Амазонки Нарни Анела
Лота и Годейра пошли на него с беспокойством. Последние два лета были засушливыми, амазонки в походы ходили редко, дела в басилейе шли неважно. В этом можно было обвинить царицу и полемарху. Они обе были уверены, что на Совете их хотят припугнуть, чтобы царица была посговорчивее.
Совет Шести, —как всегда, собрался в храмовом подземелье. Сырой и мрачный зал освещен четырьмя факелами. Царица и Лота заняли свои места. Атосса оглядела членов Совета и, как всегда, тихо и медленно начала говорить:
— Мы собрались сегодня для того, чтобы священная Фермоскира обрела полемарху. Высокочтимая царица Годейра настаивает, чтобы мы торжественно, при всем народе вручили Лоте серебряный лабрис.
Лота удивленно глянула на царицу. Лицо Годейры напряжено, брови сдвинуты, она готова к схватке с Атоссой.
— Священный Совет, — резко заговорила царица, — давно постановил утвердить Лоту в этом высоком звании. Зачем же повторять это сегодня? Мне непонятно упорство Священной...
— Не торопись, Годейра, — перебила царицу Атосса. — Я не сказала ни единого слова против мудрой и храброй воительницы Лоты, и неразумно упрекать меня>в упрямстве. Я и сегодня не вижу повода, чтобы отвести твою просьбу, но прошло время, и, может быть, что?нибудь изменилось. Если все подтвердят это решение... Говори ты, Гелона.
— Я всегда восхищалась мудростью и смелостью Лоты. Она достойна.
— Ты, Пелида!
— Как и прежде, я говорю: достойна.
— Антогора, говори.
Антогора поднялась, исподлобья поглядела на Лоту и долго молчала, собираясь с мыслями. В голове царицы мелькнула мысль: сейчас Атосса устами кодомархи нанесет удар.
— Быть полемархой, — начала Антогора, — это не только водить наездниц в бой, не только быть смелой, мудрой и беспощадной. Полемарха — это третье лицо в Фермоскире. Она, как и Священная, как и царица, должна иметь высшую степень святости, правдивости и честности. Она, может быть, более, чем все простые смертные, должна стоять на страже заветов.
— Ты сомневаешься в этом?
— Да, сомневаюсь. Десять лет назад храмовые жрицы, освещая агапевессу после праздника, нашли мужские следы на прибрежном песке. Я не донесла об этом Священному Совету потому, что не поварила жрицам. Но совсем недавно мне стало известно: кто?то нарушил завет Ипполиты и не убил своего трутня.
— Но почему ты думаешь, что это сделала Лота?
— Этого презренного зовут Ликоп, он живет сейчас в селении Тай — и он назвал ее имя.
— Как можно верить слову мужчины?! — крикнула царица.
— А кто сказал, что ему поверили? Но истина есть — кто?то сбежал с агапевессы и теперь сеет по всей земле грязные слухи о, нас.
— Почему ты побледнела, Лота? — Атосса резко повернулась к ней. — Может, что говорит кодомарха — правда? Говори.
— Обвинение так велико и страшно, —сказала царица, — что на месте Лоты побледнела бы каждая из нас. На той агапевессе я сама видела, как Лота сбросила мужчину в озеро, и это подтвердят служанки, которые несли его к воде, если вы не верите моему слову. А я отметаю эту клевету.
— Пусть Священный Совет позволит мне ввести сюда рабыню.
— Позволяем, — Атосса повернулась к царице, и на ее губах мелькнула злорадная улыбка. Она нанесла удар, и он попал в цель.
Ввели рабыню. Она упала на влажные плиты, стукнулась лбом об пол. Потом поднялась на колени.
— Расскажи о Ликопе, — сказала Атосса строго. — Как ты с ним встретилась?
— В селении Тай живет мой дядя. Я приехала к нему в гости. Туда же пришел и Ликоп.
— Он из селения Тай?
— Нет, он совсем из другого места. Далеко. Он сказал, что был в плену у амазонок и потом попал на агапевессу. Он сказал, что там мужчин сначала любят, потом убивают. Но его не убили, и он убежал. Он знал, что в его селенье пойдет погоня, и потому домой не вернулся.
— Он говорил, что его отпустили?
