Да будет праздник Амманити Никколо

1

За столиком пиццерии “Джерри-2” в Ориоло-Романо собрались Звери Абаддона.

Их предводитель, Саверио Монета по кличке Мантос, нервничал.

Дела были плохи. Если не восстановить контроль над сектой, сегодняшняя сходка Зверей вполне могла оказаться последней.

Началось все с Паолино Шалдоне по кличке Жнец. Он ни с того ни с сего бросил их и переметнулся к Сынам Апокалипсиса, группе сатанистов из Павии. Несколько недель спустя Антонелло Аньезе по прозвищу Мольтен купил подержанный “Харлей-дэвидсон” и примкнул к Ангелам Ада в Субиако. А потом еще и Пьетро Фаучи по кличке Ноосферату, правая рука Мантоса и отец – основатель Зверей, женился и открыл магазин слесарного инструмента в Абетоне.

Они остались вчетвером.

Нужно было провести с адептами очень серьезный разговор, укрепить их боевой дух и озаботиться вербовкой новых членов.

– Мантос, ты что будешь? – спросила Сильвиетта, весталка группы. Кожа да кости, глаза навыкате под тонкими, слишком высоко начерченными на лбу бровями. В ноздре и посередине нижней губы по серебряному колечку.

Саверио мельком взглянул в меню:

– Не знаю… Маринару? Нет, не стоит, от чеснока изжога потом начнется… Ладно, давай папарделле.

– Их тут делают по-простецки, но вкусно! – одобрил выбор шефа Роберто Морсилло по кличке Мердер, толстяк ростом под два метра, с длинными, выкрашенными в черный цвет волосами и в заляпанных очках на носу. На нем была рваная футболка группы Slayer. Родом из Сутри, изучал право в Риме и подрабатывал в супермаркете “Брикоцентр” в Ветралле.

Саверио оглядел учеников. Несмотря на то что все разменяли тридцатник, выглядели они как тусняк горе-металлистов. А ведь он только и делал, что внушал: “Вы должны выглядеть как нормальные люди, чтоб я больше не видел этих пирсингов, татуировок, заклепок…” Но все впустую.

“Других у меня нет”, – со вздохом подумал он.

Мантос поднял глаза и наткнулся на свое отражение в зеркальной рекламе пива “Моретти”, висящей на стене за стойкой пиццерии. Сухопарый, метр семьдесят два, очки в металлической оправе, темные волосы с аккуратным пробором налево. Застегнутая на все пуговицы синяя рубашка с короткими рукавами, темно-синие вельветовые штаны и пара кожаных мокасин.

“Обычный парень”. Как все великие паладины Зла: Тед Банди, Андрей Чикатило, Джеффри Дамер – каннибал из Милуоки. Люди, которым ты не подал бы и лиры, повстречай их на улице. А они-то и были избранными сынами Дьявола.

“Что бы сделал на моем месте Чарли Мэнсон, имей он таких непутевых учеников?”

– Учитель, нам надо с тобой поговорить… Мы тут подумали насчет секты… – опередил его Эдоардо Самбреддеро по кличке Зомби, четвертый член группы, тощий тип, которому нельзя было чеснок, шоколад и газированные напитки, потому что его с рождения мучили спазмы пищевода. У себя в Манциане он помогал отцу – электрику. – Формально мы как секта не существуем.

Саверио догадывался, куда клонит ученик, но сделал вид, что не понимает:

– Ты о чем?

– Когда мы принесли клятву на крови?

Саверио пожал плечами.

– Пару лет назад.

– В интернете, например, о нас никто не вспоминает. А о Сынах Апокалипсиса твердят повсюду, – прошептала Сильвиетта так тихо, что никто ее не услышал.

Зомби принялся буравить себе хлебной палочкой лоб:

– Что мы устроили за все это время?

– Из всего обещанного тобой – что мы организовали? – подхватил Мердер. – Человеческих жертвоприношений так и не было, а ты говорил, что их будет тьма. А обряды посвящения с девственницами? А сатанистские оргии?

