Да будет праздник Амманити Никколо

28

Приветственный фуршет

Фабрицио Чиба вместе с другими приглашенными не избежал долгих проверок, подобных тем, которым подверглись Звери при входе на виллу. Писатель прошел через металлодетектор.

Когда очередь дошла до Сомаини, ей пришлось расстаться с сотовым телефоном.

– Что за балаган? – спросил писатель у сотрудницы службы регистрации.

Девушка объяснила, что Кьятти не хочет, чтобы прием стал публичным событием. Поэтому нельзя ни посылать фото и видео, ни общаться с внешним миром. По этой причине не получили аккредитацию журналисты.

– Не волнуйся, будут фотографы “Сорризи э Канцони”[17]. Кьятти предоставил им эксклюзивные права, – вполголоса поделилась Сомаини, которая была докой в этих делах.

Они вышли с пропускного пункта и оказались перед стоящим на монорельсе вагончиком в форме торпеды. На вагончике было написано: “VILLA ADA ENTERPRISE”.

Писатель и модель устроились на сиденьях из черной кожи. Из динамиков раздавался голос Луи Армстронга, поющего What a Wonderful World. Вместе с ними в вагон вошли Пако Хименес де ла Фронтера с длинными пергидрольными волосами и квадратной челюстью, сводящей с ума женщин. По случаю приема футболист был одет в блестящий смокинг и белую атласную майку. Его спутница, красотка из Монтополи-ди-Сабина со скульптурными формами, Тайя Тестари, с ног до головы была закутана в черную органзу, под которой угадывалось обнаженное тело.

Фабрицио отымел ее после большого гала-концерта на пятом канале, но он был так пьян, что помнил лишь, как она заехала ему по носу, то ли в порыве страсти, то ли за то, что он порвал ей платье.

К ним, в обществе экс-теледивы, присоединился и второй игрок из “Ромы” Миша Серов, оставлявший позади себя тошнотворный шлейф одеколона.

Симона Сомаини продолжала щебетать, прильнув к локтю Фабрицио Чибы и прижимаясь к нему бюстом. Писатель подозревал, что все это она делает, зная, что “Парамаунт” купил права на “Львиный ров”, и бог знает на что рассчитывая. Бедняжка не знала, что в том, что касалось фильма, его слово не имело никакого веса. Американцы даже не пожелали с ним встретиться. Его агенту они ответили, что не считают это необходимым. Они отвалили ему кучу денег при условии, что он не будет путаться под ногами.

Утопленный в спинку переднего кресла плоский экран ожил, и на нем визуализировалась физиономия Сальваторе Кьятти.

– Ой, вылитый Минос! – вырвалось у Симоны, от удивления она прикрыла рот рукой.

Фабрицио изумился. Он не ожидал, что актриса – знаток греческой мифологии.

– Минос?

– Да, мопс Диего Малары, моего парикмахера. Похож как две капли воды.

Актриса не ошибалась, торговец недвижимостью имел невероятное сходство с карликовым молоссом. Глаза навыкате, маленький приплюснутый нос, круглый череп, сидящий прямо на широких плечах. Совершенно гладкий, если не считать полоски серебристых волос над ушами.

– Добрый день, я Сальваторе Кьятти. Уверен, этот праздник поразит ваше воображение. Я и мои помощники приложили все усилия к этому. Теперь, пожалуйста, закройте глаза. Я не шучу, закройте их по-настоящему.

Пассажиры переглянулись между собой и, несколько смущенные, повиновались.

Голос Кьятти становился все слаще и слаще:

– Представьте, что вы снова дети. Вы одни в маленькой деревянной хижине, бабушка ушла в город. Внезапно в небе загромыхало. Вы открываете окно и что видите? На горизонте возник смерч и движется в вашу сторону. Вы бросаетесь лихорадочно закрывать ставни, запираете дверь, но вихрь мгновенно достигает дома и уносит вас в небо вместе с хижиной. Дом кружится, кружится, кружится… Торнадо поднимает вас ввысь, все выше и выше, выше радуги. – На втором плане тихо заиграла инструментальная версия Over the Rainbow. – Наконец оно мягко приземляет вас в новом, неведомом прежде мире. В мире, где нетронутая дикая природа живет в гармонии с людьми. Теперь вы можете открыть глаза. Добро пожаловать в земной рай. Добро пожаловать на виллу Ада. Держитесь крепче. Раз, два, три, поехали!

