Собрание сочинений в одной книге Лондон Джек
Но пеон, услышав эти слова, быстро заговорил о чем-то со своим отцом, а потом обратился к Генри.
– Слышишь, Фрэнсис, что он говорит? – сказал Генри, держа в руках священную кисть. – Ты должен пойти с нами. Именно к тебе старик питает особую благодарность за освобождение сына. Он отдаст сокровище не нам, а тебе. А если ты не пойдешь с нами, он не прочтет ни одного узла.
Леонсия с тихой любовью во взоре, как бы говоря: «Пожалуйста, останьтесь ради меня!», взглянула на Фрэнсиса, и этот взгляд заставил его изменить решение.
Глава XIII
Через неделю в один и тот же день три отдельные экспедиции отправились из Сан-Антонио в Кордильеры. Первая, верхом на мулах, состояла из Генри, Фрэнсиса, пеона, его престарелого отца и нескольких пеонов Солано, каждый из которых вел в поводу мула, нагруженного припасами и инструментами. Старый Энрико Солано в последний момент не смог присоединиться к компании: у него открылась старая рана, полученная в дни юности, во время одной из революционных схваток.
Кавалькада двигалась по главной улице Сан-Антонио, мимо тюрьмы, стены которой Фрэнсис взорвал динамитом и которую теперь начинали мало-помалу отстраивать сами узники. Торрес, проходивший по улице с последней телеграммой Ригана в кармане, удивленно вытаращил глаза на экспедицию Морганов.
– Куда это вы держите путь, сеньоры? – спросил он.
Одновременно, как будто они заранее заучили ответ, Фрэнсис ткнул пальцем в небо, Генри указал вниз, на землю, пеон показал направо, а его отец – налево. Проклятия, вырвавшиеся из уст Торреса при виде такой невежливости, вызвали взрыв смеха, к которому присоединились и пеоны, ведущие вьючных мулов.
В тот же день, в час сиесты, когда весь город спал, Торрес был удивлен вторично. Он увидел Леонсию и ее младшего брата Рикардо верхом на мулах; за ними шел в поводу третий мул, нагруженный материалами для устройства лагеря.
Третьей экспедицией была экспедиция самого Торреса. Она, как и экспедиция Леонсии, состояла из двух человек – его самого и Хозе Манчено, известного в округе убийцы, которого Торрес из личных соображений спас от сарычей Сан-Хуана. Но планы Торреса, породившие эту экспедицию, были более честолюбивы и опасны, чем могло показаться на первый взгляд. Почти у самого подножия Кордильер обитало старинное племя кару. Оно вело свое начало от беглых рабов-негров из Африки и караибских[34] рабов с Мескитового Берега. Беглецы постепенно превращались в племя, похищая женщин из долины и сходясь с беглыми рабынями. Эта своеобразная колония существовала почти независимо между майя на вершинах гор и правительством на побережье. Когда впоследствии к ней присоединились беглые испанские каторжники, племя кару образовало такую помесь наследственно порочных и преступных элементов, что, не будь правительство Колумбии слишком занято собственными политическими переворотами, оно, конечно, послало бы отряд, чтобы разорить это гнездо опасной заразы. Здесь-то и родился Хозе Манчено от убийцы отца (испанца) и убийцы матери (метиски). Сюда повел его Торрес, чтобы с помощью этого бандита выполнить приказания Томаса Ригана с Уолл-стрит.
– Вот счастье-то, что мы его нашли, – сказал Фрэнсис Генри, указывая на ехавшего впереди них последнего главного жреца племени майя.
– А старик-то очень дряхлый, – промолвил Генри. – Посмотри-ка на него.
Отец пеона, восседая на своем муле, не переставал перебирать священную кисть и все время что-то гнусаво бормотал.
– Надеюсь, что этот старый джентльмен не перетрет шнурков, – высказал пожелание Генри. – Было бы куда лучше, если бы он хоть раз прочел и запомнил адрес, чем без конца теребить кисть.
Они выехали на просеку, имевшую такой вид, будто заросли были здесь вырублены недавно. Впереди на горизонте на фоне солнечного неба вырисовывались очертания вершины Бланко-Ровало. Старик майя задержал мула, перебрал пальцами шнуры кисти и, указывая на гору, забормотал на ломаном испанском языке:
– Они гласят: «Там, где След Стопы Бога, жди, пока блеснут очи Чии».
Он указал на узлы на одном из шнуров, поведавшие ему эту тайну.
– Но где же След Стопы Бога, старый жрец? – спросил Генри, глядя на девственно нетронутую траву вокруг.
Старик, барабаня голыми пятками по брюху своего мула, быстро погнал его через просеку по направлению к зарослям.
– Он напоминает собаку на стойке, – заметил Фрэнсис. – И похоже на то, что следы свежие.
Старик проехал еще с полмили и в том месте, где заросли сменились поросшими травой крутыми склонами, погнал мула галопом и вскоре достиг большой естественной котловины. Она была глубиной фута три или больше, так что в ней могло свободно разместиться десяток людей. По форме котловина удивительно напоминала след колоссальной человеческой ступни.
– След Стопы Бога, – торжественно провозгласил старик, слезая с мула и с молитвой на устах благоговейно распростерся на земле. – «Там, где След Стопы Бога, жди, пока блеснут очи Чии» – так гласят священные узлы.
– А ведь не худо было бы расположиться здесь на завтрак, – заметил Генри, оглядывая котловину. – В ожидании божественных фокусов мы смело можем перекусить.
