Класс коррекции Мурашова Екатерина
Таракан злобился и скалил мелкие зубы.
— В суд можно подать, — сказал я.
— Она не согласится, — Таракан кивнул на плачущую мать, как на неодушевленный предмет. — Пока он ее вообще не прибьет. Или меня. Тогда его посадят.
Юрка все эти дни вел себя так, словно мы с ним были едва знакомы. Я тоже в гости не напрашивался.
Потом однажды он дождался меня в раздевалке и спросил, сидя на скамейке и глядя снизу вверх:
— Ну что? Надумал чего-нибудь?
— Ничего не надумал, — честно ответил я. И сам спросил: — Когда?
Глава 12
— Ты здесь давно уже бываешь, — сказал я, сидя на траве и глядя в небо. Небо как небо — голубое, с облачками-барашками. Юрка, как и в прошлый раз, ходил по поляне и собирал землянику. — Как ты думаешь, что теперь будет?
Сказать честно, мне было страшно. В прошлый раз — почти совсем нет, а в этот — страшно просто до колик. Говорят, что с парашютом трудно прыгнуть не в первый, а во второй раз. Когда уже все знаешь. Может быть, здесь что-то в этом роде. Но вряд ли…
— Я думаю, теперь тебе что-нибудь предложат. Ну, чтобы ты выбрал. Что тебе больше подходит… Ты не волнуйся.
Я зажмурился. Юрка не знал, но я-то догадывался, что мне подходит. И не мог не волноваться. Но может быть, Юрка ошибается?
— Хочешь? — Юрка протянул мне ладонь с ягодками земляники. Как будто капельки крови. Я помотал головой. — Тогда пошли?
— Пошли, — согласился я.
Замок был как на картинке. Он вырастал из скалы, в узких окнах горели красноватые огоньки, подъемный мост через расщелину был поднят и, слегка наклонившись, висел на толстых цепях.
— Ого! — сказал Юрка. — Никогда здесь такого не видел. Классный замок. Наверное, там колдун живет или еще кто-нибудь в том же роде.
Юрке было весело и интересно. Мне было холодно. Вообще-то к вечеру в лесу действительно похолодало, но мой холод, кажется, шел изнутри.
На поляне горел костер, сложенный как-то странно — домиком. Вокруг сидели люди. Лица и колени у них были оранжевые, а все остальное — черное. Люди пели:
- Я теперь вспоминаю, как песню,
- Пионерии первый отряд,
- Вижу снова рабочую Пресню
- И знакомые лица ребят…
Юрка улыбнулся и шагнул в круг. Я остался в кустах. Сидящие у костра раздвинулись, освобождая Юрке место. Песня была вроде бы детская, но возраст у собравшихся людей был самый разный. Юркины губы двигались, наверное, он пытался подпевать. Как и песня про трех ковбоев, эта песня показалась мне смутно знакомой. Но слов я не знал. И что делать дальше — тоже. Идти к замку? Юрка помахал рукой, приглашая к костру.
— Сейчас картошка будет. Печеная, — беззвучно, одними губами сказал он. Я облизнулся, но отрицательно помотал головой. Люди у костра мне нравились. Мешать им не хотелось. Вдруг я подойду, и у них тоже что-нибудь начнется, как в кабачке? Лучше я тут посижу, в кустах.
От пионерского костра долетало мягкое тепло, блики прыгали на листьях, я сам не заметил, как задремал.
Проснулся оттого, что Юра тряс меня за плечо. Я мгновенно вскочил на ноги и даже принял то, что считал боевой стойкой, — вероятно, древние рефлексы сработали помимо сознания.
Юра усмехнулся:
— Ты прямо как Конан-варвар. Только меча не хватает.
— Угу, — сказал я, не вдаваясь в дискуссии. — Куда дальше?
Светало. На поляне уже никого не было, и даже угли были тщательно разметены. Взахлеб пели птички, а роса казалась рассыпанными в траве изумрудами.
