Бриллиантовый шепот Завелевич Ольга

Глава 24

Утром Лиза помчалась в больницу, к Любе. Подруга была на операции, пришлось ждать еще полчаса. Наконец Люба освободилась.

– Люба! Любочка!!!

– Лизка, говори! Ты просто сияешь!

– Петя вернулся!

– Не может быть! – не поверила своим ушам Люба.

– Может, еще как может быть! – Лиза буквально подпрыгивала на месте.

Люба бросилась обнимать подругу. Вдруг она спохватилась:

– Тише, Лиза, на нас уже смотрят. Пойдем в парк, поговорим, а то тут очень много желающих заниматься чужими делами.

С этими словами Люба подхватила Лизу под руку, крикнула дежурной медсестре: «Пойду, перекушу!» – и они вышли из больницы. Лишь оказавшись на аллее парка и убедившись, что вокруг никого нет, Люба ласково кивнула:

– Теперь выкладывай!

Лиза, торопясь и буквально захлебываясь словами, рассказала ей все. Люба слушала внимательно, несколько раз кивнула, то ли соглашаясь, то ли своим мыслям.

– Петр все правильно рассудил, – дослушав до конца, подытожила она, – нельзя сейчас обнаруживать твое знакомство с гражданином Швеции, а уж о том, что он твой муж и Машкин отец, даже во сне не проболтайся!

– Он тоже так сказал, – чуть не плача, промолвила Лиза, – даже не разрешил Машу разбудить, чтобы познакомиться с ней!

– Все верно. Ребенок может запросто сболтнуть, что в доме радость – папа вернулся. И пошло-поехало: какой папа? Откуда? Потерпи немного, – Люба погладила подругу по руке, – и я уверена, он вас вывезет отсюда.

– Ты с ним как сговорилась, повторяешь его слова точь-в-точь!

– Нет, – покачала головой Люба, – просто мы оба кое-что видели и думаем одинаково. Петр сказал, что он хочет предпринять? Для меня одно ясно: официальным путем действовать нельзя. Он ничего не добьется, а для тебя с Машей это опасно.

– Петя говорил о каком-то плане и очень обрадовался, узнав о Николае…

– Лиза! – с упреком произнесла Люба. – Мы же договорились, он – Григорий Павлович Бельский.

– Ох, прости меня, Любаша! – спохватилась Лиза. – Просто я еще никак в себя не приду, голова плохо работает!

– Ты пойми, я ведь за Григория боюсь!

– Конечно, ты полностью права. Так вот, Петя очень обрадовался, когда узнал, что Григорий служит в комендатуре города. Говорит, что это нам очень поможет.

– Интересно, что он задумал?

– Я полагаю, нам надо встретиться и все обсудить.

– Лучше всего это сделать у тебя. Стенка-то у меня до сих пор фанерная, – весело напомнила Люба.

– Конечно. Петя обещал прийти завтра ночью. Вы с Гришей приходите, как обычно, вечером в гости, а потом заночуете у меня.

– Договорились. Одно условие, – добавила Люба, – завтра с утра я свободна и привожу тебя в порядок. Посмотри на себя! Муж вернулся через столько лет, а ты на кого похожа? Обратно убежит! – добавила она шутливо, но, заметив испуг в глазах подруги, затарахтела: – Смеюсь, смеюсь! Ты от радости на десять лет помолодела и просто расцвела! Однако красивая прическа еще никому не вредила. Есть один парикмахер – просто золотые руки.

– Где ты его раскопала? – спросила успокоившаяся Лиза.

– Девчонки – медсестры рассказывали, я сама его не знаю, но все говорят, что чудеса творит. Он вообще-то «полковой цирюльник» – так он себя называет, в хозчасти полка служит, но утверждает, что до войны в Москве работал. На солдатах ведь не заработаешь, вот он и бегает по домам. Завтра я его к тебе приведу, а теперь побегу, у меня сегодня еще одна операция, а поесть, наверняка, не успею. До завтра!

