Гонцы в Ньямаголе Галанина Юлия
Полосатик был с ним полностью согласен.
Шустрик тоже не возражал, но, обернувшись в сторону коляски, он вдруг увидел, как из выпуклых грустных глаз собачки катятся слезы. Ей, правда, было плохо.
Неожиданно Шустрику стало жалко Сюселинду. Ведь она не виновата, что уродилась хилой и страшненькой. И так Великий Торакатум красоты не дал, да еще такой хозяин в придачу… Как бы он, Шустрик, чувствовал себя на ее месте, засунутый в панталончики, чепчик и прочие кружева? Окруженный назойливой заботой, от которой взбесится можно?
Сюся печально посмотрела на Шустрика все понимающими глазами и тяжело вздохнула. Потом виновато съежилась в маленький угловатый комочек и зажмурилась.
Шустрик молча подошел к коляске, не глядя ни на чародея, ни на друзей, взял собачку, взял корзиночку и понес сквозь кусты к ручью. Там, на берегу, он нашел лужу с относительно теплой водой и посадил в нее испачканную Сюселинду, а сам зашел в ручей и принялся стирать собачьи одежки.
Вымытая Сюся повеселела, перестала вздыхать, и даже хвост ее пару раз шевельнулся, словно хотел завилять.
– О, да у нас собачья нянька объявилась! – заметил Затычка, когда Шустрик вернулся. – А по мне, так лучше уж змею держать!
С этого момента все хлопоты над Сюселиндой, почему-то, свалились на Шустрика.
Под насмешливыми взглядами друзей он искал на привалах ее кофточки, стирал нагруднички, мыл мисочки.
Шустрик и сам был не рад, что так попался, но отступать было поздно.
– Всякое доброе дело наказуемо! – голосом старой учительницы сообщал Полосатику Затычка, когда Шустрик возился с собачкой. – Назвался груздем…
А грузди в лесу по бокам дороги были замечательные. Даже совместными усилиями данюшек коляска с чародеем катилась медленно, и они могли хорошо разглядеть окрестности.
– Бабушку бы сюда… – вздыхал Затычка, когда они проезжали очередной вспухший земляной бугорок, усыпанный сосновыми иглами, из боковой прорехи которого выглядывало тугое белое ухо груздя. – Она до грибов страсть как охотница…
– Да уж, грибов тут богато, – соглашались с ним друзья, а волшебник позади сразу же начинал шипеть:
– Если бы некоторые работали не языками, а ногами, мы бы давно были в бедном, нас заждавшемся городе.
Помпоны на его шляпе гневно тряслись.
К вечеру они только-только выбрались из леса.
Второй раз оказаться разделенными с Опустошителями Полей лишь колеблющейся стеной пламени данюшкам совсем не хотелось. Поэтому они направили коляску к маленькой сторожке, черневшей на краю разоренного поля.
Не обращая внимания на энергичные протесты чародея, данюшки просто вкатили коляску вовнутрь сторожки, закрыли крепко дверь, проверили стены, легли и заснули, без ужина и всего прочего.
Глава одиннадцатая. Третий день
Были ли ночью Опустошители Полей у сторожки или нет – знал только чародей, бурчавший всю ночь. Зато утром друзья проснулись отдохнувшие и бодрые.
И опять пришлось впрягаться.
Чародею, видно, ехать стало скучно и он принялся сочинять стихотворение про себя, непобедимого.
Дело шло туго, самомнение у чародея было куда выше поэтического дара.
Ньямагольский чародей!
Он творец больших идей!
– громко выкрикивал волшебник две выстраданные душой строчки, пытаясь подобрать к ним третью.
Через полчаса дело немного сдвинулось:
Он высок, широк и строен
Волшебством он удостоен
На волшбу, совет и суд
Короли его зовут.
– почему-то говорил о себе в третьем лице ньямагольский чародей.
– Ничего себе высок, широк и строен, – бурчал Затычка. – Да он в зеркало хоть раз смотрелся? Невысок, пузат, визглив, хитроумен и хвастлив.
Всех врагов он победит
Снова станет знаменит.
Со своим ручным драконом…
Со своим ручным драконом…
Со своим ручным драконом…
– опять застрял, теперь на рифме к слову “драконам”, чародей.
– Славным будет пустозвоном, – пришел ему на помощь Затычка.
Шустрика и Полосатик скрутил смех, да так, что им пришлось бросить коляску, отбежать в сторону и отсмеяться.