— Дома нас, наверное, уже по моргам ищут, — сказал я, стараясь казаться безразличным, как и положено полноценному Конану.
— Не, — Юрка помотал головой. — Я иногда чую, когда можно. Сейчас — можно. Пошли.
Мне нравится ходить по лесу, только редко приходится. По проселочной дороге можно идти долго-долго и ни о чем не помнить. Иногда я думаю, что хорошо бы стать лесником и жить одному в избушке на берегу лесного озера. У меня там были бы три собаки, кошка, может быть, даже куры и коза. Почему-то мне кажется, что я сумел бы со всеми ними справиться.
Неожиданно лесная дорога, по которой мы шли, выскочила на шоссе. Я присвистнул, оглянулся на Юру, но он не выглядел удивленным. Замок на скале по-прежнему виднелся вдалеке. Почему-то при свете дня он выглядел более зловещим, чем ночью, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Еще дальше синели горы. Не сговариваясь, мы свернули в сторону замка.
Почти сразу же на шоссе показался вывернувший из-за поворота автомобиль. Он ехал нам навстречу, и потому голосовать смысла не имело. Автомобиль был шикарный, блестящий, но какой-то слегка… устаревший, что ли? Впрочем, я совсем не разбираюсь в автомобилях. Вот Ванька определил бы точнее.
Автомобиль мягко затормозил рядом с нами. Из открытого окна донеслась приятная мелодия. Широкие сиденья были обиты вишневым бархатом. За рулем сидел симпатичный толстый дядька с седыми висками, лет пятидесяти на вид. Мы с Юркой переглянулись и разом подумали о том, очень ли нам надо в этот несимпатичный замок. А может, обойдемся?
— Здравствуйте, молодые люди, — поздоровался дядька. — Куда путь держите?
— Здравствуйте, — вежливо ответил Юрка. — Насчет пути мы еще сами не решили. — Он оглянулся на меня, и я согласно кивнул. — А вы не подскажете нам, кто во-он в том замке живет?
— О-о, это такая глупость, молодые люди, такая глупость! — заволновался дядька. — Вам ни в коем случае не следует туда ходить!
Видно было, что водитель автомобиля никогда не изучал психологию и даже не читал современных журналов. Иначе он знал бы, что если подростку сказать: «Не ходи туда!» — он именно туда и направится в первую очередь.
— А все же — что там такое? — поинтересовался я.
— Там, видите ли, проживает заколдованная принцесса! фыркнул дядька, и сразу стало ясно, как он относится к принцессам вообще и к заколдованным в частности. Мы с Юркой засмеялись — уж очень все это было нелепо.
— Вот именно! — обрадовался водитель. — Я и говорю: совершеннейшая глупость. И ведь лезут туда, ненормальные, и сворачивают себе шеи совершенно по-настоящему…
Я почувствовал, что вполне могу повременить и не сворачивать себе шею из-за какой-то заколдованной принцессы. Честно сказать, меня принцессы сейчас вообще интересовали по минимуму. Дядька легко прочитал мои мысли и обрадовался еще больше:
— Нечего вам там делать, ребята, нечего совершенно! Садитесь лучше, подвезу до города с ветерком! Здесь всего ничего, до города-то…
Я посмотрел на Юрку и решительно потянул на себя блестящую дверцу. Из салона пахнуло одеколоном «Шипр». Я помнил этот запах, именно таким одеколоном душился после бритья мой дедушка.
Город был обычный на первый взгляд, но очень странный, если приглядеться повнимательнее. Большинство домов — одноэтажные, стоят в глубине садов. Улочки петляют между садами, давешний автомобиль по ним явно не проехал бы. Застрял бы на повороте. Кое-где попадаются настоящие дворцы. Кажется, что все дворцы выстроили джинны, не имеющие представления об архитектуре как науке, и эти странные конструкции держатся друг на друге лишь с помощью заклинаний. Жить в них тоже вряд ли удобно. Впрочем, кому что нравится. Например, ближе к центру мы с Юркой обнаружили несколько совершенно петербургских серых домов, стоящих квадратом. Посередине имелся двор-колодец и даже помойный бак, переполненный отбросами. В отбросах лениво рылись два кота — черный и полосатый.
