Бриллиантовый шепот Завелевич Ольга

Глава 30

Григорий беспокойно ходил вокруг машины. Он уже сожалел, что согласился остаться в лесу. Но что он мог сделать? Условия диктовал проклятый родственник! Они с Бельским были совершенно беспомощны, оставалось только надеяться, что девочке не причинят вреда и вернут ее в целости и сохранности. Верить приходилось на слово этому негодяю. Вспоминая лежащую в беспамятстве сестру и плачущую Любу, Григорий непроизвольно хватался за пистолет, но тут же с проклятием разжимал пальцы и вытаскивал очередную папиросу. В тоскливом ожидании прошло несколько часов. «Сколько они еще там провозятся? Не факт, что наша догадка верна, не факт, что найдут собачьи останки… Что же тогда? От этого подонка можно ожидать все что угодно», – от этих мыслей раскалывалась голова, собственное бессилие доводило до бешенства. Григорий не мог представить, как они появятся у Лизы без Машеньки.

– Пойду посмотрю, что там твориться. Только бы этот сумасшедший окончательно не взбесился, – решил он.

Внезапно подполковник замер. Вокруг царила тишина, но, тем не менее, он почувствовал чье-то присутствие. Он верил своему чутью, сколько раз оно спасал ему жизнь на фронте! И сейчас, стараясь не шуметь, Бельский отошел от машины и затаился за разлапистой елью. По лесу могли бродить кто угодно: остатки разбитой немецкой группировки, бандиты, дезертиры. Встреча с ними не сулила ничего хорошего и явно не входила в планы Григория. Короткими перебежками, прячась за деревьями, подполковник выбрался к дороге и почти бегом направился к кладбищу. Пробежав мимо полуразваленных ворот, он бросился вдоль ограды кладбища. Через несколько минут он заметил разрытую полоску земли вдоль забора, а еще через мгновенье наткнулся на лежащего ничком Петра.

Григорий кинулся к другу. Перевернув его на спину, он расстегнул ворот и прижал ухо к груди. Уловив сердцебиение, он облегченно вздохнул и начал приводить Петра в чувство. Через некоторое время его усилия увенчались успехом, врач застонал и сел, держась руками за голову.

– Где он? – пробормотал Петр.

– Михаил? – переспросил подполковник.

– Да, где он?

– Не знаю. Что у вас произошло?

Петр вкратце рассказал о происшедшем. Мужчины, в отчаянии, молча смотрели друг на друга. Последняя нить, связывающая их с девочкой, порвалась. Григорий первым нарушил молчание:

– Идем к могиле, посмотрим, вдруг он еще там.

– Вряд ли, кажется, я пролежал тут довольно долго.

– Все равно, надо проверить. Кроме того, в лесу, около машины, кто-то есть.

– Только этого не хватало! Кто?

– Трудно сказать. Скорее всего немцы. Мы должны выбраться отсюда, в Риге я переверну все, но найду этого урода!

Григорий помог другу подняться на ноги, и они собрались пройти к могиле Зотовых, но внезапно тишину разорвал звук выстрела и короткий вскрик. Мужчины замерли.

– Я вернусь к машине. Выстрел донесся с той стороны, – произнес Григорий.

– Что это могло быть?

– Я говорил тебе, что остатки немецких отрядов шастают по лесам. Подожди здесь, в случае, если я не вернусь, заночуй в сторожке, а утром вернешься в Ригу. Ночью передвигаться опасно.

– Я пойду с тобой, – буркнул Петр.

– У тебя нет оружия, ты едва двигаешься.

– Я пойду с тобой, – упрямо повторил врач.

Крадучись, они вернулись к шоссе и добрались до опушки леса, где стояла машина.

Шепотом приказав Петру не двигаться, подполковник стал осторожно подбираться к ней. Вдруг он вскрикнул и опустился на колени. Бельский бросился к нему и, подбежав, замер на месте: на земле, скрючившись, лежал Михаил, взгляд его пустых, мертвых глаз уже не пугал. В полураскрытой ладони поблескивали бриллианты.

