Родовое проклятие Щеглова Ирина

— Иди побыстрей, ради Христа!

— Иду, иду.

Мира запрыгнула в машину.

Ничего страшного не случилось, стала уговаривать она себя. Если только не наоборот. С ее мамой никогда не знаешь…

По телефону мама говорила совсем невразумительно — то плакала, то бормотала что-то невнятное. Только знай, «кухня», «дым» и «горит».

А вдруг она пострадала?

Перед мысленным взором Миры возник Коннор с обожженной до черноты рукой.

Горит.

Кэвон.

При мысли, что к несчастью мог приложить руку колдун, Мира похолодела. Неужели в отместку за то, что она не пошла на его зов, он решил добраться до ее матери?

Мира вдавила педаль газа в пол и, не помня себя, на бешеной скорости просвистывала повороты, с замиранием сердца спеша к маленькому «пряничному» домику, с горсткой других таких же примостившемуся на окраине Конга.

Дом стоял на месте, на белых стенах, серой крыше и в аккуратном палисаднике следов какого-либо ущерба Мира не обнаружила. Палисадник и впрямь был образцовым, ведь садик перед домом и позади него был единственным, что по-настоящему интересовало в жизни Колин Куинн.

Мира рванула калитку, которую сама красила прошлой весной, и пронеслась по дорожке, на ходу роясь в сумке в поисках ключей — мать упорно денно и нощно запиралась на все замки, опасаясь грабителей, насильников и инопланетян.

Но Колин уже выскочила ей навстречу, молитвенно сложив на груди руки.

— Ой, Мира, слава богу, ты уже здесь! Что бы я без тебя делала? Что бы я делала?

И она рухнула в объятия дочери, вся в слезах, трепещущий комок отчаяния.

— Ты цела? Дай я посмотрю!

— Я обожгла пальцы! — Колин, как ребенок, подняла к ее лицу руку, демонстрируя ожог.

К своему облегчению, Мира увидела, что ожог совсем небольшой и быстро пройдет, надо только правильно наложить мазь.

— Хорошо, хорошо. — Мира легонько поцеловала пострадавшее место. — Ты цела, это самое главное.

— Ты бы видела, какой ужас! Кухня в руинах. Что теперь делать? Ой, Мира, что же теперь делать?

— Пойдем сперва посмотрим, тогда и будем думать, что делать.

Развернуть Колин и втолкнуть ее в дом труда не составило. Свой рост Мира унаследовала от давно исчезнувшего из ее жизни отца. Колин же была миниатюрной и худенькой. И с неизменной аккуратной прической — обстоятельство, частенько заставлявшее Миру чувствовать себя неуклюжим медведем, ведущим на поводке пуделя с безупречной родословной.

В передней никаких разрушений — уф! Хотя запах гари ударил в нос, и перед глазами повисла полупрозрачная пелена.

Дым, с облегчением определила Мира. Все лучше, чем туман.

В три шага она очутилась в компактной кухне-столовой, где дым сгустился тонкой завесой.

Разрушений нет, однако разгром налицо. Правда, сразу поняла Мира, не в результате воздействия злокозненной силы, а как следствие неряшливости и неорганизованности хозяйки.

Продолжая обнимать за плечи рыдающую мать, она огляделась.

Обгоревшая сковорода. Обугленная баранья нога на полу. Рядом с незадавшимся мясным блюдом — мокрая и обгорелая же тряпица. Все ясно.

— Ты сожгла мясо, — осторожно высказалась Мира.

— Затеяла запечь баранину, сегодня ко мне на ужин должен прийти Донал со своей девушкой. Я, конечно, не могу одобрить, что он сошелся с Шэрон до брака, но я все равно его мать!

— Значит, ты запекала баранину… — пробормотала Мира уточненный вариант.

— Ты же знаешь, как Донал любит баранью ногу. Я и вышла-то всего на минутку. У меня в саду завелись улитки, и я пошла поменять пиво в лотках. Я их так приманиваю.

От волнения Колин кудахтала, как квочка. Она жестом указала на заднюю дверь кухни, как будто Мира не знала, где у нее сад.

— Они едят мой бальзамин! Вот… приходится принимать меры.

— Ладно. — Мира принялась открывать окна, так как Колин об этом почему-то не подумала.

— Меня не было совсем недолго! Я просто подумала, раз уж я вышла, надо бы и букет для стола нарвать. На званый ужин полагается ставить на стол цветы.