Чародей правильно понял, что смеются они над ним, оскорбился, надулся и замолчал. Великое творение осталось незавершенным.
Через час маленькая проселочная дорога, по которой они ехали, влилась в широкий тракт.
Чем ближе они приближались к Ньямаголу, тем больше появлялось на дороге людей.
Вот тут-то чародей и отыгрался за смех над ним. Он сидел в своей коляске важный и чванливый, и гордо поглядывал на всех путников сверху вниз.
А данюшки, проклиная все на свете, под взглядами множества любопытных глаз, волокли коляску как последние невольники. Даже перевертыши, запряженные в тележки с разным скарбом, и те удивленно фыркали, когда видели, на чем едет чародей.
Данюшки, красные не то от натуги, не то от стыда, не смотрели по сторонам, уставившись на дорогу под ногами.
Эта была слава, которую и врагу не пожелаешь.
– Скакуны вы мои резвые! – ласковым ручейком журчал чародей. – Устали, небось? Ничего, скоро город. А, вон вижу на том бугре трактирчик. Пора и перекусить, вымотала меня эта дорога, сил нет, да и Сюсеньке, рыбке, надо передохнуть.
Сюся в отдыхе, несомненно, нуждалась. Это прямо читалось в ее сонных глазах.
Данюшки подрулили к приземистому зданию и, не дожидаясь, пока чародей слезет с повозки, бросили оглобли и вошли в зал.
Они ели и пили, а чародей что-то запаздывал.
Первым встревожился Шустрик. Он оставил друзей и подошел к выходу.
Коляска во дворе стояла пустая. Шустрик даже не поверил сначала собственным глазам, но они не обманывали: коляска была, чародея не было.
Подбежали к выходу и друзья.
– Сбежал! – воскликнул Полосатик. – Морочил, морочил нам голову и сбежал!
– Далеко он уйти не мог, будем искать! – мрачно сказал Шустрик.
На дороге чародея не было. Ни там, откуда они прибыли, ни там, куда направлялись.
Расстроенные данюшки с горя решили осмотреть зады трактира. Не мог же чародей раствориться в воздухе?
Хотя почему не мог? Он же чародей…
На задах тоже было пусто, но зато обнаружилась тропка, вьющаяся между кустов. Кинувшись по ней, данюшки скоро спустились с холма и увидели, как впереди них спешит-семенит чародей, одной рукой поддерживая, чтобы не запнуться, край своей длинной хламиды, другой зажимая под мышкой Сюселинду. Жожик привычно подпрыгивал на чародейском плече.
Прячась за кустами, данюшки обогнали чародея, а потом, загораживая путь, резко выскочили на тропу перед ним.
– Волшебников бить нельзя! – взвизгнул чародей, увидев их лица. – Я Королеве пожалуюсь! Не подходите!!!
– Пора ехать… – сумрачно сказал Полосатик.
Чародей развернулся и послушно засеменил обратно, изредка поглядывая через плечо.
Данюшки шли за ним молча. Молча смотрели, как он забирается в свое кресло. Молча впряглись и молча повезли.
Зубчатые башенки Ньямагола приближались.
Когда данюшки, наконец, достигли города, они даже не обрадовались: до того устали. Глядя под ноги, они катили коляску чародея по улицам, не замечая ничего, в равнодушном оцепенении, когда усталые руки и ноги делают привычные движения раз за разом, пока есть хоть немного сил.
Весть о прибытии опередила коляску чародея, и навстречу бежали люди.
Друзья и не поняли, как это произошло, но вот они уже не волокут повозку, а идут по улице, увлекаемые множеством горожан, а навстречу им прямо в фартуке спешит запыхавшаяся Королева Ньяма и, всплескивая руками, плачет:
– Мальчики мои вернулись живые и здоровые! Слава Великому Торакатуму, слава Четырем Стихиям, слава Хранителям Дорог! Как же мы вас, голубчиков ждали! Как ждали!
Чародей, про которого в этой суматохе и думать забыли, не на шутку обиделся.
Еще бы – на него обращали внимание совсем не в том количестве, на какое он рассчитывал.
Поэтому он резко скинул с плеча безвинного Жожика, гневно тряхнул шляпой, так что все колокольчики жалобно зазвенели, и саркастически воскликнул:
– И вы здравствуйте, любезные жители Ньямагола!
– Приветствуем тебя, чародей! – спокойно, но сухо сказала Королева Ньяма.