– Если Чия не будет против, – смеясь, сказал Фрэнсис.
Чия не протестовала. По крайней мере, старик жрец не смог найти в своих узлах никаких возражений.
Путешественники стреножили мулов у опушки зарослей, зачерпнули воды из протекавшего поблизости ручья и развели костер в котловине, похожей на След Стопы Бога. Старик майя, по-видимому, забыл обо всем окружающем и без конца бормотал молитвы, перебирая пальцами узлы.
– Только бы он не спятил, – высказал опасение Фрэнсис.
– Когда я в первый раз увидел его в Юкатане, меня поразило дикое выражение его глаз, – проговорил Генри. – Но это ничто в сравнении с тем, как горят глаза старика теперь.
Тут в разговор вмешался пеон – не зная языка, на котором разговаривали гринго, он все же уловил смысл.
– Иметь дело со старинными святынями майя – великое святотатство. Это очень опасно. Это путь к смерти. Мой отец знает это. Много людей умерло. Они умерли внезапной и ужасной смертью. Умирали даже жрецы майя. Так умер отец моего отца. Он тоже любил женщину из долины и из любви к ней, прельстившись золотом, продал тайну майя и, следуя указаниям священных узлов, повел людей долины к сокровищам. Он умер. Все они умерли. Мой отец не любит женщин из долины – он теперь стар. Но слишком любил их в юности, и в этом его грех. И он понимает, как опасно вести вас к сокровищу. Много людей веками искали сокровище. Из тех, кто нашел его, никто не вернулся. Говорят, что конквистадоры и пираты англичанина Моргана нашли место, где скрыто сокровище, и покрыли его своими костями.
– А когда твой отец умрет, ты, как сын его, будешь великим жрецом майя? – спросил Фрэнсис.
– Нет, сеньор, – отрицательно покачал головой пеон. – Я только наполовину майя. Я не умею читать по узлам. Мой отец не учил меня этому, потому что я не чистокровный майя.
– Ну а если он сейчас умрет, сможет ли какой-нибудь другой майя прочесть узлы?
– Нет, сеньор, мой отец последний из живых людей, знающих этот древний язык.
Их разговор был прерван появлением Леонсии и Рикардо, которые, стреножив своих мулов и стоя на краю котловины, робко заглядывали вниз. При виде Леонсии лица Фрэнсиса и Генри вспыхнули радостью, но из уст их полились только упреки и слова недовольства. Они стали настаивать на том, чтобы они с Рикардо вернулись домой.
– Но ведь вы не отправите меня домой, не дав мне позавтракать? – сказала она и соскользнула в котловину: с чисто женской хитростью девушка решила перенести обсуждение вопроса об ее удалении на несколько иную почву.
Обеспокоенный шумом голосов, старик майя очнулся от молитвенного транса и гневно посмотрел на Леонсию. Он обрушился на нее с целой речью, вставляя в поток слов на своем языке случайные испанские слова.
– Он говорит, что женщина – это зло, – перевел пеон, воспользовавшись первой паузой в речи старика. – Он говорит, что женщины сеют между мужчинами вражду, ожесточение и внезапную смерть. Их всегда преследуют неудачи и Божий гнев. Их пути – не пути богов, и они ведут людей к гибели. Он говорит, что женщины – извечные враги Бога и мужчины, навсегда отдаляющие Бога от мужчины. Он говорит, что женщины всегда затемняли Следы Стопы Бога и мешали мужчинам идти к Богу Божьей тропой. Он говорит, что эта женщина должна вернуться…
Фрэнсис слушал горячую тираду старика, насвистывая, со смеющимися глазами. А Генри, обратившись к Леонсии, сказал:
– Ну, Леонсия, будьте умницей. Слышите, что думает майя о вашей сестре? Здесь не место для вас. Ваше место в Калифорнии. Там женщины имеют право голоса.
– Беда в том, – заявил Фрэнсис, – что старик хорошо еще помнит ту женщину, которая принесла ему столько несчастий в пору его юности. – Затем он обернулся к пеону. – Пусть твой отец прочтет по узлам, что там говорится за или против женщин, идущих по Стопам Бога.
Тщетно дряхлый великий жрец читал священные письмена. В них не было ни малейшего возражения против участия в экспедиции женщины.
– Он просто путает собственный опыт со своей мифологией, – с торжеством усмехнулся Фрэнсис. – Мне кажется, Леонсия, вы смело можете остаться и позавтракать. Кофе готов. После этого…
Но «после этого» наступило гораздо раньше. Не успели они усесться на землю и приступить к трапезе – Фрэнсис протянул Леонсии горячие оладьи, – как пуля сбила шляпу с его головы.
– Черт возьми, я этого не ожидал, – сказал он, приседая. – Ну-ка, Генри, выгляни и посмотри, кто хотел меня подстрелить.
В следующую минуту все, кроме старого жреца, уже выглядывали из котловины. Они увидели, как на них со всех сторон ползла орда людей в странных, не поддающихся описанию одеждах; казалось, эти люди не принадлежат ни к одной определенной расе, представляя собой помесь всех рас. Видимо, все существующие племена приняли участие в формировании телосложения и цвета кожи пришельцев.
– Какая отвратительная компания, – сказал Фрэнсис. – Отроду не видал такой рвани.
– Это кару, – пробормотал пеон, не скрывая охватившего его страха.
– Это еще что за своло… – начал было Генри, но спохватился и закончил: – Какие еще кару?