— А это откуда? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами Юрка. — Наверное, кто-то зелень не переносит. Только асфальт.
Кроме сказочных дворцов и нескольких многоэтажных, явно жилых, зданий, над городом возвышались и еще какие-то строения, которые мы решили считать храмами. Среди них я опознал православную церковь с золочеными луковицами, католический собор и голубую мечеть с минаретом. Остальные храмы, должно быть, принадлежали неизвестным нам богам.
В центре города раскинулся рынок, напоминавший обычную барахолку. От витавших над рынком запахов рот у меня мигом наполнился слюной. Юрка, видимо, тоже проголодался, потому что остановился возле лотка с пирожками и достал горсть мелочи.
— Тут что, наши деньги принимают? — удивился я.
— Любые принимают, — сказал Юрка. — Лишь бы настоящие. Я как-то специально взял из дома марки немецкие. Тоже приняли. И все друг друга понимают. Как это получается — не спрашивай, не знаю.
Мы съели по два пирожка с картошкой и запили их чем-то, что продавалось в глазированных горшочках и называлось «узвар». Юрка сказал, что это вкусно и мне надо попробовать, я согласился (а что мне еще оставалось?), но как-то этот узвар меня не порадовал. Приторный слишком и похож на столовский компот. Хорошо было бы попить чистой водички, но где ее взять? Может, где-то колодцы есть? Или у них водопровод? Юрку я расспрашивать не стал и как-то сразу почувствовал, что очень устал. И одновременно испугался, что мы останемся тут навсегда. Ничего плохого вокруг не было, но я не хотел здесь оставаться — это я как-то четко понял.
Потом мы пошли в парк, который располагался в квартале от рынка, и там я напился из небольшого фонтана. Сели на лавочку.
— А почему здесь весна-лето? У нас-то зима скоро.
— А здесь всегда так.
— Всегда?! — удивился я. — Почему?
— А ты б хотел, чтобы сейчас ноябрь был? — вопросом на вопрос ответил Юрка.
Я поежился.
— Нет, конечно.
— Вот и никто не хочет. Поэтому так и получается.
Мы помолчали.
— Ну что? — спросил Юрка.
— Почему — я?! — собирался спросить спокойно, но получился почти визг.
— Потому что я не знаю ничего, — тихо ответил Юрка. — Я же в клетке жил. А ты — на воле. Тебе и решать.
— Здесь что-то неправильно, — сказал я. — Ты чувствуешь?
Пока мы шли к рынку и парку тоже, мы видели людей, жителей города. Большинство сидели на верандах или в саду, пили чай или обедали. Некоторые беседовали между собой, прогуливаясь все в тех же садах. Мирная, спокойная картина. Но все-таки — что у них сейчас: обед, завтрак или ужин?
— Конечно, чувствую, — согласился Юрка. — А у нас что — все правильно?
— Не знаю, — я помотал головой, словно отгоняя мошек или комаров. — Мишане хорошо бы сюда, поглядеть, послушать… Витьке с Милкой тоже, и Стеше — может быть, она снова говорить бы начала и понимать…
Так — что? — спросил Юрка.
— Но ведь потом-то возвращаться… Как бы хуже не сделать…
— Может, не сделаем, я же привык…
— Но ты-то сюда как попал? Тебя кто-то привел?
— Нет, как-то само собой получилось… Однажды.
— Вот видишь… В твоем случае сработал какой-то закон. Причем ты до сих пор не знаешь, какой. И я не знаю. А здесь…
— Ты… Ты захочешь еще сюда вернуться?
— Не знаю. Не знаю. Не знаю! — я почти кричал. Две девушки в светлых платьях колокольчиками, гулявшие по аллее, приостановились и с удивлением посмотрели в мою сторону. Я почувствовал, как на глазах выступили слезы, разозлился и от злости сумел загнать слезы назад. Они так и не пролились.