— Хмм… — промычала Мира, собирая с мокрого пола раскиданные цветы.

— А потом вхожу — а вся кухня в дыму, представляешь? — Все еще охваченная возбуждением, Колин в слезах оглядела помещение. — Я бросилась к духовке, баранина горела, я схватила тряпку, чтобы прихватить…

— Понятно. — Мира выключила духовку, отыскала свежую тряпку, подняла с полу сковороду и обугленное мясо.

— Тряпка тоже почему-то загорелась… Пришлось все бросить и заливать водой вон из той кастрюли, я как раз картошку поставила.

Пока бедная женщина заламывала руки, Мира собрала картошку и сложила в раковину, чтобы потом перемыть заново.

— Мира, это катастрофа, просто катастрофа! Что мне теперь делать? Что делать?

Матушка, как это не раз случалось, была выбита из колеи, раздосадована и во власти обманутых ожиданий — обычный для нее житейский коктейль эмоций. Смирившись со своей участью, Мира вытерла руки о рабочие штаны.

— Пока я тут вытираю пол, надо бы открыть окна в гостиной.

— Мира, но ведь дым потянет туда, и он попортит там краску! А пол? Посмотри: он же весь черный от этой тряпки! Страшно подумать, как я хозяину признаюсь. Меня же в два счета выставят!

— Никто тебя не выставит, мам. Если стены пойдут пятнами, мы их подкрасим. Открой окна, как я тебе говорю, а потом смажь руки мазью, что тебе Брэнна дала.

Но Колин продолжала стоять, всплескивать руками и хлюпать носом. Ее полные слез глаза взирали на учиненный ею кухонный катаклизм страдальчески и потерянно.

— А в семь уже ребята явятся!

— Мам, давай не все сразу, — ответила Мира, орудуя шваброй.

— Не могла же я ему позвонить и сказать, что у меня тут несчастье! Он же на работе!

«А мне — можно, — подумала Мира, — ты же никогда не понимала, что не только мужчины, но и женщины могут работать. И работают, и нуждаются в этом».

— Ок-на! — повторила она вслух.

И ведь это не от подлости характера, успокаивала себя Мира, надраивая полы, отнюдь не испорченные, а всего лишь запачканные копотью. И даже не от обычного эгоизма. Просто мама сделалась совсем какой-то беспомощной.

И разве можно ее в этом винить, если она всю жизнь жила как у Христа за пазухой? Всю жизнь о ней кто-то заботился — сначала родители, потом муж, теперь вот дети.

Она и не знает, как самой управляться. И даже, подумала Мира, со злостью глядя на противень, как зажарить чертову рульку.

Она отжала швабру и послала сообщение Бойлу. Незачем ему зря волноваться.

Никакого пожара, сгорела баранья нога. Разгром впечатляет. Ущерб нулевой.

Мира соскребла погибшее мясо и отправила его на помойку. Потом отмыла картошку и положила сушиться — она была еще сырая, потому что мама, к счастью, забыла включить под ней огонь.

Противень она положила в раковину отмокать, после чего поставила чайник, пока Колин продолжала сокрушаться, что ее теперь выселят.

— Мам, сядь.

— Как я могу сесть, когда я так расстроена?

— Сядь! И выпей чаю.

— Но Донал… Что я буду делать? Изуродовала кухню, а они сегодня придут на ужин. А хозяин? Он наверняка взбесится.

Мира в уме повторяла таблицу умножения. На семь — данный раздел ей особенно не давался. Благодаря этому, повернувшись к матери, она сдержалась и не повысила голос.

— Во-первых, раскрой глаза: где ты видишь изуродованную кухню?

— Но я… — Словно увидев собственную кухню в первый раз, Колин закудахтала: — Чудесно отмылось, правда?

— Да.

— Но дымом еще попахивает.

— Подержишь окна открытыми, и все выветрится. В худшем случае придется помыть стены. — Мира заварила чай, выложила шоколадное печенье на одну из любимых маминых красивых тарелочек и — поскольку это была ее мама — достала белую льняную салфетку.

— Сядь и попей чаю. И давай руки твои посмотрим.

— Уже намного лучше. — Колин, теперь уже с улыбкой, показала пальцы и проворно пошевелила ими. — Брэнна свое дело знает, правда же? Все эти лосьоны, кремы, свечи, всякие прочие штучки у нее так хорошо получаются! Я обожаю отовариваться в «Смуглой Ведьме». Как ни зайду — непременно себе что-нибудь подберу. У нее такой симпатичный магазинчик!

