Книга судьбы: ежедневные медитации с Конфуцием Маслов Алексей

23. Философ сказал: «Благородный муж не рекомендует людей из-за их хороших слов и не отвергает хороших слов из-за людей (т. е. потому, что они были сказаны людьми не—хорошими)».

24. Цзы-гун спросил: «Есть ли слово, ко—торым можно было бы руководствоваться всю жизнь?» Философ сказал: «Это — снисходительность; чего сам не желаешь, того не делай другим».

25. Философ сказал: «В моих отношени—ях к людям — кого я поносил и кого превозно—сил? Если кто и был превознесен мною, то не без испытания. Современный народ тот же, что и народ Трех династий, который посему также поступает по присущему ему закону справедливости».

26. Философ сказал: «Я еще застал, как историки оставляли сомнительные места в стороне (для исследования и исправле—ния) и как люди, имевшие лошадей, одалживали их другим для езды, — но теперь этого нет».

27. Философ сказал: «Льстивые речи за—путывают добродетель, а маленькое не—терпение расстраивает великие замыслы».

28. Философ сказал: «Когда все ненави—дят или любят кого-либо, необходимо под—вергать это проверке».

29. Философ сказал: «Человек может расширить истину, но не истина человека».

30. Философ сказал: «Ошибки, которые не исправляются, — вот настоящие ошибки!»

31. Философ сказал: «Я целые дни прово—дил без пищи и целые ночи — без сна, но на—шел, что одни размышления бесполезны и что лучше учиться».

32. Философ сказал: «Благородный муж заботится об истине, а не о насущном хле—бе. Вот земледелие, но и в нем скрывается возможность голода; а вот — Учение, в ко—тором скрывается и жалованье. Благород—ный муж беспокоится о том, что он не достигнет познания истины, а не о том, что он беден».

33. Философ сказал: «Если, достигнув знания, мы не в состоянии будем хранить его при помощи гуманности, но будем управлять без соблюдения внешнего досто—инства, то народ не будет уважать нас. Но если и знание достигнуто, и мы сможем хранить его при помощи гуманности, и бу—дем управлять с достоинством, но не будем вдохновлять народ при помощи обрядовых правил, то это нехорошо».

34. Философ сказал: «Благородный муж иногда может не знать мелочей, но может нести важные обязанности; между тем как мелкий человек не может нести важ—ных обязанностей, но он может проявить свое знание в малых делах».

35. Философ сказал: «Народ нуждается в гуманности более, чем в огне и воде; я ви—дел людей, умиравших от огня и воды, но не видел умиравших от того, что они были гу—манны».

36. Философ сказал: «В гуманности не уступай и Учителю».

37. Философ сказал: «Благородный муж прям и непоколебим, но не упрям».

38. Философ сказал: «Служа Государю, заботься о своем деле, а потом уже о жало—ванье».

39. Философ сказал: «Для Учения нет ка—тегорий».

40. Философ сказал: «Люди, идущие раз—личными путями, не могут работать вме—сте».

41. Философ сказал: «От слов требует—ся только то, чтобы они были понятны».

42. Когда учитель музыки капельмей—стер Мянь, представляясь Конфуцию, при—близился к крыльцу, то Философ сказал: «Здесь крыльцо». Когда музыкант подошел к рогожке, на которой обыкновенно сидел, он сказал ему: «Здесь рогожка». Когда оба сели, Философ объявил ему: «Здесь та—кой-то, а здесь такой-то». Когда слепой му—зыкант ушел, Цзы-чжан спросил: «Следует ли так говорить со слепым музыкантом?» «Да, это непременное правило для того, кто ведет слепого», — отвечал Философ.

