Мир в хорошие руки Русуберг Татьяна
Фер-ди с готовностью клацнул клыками, но тут снова подал голос Ноал:
– Бокс сорок два… Это, случайно, не тот, где мой аспид запаркован? Такой длинный, чешуйчатый с крыльями?
Арста и «анубис» одновременно повернулись к демиургу. Между гладкими, как немецкий автобан, бровями голубой дамы залегла поперечная складка:
– Животное действительно чешуйчатое, но к аспидам не имеет никакого отношения…
Заунывный вой, просочившийся снизу из каких-то невидимых щелей, заставил неуютно поежиться. Значит, стриптопелия? И как же все это понимать? А главное, на что я послал Машуру? На котлеты?
– Не будем спорить о терминологии, – кокетливо подмигнул Альфе Ноал. – Я немедленно позабочусь о… моем любимце. Прошу у всех прощения.
Демиург послал публике лучезарную улыбку и мгновенно провалился сквозь пол. Все-таки в отношении лестниц этот мир давно уже шагнул в будущее.
– Объявляю десятиминутный перерыв, – огласила арста и исчезла вслед за предыдущим оратором.
Электорат зашумел, обсуждая неожиданный поворот событий, и разбрелся по залу, разминая затекшие ноги. Вой перешел на более высокие тона, а затем оборвался. Я представил себе демиурга, почесывающего свой «выезд» под роговым подбородком, и кучку обглоданных добела костей у чешуйчатых лап… Бр-р! Где же все-таки Машура и остальные? Я направился к выходу из Чертога, но у дверей дорогу мне преградил собакоголовый:
– Нельзя. Опасно. Нельзя.
Что же за скотина такая эта стриптопелия? Я поплелся к центру зала и на всякий случай попрыгал на том месте, где провалился Ноал. Ничего не случилось, только народ снова стал на меня странно посматривать. Я покосился на Торбук, покоившийся на дымчато-розовом пьедестале под бдительными очами двух фер-ди, повздыхал и уселся на место. На сиденье справа лежал свиток, оставленный кудрявой илламедянкой лет двадцати, усердно строчившей в нем всю дорогу. «Наверное, студентка или секретарша», – подумал я и, чтоб отвлечься от беспокойных мыслей, потянул за конец рулона.
«Папирус», скорее напоминавший довольно толстую ткань, белую снаружи и черную на внутренней стороне, испещряли мелкие белые же значки, будто процарапанные в темном воскообразном покрытии. Свиток был разделен тонкой линией пополам. Слева белым по черному стояло: «…пальцы одной руки, которые я соберу в кул. Техн. перерыв 10 мин.»
«Наверное, конспект», – решил я и прищурился на менее четкие каракули с правой стороны листа. «Нелепый фарс…» (дальше неразборчиво), «карикатура на демиурга» – это явно про меня, «выглядит нелепо» – а вот это уже про Ноала! Приятно. Так-так. Что тут дальше? «Если бы мне пришлось выбирать между прилизанным красавчиком с его прилизанной демагогией», – хм, Ноал? – «и взъерошенным воробьем», – методом исключения – я, – «то голосовала бы против всех. Не надо превращаться в дракона, чтобы понять, что война – это провокация, а для управления Средним миром нужно не умение поджигать собственную отрыжку, а мозги». Какое верное наблюдение! Ага, вот еще. Снова неразборчиво: «… у нашей делегации всего один голос, и если бы мне позволили решать, я бы отдала его этой смелой девочке-пилоту – все было бы больше толку. Но это уже из области фантастики…»
– Разве тебя не учили, что читать чужие записи нехорошо?
Девчачий голос раздался над ухом так неожиданно, что я подпрыгнул на месте и выронил свиток.
– Маш-шура? – с запинкой обрадовался я, виновато пряча глаза от ее гневного взгляда. – Наконец-то! Как все прошло?
– Наверное, ты уже слышал, – плюхнулся Динеш на сиденье рядом со мной.
– Да, тут… долетали кое-какие звуки, – признался я.
