Власть мертвых Погодина-Кузьмина Ольга
– И чего, трахают они тебя на пару? – полюбопытствовал Бяшка.
– Вообще-то это мы ее на пару, – пожал плечами Игорь, жалея, что был откровенен с приятелем. – Вот, голову побрил, а то тут жара.
– Да, тебя тут Китаец разыскивает, – вспомнил Бяшка. – Говорят, тобой один юрист интересуется, по делам Коваля. Вроде срочно. А прикинь, он тебе кучу бабок оставил? В гости тогда зови. Фамилия как у фокусника, вроде Акопян.
– Меликян? – догадался Игорь.
Он помнил этого человека – лысого и низкорослого, почти карлика, с кислым запахом изо рта.
– Тебе виднее, – согласился Бяшка. – В общем, набери Равиля, у тебя же номер есть?
– А если он меня ищет, чтобы в полицию сдать?
Приятель зевнул.
– Честно, Манекенщица, я бы на твоем месте закрыл эти вопросы. А то еще расчленят там тебя… на мясо тиграм в зоопарке. Да и вообще, всю жизнь не будешь от полиции ныкаться. Давай уже, поворачивай к дому… Китаец вроде тему слил, что твой Измайлов освободился из Крестов. Позвонил бы ему, чего му-му доить?
– Я сам разберусь, что мне делать, о'кей?
Приятель насмешливо чмокнул губами.
– Думаешь, репу выскреб – все теперь, крутой нацик? Бритый пудель – еще не бультерьер. В общем, советую, займись насчет юриста. А то болтаешься, как лошадь в океане.
– А что лошадь в океане? – поинтересовался Игорь.
– Примерно так же, как ежик в океане, только красиво и акулам больше нравится.
Вечером, после разговора с Бяшкой, Игорь получил электронное письмо от Китти. Она писала: «Здравствуй, солнышко! Прости, что пропала – просто совсем не было настроения ни на что. Если честно, даже просто не хотелось жить». Причиной ее депрессии была предстоящая женитьба Максима Измайлова на дочке какого-то депутата. Катя жаловалась, что потратила на Макса четыре года жизни, помогла ему бросить наркотики и добиться успехов в бизнесе, а теперь над ней смеется все модельное агентство. Дальше она писала про Георгия, про вечеринку, которую он устроил у себя дома после выхода на свободу. По ее словам, внешне Георгий Максимович почти не изменился и не изменил своим привычкам. Он в первый же день переспал с парнем, с которым встречался еще до Игоря. «Кошелюк снова не растерялся, еще и жену свою ему подсунул. Эта Аля змею оближет за сто рублей. Я сейчас убеждаюсь, что такие люди всего добиваются в жизни в отличие от нас с тобой. Просто обидно, когда за свои чувства получаешь в душу плевок».
Игорь закрыл глаза, осваивая главный смысл ее сообщения: Измайлов весел, счастлив, любим и забыл о его существовании. Горечь, которую он испытал при этой мысли, почему-то подталкивала к необходимости встретиться с Меликяном. В конце концов, он и в самом деле не мог вечно бегать от полиции и должен был что-то узнать о завещании Майкла.
Кемаль, проходя через комнату, потрепал его по бритой голове. Фиона позвала их ужинать.
– Сейчас! – крикнул Игорь и вышел на балкон, чтобы позвонить Китайцу.
Зияющие высоты
Нет попутного ветра для того, кто не знает, в какую гавань он хочет приплыть.
Мишель Монтень
В Сочи Георгий Максимович полетел один, без Саши Маркова, который и так чрезмерно опекал его после выхода на свободу, и без Лехи, хотя тот и набивался в спутники с простодушным нахальством. Поселился в гостинице и большую часть дня проводил на террасе у бассейна, разбирая запутанные отчеты Вальтера, листая переводной детектив. Вечером гулял по набережной, вегетарианским взглядом наблюдал турнир по пляжному волейболу, обедал в грузинском ресторане неподалеку. Он и раньше никогда почти не тяготился одиночеством, а теперь охотнее прежнего довольствовался собственной компанией и не торопился сообщать о своем приезде Владимиру Львовичу, решив, что при необходимости его найдут.
Можно было только догадываться, с какой целью его так настойчиво приглашали в сочинскую резиденцию. Два года назад, после ареста, высокий покровитель передал ему через адвоката: «Держись и выкручивайся сам». Теперь же с ним говорили так, словно не было ни этих слов, ни шакальства бывших компаньонов, ни поддержки Сирожей по всей вертикали следствия. Владимир Львович хотел лично поздравить его с благополучным возвращением и обсудить перспективы. Решив, что в таком случае гора вполне может сама пойти к Магомету, Георгий ждал.
Телефон в гостиничном номере зазвонил утром третьего дня. Обострившееся чутье подсказало Георгию, что на этот раз ему не будут предлагать массаж и отдых с девушкой.
– Вызываю капитана Африка! Спускайтесь, мы на стоянке, в лимузине, – сообщил смутно знакомый голос.
Затем трубку перехватила женщина, и Георгий узнал Алену, сестру Володи.
– Штирлиц, ваша явка провалена! Пароль – цветочный горшок! Плавки чистые надень. И смокинг, если есть, у нас по серьезке дела.