Люба чмокнула подругу и умчалась. Лиза вдруг с тоской подумала, что если Петя увезет ее с дочерью, то она навсегда потеряет и Любу, и вновь приобретенного брата. Эта мысль была настолько горькой, что ореол радости, окружавший молодую женщину, померк. Она медленно побрела к выходу из парка.

Глава 25

Утро началось для Лизы с радостных хлопот. Надо было убрать дом, приготовить что-либо из имеющихся скудных запасов, да еще Люба обещала привести парикмахера! Лиза буквально летала по комнате, что-то напевала, руки ее привычно быстро делали домашнюю работу.

– Мама, какая ты сегодня веселая! Расскажи, почему! – потребовала дочка.

Лиза подхватила ее на руки и закружила по комнате.

– Расскажу, обязательно расскажу, – пообещала она, – но попозже, а теперь мне надо все убрать. Скоро придет тетя Люба и еще один дядя.

– А зачем дядя придет? – заинтересовалась Маша.

– Он будет делать мне прическу.

– Как это «делать прическу»? – удивилась девочка. – Как я куличики делаю?

– Нет, немножко по-другому, сама увидишь.

– А зачем?

– Чтобы я стала самая красивая!

– Ты и без куличиков самая красивая, – авторитетно заявила дочь.

Лиза рассмеялась и, поцеловав девочку, отправила ее играть.

Люба появилась точно в назначенный час, приведя с собой невысокого, плотного человека, неопределенного возраста.

– Вот, – кивнула она на вошедшего, – маг и чародей парикмахерского дела. Ваша задача, – продолжала она, обращаясь уже к парикмахеру, – сделать эту женщину неотразимой!

– Будет исполнено! – шутливо поклонился мастер. – Такую красавицу особо и украшать не надо.

Женщины рассмеялись, и парикмахер начал раскладывать на столе свои орудия производства, рассеяно оглядывая комнату, мебель, фотографии на стенах, разглагольствуя о женских прическах. Внезапно резкий звук прервал разговор. Лиза, стоявшая в пол-оборота к мастеру, обернулась и увидела, как он поднимает с пола ножницы. Руки у него при этом тряслись, а на лбу выступила испарина.

– Вам нехорошо? Может, воды принести? – испуганно спросила она.

– Ничего, ничего… Все уже в порядке. Контузия, понимаете ли… дает о себе знать…, – бормотал он, вытирая пот, струившийся по лицу.

– А вы были на передовой? – внезапно спросила Люба, внимательно следя за тем, как парикмахер пытается совладать с собой. – Вы ведь в хозчасти состоите?

– На войне всякое случается. Вот и меня зацепило. Ну, ничего, все уже прошло. Какой у вас домик уютный, – резко переменил он тему разговора, – небось, еще дореволюционной постройки? Мне нравится, – продолжал он светский разговор, – когда в одном доме люди живут всю жизнь, от рождения до смерти, да еще несколько поколений сменяется – это просто дом-музей семьи. Вот вы, наверное, родились в этом доме, а до вас – ваши отец или мать. Верно я говорю? – он на секунду прервал свои манипуляции с Лизиной головой и замер, ожидая ответа.

Лиза вдруг почувствовала, что радостное настроение, в котором она пребывала с утра, куда-то исчезло.

– Нет, – едва выдавила она из себя, – я родилась в Москве, так же как и мои родители. А это дом моих родных. Я попала сюда сразу после революции.

– Надо же, как интересно! – всплеснул руками парикмахер. – Расскажите, как это произошло?

– «Дела давно минувших дней…» – процитировала Люба, пристально разглядывая парикмахера. – Зачем нам грустные воспоминания?

В комнату вбежала Маша, и разговор плавно перешел на детей. Мастер долго выражал восхищение Лизиной дочкой, всплескивал руками и причмокивал. Девочка во все глазенки рассматривала причудливые парикмахерские принадлежности и, раскрыв рот, следила за ловкими руками мастера, сооружавшими нечто пышное и красивое на голове ее мамы. Парикмахер он действительно был отменный. Работая, он непрерывно болтал, но общаться ему приходилось, в основном, с Машей, потому что Люба молча курила в углу комнаты, а Лиза отвечала едва-едва, явно делая усилие над собой, отдавая этим дань вежливости. Тяжесть на душе усиливалась.