– В следующий раз проверяй получше свой «авторитетный источник», – и девушка сунула мне под нос длинную припухшую царапину на тыльной стороне запястья.
– М-дя, вижу, стриптопелия – страшный противник! – нервно хихикнул я.
Динешу это явно не понравилось. Его диковатые глаза оказались неожиданно очень близко от моих:
– Между прочим, эта самая стриптопелия моей сестре руку отхватила. Хорошо, проглотить не успела, да Ла Керт подсуетился, поколдовал на славу…
– Ой, – лаконично выразил я свои переживания.
– Не стоит винить Лиана, – мягко произнес вэазар где-то над моей головой. – Ведь и я сам был уверен, что мы имеем дело с разумным существом…
– Прошу прощения за вынужденный перерыв, – так, выходит, возвращение Альфы я тоже пропустил. – Порядок в транспортном отсеке восстановлен. Прошу всех занять свои места. Мы продолжаем.
Девушка в кудряшках подхватила свиток и, аккуратно расправив его на коленях, приготовилась снова строчить. Я поспешно отвел взгляд, боясь, как бы она просекла, чем я тут занимался. Ноал, к сожалению, ничуть не покусанный, начал там, где кончил, – то бишь с кулаков. Оставалось только надеяться, что те самые, так необходимые демиургу для загребания жара, чужие пальцы сложатся на момент голосования в несколько иной символ… Пока же меня больше занимал аспидский вопрос.
– Динеш, – прошептал я, пригнувшись к соседу, – что там у вас произошло?
Но саттардец только злобно зыркнул в ответ, а на меня со всех сторон зашикали. Я решил сменить тактику. После минутного обмена знаками кудрявая интеллектуалка сжалилась и оторвала от свитка небольшой лоскут. На роль карандаша сгодилась обнаруженная в кармане Вовкиных штанов ржавая, видно, не раз стиранная скрепка. Кое-как распрямив ее конец, я нацарапал на черном следующее:
«Лиан – Машке. Стриптопелия – это не аспид?»
И сунул свернутую в трубочку телегу себе за спину. Сзади зашуршали, засопели, снова зашуршали. Через пару минут что-то твердое ткнулось промеж лопаток. Ответ, написанный круглым девчачьим почерком, гласил:
«Маш – Лиану. Сам ты аспид».
Я вздохнул и нашел взглядом одноглазого исуркха. Выходило, он нагло соврал? Или соврало дерево? Или это Ноал запудрил мозги своей шестерке, а потом уж ангел… М-дя, как говорится, без пол-литры йаду тут делать нечего. Почесав скрепкой за ухом, я накропал:
«Лиан – Машке. Что есть стриптопелия?»
На этот раз ответ заставил себя ждать. Зато в спину мне ткнулась не писулька, а записная книжица Ла Керта, заложенная обрывком свитка на нужной странице. Там обнаружилась вклейка, изображающая того самого змеекрыла, что принес Ноала в чертог, ну, или зверя, очень на него похожего. Внизу микроскопическими буковками шло описание. Если опустить сложные физиолого-анатомические подробности, суть изложенного сводилась к тому, что мерзкая тварь жила на одной из малоизученных граней Запада, была редка, дика и смертельно опасна, но подчинялась тому, кто однажды сумел ее оседлать. Вот такой вот иновселенский мустанг.
Мое следующее послание, вложенное между картинкой с оскалившейся стриптопелией и рецептом грибного супа, гласило:
«Лиан – Ла Керту. Где ж вы раньше были, Капитан Ясен Хрен?»
Назад листочек вернулся уже без книжицы:
«Ла Керт – Лиану. Забыл. Бывает. Нас всех провели. Кто такой капитан Хрен?»
Чуть подумав, я нашкрябал:
«Лиан – Ла Керту. Не важно J Где ж тогда аспид? Настоящий?»
Сзади снова зашебуршалось. Я обернулся: вэазар с Машурой коллективно сочиняли ответ. Вот что я получил:
«Л & М – Лиану. А Дрокка его знает. Никто никогда аспидов не видел. Настоящих».