— Да уж.

— Она и сюда то и дело наведывается, приносит мне новое на пробу. Я ей потом рассказываю, понравилось или нет.

— Я знаю. — Как знала она и то, что тем самым Колин получает разные «штучки» с минимальными затратами.

— Брэнна славная девочка. И всегда так хорошо выглядит!

— Это правда, — согласилась Мира, отлично зная, что Колин хотела бы видеть дочь в модных платьях, а не в рабочих штанах конюха.

«Уж придется нам с тобой, мам, смириться с тем, что мы друг друга разочаровываем», — подумала Мира, но больше ничего не сказала.

— Кухня превосходно отмылась, Мира, спасибо тебе! Но теперь у меня никакой еды нет, да и времени совсем не осталось, чтобы приготовить ребятам приличный ужин. Что обо мне подумает Шэрон?

— Она подумает, что у тебя на кухне случилась досадная неприятность и поэтому ты позвонила в отель «Райан» и заказала столик на троих.

— Ой, но ведь…

— Я все устрою, счет выпишут на мое имя. Вы чудесно поужинаете, а потом придете сюда и выпьете чаю с легким десертом — который я сейчас куплю в кафе «Монкс». Ты подашь его на своем прекрасном фарфоре, и все будет отлично. У вас получится замечательный вечер!

Щеки Колин разрумянились от предвкушаемого удовольствия.

— Звучит чудесно, просто чудесно!

— Скажи мне, мам, ты хорошо помнишь, как тушить пожар на кухне?

— Ну, как? Заливать водой. Я так и сделала.

— А лучше огонь чем-то накрыть, чтобы воздух не поступал к пламени. В шкафу со шваброй у тебя есть огнетушитель, помнишь? Его еще Фин привозил, а Донал повесил на стенку, чтобы всегда был под рукой. На стене в маленькой кладовке!

— Ой, а я о нем и не подумала… Я так перепугалась! Да я и не помню, как с ним управляться-то.

Вот те на, мысленно взвыла Мира.

— Если не огнетушитель, то можно засыпать огонь питьевой содой, а лучше посыпать ею вокруг, а огонь закрыть крышкой от кастрюли — перекрыть доступ воздуха. А самое надежное — не уходить из кухни, пока у тебя что-то готовится. Можешь установить на духовку таймер, тогда тебе не придется сидеть привязанной, пока печешь или жаришь.

— Я собиралась…

— Не сомневаюсь.

— Мира, прости, что я тебя дернула, мне правда жаль.

— Я знаю. Но теперь, кажется, все в порядке, да? — Она положила свою руку на мамину. — Мам, неужели тебе будет хуже жить рядом с внуками?

Мира еще немного бесславно поагитировала матушку за переезд к Морин, а потом поспешила в кафе, где купила роскошный торт с кремом, несколько сконов и сладких булочек. И заскочила по пути в ресторан и договорилась с управляющей, своей школьной подругой, после чего вернулась назад к матери — сгрузить покупки.

Возвращаться на работу было поздновато, да и голова все равно разболелась, поэтому Мира прямиком покатила домой, откуда позвонила сестре.

— Морин, пора тебе забирать маму. Твоя очередь.

Целый час они спорили, торговались, ссорились, хохотали, плакались друг другу, после чего Мира наконец достала таблетки от головной боли и прямо над раковиной запила их водой.

После чего долго изучала себя в зеркале. Под глазами круги — это от недосыпа. Невероятная усталость тоже красоты не прибавляет. И еще она с неудовольствием потерла морщинку между бровями.

Еще один такой день, заключила Мира, и ей понадобятся все лосьоны и кремы, которые только сможет изобрести Брэнна, иначе выглядеть ей настоящим страшилищем. И конечно, не помешает капелька волшебства…

Хоть на один вечер забыть обо всем, сказала она себе. О Конноре, о Кэвоне, о маме и остальной родне. Один спокойный вечер, взмолилась она, уповая на высшие силы, расслабленный, в пижаме — и с толстым слоем чудодейственного крема на физиономии. Добавить сюда пинту пива, чипсы — или что у нее найдется на кухонных полках — и телевизор.

И больше ничего не надо.

Решив начать с пива — у нее была привычка брать холодную банку с собой в душ, — Мира направилась было в кухню, но тут в дверь постучали.