– Исчадия ада, – был ответ пеона. – Они свирепее испанцев и ужаснее майя. Никто из них не выходит замуж и не женится на стороне. У них нет ни одного жреца. Это дьявольская семья. Они как черти, только намного хуже.
Но тут поднялся старик майя и, указывая пальцем на Леонсию, заявил, что она виновница свалившейся на них беды. В этот момент пуля задела его плечо, и он покачнулся.
– Опусти-ка его на землю! – закричал Генри Фрэнсису. – Ведь только он умеет читать узлы, а очи Чии, каковы бы они ни были, еще не блеснули.
Фрэнсис вытянутой рукой схватил старика за ноги с такой силой, что тот с треском, как падающий скелет, грохнулся на землю.
Генри снял винтовку и начал отстреливаться. К нему тотчас присоединились Фрэнсис, Рикардо и пеон. А старый жрец, перебирая узлы шнуров, устремил неподвижный взор через дальний край котловины на неровные очертания далекой горы.
– Постойте! – вскричал Фрэнсис, тщетно стараясь перекричать грохот выстрелов.
Ему пришлось ползком пробираться от одного стрелка к другому, чтобы заставить их прекратить стрельбу. И каждому из них пришлось объяснять, что все их боеприпасы погружены на мулов, и потому нужно очень экономно расходовать патроны, которые остались в магазинах винтовок и патронташах.
– Смотрите, чтобы они не подстрелили вас, – предупреждал всех Генри. – У них старинные мушкеты, которые пробивают в теле отверстие величиной с тарелку.
Час спустя была выпущена последняя пуля, не считая оставшихся в револьверной обойме Фрэнсиса; на беспорядочный обстрел кару котловина отвечала гробовым молчанием. Хозе Манчено первый угадал положение вещей. Чтобы убедиться в правильности своих предположений, он осторожно подполз к краю котловины, а затем подал знак кару, что у осажденных кончились все патроны и можно наступать.
– Хорошо попались, сеньоры! – торжествующе крикнул он осажденным, и кару, облепившие края котловины, ответили ему зловещим смехом.
То, что произошло в следующую минуту, было так же неожиданно и поразительно, как смена декораций в красочной феерии. Кару с дикими криками обратились в бегство, в панике побросав свое оружие.
– Ты-то от меня не уйдешь, сеньор Сарыч, – любезно заверил Фрэнсис Манчено, наводя на него револьвер. Он стал целиться в убегавшего убийцу, но затем передумал и не спустил курок.
– У меня осталось всего три заряда, – сказал Генри, как бы извиняясь, – а ведь в этой стране никогда нельзя знать, когда эти три заряда пригодятся больше всего…
- Пришел я к убеждению
- Вне всякого сомнения,
- Вне всякого сомнения…
– пропел он.
– Глядите! – вскричал пеон, указывая на своего отца и на маячившую вдали гору. – Вот почему они удрали. Они поняли, как опасно касаться святыни майя.
Старый жрец, перебегая пальцами по узлам кисти, в каком-то экстазе, близком к припадку безумия, не сводил глаз со склона отдаленной горы, где рядом, близко одна к другой, вспыхивали две широкие полосы света.
– Это можно сделать с помощью двух зеркал, – сказал Генри.
– Это очи Чии, – твердо заявил пеон. – Вы слышали, что сказал мой отец, читая по узлам: «Там, где След Стопы Бога, жди, пока блеснут очи Чии».
Старик поднялся на ноги и завопил:
– «Чтобы найти сокровище, мы должны найти очи!»
– Будь по-твоему, старина, – подбодрил его Генри, определяя карманным компасом направление световых вспышек.
– У него, видно, компас в голове, – заметил Генри, указывая на старого жреца, возглавлявшего экспедицию. – Я проверяю по компасу, и, хотя естественные преграды заставляют его отклоняться, он все время возвращается на верный путь, как настоящая магнитная стрелка.
С тех пор как путники отъехали от котловины, они не видели больше световых вспышек. Очевидно, только оттуда неровная местность позволяла их видеть. Местность была гористая, пересеченная высохшими руслами речушек, утесами, лесистыми участками, длинными полосами песка и вулканического пепла.
Наконец дорога стала непроходимой для мулов. Рикардо поручили пеонов с мулами и велели разбить лагерь. Остальная компания двинулась дальше по поросшим кустарниками крутым склонам, втаскивая на них друг друга и перескакивая по выступавшим из земли корням. Старик майя, шедший впереди, по-видимому, забыл о присутствии Леонсии.
Пройдя с полмили, он вдруг остановился и резко рванулся назад, словно укушенный змеей. Фрэнсис расхохотался, и громкое эхо прокатилось по дикой местности. Последний жрец майя быстро пробежал пальцами по узлам, вытащил какой-то шнур, дважды перебрал его пальцами и затем возвестил:
– «Когда Бог смеется, берегись!» – так говорят узлы.
Прошло четверть часа, прежде чем Генри и Фрэнсису удалось хотя бы отчасти убедить старика, что это было просто эхо.
Через полчаса они дошли до полосы круто спускавшихся песчаных дюн. И снова старик отпрянул назад. Из песка, по которому они брели, исходили какие-то звуки. Стоило им остановиться, как все стихало. Но достаточно было сделать шаг – и пески снова начинали звучать.
– «Когда Бог смеется, берегись!» – предостерегающе воскликнул старый майя.