Вот и все. Места на клочке больше не было – последняя строчка теснилась на самом истрепанном краю. Я смял переписку в кулаке. Вокруг захлопали, и я понял, что Ноал успел завершить свою речь. Краем глаза я поймал слова, ерзающие вместе со свитком от хлопков на коленях Кудрявой. Слева: «Воспрянь народ, и да грянет бу…» – последнее слово осталось недописанным. Справа: «Все-таки Воробушек. Он хоть пацифист».
Радостное чириканье я отложил. Пока Ноал, мужественно улыбаясь и помахивая ладошкой, освобождал сцену, я расправил кусочек свитка, сложил конвертиком, надписал адрес («Длинному Перу, исуркху с одним глазом») и сколол свое произведение скрепкой.
– Спасибо за прекрасную речь, – радостно пропела Альфа, снова входя в роль ведущей шоу. – Прежде чем мы приступим к голосованию, нас ожидает последний тур выборов – приношение даров. На этот раз кандидаты будут проходить этап одновременно. Но сначала нам понадобятся добровольцы – по двое от каждой делегации…
Я сунул кудрявой соседке свернутый мною пакетик:
– Не могли бы вы передать это по назначению?
Студентка (или секретарша?) неодобрительно поджала губы, но надпись прочитала и сунула записку соседу справа. Белый конвертик пошел гулять по рядам. Жаль, что я не смогу увидеть выражение физиономии одноглазого, когда он прочтет содержимое…
29
Тронный зал в алмазной цитадели был длиной с целый километр. Может, хоромина, конечно, и называлась как-то по-другому, но таблички при входе не висело – не музей. Зато трон тут стоял самый настоящий, тоже алмазный, с алым плюшевым сиденьем. Усадив меня на красную подушечку, фер-ди упорхнули. Я посидел, поболтал ногами, поглазел по сторонам.
Да, не так представлялся мне последний тур выборов в демиурги. Почему-то я думал, что буду стоять перед электоратом и раздавать подарки из большого, наверное, у Деда Мороза занятого мешка. А тут вымпелы да гербы с драконами по одной стене, окна с нарезанным дольками небом – по другой. В одном конце я на троне, в другом – тоже я, только размером с муравья – в зеркале отражаюсь. А между нами – километр алмазного пола. В общем, веселуха. Интересно только, а Ноал так же развлекается, или его потом сюда приведут? Хотя нет, Альфа же сказала, что все будет происходить одновременно…
Тут мне представилось, что зеркало на горизонте – это на самом деле не зеркало, а стеклянная стена, и вижу я через нее крохотного Ноала, сидящего на идентичном моему троне в идентичном же зале и пялящегося на идентичного меня… Тьфу, померещится же такое!
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я принялся напевать, сначала себе под нос, потом во все горло – стесняться-то было некого.
– Вместе весело шагать по просторам… – бодренько завел я.
– По просторам, по просторам, – ответило эхо. Вот что значит высокие потолки!
– И, конечно, напевать лучше хором… – вспомнилось продолжение.
– Лучше хором, лучше хором, – согласилось эхо.
– Ах, было б только с кем… – сменил я репертуар.
– Ах, было б только с кем, ах, было б только с кем… – завздыхал бесплотный собеседник.
– Поговорить, – заключил я. Петь мне как-то расхотелось.
В этот депрессивный момент тишину разбили хрустальные шаги. Ко мне пожаловали на аудиенцию. Я подобрался на троне, стараясь принять монаршую позу. Первым гостем был стеф. Пока он мерил длинными ногами метры звонкого пола, я зашарил по карманам за неимением набитого подарками мешка. И тут со мной приключилось дежавю.
Есть такая старая комедия: там мужику валится на репу модель крейсера, память у него отшибает капитально, и только временами бедолаге кажется, что он что-то когда-то уже видел. Мне на голову крейсера не падало, но я только теперь вспомнил, что мне весь этот интерьер напоминает.