Друзья переглянулись, одна и та же мысль мелькнула у обоих: никакой надежды найти Машу не осталось!

– Поехали домой, – глухо произнес подполковник, – он свое получил. Наверное, хотел меня пристукнуть и уехать на машине, да нарвался на случайную пулю.

Петр молчал. Он не в силах был вымолвить ни слова. Григорий потряс друга за плечи:

– Петька! Найду я ее! Слышишь? Найду! Я весь город прочешу, ребята из комендатуры мне помогут. Ребенок – не иголка!

Бельский потер гудящую от удара голову и кивнул:

– Надо попытаться. Но как я сейчас появлюсь перед Лизой?

Подполковник только сжал его руку. Молча нагнулся, подобрал драгоценности, стоившие жизни стольким людям и пошел к машине. Петр побрел следом за ним.

В Ригу возвращались, не произнося ни слова. Каждый думал, что сказать ожидающим их с надеждой женщинам. Около дома Лизы, Григорий хотел высадить Бельского и поехать в гараж – оставить машину, но, взглянув на белое лицо друга, передумал, заглушил двигатель и пошел вместе с ним в дом.

Первое, что они услышали, подходя к крыльцу, звонкий голосок Маши. Петр буквально снес дверь и замер на пороге: улыбающаяся Лиза, все еще лежала на диване, не оправившись от потрясений последних суток, Маша прыгала на коленях Любы и, хлопая в ладошки, повторяла:

– А где папа? Не пойду спать, пока папа не придет!

Люба пыталась призвать ее к порядку, но ей это плохо удавалось, и она не выдержала и тоже начала хлопать в ладоши и смеяться.

Когда улеглась первая сумятица, мужчины потребовали объяснений.

– Не поверите, – начала Люба, – но некоторое время назад Лиза спасла женщину в госпитале. Эта дурочка, оставшись без ноги, хотела жизнь самоубийством окончить, но Лиза подоспела вовремя, кровь остановила, врачей вызвала, в общем, вытащила ее с того света.

– Потом мы даже, вроде, подружились, – продолжила рассказ Лиза, – Машенька ей очень нравилась, я ведь иногда брала ее с собой на работу. И, представьте себе, – она сделала паузу, словно сама усомнилась в своих словах, – эта женщина – сожительница Михаила, у которой он прятал Машу. Она нам рассказывала, что сразу узнала девочку, но возразить Михаилу боялась: он страшный человек, пригрозил убить ее, если хоть кому-нибудь проболтается о ребенке. До вечера промаялась, но все-таки сжалилась надо мной и Машей, привела ребенка. Теперь прячется – боится идти домой.

– Нечего бояться, – мрачно буркнул Григорий, – убили нашего родственника.

Рассказ о происшедшем на кладбище не занял много времени. Подполковник опустил подробности, которые, по его мнению, не относились к делу и не предназначались для женских ушей, изложил сухо и коротко. Некоторое время все молчали. Григорий прихлопнул ладонью по столу и скомандовал:

– Люба, идем домой. Остальным – спать! Утро вечера мудренее. Нам еще надо думать, как Лизу с Машей в Швецию переправить!

Глава 31

Начальник порта вытер вспотевший лоб. Этот толстяк из международной гуманитарной миссии своей суетой, многоречивостью, жуткой смесью полузабытого латышского и невыученного толком русского довел его до полного одурения. И выставить за дверь было невозможно: звонили сверху с указанием посодействовать. Выслушав историю толстяка, представившегося Ларсом Хениксоном, о его бабушке, родом из Риги, начальник попытался добраться до сути вопроса. Телефон разрывался, в дверь уже несколько раз заглядывала секретарша, а посетитель, закончив историю бабушки, плавно перешел к жизнеописанию собственных родителей. Хозяин кабинета скрипнул зубами и, наплевав на дипломатические осложнения, довольно невежливо перебил занудного визитера:

– Так в чем дело? Какая помощь требуется?