— Уходи! — проворчала она. — Кто б ты ни был — пошел немедленно вон! И никогда не возвращайся.

Тот, кто там был, постучал опять, и она бы снова его проигнорировала, если бы не услышала:

— Мира, открывай! Я знаю, ты здесь.

Коннор. Она вздохнула, но все же поплелась к двери.

Открыла.

— Слушай, я собралась немного отдохнуть, так что лучше проваливай.

— Что это было — пожар у твоей мамы?

— Да ничего. Отвали, а?

Он прищурился.

— Выглядишь ты ужасно!

— Ну, спасибо. Именно подобных комплиментов мне и не хватало — после такого-то дня!

Она хотела захлопнуть перед ним дверь, но Коннор успел вставить плечо. Они принялись пихать дверь каждый со своей стороны, и выглядело это очень глупо. Только Мира забыла, что этот парень сильнее, чем кажется.

— Хорошо, хорошо, входи. Все равно день, считай, пропал.

— У тебя болит голова, ты устала и поэтому злишься.

Не дав ей уклониться, он прижал ладони к ее вискам, пробежал пальцами по всей голове и вниз, к основанию черепа.

И пульсирующая боль отступила.

— Я уже приняла таблетку.

— Этот способ быстрее. — Он несильно помассировал ей плечи, убрав скованность мышц. — Сядь и сними сапоги, я принесу тебе пивка.

— Я тебя не приглашала ни на пиво, ни на посиделки. — После того как он избавил ее от головной боли и проявил к ней столько внимания, Мира сама устыдилась своей злости. А устыдившись, разозлилась еще пуще.

Коннор склонил голову набок, его лицо выражало долготерпение и сострадание. За это ей захотелось его треснуть. И посильнее.

И еще — положить голову ему на плечо и так замереть. Просто дышать.

— Еще, поди, и не ела?

— Да я только что приехала.

— Сядь, — отрывисто скомандовал он.

Коннор прошел на кухню, вернее, в то место, которое так называлось. Двухконфорочная плита, невысокий холодильник, крошечная мойка и небольшая рабочая поверхность были компактно втиснуты в угол ее комнаты и вполне удовлетворяли ее потребностям.

Мира тихонько выругалась, но села и стянула с ног сапоги, с прищуром наблюдая, как Коннор роется по шкафам.

— Что ты там хочешь найти?

— Кажется, быстрее всего будет запечь пиццу из морозилки. Я и сам не откажусь, потому что тоже еще не ел.

Коннор снял упаковку и сунул пиццу в духовку. Достал из холодильника пару бутылок «Харпа», откупорил и вернулся к Мире.

Протянул ей пиво, а сам сел рядом и по-хозяйски задрал ноги на журнальный стол.

— Начнем с конца. У твоей матери был пожар. На кухне, говоришь?

— Да и это громко сказано. Сожгла баранью ногу, а по ее реакции можно было подумать, что она учинила такой пожар, от которого вся деревня выгорела.

— Положим, кулинарными способностями твоя мама никогда не блистала…

Мира фыркнула и глотнула пивка.

— Готовит она ужасно. Ума не приложу, что ей вздумалось устраивать этот званый ужин с Доналом и его девушкой. Наверное, потому, что так положено, — тут же предположила она. — В ее представлении так принято, а она не может не «соответствовать». У нее же сплошь Беллик, Ройял Тара и Уотерфорд, ни больше ни меньше, а на окнах тончайшие ирландские кружева. Не поверишь, для работы в саду или пробежаться по магазинам она наряжается так, будто идет на ланч в пятизвездочный отель. Прическа всегда волосок к волоску, и не дай бог, если помада чуть не того оттенка. А начнет варить картошку — непременно все вкривь и вкось.

Мира умолкла и опять поднесла ко рту пиво. Коннор молча потрепал ее по коленке.

— Живет в арендованном домушке размером не больше того сарайчика, где они по молодости ютились с отцом, и запирается на сто замков, потому что ей всюду мерещатся воры и злодеи, которые, в ее воображении, целыми бандами лежат в засаде. Ей даже в голову не приходит, когда дом полон дыма, открыть окна.

— И тогда она позвонила тебе.

— Естественно, кому же еще! Доналу она звонить не решается — он же на работе! А я просто так, развлекаюсь с лошадками. В свое удовольствие.

Мира вздохнула.