«Что же это такое? – удивленно подумала она. – Что может быть лучше сегодняшнего вечера? Муж вернулся, брат нашелся, сегодня все соберутся, а я места себе не нахожу! А еще говорят, что женщине для поднятия настроения надо побывать в руках у хорошего парикмахера! Вот и побывала. Все с точностью до наоборот. Радость превратилась в какую-то нервозность».

Между тем парикмахер закончил свою работу и слегка отступил, ожидая заслуженной похвалы. Прическа получилась отличная, Лиза и Люба в один голос выразили свое восхищение. Получив деньги и предложив свои услуги на будущее, мастер ушел. Лиза вздохнула с облегчением.

– Что с тобой? – поинтересовалась Люба. – Ты сама не своя. Прическа не понравилась или парикмахер?

– Парикмахер, – призналась Лиза, – вернее, он тут, конечно, ни при чем, я его в первый раз в жизни вижу, да и внешне он довольно приятный: обходительный, улыбчивый. Но стоит ему на меня посмотреть, я начинаю задыхаться, как будто он меня душит.

– Перестань себя накручивать. Он парикмахер, а не Отелло.

– Но ведь тебе он тоже не понравился? Я заметила, что ты сидела в углу и двух слов ему не сказала. Это тебе не свойственно.

– Не понравился, – проворчала Люба, – только у меня более приземленные основания. Ты заметила, как он отреагировал на старые фотографии?

– Это когда уронил ножницы?

– Вот именно.

– Но почему ты решила, что его чем-то могли заинтересовать семейные фотографии? – в полном недоумении пробормотала Лиза. – Может, действительно, контузия?

– Может, может… Вот что, – решительно произнесла Люба, – давай я заберу Машу и договорюсь с соседкой – не с той, что за фанерной перегородкой, а с другой, со второго этажа, – чтобы девочка у нее переночевала. Наболтаю что-нибудь, ну, вроде, как мы за город собрались.

– Это ночью-то? – ехидно прищурилась Лиза.

– Почему ночью? – отпарировала подруга. – Очень рано утром.

– Люба, прошу тебя, объясни, что тебя беспокоит, а то я с ума сойду! – взмолилась Лиза.

– Да не могу я объяснить! – Люба с досадой махнула рукой. – Просто вечером встреча у нас не совсем…гм…обычная, а Маша может проболтаться. Ребенок ведь! Лучше перестраховаться.

Лиза, скрепя сердце, согласилась с доводами подруги. Ей очень хотелось познакомить наконец отца с дочерью, но она должна была признать мудрость рассуждений Любы. Женщина, прошедшая четыре года фронтовых госпиталей, научилась разбираться в жизни и предусматривать многое. К Любиным доводам прибавлялась собственная тревога Лизы. Она не могла определить ее источник, и из-за этого чувствовала себя все хуже и хуже.

– Знаешь, – ворвался в ее размышления голос подруги, – я, кажется, поняла, что мне не понравилось в парикмахере.

– И что же?

– Взгляд. Несмотря на все его улыбки и комплименты, у него угрожающий взгляд. Это выражение ему придает шрам, стягивающий брови в одну линию.

Глава 26

Хлопнула входная дверь. Веселый щебет дочки и ласковый голос Любы затихли вдали.

«Вот и хорошо, – подумала Лиза, – теперь я точно успокоюсь». Но тревога не проходила. «Не надо было отпускать ее с Любой, – вдруг четко осознала она причину своего беспокойства. – Глупости! – Лиза пыталась заглушить предчувствия остатками благоразумия. – Ребенок, действительно, может легко разболтать лишнее окружающим, а сейчас это опасно».