Через четверть часа они уже ехали куда-то в лимузине цвета слоновой кости, и Алена, деловито разливая шампанское, трубным голосом отчитывала Георгия:
– И какие отмазы? Поселился в этом гадюжнике, хоть бы позвонил. Будто мы чужие люди, или жадные, или места нет… Всыпать бы по самое «не балуй», да тебе и так досталось.
Словно прискучив ролью земной женщины, она постепенно обращалась в грубо вытесанную галеонную фигуру пиратского парусника, с обветренным лицом, с дубовыми боками и грудью. Ее муж, нарядный, как звезда итальянской эстрады, в пиджаке из шкуры питона и ковбойских сапогах, полулежал на сиденье в вальяжной позе и отвечал на незаданные вопросы:
– Хотим выйти на пару дней, Вольдемар ждет на яхте. Будут еще люди. Можно порыбачить. Барбекю. Повар-македонец. Картопляники делает почти как у мамы моей. Яхта президентская, три палубы. Сауна, джакузи, площадка для купания.
Он по-прежнему с детским удовольствием перечислял земные и морские блага, которыми пользовался наравне с небожителями. Алена бесцеремонно перебивала.
– Тю, старое корыто! Вовке подарили, когда в Иордании был. Может, врет, что подарили, а сам купил. Да что, Измайлов яхт, что ли, не видел?
– Не старая, всего шесть лет, – возражал Феликс.
Алена ловила Георгия за рукав.
– Ты-то как, человечище? Как отсидел? Мы ж тебя вспоминали незлым тихим словом! Сын твой – красавец, пацанский пацан, была б я двадцать лет назад!.. Все рады, что они с Кристинкой. Найди сегодня молодежь, которые хотят и могут, а не просто чтоб не вылезать из Монте-Карло. В общем, давай за наших ребят. Пускай внуков понарожают нам штук пять.
Георгий, почему-то не слишком уверенный в серьезности намерений сына, промолчал. Перспектива породниться с Володей казалась ему даже не сказочной, а скорее мифической. Семья и окружение политика давно представлялись ему обитателями андерсеновской «Волшебной горы». Тролли, гномы, великаны, лошадиный череп и кладбищенская свинья то ссорились, то снова сходились, обрастали приятелями и родственниками, вместе праздновали свадьбы, похороны и крестины в ожидании Рагнарека, предреченного мертвой провидицей.
Алена продолжала:
– В общем, гости будут только свои – горе, ты же знаешь, завтра Масе сорок дней. Такой был человечек золотой, столько делал, весь компьютер в голове держал! Правду говорят, лучшие уходят, а мы, суки, живем.
Яша Майст, Мася, как его называли в ближнем кругу, управделами и помощник Володи, недавно умер от рака мочевого пузыря после неудачной операции. Георгий хорошо помнил его приземистую фигуру с круглым брюшком, лысину с клочками рыжеватых волос, девичий румянец на дряблых щечках. Недальний сосед по участкам в Аликанте, завсегдатай немецких гей-парадов и драг-вечеринок, любитель наряжаться в дамские платья и боа из страусиных перьев, Яша и в самом деле держал в голове огромный объем финансовой информации, за всем следил сам и помнил каждую проводку. Георгий не раз убеждался в этом с невольным уважением.
– Примите соболезнования, – кивнул он. – Это большая потеря.
– Почти невосполнимая, – согласился Феликс.
– А как переговоры вел! Это же русская народная песня! – всплеснула руками Алена. – Только мучился очень. Знаешь, какая была его последняя фраза, перед концом? Нам врачиха рассказала. «В человеке живут только глисты».
– Соболезную, – повторил Георгий, ничуть не удивленный, что предсмертной фразой Маси стал еврейский анекдот.
– Володька близко к сердцу принимает, тоже слег, пришлось в Швейцарии обследовать, – вздохнула Алена. – Кровь плохая, сосуды, отеки… Было подозрение на диабет, но вроде обошлось. – Она сплюнула через плечо. – Нервничает сильно, много у нас проблем, что скрывать… Ты-то как, сиделец? Не подцепил там тубик или чего похуже?
– Со мной все в порядке, – заверил Георгий и взял из ее рук бутылку шампанского, чтобы разлить.
Лимузин оставили на причале и прошли до яхты в сопровождении шофера и охранника. Элегантного абриса судно, с фальшбортами, переходящими в открытые веранды, впечатляло роскошью отделки. Алена осталась в баре, а Феликс повел Георгия на экскурсию – показал стеклянный лифт, лестницу со светящимися ступенями из ониксового камня, столовую с мебелью из африканской вишни, верхнюю палубу с бассейном, жилые каюты. Каждая была обставлена в восточном вкусе. Георгию досталась «турецкая» – с ковровыми диванами и золотой мозаикой в ванной.
Через полчаса он смог сравнить свой «стандарт-класс» и роскошный «сьют» Володи. По рекомендации врачей тот отдыхал днем, только проснулся – еще лежал в постели на высоко взбитых подушках. Неживая упругость парафиновых щек, цинковая бледность лба подтверждали его нездоровье красноречивее любых анализов. У постели сидела медсестра с азиатскими чертами, сусиками над пухленькой верхней губой, на вид не старше шестнадцати лет. В тугие черные косы под медицинской шапочкой вплетены были банты, белые гольфы обрисовывали стройность голеней. Георгий подумал, что для полноты картины ей недостает красного галстука и повязки дежурной санитарки на рукаве.