Она вытерла глаза, сняла фартук и поправила корону.
– Покои ждут долгожданного гостя. Пойдем, я провожу тебя, чтобы ты смог отдохнуть после тяжелой дороги.
– Многодневная дорожная пыль покажется легкой цветочной пыльцой по сравнению с теплым приемом дорогих горожан, – скривился чародей, слезая с коляски.
Под мышкой у него, как диванная подушка, болталась Сюселинда. Жожик продолжал сидеть на спинке кресла.
– Время не коснулось тебя, – с грустной улыбкой заметила Королева Ньяма.
– Зато ты уже не девочка! – отрезал чародей. – Во сколько здесь подают ужин, если, конечно, вообще подают?
Королева Ньяма промолчала и чародей с гордым видом пошел ко дворцу.
И снова данюшки очутились на хорошо знакомой кухне. Несмотря на поздний час, все пылало, скворчало, шипело и булькало.
Данюшки сидели за столом и уплетали за обе щеки. Далеко-далеко от них, на противоположном конце стола королем восседал чародей и брезгливо ковырял вилкой в тарелке. Он поминутно гонял прислуживающих ему поварят то за новой ложкой, то за свежей салфеткой, то за другой солонкой, то еще за чем-нибудь.
Друзья не обращали на него внимания, да и Королева Ньяма, сидевшая около них и постоянно подкладывающая в их тарелки особо вкусные кусочки, тоже смотрела в ту сторону стола не больше, чем на сковородки, висящие на стене.
Чародей видел это и злился.
– Сильно устали? – спрашивала данюшек Королева. – Несладко вам пришлось, уж я-то знаю.
– Все нормально, – отнекивались данюшки. – Главное, добрались. Много полей Опустошители попортили?
– Много. А кое-где люди от бессилия сами поля стали жечь, лишь бы Опустошителям не досталось. Это уже отчаяние.
– Какое же крепкое в Ньямаголе хозяйство, – встрял усиленно прислушивающийся к тихому разговору на другом конце стола чародей, – если несколько серых зверушек способно причинить ему такой урон.
Королева Ньяма только поморщилась, но отвечать не стала.
– Можешь отпустить свою челядь, я сыт, – величественно сообщил ей чародей, утирая салфеткой губы. – Точнее, при всем своем желании больше не в состоянии запихивать в себя то, что ты по ошибке называешь едой. Благодарю за ужин. Теперь и о деле потолковать не мешает.
По знаку Королевы повара и поварята покинули кухню.
– А эти чего сидят? – капризно спросил чародей, тыча пальцем в сторону данюшек.
– А э т и уйдут, когда захотят. А пока они едят. И будут есть, сколько понадобиться, даже если из-за этого мы с тобой будет говорить в коридоре, – пророкотала нахмурившаяся, как грозовая туча, Королева Ньяма.
– И спросить нельзя, – сразу сбавил тон чародей. – Я что, против, что ли? Все нервные, все дерганые, вот до чего жизнь в городах доводит! К природе ближе надо быть, к травке. Где Диск?
– Диск на месте.
– Давай, вручай его мне, согласно уговору.
– Ты уже избавил нас от Опустошителей? – подняла бровь Королева Ньяма.
– Это минутное дело для мастера. Но пока не отдашь Диск, пальцем не шевельну.
– Хорошо, – поднялась Королева Ньяма. – Как скажешь.
Она вышла из кухни. Чародей сидел подбоченясь, данюшки чувствовали, что он требует плату именно сейчас не просто так, а с каким-то подвохом.
Затычка заранее сжал кулаки, чтобы (в случае чего) отстоять интересы Ньямагола.
Чародей насвистывал какой-то противный мотивчик, делая вид, что в упор не замечает данюшек. Шуршал песок в песочных часах на кухонной полке.
Королева Ньяма вернулась, держа в руках тяжелый Диск.
– А теперь произнесем слова Уговора, – мягко сказала она, кладя Диск на стол.
Этого чародей, видимо, не ожидал. Он растерянно и испуганно посмотрел на Королеву Ньяму, но потом спохватился и опять принял надменный вид.
– Это еще зачем? Или мне, чародею, здесь не верят?
“Конечно, не верят!” – хором мысленно воскликнули данюшки.
– Именно вера в ньямагольского чародея и побудила меня написать письмо, – улыбнулась Королева Ньяма. – Но я не могу нарушить обычай. Диск отдается вместе с Уговором. Таково правило.