— Какие красивые, серьезные мальчики, — сказала одна девушка другой.
— Будем надеяться, что у них все получится, — откликнулась другая, с цветком шиповника в волосах.
Девушки ласково улыбнулись нам с Юркой и пошли дальше.
— Давай попробуем, — сказал я. Меня никто и никогда не называл красивым мальчиком. Вот Юрка без его болезни и вправду — красивый. А я? Вдруг я тоже — красивый и серьезный? — Но все равно — что-то здесь не так.
— А Паша? — нерешительно спросил Юрка. — Паша тоже… Я не знаю, как у него дома…
— Худо у него дома, — сказал я и кивнул головой. — Пускай…
Если здесь и вправду сбываются желания, то Пашка прямо на той земляничной поляне меня и кончит. Придушит собственными руками. Чтоб под ногами не мешался и Юру не отвлекал.
Глава 13
— Что у тебя с рукой? — Маринка кивнула на подживающие костяшки, покрытые коричнево-желтой корочкой.
— В боевое карате записался, — ответил я и убрал руку в карман. — Учусь стенки кулаками прошибать. Пока не очень получается.
— Правда?! — почему-то обрадовалась Маринка. — Давно пора, — и отошла, оставив меня размышлять над ее словами. Почему это, интересно, мне давно пора в боевое карате?!
— Мишаня, слушай сюда! — решительно начал я. Мишаня напрягся и закрутил головой, пытаясь одновременно и услышать меня (я говорил громко, но кричать не решался), и удержать в сохранившемся поле зрения. — Хочешь посмотреть и послушать, как все? Есть место…
— Пошел ты! — твердо сказал Мишаня. — Мне врач сказал: будешь наркотики принимать, сразу — ослепнешь и оглохнешь. Мне это надо?
— При чем тут наркотики, Мишаня! — сказал я и сам почувствовал в своем голосе неуверенность. А что я предлагаю Мишане? Что?! — Просто есть такое место. Юрка там ходит и даже на лошади скачет, — добавил я для убедительности.
— У тебя что, Антон, крыша поехала? — в голосе Мишани послышалась тревога и даже сочувствие. — Говорили же тебе: меньше книжек надо читать!
— Хочешь попробовать или нет?! — крикнул я. — Если у меня крыша поехала, ты-то чем рискуешь? Денег мы не берем.
— Мы?
— Да, мы с Юркой.
Мишаня колебался, вращал глазами, тер нос, переминался с ноги на ногу. Видно было, что ему и хочется, и колется.
— Ладно, думай до конца уроков, — милостиво разрешил я. — А там скажешь. Мне или Юрке.
— Стеша не хочет, — грустно констатировал Юрка.
Я рассмеялся:
— А как ты узнал-то?
Спрашивать у Стеши бесполезно. Ее надо брать за руку и вести. Если она знает человека и доверяет ему, то пойдет. Куда угодно.
— Она сама сказала: «Спасибо, нет».
— Стеша сказала?! — А вот это уже интересно… Очень, очень интересно…
— Да. Мне даже показалось, что она испугалась. Она сделала вот так, — с Юркиной пластикой жест напоминал изгнание нечистой силы. — И ушла. Быстро. Ее еще какие-то парни остановили, взрослые, и чем-то угостили. Кажется, шоколадкой. Она взяла, но как будто не заметила, и дальше пошла. А потом ее Лена поймала.
Мне всегда казалось, что после всех своих несчастий Стеша хоть и мало понимает, но много чувствует каким-то другим способом. И если Юрка все точно рассказывает и она так решительно отказалась, то это что-то да значит…
— Это что-то значит, — сказал я.
— Да, я тоже так подумал, — согласился Юрка. — Ты думаешь, зря мы…
— Не знаю я, что думать! — огрызнулся я. — Но ничего не делать — это самое простое.