Усилием воли отогнав от себя все мрачные мысли, молодая женщина занялась домашними делами. Гости должны были прийти вечером, времени было достаточно. Лиза успела все приготовить и даже повеселела, глядя на себя в зеркало. Новая прическа удивительно шла ей, а довоенное еще платье пришлось впору. «Да и с чего мне толстеть? От такой жизни боков не наживешь!» – весело думала она, крутясь перед зеркалом. Внезапно она покачнулась и схватилась рукой за горло. Удушье с новой силой охватило ее. Лиза покрылась испариной, судорожно пытаясь глотнуть воздуха. С трудом она сделала несколько шагов и рухнула на стул. «Это уже никуда не годится! – вздохнула она. – Надо с Любой поговорить, сходить к врачу. Странно, до сегодняшнего дня такого со мной не было».

Женщина с трудом приходила в себя. Поднявшись, она попыталась выйти из комнаты, на ужас снова пригвоздил ее к стулу. Ей почудилось, что в доме кто-то есть. Тишина стояла полная, но тем не менее она чувствовала на себе чей-то взгляд.

«Успокойся, вокруг никого нет, сейчас придут Люба с Гришей, потом Петя… Это будет замечательный вечер!» – уговаривала она себя. С трудом передвигая ноги, она добралась до столовой и немного успокоилась.

– Хозяйка, открывай! На постой принимаешь? – раздался долгожданный стук, веселый голос Любочки, и она ворвалась в дверь, таща за собой, как буксир, радостно улыбающегося Григория.

Но их улыбки мгновенно исчезли с лиц при взгляде на Лизу.

– Ты заболела? – в Любе всегда, в первую очередь, говорил медицинский работник.

– Там… – зубы Лизы стучали, брат нахмурился. – Там кто-то есть! – выпалила она, тыча рукой по направлению своей комнаты.

– Почему ты так решила? – спросил Григорий.

– Я… Я не знаю… Я никого не видела, но почувствовала чей-то взгляд!

– Взгляд? – удивилась Люба. – Как можно от одного взгляда прийти в такое состояние?

«Взгляд…» – что-то промелькнуло в памяти Григория, но ухватить мысль он не успел. Люба уже теребила его:

– Пойдем, посмотрим, что там такое. Надо проверить, а то Петя уже скоро придет!

– Я тоже пойду, – Лиза вцепилась в другую руку брата.

Быстро стряхнув обеих женщин с рук и приказав им: «Стойте тут и не двигайтесь!», Бельский крадучись добрался до двери Лизиной комнаты, прислушался и рывком распахнул ее. Комната была пуста. Григорий тщательно осмотрел ее, заглянул в шкаф, под кровать, во все углы. Такому же тщательному осмотру подверглись две другие комнаты. Никого и ничего.

– Успокойся, Лизавета! – приказала Люба. – Может быть, это какой-нибудь мальчишка с улицы за тобой подглядывал.

– Может быть, – пробормотала Лиза.

Снова раздался стук в дверь, и на пороге появился Петр. Лиза, забыв все свои страхи, повисла у него на шее. Некоторая неловкость, возникшая между ним и Григорием, быстро рассеялась. Оба многое пережили и умели приспосабливаться к обстоятельствам. Петр ни словом, ни взглядом не выразил неудовольствия от того, что подполковник использовал фамилию и имя брата, его биографию. Он лишь улыбнулся и крепко пожал руку новоявленному родственнику.

– Ну, здравствуй, брат, – произнес Бельский, – я очень рад!

– Я тоже, – ответил Григорий.

Они обнялись, потом отстранились, разглядывая друг друга.

– Рассказывай! – в один голос воскликнули оба и все рассмеялись.

– К столу! – весело запротестовала Лиза, – все разговоры за столом!

Расселись, выпили за встречу. Петя начал рассказывать старому приятелю о своей жизни. Григорий слушал не прерывая, только головой качал от удивления.

– Видишь, как судьба распорядилась. Теперь ты мой родственник, – закончил он, улыбаясь.