В детстве я собирал обертки от шоколадок. Дурь, конечно, но мало ли кто чего собирает. Вон у Катюхи одно время по всем полкам мыши в бантах сидели, а еще говорят, что девчонки их боятся. Те в бантах, правда, плюшевые были… Потом я вырос и отдал свою коллекцию соседскому Петьке – Сашка фантиками не интересуется, собирает книжки и фэнтези-арт. Одну обертку я, правда, сохранил, в столе спрятал. Она осталась от шоколадки, которую мне отец купил. На вкус подарок был так себе, но зато оказался последним, что я получил от папы. Больше никогда ничего мы от него не видели – ни на дни рождения, ни на Новые года. Ни я, ни Сашка. Даже открыток с еловыми лапами или кремовыми тортами.
На желтенькой обертке художник изобразил лохматого мальчонку, вытянувшегося по струнке перед дородным дяденькой в короне и пятнистой мантии, едва помещавшимся на слишком мелком для него троне. На заднем плане были стрельчатые окна средневекового замка, в которые заглядывало голубое небо. Чем дольше я рассматривал странную картинку, тем больше мне казалось, что мальчонка – это я, а на троне сидит отец. Я снова набедокурил, но он обязательно меня простит, хотя, конечно, вначале поругает. Со временем во мне росла уверенность в том, что отец специально выбрал эту шоколадку именно для меня, что в рисунке скрыт символический смысл, доступный только нам двоим. И каждый раз, когда я вместе с небом заглядывал в стрельчатые окна замка, я будто бы говорил с отцом…
Однажды в школе выдался плохой день. Я пришел домой и сунулся в ящик за оберткой. Ее там не было. Перерыв стол вверх дном, я вышел в гостиную и обнаружил Сашку. Высунув кончик языка, братишка старательно переводил картинку через копирку в свой альбомчик с артами… Я его так об стол приложил, что у бедняги руны на лбу отпечатались. На рев проснулся в кресле Гена и приложил уже меня, на сей раз вполне справедливо. Потом Сашка плакал и извинялся, а я нарисовал ему в альбомчик двух сплетшихся хвостами драконов – прямо под вклейкой с цветным ксероксом заветной обертки. Оригинал же был торжественно водружен на общую полку с учебниками. Теперь Сашка тоже мог говорить с отцом, когда хотел.
И вот, годы спустя, я волшебным образом оказался внутри того самого замка раздора, только почему-то сидел на троне, а совсем не детский посетитель уже представлялся, слегка склонив гладко зачесанную голову:
– Габриэль, глава клана.
Один из древнейших! Динеш говорил, самому младшему из них более семисот лет! Я сглотнул, внезапно ощутив, что, наверное, в глазах этого невероятного существа выгляжу, как цыпленок, взобравшийся на насест и возомнивший себя петухом. Впрочем, для своих семисот вампир очень неплохо сохранился.
Как там поучала дракон Женетт? Дарить то, что нужно самим расам? Я встал с трона и сошел по ступенькам вниз, пока мои глаза не оказались на одном уровне с красными зрачками двухметрового стефа.
– Чего бы вы хотели на Новый… – я осекся, кашлянул, и попробовал снова. – То есть что бы вы хотели в подарок?
Смоляные брови вампира дрогнули и поползли вверх – очевидно, такого он не ожидал:
– Ты серьезно?
Я энергично кивнул:
– Потенциальный демиург принимает желания. Чего бы вам хотелось больше всего?
Теперь губы Габриэля повторили маневр бровей, растянувшись в усмешке:
– Дай подумать… – Длинные бледные пальцы погладили подбородок. – Кровь душегубов, убийц моносуществ? И тех, кто осмелился поднять на нас руку?
Я ожидал чего-то подобного и все же не сдержал вздоха:
– Насколько мне известно, погиб только один вампир.
– Многие были ранены, – заметил Габриэль, щуря красные глаза.
– Многие ди-существа были убиты, – ответил я ему в тон.