– Да пойми ты, глупая тетеря в жестяной короне! – постучал по лбу чародей. – Надо жить в ногу со временем. Сегодня Диск с уговором, завтра бабкин сон, послезавтра ворона не с той ветки каркнет. Надо уметь стряхивать ненужный хлам с подола, ты же все-таки королева, а не прачка с рынка! Современной надо быть, дорогуша, не позорить народа, который тебя короновал! Эх ты, кухня! Давай не будем смешить перевертышей! Начинай жить по-новому прямо сейчас!
– Давай, – безмятежно согласилась Королева Ньяма. – Но Диск отдается вместе с Уговором.
– Тьфу на тебя! – скривился чародей. – Вот заладила, честное слово! Ты не королева, а корова!
– Возможно, но Диск отдается вместе с Уговором.
Наступила тишина.
Королева Ньяма задумчиво села на противоположный от чародея конец стола, придвинула к себе диск.
Чародей помолчал, побарабанил пальцами по столу, а потом плаксиво запричитал, обращаясь к солонке перед собой.
– Я отказываюсь работать в созданных невыносимых условиях. Я сделал все, что мог, что в силах чародея и что выше его сил. Глупые капризы взбалмошной королевы видно дороже городу помощи волшебника. Стихии нас рассудят. Я уезжаю домой.
– Если уважаемый чародей отступает перед такой мелочью, как Уговор, – совершенно спокойно сказала Королева Ньяма, глядя на Диск, (Затычка, было, приподнялся при словах чародея, но, услышав голос Королевы, снова сел), – то где гарантии Ньямаголу, что он вообще в состоянии справиться с постигшей нас напастью? Тогда, конечно, ему лучше удалиться.
– И удалюсь! – пообещал солонке чародей.
– Но мне по-человечески жалко господина чародея, – продолжала Королева, подперев рукой щеку, – которому придется идти пешком. Жалко его бедные ноги. Путь так далек.
– Это почему же мне придется идти пешком? – задрав бороду, спросил чародей.
– А потому, – улыбнулась Королева Ньяма, – что ни один ньямаголец не уступит ему перевертыша для коляски. А чтобы их решимость была совсем неколебимой, я издаю Указ, по которому каждый, кто осмелится это сделать, будет немедленно казнен. Или господин чародей рассчитывает попросить юных Гонцов, чтобы они точно также отвезли его до замка, как привезли сюда?
Опять наступила томительная тишина.
Королева молчала и с интересом смотрела на чародея.
Чародей покрылся вишневыми пятнами, он силился что-то воскликнуть, но лишь беззвучно открывал рот.
И тут в притихшей кухне раздался громкий хохот.
Держась за животы, данюшки захлебывались от смеха, представляя, как чародей будет их уговаривать.
От этого смеха чародей сдулся и съежился, словно проткнутый воздушный шар.
– Когда единственная цель в жизни – благо людей, стоит ли обращать внимание на те раны, которые оставляют в твоей душе и на твоем теле завистники и бездари, – горько сказал он срывающимся голосом. – Я пришел помочь народу Ньямагола и я ему помогу, невзирая на все препятствия. Увы, мой удел страдания, но я готов страдать ради счастья людей. Это моя стезя. Давай, говори.
Королева Ньяма встала и, держа Диск в руках, громко и раздельно произнесла:
– Я, Королева Ньяма, отдаю Золотой Диск Ньямагольскому Чародею в обмен на избавление им, Чародеем, нас и наших земель от Опустошителей Полей. Я сказала.
– Я, Ньямагольский Чародей, принимаю Золотой Диск от Королевы Ньямы в обмен на избавление мной ньямагольцев и их земель от Опустошителей Полей. Я сказал, – принял Диск чародей.
– Я спать пошел, – заявил он, зажимая полученный Диск под мышкой, точно Сюселинду. – Вы не самое приятное общество в мире, как вместе, так и по отдельности. Привет, пока!
И громко хлопнул дверью.
– А чего он так уперся? – с любопытством спросил Шустрик. – Придрался к десяти словам.
– Нет, ребятки, – засмеялась довольная Королева Ньяма. – Не все так просто. Налейте-ка мне компоту, да пододвиньте вон тех плюшек, я от нашего разговора с уважаемым чародеем так проголодалась, словно неделю не ела.