– Положим, человеческое жертвоприношение было, и еще какое, – раздраженно возразил Саверио. – Может, оно и не удалось, но обряд мы совершили. И оргию тоже. В ноябре прошлого года Мердер в поезде по пути в Рим познакомился с Сильвией Бутти, студенткой факультета психологии из провинции. У них нашлось много общего: любовь к команде “Лацио”, фильмы ужасов, Slayer, Iron Maiden и вообще старый добрый хеви-метал восьмидесятых. Они начали общаться в чате и встречаться на виа дель-Корсо по субботам после обеда.

Идею принести Сильвию Бутти в жертву Сатане в лесу под Сутри подал Саверио.

Имелась лишь одна загвоздка. В жертвы годилась только девственница.

Мердер за это поручился:

– Чего я с ней только не вытворял, но, когда попытался трахнуть, получил отпор.

– Тебе не приходило в голову, – хихикнул Зомби, – что, может, она просто не хочет трахаться с таким жирдяем?

– Кретин, она дала обет целомудрия. Эта девица стопроцентная девственница. И потом, уж извините, если вдруг и нет, что тут такого страшного?

Саверио, наставник и теоретик группы, встревожился:

– Ничего хорошего, знаешь ли. Жертвоприношение окажется бесполезным или, еще хуже, обернется против нас. Силы ада, не получив желаемого, могут ополчиться на нас и уничтожить.

После многочасовых обсуждений и поисков в интернете Звери постановили, что непорочность жертвы не является решающим моментом. После чего разработали план.

Мердер пригласил Сильвию Бутти на пиццу в Ориоло-Романо. Там он устроил ей ужин при свечах: рисовые крокеты, треска в кляре и огромная кружка пива, в которой растворил три таблетки рогипнола. К концу ужина студентка едва держалась на ногах и бормотала что-то невразумительное. Мердер погрузил ее в машину и под предлогом встречи рассвета на озере Браччано отвез ее в Сутрийский лес. Звери Абаддона соорудили там из блоков туфа жертвенный алтарь. Девушку, в полубессознательном состоянии, раздели и положили на него. Саверио призвал Сатану, отрубил голову курице и окропил свежей кровью голое тело студентки, после чего все ее отымели. Затем вырыли яму и закопали девицу заживо. Обряд был совершен, секта начала свой путь по мрачным просторам Зла.

Затруднение возникло три дня спустя. Звери выходили из кинотеатра “Фламинго”, посмотрев фильм “Не открывайте ту дверь. Начало”, и тут обнаружили Сильвию. Закланная жертва сидела на садовой скамейке и уплетала пиццу. Она смутно помнила подробности вечера, но у нее осталось впечатление, что провела она его неплохо. Очнувшись и обнаружив себя закопанной, рассказала Сильвия, она просто разрыла землю и выбралась на поверхность.

Саверио зачислил Сильвию в официальные жрицы секты. Несколько недель спустя она переехала жить к Мердеру.

– Да уж, оргию вы устроили, – смущенно кивнула Сильвиетта. – Вы мне сто раз о ней рассказывали.

– Да, но ты не была девственницей. Следовательно, чисто технически месса не состоялась… – возразил Зомби.

– Да с чего вы вообще взяли, что я девственница? Первый раз я…

Саверио ее прервал:

– Как бы то ни было, это был сатанистский обряд…

– Ладно, с жертвоприношением понятно, – отрезал Зомби. – Кроме него, что мы сделали?

– Перерезали горло куче овец. Так или нет?

– А еще?

Мантос невольно повысил голос:

– Еще?! Еще надписи на эстакаде в Ангуиллара-Сабациа!

– Ну-ну. А ты знаешь, что Паолино с парнями из Павии вспорол брюхо монашке?

Единственное, что сумел сделать предводитель Зверей Абаддона, – это осушить залпом стакан воды.

– Мантос? Ты меня слышал? – Мердер поднес руку к уху. – Они вспороли брюхо пятидесятивосьмилетней монашке.

Саверио пожал плечами:

– Пустые россказни. Паоло хочет нас поддеть, он жалеет, что ушел. – Но что-то ему подсказывало, что это не пустые россказни.