– Рад тебя видеть. – Володя протянул свободную левую руку; с его правой девушка снимала манжету электронного тонометра. – Что тебе предложить? Кофе?
Георгий отказался.
– Врачи говорят, нет тонуса, потерял вкус к жизни, – пожаловался Владимир Львович, подставляя медсестре вторую руку, чтобы повторно закрепить прибор. – Думаю снова заняться научной работой, докторскую дописать. Не для статуса, сам. Я же тогда и тему утвердил. «Процессы горения в жидкостных ракетных двигателях»… Потом все это свалилось.
Георгий предпочел промолчать. Ковры, золоченые кресла, резьба отделки дверей, повторенная на спинках кровати, – в этой каюте любой должен был чувствовать себя лакеем у ложа короля, а эта роль никогда не была ему по душе. Володя истолковал молчание по-своему.
– Обижаешься? Ты рассчитывал, вероятно, на поддержку с нашей стороны в более открытой форме. Но есть обстоятельства непреодолимой силы… Впрочем, ты не все знаешь. Например, почему тебя не утопили окончательно.
«Не утопили, зато ошкурили, как полено», – подумал Георгий, но вслух сказал:
– Тебе не нужно оправдываться. Со мной все в порядке.
– Вижу, хорошо выглядишь, – заметил Володя. – Расскажи секрет, чем ты себя подогреваешь? Где волшебный эликсир? Я сдулся. Деньги не люблю, это Лариса… На удовольствия уже нет здоровья. Ходит ко мне местный священник, говорит: надо делать добро. А что есть добро? Неуловимо и относительно. Например, Махатма Ганди, святой человек, противник насилия, запрещал строить больницы. Считал, что продление жизни не угодно богам.
Медсестра осторожно вынула из-за ворота его пижамы градусник, аккуратно записала показания в блокнот. Георгий наконец разозлился.
– Я, очевидно, помешал твоим процедурам. Лучше я зайду, когда освободишься…
– Нет, останься, уже все, – возразил тот. – Еще минута, и я весь твой.
На что потребовалась эта минута, Георгий понял, когда медсестра распечатала пачку гигиенических салфеток и достала из-под кровати ночной горшок.
Поняв, что должен подчиниться обстоятельствам, Георгий отошел в другую часть каюты и уставился в иллюминатор. Море спокойно катило свои серо-зеленые волны, напоминая о краткосрочности любых человеческих начинаний. «В конце концов, если ему наплевать, мне тем более», – подумал Георгий, стараясь не слушать прерывистого журчания за спиной. В отражении пыльного стекла увидел, как девочка привычно вытирает промежность больного салфеткой.
Наконец, подхватив горшок, согнувшись в полупоклоне, она вышла из комнаты, и Георгий смог повернуться к кровати лицом.
– Давай похороним прошлое. Мы всегда тебе доверяли, а скоро будем одна семья. – Володя запахнул пижаму и неторопливо поднялся с постели. – Это открывает новые просторы, если можно так выразиться.
– Например?
Политик встал рядом, глядя в окно, заложив руки в карманы пижамных брюк.
– Хотим, чтобы ты присоединился к команде. Стимулы хорошие, и по деньгам пока есть возможность заработать. Транспорт, безопасность, квартира из резервного фонда, дом под Москвой… Ну и перспективы. Будет возможность расплатиться с теми, кто тебе остался должен.
– И?.. – уточнил Георгий, предполагая, что именно услышит.
– Мой советник. Займешь место Яши. Нам нужен надежный человек с амбициями… Сегодня поужинаем, завтра отдых – сауна, бассейн. Вечером вернемся в порт. Ожидается, что ты уже примешь решение.
Медсестра снова вошла, на этот раз с отглаженной сорочкой на плечиках. Володя сел на кровать.
– Увидимся за ужином. Лариса должна приехать, поговорим по-семейному. К слову сказать, сына ты вырастил отборной категории, есть повод поднять бокал.
«Кого же я вырастил, раз он так нравится вашей семейке?» – хотел ответить Георгий, но сдержался. Он вышел из каюты и направился в бар.
Новоприбывшие пили коктейли, закусывая деликатесными канапе с маленьких тарелок. Тут был и президент семейной группы компаний Струпов (по слухам, настоящий отец дочерей Володи), и Семенков, и Глеб Наумов, теневой политтехнолог, глава избирательного штаба, который сочинял за Владимира Львовича речи и разрабатывал позиции по всем сколько-нибудь важным вопросам, – всего человек десять приближенных, мужская компания. Почти в том же составе три года назад они отмечали в Аликанте день рождения политика. Игорь тогда по глупости разбил козыревский кадиллак, а Яша Майст предлагал устроить аукцион, чтобы купить у Георгия мальчишку, «каких не производят уже сто лет».
Алена, пока единственная женщина в компании, настояла на том, чтобы Георгий посмотрел видеозапись с похорон. Остальным тоже пришлось нести эту повинность, хотя все они присутствовали на церемонии.