— Знаешь, Паскаль говорил, что если бы люди научились тихо сидеть в своих комнатах, то количество зла в мире сильно уменьшилось бы…
— Какой Паскаль? — перед моими глазами замелькали разноцветные обложки книг с монстрами, магами и инопланетными чудовищами.
— Ну, этот… математик, — сказал Юрка.
Ты… ты Паскаля читал? — я осторожно вернул на место отвалившуюся челюсть.
— Подумаешь, — Юрка улыбнулся так, словно извинялся за что-то. — Делать-то нечего было. Ноги не ходят, руки не работают, а мозги у меня, сам знаешь, в порядке…
— Да-а, — мне стало здорово и неуютно одновременно. Словно в душной комнате сквозняком потянуло.
— Ты мне когда-нибудь расскажешь? Про себя? — спросил Юрка.
— Когда-нибудь расскажу, — пообещал я, а про себя подумал, что рассказывать в общем-то нечего. — Я Паскаля не читал, только мне кажется, что он прав всего наполовину: зло, может быть, и уменьшилось бы, но ведь и добро — тоже. Согласен?
— Согласен, — сказал Юрка.
Елизавета Петровна, завуч по внеклассной работе, квадратно возвышалась над столом и терпеливо улыбалась. Улыбка походила на прямоугольник, в котором длина раза в четыре превосходит ширину. Сергей Анатольевич, молодой географ, стоял перед ней. В течение разговора она уже два раза предлагала ему сесть, он садился, но тут же снова вскакивал. В предбаннике кабинета прятался за дверью тихий Игорь Овсянников, вызванный к завучу за очередную проделку. Понятно, что предстать пред светлые очи он не торопился и с любопытством прислушивался к происходящему в кабинете.
— Но почему же «Е» и «Д» классы не ездят на экскурсии?
— Поймите же, Сергей Анатольевич! — прямоугольник улыбки зазмеился в такт словам. — Вне стен школы этих детей просто невозможно удержать вместе. Они разбегаются, ведут себя антиобщественно, пристают к прохожим. В конце концов, мы за них отвечаем и не можем себе позволить… У нас обширная экскурсионная программа для гимназических классов…
— Но это же нерационально! Детей из гимназических классов родители и так сводят в музеи, в театры. А этих просто некому вести! Именно поэтому школа и должна…
— Запомните, во внешкольное время школа никому и ничему не должна! То, что мы делаем, — это наша благая инициатива. Вести куда-то этих детей, за которых вы так хлопочете, значит подрывать авторитет нашей гимназии, рисковать…
— Значит, престиж гимназии для вас важнее, чем развитие, образование детей?
— В вас, любезный Сергей Анатольевич, говорит юношеский максимализм. Когда-то и я была такой же, — Елизавета Петровна глубоко вдохнула и сделалась похожа на лягушку из рекламы, страдающую от вздутия живота. — «Если я гореть не буду, если ты гореть не будешь…», «Пусть сильнее грянет буря!», «Все зависит от меня» и т. д. А теперь… Поймите, престиж гимназии, ее имя создавалось годами, трудами многих достойных людей, и все это вовсе не показуха, как вы, наверное, в пылу раздражения полагаете. Гимназическим, да и обычным классам мы даем сегодня очень приличное среднее образование…
— А что же «дэшки» и «ешки»? Брак, некондиция? Вы знаете, как они сами (сами!) себя называют? Дэшки — «долбанутые», а…
— Избавьте! — завуч махнула полной рукой с неярким, в тон блузке, лаком. — Поверьте, я не меньше вашего хотела бы помочь этим детям. Но, в отличие от вас, на моей стороне опыт, в том числе педагогический, и он говорит: в сложившихся условиях помочь невозможно. Невозможно! И не думайте, что мне легко так говорить. Наоборот: в моей юности было такое, что вам, по счастью, уже не грозит, и знаете, не так уж легко по капле выдавливать из себя буйнопомешанного буревестника… — Елизавета Петровна закручинилась, а прямоугольник рта превратился в овал.