– Они возродятся в новых телах, – тихо возразил вампир. – Мой брат по крови не возродится никогда, ибо душа его умерла вместе с телом.
Все. Приехали.
– Примите мои соболезнования.
Глава клана кивнул, длинные пальцы снова потерли подбородок:
– Так что насчет подарка?
Что ж, от мешка все-таки не отвертеться. На всякий случай я отвел взгляд от алых зрачков – не хватало еще, чтоб красноглазый меня загипнотизировал, и не докажешь потом ничего…
– Вениамина убили не люди.
Верхняя губа Габриэля дернулась, обнажив клыки, и я поспешил пояснить:
– Точнее, они выглядят как люди, и кровь у них человеческая, но вот души у них так же стары, как у вампиров. Поэтому им и удалось одолеть вашего офицера, ведь у Помнящих огромный боевой опыт…
Глава клана сложил длинные руки на груди. Красные глаза ползали по моему лицу, оставляя щекочущее ощущение, будто мушиные лапки. Наверное, стеф воздействовал на меня ментально, старался узнать, говорю ли я правду. Но мне скрывать было нечего. Наконец, Габриэль тихо проговорил:
– Это нонсенс, нарушение естественного закона, порядка вещей… Зачем бы дракону Женетт понадобилось создавать таких… – вампир поморщился, подбирая слово. – Уродов?
– Она и не создавала, – заверил я. – Тут другой хм… дизайнер постарался. Они у него теперь в личной охране. В чертоге сидят, в первых рядах, видели?
Руки стефа автоматически скользнули на расшитый пояс, не нашли привычного оружия и просто сошлись на пряжке в форме витой змеи.
– Это такие унылые, пустоглазые? – спросил он голосом кота, учуявшего мышиную норку.
Я кивнул.
– И кто из них послал душу Вениамина в бездну?
– Этого я не знаю, – пришлось признаться мне.
– Нон проблемо, – осклабился вампир. – Мы высосем их одного за другим, пока не найдем виновника. С твоего позволения, конечно…
Я вздохнул. А ведь все могло бы быть так просто…
– Извините, но я не торгую кровью своих подданных.
Габриэль почесал длинный подбородок, будто его беспокоила растущая щетина:
– А кто говорит о продаже? Всего лишь маленький подарок, обвязанный красным бантиком…
– Я не дарю того, что мне не принадлежит, – покачал я головой.
Стеф подбоченился и смерил меня каким-то новым взглядом:
– Мой юный друг, умудренный знанием… Скажи, почему ты ничего не сказал об этих извращенных созданиях в своем обращении к конвенту? Почему не обвинил своего оппонента? Ведь если Помнящие, – вампир поморщился, произнося это слово, будто оно имело бурый цвет и соответствующий вкус, – служат Ноалу, то он или покрывает убийц, или… – Габриэль сделал многозначительную паузу.
Я пожал плечами:
– Это скользкий тип. Все равно бы вывернулся. А я уже и так себя дескреде… дискриди… Короче, сел в лужу.
– А жаль. – Стеф щелкнул по рукаву серого кителя, смахивая невидимую пылинку. – Думаю, ты мог бы стать неплохим демиургом – Он повернулся ко мне спиной, демонстрируя косу, такую длинную, что кончик ее был заткнут за пояс.
– Постойте! А как же подарок?
Габриэль замер, но головы не повернул:
– Боюсь, тебе нечего мне предложить.
Я заволновался, но зубы стиснул – и вперед. Ничего, Сашку тоже пришлось из-под журнального столика за шкирку выволакивать, когда мамка Деда Мороза на дом вызвала.
– Вы уверены? Нельзя же отказываться от дареного, даже не развернув!
Семисотлетний глава клана хмыкнул, но все-таки повернулся в пол-оборота, покосился на меня красным глазом:
– Ну, развернуть, пожалуй, можно…
Я спустился на три последние ступеньки, задрал голову и сунул вампиру руку под нос.
– Вот.
Тот посмотрел на мою пустую ладошку, повернул ее тыльной стороной вверх… Я зажмурился.