Швед, несколько опешив, замолчал на короткое время, затем перешел к делу. Он, Ларс Хениксон, весьма гордится своими предками и бережно хранит память о них. Попав в Ригу, он первым делом начал разыскивать все, что связано с его незабвенной бабушкой, которая еще в далеком детстве, укачивая маленького Ларса на руках, много рассказывала ему о своем доме на окраине Риги.

– И, представьте себе, – тут рассказчик сделал эффектную паузу, – я нашел этот дом!

Он замолчал, очевидно, ожидая от слушателя бурю восторженных и удивленных возгласов, но начальник тупо молчал, отчаявшись вернуть беседу в деловое русло. Не дождавшись никакой реакции, толстяк продолжал:

– Но самое удивительное, в доме сохранилась кое-какая бабушкина мебель: комод, буфет, стол…

Взглянув на хозяина кабинета, посетитель прервал перечисление предметов меблировки и перешел к делу. Он купил дорогую его сердцу мебель и теперь просит разрешения на доставку ее в порт и погрузку на пароход.

– И это все? – пожал плечами начальник порта. – Ради этих дров я потерял столько времени? – добавил он про себя.

Через порт с запада на восток проходили сотни контейнеров с мебелью, предметами искусства, одеждой и один ящик со старой мебелью с востока на запад был такой мелочью, о которой не стоило и говорить. Торопясь закончить разговор и избавиться от назойливого посетителя, начальник порта вызвал секретаршу и велел оформить все бумаги, а также связаться с особым отделом порта. От них тоже требовалось разрешение и, на всякий случай, сопровождающий. Бутылка американского виски и сигареты вернули начальнику хорошее расположение духа, и он распрощался с толстяком не только с облегчением, но и почти дружески.

Секретарша, поминутно нюхая маленький флакончик подаренных духов, быстро оформила все бумаги и договорилась о сопровождающем. Обрадованный швед долго благодарил и рассыпался в комплиментах на своей жуткой смеси языков. Наконец он ушел.

Оказавшись на улице, Хениксон разительно переменился. Суетливость исчезла, он постоял несколько минут, переводя дыхание, как будто приходил в себя после тяжелой и опасной операции, затем быстро направился в гостиницу, где жили члены миссии. У входа он заметил высокую фигуру. Человек нервно ходил около двери, поминутно останавливаясь и вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Ларс торопливо подошел к нему и заговорил по-шведски:

– Добрый вечер, Питер.

Бельский открыл было рот, собираясь засыпать Хениксона вопросами, но толстяк взглядом пресек его попытку и предложил прогуляться в парке. Они пересекли площадь и оказались в небольшом сквере. Пройдя несколько шагов, Ларс кивнул на скамейку, уселся, и огляделся по сторонам. Народу было мало: в основном, прогуливались военные с девушками, пробегали мальчишки, проскальзывали, надвинув кепки на глаза, молодые люди, явно старавшиеся не привлекать к себе излишнего внимания. Поблизости никого не было.

– Ну, как, удалось? – наконец задал Петр мучающий его вопрос.

– Все прошло отлично. Я получил разрешение, контейнер и сопровождающего. Он осмотрит груз, опечатает ящик, и мы погрузим его прямо на пароход.

– Ларс, ты даже не представляешь себе и сотую долю моей благодарности!

– Брось, дружище. Не преувеличивай мою роль. Теперь все зависит от тебя и твоего друга – подполковника. Я только тряхнул своими познаниями в русском и латышском. Боюсь, что бедняга – начальник порта еще долго не сможет слышать ни о мебели, ни о родственниках.