1. Когда фамилия Цзи намеревалась сде—лать нападение на феодальное владение Чжуань-юй, Жань-ю и Цзы-лу, явившись к Конфуцию, сказали: «Цзи намерены всту—пить в войну с Чжуань-юй». Тогда Конфу—ций сказал: «Цю, на самом деле, не твоя ли это вина? Ведь Чжуань-юйский владетель сделан был владетелем горы Дун-мэн в ста—рину прежним царем, кроме того, владение его находится в пределах княжества Лу и владетель его есть подданный сюзеренного двора. С какой же стати нападать на него?» На это Жань-ю сказал: «Наш госпо—дин желает этого, а мы оба не желаем». Конфуций сказал: «Цю, Чжоу-жэнь говари—вал: „Покажи силу своего содействия, ос—таваясь на посту; не можешь — удались“. Если вожак не поддерживает в опасном месте и не удерживает от падения, то на что нужен он? Кроме того, твои слова оши—бочны. Когда тигр или носорог выскочат из клетки, или же черепаха и яшма будут изло—маны, находясь в шкафу, то чья это будет вина?» Жань-ю на это сказал: «В настоящее время владение Чжуань-юй сильно и смежно с городом Би; если теперь не взять его, впоследствии оно непременно будет предметом беспокойства для потомства фамилии Цзи». На это Конфуций сказал: «Цю, благородный муж не любит, когда люди умалчивают о своих корыстных побу—ждениях и непременно приискивают отго—ворки. Я слыхал, что правители государст—ва и главы домов не беспокоятся о том, что у них мало людей, а печалятся о неравно—мерном распределении, не опасаются бедно—сти, а опасаются смут; потому что при равномерном распределении богатств нет бедных, при согласии не бывает недостат—ка в людях, а при спокойствии — невозмож—но падение государства. Поэтому, если от—даленные народы не идут с покорностью, то для привлечения их следует заботиться о просвещении и нравственности, а когда придут, следует предоставить им спокойную жизнь, а не принуждать к военной службе. Теперь вы, Ю и Цю, помогаете вашему гос—подину, а отдаленные народы не покоряют—ся, и вы не в состоянии привлечь их; его госу—дарство распадается, народ удаляется и разбредается, и вы не можете сохранить его; а тут задумываете еще поднять войну внутри государства! Я боюсь, что опас—ность для Цзи-суня не в Чжуань-юе, а в сте—нах собственного дворца».

2. Конфуций сказал: «Когда во Вселенной царит закон, то церемонии, музыка и войны исходят от Сына Неба; когда же в ней ца—рит беззаконие, то церемонии, музыка и вой—ны исходят от удельных князей. Когда все это исходит от удельных князей, то редкие из них через десять поколений не теряют власти. Когда все исходит от вельмож, то редкие из них через пять поколений не теря—ют власти; а когда бразды правления госу—дарством находятся в руках чиновников-вассалов, то редкие из них не теряют власти через три поколения. Когда во Вселенной ца—рит закон, то правительственная власть не находится в руках вельмож, и народ не уча—ствует в обсуждении дел».

3. Конфуций сказал: «Прошло уже пять поколений, как княжеский дом лишился до—ходов, и четыре поколения, как правление перешло в руки вельмож. Поэтому-то по—томки трех Хуаней измельчали».

4. Конфуций сказал: «Полезных друзей трое и вредных — трое. Полезные друзья — это друг прямой, друг искренний и друг мно—го слышавший. Вредные друзья — это друг лицемерный, друг льстивый и друг болтли—вый».

5. Конфуций сказал: «Влечений, достав—ляющих человеку пользу, три, и влечений, причиняющих ему вред, три. Полезные вле—чения — это находить удовольствие в уп—ражнении в церемониях и музыке, не пре—ступая должных границ; в рассказах о доб—ре других и во множестве достойных друзей. Вредные влечения — это находить удовольствие в стремлении к роскоши, в раз—гуле и в страсти к пирам».

6. Конфуций сказал: «В присутствии лиц достойных и почтенных возможны три ошибки: говорить, когда не следует гово—рить, — это называется опрометчивостью; не говорить, когда следует говорить, — это называется скрытностью; и не обращать внимание на выражение лица почтенного человека — это называется слепотою».

7. Конфуций сказал: «Благородный муж должен остерегаться трех вещей: в моло—дости, когда жизненные силы не окрепли, — сладострастия; в возмужалом возрасте, когда они только что окрепли, — драки; и в старости, когда они ослабели, — любостя—жания».

8. Конфуций сказал: «Для благородного мужа существуют три предмета, пред ко—торыми он благоговеет: определение Неба, великие люди (по положению, возрасту и добродетели) и слова мудреца. Подлый чело—век не знает велений Неба и не боится их, не—учтиво обращается с великими людьми и презрительно относится к словам мудреца».

9. Конфуций сказал: «Те, которые имеют знание от рождения, суть высшие люди, сле—дующие за ними — это те, которые приобре—тают знания учением; следующие за эти—ми — это те, которые учатся, несмотря на свою непонятливость; непонятливые и не учащиеся составляют самый низший класс».

10. Конфуций сказал: «У благородного мужа — девять дум: взирая на что-либо, ду—мает о том, чтобы видеть ясно; слушая — чтобы слышать отчетливо; по отношению к выражению лица думает о том, чтобы оно было любезное; по отношению к наружному виду думает о том, чтобы он был почтитель—ным; по отношению к речи — чтобы она была искренна; по отношению к делам — чтобы быть внимательным к ним; в случае сомнения думает о том, чтобы кого-нибудь спросить; по его отношению к гневу думает о тех бед—ствиях, которые он влечет за собою; при виде возможности приобрести что-либо думает о справедливости».