— Говорил.
— Кто?
— Одна... госпожа... из ваших.
— Как ее имя?
— Я забыла.
— Может быть, Лота? — спросила Антогора.
— Да... Лота.
— Послушай, женщина, —Годейра поднялась, подошла к рабыне. — С тобой говорит царица Фермоскиры. Я прикажу послать наездниц в селение Тай, они найдут там этого Ликопа... И если ты солгала хоть на волосок — умрешь в страшных мучениях. Мне нужно знать правду. Одну только правду. Он называл имя Лоты?
— Я не помню, богоподобная. Пощади меня — я не помню, — и рабыня снова распласталась на каменных плитах.
— Но ты говорила мне, — к женщине подошла Антогора, —что он называл имя Лоты. Когда ты лгала? Сейчас или тогда?
— Я не говорила имени... Это ты сказала: «Может быть, Лота?»
— Уведите ее, — приказала- Атосса, и когда рабыню вытолкали из зала, обратилась к Совету: — Я думаю, царица права: пока мы не узнаем истины, нам нельзя ничего решать. Ты сказала, Годейра, что хочешь послать в селение Тай наездниц. Посылай. Пусть они разнесут это селение на концах своих копий, пусть поймают этого презренного лгуна и пусть узнают всю правду. Я думаю, что Совет настолько верит Лоте, что согласится во главе отряда послать ее. Чтобы избежать поражения, мы придадим ей храмовых наездниц. Их; я думаю, поведет Антогора. Кто хочет возразить мне?
Священный Совет принял решение Атоссы.
Когда это было? Десять лет тому назад, а может быть, больше? Все они прошли для него как сон, тяжелый и беспокойный. Ликоп сидит у очага и смотрит, как гаснут на угольках голубые огни и зола покрывается серым и легким пеплом. На камнях лежит сеть, которую он начал чинить, но руки Ликопа спокойны, —он весь ушел в воспоминания.
Сегодня снова всколыхнулась его память — староста соседнего селения сообщил, что охотники видели за перевалом амазонок, и просил не уходить из дома. Видимо, он придет посоветоваться.
Амазонки... Это слово за последние десять лет будило в нем самые противоречивые чувства. Страх, ненависть и любовь. Всегда, как только услышит он это слово, рядом с ним возникает образ Лоты и вспыхивает надежда на встречу. Ликоп поднялся, подошел к шкафчику, вделанному в стену хижины, достал сверток. Развернул; на цветном платке блеснула золотая серьга с рубиновым камнем — подарок Лоты. Это было в ту, последнюю ночь. Лота вынула сережку из мочки уха, положила в его ладонь.
— Зачем? — спросил он тогда.
— Чтобы ты не забыл этой ночи.
— Память без надежды — мука.
— Все в руках судьбы. Я буду искать встречи.
Тогда Ликоп не поверил в эти слова.
Когда он выбрался на берег озера и вышел на перевал,, возник вопрос: куда идти? Возвращаться в родные места было опасно. Если амазонки узнают о его спасении — они пошлют погоню. И не столько за себя беспокоился тогда Ликоп, сколько щадил Лоту. Он знал: в случае огласки ее ждет смерть. И поэтому решил идти в противоположную сторону. Дома его все равно никто не ждал. Он шел до тех пор, пока не достиг селения Тай. Староста принял Ликопа в свой дом. Сам он был стар, единственной дочери нужен был муж. Через год родился Хети, а еще через год умерла жена. Смерть была неожиданной. Жену ужалила змея, и знахари ничем не могли помочь. Ликоп мог бы жениться вторично — девушек в селении было много, а мужчин мало. Но Лота не уходила из сердца, и всякий раз, когда приходили слухи о набегах амазонок на соседние селения, Ликоп надеялся на чудо...
... Звякнула щеколда, и в хижину вошел Донул. Ликоп торопливо сунул сверток за пазуху и поднялся навстречу гостю. Пожелав друг другу здоровья, они уселись около очага. Вбежал Хети, десятилетний, как две капли воды похожий на отца парнишка, и поставил перед гостем кувшин с вином.
После незначительных и обычных в таких случаях фраз Ликоп спросил:
— Какие заботы привели тебя в мой дом, староста Донул?