Масю хоронили на родине, в типичном южном городке. Любопытствующих в церковь не пустили, тетки в цветастых платках и тощие пьяницы в пляжных шлепанцах дежурили у входа. Священник на отпевании робел перед стечением столь значимых гостей. Странно было видеть рядом с солидными господами и нарядными женщинами мальчишек из местного детского дома, которому попечительствовал покойный. Во время церковной службы те жались в углу, поглядывая исподлобья, сжимая свечки в испачканных зеленкой пальцах. Через равные промежутки времени группка детей начинала расползаться, их вновь и вновь собирала в стайку толстая директорша с вавилоном на голове.
Шествие от церкви до кладбища напомнило сцену из фильма Балабанова. Охранники и подручные авторитетных людей шли впереди с венками, переступая неловко, боком, словно несли снятые с петель двери. Лакированный роскошный гроб подняли на руках, погрузили в украшенный цветами катафалк. «Чистая» публика следовала до кладбища в своих машинах. Местные жители провожали величественный кортеж любопытными и недобрыми взглядами.
– Мася, Мася, – причитала Алена, вытирая глаза, – родное сердце потеряли…
– Светлая память, – откликались гости и, не чокаясь, потягивали разноцветные жидкости из разнокалиберных бокалов, в которых нежно позвякивал лед.
Когда фильм закончился, яхта была уже довольно далеко от берега, за окнами стемнело. Володя наконец вышел к гостям в сопровождении жены.
Маленькая женщина, одетая и причесанная под Грейс Келли, расточала благосклонные улыбки, пожимала руки со скромным достоинством. В ее присутствии даже Алена втянула живот и на время притихла. Володя в отлично сшитом костюме, свежеумытый и гладковыбритый, казался бодрым и деятельным манекеном, каким представал обычно в теленовостях. Оживленные переменой действия гости вслед за хозяевами потянулись в обеденный зал. Официанты в белых кителях под предводительством бравого метрдотеля указывали места и подвигали стулья. Георгий был посажен напротив Алены, рядом с Феликсом, уже как особо приближенный к семье.
Икра и устрицы на серебряных блюдах, тяжелый фарфор тарелок и крахмальный хруст столового белья, сиреневые цветы в тон платья хозяйки, Дебюсси – Георгий должен был признать, что впечатлен висконтиевской роскошью быта небожителей. Пока он в следственном изоляторе хлебал перловый суп, здесь завершался переход от обычаев советской элиты к английскому светскому тону, правила которого составляли для нуворишей главную цель и ценность европейской культуры. Он заметил, что все мужчины за столом, даже Семенков, одеты black suite, и пожалел, что не принял всерьез совет Алены и не сменил летний льняной костюм на подходящий к случаю.
Перед началом ужина Володя произнес краткую речь, в которой говорилось о верности, дружбе и непростых временах, но никак не упоминался Мася, – очевидно, и этот текст составлял Глеб Наумов, который недолюбливал покойного. Затем слово взял управделами Струпов. Аркадий Борисович долго и в подробностях рассказывал о чудодейственных свойствах иконы Блаженной Матроны Московской, которую преподнес Володе высокий церковный чин. Специально для этой святыни в сочинской резиденции выстроили часовню.
– Служит у нас отец Алексий, митрофорный протоиерей, настоятель местного храма, – доверительно сообщила Георгию Алена. – Хороший батюшка, добрый и не строгий, на Троицу исповедовал нас всех и причастил. Ты тоже к нему сходи, голубчик, такое облегчение душе. Я записочку напишу, а то к нему много желающих. Он тебя без очереди примет и все грехи отпустит…
Речи закончились, и разговор за столом стал свободнее, перескочил на прежние времена, когда южная резиденция еще принадлежала кому-то из советских министров. При реконструкции в первоначальном виде сохранили секретную комнату, где до сих пор стояли на полках девять телефонов с гербами СССР и надписями «ВЧ» – прямая связь с ЦК партии, Совмином и министерствами.
– Поедем, посмотришь сам, – соблазняла Алена. – Такая красотища, сад японский, беседки, выход прямо к морю, поле для гольфа. Скучать тебе не дадим.
Ощущая удовольствие легкой сытости и приятного опьянения, Георгий поймал взгляд белокурого охранника, стоявшего в дверях, и вспомнил его. Это был Гера, юный звеньевой, с которым Володя приезжал когда-то в Аликанте. Тот вытянулся вверх, как стебель рассады из ящика, превратившись в довольно привлекательного молодого мужчину, излишне худощавого, но изящных пропорций. Увидев, что Георгий заметил его и узнал, тот попытался улыбнуться. Но румяные губы помимо воли сложились в неискреннюю и кислую усмешку, отвечающую общему настроению поминальных посиделок.
После второй перемены блюд стало уже очевидно, что присутствующие привычно тяготятся компанией друг друга. Только подвыпивший Семенков бойко сыпал сальными остротами, заставляя Наумова морщиться. Мася был забыт, Алена то и дело всхрапывала пьяным хохотом, и даже Феликс рассказал анекдот про школьника, который раньше любил лето, но, поняв, что за деньги можно устроить лето в любое время года, стал любить деньги.
Лариса наклонилась к Георгию за шумом общего разговора.
– Я очень рада, что вы смогли приехать к нам. Если вам что-то понадобится – просто скажите персоналу… Пожалуйста, попробуйте десерт.