11. Конфуций сказал: «Людей, которые при виде добра неудержимо стремятся к нему, как бы опасаясь не достигнуть его; при виде зла — бегут от него, как от кипят—ка, опасаясь обвариться, — я видел и слы—шал об этом. Что люди живут отшель—никами для уяснения своих стремлений и осуществляют справедливость для преус—пеяния своего Учения — об этом я слышал, но не видел таких людей».

12. Конфуций сказал: «У циского князя Цзина была тысяча четверок лошадей, а ко—гда он умер, то народ не нашел в нем ника—ких добродетелей для прославления его; Бо-и и Шу-ци умерли с голоду в горах Шоу-ян, а народ доныне прославляет их. „Истинно прославляют не за богатство — не то ли это значит?“

13. Чэнь-кан спросил у Бо-юя, сына Кон—фуция: «Вы слышали что-нибудь особенное от вашего батюшки?» Тот отвечал: «Нет, а только когда отец один стоял и я пробегал по двору, он спросил меня: „Учишь ли „Кни—гу Стихотворений“? «Нет“, — отвечал я.

«Если не учишь, то мне не о чем говорить с тобою». Я удалился и стал учить «Ши-цзин». В другой раз он опять стоял один, а я пробегал по двору. Он спросил меня: «Изучаешь ли церемонии?» «Нет», — отвечал я. «Без изучения их у тебя не будет успехов», — сказал он. Я удалился и принялся за изучение церемоний. Я слышал от него только об этих двух предметах». Чэнь-кан, удалившись, с удовольствием заметил: «Я спросил об одном, а услышал о трех предме—тах: о „Ши-цзине“, церемониях и о том, что благородный муж удаляется от своего сына».

14. Философ сказал: «Владетельный князь называет княгиню «Фу-жэнь» — суп—руга; а княгиня называет себя «Сяо-тун» — подросток. Подданные величают ее «Цзюнь-фу-жэнь» — супруга князя; по отношению к иностранным государствам она называет себя «Гуа-сяо цзюнь» — не—достойный маленький государь; а ино—странные подданные также величают ее «Цзюнь-фу-жэнь» — супруга князя».

1. Ян-хо хотел видеть Конфуция. Конфу—ций не являлся к нему. Тогда Хо послал ему поросенка. Конфуций, улучив время, когда Хо не было дома, отправился к нему с визи—том и встретился с ним на дороге. Тогда Хо, обратившись к Конфуцию, сказал: «Поди сюда, я с тобой поговорю, — и вслед за тем спросил его: — Можно ли назвать гуманным того, кто скрывает свою драгоценность и тем оставляет в смутном положении госу—дарство?» «Нельзя», — был ответ. «Можно ли назвать умным того, кто, любя действо—вать на пользу человечества, неоднократно упускал время? Дни и месяцы уходят безвоз—вратно, годы не ждут нас», — продолжал Ян-хо. Конфуций сказал: «Верно. Я поступ—лю на службу».

2. Философ сказал: «По натуре люди близ—ки между собою, но по привычкам далеки».

3. Философ сказал: «Только высшее зна—ние и высшая глупость пребывают неизмен—ными».

4. Философ, прибыв в У-чэн и услышав звуки музыки и пения, с улыбкою сказал: «Чтобы зарезать курицу, зачем употреб—лять нож, которым режут быков?» Цзы-ю сказал ему в ответ: «В прежнее время я слыхал от тебя, Учитель, следующее: „Че—ловек, занимающий высокое положение, если он изучил нравственный закон, то любит людей; человек же, занимающий скромное положение, когда он изучал нрав—ственный закон, то высшему легче им рас—поряжаться“». Тогда Философ сказал: «Ученики мои, слова Яня верны, а прежние слова мои были шуткою».

5. Гун-шань Фу-жао взбунтовался в горо—де Би и призывал к себе Философа, который хотел отправиться к нему. Цзы-лу, недоволь—ный этим, сказал: «Не ходите, да и только. Что за надобность идти к Гун-шаню?» Фи—лософ сказал: «Он зовет меня разве попус—ту? Если употребить меня в дело, то и я могу создать Восточное Чжоу».

6. Цзы-чжан спросил относительно гу—манности. Конфуций сказал: «Кто в состоя—нии исполнить пять требований, тот будет гуманным повсюду». «Позволю спросить, что это такое?» — поинтересовался Цзы-чжан. Конфуций сказал: «Почтительность, велико—душие, искренность, сметливость и доброта. Если человек почтителен, то он не подверга—ется пренебрежению; если человек великоду—шен, то он привлекает к себе всех; если он чес—тен, то люди полагаются на него; если он сметлив (умен), то он будет иметь заслуги (успех); если он милостив, то в состоянии бу—дет распоряжаться людьми».