— Я уже сообщал тебе — в горах появились ойропаты. Они идут в наши края.
— Далеко ли видели их?
— В двух днях пути отсюда.
— Может, они пройдут мимо?
— Боюсь, что нет. Двенадцать лет боги хранили нас от набегов.
— Сохранят и на этот раз.
— Лучше, если мы будем готовы к отпору. Я выставил вокруг селения сторожевых.
— У нас они постоянны. Сегодня как раз сторожит Эноха.
— Пока он был старостой, мы не ладили с ним. Поссорились из?за пустяка... Теперь старостой стал ты, и пора кончать эту вражду. Нам нужно вместе встать против ойропат, и тогда мы можем дать им отпор. Говорят, что ты когда?то поднимал на грабительниц несколько, селений. Это правда?
— Было. Но там жили родственные племена. Здесь же...
— Ты прав. Мы живем недружно, но вот я пришел же к тебе. Пусть наши селения часто ссорятся из?за клочка земли, но когда приходит час опасности...
— Я не против, уважаемый Донул, но боюсь, что жители Тая не послушают меня. Я молодой староста...
— И все же я прошу тебя: давай соберем сходку, поговорим.
— Давай поговорим. Хети, подбрось хворосту в очаг, разогрей ужин и поешь. Потом иди к деду. Он и днем видит плохо, а ночью...
— А ты?
— Мы пойдем на сходку.
Дуб стоит на вершине горы с незапамятных времен. И дед Хети, и прадед помнили дерево таким, каким видят сейчас. И никто теперь в селении Тай не скажет, кем и когда сооружено у вершины дуба дозорное гнездо. Это, наверно, случилось в пору вражды племен, когда в любое время дня и ночи можно было ожидать нападения врагов.
Старый Эноха ждет внука. Хети днем помогает отцу по хозяйству, а ночи нередко проводит с дедом. Сегодня внук почему?то задержался, и Эпоха, кряхтя, забирается на нижние ветви дуба. Отдохнув, он поднимается выше, и перед ним открывается вся долина Тай, освещенная багряно: розовыми лучами заходящего солнца.
Внизу, у подножья горы, селение. Оно раскинулось по обеим сторонам горной речки, которая с (Высоты похожа на блестящую змейку. Здесь пасутся стада таянцев, раскинулись их поля, сады и виноградники. Вот и внук. Он бежит по тропинке, взбирается на холм и ловко, как белка, поднимается на дерево.
— Ты что?то запоздал сегодня? — спрашивает дед, принимая узелок с ужином.
— К отцу приходил Донул; я слушал их разговор.
— Донул? Зачем приходил этот старый лис?
— Он предупредил отца, что где?то на дальних дорогах заметили ойропат. Нам велено смотреть лучше, не покидать дерево.
— Тогда лезь в корзину и смотри. Я поужинаю здесь.
Хети оглядел окрестности. Кругом было тихо, не клубилась на дорогах пыль. «Вырасту большой, — думает мальчик, — брошу клич на все долины, соберу всех мужчин в одно место и поведу их на ойропат».
Над горными долинами, зной.
Над обветренными, обожженными солнцем всадницами пыль. Она всюду: скрипит на зубах, лежит толстым слоем на крупах лошадей, пыль скрыла блеск шлемов и щитов, запорошила уздечки, нагрудники и колчаны. Она поднимается из?под копыт тяжелыми клубами, оседает на ресницах, проникает в легкие. Переносить это мучительно.
Если пустить лошадей в галоп, пыль останется позади, но 'сотня третий день в пути, кони утомлены, и потому отряд двигается шагом.
Лота и Антогора едут впереди сотни рядом. Одна на вороном коне, другая на гнедом. Сейчас их отличить трудно — оба жеребца серые от пыли. Они идут рядом, голова в голову, с опущенными поводьями.
Антогора старше Лоты, но сейчас этой разницы не уловить. Обе стройны, будто высечены из мрамора, обе надменно, чуть откинувшись назад, сидят в седле, обе покрыты пылью с головы до ног.
Только по глазам можно определить разницу в их характере: взгляд Антогоры жесток, колюч и выдает ее непреклонность и жестокость. Во взгляде Лоты постоянное беспокойство—ведь до селения Тай совсем недалеко. Обе амазонки молчат, у каждой свои думы.