— Не может быть, чтобы не было выхода! — решительно сказал Сергей Анатольевич. — Наверняка есть!
— Какой же? — с любопытством взглянула на него завуч.
— Перемешать классы! Сделать, как раньше. Тогда на каждый класс будет по три-четыре таких ребенка, с ними можно будет работать, ездить на экскурсии…
— Волюнтаризм! презрительно фыркнула Елизавета Петровна. — Вы думаете, наши спонсоры захотят, чтобы в одном классе с их детьми учились Паша Зорин или Вася Метелин? За что, по-вашему, они платят школе не такие уж маленькие деньги? И я, между прочим, не кладу их себе в карман, но вкладываю в развитие школы. Компьютерный класс, мебель, собственная мини-пекарня… Да и зарплата у вас не совсем такая, как у ваших коллег из обычных муниципальных школ… Так что я призываю вас успокоиться, тем более что Дима Димура и Митя Катаев из ваших «Е» и «Д» классов не так уж рвутся посетить филармонию или Русский музей. Поверьте и… извините за прямоту. Лучше сразу…
— Извините и вы меня, Елизавета Петровна, — тихо сказал Сергей Анатольевич. — Но я пока не буду успокаиваться…
— Что ж, воля ваша, — вздохнула завуч. — Дерзайте, но помните, что если они с вами, то вы за них отвечаете. В том числе по уголовному законодательству.
— А если они без меня, без нас, то за них никто не отвечает… — еще тише пробормотал Сергей Анатольевич и вышел. Овсянников совсем сплющился за дверью, но до него никому не было дела.
— Ой, девки, сегодня завуч географу такую пропесочку устроила! Я случайно услышал, — взахлеб рассказывал Игорь Овсянников Ленке с Маринкой и примкнувшей к ним Стеше. Ленка что-то просматривала в учебнике по физике, Маринка жадно слушала, Стеша смотрела за окно, где кружились крупные хлопья первого снега.
— Он, вроде, все хочет нас повести куда-то. Упорный! А она ему: и не думайте, Сергей Анатольевич, они, мы, то есть, — явление антиобщественное и опасное для престижа ее…гимназии.
Маринка хихикнула. Ленка подняла голову и посмотрела на Игоря мутными глазами, в которых плавали обрывки физических формул.
— Слышь, Стешка, — Игорь помахал рукой между Стешиным лицом и оконным стеклом. — Я так думаю, что этот, обнажения с отложениями, через тебя страдает…
— Да ты что?! — ахнула мигом отключившаяся от физики Ленка.
— А то! Не видела, что ли, как он на нее пялится?
— Через меня страдает? — медленно переспросила Стеша и тут же обернулась к Маринке. — Почему снег черный?
Все четверо уставились за окно и увидели, что на фоне светло-серого неба падающие хлопья и вправду кажутся черными.
— Весь мир — дерьмо! Потому, — предположил Игорь Овсянников. Стешины глаза распахнулись еще больше и стали совершенно неправдоподобными.
— Отвяжись от нее, — сказал я. Я решал задачи рядом на подоконнике и слышал весь разговор краем уха.
— А ты, Антон, чего лезешь? — мигом окрысился Игорь. — Тебе какое дело?!
Я ссориться с Игорем не собирался, поэтому ответил мирно:
— Не надо ее тревожить. Ты знаешь, как она это все понимает? Вот и никто не знает. Вдруг хуже станет?
— Да ладно, — Игорь махнул было рукой, но вдруг опять завелся. — Нет, но тебе-то что? Ты-то чего во все за всех лезешь?! Тебе что за дело?!
— Так уж я устроен, наверное, — честно ответил я.
В этот миг прозвенел звонок на урок.
— Тебе знаешь что… знаешь что… тебе надо по капле выдавливать из себя буйнопомешанного буревестника! — гордо сказал Игорь и удалился в сторону кабинета физики. Я осел на подоконник и тихо позвал вслед:
— Эй, Овсянников, ты что — Горького с Чеховым читал, что ли?