— Я знаю, умом она вроде и понимает, что это не так, но в глубине души… Сама она в жизни не работала. Выскочила замуж совсем девчонкой, он ее вытащил из грязи, со временем поселил в шикарном доме с прислугой, одаривал драгоценностями. Единственной ее обязанностью было служить ему изящным украшением и растить детей — ну, и принимать гостей, конечно, это как часть «украшения». Но для кухни у нее имелась миссис Хэнниган, а для всего другого — горничные.

На Миру вновь навалилась усталость, и она посмотрела на свое пиво.

— А потом ее мир в одночасье рухнул. Неудивительно, что она такая беспомощная и ранимая в самых простых вещах.

— Твой мир тоже рухнул.

— Это другое. Я была еще маленькая, мне было легко перестроиться, да и стыда в отличие от нее я не испытывала. У меня были вы с Брэнной, Бойл и Фин. А она отца любила. Мужчину по имени Джозеф Куинн.

— А ты, Мира, разве не любила отца?

— Любовь иногда умирает. — Она глотнула. — А ее любовь не умерла. Она хранит его фотографию у себя в комнате в серебряной рамке. Всякий раз, как вижу это фото, мне хочется кричать. Он к ней никогда не вернется, а если бы и вернулся, ей не следует его пускать. Но она бы пустила.

— Это ее сердце, а не твое. Чужая душа потемки.

— Ее душа держится за иллюзию, а не за реальность. Но ты прав. Это ее сердце, не мое.

Она откинулась назад и прикрыла глаза.

— То есть ты в очередной раз ее утешала?

— Я наводила порядок, она же заливала огонь из кастрюли с картошкой, и все это было на полу. Спасибо еще, конфорку под кастрюлей включить забыла, обошлось одной катастрофой. Теперь вот будет принимать Донала с его девушкой в отеле «Райан».

Коннор снова погладил ее по ноге.

— За твой счет.

— Да деньги — это пустяк! Я позвонила Морин, и мы имели длинный разговор. Ее очередь, черт бы ее побрал! Мэри Клэр слишком далеко живет. Но если бы мама жила с Морин, оттуда она могла бы и Мэри Клэр с детьми навещать, и сюда иногда наведываться. А брат… Жена у него прекрасная, но все же, мне кажется, легче ужиться с родной дочерью, чем с невесткой. И лишняя комната у Морин в доме имеется. И муж у нее чудесный, доброжелательный парень.

— А чего мама хочет?

— Она хочет, чтобы вернулся отец, вернулась та жизнь, которую она знает и помнит. Но это нереально… А с малышней ей было бы хорошо. Ребят она любит, хорошо с ними ладит, у нее на них терпения — позавидуешь. Сегодня я под конец попробовала уговорить ее переехать к Морин, хотя бы в порядке эксперимента. Я убеждена — честное слово! — что так будет лучше для всех. Она очень поможет Морин с ребятней, тем более что они ее обожают. Она там будет счастлива, да еще жить станет в большом, хорошем доме. И подальше отсюда, где ей все напоминает о былом.

— Думаю, ты права, если, конечно, мое мнение имеет какое-то значение.

Мира опять вздохнула и сделала еще глоток.

— Имеет. Понимаешь, мама не из тех, кто может легко жить в одиночку и радоваться. А Доналу пора свою жизнь начинать. Мне нужна своя. Морин — вот решение, причем она только выиграет оттого, что с детьми будет кому посидеть, когда ей захочется куда-то завалиться.

— Это хороший вариант. Для всех вас. — Он потрепал ее по руке. Загудел таймер, и Коннор встал. — Ну вот, пицца готова. Садимся есть, и ты мне расскажешь, что у тебя вышло с Кэвоном.

Не так она представляла себе этот вечер, но несмотря на это, почувствовала, что напряжение уходит. Не пересаживаясь с дивана, Мира проглотила свою долю пиццы и только тогда поняла, насколько была голодна. И второе пиво пошло легко.

— Я Брэнне уже говорила, все было как во сне. Будто сквозь вату. Теперь я понимаю, что имела в виду Айона, когда рассказывала о первом с ним столкновении. Тебя словно несет по течению, ты вроде даже не в своем теле. Да, и еще было очень холодно, — добавила она. — Это я как-то упустила.

— Холодно?

— Да, перед тем как все началось. Внезапно так похолодало, что я даже перчатки надела. И ветер сильный поднялся. Изменилось освещение. Утро было ясное, как и обещали, но внезапно сделалось серым и мрачным. Я подумала, на солнце облако нашло, но нет…

Теперь Мира усиленно напрягала память, стремясь припомнить все, как было. Увидеть все заново.