Очертив пальцем по шумящему песку круг, старик опустился на колени. И в тот момент, когда его ноги коснулись песка, раздался пронзительный шум. Пеон сошел к отцу, вступив в этот шумящий круг. Старик указательным пальцем чертил на песке какие-то кабалистические знаки, издававшие резкие звуки.
Потрясенная Леонсия прижалась к Генри и Фрэнсису. Даже Фрэнсис был ошеломлен.
– Эхо есть эхо, – сказал он. – Но ведь здесь нет эхо. Не понимаю, в чем тут дело. Говоря по совести, это действует мне на нервы.
– Вздор, – сказал Генри, разбрасывая ногами песок, который от этого снова зашумел. – Это поющие пески. На острове Кауаи, одном из Гавайских островов, я видел такие поющие пески – интересное место для туристов, уверяю вас. Только здесь они лучшего типа и куда голосистее. Ученые приведут вам десятка два сложнейших теорий для объяснения этого явления. Я слышал, что такие пески встречаются в разных местах земного шара. Нам остается только одно – пересечь их, следуя указаниям компаса. Такие пески лают, но никогда еще никого не укусили.
Однако последний из жрецов, несмотря на настояния американцев, ни за что не хотел выйти из очерченного им круга. Наконец им удалось оторвать его от молитвы, вызвав у старика целый поток страстных речей на языке майя.
– Он говорит, – перевел пеон, – мы совершаем такое святотатство, что даже пески кричат на нас. Он не хочет приближаться к страшному жилищу Чии. Я тоже не пойду. Его отец умер там – это знают майя. Он говорит, что не хочет умереть там. Говорит, что не так уж и стар, чтобы умирать.
– Несчастный восьмидесятилетний старикашка! – смеясь, воскликнул Фрэнсис и вздрогнул от жуткого издевательского хохота, возвращенного ему эхом, в то время как песчаные дюны кругом лаяли хором. – Слишком молод, чтобы умереть! Ну а как насчет вас, Леонсия? Вы ведь тоже слишком молоды, чтобы желать смерти?
– Как сказать! – улыбнулась она в ответ, слегка шевеля ногой и вызывая этим стон в песках. – Напротив, я слишком стара, чтобы умереть только потому, что эхо горных склонов повторяет ваш смех, а песчаные холмы лают на нас. Идемте дальше. Мы очень близко от этих вспышек. Пусть старик сидит себе в своем кругу и ждет, пока мы вернемся.
Леонсия двинулась дальше. По мере того как путники шли вперед, все дюны начинали говорить каким-то непонятным языком, а ближайший к ним песчаный холм, по склонам которого струился песок, загремел и загрохотал. К счастью для них – и в этом они скоро убедились, – Фрэнсис захватил с собой тонкую прочную веревку.
В следующей полосе песков, которую они пересекли, эхо было еще сильнее. Их выкрики четко повторялись по шесть-восемь раз.
– Тысяча чертей! – сказал Генри. – Нет ничего удивительного, что туземцы избегают этих мест.
– Кажется, Марк Твен писал что-то о маньяке, который собирал коллекцию эхо? – спросил Фрэнсис.
– Не читал. Но тут, во всяком случае, недурная коллекция эхо. Майя очень разумно выбрали эту местность, чтобы хранить в ней свое сокровище. Не подлежит сомнению, что оно издревле считалось священным, еще до прихода испанцев. Старые жрецы, конечно, знали естественные причины этих явлений, но внушали своим, что это священные тайны, таинства.
Через несколько минут они вышли на открытое ровное место у подножия растрескавшегося, покрытого выступами утеса; здесь путники двинулись уже не гуськом, а все трое в ряд. Поверхность земли была покрыта жесткой хрупкой корой, такой твердой и сухой, что, казалось, она не может быть непрочной. Леонсия, возбужденная и веселая, желая выказать одинаковое расположение к обоим мужчинам, взяла их за руки и побежала вперед. Не успели они пробежать и нескольких шагов, как случилось несчастье. Кора не выдержала, и Генри, Фрэнсис, а за ними и Леонсия внезапно провалились по колено в песок.
– Тысяча чертей! – пробормотал Генри. – Да тут действительно жилище самого дьявола.
Ближайшие окружавшие их утесы без конца повторяли его слова, произнесенные чуть слышным шепотом.
Сначала никто из них не понял, какая опасность им угрожает. Только когда песок засосал их по пояс и они почувствовали, что погружаются глубже и глубже, мужчины поняли всю опасность положения. Леонсия продолжала смеяться – происходящее казалось ей просто забавным приключением.
– Зыбучие пески, – вырвалось у Фрэнсиса.
– Зыбучие пески, – вернули ему эти слова окружающие холмы, без конца повторяя их угрожающим зловещим шепотом, в котором слышалось какое-то злорадное умиление.
– Да, это овраг с зыбучим песком, – подтвердил Генри.
– А ведь старый младенец, пожалуй, не зря остался на поющих песках, – заметил Фрэнсис.
Его жуткий шепот повторился и слышался еще долгое время, постепенно замирая вдали.
К тому времени их засосало почти по грудь и они медленно, но верно опускались все глубже и глубже.
– Но кто-нибудь должен же выбраться отсюда живым, – сказал Генри.