– Не зря, оказывается, наши предки самой ценной частью сокровищницы считали книгохранилище, – счастливо сказала Королева Ньяма, управившись с компотом и плюшками. – Как вы в путь отправились, я места себе не находила, ни есть, ни спать не могла. Вот так хожу ночью по коридорам, бессонницей маюсь, дай, думаю, поищу старые записи о том, как чародей Ньямагол выручил. Все равно сна нет. И нашла, слава Хранителям Кухни! Не то бы мы нашего спасителя только и видели.
– Почему?
– Оказывается, если Диск отдать без уговора, то ничего волшебника не связывает, он может и не выполнять обещанного. Судя по нашей беседе, он именно так и собирался поступить. Но если отдающий Диск и чародей вслух произнесут, за что он отдается, то не выполнить обещанного чародей не сможет, иначе проку от Диска будет, что от этой вот тарелки. Теперь чародей, к своему неудовольствию, связан Словом.
– Интересно, – сказал Полосатик. – Получается, Диск уже раз отдавали? Или то был другой Диск?
– Не знаю, – вздохнула Королева Ньяма. – В магистрате знают. Вроде бы чародей был вынужден опять вернуть его городу. Любви у него от этого ни к Ньямаголу, ни к магистрату не прибавилось. И не прибавится. Да Торакатум с ним, пусть не любит, лишь бы помог. Пойдемте спать, завтра очень тяжелый день, только бы он прошел, как надо!
– Спокойной ночи! – поднялись данюшки.
Затычка пошел к двери, но потом неожиданно остановился и сказал:
– Вы за дракончиком его присматривайте. Он на своего хозяина очень похож. Подожжет дворец за нечего делать. А надежнее всего поставить около двери ведро холодной воды. Чуть что – раз Жожика туда. И все дела.
– Хорошо, – улыбнулась Королева Ньяма. – Я поставлю.
Глава двенадцатая. Поединок
Наверное, весь Ньямагол проснулся ни свет ни заря.
Весь, кроме чародея.
Чародей принципиально спал до обеда.
– Обед подадите мне в апартаменты в три часа, – сообщил он, нехотя открыв опухшие глаза. – В пять часов я жду парадный экипаж около главного входа. Передайте глашатаям, пусть созывают народ на стены к шести. А тот, кто хочет увидеть все своими глазами, пусть занимает места уже сейчас. Потом поздно будет, это говорю я, ньямагольский чародей! Пусть захватят платочки, чтобы приветственно махать и утирать благодарные слезы. Мне сейчас принесете жаркое по-королевски, бульон и бутылочку “старого ньямагольского”, а Жожику ведерко красного жгучего перца, горлышко прочистить, да не прошлогоднего, а свеженького! Сюсеньке воздушных пирожных и миндального крема. Да, и тряпочку, пыль с Диска смахнуть. Он тут у вас совсем грязью зарос, в руки взять противно!
Выслушав эти распоряжения с каменным лицом, Королева Ньяма повернулась, чтобы выйти.
– И пусть сюда этот тощенький придет! – закричал ей вдогонку чародей. – Который пристяжным слева всю дорогу шел! Сюсю покормит, она к нему привыкла.
– Меня он зайти не просил? – ехидно спросил Затычка, услышав распоряжения чародея. – Пристяжного справа? Жожика помыть перед представлением? Пошли, Шустрый, места занимать. И без тебя Сюселинда пирожным не подавится. Ну его!
– Занимайте, я подойду, – сказал Шустрик. – На этого мне плевать, но с собачкой попрощаюсь. Жалко ее. Я быстро.
Сюся ему очень обрадовалась. Печальные глаза ее оживились, она завиляла хвостом и радостно лизнула Шустрика в щеку.
Чародей это заметил и оскорбился.
– Вы свободны, молодой человек, – процедил он, хватая Сюселинду на руки. – Нам пора готовится к выходу. Покиньте помещение.
И громко зашипел на ухо собачке:
– Сюсенька, рыбка, у тебя дурной вкус! Я найду тебе другую няньку, более культурную, воспитанную и опрятную! А почему, собственно, няньку? Ты у меня, цыпа золотая, будешь иметь не одну, а сразу трех! А? Как тебе нравится?
Шустрик только усмехнулся.
Жожик к этому моменту слопал свое ведро перца и теперь пыхал пламенем на штору.
– Тебя опять в воду окунуть? – строго спросил Шустрик.
Дракончик подпрыгнул, замотал головой и принялся старательно дуть на тлеющую штору, пытаясь ее загасить.
– До свидания, – вежливо попрощался Шустрик и вышел.