– Ты себе не представляешь, как я рад, – серьезно ответил Григорий, – но как ты собираешься семью забрать?

– Об этом мы с тобой позже поговорим. Время есть. А сейчас твоя очередь рассказывать, как ты стал Бельским.

– Не знаю, стоит ли… – замялся Григорий. – Ты не подумай, что я тебе не доверяю, просто это связано с гибелью твоих родителей.

– Ничего, столько лет прошло, рассказывай.

Григорий начал с момента своего возвращения в Москву с половины дороги. Рассказывал все честно, ничего не утаивая. История с саквояжем заставила Петра Бельского нахмуриться.

– Что же это получается? Твой отец отвез моим родителям саквояж с подделками, то есть специально подставил их под удар убийцы?

– Нет, нет, – поспешно возразил Григорий, – я думаю, что он просто хотел кого-то навести на ложный след, выиграть время, но он и сам не думал, что этот «кто-то» пойдет на убийство.

Петр продолжал мрачно смотреть перед собой. Лиза умоляюще взглянула на него и взяла за руку.

– Петя, – сказала она, пытаясь заглянуть в глаза мужу, – Петя, ведь мы с братом не виноваты во всем этом, правда?

Петр посмотрел в ее умоляющие глаза, перевел взгляд на поникшего Григория, увидел окаменевшее лицо Любы и тихо произнес:

– Конечно не виноваты, причем здесь вы? Вы детьми были! Ты продолжай, Гриша.

Подполковник продолжил свой рассказ. Дойдя до момента, когда он почувствовал в пустом, горящем доме чей-то взгляд и ощутил присутствие постороннего человека, он замер.

– Что с тобой? – тревожно спросила Люба: последствия ранения и контузии еще давали о себе знать.

– Ничего, все в порядке, – пробормотал Григорий, вытирая вспотевший лоб. Но Лиза уже поняла его.

– Ты хочешь сказать, что тогда, много лет назад, ты почувствовал то же, что я сегодня?

– Нет, все это ерунда. Я в мистику не верю, – проворчал брат, не желая пугать женщин. – Тогда в доме действительно прятался человек, он потом гнался за мной.

– Я думаю, – вмешался Петр, – что это был человек, который убил моих родителей. Под вечер он приходил к моему отцу, я видел его. Лицо не запомнил, конечно, столько лет прошло! Помню только шрам у него был странный между бровями: он как бы вытягивал их в одну линию.

Бельский замолк, переглянулся с Григорием, и оба удивленно уставились на женщин. Те сидели, оцепенев, с ужасом глядя друг на друга.

– Парикмахер, – едва слышно вымолвила побелевшими губами Люба.

Лиза, не в силах сказать ни слова, только кивнула.

– Объясните, наконец, что происходит! – потребовали мужчины в один голос.

Лиза говорить не смогла. Люба, взяв себя в руки, рассказала о визите парикмахера, его странном поведении и еще более странном интересе к Лизиному прошлому.

– Похоже, это он, – с трудом выговорил Григорий, – видимо, узнал отца по фотографиям. Подполковник кивнул на стены, увешанные старыми снимками. Екатерина Алексеевна сама вешала их, и Лиза, в память о тете, ничего не трогала в доме.

– Кто этот человек, как он был связан с отцом и что ему теперь надо от Лизы?

– Я думаю – это компаньон вашего отца, которого тот опасался, – произнес Петя, – в дом он попал случайно, но теперь он понял, что Лиза – дочь Ивана Николаевича и будет преследовать ее.

– Но зачем? Я же с ним даже не знакома! – растерянно сказала Лиза.

– Он считает, что у тебя могут быть драгоценности отца, – мрачно ответил брат, – вспомни, отец был богатейшим ювелиром, но все состояние внезапно исчезло. Саквояж ведь был набит подделками, и преследователь знает об этом!

– Боже мой! Что теперь делать? – в полном смятении пробормотала Лиза.

– Первым делом – успокоиться, – ласково сказал муж, беря ее за руку, – все еще может оказаться случайным совпадением.