«Завтра решающий день, —думает Антогора. — Пора поразмыслить о предстоящем набеге». Кодомарха много раз водила храмовых наездниц в бои вместе с царскими, и ее тактика выверена и неизменна. «Начнут бой мечницы Лоты, затем вступят в схватку лучницы и копейщицы. Завершат набег мои, храмовые. Они не понесут никаких потерь. Скоро отдых у озера и разведка. В нее пойдут тоже наездницы Лоты. Если набег будет неудачным, все можно свалить на рааведчиц. В другое время Лота, может быть, стала бы оспаривать этот замысел, но сейчас ей выгодно быть впереди. Лота будет стремиться предупредить Ликопа, если тот и в самом деле живет в селении Тай. Я не буду ей в этом мешать. Сделать это непросто, и Лота, наверное, совершит кучу ошибок, которые выдадут ее. Так советовала поступить Атосса. Она не зря послала в набег рабыню, знающую язык таянцев. Рутула, как переводчица, будет постоянно около Лоты, и поэтому Антогора узнает все. Пусть Лота ищет своего возлюбленного, пусть выспрашивает о нем таянцев. Этим она погубит себя».
«Будет лучше, если Ликопа не окажется в селении и слухи не подтвердятся, — думает Лота. — Атосса и Антогора будут посрамлены, а ее амазонки возвратятся домой с добычей и пленницами». Но тут же возникает жгучее желание увидеть человека, о котором она не переставала думать все эти годы. Ей было не ясно, о чем они будут говорить, для чего эта встреча нужна им, — просто хотелось встретить Ликопа, прижать его к груди, заглянуть в его добрые и ласковые глаза.
— О чем думаешь, Лота? — прервала ее мысли Антогора.
— О сражении. А ты о чем?
— Как мы будем совершать набег?
— Давай думать вместе.
— Ты ведешь сотню. Я только на тот случай, если у твоих не хватит сил. Так и решил Совет. Но я выслушаю твой замысел.
— По–моему, надо выслать разведку.
— Разумно. Ты сама пойдешь?
— Зачем же? Пошлю мечниц.
— Тоже разумно. Когда думаешь налетать? Днем?
— На рассвете. Если разведчицы принесут хорошие вести.
— Твоя воля. А вот и поворот к озеру. Ах, с каким наслаждением я брошусь в прохладную воду! — воскликнула Антогора и повернула коня вправо.
Небольшое озеро спряталось в горном лесу. Несколько амазонок спешились и скрылись в тени деревьев, чтобы осмотреть берег: нет ли на озере рыбаков или иных каких случайных людей.
Через полчаса, укрыв лошадей в роще и выставив сторожевые посты, амазонки плескались в прохладных струях озера.
Лота выслала в сторону селения Тай десятерых лучниц, приказала ставить шатер. В отдалении уже стоял шатер Антогоры. Простые амазонки устроились на ночлег под открытым небом.
Старость бессонна и чутка. Эноха подремал в шалаше не более часа, вышел на воздух. Летняя ночь облила молочным светом луны долину, дышала прохладой и тишиной. В дозорной корзине, как молодой галчонок, поклевывал носом Хети.
«Пошлю?ка я его спать, — подумал Эноха. — Ночь светла, кругом тихо». Он позвал внука вниз, тот охотно спустился и молча юркнул в шалаш, лег на теплые ветки и мгновенно уснул. Дед оглядел дороги, идущие к селению, — только черные тени от деревьев перехлестывали их поперек...
... Хети сквозь сон ничего не мог понять. Его схватили чьи?то сильные руки, зажали рот и понесли. Было нечем дышать, ветки кустарника царапали его тело. Единственное, что понял Хети, его несут вниз, к дороге. Там, где дорога подходила к самому берегу реки, Хети увидел лошадей и вооруженных женщин. «Ойропаты!» — мелькнула догадка, и страх сковал его душу. Дед Эноха стоял связанный около дерева, с тряпкой во рту. Увидев внука, он задрожал, надежда на то, что парнишку не заметят, исчезла. Хети попытался вырваться, но ему тоже втолкнули в рот вонючую тряпку, связали руки и ноги и как мешок перебросили через седло. Когда лошади тронулись, он еще раз увидел деда: Эноха, спотыкаясь, шагал за конем, а веревка, которой он был привязан к седлу, натянута как струна...