– О господи. – Симона Сомаини стиснула руку Фабрицио Чибы, когда поезд тронулся, пригвоздив их к спинкам кресел. Они на всех скоростях пронеслись несколько десятков метров по лесу, после чего рельс, как американская горка, изогнулся вверх, подняв их над кронами пиний. При их приближении поднимались в воздух стаи разноцветных попугаев, серые журавли и огромные стервятники с облезлыми шеями. Потом они плавно опустились и оказались посреди зеленого луга, на котором паслись стада гну, зебр, буйволов и жирафов, которых, казалось, нимало не беспокоил проезжающий мимо вагончик. Затем они выехали на небольшое плато, где рядом со стаей гиен дремал на солнце львиный прайд. Оттуда вниз по поросшему кустарником склону.

Пассажиры восторженно визжали, показывая руками на животных. В зеленых зарослях Фабрицио, как ему показалось, заметил обезьян. Вагончик сделал плавный вираж, подняв их на тридцатиметровую высоту. С этой точки открывалась полная панорама парка. Многоэтажки квартала Саларио и транспортная магистраль Олимпика едва виднелись по краям огромного зеленого массива.

В захватывающем дух спуске поезд скользнул над большим прудом, где стояли на якоре три плавучих дома. Торпеда пробороздила воду, подняв фонтан брызг и вопли пассажиров.

Симона была в восторге:

– Я даже на пиратских водопадах в “Гардаленде”[18] так не отрывалась.

Поезд повернул обратно по направлению к зданию с башенкой и итальянским садиком, живые изгороди которого создавали крупные геометрические узоры. Тут он резко затормозил и встал. Двери, шипя, открылись. На платформе их ждали сотрудницы группы обслуживания, раздававшие бинокли и буклеты с фотографиями диких обитателей парка.

– Где тут наливают? Мне нужен стаканчик бурбона, – сказал Чиба, удерживаясь от того, чтобы выразить все глубокое презрение, которое он питал в отношении Кьятти и этого фарса с зоосафари.

Что уж и говорить о сказочке в его исполнении, грубейшим образом слизанной с “Волшебника страны Оз”? Нет, это негодование он выпестует, рафинирует, сублимирует и затем, мощное, как ядерную бомбу, взорвет в разгромной статье для “Репубблики”.

При этой мысли он почувствовал себя лучше. Он, как и прежде, enfant terrible, с колким и ранящим, как блуждающий осколок, пером, которое поднимет-таки на воздух весь этот пафосный балаган.

29

В этот самый момент за хозяйственным блоком проходил брифинг Зверей Абаддона.

Мантос сидел на садовом тракторе.

– Итак, ученики, слушайте меня внимательно. – Он достал из рюкзака потрепанный атлас города. Послюнявив палец, он принялся листать его. – Это вилла Ада. – Мантос положил атлас на капот, и все склонили над ним головы. – Мы с вами здесь, на Королевской вилле. И, насколько я понял из программы, примерно через час начнутся три охоты. Они пройдут на трех различных маршрутах, в завершение чего каждая группа прибудет в полевой лагерь на ужин. После еды гости соберутся вместе на концерт Лариты. – Он щелкнул пальцами и стиснул зубы. – Увы, к тому времени Ларита уже давно будет принесена в жертву. Потому что мы похитим ее во время охоты.

Сильвиетта подняла руку.

– Можно сказать одну вещь?

Мантос терпеть не мог, когда его прерывают во время объяснений.

– Говори.

– По-моему, Ларита не будет участвовать в сафари. Я ее знаю. Она противница охоты. Даже кампанию устраивала.

Черт, о такой возможности он не подумал. Мантос сделал вид, что все предусмотрел.

– Отлично, Сильвиетта, эта гипотеза заслуживает внимания. Но мы не можем быть в этом уверены. Мы выясним это. И для этого мы должны быть как можно ближе к гостям и к Ларите. Мы должны переодеться в официантов.

– Слушай, Мантос, я только вот в одно не врубаюсь, – вмешался Зомби. – Кто тебе сказал, что во время охоты мы застанем ее одну? Кругом же будет куча народу.