– Нет! – в один голос воскликнули женщины.

– Нет, это не совпадение! – добавила Люба. – Я видела его реакцию на фотографии и говорю вам точно: этот человек узнал кого-то на снимке!

– Тем более, – тихо проговорила Лиза, – что я знаю теперь, где драгоценности.

Все, остолбенев, уставились на нее.

Глава 27

– Лиза, – осторожно заметил муж, – как ты можешь знать? Ведь ты была совсем маленькой девочкой и вряд ли помнишь те события.

– Детские воспоминания иногда сохраняются у человека на всю жизнь, – возразила Люба.

– Ты уверена, что сейчас нужно говорить об этом? – продолжал Петр. – Может, лучше тебе отдохнуть?

– Со мной все в порядке, – твердо произнесла Лиза, – я должна рассказать вам все, что помню, и как можно скорее. Не знаю почему, но у меня такое чувство, что больше времени у нас не будет.

– Лиза, перестань! – возмутилась Люба. – Прежде всего тебе надо успокоиться.

– Я совершенно спокойна. Лучше постарайтесь меня не перебивать, чтобы я вспомнила как можно больше подробностей. Тогда вы согласитесь с моей догадкой.

Лиза сжала голову руками и начала рассказывать о событиях зимней ночи 1918 года. Все слушали, затаив дыхание. Конечно, рассказ ее был несвязным, местами она надолго замолкала, мучительно пытаясь вспомнить давние события, но основную мысль слушатели сумели уловить. И когда молодая женщина дошла до последних слов Зотова: «У попа была собака…», Григорий подскочил на стуле:

– Так он заставил Коку проглотить бриллианты!

– Как он смог это сделать? – удивился Петр.

– Не знаю, – честно признался подполковник, – но отец мог с собакой всякие фокусы проделывать. Может, в горло засунул? Недаром пес подох.

– Может быть, – пожал плечами Бельский, – я не ветеринар.

Несколько минут все озадаченно смотрели друг на друга. Первой нарушила молчание Люба:

– Ну и что мы со всем этим делать будем?

– Не знаю, – растерянно ответила Лиза.

– Ты говоришь, Коку зарыли за оградой? – спросил брат.

– Насколько я помню разговор двух людей с лопатами, то место, видимо, недалеко от могилы отца и мачехи.

– Значит, надо поехать и посмотреть, – решил Григорий.

– Ты что, будешь могилу раскапывать? – поинтересовался Петр.

– Так собачью же, – фыркнул подполковник. – Ты думаешь, Петя, после четырех лет войны меня собачьи кости испугают? Тебе там светиться ни к чему, а мы с Лизой завтра съездим на могилу отца, а заодно и вокруг посмотрим. Комар носа не подточит! Ты, Лиза, в сторонке посидишь, а я покопаю у ограды. А вдруг?

Лиза посмотрела на мужа.

– Что ж, попробуйте. Не очень я уверен в успехе, но попытаться стоит. Завтра с утра и поезжайте.

– Ты в своей Швеции забыл хорошую русскую пословицу: «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня», – голос, казалось, исходил из всех углов сразу, хотя и был негромким. Скорее он напоминал шипение.

Никто не услышал, как распахнулась дверь из темного бокового коридорчика. В проеме стоял человек, рот его кривила ухмылка, а шрам, стягивающий брови в одну линию, предавал его взгляду странное, угрожающее выражение.

Глава 28

– Да, жалко, не пристукнул я вас тогда, в восемнадцатом, – продолжал вошедший, – однако вы догадливы, дорогие родственнички. Ну, что ж, будем знакомиться? Михаил – ваш сводный брат. Чего рты-то разинули? Папаша наш, упокой Господи его душу, большой любитель был по женской части, вот и получил результат, – он ухмыльнулся, – но для вашей мамаши в этом обиды никакой не было, я, можно сказать, ваш старший брат. Папаша меня не признал: тоже мне событие – сын какой-то хористки, но деньгами помогал, надо отдать ему должное, а когда я подрос и гм… кое-чему обучился, стал моими услугами пользоваться.