Никто не знал, как чародей собирается расправиться с Опустошителями Полей.
Народу на стенах высыпало видимо-невидимо. Только те, кто не мог двигаться, остался дома. Шустрик еле-еле протиснулся сквозь плотную толпу к друзьям.
Их так сжали со всех сторон, что ребра трещали, но зато было хорошо видно. Пока под стенами города было совершенно пусто. Ни Опустошителей, никого.
Время подходило к семи часам вечера. Люди терпеливо ждали. Кисло переглядывались между собой члены магистрата. Изредка вздыхала серьезная Королева Ньяма.
Наконец, к воротам, не спеша, подъехал пышно убранный экипаж. Ворота раскрылись. Из экипажа вылез ньямагольский чародей и вразвалочку пошел сквозь воротную арку.
Со стен было хорошо видно, как он выходит из города.
Чародей шел, как на утренней прогулке. В своей высоченной белой шляпе, длинном синем балахоне и желтых башмаках. Ветер качал стайки помпонов на его одеянии. На правом плече чародея сидел зеленый дракончик, в левой руке он держал поводок. Рядом с ним семенила Сюселинда в ярко-розовом костюмчике, серебряном ошейнике, но без чепчика.
Эта разноцветная троица неторопливо вышагивала по дороге взад и вперед, словно кого-то поджидая.
И тут удивленные горожане увидели, как вдалеке по направлению к городу несется облако серо-коричневой пыли.
Когда облако приблизилось, стало видно: это мчится стая Опустошителей Полей, поднимающая копытцами пыль.
Чародей перестал расхаживать туда и сюда, остановился, поджидая пришельцев.
Сначала казалось, что стая промчится по дороге, просто втоптав чародея и его домочадцев в дорожную пыль, но постепенно Опустошители снизили скорость и, сбившись в серую массу, стали осторожно приближаться к чародею.
Чародей, отвернувшись от приближающихся Опустошителей Полей, посмотрел в сторону магистрата, застывшего на балконе над воротами, и чуть приподнял шляпу в насмешливом приветствии. Дракончик пыхнул пламенем.
Опустошители остановились, взрывая землю копытцами. Потом расступились и пропустили вперед вожака с красными глазами.
Нервно приплясывая на вытянутых в струнку ногах, вожак стал приближаться к чародею, не сводя с него красных глаз.
Ньямагольский чародей поправил шляпу и тоже двинулся вожаку навстречу, грозно хмурясь и топорща бороду.
Они медленно сближались.
И вот, когда черный предводитель стаи Опустошителей Полей оказался совсем близко, нежная, хрупкая Сюся печально вздохнула, подняла грустные глаза в небо, неожиданно высоко подпрыгнула и вцепилась острыми зубками в нос вожака.
Опешивший Опустошитель Полей истошно завизжал и замотал головой, пытаясь стряхнуть с себя комнатную собачку. Но Сюся в кружевном розовом туалете болталась у него на носу, словно гигантский клещ, даже не думая разжимать челюстей.
Дикий визг вожака, казалось, был слышен во всех самых далеких угла Ньямагола.
Теперь в дело вступил чародей.
Упершись каблуками желтых башмаков в землю, он изо всех сил тянул к себе поводок, стараясь отцепить Сюселинду от противника.
Это ему удалось не сразу.
Со стены казалось, что чародей и темно-серая тварь играют в перетягивание розовой тряпочки.
Наконец Сюсе надоело висеть в воздухе и она разжала зубки.
С воем предводитель Опустошителей Полей кинулся прочь, забыв про свою стаю, про все на свете.
За убегающим вожаком помчались остальные Опустошители. Без остановки они пробежали земли Ньямагола до самой границы и безвозвратно растворились в просторах Харацинских степей.
И все остальные стаи, словно получившие невидимый приказ, тоже покинули разоряемый край. Опустошители исчезли, словно дурной сон.
Горожане стояли на стене молча, с раскрытыми ртами. Они собственными глазами видели все, и не могли поверить в то, что увидели. Данюшки тоже стояли в молчании, только Шустрик вдруг покинул друзей и заторопился вниз.
“Неужели пошел выполнять обещанное?” – удивился Затычка.
Лично он был не в силах оторваться от зрелища одиноко стоящего на дороге ньямагольского чародея и улепетывающих во все лопатки Опустошителей.
“А ведь точно шляпу чародею на плечи наденет, он такой…” – подумал про друга Затычка.
Но месть Шустрика не удалась.