На этот раз предводитель не был пойман врасплох.

– Молодец. Ты молодец! И знаешь почему, Зомби? Потому что ты, именно ты, – он показал на него пальцем, – сделаешь так, чтобы нас не поймали.

– Я? И как же?

– Ты же электрик, так?

Зомби почесал в затылке.

– Ну да.

– Вот и отлично. На закате ты отправишься на подстанцию, которую мы видели, как только вошли на виллу. Незаметно проникнешь туда и отключишь в парке электричество. Тут-то вступим мы. Под покровом темноты мы похитим мерзавку. Нам поможет вот это. – Из того же рюкзачка он достал флакончик с прозрачной жидкостью. – Это сильнодействующий анестетик, применяется в ветеринарии. Его дают лошадям. Две капли – и ты готов. А вот это я нашел у нас в мастерских. – Мантос показал трубку из жесткой пластмассы. Вырвав из атласа листок, он обернул его конусом вокруг трубки, затем вынул из куртки булавку и воткнул ее в кончик кулька. – Господа, перед вами духовая трубка. Аборигены Амазонии с этим смертоносным оружием ходят на охоту. В школе я был асом по стрельбе из трубки, меня звали Индейцем. Я усыплю Лариту и затем… – Он показал на карте высоты Форта Антенны. – Мы отнесем ее сюда. К развалинам древнеримского святилища. И здесь совершится жертвоприношение Сатане. – Он посмотрел каждому в глаза. – Хорошо. Полагаю, я все ясно объяснил. Есть вопросы?

Зомби поднял руку:

– Как мне провода перерезать, зубами, что ли?

– Спокойно, и на это есть решение. В коробке с кухонной утварью я видел громадные серебряные ножницы для разделки птицы. Возьмешь их. Еще вопросы?

Мердер робко поднял указательный палец.

– Говори.

Ученик глубоко вдохнул и решился.

– Я вот что… Хотел узнать, не передумал ли ты, случайно, насчет коллективного самоубийства.

– В каком смысле?

– Ну, в общем… Оно правда обязательно?

Мантос сжал кулаки, чтобы не взорваться.

– Значит, мы не поняли друг друга? Ты хочешь остаток жизни гнить в тюрьме? Я – нет. Мы им покажем кукиш. Они не смогут нас арестовать. Мы должны принести в жертву свои жизни, чтобы спастись и обессмертить себя. Хотите вы стать легендой или нет?

– Пожалуй… – признал Мердер.

Остальные молча кивнули.

– Прекрасно. Тогда мы можем переходить к пункту номер один нашего плана: Сильвиетта и Мердер отправляются добывать официантскую форму, ты, Зомби, иди искать ножницы, я…

– О! Вы, четверо, чем заняты? – Один из людей Антонио вырос у него за спиной. – Мне нужна помощь. Ты. – Он показал на Мантоса. – Отнеси на виллу ящик “Мерло ди Априлиа”, живо.

Мантос поднялся и шепнул, уходя:

– Встречаемся здесь через пятнадцать минут.

30

Перебрав мысленно тысячу вариантов, как эффектнее обставить свой выход, Фабрицио Чиба решил в конце концов сделать ставку на Симону Сомаини.

В центре итальянского сада открывалась круглая терраса с большим каменным фонтаном шестиугольной формы. На поверхности воды плавали розовые лепестки. По бокам стояли традиционные сицилийские повозки, расписанные снизу доверху узорами и полные всевозможными угощениями. Ледяные скульптуры ангелочков и фавнов таяли под теплыми лучами вечернего римского солнца. В углу были накрыты столы. Между гостей гуляли павлины, фазаны и прирученные индейки. Музыканты на ходулях исполняли барочные арии.

Уже было полно гостей. Представители шоу-мира, политики и в полном составе команда “Рома”, рьяным болельщиком которой был Кьятти.

Фабрицио шел под руку с Симоной, гости расступались, пропуская их. Он чувствовал на себе их завистливые взгляды. Сегодня он решил надеть ту же маску, что и на презентации на вилле Малапарте. Мечтатель, потерянный и скучающий, по необъяснимым ему самому причинам оказавшийся среди этих столь чуждых ему людей. Он завидел тележку с крепкими напитками.