7. Би-си звал Конфуция к себе, и Философ хотел отправиться к нему. Тогда Цзы-лу сказал ему: «Прежде я слышал, как Вы, Учи—тель, говорили, что благородный муж не вступает в сообщество с теми людьми, которые сами лично делают себе зло. Би-си возмутился и держит Чжун-моу. Как же это так, что Вы отправитесь туда?» «Правда, — сказал Философ, — были такие слова, но не говорил ли я, что крепкий пред—мет не стачивается? Не говорил ли я, что белое, погруженное в черную краску, не де—лается черным? Что я — тыква горлянка?! Как можно привязать меня так, чтобы люди не старались воспользоваться мною?»

8. Философ сказал: «Ю, слышал ли ты шесть слов о шести недостатках?» «Нет», — был ответ. «Ну, постой, я объясню тебе: питать любовь к гуманности и не учить—ся — недостатком этого будет глупость (простота); питать любовь к знанию и не любить учиться — недостатком этого бу—дет шаткость (беспочвенность); питать любовь к четкости и не любить учиться — недостатком этого будет нанесение вреда людям; любить прямоту и не любить учиться — недостатком этого будет го—рячность; любить мужество и не любить учиться — недостатком этого будет воз—мущение; любить твердость и не учить—ся — недостатком этого будет сумасброд—ство».

9. Философ сказал: «Дети, почему не изучаете „Книгу стихотворений“? Ведь она может воодушевлять, может слу—жить для того, чтобы видеть свои досто—инства и недостатки, может делать чело—века общительным, может вызывать за—конное негодование; в семье — научить служить отцу, в государстве — правите—лю; из нее вы узнаете множество названий птиц, животных, деревьев и растений!»

10. Философ, обратясь к Бо-юю, сказал: «Усвоил ли ты „Чжоу-нань“ и „Шао-нань“? Если человек не усвоил их, то не по—ходит ли он на того, кто стоит, приткнув—шись прямо лицом к стене?»

11. Философ сказал: «Церемонии, гово—рят, да церемонии! А разве под ними разуме—ются только подарки (яшмы и шелка)? Му—зыка, говорят, да музыка! А разве под нею разумеются только колокола и барабаны?»

12. Философ сказал: «Строгого по на—ружности и слабого в душе можно сравнить с человеком из простого класса; не походит ли он на вора, который проделывает отвер—стие в стене или перелезает через нее?»

13. Философ сказал: «Деревенский сми—ренник — враг добродетели!».

14. Философ сказал: «Уличные слухи и россказни — это поругание добродетели!»

15. Философ сказал: «С низким челове—ком можно ли служить государю? Когда он не достиг желаемого, то заботится о дос—тижении его, а когда достигает, боится, как бы не потерять; а при боязни поте—рять — он готов на всё».

16. Философ сказал: «В древности люди имели три недостатка, которых ныне, по—жалуй, и нет. Древние сумасброды были своевольны в мелочах, а нынешние отлича—ются полною разнузданностью; прежде строгие люди отличались суровостью, а ныне отличаются злобою и гневом; преж—ние простаки отличались прямотою, а ны—нешние — ложью».

17. Философ сказал: «Хитрые речи и притворная наружность редко соединяют—ся с гуманностью».

18. Философ сказал: «Я не люблю фиоле—товый цвет, потому что он затмевает красный; не люблю сладострастный чжэньский напев, потому что он нарушает ис—тинную музыку; не люблю говорунов, ибо они губят государство».

19. Философ сказал: «Я хочу перестать говорить». На это Цзы-гун сказал: «Если Вы не будете говорить, то что же будут передавать Ваши ученики?» Философ отве—чал: «Говорит ли что-нибудь Небо? А меж—ду тем, времена года сменяются и твари ро—ждаются. Говорит ли что-нибудь Небо?»

20. Жу-бэй хотел представиться Кон—фуцию. Конфуций отказался под предлогом болезни; но лишь только посланный вышел из дверей, как он взял арфу и стал петь, что—бы уходивший слышал игру и пение.

21. Цзай-во сказал: «Трехгодичный траур слишком продолжителен. Благородный муж, если в течение трех лет не будет упраж—няться в церемониях, то они непременно при—дут в расстройство. Если в течение трех лет не будет заниматься музыкой, то она непременно падет. Можно бы ограничиться годичным трауром, так как в течение года старый хлеб кончается и новый поступает, и огонь, получаемый от трения, меняется». Философ сказал: «Был ли бы ты спокоен, ку—шая рис и одеваясь в парчу?» «Был бы споко—ен», — последовал ответ. «Ну, если бы ты был спокоен, — продолжал Конфуций, — то и делай так. А вот для благородного мужа во время траура пища не сладка, музыка не доставляет ему удовольствия, и, живя в доме, он не спокоен. Поэтому он не делает этого (т. е. не ограничивается годичным трауром). Теперь, если ты спокоен, ну и де—лай так!» Когда Цзай-во вышел, Философ сказал: «В этом заключается негуманность Юя. Сын только через три года после рож—дения сходит с рук отца и матери. Трехго—дичный траур есть всеобщий траур. А Юй разве не пользовался трехлетнею любовью своих родителей?!»