Он поблагодарил наклоном головы. Эта женщина скорее нравилась ему, хотя и заставляла постоянно быть настороже. Георгий чувствовал, что она слеплена из того же теста, что и его бывший тесть, и Василевский, и в какой-то мере он сам, если можно было назвать тестом это затвердевшее в процессе взаимодействия с жизнью вещество.
Теплая южная ночь сгущалась за иллюминаторами; Володе снова требовался отдых, хозяева и гости поднялись из-за стола. Алена с мужем и кое-кто из мужчин перешли в бар, чтобы петь под караоке; Струпов звал окунуться в бассейн.
Воспользовавшись суетой у барной стойки, Георгий вышел на пустую нижнюю палубу, закурил, глядя на портовые огни и женственный изгиб береговой линии. Но поразмыслить в одиночестве ему не дал Семенков, явившийся с бутылкой виски, двумя бокалами и готовностью вывалить на свежего человека ушат семейных сплетен.
– Георгий Максимыч… Радостно вновь лицезреть. Говорят, вас на место Маси пророчат? Понятно, для них самый удобный вариант…
– Почему?
– Ну, вы теперь вроде евнуха в гареме. После судимости путь закрыт и в Думу, и на госдолжности. И по рецидиву будет реальный срок. А схемы, я слыхал, рисуете не хуже Моисеича… У нас-то оценили – какая идиллия? Нежные супруги! Три месяца не разговаривали, даже по телефону через секретарей. Это после той истории с журналистом, который копал под Вовку, а потом повесился в лесу на Киевском шоссе. А что, политику белыми ручками не делают… Выпьем за помин души?
Георгий взял протянутый стакан, но пить не стал. Семенков весело и торопливо продолжал, отводя в сторону поросячьи глазки:
– Так и бывает, человек вроде как сыр в масле, а на деле это – вазелин… Про Майкла Коваля слыхали? Говорят, работал сразу на три разведки. Про всю верхушку, включая наших, собирал досье по вкладам, по недвижимости…
– И что? – спросил Георгий, стараясь не выдать пристального интереса.
– Так вы не в курсе? Утопили в собственном бассейне на роскошной вилле, в Италии. Недавно, недели не прошло. На Сицилии все газеты про это пишут. Вот бы знал, что его голый зад, торчащий из бассейна, будет сенсацией на первой полосе.
– Кто его убил?
Семенков сытно причмокнул маленьким мокрым ртом.
– Ну, нам не докладывают… А по почерку – хорошие повара, знают рецепты. Говорят, прислуга замешана и парнишка, с которым он жил…
«Игорь? Утопил Коваля?» – изумился про себя Георгий, лихорадочно перебирая знакомых, которым могли быть известны подробности дела.
Алена грузно прогремела по лестнице, остановилась, держась за перила, пошатываясь на крепких каблуках.
– Измайлов, вот ты где! Давай уже, кончайте базары тереть… Айда купаться! Голышом, у нас так! Персонал готов…
Он взял ее за локоть.
– Хорошо. Я только спущусь в каюту…
– Ты что, спать сюда приехал? – вскинулась она, но позволила проводить себя к бару, где ее подхватил под руки официант.
Георгий думал – почему Василевский, с которым он виделся за день до отъезда, ничего ему не сказал? Конечно, тот давно уже был в курсе всех деталей и не мог не знать, что Георгия живо заинтересует эта информация. Впрочем, команда, за которую играл Владлен, всегда работала в обход спортивных правил. И то, что Коваль был приписан к той же лиге, не вызывало удивления.
Георгий спустился в свою каюту. Еще на палубе он сообразил, что должен позвонить Вальтеру, который общался с Ковалем в Европе и с мазохистским ужасом исследовал все случаи насильственной смерти в кругу знакомых. Швейцарский партнер не сразу взял трубку; голос его звучал настороженно. Извинившись за поздний звонок, Георгий спросил, что ему известно. Неожиданно тот начал оправдываться.
– Я ничего не мог понять… Я был в Казахстане, только потом мне сказали. Я не могу быть замешан в такие вещи. Если б я знал, я бы сразу посоветовал ему обратиться в полицию. Но он исчез, так и не появился. Я хотел тебе сообщить на днях…
– Ты видел Игоря? – догадался Георгий.
Вальтер понизил голос.
– Я боюсь, это сделал он, твой Игорек. Звонил мне несколько дней назад, он был в Женеве. Я сразу понял, что у него серьезные проблемы.
– Почему он позвонил тебе?
– Не имею понятия. Наверное, хотел, чтобы я ему помог. Слава богу, я был в отъезде, а то меня бы обвинили в…
Он добавил немецкое выражение, которого Георгий не знал, но сразу догадался о значении – укрывательство преступника. Расспрашивать дальше не имело смысла, Вальтер трусил и юлил; Георгий попрощался.
– Держи меня в курсе, если он снова появится.
– Конечно, – горячо пообещал Вальтер, – сразу непременно…
После ареста, когда на него пытались повесить обвинение в организации убийства двух бандитов и криминального авторитета, Георгий много размышлял на эту тему. На пистолете, из которого застрелили Леню Свояка, были только отпечатки Игоря; выходило, что кто-то хорошенько вытер ствол перед тем, как тот взял его в руки. Отличный повод для шантажа, поступок в духе Коваля. И сейчас, задавая себе вопрос: могли Игорь утопить опостылевшего любовника в бассейне? – Георгий готов был ответить утвердительно.