– Будешь что-нибудь, Симона?

Актриса с содроганием взглянула на бутылки со спиртным.

– Стакан холодной воды.

Фабрицио махнул два скотча подряд. Алкоголь расслабил его. Закурив сигарету, он принялся рассматривать гостей, словно рыбок в аквариуме. Все глядели друг на друга, узнавали, оценивали, приветствовали друг друга легким кивком головы и самодовольно улыбались, осознавая, что входят в число избранных мира сего. Фабрицио только не мог понять, нервирует или радует их тот факт, что на сей раз здесь нет аплодирующей публики.

Немного погодя он заметил, что в сторонке за столиком, в полном одиночестве, сидит старик.

“Нет! Не может быть! И он тоже…”

Умберто Кручани, великий автор “Великой западной стены” и “Хлеба и гвоздей”, шедевров итальянской литературы семидесятых годов.

– Это же?.. – хотел он спросить у Симоны, но спохватился и удержался.

Что делает здесь Кручани? Он уже двадцать лет живет затворником на ферме к северу от По!

Маэстро смотрел вдаль в сторону холмов, суровый взгляд из-под густых бровей. Казалось, он совсем не здесь, словно стеклянный колокол одиночества отделял его от происходящего.

– Как тебе праздник? По-моему, просто шик. Кьятти уже побил все рекорды.

Фабрицио обернулся.

Бокки стоял с бокалом мохито в руке. Он был уже вспотевший, лицо пунцовое, глаза горели от возбуждения.

– Да, ничего, – сухо обрезал писатель.

– И все тут! Знаешь, сколько народу говорило, что не придут, даже если им приплатят? Что это дешевая показуха? Пришли как миленькие.

Фабрицио показал на старого писателя:

– Даже Умберто Кручани тут.

– Это еще что за хрен с горы?

– Ничего себе – “хрен с горы!” Это же классик. Наравне с Моравиа, Кальвино, Табурни. Прикинь, прошло сорок лет, а его книги все еще в топ-листе. Если бы “Львиный ров” продавался вполовину того, как продается “Хлеб и гвозди”… Я бы тогда успокоился, тоже бросил бы писать…

– А он что, бросил?

– С семьдесят шестого больше ничего не публиковал. Но моя агентша сказала мне, что он уже двадцать лет работает над романом, который хочет опубликовать посмертно.

– Кажется, долго ждать не придется.

– Кручани из того поколения художников, которого больше нет. Серьезные люди, привязанные к родным корням, к деревенской жизни, к ритму полей. Посмотри, как он сосредоточен, возможно, он как раз сейчас обдумывает ударную концовку своей книги.

Хирург потянул коктейль через трубочку.

– Он срет.

– В смысле???

– Ни фига он не обдумывает. Он срет. Видишь у него в ногах сумку Vuitton? Это калоприемник.

Фабрицио стало не по себе.

– Бедняга. И все же странный он тип. Подумай только, что никто не прочел и строчки из его нового романа. Даже издатели.

Бокки прикрыл рот рукой, чтобы скрыть отрыжку.

– После смерти выяснится, что он ни хрена не написал, спорим?

– Написал… Написал… Будь уверен. Все, что пишет, он перегоняет на флешку и удаляет с компьютера. Он параноик, панически боится потерять написанное. Видишь у него на шее золотой медальон? Это флешка от “булгари” на 40 гигабайт, он с ней не расстается.

Симона тем временем вернулась с тарелкой, на которой лежал одинокий шарик моцареллы.

– Не представляете, сколько там вкуснятины. На одной тележке жарят артишоки, моцареллу и цветы тыквы. Мадонна, как мне нравится жаренное во фритюре. Все бы съела. Жаль, что нельзя…

Бокки выудил из коктейля кубик льда и провел им по шее, словно уже настал жаркий август.

– Почему?

– Ты еще спрашиваешь! Я прибавила триста граммов. Не видишь, какие жиры? – Актриса предъявила хирургу плоский, без намека на жир живот. – Можно записаться на липо?

– Да ради бога, Симона. Только, по-моему, единственные жировые клетки, которые у тебя остались, – там. – Он показал на череп. И серьезным голосом предложил: – Могу записать тебя на липосакцию мозга.