22. Философ сказал: «Есть досыта це—лый день и ничем не заниматься — разве это не тяжело? Разве нет шахмат и шашек? Играть в них все-таки лучше, чем ничего не делать».

23. Цзы-лу спросил: «Предпочитает ли высокопоставленный человек мужество?» Фило—соф отвечал: «Он ставит долг выше всего, пото—му что человек, занимающий высокое положе—ние, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается мятежником, а человек, зани—мающий низкое положение, обладая мужест—вом, но не имея сознания долга, делается раз—бойником».

24. Цзы-гун спросил: «У благородного мужа есть также и ненависть?» «Есть ненависть, — сказал Философ, — он ненави—дит людей, говорящих дурно о других, нена—видит тех, которые, занимая низкое поло—жение, злословят о высших; ненавидит храбрых, но бесцеремонных, смелых, но не—разумных. А у тебя, Цы, также есть нена—висть?» — спросил Конфуций. «Да, я нена—вижу признающих шпионство — за ум, непокорность — за храбрость и кляузниче—ство — за прямоту», — ответил Цзы-гун.

25. Философ сказал: «С женщинами, да и со слугами, трудно справиться. Прибли—зишь их, они становятся непокорными, а отдалишь — ропщут».

26. Философ сказал: «Если кого ненави—дят в сорок лет, тому уже делать нечего».

1. Вэй-цзы ушел, Цзи-цзы сделан рабом, а Би-гань умер за увещания. Конфуций сказал: «Иньский дом имел трех гуманных людей».

2. Лю Ся-хуэй был судьею, и его трижды отставляли от должности. Некто сказал ему: «Разве вы не можете удалиться?» Лю Ся-хуэй отвечал: «Если я буду служить лю—дям честно, с прямотой, то куда бы я ни по—шел, всюду подвергся бы троекратному из—гнанию со службы; а если служить людям кривдою, то зачем же тогда уходить из родного государства?»

3. Циский князь Цзин по поводу обхожде—ния с Конфуцием сказал: «Я не могу принять его как Цзи-ши (первого сановника); приму его по этикету, среднему между приемом Цзи-ши и Мэн-ши», а вслед за тем сказал: «Я уже стар и не могу воспользоваться его услугами». Конфуций удалился.

4. Цисцы послали лускому князю певиц. Цзи Хуань-цзы (временщик) принял их. В те—чение трех дней не было представлений ко двору. Конфуций удалился.

5. Чуский сумасшедший Цзе-юй, проходя мимо Конфуция с песнями, сказал: «О фе—никс, феникс! Как упали твои добродетели! Прошедшего невозможно остановить увещаниями, а будущее еще поправимо. Ос—тавь, оставь службу! В настоящее время участие в правлении опасно». Конфуций вы—шел из телеги и хотел поговорить с ним, но тот убежал, и им не удалось поговорить.

6. Чан-цзюй и Цзе-ни вместе пахали. Конфуций, проезжая, послал Цзы-лу спро—сить у них, где переправа. Чан-цзюй сказал: «А кто это правит повозкою?» Цзы-лу от—вечал: «Это Кун-цю». «А, это луский Кун-цю?» «Да». «Так он сам знает, где перепра—ва». Цзы-лу обратился с тем же вопросом к Цзе-ни. Последний спросил его: «Вы кто та—кой?» «Я Чжун-ю». «Ученик луского Кун-цю?» «Да». «Волны беспорядков, — сказал Цзе-ни, — разлились по всему миру. Кто-то усмирит их? Кроме того, чем следовать за ученым, удаляющимся от одного к другому, не лучше ли последовать за ученым, удалив—шимся от мира?» Сказав это, он снова при—нялся боронить. Цзы-лу удалился и доложил Конфуцию, который с досадою сказал: «Нельзя быть человеку с животными в од—ном стаде. Если мне не иметь общения с людьми, то с кем же иметь его? Если бы во Вселенной царил порядок, то моего участия в изменении ее было бы не нужно».