– Ты новости смотришь или нет? – не отставал Мердер. – Помнишь ту монашку из Кайанелло, ее обезглавленное тело нашли под Павией?

– Ну и?..

– Это сделали Сыны Апокалипсиса. Они подобрали ее на автобусной остановке, а потом Куртц секирой отрубил ей голову.

Саверио терпеть не мог Куртца, главаря павийских Сынов Апокалипсиса. Вечно первый ученик. Вечно всех затыкал за пояс. Браво, Куртц! Ты лучше всех!

Саверио провел ладонью по лицу:

– Ладно, народ… Не забывайте все же, что у меня был довольно тяжелый период. Рождение близнецов. Проклятая ссуда за новый дом.

– Кстати, как там малыши? – спросила Сильвиетта.

– Это две прорвы. Жрут и срут. И по ночам спать не дают. Еще и краснуху подхватили. Прибавьте к этому, что отцу Серены прооперировали шейку бедра, и теперь вся мебельная фабрика висит на мне. Скажите, как тут заниматься делами секты?

– Слушай, у тебя в магазине есть что-нибудь за полцены? Надо прикупить трехместный диван, мой мне кот испоганил, – спросил Зомби.

Предводитель Зверей не слушал, он думал о Куртце Минетти. Метр с кепкой. Профессия – кондитер. При этом уже успел поджечь продавца “Кирби”, а теперь вот снес голову монашке.

– Что тут говорить, неблагодарные вы существа. – И он указал пальцем на каждого. – Я расшибся в лепешку ради секты. Если бы я не посвятил вас в культ преисподней, вы бы так и продолжали читать “Гарри Поттера”.

– Да, Саверио, но и ты нас пойми. Мы верим в нашу группу, но так не может больше продолжаться. – Мердер нервно хрустнул хлебной палочкой. – Давай забудем все и останемся друзьями.

Предводитель Зверей раздраженно хлопнул ладонями по столу.

– Вот что. Дайте мне неделю. Уж в этом-то вы мне не откажете.

– И что ты намерен делать? – спросила Сильвиетта, теребя колечко на губе.

– Я разрабатываю суперакцию. Очень опасную миссию… – Он сделал паузу. – Только потом чур не идти на попятную. Болтать-то все мастаки. А как дойдет до риска… – Он сделал жалобный голосок: – “Не могу, извини… У меня семейные проблемы, мать болеет… Я должен работать”. – Тут Саверио выразительно посмотрел на Зомби, тот виновато понурил голову над тарелкой. – Нет. Рискуют все на равных.

– Не расскажешь нам чуть-чуть? – робко спросил Мердер.

– Нет! Могу вам только сказать, что это операция, которая враз вознесет нас на вершину топ-листа сатанистских сект Италии.

Сильвиетта коснулась его запястья:

– Мантос, ну, пожалуйста, расскажи хоть что-нибудь. Я сгораю от любопытства…

– Я же сказал – нет! Потерпите. Если через неделю я не принесу вам серьезный проект, тогда всем спасибо, пожмем друг другу руки и распустим секту. Идет? – Саверио поднялся на ноги. Черные глаза будто налились кровью, отражая огонь, играющий в печи пиццерии. – Теперь воздайте почести учителю!

Адепты склонили головы. Их предводитель возвел глаза к потолку и широко развел руки.

– Кто ваш духовный отец?

– Ты! – хором ответили Звери.

– Кто начертал Скрижали Зла?

– Ты!

– Кто преподал вам Литургию Тьмы?

– Ты!

– Кто заказывал папарделле с зайчатиной? – спросил официант, подошедший с веером дымящихся тарелок в руках.

– Я! – протянул руку Саверио.

– Осторожно, горячо.

Предводитель Зверей Абаддона уселся и в молчании принялся за еду.

2

В полусотне километров от пиццерии “Джерри-2”, в Риме, столице Италии, раритетная трехскоростная “веспа”, тарахтя, взбиралась по Монте-Марио. На ней сидел известный писатель Фабрицио Чиба. Он встал на светофоре, а на зеленый свет повернул на виа делла-Каммиллучча. Проехав два километра, он затормозил перед распахнутыми железными воротами. Рядом висела латунная табличка с надписью “Вилла Малапарте”.