Он нашел в Сети сицилийские новости, не без труда разбирая на экране телефона подзабытый итальянский, но не обнаружил в газетах ничего, кроме подтверждения слов Семенкова – русская мафия, криминальный след, исчезнувшие корейские слуги. Снимая одежду, чтобы встать под душ, он продолжал напряженно думать об этом. Где искать сбежавшего от полиции Игоря и следует ли его искать? Какую пользу сможет извлечь из этой ситуации Василевский? Знают ли что-то важное о смерти Коваля Володя и его жена?..
Из крана вяло струилась чуть теплая вода, отдающая металлическим привкусом. Уже не было слышно равномерного гула двигателей – видимо, судно встало на ночь на внешний рейд, – только вода плескалась у борта, и где-то на верхней палубе звучала отдаленная музыка. Георгий зажмурился и представил, что сейчас где-то в номере дешевого отеля посреди Европы Игорь вот так же стоит под душем, зябко потирая плечи, и думает о нем.
Утро началось с позднего завтрака в компании сонных, похмельных придворных; к часу Георгий был приглашен в каюту суперлюкс. Половину ночи он играл в преферанс с Наумовым и двумя адморганами, как здесь по-свойски называли прикормленных силовиков, но выпил немного и чувствовал в себе достаточно бодрости и злости. Яхта тихим ходом возвращалась в порт, участники прогулки разбрелись по каютам и шезлонгам, только Семенков, которому Феликс запретил наливать спиртное, слонялся тенью вокруг бара в надежде раздобыть живительный эликсир.
В тесном тамбуре перед дверью каюты политика Георгий застал звеньевого Геру с маленькой медсестрой. Девочка сидела на подоконнике, болтая ногами, и с улыбкой слушала негромкую, но, очевидно, пылкую речь своего поклонника. Они служили живой иллюстрацией к вечной сказке о двух юных влюбленных – чтоб понять это, было достаточно беглого взгляда. Захваченные врасплох, они сорвались с мест, словно вспугнутые птички. Гера схватил поднос с остатками завтрака, медсестра шмыгнула в дверь, чтобы доложить о посетителе.
Володя в пижаме полулежал в постели, перебирая бумаги, которые подавала ему жена. Лариса была одета и причесана с неизменной тщательностью. В кресле у окна тучный, вислощекий Струпов методично обкусывал ногти.
– Доброе утро, Георгий Максимович. – Лариса шагнула навстречу, подала ему руку. – Мы сейчас так смеялись… Владимир Львович рассказал, что в студенческие годы вы собирались организовать совместную политическую партию под названием «Элвис Франкенштейн». Вы даже, кажется, написали программу и воззвание к народу… Забавная история. Но не слишком лестная для моего мужа, ведь Элвис – это, конечно, вы.
Георгий за давностью лет забыл эту довольно бессмысленную шутку, но не удивился тому, что друг юности помнил все.
– Мы верили, что изменим мир, – проговорил Володя.
Лариса положила руку ему на плечо.
– Вы и сделали это. Сегодня мы живем в другой стране. И можем по праву гордиться переменами.
Володя не спешил прерывать паузу, повисшую в воздухе, Георгий тоже молчал. Постучав, в каюту вошел еще один молодой стюард с сервировочной тележкой. Передавая Георгию чашку с дымящимся чаем, Лариса спросила тоном озабоченной хозяйки:
– Надеюсь, вам было удобно в каюте? К сожалению, помещения тесноваты, но перестроить здесь ничего уже нельзя.
– Прекрасная яхта, – сказал Георгий. – Примите мои восторги.
– Мне хочется, чтобы наши гости получали все самое лучшее: кухня, развлечения, обслуживание. Поэтому во всех поездках Владимир Львович возит с собой ближний персонал. Сейчас мы вместе вернемся в резиденцию. Вы, конечно, погостите у нас?
Георгий слышал, что Володя был вынужден прикрыть свой беззаконный мальчишеский гарем, который манил магнитом многих его приближенных, в том числе Яшу Майста. Теперь участники тех закрытых вечеринок пошли в церковные старосты, рьяно выступали против гей-парадов и однополых браков, единодушно голосовали за патриархальные ценности и ездили отдыхать на Филиппины.
Впрочем, полностью лишать себя десерта было здесь не в обычае, и, видимо, Лариса имела в виду именно это.
– К сожалению, завтра у меня в Москве встреча, которую я не смогу отменить.
– Уже завербовали? – Политик смотрел на Георгия с интересом.
– И хорошо, – басовито одобрил Струпов, внезапно включаясь в разговор. – Умный человек везде договорится. Главное, чтобы было понимание приоритетов…
Разворачивая какое-то письмо, Володя внезапно перебил его:
– Осипанов – это кто?
– «Конгресс русских общин», – ответила Лариса. – Георгий Максимович, мы с вами давно знакомы, мы очень ценим ваши профессиональные качества. Думаю, именно сейчас вы нуждаетесь в нашей поддержке, и мы готовы ее оказать. Для нас также важно, что вы русский, православный человек. Яков Моисеевич был нужен на своем месте в свое время, но сейчас мы переходим в новую ситуацию…
Георгий цепко смотрел и слушал, пытаясь поймать главный смысл этого разговора. За последние полгода до него не раз доходили слухи о начале нового передела собственности «на самом верху», о противостоянии национальных кланов и существовании тайного православного ордена, организованного по принципу масонской ложи. Этот орден имел активное влияние на решения первых лиц государства и добивался новой расстановки сил на мировой политической арене.