РУТУЛА
Когда Антогора пошла к воде, сказала охраннице шатра:
— Эту береги пуще глаза. Лучше всего — привяжи. Охранница подошла к Рутуле, стянула веревочной петлей запястья рук, произнесла коротко:
— Если побежишь — прикончу.
Ах, как проклинает себя Рутула за болтливый язык. Не зря отец твердил ей когда?то, что человек до пяти лет учится говорить, а после пяти всю жизнь должен учиться молчать и слушать. Ее никто за язык не тянул. Рабыни перебирали в подвале яблоки. Надсмотрщица дремала. Зашел разговор о воительницах. Их жизнь для пленниц — сплошная тайна. Они знали одно: в басилейе не было, нет и никогда не будет мужчин. Но как они продолжают свой род? И вот тогда Рутула заговорила. Она рассказала, как однажды была в гостях у сестры, выданной замуж в далекое селение Тай. И там встретила человека по имени Ликоп. От него узнала, что он был пойман амазонками, привезен к какому?то озеру, где воительницы предаются разврату, а потом пленных мужчин убивают. Но Ликопа отпустили. Вот как госпожи продолжают свой род.
Вечером Рутулу схватили и привезли в город. И вот сейчас она лежит на траве со связанными руками. Только теперь до нее дошло, что она обречена. Мало того — она причина гибели многих людей. Может погубить Ликопа. А они когда?то любили друг друга. И если бы Рутулу не пленили, Ликоп стал ее мужем. Она навлекла страшную беду на жителей селения, на свою сестру, на ее семью. И на госпожу, которую зовут Лотой. Рутула понимала: докажут вину Лоты или нет — смерть неминуема. Если Ликопа не найдут, Рутулу прикончат как лгунью. Если найдут—рабыне тоже не жить. Подруги Лоты отомстят ей непременно. Лота! Вот о ком надо подумать. Если Рутула поможет сейчас Лоте — она сохранит ей жизнь. Но как ей помочь, как заговорить?! Думай, Рутула, думай...
... Лота купаться не стала. Она ополоснула лицо водой и пошла в шатер. И сейчас, как и во время всего пути, она думала о Рутуле. Она понимала, что рабыня раскаивается в сказанном. Было ясно, что она сейчас переживает страх за свою жизнь и за жизнь таянцев. Может, стоит поговорить с нею? Пока нет в лагере Антогоры.
Ускорив шаги, Лота вошла в свой шатер, легла на живот и, приподняв над землей край полотнища, тихо сказала:
— Подвинься ближе, Рутула.
За шатром вскоре раздался шопот:
— Слушаю тебя, госпожа.
— Ты знаешь, зачем мы идем в селение Тай?
— Знаю. Нужно найти человека, который убежал с агапевессы.
— Найдут его или нет, но все люди селения погибнут. И знаешь, кто тому виной?
— Знаю. Мой болтливый язык.
— Ты хочешь помочь своим сородичам?
— Если бы я могла...
— Тебе велено доносить кодомархе все, что я буду говорить через тебя таянцам?
— Да.
— Я ке хочу, чтобы таянцы погибли. Помоги мне.
— Сделаю все, что ты скажешь.
— Будь около меня. Потом скажу...
— Не надо говорить, госпожа. Я все время буду глядеть в твои глаза, и я пойму без слов.
— Хорошо. Жди.
Около полуночи в лагере послышались голоса, и в шатер вошли две амазонки. Они молча внесли и положили перед Лотой связанных Эноха и Хети.
— Кто они? —спросила Лота.
— Сторожевые. Мы их взяли тихо.
— Развяжите.
Пока пленных развязывали, в шатре появилась Анте гора.
— Дайте свет, — приказала она, — и приведите Рутулу. Спроси, как их зовут?
Рутула сказала старику несколько слов по–таянски, выслушала ответ:
— Он говорит, что в царстве теней не спрашивают имен. А они оба готовы умереть молча,
— Скажи, — Антогора глянула на старика, — что мы не хотим их убивать. Мы не сделаем зла и таянцам. Мы хотим только знать одно: есть ли в селении человек по имени Ликоп? Если они его выдадут нам, мы уйдем, не тронув никого более.