7. Сопровождая Конфуция на пути из Чу в Цай, Цзы-лу отстал и, встретившись со старцем, несшим на палке за плечами навоз—ную корзину, обратился к нему со следую—щим вопросом: «Не видели ли вы моего Учи—теля?» Старец сказал: «Ты не трудишься, не в состоянии различить сортов хлеба. Почем я знаю, кто твой учитель?» С этими словами он воткнул палку в землю и стал полоть. Цзы-лу стоял, сложив почтительно руки. Тронутый его почтительностью, старик ос—тавил Цзы-лу ночевать, зарезал курицу, при—готовил просо, накормил его и представил своих двух сыновей. На другой день Цзы-лу отправился в путь и сообщил о случившемся Конфуцию. Философ сказал: «Это отшель—ник», и послал Цзы-лу опять повидаться с ним. Но когда Цзы-лу пришел к прежнему мес—ту, то увидел, что старец уже ушел. Цзы-лу сказал: «Не служить — значит отрицать долг. Если нельзя упразднить нравственную связь между старшими и младшими, то как же можно упразднить долг между государем и подданным? Желая держать себя чистым (т. е. укрыться от житейской грязи и сму—ты), мы нарушаем великие социальные зако—ны. Службою благородный муж исполняет свой долг по отношению к государю. Что Учение не распространяется, это мы знаем».

8. Отшельники — это Бо-и, Шу-ци, Юй-чжун, И-и, Чжу-чжан, Лю Ся-хуэй и Шао-лянь. Философ сказал: «Не поступившиеся своими убеждениями и не посрамившие себя — это были отшельники Бо-и и Шу-ци». Об отшельниках Лю Ся-хуэе и Шао-ляне он отозвался, что те поступились своими убеждениями и посрамили себя; но слова их согласовались с разумом вещей, а действия — с общим мнением (т. е. справед—ливостью); у них было только это. Об от—шельниках Юй-чжуне и И-и он отозвался, что те, живя в уединении, хотя и были раз—нузданы в речах, но сами лично удовлетворя—ли условиям нравственной чистоты, и их удаление от мира соответствовало силе обстоятельств. Философ добавил: «Я от—личаюсь от всех этих — я не предрешаю ни—чего, я ни за, ни против, а руководствуюсь сознанием долга».

9. Главный капельмейстер Чжи отпра—вился в Ци; Гань, распорядитель музыки при завтраке, отправился в Чу; Ляо, распоряди—тель музыки при обеде, ушел в Цай, и Цюэ, распорядитель музыки при ужине, отпра—вился в Цинь; барабанщик Фан-Шу удалился в Хэ-нэй, к северу от Желтой реки; тамбу-рист У удалился в Хань-чжун, а младший ка—пельмейстер Ян с [игравшим на каменном гонге] Сянем удалились на взморье.

10. Чжоу-гун обратился к Лу-гуну с та—кою речью: «Благородный государь не бро—сает своих родственников, не доводит са—новников до ропота из-за того, что их не употребляют на службу; аристократию без важных причин не бросает и не ищет всех совершенств в одном человеке».

11. У Чжоу было восемь знаменитых чи—новников: Бо-да, Бо-го, Чжун-ту, Чжун-ху, Шу-е, Шу-ся, Цзи-суй и Цзи-гуа.

1. Цзы-чжан сказал: «Если ученый при виде опасности жертвует жизнию, при виде корысти думает о справедливости, при жертвоприношении думает о благого—вении и при похоронах — как бы проявить свою скорбь, — то этого довольно».

2. Цзы-чжан сказал: «Безразлично суще—ствование таких людей, которые хранят только приобретенные добродетели, не заботясь о расширении их, верят в Учение, но не отличаются непоколебимостью».

3. Ученики Цзы-ся спросили у Цзы-чжана относительно сношений с людьми. Цзы-чжан сказал: «А как говорил об этом Цзы-ся?» Ученики отвечали, что он говорил так: «С годными людьми водитесь, а негод—ных отталкивайте». Цзы-чжан сказал: «Это отличается от того, что слышал я. Благородный муж уважает людей, выдаю—щихся своими талантами и нравственными достоинствами, и снисходительно отно—сится ко всем остальным; он хвалит доб—рых и сострадает к немощным. Допустим, что я обладаю великими талантами и дос—тоинствами, в таком случае, чего я не снесу от других? А если я недостойный человек, то люди отвергнут меня. Но каким же об—разом отвергать остальных?»

4. Цзы-ся сказал: «Всякое малое знание, конечно, заключает в себе что-нибудь за—служивающее внимания; но едва ли оно бу—дет пригодно для отдаленных государст—венных целей. Поэтому благородный муж и не занимается ими».

5. Цзы-ся сказал: «О том, кто ежеднев—но узнает, чего он не знал, и ежемесячно вспоминает то, чему научился, можно ска—зать, что он любит учиться».

6. Цзы-ся сказал: «В многоучении и не—преклонной воле, неотступном вопрошании и тщательном размышлении есть также и гуманность».

7. Цзы-ся сказал: «Ремесленники, чтобы изучить в совершенстве свое дело, помеща—ются в казенных мастерских; благородный муж учится, чтобы достигнуть высшего понимания своих принципов».