– Хм, ты когда руки мыл? Да и ногти бы постричь не мешало, чернющие…
Я так удивился, что глаза сами распахнулись одновременно со ртом. Вот уж не думал, что кровососы так брезгливы! Вроде когда на ярмарке мной закусить собирались, никого гигиена не беспокоила, хотя в тот раз я был гораздо грязнее. Впрочем, и «Зюльфиара» не Габриэлю чета, этот, небось, из берилловых кубков пьет…
– Уж извините, – огрызнулся я, – знал бы утром, кто меня вечером укусит, в ручье бы помылся…
Тут уже рот раскрыл вампир:
– Ты что же предлагаешь… мне – себя?..
Я бесшабашно кивнул:
– Угу. Тяпнуть, хряпнуть, попробовать… Как это у вас там называется? В разумных пределах, конечно.
Рука у меня начала затекать от неудобного положения, и я потряс ею под носом у вампира:
– Так что?
Габриэль захлопнул рот, чтоб не текли слюни:
– Ты осознаешь последствия?
– Ну, слышал о магии крови, – я состроил умную рожу. – Слышал и о благородстве стеф-вампиров, о клановой чести, о борьбе кланов за верхние места в иерархии… Я уверен, что вы не воспользуетесь подарком в личных целях. А чтобы оспорить первенство клана Стефана, того факта, что глава клана Габриэля смешал свою кровь с демиургом, будет достаточно.
Глаза вампира сверкнули алым:
– Может, и так. Но не рассчитывай, что я не воспользуюсь своей властью, если ты попытаешься защищать душегубов!
– А я и не рассчитываю. Моно-существа не должны умирать так, как погиб Вениамин. Но и люди достойны лучшего удела, чем быть пищей для вампиров. Виновные будут разоблачены и наказаны, но на этом все кончится. Залогом тому – мой дар.
Я посмотрел прямо в алые глаза, ставшие на мгновение задумчивыми. Потом веки дрогнули и опустились. Габриэль начал закатывать рукав моей куртки.
– Не волнуйся, больно не будет. Наша слюна нейтрализует нервные окончания.
– Это вроде заморозки? Как у зубного? – хихикнул я, пытаясь скрыть нервную дрожь в голосе.
– Нет. Холода ты не почувствуешь, скорее тепло, приятное тепло…
Гладко зачесанная черная голова склонилась над моим запястьем, и я поплыл. Ощущение длилось не больше секунды – наверное, стеф слизнул всего несколько капель. Когда он прервался, я чуть не попросил взять еще – так это было здорово. Почти как в тот раз, когда мне в больнице всадили морфий. Умом я понимал, что это действует магия стефов, но с организмом спорить сложно.
Габриэль выпрямился. Лицо его не изменилось, только на высоких скулах проступил румянец. Я потянул к себе руку с голубоватой отметиной, но стеф не отпускал.
– Подожди, я хочу дать тебе что-то взамен.
Не успел я возразить, как он снова склонился к ранке, но вместо того, чтобы лизнуть ее, всадил клыки в вену на собственной руке. Брызнула темная жидкость, я охнул, а вампир прижал свое запястье к моему. На этот раз приятно вовсе не было. Наоборот – кожу жгло, как в огне, а потом это пламя поползло внутрь и вверх, будто мне прямо в вену вкололи спирт. Я позорно заорал, забился. Мир схлопнулся шоколадным фантиком, я стал плоским и нарисованным, уже не мог стоять вертикально и упал в альбом, нисколечко не ударившись, – ведь нарисованным драконам не бывает больно…
– Лиан!
Меня легонько хлопали по щекам, отчего голова моталась слева направо и снова налево, а в поле зрения попадали то алые вымпелы, то голубое небо.
– Лиан, ну же! Скоро придет следующий посетитель, а ты тут прохлаждаешься…
– Что… вы… со мной сделали? – прохрипел я, уворачиваясь от длинной бледной ладони.
– Дал тебе немного вампирской крови, – усмехнулся тонкими губами стеф и поднялся с колен.