И ни минуты не колеблясь в выборе счастливца, мужчины стали выталкивать наверх Леонсию, хотя от усилий и веса ее тела сами они погружались все глубже и глубже. Когда освобожденная из песков Леонсия стояла, поставив одну ногу на плечо одного любимого человека, а другую – на плечо другого, Фрэнсис сказал ей под глумливый аккомпанемент эхо:
– Слушайте, Леонсия. Мы теперь выбросим вас отсюда; по команде «марш!» прыгайте. Постарайтесь упасть плашмя, и притом осторожно, на кору. После падения вы, конечно, немного соскользнете вниз. Только не останавливайтесь! Продвигайтесь вперед, ползите на четвереньках к твердой почве. И что бы там ни было, не вставайте на ноги до тех пор, пока не доползете до твердой земли. Готово, Генри?
Мужчины стали раскачивать Леонсию в воздухе взад-вперед. При движении они все глубже и глубже погружались в песок и по команде «марш!» что было сил швырнули ее по направлению к твердой земле.
Леонсия точно выполнила все указания и на четвереньках доползла до твердой скалы.
– Бросьте мне веревку! – крикнула она.
Между тем песок уже так засосал Фрэнсиса, что он не мог снять веревочный круг, накинутый на шею и проходивший под рукой. Генри снял с него круг и, хотя от этих усилий погрузился на такую же глубину, все-таки сумел изловчиться и кинул Леонсии конец веревки.
Она поймала веревку. Затем закинула веревочную петлю за выступ скалы величиной с большой автомобиль. Натяжение было боковым и, по-видимому, только погружало Генри все глубже и глубже в песок. Зыбучие пески засосали его уже по самые плечи, когда Леонсия вдруг закричала, вызвав своим криком неистовый отклик.
– Постойте, не тяните! Мне пришла в голову другая мысль. Давайте мне всю веревку, оставьте себе только конец, чтобы обвязаться под мышками.
Затем, волоча за собой другой конец веревки, она стала карабкаться на утес. На высоте сорока футов, там, где росло низенькое сучковатое дерево, пустившее корни в расщелины скалы, девушка остановилась. Пропустив веревку между сучьями, так что ствол служил своеобразным блоком, она вытянула свободный конец и прикрепила его к большому тяжелому камню.
– Вот молодец девушка! – вскричал Фрэнсис, обращаясь к Генри.
Мужчины поняли ее план. Теперь успех дела зависел от того, сможет ли она сдвинуть камень с места и скатить его по склону. Прошло пять драгоценных минут, пока Леонсия нашла достаточно крепкий сук, который мог послужить рычагом. Сохраняя полное спокойствие и напрягая все силы, она стала толкать камень сзади, в то время как оба любимых ею человека все глубже и глубже засасывались песком. Наконец ей удалось свалить камень с утеса.
Падающий камень рванул веревку так резко, что из груди Генри, внезапно стиснутой натянувшейся петлей, невольно вырвался стон. Его медленно вытянуло из зыбкой пучины. По мере того как он освобождался от неохотно выпускавших его песков, они смыкались под ним с громким сосущим звуком. Но когда Генри достиг поверхности, тяжелый камень настолько перевесил его, что молодой человек стрелой пронесся через зыбкую кору и оказался прямо под деревом на твердой почве. Камень находился рядом с ним.
Только голова, руки и верхняя часть плеч Фрэнсиса высовывались из зыбучих песков, когда ему кинули конец веревки. Вскоре он уже стоял рядом с Леонсией и Генри на твердой земле, грозя кулаком зыбучим пескам, из которых едва освободился, и все трое стали насмехаться над песками. А мириады духов и эхо возвращали им их насмешки, и даже воздух, казалось, впитал в себя злобу и издевательство – глумливые шепоты сновали вокруг них, словно челноки в ткацком станке.
Глава XIV
– Не может быть, чтобы мы находились очень далеко от места вспышек, – сказал Генри, когда все трое остановились у подножия высокого крутого утеса. – Если оно расположено дальше, то путь к нему лежит прямо через эту скалу, а так как мы не можем ни взобраться на нее, ни обойти ее, ибо, судя по размерам, она должна иметь много миль в окружности, значит, источник световых вспышек должен быть как раз здесь.
– А не мог это быть просто человек с зеркалами? – спросила Леонсия.
– Скорее всего, это естественное явление, – ответил Фрэнсис. – После этих лающих песков я особенно верю в естественность всех явлений.
Леонсия, случайно взглянув на обращенную к ним сторону скалы, наморщила лоб и воскликнула:
– Смотрите!
Они посмотрели туда, куда она указала, и взоры их остановились на одной и той же точке. То, что они увидели, не было вспышкой – это был ровный белый свет, сияющий и горящий, как солнце. Пробираясь ползком вдоль подножия скалы, мужчины заметили по густоте зарослей, что здесь уже много лет не ступала нога человека. Запыхавшись от напряжения, они пробились сквозь заросли на открытое место, где сравнительно недавний оползень скалы уничтожил всю растительность.
Леонсия захлопала в ладоши. На этот раз ей не нужно было ничего показывать. На высоте тридцати футов, на склоне холма, виднелись два огромных глаза. Каждый глаз имел футов шесть в диаметре, а поверхность его была выложена каким-то белым, отражающим свет веществом.
– Глаза Чии! – вскричала она.
Генри почесал затылок, будто внезапно о чем-то вспомнил.
– Мне кажется, я могу сказать, из чего они сделаны, – сказал он. – Я никогда не видел их раньше, но местные старожилы говорили об этом. Старый фокус майя, Фрэнсис! Ставлю мою долю в сокровище против дырявого десятицентовика, что я могу сказать, из чего сделана эта отражающая свет поверхность.