Хениксон пожал руку другу и пошел отдыхать в гостиницу. Петр продолжал ходить по скверу, мысленно прокручивая в голове план переправки Лизы и Маши на пароход международной миссии. Он пытался найти в нем изъяны и предусмотреть неожиданности. План был разработан Григорием, и бывший начальник штаба полка приложил все свои способности и умение, планируя столь необычную операцию. К осуществлению плана пришлось привлечь друга Петра – шведского врача Ларса Хениксона. Ему отводилась решающая роль чудака, немного помешанного на своих предках. Петр сам хотел изображать покупателя старой рухляди, но подполковник воспротивился. Надо было оформлять документы, и Григорий боялся, что совпадение фамилий просителя с его собственной, привлечет внимание особого отдела порта – ведь там многие знали его как офицера комендатуры.

Хениксон с честью справился со своей задачей. Теперь все зависело от согласованных действий всех участников авантюрного плана. Пароход отходил через день. Завтра наступал решающий этап.

Глава 32

Грузовик прибыл к дому Лизы всего с двухчасовым опозданием. Высокая женщина, почти до самых глаз закутанная в черный платок, сухо поздоровалась с Хениксоном, кивнула лейтенанту из особого отдела. Грузовик, по просьбе покупателя, подогнали прямо к крыльцу: размахивая руками и показывая на небо, он утверждал, что сейчас пойдет дождь и намочит драгоценную мебель. Погрузка началась. Сначала вытащили сундук. Лейтенант только качал головой, не переставая удивляться «буржуйским причудам», но бутылка водки и американские сигареты на время примирили его с мировой буржуазией. Он ограничился тем, что тщательно осмотрел полуразваленный раритет с прогрызенным мышами днищем и отваливающейся задней стенкой. Далее последовал не менее обшарпанный комод и наконец настал черед буфета. Это было чудо мебельного искусства, подпиравшее потолок. Водитель грузовика и солдат, сопровождающий лейтенанта, тоже получившие свою долю консервов и сигарет, споро начали отделять верхнюю часть чудовищного сооружения. Толстяк крутился около них, воздевал руки и заклинал бережно относиться к бабушкиной памяти. Лейтенант курил около машины во дворе, рассеяно прислушиваясь ко всему этому гаму. Внезапно шум усилился. С крыльца лейтенанту было видно, что низ буфета застрял в дверном проеме. Швед суетился со стороны коридора и взывал поочередно к небесам и к грузчикам, солдаты, поминая бабушку и более близких родственников Хениксона, пытались вытолкнуть буфет. Крики и мат разносились по всей округе. Лейтенант хотел было вмешаться, но в это время со стороны улицы раздался гудок автомобиля. Особист повернулся и в сгущающихся сумерках разглядел машину комендатуры города и стоящего около нее офицера.

Офицер знаком приказал ему подойти. Лейтенант приблизился и, разглядев погоны подполковника, козырнул и отрапортовал:

– Лейтенант Полынин. Особый отдел порта.

– Что происходит, лейтенант? Крики слышны за километр отсюда!

Особист изложил суть дела. Подполковник начал проверять многочисленные разрешения, подписи и печати, солдаты толкали буфет, толстяк шумел и мешал, и никто не заметил, как высокая женщина в черном платке откинула дверцу подвала, оттуда выбрались женщина с девочкой и торопливо юркнули в грузовик. Женщина в платке, убедившись, что беглянки скрылись в недрах облезлого сундука, вошла в дом. По совету хозяйки дверь сняли с петель, и буфет наконец удалось вытащить и благополучно погрузить в машину. Лейтенант, закончив объясняться с представителем комендатуры, еще раз посветил фонарем вглубь контейнера, пролезть сам он не мог – все перегородил буфет, и велел заколачивать ящик. Еще через некоторое время грузовик выехал со двора, провожаемый молчаливой хозяйкой. Когда машина скрылась из вида, с другой стороны улицы снова подъехал автомобиль комендатуры. Бельский подошел к женщине, размотал платок и концом его вытер слезы, которые градом катились по щекам Любы.