Игорь не обернулся и ответом меня не удостоил.
Глава 14
Между гаражами лежало три черных пластиковых мешка с мусором. Кошки или собаки порылись в них, съели все достойное и рассыпали объедки. В оттепель объедки подгнили и теперь отвратительно воняли.
— Пошли, что ли, в другое место? — нерешительно предложил я, оглядываясь на Юру с его костылями.
— Ништяк! — сказал Пашка.
— Интересно, почему они не дошли до помойки? — философски спросил Юра, имея в виду хозяев мешков.
— А куда? — спросил Мишаня, который мусора, может, и не видел, но запах почувствовал прекрасно.
Витька с уснувшей в кенгурушнике Милкой промолчали. Видно было, что на отбросы им наплевать.
Впрочем, другого со всех сторон закрытого места в окрестностях не было, и мы решили объедки игнорировать.
Потом все посмотрели на меня. Я театрально простер руку и указал на Юрку. Мы с ним заранее договорились, что объяснять все собравшимся будет он сам. В конце концов, это его мир. Юрка открыл рот, но сказать ничего не успел.
— Ага! Тут они, точно! — послышался слегка удивленный голос. — И паралитик здесь!
Вслед за худощавым незнакомым мальчишкой в щель между гаражами протиснулись Дима Димура и Толя Табаков по кличке Шакал Табаки.
— Ну, чего у вас тут? — хмуро сказал Дима. Видно было, что из-за непонятности ситуации он чувствует себя не слишком уверенно и поэтому злится. — Давайте сюда!
— Что давать, Дима? — спросил я. — Мы просто разговариваем.
— Чего ты гонишь? Чего ты мне гонишь-то?! — мигом взъярился Дима. — За лохов, что ли, нас держишь?! Кто сюда просто разговаривать пойдет?!
— Ну, точно! Чего они, Дима?! Не уважают, наверное, — подначивал главаря Табаки.
Их было трое. Нас — пятеро, не считая Милки. Но… У Витьки на руках младенец (то, что она девчонка, не в счет. Дерется Витька лучше меня). Мишаня в сумерках почти слепой. Если ему разбить очки или просто стукнуть башкой об стенку гаража, неизвестно, что с ним потом станет. Может, он вообще навсегда ослепнет и оглохнет. Про Юру с его костылями и вовсе говорить нечего.
Мы с Пашкой шагнули вперед. Дима Димура улыбнулся довольной, поганой улыбкой. Теперь ему все было ясно.
— Паша, дай мне руку! — четко сказал Юра за моей спиной.
— Чего?! — вытаращился Пашка, для которого, как и для Димы, все наконец стало яснее ясного.
Я схватил Пашку за рукав и не глядя протянул вторую руку назад. Кто-то, кажется, Мишаня, уцепился за мои мокрые от волнения пальцы. Краем глаза я успел заметить, как Юрка, пытаясь встать, обнял Витьку за плечи, а Табаки, что-то почувствовав, прыгнул вперед. Все исчезло.
Глава 15
На этот раз земляники на поляне почти не было. Наверное, Юрка всю съел. Я сильно потянул себя за волосы, чтобы заглушить головную боль и унять дрожь в руках.
— Но мы можем что-нибудь сделать? Чтобы сейчас вернуться? — в третий раз спросил я у Юрки.
— Нет, — терпеливо ответил Юрка. Тоже в третий раз.
Я зарычал от ярости.
— Почему, блин, не сработало?! Ведь мы же держались за руки!
— Я не уверен. Может быть, и сработало, — спокойно сказал Юрка.
— Как это?! Где же они тогда? Почему их здесь нет?
— Ну, они могли и не хотеть оставаться с нами…
— И как же нам теперь их найти?
— Не знаю. А ты уверен, что надо искать?