Чиба включил первую передачу и приготовился было одолевать поднимающуюся вверх к усадьбе гравийную дорожку, как перед ним выросла горилла, втиснутая в серый фланелевый костюм:

– Эй! Извините! Вы куда? У вас есть приглашение?

Писатель снял шлем-котелок и принялся рыться в карманах мятой куртки.

– Боюсь, что нет… Похоже, оставил дома. Громила перекрыл путь, широко расставив ноги:

– Тогда вам сюда нельзя.

– Меня пригласили на…

Вышибала вытащил листок и нацепил маленькие очки в толстой оправе:

– Как, вы сказали, ваше имя?

– Я еще не сказал. Чиба. Фабрицио Чиба.

Тип стал проверять список, водя по нему указательным пальцем и отрицательно покачивая головой.

“Он меня не узнал”. Фабрицио это не то чтобы очень задело. Ясно, что этот мордоворот книг не читает, но, черт побери, телевизор-то он смотрит? Чиба вел в среду вечером по третьему каналу передачу под названием “Преступление и наказание” – как раз для таких типов.

– Сожалею. Ваше имя в списке не значится.

Писатель приехал сюда на презентацию нового романа нобелевского лауреата Сарвара Соуни “Жизнь в мире”, опубликованного “Мартинелли” – тем же издательством, где печатался и он сам. В возрасте семидесяти двух лет, написав два тома толщиной с учебник римского права, Соуни получил премию Шведской академии. Чиба должен был принимать гостей на пару с Джино Тремальи, заведующим кафедрой англо-американской литературы в римском университете Сапиенца, но старого зануду позвали лишь затем, чтобы придать мероприятию официальности. Препарировать роман и растолковать его сокровенные тайны римской публике предстояло Фабрицио, общепризнанному знатоку и любителю высокой культуры.

Чиба начинал всерьез заводиться:

– Послушай. Если ты оставишь в покое список и глянешь в приглашение, такой белый листочек прямоугольной формы, которого у меня, к несчастью, с собой нет, то обнаружишь там мое имя, поскольку именно я – ведущий вечера. Если хочешь, я уйду. Но когда меня спросят, почему я не пришел, я скажу, что… Твоя фамилия как?

К счастью, тут материализовалась одна из распорядительниц, со светлым каре и в синем костюме. Увидав за рулем старинного мотороллера своего любимого писателя, с этим его непослушным вихром и огромными зелеными глазами, она чуть не упала без чувств:

– Пропусти его! Сейчас же! – заверещала она. – Ты что, не видишь? Это Фабрицио Чиба! – Затем на не гнущихся от волнения ногах она подошла к писателю: – Страшно извиняюсь. Господи, как неловко! Я сгораю со стыда! На секундочку отошла, а тут вы… Простите, ради бога… Я…

Фабрицио одарил девушку удовлетворенной улыбочкой.

Хостесс посмотрела на часы:

– Уже очень поздно. Вас наверняка заждались. Езжайте, езжайте, прошу вас. – Она ткнула вышибалу и, когда Фабрицио проезжал мимо, крикнула ему вслед: – Подпишете мне потом книгу?

Чиба оставил “веспу” на парковке и направился к вилле легкой походкой бегуна на средние дистанции.

Фотограф, до сих пор маскировавшийся в тени лавровой изгороди, показался на аллее и побежал ему навстречу:

– Фабрицио! Фабрицио, ты меня помнишь? – Он догнал писателя. – Мы как-то ужинали в Милане в той остерии… “Общество мореходов”… Я тебя пригласил в свое даммузо на Пантеллерии, и ты сказал, что, может, и приедешь…

Писатель поднял бровь и изучающе поглядел на облезлого стилягу, со всех сторон обвешанного фотоаппаратами:

– Конечно помню, дружище… – Чиба понятия не имел, что это за тип. – Только сейчас поздно, извини. В другой раз. Меня ждут…

Фотограф не отставал:

– Слушай, Фабрицио, пока я чистил зубы, мне пришла в голову гениальная мысль: щелкнуть тебя пару раз на незаконной свалке…

Редактор “Мартинелли” Леопольдо Малаг и руководитель пресс-службы Мария Летиция Каллигари уже поджидали Чибу в дверях виллы Малапарте, поторапливая его жестами.