– Идет! – вскричал Фрэнсис. – Только глупец не согласился бы на такое пари. Ведь можно выиграть миллионы, рискуя каким-то центом. Да на таких условиях я согласился бы держать пари, что дважды два – это пять. Авось случится чудо, и я выиграю… Ну, говори. Что это такое? Пари принято.
– Устрицы, – улыбаясь, ответил Генри. – Устричные раковины, или, вернее, перламутровые раковины. Это не что иное, как перламутр, искусно выложенный мозаикой и подобранный так, что он образует сплошную, отражающую свет поверхность. Теперь ты должен доказать, что я неправ, поэтому выберись и посмотри.
Под самыми глазами был какой-то странный треугольный выступ скалы, торчавший футов на двадцать вверх и вниз. Он казался наростом на скале. Вершина его не доходила всего лишь на один ярд до пространства, разделявшего глаза. Благодаря неровной поверхности выступа и кошачьей ловкости Фрэнсиса ему удалось взобраться футов на десять от основания треугольника. Путь вверх по ребру выступа был уже легче. Однако перспектива падения с двадцатифутовой высоты и возможность сломать руку или ногу выглядели не слишком приятно в таком пустынном месте, и Леонсия воскликнула:
– Фрэнсис! Будьте осторожны.
Глаза Генри невольно выдали его ревность.
Стоя на вершине треугольного выступа, Фрэнсис стал рассматривать сначала один, потом другой глаз. Вынув свой охотничий нож, он поковырял им в правом глазу.
– Если бы старый джентльмен был здесь, он бы не вынес такого святотатства, – заметил Генри.
– Ты выиграл дырявый медяк! – крикнул вниз Фрэнсис и бросил на подставленную Генри ладонь кусок вещества, выковырянного из глаза богини.
Это был плоский кусочек перламутра, тщательно вырезанный, легко укладывающийся в мозаичное гнездо рядом с тысячами подобных кусочков, образующих глаз.
– Где дым, там и огонь, – сделал вывод Генри. – Недаром же майя выбрали это богом забытое место и вылепили на скале глаза Чии.
– Пожалуй, мы совершили ошибку, не взяв с собой старого джентльмена с его священными узлами, – сказал Фрэнсис. – Узлы объяснили бы нам все это и указали дальнейший путь.
– Там, где глаза, должен быть и нос, – высказала предположение Леонсия.
– Он здесь и есть! – воскликнул Фрэнсис. – Бог мой, да ведь я карабкался как раз по носу. Мы находимся слишком близко к нему, и у нас нет перспективы. На расстоянии каких-нибудь ста ярдов все это сооружение, наверно, имеет вид какого-то гигантского лица.
Подошедшая Леонсия пнула ногой кучу гнилых листьев и веток, принесенных сюда тропическими ветрами.
– Но тогда под носом должен находиться и рот, ибо ему там полагается быть, – сказала она.
В мгновение ока Генри и Фрэнсис ногами разбросали кучу и увидели под ней отверстие, недостаточно большое для того, чтобы в него мог пролезть человек. Было ясно, что оползень частично перекрыл отверстие. Фрэнсис откинул в сторону несколько небольших камней и, просунув в отверстие голову и плечи, стал осматриваться, предварительно осветив его спичкой.
– Берегитесь змей! – предупредила его Леонсия.
Фрэнсис промычал что-то в ответ, а затем сказал:
– Это не естественная пещера. Она вырублена в скале, и, насколько я могу судить, вырублена на совесть.
Проклятие, произнесенное им вполголоса, дало знать, что он обжег себе пальцы догоревшей спичкой. Затем Леонсия и Генри услыхали его удивленный голос:
– Не надо спичек! Здесь имеется собственное освещение, откуда-то сверху идет скрытый свет – настоящий дневной свет. Эти древние майя были, без сомнения, ребята не промах. Меня не удивит, если мы найдем здесь лифт, горячую и холодную воду, паровое отопление и привратника-шведа. Ну, всего хорошего!
Туловище и ноги Фрэнсиса исчезли, а затем изнутри раздался его голос:
– Идите сюда! Прелестная пещера!
– А теперь скажите, разве вы не рады, что взяли меня с собой, – защебетала Леонсия. Она стояла с двумя мужчинами на ровном полу выдолбленной в скале комнаты. Глаза путешественников, быстро освоившиеся с таинственным сумеречным светом, ясно различали теперь все окружающее. – Во-первых, я нашла для вас глаза, во-вторых – рот. Не будь меня с вами, вы наверняка были бы уже теперь за полмили отсюда, обогнули бы скалу и с каждым шагом удалялись бы от этого места.
– Но здесь пусто, хоть шаром покати, – добавила она.
– Это естественно, – пояснил Генри. – Ведь это только прихожая. Майя не так глупы, чтобы спрятать тут сокровища, за которыми так бешено гонялись конквистадоры. Бьюсь об заклад, что мы так же далеки от сокровищ, как если бы находились не здесь, а в Сан-Антонио.
Проход, шириной футов в двенадцать-пятнадцать и неопределенной высоты, тянулся, как предположил Генри, футов на сто. Затем он сужался, заворачивал под прямым углом направо, потом под тем же углом налево и заканчивался у другой пещеры.
Таинственный, неизвестно откуда проникающий дневной свет по-прежнему освещал путь, и Фрэнсис, шедший впереди, остановился так внезапно, что Леонсия и Генри, следовавшие за ним, на него наткнулись. Он стоял и не отрывал глаз от длинной аллеи человеческих существ, давно умерших, но не обратившихся в прах.