Я обнаружил, что развалился на троне, как в кресле перед телевизором. Как я сюда попал, память умалчивала.
– Вы же сказали, мне будет приятно! – обиженно буркнул я, кое-как усаживаясь поровнее.
– За все хорошее надо платить, – сверкнул клыками садист-кровосос.
Я попытался пнуть его в коленку, но по вялости промахнулся, сполз с плюшевого сиденья и чуть не грохнулся на пол.
– Ах ты, лещ хреностойкий…
Тут взгляд мой упал на руку с закатанным рукавом, и продолжение эмоциональной тирады мгновенно забылось. Ни ранки, ни синяка не было и следа. Будто и не кусал никто.
– Вот видишь, – улыбнулся Габриэль. – Магия уже действует. Заживает, как на вампире.
Я поднял на него хмурую морду:
– А с чего это вы такой щедрый стали?
Стеф вздохнул, поправляя манжет безукоризненно сидящего кителя:
– Хочется, чтоб ты прожил подольше, дорогой брат. А то от мертвого тебя толку мне будет мало – обесценится подарочек-то.
Красный глаз подмигнул мне, каблуки застучали по алмазному паркету, и я снова остался один. Ну вот. Уже и с вампиром побрататься успел. Куда вы катитесь, господин демиург? Я уселся повыше на подушке и прислушался к ощущениям в теле. Очень хотелось – но не крови, а пива. Вот только подобной роскоши работа моя, похоже, не предусматривала. В тронном зале уже появился следующий посетитель…
30
– Анамун, князь, – скромно представился невысокий хаг, брови которого были вплетены в замысловатую голубую прическу.
Одежда на нем тоже была замысловатая – со складочками, кружавчиками и рюшечками безумных попугайских цветов. В такой не только не размахнешься, но и руку вряд ли выше рта поднимешь – под мышками треснет. Впрочем, князю выше рта и не надо. Судя по комплекции Анамуна, именно это движение – от тарелки к губам – и совершал хаг чаще всего.
– Очень приятно, – решил быть вежливым я. – Что желаете в подарок?
Этого посетителя вопрос совершенно не смутил:
– Безналогового проезда по всей Рокханской империи для всех наших торговцев.
Я несколько не ожидал такого напора от толстячка:
– А-а… э-э… обычно за проезд надо платить? – признался я в своем невежестве.
Анамун глянул на меня с жалостью, как на слабоумного, вздохнул и принялся перечислять, обстоятельно загибая пальцы:
– За мосты платить надо? Надо. За ввоз товара в город? А как же иначе. За проезд по столичному тракту? Плати или тащись в объезд по Дрязженке, да через Чащежуть, а там разбойников, как грибов…
– Я понял, понял, – махнул я рукой. – И что же, все облагаются налогом или только хаги?
– Все, все, – закивал Анамун. – Но наши торговцы странствуют больше остальных, вот и выходит в общем масштабе накладно. Так не могли бы вы, Ваше Драконство, поспособствовать…
Я сделал мучительное усилие, чтобы подавить рвущийся наружу смешок и замаскировать его кашлем. Ваше Драконство! Ох, боженьки…
– Кхе-кхе, боюсь, если ваше желание исполнится, это будет означать монополию на торговлю для хагов.
– И что же в этом плохого? – расплылся князь в невинной улыбке. – Всем известно, что наши товары – лучшие на рынке.
– Не сомневаюсь, – пробормотал я, чувствуя себя припертым к стенке.
Сиденье трона вдруг показалось мне жестким и неудобным, несмотря на плюш обивки. В задницу что-то больно впилось – то ли начинающийся профессиональный геморрой, то ли налоговый вопрос. Я потихоньку заерзал, пытаясь облегчить ее участь, и вытащил из-под себя полу Вовкиной куртки. Так вот что меня истязало! В кармане прощупывались маленькие твердые округлости.
– Не хотите? – я сунул хагу чуть подтаявший леденец в мятой бумажке. – С клубничным вкусом. – И сам тут же бросил похожую конфетку в рот, ананасовую.