8. Цзы-ся сказал: «Ничтожный (подлый) человек непременно прикрывает свои ошибки».

9. Цзы-ся сказал: «Благородный муж яв—ляется в трех видах: когда посмотришь на него издали, он величествен; приблизишься к нему, он ласков; послушаешь его речи, он строг».

10. Цзы-ся сказал: «Государь может ут—руждать свой народ после того, как приоб—ретет его доверие, а в противном случае народ будет считать служение за тира—нию. Точно так же и государя можно уве—щевать после того, как он стал верить тебе, в противном случае он примет это за злословие».

11. Цзы-ся сказал: «Если великие обязан—ности не нарушаются, то в малых возмож—ны отступления».

12. Цзы-ю сказал: «Ученики Цзы-ся в подметании пола, в ответах и движениях (манерах) годятся, но ведь это — последнее дело! Что же касается существенного, то этого у них нет (т. е. познаний нравствен—но-философских). Как же тут быть?» Ус—лыхав это, Цзы-ся сказал: «Эх, Янь-ю оши—бается! Разве благородный муж в системе обучения признает что-либо за главное и по—тому преподает его, равно как не признает чего-либо за второстепенное и потому ле—нится преподавать его? Подобно растениям он только сортирует своих учеников по сте—пени их развития. В преподавании благород—ный муж разве может прибегать к обману? Ведь только для святого мужа возможно достижение полного высшего Знания».

13. Цзы-ся сказал: «Если от службы ос—тается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то упот—ребляй его на службу».

14. Цзы-ю сказал: «Траур должен огра—ничиваться только доведением скорби до высшей степени».

15. Цзы-ю сказал: «Мой друг Чжан дела—ет вещи трудноисполнимые, но ему недос—тает гуманности».

16. Цзэн-цзы сказал: «Величественный человек Чжан, но с ним трудно вместе уп—ражняться в гуманности».

17. Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учи—теля, что люди, которые не проявили самих себя (т. е. своей истинной природы) во всей полноте непременно проявят себя в случае смерти родителей».

18. Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учи—теля о сыновней непочтительности Мэн Чжуан-цзы, все другие проявления которой достижимы, но что он не переменил ни слуг отца, ни его образа управления, — вот это трудно достижимо».

19. Мэн-ши сделал Ян-фу уголовным чи—новником, и тот обратился за советом к Цзэн-цзы, который сказал ему следующее: «Правительство утратило истинный путь, народ давно отшатнулся от него. Если ты констатируешь факт преступления, то по—жалей преступника, а не восхищайся своим умом».

20. Цзы-гун сказал: «Беззакония Чжоу не были уж такими ужасными, как о них рассказывают. Поэтому-то благородный муж не желает оказаться в грязи, чтобы ему не приписали все пороки мира.

21. Цзы-гун сказал: «Ошибки благород—ного мужа подобны солнечному и лунному затмениям. Люди видят все его ошибки, а когда он исправит их, они взирают на него с уважением».

22. Вэйский вельможа Гун Сунь-чао спро—сил у Цзы-гуна: «Где и у кого учился Чжун-ни?» Цзы-гун сказал: «Учение Вэнь-вана и У-вана не погибло, а находится между людь—ми. Люди мудрые запомнили из него более важное (главные основания), а люди немуд—рые (не одаренные высокими талантами и нравственными достоинствами) — менее важное (т. е. подробности). Таким образом, учение Вэнь-вана и У-вана царило повсюду. Где же мог учиться Философ? И к чему же было ему иметь постоянного Учителя?»

23. Шу-сунь У-шу, обратившись к вель—можам при дворе, сказал: «Цзы-гун дарови—тее и умнее Чжун-ни». Цзы-фу Цзинь-бо на это сказал: «Возьмем для примера дворцо—вую стену; моя стена доходит до плеч, и че—рез нее можно видеть, что есть хорошего в комнатах (т. е. стена низкая и комнаты плохие); стена же Философа — в несколько саженей, и если не отыскать надлежащих ворот и не войти в них, то не увидишь кра—сот храмов предков и богатства чинов им—перии; но отыскавших эти ворота, кажет—ся, немного. Не таково ли должно бы быть и замечание твоего начальника?»

24. Шу-сунь У-шу стал порицать Чжун-ни. Цзы-гун сказал: «Не стоит делать это—го. Чжун-ни нельзя порицать, ибо таланты и достоинства других людей — это холми—ки, чрез которые можно перешагнуть, а Чжун-ни — это Солнце и Луна недосягаемые (непереходимые), так что, хотя бы кто и захотел отрешиться от них, то ка—кой вред он причинил бы им? Он только весь—ма показал бы (обнаружил) незнание своих сил».