Фотограф, с пятнадцатью кило аппаратуры на шее, с трудом поспевал за ним, но не сдавался:

– Необычная… сильная вещь… Горы мусора, крысы, чайки… Понимаешь? Пятничный выпуск “Репубблики”…

– В другой раз, извини. – И Чиба сделал последний рывок к тем двоим.

Фотограф, обессилев, остановился, схватившись за селезенку:

– Я могу позвонить тебе на днях?

Писатель не удостоил его ответа.

– Фабрицио, ты в своем духе… Индиец уже час как здесь. Этот зануда Тремальи хотел начать без тебя. – Малао подталкивал Чибу в сторону зала, а Каллигари тем временем заправляла ему рубашку в штаны, бормоча:

– Господи, как ты одет! Вид как у оборванца. Зал битком набит. Даже мэр тут. Застегни ширинку.

Фабрицио Чибе был уже сорок один год, но он для всех был “молодым писателем”. Этот эпитет, регулярно повторяющийся в печати и других массмедиа, оказывал чудотворное действие на его внешность. Фабрицио нельзя было дать больше тридцати пяти. Худой и подтянутый без всяких спортзалов. Напивался каждый вечер, но живот оставался плоским как доска.

Полная противоположность своего редактора, Леопольдо Малаго по прозвищу Лео. Малаго было тридцать пять лет, а выглядел он самое меньшее на десять лет старше. Волосы он растерял в юные годы, череп покрывал тонкий пушок. Позвоночный столб искривился, переняв очертания спинки кресла от Филиппа Старка, в котором Лео проводил по десять часов в день. Щеки сделались дряблыми и скорбными складками нависали над тройным подбородком. Бороде, которую он себе отрастил, не хватало густоты, чтобы скрыть от глаз эту бугристую область. Пузо круглилось, словно накачанное насосом. “Мартинелли” не считалось с расходами в том, что касалось питания своих редакторов. Благодаря особой кредитной карте они могли под видом деловых обедов для писателей, бумагомарателей, поэтов и журналистов производить опустошительные набеги на самые шикарные рестораны. В результате такой политики редакторы “Мартинелли” представляли собой сборище ожиревших гурманов, в венах которых молекулы холестерола плавали целыми звездными скоплениями. В общем, Лео, несмотря на изящные очки в черепаховой оправе и бороду, делавшие его похожим на нью-йоркского сефарда, и на мягкие костюмы болотного цвета, в любовных делах приходилось рассчитывать скорее на свою должность, отсутствие предрассудков и твердолобую настойчивость. Другое дело женщины в “Мартинелли”. Они приходили в издательство невзрачными секретаршами и за годы на боевом посту непрерывно совершенствовали свои прелести благодаря огромным вложениям в их внешность. В пятьдесят лет, особенно на ответственных должностях, они становились лощеными красотками без возраста, показательный пример чего как раз являла собой Мария Летиция Каллигари. Никто не знал, сколько ей лет. Кто говорил, что ей шестьдесят, но она хорошо сохранилась, а кто – что тридцать, но она кажется старше своих лет. У нее никогда не было с собой документов. Злые языки утверждали, что она не водит машину, чтобы не носить права в сумочке. До Шенгенского соглашения на Франкфуртскую книжную ярмарку она ездила одна, чтобы никто не мог подглядеть ее паспорт. Но однажды она все-таки допустила оплошность. Как-то вечером на Туринском книжном салоне она проговорилась, что была знакома с Чезаре Павезе[2].

– Ради бога, Фабрицио, не нападай сразу на беднягу Тремальи, – попросила его Мария Летиция.

– Давай, вперед. Разбери нам индийца по косточкам. – Малаго подтолкнул Фабрицио к конференц-залу.