— Объясни! Я ничего не понимаю. Мне кажется, что мы кинули Пашку и остальных, и они сейчас там… Из-за нас, между прочим. Если ты не объяснишь, я сейчас просто задохнусь от злости…
— Я думаю, что все сработало как надо, просто мы с тобой хотели остаться вместе — и остались, а они… ну, хотели чего-нибудь другого.
— Не знаю… — я покачал головой. — Мне кажется, что уж Пашка-то наверняка хотел остаться с тобой…
— Откуда ты знаешь? Может быть, чего-нибудь другого он хотел сильнее… Интересно, что подумали эти… Димура и другие… когда мы исчезли…
— Да уж, куда интереснее! Вот вернемся, встретимся с Димой и… повеселимся, одним словом… — все-таки Юрка, несмотря на весь свой ум, бывает наивным, как младенец. Но, с другой стороны, откуда ж ему знать-то…
— А чего им надо от нас было? Ты понял? — живо заинтересовался Юра.
— Да они и сами не поняли, — объяснил я. — Просто Димура еще в тот раз смекнул, что происходит что-то такое, чего он не знает, ну и завелся… Ему же немного надо. Не стоило нам к гаражам идти, я не подумал…
— Нет, ну что-то же они думали? Рассуждали как-то? Может, про наркотики? Ты сам в тот раз говорил…
— Да пойми ты, Юрка… — я попробовал представить себе рассуждающего Димуру, и мне стало досадно и смешно одновременно. — Отморозки вроде Димуры вообще думать не умеют. У них, ну… что-то вроде инстинктов, как у зверей. Территория, жратва, мое, не мое, кто сильнее меня, кто слабее… Если я чего-то не знаю, значит, здесь моя слабость, и я должен выяснить, что там, и стать сильнее… Если это считается «думать», тогда где-то так Дима и думал. А Табаки и другие его шестерки… Они просто за его спиной… ну, развлекаются, что ли…
— Мне кажется, ты упрощаешь, — важно заявил Юрка.
— Пускай, — мне было не до отвлеченных рассуждений. Вернемся, встретимся с Димурой нос к носу, тогда и будем решать, как он там думает и о чем. — Чего сейчас-то делать будем? Вернуться, ты говоришь, мы не можем. Значит, стоит пока считать, что ты прав и они все где-то здесь. Тогда вопрос: как их найти?
— А стоит искать? — невинно спросил Юрка. Я разозлился.
— А как же иначе?! Они же ни черта не понимают, куда их занесло, и что будет, и все такое…
— Да? — переспросил Юрка, как будто знал что-то такое, что мне даже и объяснять бесполезно. — Ну, и куда же они, по-твоему, пойдут?
Мне так захотелось стукнуть его по шее, что я едва сдержался. Я подышал, немного успокоился и начал рассуждать.
— Витька осядет там, где есть еда для Милки. Это может быть и город, и ферма какая-нибудь, Витьке в общем-то все равно. Следовательно, наткнуться на нее можно только случайно. Пашка, скорее всего, будет метаться из стороны в сторону, и логика его передвижений для нас тоже непостижима, ибо логики у Пашки нет в принципе. А вот Мишаня… Он вообще-то пацан бойкий и даже задиристый. Научился отбиваться за много лет. И если предположить, что он сейчас нормально видит и слышит, то…
— То он тут же отправится на поиски приключений, — улыбаясь, закончил за меня Юрка. — А приключения у нас где? Приключения у нас в замке, там, где заколдованная принцесса. Следовательно…
— Следовательно, топаем по направлению к замку.
Как только появилась хоть какая-то определенность, настроение у меня сразу улучшилось. Я даже насвистывать начал, шагая по знакомой уже тропинке. Вскоре потянуло дымком.
— В «Трех ковбоях», небось, обед готовят, — мечтательно протянул я, чувствуя, как собираются во рту слюни. — Знаешь, Юрка, надо бы в кабачок заглянуть. Вдруг там кого из наших видели. Ты поспрашивай, а я в кустах посижу, чтобы у них там… ну, опять каких-нибудь катаклизмов не случилось.