Актриса хихикнула:

– Грубиян.

Хирург встал и потянулся.

– Пойду, что ли, пройдусь. Еще увидимся.

Фабрицио обнял Симону за узкую талию.

– Давай тоже прогуляемся? Что скажешь?

Она положила голову ему на плечо.

– Давай.

Они пошли туда, куда нес их поток гостей. Фабрицио чувствовал, как от волос актрисы идет приятный запах шампуня, алкоголь сделал мысли легкими и поправил настроение. Их то и дело останавливали встречные, здоровались и делали им кучу комплиментов. Никто не мог удержаться от того, чтобы сказать, какая они прекрасная пара.

“Возможно, они и правы, Симона подошла бы мне в подружки”.

У актрисы из Субиако было немало козырей. Во-первых, она была полнейшей идиоткой, а Фабрицио обожал идиоток, они жадно приникали к нему, как лошадь-ломовик к поилке. Достаточно было одного: не слушать их, когда они начинают вещать о вопросах мироздания. Один из главных недостатков идиоток – врожденная склонность к абстракциям, к рассуждениям о чувствах, характере, смысле жизни, гороскопах. И как правило, они совершенно лишены здравого смысла и самоиронии. Так что они не начинают пилить вас из-за каждого вашего промаха. В повседневной жизни с ними вполне можно управляться. К тому же Мариано Сантилли, кинопродюсер, проживший с Сомаини целый год, рассказал, что в домашней обстановке Симона идеально вписывается в интерьер. Совершенно не раздражает, едва переступив порог, переходит в режим standby. Дай ей только пульт от телевизора и беговую дорожку – и она будет бегать часами. Не ест, работает как зверь, а когда не работает – занимается в тренажерном зале. И Симона – самая сексуальная женщина Италии, это не последний аргумент в ее пользу. Ее календари висят повсюду. Миллионы мужчин мастурбируют на нее до изнеможения и будут клацать зубами, как гиены, узнав, что он – тот счастливчик, который спит с нею.

“И это мне нравится”.

Если уж на то пошло, Артур Миллер тоже был женат на Мэрилин Монро.

– Слушай, Симона. Почему бы тебе не стать моей девушкой? По-моему, мы стали бы идеальной парой.

– Ты думаешь? – Актриса, казалось, была польщена и в то же время растеряна. – Правда? Ой, какой ты лапочка. Правда, не знаю, поладим ли мы… Мы же противоположные знаки зодиака… И потом, ты гений, пишешь книги, а я простая девчонка, мне нечего сказать. Что тебе делать с такой, как я?

– Открою тебе секрет, Симона. Даже писатели, кажущиеся такими далекими, по сути не что иное, как современная версия сказителей… Люди, рассказывающие сказки, чтобы не работать. – Фабрицио привлек ее к себе. – Ты бывала на Майорке? – Тут он краем глаза заметил, как на террасу входит Маттео Сапорелли.

– Я…

Продолжение ответа Сомаини потерялось, словно турбина выпустила воздух ему в уши. Он отпрянул и потрогал себе лоб.

– Кажется, у меня жар, – озабоченно пробормотал он. – Извини… Минутку. – Фабрицио неверной походкой двинулся в сторону тележки с крепкими напитками.

“Надо же было явиться на этот проклятый праздник”.

Реакция Чибы окажется более понятна, если знать, кто такой Маттео Сапорелли, а главное, сколько ему лет. Мэту, как его звали друзья, было двадцать два. Вдвое меньше, чем Фабрицио. Он был настоящим юным дарованием итальянской литературы. Появился из ниоткуда со своим романом “Злоключения человека вкуса”, про повара, который в один прекрасный день просыпается и обнаруживает, что утратил способность воспринимать вкус, но продолжает готовить, скрывая это ото всех. Книга стремительно, как шаттл в ионосферу, взметнулась на верхние позиции рейтингов и так там и застряла. В один год дебютант сумел взять “Большой шлем” национальных литературных премий: “Стрегу”, “Кампьелло” и “Виареджо”.