Петр лежал ничком на койке в своей каюте. Григорий категорически запретил ему появляться около дома Лизы и вообще участвовать в побеге жены и дочери. Ему оставалось только ждать, и это было для Бельского самым тяжелым испытанием. Он ничего не мог сделать, чтобы помочь самым дорогим людям. Временами Бельский вскакивал и начинал метаться по тесному помещению. Хениксон посоветовал ему вообще не выходить из каюты.

– Твой дикий вид, – без обиняков заявил он другу, – привлечет ненужное внимание. Посиди, потерпи, пока отчалим.

И он ждал. Радостное известие, что контейнер благополучно погрузили на пароход, он уже получил от Ларса, но продолжал терзаться мыслью, что с Лизой и ребенком могло что-нибудь случиться в тесном, замкнутом пространстве. Наконец корабль вышел из порта и взял курс на Стокгольм. Петр почувствовал, что ему не хватает воздуха в каюте. Он представлял себя вместе со своими родными в тесном ящике и задыхался.

– Все, больше не могу. Надо найти Хениксона и вскрывать контейнер.

С этой мыслью он шагнул к двери, и тут она распахнулась. На пороге стояли Лиза с Машей, позади маячил улыбающийся Ларс, который, впрочем, махнув рукой, моментально исчез.

– Папочка, правда я молодец? Я все время молчала, как мама велела! – радостно лопотала дочь, подпрыгивая на руках у Бельского.

Он кивал, не в силах вымолвить ни слова, и только сильнее прижимал девочку к себе. Лиза, прислонившись лбом к плечу мужа, тоже не произносила ни звука. Наконец Петр, спохватившись, взял себя в руки и засуетился, усаживая Лизу и одновременно держа ее за плечи, не давая ей двинуться, как будто она могла снова исчезнуть. При этом Машу он по-прежнему держал на руках. В крошечной каюте невозможно было повернуться, они бестолково толкались, держась друг за друга, мешая друг другу, плача и смеясь одновременно.

Хениксон появился через полчаса, нагруженный едой и питьем. Петр только сжал ему руку, еще не в силах собраться с мыслями и толком поблагодарить друга. Ларс, предупреждая поток слов, замахал руками:

– Нет, нет, друзья мои! Никаких речей! Я страшно рад, что все удалось. Вы мужественная женщина, Лиза, а ваша дочь – просто чудо! Не всякий взрослый человек выдержит такое испытание.

– Нет, дружище, ты мне рот не затыкай, – вклинился Петя, – я твой должник на всю жизнь!

– Он прав, – добавила Лиза, – то, что вы для нас сделали, невозможно даже оценить, и за всю жизнь я не сумею отблагодарить вас.

– Ладно, договорились, когда я надумаю жениться, ты поможешь мне украсть невесту, как это принято у некоторых народов, и мы будем квиты. Кроме того, не забудьте, что, благодаря вам, я теперь владелец трухлявых раритетов. А сейчас поешьте и отдыхайте, завтра будем решать все формальности. Капитан в курсе. Кстати, господин подполковник – очень остроумный человек, он назвал операцию по вашему спасению «Буфет моей бабушки».

Последние слова Хениксон выговорил по-русски, громко и отчетливо, видимо, он их долго учил. Все рассмеялись, и Ларс ушел, тепло распрощавшись.

Когда за ним закрылась дверь, Петр усадил жену и дочь, велел им есть и пить в больших количествах, а сам открыл маленький шкафчик и достал что-то из него. Лиза с любопытством посмотрела на мужа.

– Это прощальный привет от твоего брата, – ответил Бельский на невысказанный вопрос.

Он взял жену за руку и вытряхнул что-то ей на ладонь. Лиза охнула. На ладони, искрясь и переливаясь в лучах проникающего через иллюминатор света, лежал один из двух бриллиантов ее отца.