– Как и египтяне, майя умели бальзамировать и сохранять мумии, – сказал Генри, причем голос его бессознательно понизился до шепота – эти непогребенные мертвецы стояли вертикально и смотрели прямо перед собой как живые.
Все они были одеты по старинной европейской моде, и их мертвые лица ясно указывали на принадлежность к европейцам. На них сохранились ветхие, потемневшие от времени костюмы конквистадоров и английских пиратов. Двое мертвецов были закованы в ржавые доспехи с поднятыми забралами. Мечи и кинжалы висели у их поясов; некоторые держали мечи в сморщенных руках, а за пояс у них были заткнуты тяжелые кремневые пистолеты.
– Старик майя был прав! – прошептал Фрэнсис. – Они украсили тайное хранилище своими останками и стоят здесь, в прихожей, как предостережение тем, кто захочет сюда вторгнуться. Смотрите, этот парень – чистейшей воды испанец. Держу пари, что он бренчал на гитаре, как и его отец.
– А уж этот, бесспорно, из Девоншира, или я никогда не видел девонширцев, – убежденно заявил Генри. – Ставлю дырявый десятицентовик против реала[35], что это браконьер, подстреливший оленя в заповедном лесу и бежавший от королевского гнева в испанскую колонию на побережье Карибского моря.
– Брр… – вздрогнула Леонсия, прижимаясь к Фрэнсису и Генри. – Ужасом и смертью веет от этих святынь майя. И какая классическая месть! Похитители сокровищ стали их защитниками. Они охраняют дом сокровищ своими нетленными костями.
Им не хотелось идти дальше. Разряженные призраки старинных мертвецов словно околдовали их. Генри впал в мелодраматический тон.
– Эти люди с чисто собачьим чутьем в погоне за сокровищем дошли до этого далекого таинственного места, – сказал он. – Правда, они не могли унести с собой сокровище, но все же безошибочно шли по его следу. Я обнажаю перед вами голову, бродяги и конквистадоры! Приветствую вас, отважные грабители минувших веков! Ваши носы чуяли запах золота, а в сердцах было достаточно мужества, чтобы драться за него.
– Ой! – воскликнул Фрэнсис, увлекая за собой Леонсию и Генри сквозь строй древних авантюристов. – Старый сэр Генри тоже должен был бы находиться здесь, и даже во главе всей компании.
Они прошли шагов тридцать, затем проход снова изогнулся, и в самом конце двойного ряда мумий Генри задержал своих товарищей, воскликнув:
– Не знаю, как насчет сэра Генри, но вот сам Альварес Торрес!
Под испанским шлемом, в ветхом средневековом испанском костюме, с длинным испанским мечом в высохшей коричневой руке стояла мумия; худое коричневое лицо ее было точной копией лица Альвареса Торреса. Леонсия глухо вскрикнула, отпрянула назад и перекрестилась.
Фрэнсис, передав ее на попечение Генри, шагнул вперед и коснулся щек, губ и лба мумии. Затем он успокаивающе засмеялся.
– Хотелось бы мне, чтобы Альварес Торрес был так же мертв, как этот. Вне всякого сомнения, он был пращуром Торреса, разумеется, до того, как занял свое место солдата в этой гвардии хранителей сокровищ.
Дрожащая Леонсия прошла мимо грозной фигуры. Изогнутый проход был очень тесен, так что Генри, шедший теперь впереди, должен был зажигать спичку за спичкой.
– Внимание! – воскликнул он, когда они остановились, пройдя несколько сотен футов. – Взгляните на это искусство. Посмотрите, как обтесан этот камень!
Сумеречный свет потоком вливался сверху в проход, так что все было видно. Из ниши наполовину выступал камень, размер которого соответствовал ширине прохода. Было ясно, что его поставили, чтобы запирать проход. Камень был тщательно обтесан, его углы и грани точно пригнаны к тому месту в стене, куда он входил.
– Держу пари, что именно здесь умер отец старика майя! – воскликнул Фрэнсис. – Он знал секрет механизма, который сдвигал камень, как видите, сдвинутый только наполовину.
– Тысяча чертей! – перебил его Генри, указывая на разбросанные по полу кости скелета. – Вот это, должно быть, все, что от него осталось. Он умер гораздо позже тех, иначе он тоже был бы превращен в мумию. По всей вероятности, это последний посетитель перед нами.
– Старый жрец говорил, что его отец привел сюда людей из долины, – напомнила Генри Леонсия.
– И он сказал еще, – добавил Фрэнсис, – что ни один из них не вернулся.
Генри, поднявший череп, снова вскрикнул и зажег спичку, чтобы показать спутникам свою находку.
На черепе остались зазубрины от ударов мечом или мачете, но отверстие на затылке, несомненно, проделала пуля. Генри потряс череп, в нем что-то задребезжало. Он потряс снова, и из черепа выпала сплющенная пуля. Фрэнсис осмотрел ее.
– Из седельного пистолета, – заключил он. – Порох был плохой или подмоченный, стреляли ведь наверняка в упор, и все же пуля не прошла насквозь. Череп несомненно принадлежит туземцу.
Проход закончился новым поворотом направо, и они вошли в небольшую, хорошо освещенную пещеру. Из окна, высоко вверху перегороженного вертикальными каменными брусьями, с фут толщиной и полфута шириной, лился тусклый дневной свет. Полкомнаты было усеяно белыми человеческими костями. Судя по черепам, это были европейцы, а между костями беспорядочно валялись винтовки, пистолеты, ножи и мачете.