Князь с интересом крутил в руках незнакомый предмет, подозрительно принюхиваясь.
– Попробуйте, – предложил я, катая сладкий шарик на языке. – Отлично повышает сахар в крови.
Собственно, именно по этой причине леденчики и оказались в кармане, без пыли и шума переместившись туда из вазочки с прилавка теть Зины, школьной буфетчицы. Жрать мне хотелось постоянно, но не всегда было известно, когда мне удастся это сделать в следующий раз. Обнаружив мою слабость, Гена сделал продовольствие главным оружием в идущей между нами холодной войне…
Сообразив, наконец, как развернуть фантик, Анамун осторожно положил конфетку в рот. И тут же зажмурился от удовольствия:
– М-м-м, амброзия богов! – причмокивая, сообщил толстячок. – Небесные слезы!
Чмокнув в последний раз, князь распахнул глазки, сверкнувшие из-под синих бровей блеском кассового аппарата:
– Что это? Из чего оно сделано?
Последний вопрос меня несколько смутил:
– Ну, леденцы делают из сахара…
– А что такое сахар? – бойко поинтересовался Анамун.
Казалось, я слышу, как в голове у него щелкают маленькие костяные счеты.
Следующие минут десять прошли в разговорах о тростнике, свекле и технологии производства сахарозаменителей. Ощущение у меня было, что сдаю экзамен по химии и стремительно проваливаюсь, демонстрируя невежество невиданной еще глубины. Наконец, хаг сжалился и спросил, во что завернута так восхитившая его конфетка. От дальнейшего позора меня спасли фер-ди, явившиеся, чтобы напомнить посетителю о конце аудиенции.
Я торопливо сунул в липкую ладонь хага две последние конфетки, и мы распрощались, довольные друг другом. Почему-то я был уверен, что вскоре ассортимент местных кондитерских пополнится новинками вроде «Нектара демиурга» и «Даров дракона»…
Очень хотелось поинтересоваться у собакоголовых церемониймейстеров, не полагается ли мне перекур, но я не успел – фер-ди уже ввели в тронный зал следующего дарополучателя. При виде вампов меня всегда брала некая оторопь – уж очень были они буйно-фиолетовые. А этот к тому же так щурил на меня кошачьи глаза, будто я был уже открытой баночкой «Вискаса».
– Улиайкис Кукхин Чинг Ло.
Я огляделся было в поисках стакана воды, но вовремя сообразил, что посетитель не подавился, просто имя у него такое.
– Чего желаете, господин… Ло? – в памяти у меня засел только последний слог. – Какой подарок хотелось бы получить вампам?
Фиолетовый и вовсе зажмурился, будто я ему за ухом почесал:
– Ах, наш народ маленький, нам много не надо. Понимаете, мы любим жить уединенно, наши тонкие души цветут в покое, мы укрываем их от ветра и никого не трогаем, нет, никого, если нас, конечно, не тревожат. Уже бессчетное количество раз мы говорили им об этом, но, видите ли, люди не понимают слов, и все лезут и лезут через перевал, будто им у себя не сидится, а если с ними что-то случается, от непогоды или по собственному недосмотру, то в этом, конечно, вампы виноваты…
В таком роде вампир продолжал еще довольно долго – я успел сосчитать все кольца на его восьми пальцах, сережки в ушах, в носу, звенья в его золотом ожерелье… Все это время я кивал с серьезной мордой, изображая внимание, пока, наконец, мой подбородок не стукнулся о грудь так, что клацнули зубы.
– А? Э-э… Мы дошли до сути? – спохватился я, тараща сонные глаза.
– Я все это время говорил по сути, – оскорбился вамп. Сережки в узких мочках печально звякнули.
– Конечно-конечно, – смутился я. – Чем же демиург может вам помочь?
Господин Ло вздернул подбородок и ткнул в меня пальцем, так густо усаженным перстнями, что наружу торчал только острый черный коготь:
Читать бесплатно другие книги:
