поднимая руки вверх ладонями к Егору. – Стоп! Все! Я не хочу это обсуждать! Я не хочу об этом говорить! Все эти выяснения и обвинения бесполезны! Мне нужно только одно: вытащить Степана из всей этой заварухи! С вашей помощью или без нее, но я это сделаю! Я не собираюсь сидеть здесь и выяснять, кто виноват и кто кого бросил! Я не хочу переживать и проходить это заново! Мне вполне хватило и того, что прошла тогда! Сейчас мне надо думать, просчитывать каждую мелочь, каждый свой шаг, действие, и такую роскошь, как выяснение отношений, я не могу себе позволить!
– Мама, теперь ты ругаешься с Егором! – подбежал к ней с упреком Степка.
Вика не ответила, просто прижала к своему боку, наклонилась и поцеловала.
– Есть хочешь?
– Хочу! Почему вы ругаетесь?
Вика, чмокнув его еще раз, встала и пошла к плите подогревать еду.
– Мы не ругаемся, – успокоил его Егор, – мы громко обсуждаем одну проблему.
– Вы обсуждаете, а мама вас ругает, – кивнул Степан, залезая на стул.
Егор немного остыл.
Конечно, она права, сейчас не место и не время выяснять отношения и дела давно минувших дней.
Он смотрел на Степку и чувствовал, как ноет сердце. Сладко и больно ноет. Он только сейчас разрешил себе увидеть то, что увидел и понял сразу: как Степка на него похож! Он даже двигается так же, голову поворачивает, улыбается так же, как он, Егор!
Как же он на него похож, его сын!
«Мой сын! Господи, это надо как-то осмыслить! Да к черту осмыслить! Мой сын!!!»
– Степан! – обратился к ребенку долго молчавший Денис.
Вика уронила ложку, загрохотавшую по кафельному полу, и резко обернулась, посмотрев на Дениса.
– Что?
– Егор твой папа! – спокойно объяснил Денис.
– Он же Егор! – не понял мальчик.
– Он Егор и он твой папа! – подтвердил Денис.
– Па-а-па? – протянул потрясенный Степка.
У Егора перехватило горло. Он смотрел в расширившиеся от восторга глаза ребенка и был уверен, что сейчас помрет от испытываемых непередаваемых чувств.
– Мама, Егор мой папа? – благоговейным шепотом спросил Степан.
– Да, Степик!
Вика кинулась к нему, выдернула его со стула, подняла на руки и прижала к себе. Он взял маму ладошками за щеки и повернул ее лицо к себе.
– Настоящий папа? – выяснял потрясенный ребенок.
– Настоящий! – стараясь сдерживать слезы, подтвердила она.
– Правдашний? – допытывался он.
– Правдашний, – кивнула Вика.
Егор не выдержал.
– Иди ко мне! – позвал он сына, вставая с места.
Степка потянулся к нему, и Вика, наклонившись над столом, передала его в руки Егору. Степка крепко обнял Егора за шею, прижался головой к его плечу и зажмурил глаза.
– Значит, ты нашелся, – прошептал он. – Ты где-то пропал без вестей, а теперь нашелся!
– Да! – прохрипел Егор, поглаживая ребенка по голове.
Господи! Чего только он сейчас не перечувствовал!
Нет, все-таки он ее придушит! Свершит такое благое дело!
– Умеете вы с детьми «правильно» общаться, – упрекнула Дениса Вика.
– Зато вы своей тонкой организацией все запутали! – почти весело парировал он.
Егор посмотрел ей в глаза поверх Степкиной головы, готовый обвинять, упрекать, высказать непонятное и злое, что кипело у него внутри, и вдруг понял со всей отчетливой ясностью, что не прав, что на самом деле обстоятельства не так просты и однозначны, как он себе представлял. Не стала писать, пропала, тоже, кстати, без вести, и все! Было в ее взгляде нечто – и такое же обвинение, и боль, и обида.
Почему? Подожди, подожди, Князев, а что ты о ней знаешь?
А собственно, действительно, что он знает?
Как она жила эти годы? Уж точно не уходила от него к другому мужчине – вряд ли беременные барышни проводят время в веселых романтических свиданиях.
Между прочим, беременная его ребенком!
Так почему, какого черта она не писала, не сообщила ничего? Куда вообще делась из его жизни?
Что-то сверкнуло у нее в глазах, может, слеза, а может, злость и решительность.
– Очень хорошо! – твердо заявила Виктория Шалая. – Воссоединение состоялось! Денис, вы беретесь за расследование?
– Да! – посмеиваясь, отдал честь Денис.
– Предупреждаю: никаких отодвиганий меня в сторону не будет, и никаких обсуждений только с Егором! Как я понимаю, вы собираетесь завтра побеседовать с Вениамином Андреевичем?
– Почему вы так решили? – спросил Денис.
– Потому что я бы начала именно с этого, – пояснила она.
– Вы правы, собираюсь.
– Вот и славно! Я буду присутствовать при разговоре!
– Это зачем? – спросил Денис.
– Потому что пока я вам не очень доверяю. Я вижу, что вы для себя до конца не решили, верить мне или нет. Хочу, знаете ли, слышать ответы из первых уст!
– Ладно, – согласился Денис. – Так даже лучше, очная, так сказать, ставка.
– Вот и договорились! – Она повернулась к Егору: – После ужина ему надо сходить в туалет, умыться, почистить зубы, переодеться в пижаму и спать.
И, раздав «всем сестрам по серьгам», она подошла к Егору, державшему на руках Степку, и поцеловала сына в щечку.
– Спокойной ночи, солнышко! Слушайся папу, – споткнувшись на слове «папа», напутствовала воинственная мать.
– Мамочка, ты куда? – оживился Степка.
– Мне надо съездить в одно место.
Егор насторожился – куда это ее понесло на ночь глядя? Но удержался от вопросов.
– Возьми ключи, – спокойно предложил он.
– Спасибо, – буркнула Вика, выходя из кухни.
Вика разыскала Вовкин «ровер», припаркованный ночью Егором, и, аккуратно вырулив со стоянки, поехала колесить по Москве.
Ей очень хорошо думалось за рулем, особенно в такие часы: воскресенье, вечер, машин мало, и можно бездумно крутить по любимым улицам, расслабляясь и не мешая мыслям.
Вика чувствовала, что ей просто необходимо подумать и хотя бы ненадолго остаться одной. А эти пусть сами, мужской компанией разбираются.
«Очень хочется побыть папой? Так вперед! Давай зубы почисть ребенку, попку подотри, сказку на ночь расскажи, ответь на все бесконечные вопросы!»
Остановившись возле светофора, на красный, она поймала себя на ворчливой злости и удивилась.
«Странно, я же все эти годы хотела, чтобы у Степки был папа. Родной, любимый, именно этот папа. Так что же это я? Неужели ревную?»
Она кивнула, честно признаваясь самой себе: «И ревную такой вот внезапной прямо любви-прелюбви! И я ужасно, тяжело и безысходно обижена! Черт бы тебя побрал, Егор Князев!»
Когда они с трудом оторвались друг от друга, наверное сто раз поцеловавшись в прихожей «последним, прощальным» поцелуем и Вика закрыла за Егором дверь, она еле дотащилась до разгромленной кровати и плюхнулась на нее, сразу уснув. Утром, завтракая, она решила, что прямо сейчас напишет ему первое письмо: здорово же – он приедет на место и сразу получит письмо!
Егор написал адрес четкими печатными буквами, вернее, по большей части цифрами. Несколько раз он объяснял ей, что с ним можно связаться только посредством писем, ни по телефону, ни каким другим способом, к сожалению, это сделать невозможно. Он бы и мог до нее как-то хоть иногда дозваниваться, когда будет на основной базе, но у нее нет здесь телефона и нет сотового, значит, только письма.
У Вики в этой квартире, доставшейся ей от бабушки, увы, не было телефона, зато была полная свобода, а теперь и радостные воспоминания.
Егор предупреждал, что писать он сможет редко, что полевые госпитали находятся в такой… что ни в сказке сказать ни пером описать, а там только работа, работа и сон. Если повезет, то часов семь-восемь сна.
Вика слушала, перекладывала бумажку с загадочными цифрами, вместо названия города и улицы, с одного надежного места в другое, не менее надежное, а когда утром взяла лист в руки, то не знала, смеяться или плакать.
Листок был полностью залит красным вином, по большей части уже засохшим по краям.
Вино разлили, когда очередной приступ любви настиг их на полу и они задели небольшой сервировочный столик, на котором стояли бутылка и бокалы с недопитым вином. Этот столик на колесиках имел потайной плоский ящичек, в котором и лежала заветная бумажка с адресом, надежно спрятанная Викой. Они убрали и вытерли последствия страстей с проливанием вина, но только теперь она обнаружила катастрофические потери.
Большую часть написанного гелевой ручкой было невозможно разобрать: осталось несколько четких цифр и какие-то намеки на остальные знаки.
«Ничего, попробую что-нибудь придумать!» – оптимистично решила Вика и села писать письмо.
Когда десятое письмо вернулось к ней с пометкой: «Указанный адрес не существует», оптимизма у нее поубавилось, но решимость осталась. Она так и эдак меняла цифры, стараясь угадать, что же там было написано, и улыбалась, представляя себе, как будет смеяться Егор, когда прочтет о ее мытарствах.
Она с нетерпением ждала от него письма – узнать, как у него там дела, все ли в порядке, и, наконец, получить правильный обратный адрес, обозначенный четко и ясно.
Поняв, что беременна, она примчалась к маме поделиться радостью! Опешив от такой новости, мама тяжело опустилась на стул и спросила:
– А кто у нас отец?
В восторженно-повествовательной форме Вика рассказала все, все, все!
И про знакомство, и про сутки невероятной любви, и про глупый конфуз с заветным листком, в восторженных, разумеется, тонах влюбленной до невозможности барышни.
– Значит, он в Африке и писем не пишет? – уточнила мама.
– Он предупреждал, что будет редко писать, у него нет возможности!
– А ты не знаешь точного адреса, потому что залила листок вином? – продолжила мягкий допрос мама.
– Ну да! – согласилась Вика. – Но это ерунда! Скоро придет письмо, я узнаю точный адрес, и все разрешится!
– Да что разрешится?! – всплеснула руками мама, не выдержав.
– Ты что, не рада? – спросила Вика, не веря в такую возможность.
– Чему? Тому, что у тебя будет ребенок? Рада! Даже очень! Это же прекрасно! Но тому, что у него нет отца, конечно, не очень!
– Почему нет? – возмутилась Вика.
– Ты только не расстраивайся, тебе сейчас вредно волноваться! Но прости, родная: случайно встретились у незнакомых людей, сутки провели вместе, а потом выясняется, что он уезжает в Африку и с ним никак нельзя связаться! Это очень похоже на простой мужской обман!
– Нет! – решительно отвергла такую возможность Вика. – Нет! Ты же не знаешь, какой он, и не знаешь, как это у нас было!
– Подозреваю, что замечательно, но в данный момент это выглядит как обычный обман мужчины-афериста!
– Мам! Ну что ты? – расстроилась Вика ее непониманием.
– Ладно, ладно! – поспешила успокоить ее мама. – Посмотрим.
Но писем от него не было.
Вика долго скрывала свою беременность от Ольги, сама не зная почему, но время шло, животик становился все заметнее, и она рассказала подруге, а заодно попросила узнать через Елену Александровну у ее мужа Сергея адрес Егора.
Ольга, сложив руки замочком, прижала их к груди и громко заплакала, не обращая внимания на людей, находящихся в кафе, где они встретились поговорить.
– Чего ты ревешь? – спросила Вика, удивившись.
– Викуля, они уехали в Америку месяц назад, работать по контракту, на год. Как же теперь быть? – плакала Ольга.
Как быть, как быть?
Вика не знала, как быть.
В те сутки они словно сошли с ума. Они о многом говорили, рассказывали о детстве, учебе, работе. Шептались, поверяя друг другу детские секреты и подростковые страсти-мордасти; хохотали, вспоминая веселые истории своих биографий, болтали всякую ерунду! Они наговорили целые горы, а вот дать и записать адреса и телефоны – он свой, где жил с родителями, она мамин – даже не подумали и не вспомнили.
Вика уговорила Ольгу пойти с ней для моральной поддержки в Минздрав. Она записалась на прием по общим вопросам. Долго что-то мямлила и объясняла суровой тетечке в строгом костюме, та, хмыкнув, отослала ее в другой кабинет, где такой же суровый дядечка обругал ее последними словами и растолковал, что это не совсем по их ведомству, что, даже если бы она была женой, никто не имеет права давать ей такую информацию. Это государственная тайна!
Какая такая тайна, Вика не поняла, но то, что адреса она не получит, поняла очень даже хорошо. От-чет-ли-во!
Однажды, придя с работы, она застала маму расстроенной и растерянной.
– Что случилось? – с порога спросила Вика, сразу предположив все самое плохое.
– Я и не поняла, что случилось!
– Мам, не пугай меня, быстро рассказывай!
– Я пришла к тебе, чтобы заняться антресолями, надо барахло оттуда вытащить, выбросить ненужное.
– Да я помню, что ты объясняешь! – торопила Вика.
– Так вот! Позвонили в дверь, я открыла, стоит мужчина, не пугайся, не твой Егор, постарше, лет пятьдесят на вид. Очень приличный мужчина.
Мама, доброжелательно улыбнувшись, спросила:
– Вам кого?
– Извините, что потревожил. А Виктория Борисовна дома?
– Нет, – удивилась мама, – она еще не вернулась с работы. Вы проходите, она скоро придет.
– Нет, нет, благодарю! А вы кто ей будете, извините за вопрос?
– Я ее мама, Вера Николаевна, а вы кто?
– Я, да так… скажите, Вера Николаевна, у нее все в порядке?
– Да, с ней все хорошо. – Мама начала нервничать, не понимая, к чему все эти вопросы.
– У нее никаких неприятностей? Как она себя чувствует?
– Вы доктор?
– Да, я врач.
– У Вики нет никаких неприятностей, у них все в полном порядке.
– У них? – уточнил врач.
– Ну да, у них! – Мама совсем растерялась, не зная, что и думать.
– Извините еще раз, до свидания.
– Подождите, а что вы хотели? Если вам нужна Вика, она с минуты на минуту придет.
– Нет, нет, спасибо, я узнал, что хотел.
И он быстренько стал спускаться по лестнице, поклонившись на прощание.
– Мам, почему ты открываешь незнакомым людям? – возмутилась Вика. – Вот чего он хотел, кто он вообще такой, зачем я ему понадобилась?
– Не знаю, я решила, что он какой-нибудь добросовестный доктор из женской консультации и зашел узнать, как у тебя дела! Я не могу ничего другого предположить!
– Мам, мой доктор в консультации женщина! И что теперь думать?
– Викуля, ты не волнуйся, на вид это очень приличный мужчина, не похож на мошенника.
– Все мошенники на вид очень приличные люди!
– Тем более надо поскорее продать квартиру!
Они с мамой решили продать бабушкину квартиру – жить-то на что-то надо, ребенка растить уж больно дорогое удовольствие, а то, что они будут жить вместе, даже не обсуждалось, подразумеваясь само собой.
А как же иначе?
Квартиру эту Вика обожала!
Она любила все вещи в ней, с каждой из которых было связано особое воспоминание, любила запах и дух этого дома. Бабушкин дух!
Бабушку, мамину маму Аллу Илларионовну, Вика тоже обожала, всей душой! Бабуля была неунывающей оптимисткой! Из той старой, почти не оставшейся московской интеллигенции.
Она была искусствоведом.
– Это очень подходящая профессия для жены ученого, или дипломата, или высокопоставленного чиновника, – смеялась бабуля. – Обтекаемая! Можно в музее пристроиться, можно книги по искусству писать, а можно ни черта не делать и умничать от души!
Но дедушка не относился ни к одной из перечисленных профессий. Он работал инженером на крупном заводе. Директором не стал и особо не стремился к этому, но до первого заместителя дослужился. Дедушка умер давно, Вика никогда его не видела и мало что о нем знала.
Зато у нее была необыкновенная бабушка!
А у бабушки имелись подруги. Они дружили с детства и вместе прожили и пережили все ужасы истории родимого Отечества того периода.
Каждую пятницу у них был преферанс! И это было священнодействие!
Бабушка делала уборку во всей квартире, потом покрывала большой круглый стол в гостиной зеленой суконной тканью, выкладывала на него новую, нераспечатанную колоду карт, ставила на стол коньяк в хрустальном графинчике, малюсенькие рюмочки, пепельницы. Две ее подруги курили постоянно.
На время преферанса отключался телефон, и на звонки в дверь никто из подруг не обращал внимания.
Они играли!
Все, что связано с бабушкой, было для Вики окрашено в светлые, летние тона! Всегда радостные, немного загадочные, веселые и сияющие!
Бабушка обладала замечательным, каким-то искрящимся юмором и мудростью, не раз помогавшей и спасавшей Вику от ее проблем.
Когда бабуля умерла, Вика не знала, куда деваться от горя, ей казалось, что с бабушкиной смертью у нее забрали часть жизни, и света, и радости. Когда боль немного отпустила, Вика переселилась в бабулину квартиру, не изменив в ней ничего, даже не передвинув ни одной мелочи! Так ей казалось, что она ближе к бабушке.
Когда стал насущный вопрос о продаже этой квартиры, у Вики разрывалось сердце, ей казалось, что она предает бабулю, и себя, и… Егора!
Она оттягивала, как могла, этот момент, надеясь, что Егор появится, но мама торопила: надо успеть сделать ремонт до рождения ребенка, купить все необходимое для него. Когда прошло полгода, Вика сдалась и с тяжелым сердцем занялась продажей.
Но когда они уже продали квартиру, она пришла к новым хозяевам. Ей открыла пожилая, тучная, малоприятная женщина.
– Здравствуйте, – поспешила объяснить цель своего визита Вика, – я бывшая хозяйка этой квартиры.
– Забыли какие-нибудь вещи? – насторожилась женщина.
– Нет, нет. Скажите, никто не приходил, не спрашивал про бывших жильцов?
– Нет, никого не было.
– Я оставлю вам наш адрес и телефон, если кто-то придет и спросит, пожалуйста, передайте, это очень важно.
– Ладно, – пообещала женщина и, взяв листок, захлопнула дверь.
Егора Вика увидела четыре года спустя на стоянке у «Рамстора».
«Может, с ним там что-то случилось в этой Африке? Я же ничего о нем не знаю! Может, он вообще не мог написать? А если он так же, как я, ждал, ждал, ждал от меня писем, а их не было, не было, не было! Если предположить, что он все время ждал письма и ни разу его не получил, что он должен был думать? Да к черту! Ну, никаким боком мне сейчас эти переживания!»
Ничего не надумав и устав от всего на свете, Вика вернулась назад к дому. Поставив машину на стоянку, она вошла в подъезд. Охранник был другой, не вчерашний, он уже приподнялся со стула, чтобы ринуться защищать грудью покой жильцов, но Вика так на него глянула, что хлопец быстренько пристроил свой зад на место и опустил очи долу.
Она постаралась как можно тише войти в квартиру, чувствуя себя немного виноватой за то, что пришла поздно, а у него завтра работа и операция, и, скорее всего, он ложится пораньше.
А кстати, где его жена?
Она включила свет и увидела Егора, стоявшего в прихожей, подпирая плечом стену.
– Тебе вообще-то не стоило садиться за руль, особенно после тех уколов, которые я тебе сделал.
– Слушай, а где твоя жена? – вместо ответа, спросила Вика.
– Я не женат.
Вика молча указала рукой на изящные домашние дамские шлепки с розовой опушкой и на курточку, не менее изящную и тоже дамскую, висящую на вешалке.