– Девяностые поднимали наверх неординарных людей, уж по крайней мере умных и ловких, – заметил ворчливо Струпов. – А теперь полезли приспособленцы и бездари. Отсюда все наши беды. Разучились думать вперед, только хапать хотят. Вон у тебя отжали бизнес, растащили по кускам… Нельзя такие вещи прощать.
– Мне, конечно, следует поблагодарить за оказанное доверие, – проговорил наконец Георгий. – Но я трезво оцениваю свои масштабы. После определенного опыта… смешно убеждать себя, что шестерка – это перевернутая девятка.
Володя выдвинул нижнюю губу, отчего лицо его сделалось неприятно-брезгливым, но Лариса продолжала мило улыбаться.
– Понимаем ваши опасения, и поводы для взаимного недоверия есть. Но мы прекрасно сотрудничаем с Максимом. Надеюсь, когда мы станем одной семьей, это взаимодействие только укрепится… Думаю, женитьба наших детей – это лучшие гарантии, которые мы можем друг другу предоставить.
Володя потянулся, сцепив руки, хрустнул суставами пальцев.
– А почему ты не спросишь про Коваля?
– Что именно?
– Ты же заинтересован в этом деле? Мы тоже.
– Я только вчера узнал, – возразил Георгий.
– Будет очень символично, если мы начнем сотрудничество именно с этого проекта. – Лариса деликатно прикоснулась к его рукаву. – Майкл выполнял для нас некоторые финансовые поручения и в последнее время… вел себя не слишком добросовестно.
– Да говори ты прямо, – снова вмешался Струпов. – Увел мешок лимонов и на Яшку повесил, когда тот уже с нефростомой в банку писался. Я Масю с техникума знаю, он таких вещей не позволял, ему и так на жизнь хватало.
– Нам бы, конечно, хотелось найти и вернуть эти деньги. По крайней мере, понять, где они могут быть… Документы мы предоставим. Не надо говорить, что, если информация попадет в открытый доступ, она может быть неверно истолкована, и это негативно отразится на репутации Владимира Львовича.
– Говорят, Коваль специальную тетрадку вел с компроматом на всех своих клиентов, показывал кое-кому. Там проводки, схемы, номера счетов, вся кухня. Похоже, из-за этой бухгалтерии его и завалили, – добавил Струпов. – Он же, ты знаешь, и на воров-законников работал. Это явно их дела.
Георгий понимал, что последует дальше, но все же произнес:
– Не очень понимаю, чем я тут могу быть полезен.
– Здесь замешан человек, который когда-то был вам дорог. – Лариса смотрела ему в лицо. – Может быть, от исхода дела зависит его дальнейшая судьба.
– Мальчишка, с которым жил Коваль, наверняка что-то знает, – прямо пояснил Струпов.
«Меня это больше не интересует», – собирался сказать Георгий, но понял, что ему не поверят. Лариса ждала ответа с застывшей улыбкой, Струпов снова начал обкусывать ногти.
– И что я могу сделать?
– Мы организуем вам выезд в Италию, дипломатическую поддержку. Если будет нужно, предоставим всю информацию по сделкам и банковским счетам. Мы полностью доверяем вашему профессионализму.
Володя рассеянно скользнул взглядом по комнате и нажал кнопку вызова прислуги. Медсестра тут же вошла в каюту с отглаженным белым костюмом и обувной щеткой в маленькой смуглой руке.
– Так, значит, остаешься?
– Да, – проговорил Георгий.
– Ну и отлично, Жора. Ты же играешь в гольф?
Оказавшись на палубе, Георгий почувствовал желание немедленно выпить. Жора, Гога, Гоша – называть его так не позволялось даже близким друзьям. Но занять место Маси, придворного счетовода, двадцать лет умножавшего чужие деньги, к шестидесяти годам не имевшего ни семьи, ни личной жизни, ни даже отчества, должен был не Георгий Максимович, а непременно Жора. Дьяк челобитного приказа, лакей у сытного барского стола. Тот, кто будет рад женить сына на дочке ведьмы и ходячего мертвеца, кому журчание мочи хозяина в ночном горшке покажется музыкой. И кто при первой же опасности возьмет на себя штрафы, судебные дела, новый срок.
Вездесущий Семенков уже где-то раздобыл и заправился виски. Подошел, распространяя односолодовый запах, вальяжно облокотился о лакированные перила.
– Что, Георгий Максимович, с нами на берег? Не пожалеете, ей-богу… А как вам урод?
– Кто урод?