Чиба имел в запасе трюк, чтобы подзарядиться перед выходом на арену. Он думал о Мухаммеде Али, великом боксере, о том, как тот выбегал на ринг с криками: “Я его уничтожу! Я уложу его раньше, чем он успеет взглянуть на меня”. Фабрицио пару раз подпрыгнул на месте, размял шею, взлохматил волосы и, заряженный как батарейка, вошел в большой, расписанный фресками зал.

3

Предводитель Зверей Абаддона сидел за рулем своего “форда-мондео”, застрявшего в пробке в сторону Капраники. Расположенные на этом отрезке трассы торговые центры работали допоздна, отчего здесь всегда были заторы. Обычно стоять в пробке Саверио не слишком утомляло, это был единственный момент в течение дня, когда он мог спокойно подумать о своих делах. Однако сейчас он страшно опаздывал. Серена ждала его к ужину. И еще надо было заехать в аптеку за жаропонижающим для близнецов.

Саверио думал о собрании. Ситуация складывалась скверная, и, как обычно, он сам нажил себе эту головную боль. Зачем было говорить Зверям, что если через неделю он не принесет проект, то распустит секту? У него не было на сей счет самой завалящей идеи, а для подготовки сатанистской акции, как известно, требуется время. Последнее время он пытался что-нибудь придумать, но безрезультатно. На фабрике этот месяц распродаж был сущим адом. С утра до вечера торчать там со старикашкой, который начинал доставать тебя, только ты пытался перевести дух.

То есть одна мыслишка было появилась: осквернить кладбище Ориоло-Романо. На первый взгляд – отличная операция. Если все грамотно провернуть, могло получиться вполне сносно. Но, поразмыслив получше, Саверио решил оставить эту мысль. Во-первых, перед кладбищем двигается нескончаемый поток машин, значит, идти туда надо поздней ночью. Ограждение выше трех метров и сверху усыпано осколками бутылок. У ворот тусуются шайки подростков и иногда вдобавок стоит фургончик с горячими закусками. На территории кладбища живет сторож, выживший из ума бывший карабинер. Действовать надо бесшумно, но, поднимая могильные плиты, вытаскивая гробы, доставая кости и складывая из них башни, поневоле какой-то шум произведешь. Саверио даже подумывал, не распять ли экс-карабинера головой вниз на фамильном склепе Мастродоменико, семьи его жены.

Слишком хлопотно.

Зазвонил сотовый. На дисплее высветилось: “СЕРЕНА”.

Саверио Монета опять наплел про партию турнира Dungeons & Dragons[3]. Уже давно, чтобы сохранить в тайне свою сатанистскую деятельность, он сочинял, что стал чемпионом ролевых игр. С этой басней он долго не продержится. Серена что-то подозревала и оттого терроризировала супруга вопросами, желая знать, с кем он играет, выигрывает или нет… Чтобы успокоить ее, однажды Саверио организовал у себя дома “игру” с участием Зверей. Но когда жена увидала Зомби, Мердера и Сильвиетту, то вместо того, чтобы успокоиться, она стала еще более скептичной.

Саверио сделал глубокий вдох и ответил:

– Дорогая, знаю, задерживаюсь, но я уже еду. Ужасные пробки. Наверное, где-то авария.

Серена ответила со свойственным ей тактом:

– Ты что, совсем сбрендил?

Саверио врос в сиденье “мондео”.

– Что такое? Что я сделал?

– Тут тип из DHL с огроменной посылкой. Требует триста пятьдесят евро. Говорит, что для тебя. Мне как – платить?

“О боже, привезли Дюрандаль”.

Саверио купил на интернет-аукционе точную копию меча Роланда, паладина Карла Великого. Легенда гласит, что до него меч принадлежал самому Гектору Троянскому. Но этот олигофрен Мариано, консьерж их дома, должен был перехватить курьера, чтобы Серена не узнала о мече.

– Да, да, заплати, как приеду, сразу верну тебе деньги, – сказал Саверио с притворным спокойствием.

– Ты спятил? Триста пятьдесят евро! Да что ты такое купил? – Серена обернулась к курьеру: – Вы не объясните, что там в коробке?