Старик выслушал перевод и, помолчав немного, ответил:
— Такого человека у нас в селении нет. И не было никогда.
— Скажи, Рутула, что мы ему не верим. Если он не скажет нам правды, мы пойдем в селение и возьмем Ликопа силой. Или узнаем от других, кто ему помог бежать от нас. И тогда прольется кровь таянцев. Зачем же ради одного человека губить многих?
— Он сказал: вы не верите мне, я не верю вам. Есть у нас Ликоп или нет, вы все равно пойдете в селение. Он сказал, что вы грабители и убийцы, и боги все равно когда?нибудь жестоко покарают вас.
— Тебе ли судить о воле богов? Тебе ли говорить о каре, когда ты сам сейчас будешь мучительно убит, — Антогора вынула меч из ножен и подошла к старику.
— Только не здесь! —воскликнула Лота.
— О, я вижу, наша будущая полемарха боится крови?
— Я хочу сказать о другом. Старика и ребенка надо опрашивать порознь. Забирай старика к себе в шатер, а я займусь этим ублюдком.
— Разумно, — ответила кодомарха. — Ну, пойдем, старое дерьмо, уж я потешусь над тобой. Если он захочет говорить, я пошлю за тобой, Рутула.
Когда старик грубо ответил Антогоре и та взялась за меч, мальчик, лежавший в темноте, вскочил, и Лота увидела его лицо. Она не помнит, что испытала в это мгновение, —радость, испуг? Скорее всего, и то и другое одновременно. Маленький пленник был похож на Ликопа. Сразу блеснула мысль удалить из шатра Антогору, и Лота крикнула: «Только не здесь!» Мысль оказалась верной: жадная до пыток Антогора ушла с пленником. И вот Лота с глазу на глаз с мальчонкой. Рутула подошла к Лоте, шепнула ей на ухо:
— Здесь, кроме меня, никто не понимает по–таянски. Ты молчи, госпожа, я сама поговорю с ним.
Рутула подошла к Хети и тихо сказала:
— Госпожа хочет тебе добра. Беги домой и скажи, чтобы твой отец уводил всех людей в горы — на рассвете ойропаты будут в селении.
Рутула снова подошла к Лоте и снова сказала на ухо:
— Я сказала ему, чтобы он бежал в селение. Я верно сказала?
— Верно, — шепнула Лота. — Его нужно проводить. Выйди на дорогу и узнай, кто стоит в дозоре. Лучше, чтоб это были мои наездницы.
Рутула, кивнув головой, выскользнула из шатра. Лота подошла к мальчику, обняла его, прижала к щеке. Она была уверена, что он либо брат, либо сын Ликопа.
— Меня зовут Лота, — полемарха указала на себя. — А ты?
Мальчик впервые улыбнулся и, приложив руку к груди, произнес тихо:
— Хети — Ликоп.
Вошла рабыня и сказала, что во всех дозорах стоят храмовые амазонки.
— Ничего. Мы скажем, что повели мальчонку убивать. — Лота открыла шатер и вышла вслед за Хети.
Спустя час в шатер Лоты вошла кодомарха. Она была раздражена.
— Этот старый кувшин молчал как рыба. Я его разбила. Сейчас примемся за малого. Где он?
— Его тоже нет.
— Как нет?
— Я его тоже...
— Зачем?
— Мне тоже захотелось крови, как и тебе.
— Где труп?
— В озере.
Лота думала, что Антогора разразится бранью, но кодомарха зловеще улыбнулась и сказала с усмешкой:
— Я не удивлюсь, если на рассвете мы застанем селение пустым. Чтобы этого не случилось, я сейчас же подниму своих наездниц. И тебе советую поступить так же, Мы прикончим их в постели!
— Но мы не убийцы! —воскликнула Лота. — Мы воительницы! Дочери Арея всегда берут победу в честном! бою. А ты хочешь устроить резню беззащитных, спящих людей. Достойно ли это амазонки?
— Священная была права: ты забыла заветы Ипполиты. А первый гласит...
— Хватит, Антогора, мы не в храме, мы на дороге войны. И я не поведу своих мечниц на резню беззащитный женщин и детей.