— Тени! Были тени. Откуда взяться тенями, если солнце скрылось? Об этом я тоже забыла, Брэнне не сказала. Наверное, слишком была взвинчена.

— Не страшно. Теперь зато мне рассказала.

— Тени двигались вместе со мной, и внутри их мне было тепло, хотя на самом деле — наоборот, я просто коченела, понимаешь? Коченела, а сама думала, что мне тепло. Бред, да?

— Если тебя интересует, понятно ли мне, о чем ты говоришь, отвечаю: понятно. Характерные черты его магии — не только мрак, но и холод. Тепло было лишь трюком, оно существовало только в твоем сознании. Как и охватившее тебя влечение.

— Остальное я тебе все рассказала правильно. Он звал меня по имени, я стояла перед этими лианами и уже тянулась к ним рукой, чтобы их раздвинуть, хотела пройти туда, куда он звал, прямо-таки жаждала. И жаждала откликнуться на обращенный ко мне зов. Хорошо, что Ройбирд с Катлом поспешили на помощь.

— Если у тебя опять появится желание прогуляться от работы до нашего дома, пожалуйста, держись от этого места как можно дальше. И во время своих маршрутов с клиентами — тоже.

— Конечно, я теперь туда ни ногой! Меня в это место по привычке занесло, а привычка штука такая: как привыкла, так и отвыкну. В любом случае Брэнна сделала мне оберег. И Айона тоже. А еще один Фин силой всучил.

Коннор порылся в кармане и достал мешочек.

— А вот и от меня изволь получить.

— Что же мне теперь, с полными карманами амулетов ходить?

— Да уж, будь так добра. Один держи здесь, рядом с дверью, один — в пикапе, один — возле кровати: сон — вещь уязвимая. Остается один, чтобы носить в кармане. — Коннор вложил мешочек в ее ладонь и сомкнул ей пальцы. — Постоянно, Мира!

— Ладно. Все-то у вас продумано…

— И еще носи вот это. — Он достал из кармана тонкий кожаный шнурок с нанизанными на него полированными бусинами.

— Симпатичные! А зачем мне их носить?

— Я сделал эти бусы, когда мне и шестнадцати не было. Вот это голубой халцедон, это яшма, а это нефрит. Халцедон хорошо защищает от черной магии, нефрит помогает в случае физического воздействия — ты как раз такое сегодня перенесла. Яшма вообще считается отличным защитным средством. Так что носи их не снимая, ладно?

— Ладно. — Мира нацепила бусы. — Когда все закончим, получишь назад. Искусно сделаны! — пригляделась она. — Но у тебя всегда руками хорошо получалось.

От этих слов, невольно слетевших с языка, ее покоробило.

— Итак, я перед тобой отчиталась о своих сегодняшних успехах и поражениях. И спасибо тебе за пиццу, хоть она и была из моего холодильника.

Мира хотела было встать и пойти мыть посуду, однако Коннор молча взял ее за локоть и усадил на место.

— Мы отмотали события назад, но еще не до конца. Теперь давай перейдем к вчерашнему вечеру.

— Я тебе уже сказала: то, что было вчера, ничего не значит.

— То, что ты сказала, — полная чушь.

Коннор произнес это таким беспечным, почти веселым тоном, что ей захотелось огрызнуться, но она сделала над собой усилие и заговорила нарочито ровным голосом:

— Коннор, для одного дня мне потрясений достаточно.

— Почему бы нам не разобраться с этим раз и навсегда? Мы же друзья, правда, Мира?

— Друзья. Именно об этом я и толкую.

— Но с твоей стороны это не был дружеский поцелуй, при всех поправках на нервы и потрясения. И я тоже, когда оправился от удивления, ответил тебе далеко не дружеским поцелуем.

Мира пожала плечами, желая показать, что это для нее абсолютно ничего не значит, и только молилась, чтобы прекратилось предательское трепетание в животе. Как будто она не полпиццы съела, а целую стаю бабочек.

— Знай я, что ты до такой степени заведешься от одного поцелуя, — ни за что бы не дала себе воли.

— Не завестись от такого поцелуя может лишь мужик, который полгода как умер. Но подозреваю, даже он бы почувствовал некоторое возбуждение.

— Это говорит только о том, что я хорошо целуюсь.