Страдая от выброса соляной кислоты, который жег ему стенки желудка, великий магистр Зверей Абаддона спрашивал себя, какого хрена он выбрал себе столь мучительную жизнь. Он сатанист. Человек, влекомый неведомым, темной стороной вещей. Но в этот момент темного и неведомого в его жизни только и было что причина, побудившая его в свое время броситься в объятия к этой гарпии.

– Так что в этом бауле? – спросила Серена посыльного из DHL.

Издалека послышался голос курьера:

– Послушайте, уже поздно. В накладной все указано.

Саверио тем временем стучал затылком по подголовнику и бормотал:

– Дурдом… дурдом…

– Тут указано, что отправитель – The Art of War, Казерта… Меч?!

Саверио закатил глаза и усилием воли подавил рвущийся наружу вой.

– Зачем тебе меч?

Мантос тряхнул головой. Правый зрачок поймал в фокус огромный щит справа от дороги.

ДОМ СЕРЕБРА. СВАДЕБНЫЕ СПИСКИ.

УНИКАЛЬНОЕ И ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ПОДАРОЧНОЕ СЕРЕБРО.

– Это подарок, Серена. Сюрприз. Как ты не поймешь? – Голос поднялся на пару октав.

– Но для кого? По-моему, ты свихнулся.

– Для кого? Для кого он мог бы быть?! Попробуй догадаться!

– Почем я знаю…

– Для твоего отца!

Секундное молчание.

– Моего отца?! И что он будет делать с этим мечом?

– Что, что… Над камином повесит, что же еще?

– Над камином? Ты имеешь в виду домик в горах? В Роккаразо?

– Ну.

Голос Серены мгновенно смягчился:

– Правда?.. Как трогательно… Не ожидала от тебя такой заботы об отце. Временами ты меня поражаешь, котик.

– Ладно, пока, нельзя в машине по сотовому говорить.

– Хорошо. Только приезжай поскорее.

Саверио закончил разговор и швырнул трубку в бардачок.

4

В конференц-зале виллы Малапарте было не протолкнуться. Люди стояли даже в боковых проходах. Несколько студентов сидело скрестив ноги прямо на полу перед столом выступающих. Другие устроились на подоконниках. Странно, что никто не висел на люстрах муранского стекла.

Как только первый из фотографов заметил писателя, защелкали вспышки. Триста человек разом обернулись, и на мгновение воцарилась тишина. Затем по рядам поднялся гул голосов.

Чиба шел, выдерживая на себе взгляды шестисот глаз. Он было замешкался, опустил голову, тронул мочку уха и сделал испуганный взгляд, стараясь выглядеть слегка неуклюжим и смущенным. Инопланетянин, телепортированный из пещер Венеры. Языком тела он недвусмысленно говорил: “Я величайший писатель на планете, однако же и мне случается опаздывать, потому что, несмотря ни на что, я нормальный человек, как ты и он”. Он выглядел в точности так, как хотел выглядеть. Молодой, беспокойный, витающий в облаках. В заношенном на локтях, явно вместо шкафа хранимом в банке из-под варенья твидовом пиджаке и бесформенных, на пару размеров больше нужного штанах (Фабрицио заказывал их себе в кибуце на Мертвом море), в жилете из благотворительного магазинчика в Портобелло, в старых Church’s на ногах, подаренных еще на защиту диплома, со слегка крупноватым для его лица носом и этой копной непослушных волос, спадающих на зеленые глаза. Звезда. Английский актер, наделенный даром писать как бог.

Шествуя к столу, Фабрицио изучил состав партера. Навскидку выходило десять процентов официальных лиц, пятнадцать процентов журналистов и фотографов, добрых сорок процентов – студенты, вернее, студентки с играющими гормонами, и тридцать пять – мымры на пороге менопаузы. Затем он прикинул процентное соотношение своих книг и книг индийца, прижимаемых к груди этими славными людьми. Элементарно. Его книга бледно-голубого цвета с кроваво-красным заголовком, у индийца книга белая с черными надписями. Больше восьмидесяти процентов обложек было небесного цвета! Чиба пробрался через последние ряды публики. Кто-то пожимал ему руку, кто-то по-братски хлопал по плечу, словно он вернулся с “Острова звезд”[4].