25. Чэнь Цзы-цинь, обратившись к Цзы-гуну, сказал: «Ты только из почтения гово—ришь так. Возможно ли, чтобы Чжун-ни был достойнее тебя?» Цзы-гун сказал: «Благородного мужа за одно слово счита—ют умным и за одно слово считают неве—жей; поэтому в словах нельзя не быть осто—рожным. Философ недосягаем подобно Небу, на которое нельзя подняться по сту—пенькам. Если бы Философ получил в управ—ление княжество, то на нем оправдалось бы следующее изречение: «Кого он поставил бы на ноги, тот стоял бы; кого он повел бы, тот последовал бы за ним; кого приласкал бы, тот покорился бы ему; кого поощрил бы, те жили бы в согласии и мире». При жизни он был бы славен; его смерть была бы оплакиваема. Каким же образом воз—можно сравняться с ним?»

1. Яо сказал: «О Шунь! Небом установ—ленное преемство царственной власти ос—тановилось на тебе. В управлении следует неуклонно держаться середины (т. е. спра—ведливости). Если китайский народ в преде—лах четырех морей обеднеет, то и благопо—лучие государя прекратится навеки». С та—ким же наказом обратился к Юю и сам Шунь, уступая ему престол.

Тан (Чэн-тан), обращаясь к Верховному Владыке, сказал: «Я, недостойный сын твой Ли, осмеливаюсь принести тебе в жертву черного быка и осмеливаюсь заявить тебе, Верховный Владыка, что император Цзе был виноват, и я не смел простить его, а достойные слуги твои мною не сокрыты под спудом. Его (императора) преступления и их (твоих слуг) добродетели зримы тебе, Владыка. В твоем сердце я был избран. Если я лично согрешу, то пусть это не будет вме—нено в вину моим подданным; если же они согрешат, то вина не должна пасть на меня».

Чжоуский У-ван раздал большие награ—ды, добрые люди обогатились. Он говорил:

«У Чжоу-синя хотя и были ближайшие родственники, но они не стоили моих добро—детельных (гуманных) людей. Грехи моего народа лежат на мне одном».

Он (У-ван) обратил тщательное внима—ние на меры и весы, уяснил законы, восста—новил упраздненные чины, и государственное правление пошло! Он восстановил угас—шие государства, возобновил прервавшиеся поколения, вызвал к деятельности отшель—ников, и народ искренне покорился ему. Осо—бенное внимание его было обращено на на—родное пропитание, на траур и на жертво—приношения.

Если государь великодушен, то он приоб—ретет расположение народа; если он разу—мен, то совершит подвиги, и если будет справедлив, то будут довольны им.

2. Цзы-чжан спросил у Конфуция: «Ка—ким бы образом можно было вести дела правления?» Философ отвечал: «Следовать пяти прекрасным качествам и изгонять че—тырех скверных — этим путем можно вес—ти дела правления». «А что такое пять пре—красных качеств?» — спросил Цзы-чжан. Философ отвечал: «Когда правитель благо—детельствует, не расходуясь; налагает ра—боту, не вызывая ропота; желает без алч—ности; доволен, но не горд; внушителен, но не свиреп». Цзы-чжан спросил: «Что зна—чит благодетельствовать, не расходуясь?» Философ отвечал: «Когда он будет достав—лять пользу народу исходя из того, что для него полезно, — разве это не будет благо—деянием без затрат? Когда он будет выби—рать пригодную работу и заставлять лю—дей трудиться над ней, то кто же будет роптать? Когда он будет желать гуманно—сти и приобретет ее, то где же тут место для алчности? Когда для него не будет ни сильных, ни слабых по численности, ни ма—лых, ни великих дел и он будет относиться с одинаковым уважением ко всем и ко всему, то разве это не будет самодовольством без гордости? Когда он оправит свое платье и шапку, его взор будет проникнут достоин—ством, и, глядя на его внушительный вид, люди будут чувствовать уважение — разве это не будет величием без свирепости?»

Цзы-чжан спросил: «А что такое четыре дурных качества?» Философ отвечал: «Каз—нить людей, не наставив их, — это бесчело—вечность; требовать немедленного исполне—ния чего-либо, не предупредив заранее, — это торопливость; медлить с распоряжениями и требовать срочного исполнения их — это пагубность; давая людям что-нибудь, прояв—лять при выдаче скаредность (т. е. нежела—ние расставаться с выдаваемым предме—том), — это будет мелочность, свойствен—ная чиновнику, но не правителю».

3. Философ сказал: «Кто не признает судьбы, тот не может сделаться благород—ным мужем. Кто не признает церемоний, тому неоткуда приобрести прочные устои. Кто не знает силы слова, тому неоткуда бу—дет узнать людей».