Нельзя было открыть газету, переключить канал, чтобы не наткнуться на ненавистную физиономию этого молокососа. Везде, где требовалось ответить на вопрос, высказаться, – Сапорелли был тут как тут. Проблема кастрации бездомных котов в Трастевере? Расширение трассы Салерно – Реджо-Калабрия? Применение кортизонов в лечении анальных трещин? У него на все был готов ответ. Но больше всего бесило Чибу то, что женщины от него были без ума, говорили, что он похож на Руперта Эверетта в молодости. В довершение всего Сапорелли публиковался в том же самом издательстве, “Мартинелли”. И в последние годы переплюнул его по части продаж.

Кто-то рассказал, что его редакторша (та же, кстати, что и у Фабрицио) по случаю присуждения “Стреги” сделала ему минет в уборной “купальни нимф” на вилле Джулиа.

“Вот свинья. Мне она ни разу не предлагала. Даже когда я получил французскую “Медичи”. А она во сто крат важнее”.

Фабрицио смерил его взглядом. Растянутые джинсы, мокасины, белая рубашка, перевязанный на плечах свитерок, руки в карманах – он хотел сойти за хорошего парня, скромного и без претензий. Который не зазнается.

Какое лицемерие! От этой двоедушной личности его тошнило.

“Меня не проведешь. Подождем твоего следующего романа”.

Фабрицио был так сосредоточен на своем презрении к нему, что не сразу заметил, что Сапорелли беседует с Федерико Джанни. Управляющий директор “Мартинелли” хлопнул юнца по плечу и покатился со смеху.

“Водой не разольешь”.

Фабрицио пришли на память слова, которые произнес этот лицемер Джанни на презентации индийца. Тем временем к тем двоим присоединился старый зануда Тремальи с женой – троллем в юбке. Разумеется, критик рассыпался в похвалах роману Сапорелли. “Итальянская литература вновь набирает высоту на крыльях Сапорелли”, – у него хватило наглости написать такое.

Фабрицио опрокинул еще один скотч.

Настала пора объясниться с Джанни. Фабрицио начал разогреваться, думая о великом Мохаммеде Али. Он отступил на два шага, но тут же резко остановился. Он что, с ума сошел?!

Правило номер один: никогда не показывай, что кусаешь локти.

Гораздо лучше ретироваться, забрав с собой самую обольстительную красотку. Чиба подошел к Симоне Сомаини, во круг которой собрались актеры из сериала “Преступления на трассе”.

– Извините. Я украду ее у вас на минутку, – сказал он им, улыбаясь сквозь зубы, затем взял актрису за локоть и, наклонившись к ее уху, вполголоса произнес: – Нам надо поговорить. Это важно.

– Что такое, Фабрицио? – Голос у нее был несколько недовольный.

– Слушай, давай уедем отсюда. Скоро вылетает самолет на Балеарские острова…

– Какие-какие острова?

– Ах, ну да. Короче… Это такие острова рядом с Испанией. Майорка – это один из них. У меня домик в горах. Любовное гнездышко. Поедем прямо сейчас. Если не мешкать, успеем на самолет.

Актриса растерянно посмотрела на него:

– Но мы же на празднике. Зачем уезжать? Тут так шикарно. Все пришли.

Он взял ее под локоть и понизил голос, словно желая поведать тайну:

– Именно поэтому, Симона! Нас не должно быть там, где все. Мы с тобой особенные. Мы – ИДЕАЛЬНАЯ ПАРА. Мы не должны смешиваться с толпой. Мы обратим на себя в тысячу крат больше внимания, если уедем.

Симону его слова, казалось, не слишком убеждают.

– Ты думаешь?

– Послушай. Нетрудно пон… – Но слова замерли у него на языке.

Симона Сомаини буквально преображалась у него на глазах. Волосы стали более пышными, блестящими и воздушными, как в рекламе бальзама-ополаскивателя. Груди поползли вверх по грудной клетке, вылезая из-под платья, тщетно пытающегося их прикрыть. Она глядела прямо перед собой, словно там был Мессия, шагавший по водам фонтана. Затем она перевела взгляд на Фабрицио и шмыгнула носом. Она была взволнована. – Не может быть! Это же… Это Маттео Сапорелли… О боже… Скажи, что знаешь его, умоляю. Ну конечно ты его знаешь, вы оба писатели. Я его боготворю и сейчас же должна пойти поговорить с ним, немедленно. Морин снимает фильм по его роману.