— Жалкая хвастунья! Напрасно тебе вручили копье полемархи. Я сама с моими храбрыми воительницами раскидаю селение и точно узнаю, кто отпустил Ликопа, кто послал этого сосунка предупредить таянцев. И тогда берегись, несчастная!
Антогора выскочила из шатра, прозвучали резкие слова команды, и лагерь ожил. Вслед за кодомархой вышла из шатра Лота.
... Хети чувствовал, что надо спешить, он стрелой помчался по дороге. Горный путь извилист, и мальчик спрямлял его тропинками, шедшими через перевалы. Он не отдохнул ни минуты и все бежал и бежал. Сколько прошло времени, он не помнит, до селения было далеко, но, наконец, измученный, он достиг отцовского дома. Ликоп крепко спал, утомленный трудным днем, и, когда сын разбудил его, никак не мог из бессвязных выкриков понять, в чем дело.
— Скорее... в горы, отец... Ойропаты!
— Ты видел их?
— Ойропата сказала — спасайтесь. Ее зовут Лота!
— Беги, поднимай людей. Дети и женщины — в горы, мужчины — ко мне. Беги!
Хети бросился бежать, а Ликоп достал меч, опоясался и вышел на площадь селения. Здесь, над стеной, ограждающей селение, высилась каменная башня. Ликоп поднялся на верхнюю площадку, намереваясь ударами в бронзовый баллистер поднять тревогу. Но, глянув с высоты на дорогу, понял, что беда близко. По берегу реки скакали всадницы, их пеплосы, как крылья, трепетали на ветру. За ними расстилался огромный хвост пыли. Ударив несколько раз в баллистер, Ликоп спустился вниз. На площади уже появились вооруженные мужчины...
... Когда Хети выскочил из лачуги на край селения, все таянцы были уже на ногах. Женщины и дети с узлами и корзинами спускались к реке, некоторые уже успели перейти на другой берег. Хети прошмыгнул в ворота и оказался за стеной. Он еле успел спрыгнуть в балку и скрыться в кустах. Мимо него с гиканьем и визгом неслись, привстав на стременах, полуобнаженные женщины. Их было, как показалось мальчику, много. Хети никогда не видел такой стремительной скачки. Ойропаты мчались тремя группами. Впереди скакали лучницы. Они, натянув поводья, стояли на спинах лошадей, готовые поразить всякого, кто встанет на их пути. Казалось, они воедино слились с лошадьми и управляют ими чуть заметными наклонами в стороны.
Вторая часть наездниц скакала с обнаженными мечами. Блестящие клинки сверкали, в предрассветном воздухе, ржали кони, пронзительно–устрашающе вопили женщины. Когда мимо балки промчалась третья группа всадниц с копьями, Хети понял, что селение обречено на гибель, и не разбирая дороги бросился вниз...
... Вместо того, чтобы отражать нападение врага, как предлагал Ликоп, многие таянцы, скованные страхом перед ойропатами, пустились в спор. Они говорили, что нет смысла противиться надвигавшейся лавине всадниц и следует бежать. Ликоп говорил, что бежать поздно, амазонки легко настигнут их в пути и не только уничтожат каждого поодиночке, но и успеют догнать женщин и детей. А если ойропат задержать в селении хотя бы на полчаса, дети и матери успеют надежно укрыться в горах. Сейчас дорого было каждое мгновение, а таянцы стояли и спорили на площади.
И когда всадницы появились на окраине селения, мужчины бросились врассыпную. Ликопу ничего не оставалось, как снова скрыться в башне.
В узкую щель бойницы была видна только часть площади и улица, выходящая на нее. По улице с пронзительным визгом мчались лучницы. Они вырвались на площадь и враз спустили натянутые тетивы. Блеснули опереньем стрелы, десяток убегающих мужчин упали на камни. Остальные, поняв, что им не убежать от всадниц, остановились и приготовились к защите. Отряд лучниц, как по команде, повернул вправо и, разделившись на три ручья, растекся по улицам, сея смерть. На сгрудившихся на площади таянцев налетели мечницы. Схватка была короткой. Удары мечей были точны и уверенны. Женщины разили врагов одного за другим. Только что мечницы спрыгнули с лошадей; казалось, прошел только миг, а кони, словно по волшебству, вернулись обратно — и мечницы снова на лошадях. Еще мгновение — и нет их на площади, ускакали в глубь селения, уступив площадь копейщицам.