– Ну, эта медсестра, сувенир из Средней Азии. По-нашему почти не говорит, но смышленый, даже уколы делать научился! Я б и сам к нему лег под укол, только разве нам достанется… Говорят, жил в юрте, с полоумной бабкой, та ничего не смыслила, воспитывала как внука. В девять лет хотели делать обрезание, родственники заметили неладное, повезли куда-то в райцентр, показали врачу. Тот предложил все отрезать и выдать замуж. Привезли мулле, мулла купил и жил с ним как с женой, потом перепродал какому-то хлопковому торгашу, а тот по цепочке… Оказывается, много любителей! Володька, говорят, обменял на таун-хаус в Подмосковье. Я два раза видел в бане, волосы до попы, кожа чистая, никаких прыщей. Членик толстый и встает как надо, а яйцо одно, только справа, а между ножек женская писечка. – Дернув щекой, Семенков икнул. – Говорят, счастье приносит, вроде как талисман…
Спускаясь в каюту по ониксовой лестнице, Георгий все еще слышал пьяный пришепетывающий голос. В кармане у него вибрировал телефон – звонил Владлен Василевский. Но перед тем как ответить, он длинно выругался, обращаясь к мойрам, плетущим нить его судьбы: «Мне бы кто отрезал здравый смысл, пока я сам кого-нибудь не расчленил».
Парижские тайны
Гуляя вдоль реки или пруда, можно ощутить, как рождаются призраки.
Кодзи Судзуки
До горизонта, насколько мог видеть глаз, простиралась волнистая поверхность бесплодных песков. Белая луна освещала пустынный мир и дерево, в ветвях которого сидел голый демон с лицом Георгия Максимовича.
– Почему мы здесь? Как мы отсюда выберемся?
– Улетим, – ответил демон.
Игорь не успел удивиться. Получеловек мгновенно спрыгнул с дерева, схватил его в объятия и, расправив за спиной перепончатые крылья, поднялся в небо. Они преодолели атмосферные слои и направились в открытый космос, оставив позади Землю, Луну, Солнце.
Прижатый к горячей груди, Игорь чувствовал на своих ребрах прикосновение свинцовых когтей. Наконец, приблизившись к небольшой пустынной планете, они спустились вниз. Крылатый демон положил Игоря на пористый камень, венчавший вершину горы.
– Ты знаешь, кто я?
– Нет, – ответил Игорь, заметив, что лицо существа уже ничем не напоминает знакомые черты.
– Если ты не подчинишься моей воле, я разбужу вулкан, и вся Япония будет погребена под потоками раскаленной лавы.
«Почему Япония?» – нерешительно подумал Игорь.
– А если подчинишься, осыплю тебя золотом.
С неба и в самом деле начали сыпаться золотые монеты, покрывая землю.
– Выпьем эликсира блаженства! – воскликнул крылатый человек и зачерпнул золото руками.
Металл расплавился в его ладонях, он поднес сверкающую жидкость к губам Игоря. Тот успел подумать, что жидкое золото может повредить штифты в его челюсти, но все равно сделал глоток и задохнулся от прикосновения вечности к обнаженному горлу. Сел в постели и сообразил, что он в Париже, в гостиной Кемаля. Вспомнил, что сегодня должен приехать Меликян.
Стрелки стеклянных часов на стене показывали девять, хозяин квартиры и Фиона еще не вставали. Он решил не будить их, наскоро принял душ, оделся и написал фломастером на обратной стороне какого-то рекламного буклета: «У меня дела. Может, достану денег. Позвоню».
Он поехал на метро, немного поломав голову над запутанной схемой. Заблудился на выходе, попал в анфиладу подземной торговой галереи, к ювелирным магазинам, где россыпью болотных огоньков переливались драгоценности. Уже подходя к гостинице, подумал, что здесь вместо Меликяна его могут поджидать и полицейские, и посланцы тех недружественных сил, что направили по его следу Бориса.
За стеклянной дверью отеля, словно в витрине, выставляли богатую и красивую жизнь. К Игорю направился было служащий в форме, но из кресла поднялся низенький человек с плотным животом и короткими ручками – Сергей Атанесович Меликян, лондонский поверенный Майкла. Глянув на бритую голову Игоря, он невозмутимо кивнул.
– Уже к отсидке подготовился? Ну пошли, здесь забегаловка через дорогу, надо позавтракать.
В кафе самообслуживания Игорь взял себе кофе и кусок пирога, а Сергей Атанесович до краев наполнил тарелку беконом и жареными яйцами, добавил к этому порцию сосисок, овощной салат, поджаренный хлеб. Усаживаясь за стол, спросил:
– Как ты вообще в Париже-то оказался? Кто у тебя здесь?
– Никто, – ответил Игорь. – Просто так вышло.
– Давай по порядку. – Меликян смотрел на него, энергично двигая челюстями. – Запомни, с адвокатом и врачом стесняться нечего. Кто, говоришь, там Коваля к архангелам отправил?
– Не знаю. Когда я приехал, он уже был в бассейне.
– Учти, чистосердечное признание в твоих же интересах. Что-то скроешь, а потом всплывет – будет хуже и тебе и мне.
Подумав, что адвокат все равно уже знает главное, Игорь вкратце рассказал, как остался ночевать у Чистяковых, как нашел тело Майкла и уехал с острова. Меликян кивал, смотрел печальными красивыми глазами, словно переставленными на его лицо с чужого портрета.
– Ну да, да, я тебе верю. Типично русская психология – ждем от полиции только неприятностей. А что за люди должны были приехать? Кто, откуда?
– Он мне не докладывал вообще-то.
– А что ты видел? Слышал? Разговоры какие-то? Документы? Необычное поведение? Может, кто-то ему звонил при тебе?