Фабрицио в ужасе отпрянул от нее, как от бесноватой. Если бы у него была под рукой святая вода, он бы облил ею Симону с головой.

– Чудовище! Не желаю тебя больше видеть. – Стремительными шагами он пересек площадь и итальянский сад и почти бегом долетел до остановки.

Поезда не было.

Он подошел к сотруднице:

– Где он? Когда будет?

Девушка посмотрела на часы:

– Примерно через пятнадцать минут.

– Так долго? Есть ли другой способ выйти отсюда?

– Пешком. Но я не советую вам этого делать, здесь полно диких животных.

К нему подбежал запыхавшийся официант. Прежде чем заговорить, он отдышался:

– Синьор Чиба! Синьор Чиба! Извините, доктор Кьятти хотел бы с вами поговорить. Не изволите ли пройти со мной?

31

Зомби огляделся кругом и приблизился к деревянным ящикам со столовым серебром. Начал вчитываться в этикетки на крышках. “Вил… Вил… Ножи… Ножи… Лож…

– Тут только приборы. – Он направился к другой стороне контейнеров. Открыв одну из коробок, отыскал ножницы для птицы, завернутые в синий бархат. Они были такие громадные, что казалось, предназначены для разделки страусов. Взяв их, он, весь сияющий, направился к сараю. Тут он заметил Мердера и Сильвиетту, которые, спрятавшись за туалетной кабинкой, переодевались в официантов. – Вот, нашел… – сказал было он, но замолк.

Надевая официантскую форму, они о чем-то спорили, даже как будто ссорились. Они были так поглощены спором, что даже не заметили Зомби. Он тихонько, незаметно подошел и притаился за “лендровером”.

– Ну что же ты! Опять ему ничего не сказал, – упрекала Сильвиетта.

– Знаю… Вообще-то я начал, только потом меня заклинило. Знаешь, не так-то это просто в подобной ситуации, – оправдывался Мердер.

– Вот именно, ты должен был еще утром ему сказать, в Ориоло. Потом сказал, что поговоришь в машине… А теперь что делать?

Мердер вспылил:

– Извини, почему бы тебе самой не поговорить с ним? Не понимаю, почему обязательно мне.

– Ты рехнулся? Сам же сказал, что будет лучше, если ты. Что ты давно знаком с Саверио и знаешь, с какой стороны к нему подойти.

Он смягчил голос:

– Не так-то это просто, крошка. Это ж деликатный вопрос, сама понимаешь.

Мердер услышал, как Сильвиетта фыркнула:

– Да что тут такого? Иди к нему и скажи: слушай, извини, мы с Сильвиеттой решили пожениться, так что не можем участвовать в самоубийстве. Точка. Неужели так трудно?

Ножницы выпали у Зомби из рук.

Мантос с ящиком вина в руках зашел через черный вход в бывшую королевскую резиденцию и оказался в гостиной. Он разинул рот от удивления. Это вам не фуфло от мебельной фабрики “Тирольские судовые плотники”. Классика и современность были смешаны в идеальных пропорциях, создающих ощущение утонченного вкуса. Именно это он имел в виду, когда на коллективных обсуждениях пытался внедрить в голову старого Мастродоменико хоть какие-то современные понятия и приблизить его к идеям Interior Decoration. Затем он миновал приемную и вошел в кабинет, уставленный высоченными книжными шкафами. Все книги были обернуты в однотонную бумагу с написанными красивым почерком на корешках названиями. От этого вся комната приобрела коричневатые тона. В центре стоял громадный блок из массива дерева, не иначе как баобаб или секвойя. Сверху виднелся черный телефонный аппарат.

Мантос покосился на него.

“Не делай этого”.

Он поставил ящик на пол и взял трубку.

“Я пожалею об этом”.

Не важно, перед началом этой операции со смертельным финалом он должен еще раз услышать голос жены.

Затаив дыхание, он набрал номер сотового Серены.

– Дорогая… Это я…

В ответ раздалось:

– Где тебя носит?

– Любимая, подожди… Дай объяснить…

– Что ты хочешь мне объяснить? Что ты жалкий тупица? – напустилась на него Серена.

“Чего, интересно, я ждал? Что она переменится?”