Ликоп не мог больше смотреть на битву. Он закрыл лицо руками и опустился на каменную ступеньку. Площадь гудела от конского топота, криков и команд. Лучницы и мечницы, проскакав по селению, убедились, что оно опустело, и возвратились на площадь. Ликоп приник к бойнице.
Около ворот, совсем, недалеко от башни, он увидел двух всадниц. Они сдерживали разгоряченных лошадей, жеребцы рвали поводья, крутились на одном месте. Ликопу было слышно каждое слово.
— Я именем царицы Годейры запрещаю посылать погоню за женщинами и детьми. Мы приехали сюда не за этим. — Этот голос Ликоп узнал бы из тысячи. Это говорила Лота.
— А ты уверена, что этот трусливый козел не убежал в горы вместе со стариками и детьми? — возражала другая всадница.
— Здесь всюду горы, и нам не найти его. Нужно собрать раненых мужчин и у них узнать правду.
— Какие раненые?! Их добили мои копейщицы. В селении нет ни одной живой души. Это ты, презренная, предупредила их и хочешь, чтобы мы не узнали о твоем предательстве и грехе. Ты вольна распоряжаться своими мечницами и лучницами, а мои копейщицы пойдут в погоню! Эй–а! Копейщицы, ко, мне!
У Ликопа времени для размышлений почти не было. Он понял одно: сейчас ойропаты устремятся в горы, догонят людей, а там Хети... Любой ценой помешать погоне! В несколько прыжков он очутился на верхней площадке башни и крикнул;
— Эгей, ципанос! Иди сюда, презренная тварь!
Антогора задержала руку, которую подняла, чтобы послать погоню. В башне могло спрятаться много людей, и этот наглец, в конце концов, мог оказаться Ликопом. Откуда он знает амазонское ругательство? Почему он крикнул на языке амазонок?
— Окружить башню! —приказала Антогора, и мечницы, повернув коней, ринулись на площадь. Лучницы подковой развернулись недалеко от башни, готовые поразить всякого, кто покажется на башне.
Ликоп, спрыгнув на среднюю площадку, прижался к стене, осторожно глянул в бойницу. Ойропаты в погоню не ушли, они таскали к башне хворост, солому и тряпье. Ликоп знал этот способ выкуривания огнем и дымом, это задержит разбойниц надолго. Значит, люди успеют спрятаться в горах, значит, есть время подумать, что делать дальше? Было ясно: Лота здесь, и она пришла с добрыми намерениями... Но почему так зло говорила с нею вторая? Постой, погоди, над Лотой висит страшное обвинение. Иначе зачем ойропатам искать его через много лет? Ему не усидеть в башне долго — дверь у входа в башню деревянная, она сгорит, и... Ликоп не боялся смерти, он не хотел, чтобы из?за него погибла Лота. Он до сих пор любил ее. Лота спасла селение от гибели. Неужели он вместо благодарности принесет ей смерть? А в бойницу уже проникал дым, он длинными струями тянулся к отверстию в худой крыше башни. Что же делать? Ликоп метался по крутым лесенкам.
... Все занялись осадой башни: и царские наездницы, и храмовые. Лота, как и Ликоп, не знала, что предпринять. Помешать осаде башни она не могла — Антогора все время следила за ней. Мало того, ей приходилось участвовать в осаде вместе с амазонками. Она понимала: как только сгорит деревянная дверь, в башню ворвутся храмовые и Ликоп будет пойман. Почему он остался в селении? Догадывается ли он, зачем сюда пришли амазонки? Как будет вести себя в плену?..
... Когда отряд ринулся на селение Тай, Рутула ехала вслед за лучницами. Сзади нее неотступно следовала дозорная Антогоры. Но при осаде башни надзор ослаб, амазонка не утерпела и включилась в дело. Рутула улучила время, подошла к Лоте.
— Выслушай меня, госпожа. В башне есть подземный ход. Он выходит к реке. Но Ликоп не знает о нем — он пришел в селение позднее.
— Ты сможешь ему помочь?