– Вот как далеко они зашли – до самого сокровища, – сказал Фрэнсис, – и, как видно, стали драться за него, прежде чем им завладеть. Жаль, что старик не с нами и не увидит, что случилось с его отцом.
– А не было ли таких, которые остались в живых и ушли с добычей? – высказал предположение Генри.
В эту минуту Фрэнсис, оглядывая комнату, увидел нечто заставившее его воскликнуть:
– Нет, конечно нет! Посмотрите на драгоценные камни в этих глазах. Это рубины или я никогда в жизни не видел рубинов!
Они посмотрели туда, куда смотрел он, и увидели каменную статую, изображавшую сидящую на корточках грузную женщину с открытым ртом; она глядела на них красными глазами. Рот был настолько велик, что все лицо выглядело карикатурно. Рядом с ней, также высеченная из камня, стояла еще более непристойная и безобразная статуя мужчины; одно ухо у нее было обычных размеров, а другое так же безобразно велико, как рот женщины.
– Очаровательная дама! Должно быть, сама Чия, – смеясь, сказал Генри. – Но кто же этот джентльмен с ней, с зелеными глазами и с ухом, как у слона?
– Хоть убейте, не знаю, – засмеялся Фрэнсис. – Одно только могу сказать, что зеленые глаза этого джентльмена со слоновьим ухом – самые большие изумруды из тех, которые я когда-либо видел наяву или во сне. Каждый из них настолько велик, что их нельзя даже перевести в караты. Они должны красоваться на короне – или нигде.
– Но два изумруда и два рубина, хотя бы и колоссальной величины, не могут составлять всю сокровищницу майя, – заметил Генри. – Мы на пороге ее – и все-таки у нас нет ключа…
– Который, конечно, имеется в священной кисти старика, оставшегося на поющих песках, – сказала Леонсия. – Здесь нет ничего, кроме этих двух статуй и костей на полу.
С этими словами она подошла к статуе мужчины, причудливое ухо которого привлекало ее внимание, и сказала:
– Не знаю, где ключ, но вот здесь есть замочная скважина.
Действительно, огромное ухо статуи не напоминало ушную раковину – оно было совершенно плоским, если не считать небольшого отверстия, имеющего весьма отдаленное сходство с замочной скважиной. Тщетно осматривали они пещеру, стучали по полу и по стенам, отыскивая искусно скрытые проходы или замаскированные пути к хранилищу.
– Кости людей из долины, два идола, два громадных рубина, два таких же изумруда и мы – вот все, что здесь есть, – подвел итог Фрэнсис. – Нам остается только вот что: во-первых, вернуться и привести сюда Рикардо с мулами, чтобы разбить лагерь, во-вторых, доставить сюда старого джентльмена с его священными узлами, даже если нам придется нести его на руках.
– Вы с Леонсией подождите здесь, а я схожу за ними, – вызвался Генри, когда они шли назад по длинным проходам и аллее мумий. Скоро путешественники вышли из скалы навстречу солнцу.
Среди поющих песков пеон и его отец стояли на коленях в круге, очерченном указательным пальцем жреца. Сильный ливень хлестал по ним; пеон весь дрожал, а старик жрец так углубился в молитву, что не обращал ни малейшего внимания на дождь и ветер. Зато продрогший пеон заметил две вещи, ускользнувшие от зорких глаз его отца. Во-первых, он увидел Альвареса Торреса и Хозе Манчено, которые осторожно вышли из зарослей и пробирались по песку; во-вторых, узрел чудо. Чудо состояло в том, что эта пара шла по песку, не вызывая в нем ни малейшего шума. Когда она исчезла впереди, он дотронулся пальцем до песка, но не услышал никаких жутких шепотов. Тогда он погрузил палец в песок. Все было тихо – тихо даже тогда, когда он со всего размаху стал ударять по песку ладонью. Выпавший сильный дождь сделал песок безмолвным.
Пеон стал трясти своего отца, прервав его молитву словами:
– Песок больше не шумит. Он нем как могила. И я видел, как враг богатого гринго бесшумно прошел по пескам. Этот Альварес Торрес не без греха, и все же песок не шумел. Песок мертвый. У него нет больше голоса. Там, где проходит грешник, и мы с тобой, отец, можем пройти.
Старый майя дрожащим указательным пальцем стал чертить в пределах своего круга какие-то кабалистические знаки, и песок не отозвался на это шумом. Так же было и за пределами круга, ибо песок отсырел, да и вообще пески начинают петь только тогда, когда они совершенно высушены солнцем. Пальцы старика забегали по узлам священной кисти.
– Они говорят, – сказал он, – что, если песок смолк, можно безопасно продолжать путь. До сих пор я исполнял все, что они приказывали. Будем же выполнять и дальше их указания – пойдем вперед.
Скорым шагом они двинулись в путь и за полосой песков нагнали Торреса и Хозе Манчено. Эта достойная парочка спряталась в кустах, пропустила вперед жреца с сыном, а затем пошла за ними, держась на почтительном расстоянии. Генри же, выбравший более короткий путь, не столкнулся ни с теми, ни с другими.
Глава XV
– С моей стороны было ошибкой и слабостью оставаться в Панаме, – говорил Фрэнсис Леонсии, сидя рядом с нею на скалах перед входом в пещеру и дожидаясь возвращения Генри.