– Я, видите ли, по своей первой профессии – домушник, специализировавшийся на камушках, – разглагольствовал он, пользуясь мертвой тишиной, – вот папочка наш и скупал у меня, так сказать, добычу. Платил неплохо. Все было хорошо до этой заварухи, пардон, революции. Тут папаша сбежать решил – и это разумно, но захотел меня обмануть, а вот это – плохо. Судя по вашим разговорам, вы уже поняли, как дело было. Я тоже кое-что новое для себя узнал. Ловко придумано – все денежки в бриллианты вложить. Я всегда говорил, что наш папаша – голова! Одно он не учел: я своего так просто не отдам! В его деле моя немалая доля имелась, а он решил все к рукам прибрать. И чего добился? Пули в лоб и могилы на деревенском погосте! Поделился бы со мной, уж я бы придумал более надежный способ вывезти камушки, чем в пасти у пса! Жадный он был, не тем будь помянут!

– Как вы попали в дом? – отмер наконец Петр.

– При моей квалификации – ваши форточки и замки – плевое дело, – скривился Михаил. – Я подождал только, пока ты, братец, дом осмотришь, а потом уж зашел, то есть залез, и расположился тут с удобствами.

– Ну и что ты от нас хочешь? – зло спросил Григорий.

– А ты не догадываешься?

– Если ты все слышал, то мог бы понять, что бриллиантов у нас нет.

– Правильно, они в собачьей могилке закопаны. Вот мы туда и съездим. Заодно и папаше поклонюсь. Ни разу не был – грех ведь!

Григория передернуло от отвращения, но он сдержался и спросил:

– А с чего ты взял, что я с тобой куда-либо, кроме ближайшего патруля, пойду?

– А с того, любезный братец, а также и другие дражайшие родственники, что вы, наверное, девочку Машеньку любите?

– Причем здесь моя дочь? – Петр тоже, сдерживаясь изо всех сил, старался говорить спокойно.

– А притом, что моя дорогая племянница находится в данную минуту в гостях у меня, а уж адресок, позвольте, я утаю. Одно скажу – за девочкой присмотрят, будет она жива и здорова, но все это зависит от вашего благоразумия. Соседка ваша весьма глупа оказалась, – обратился он к Любе, – я сказал ей, что прогулка за город отменилась, и Машу мать домой забирает. Вот она и отдала мне девочку.

Дальнейшее Лиза не слышала – она потеряла сознание. Люба кинулась к ней. Григорий изо всех сил удерживал Бельского, который, не помня себя, пытался броситься на Михаила. Один парикмахер оставался невозмутим. Он смотрел на всю суматоху и, казалось, получал от этого массу удовольствия.

Глава 29

Выехали втроем. Петр категорически настоял на своем участии, он боялся выпустить из вида Михаила – единственную нить, связывающую его с дочерью. Люба осталась с Лизой. Молодая женщина находилась в полузабытьи: Люба сделала ей укол и теперь неотлучно сидела около нее, обтирая лицо, удерживая за руки, когда Лиза пыталась подняться и куда-то бежать. Любу трясло от ужаса, она винила во всем себя: ведь это была ее идея – отправить Машу ночевать к соседке. Перед отъездом Петя и Гриша изо всех сил пытались успокоить ее, доказывая, что она не виновата, но ничего не помогло. Люба плакала и казнила себя.

Подполковник потратил все утро на то, чтобы раздобыть машину. Невзирая на угрозы Михаила и мольбы Пети поторопиться, выехать удалось только около полудня. Через несколько часов езды добрались до места. Кладбище находилось недалеко он деревни, но в ней никого не было: деревню сожгли немцы, а жителей – часть расстреляли, остальных угнали в Германию. Кладбище уцелело. По требованию Михаила, Григорий спрятал машину в лесу, в полукилометре от кладбища.

– Пойдешь со мной, – кивнул Михаил Пете, – а ты будешь сидеть в машине, – велел он Григорию.