Наконец Чиба дошел до стола президиума. Индийский писатель сидел в центре. Он походил на черепаху, которую вынули из панциря и облачили в белую тунику. На безмятежном лице за стеклами очков в черной оправе отрешенно поблескивали небольшие глаза. Каскад ниспадающих на спин у черных волос позволял не спутать его с египетской мумией. Заметив Фабрицио, индиец слегка кивнул и сложил ладони в знак приветствия. Но внимание Чибы было приковано к сидящей рядом с Соуни особе женского пола. Возраст около тридцати. Помесь кровей. Полуиндианка, полуевропейка. Она могла бы быть фотомоделью, но изящные очки на курносом носике придавали ей вид молодой учительницы. Китайская палочка зафиксировала в художественном беспорядке длинные волосы. Отдельные пряди цвета мазута спускались на тонкую шею. Над острым подбородком спелой сливой рдел маленький рот с пухлыми рассеянно приоткрытыми губами. На ней была белая льняная блузка, расстегнутая ровно настолько, чтобы обнажилось прелестное декольте, не слишком маленькое и не слишком пышное.

“Третий номер”, – прикинул Фабрицио.

Руки бронзового цвета заканчивались тонкими запястьями в тяжелых медных браслетах. Пальцы же заканчивались покрашенными черным лаком ногтями. Усаживаясь на свое место, Фабрицио бросил взгляд под стол, чтобы увериться, что там у нее тоже все в порядке. Из-под темной юбки виднелись изящные ножки. Узкие ступни были перетянуты ремешками греческих сандалий, ногти на ногах того же оттенка, что и на руках. Кто эта богиня, снизошедшая с Олимпа?

Тремальи, сидевший слева, поднял строгий взгляд от своих листков.

– Что ж, синьор Чиба наконец удостоил нас своим появлением… – Он выразительно посмотрел на часы. – Полагаю, если вы, конечно, не против, что можно начинать.

– Я не против.

Говоря начистоту, уважаемый профессор Тремальи сидел у Фабрицио Чибы в печенках. Он никогда не нападал на него в своих язвительных рецензиях, но ни разу и не похвалил его. Для профессора Тремальи творчество Чибы попросту не существовало. Говоря о нынешней, (достойной всякого сожаления) ситуации в итальянской литературе, он начинал поднимать на щит каких-то писателишек, которых он один и знал и которые хорошо если продавали полторы тысячи экземпляров. Ни разу ни намека, ни ремарки в адрес Фабрицио. Наконец, однажды в интервью “Коррьере делла сера” на прямой вопрос “Профессор, как вы объясните феномен Чибы?” Тремальи ответил: “Если мы и должны говорить о феномене, то это феномен преходящий, одна из тех наводящих страх на метеорологов гроз, что проходят, не оставляя следов”. И уточнил: “В любом случае я в него не вчитывался”.

Фабрицио взвился, как бешеный пес, и бросился к компьютеру писать гневный ответ для первой страницы “Репубблики”. Но когда ярость улеглась, он стер файл.

Первое правило всякого настоящего писателя – никогда и еще раз никогда, даже на смертном одре, даже под пыткой, не отвечать на нападки. Все ждут, что ты попадешься в ловушку ответа. Нет, следует оставаться невозмутимым, как инертные газы, и недосягаемым, как альфа Центавра.

Однако Фабрицио испытывал жгучее желание подстеречь старика у дома, вырвать у него из рук эту его долбаную трость и сыграть ею на его башке, как на африканском барабане. Какая сладкая месть, к тому же это подогрело бы его славу прклятого писателя, типа, который на литературные нападки отвечает мордобоем, как настоящие мужчины, а не как хреновы интеллектуалы с их кислыми репликами на второй странице культурной хроники. Одна только загвоздка: этому хрычу семьдесят лет и он мог откинуть копыта прямо посреди бульвара Сомали.