Мир в хорошие руки Русуберг Татьяна
– Прости, но я не смогу вернуть тебя домой. Волчок у Ноала.
Я видел, как тень недавней улыбки медленно выцветала с не по-осеннему загорелого лица, как залегла морщинка между густых бровей:
– Ноал… Это тот урод, что чуть не отправил нас к Дрокке? Твой конкурент?
М-дя, Ла Керт в гнезде не терял времени даром.
– У вампира, видать, язык, как помело, – проворчал я. – Интересно, а он успел поведать, что я в демиурги не гожусь? Меч в руках держать не умею, магией не владею, даже Торбук меня слушается с грехом пополам…
– Торбук?! – подбородок Машуры хлопнулся бы на грудь, да обмотанные вокруг шеи колготки помешали. – Кинжал, выкованный из межмировой грани?! Он у тебя?!
– Ты что, дура, да? – огрызнулся я. – Говорю же, мне пришлось отдать волчок Ноалу. Лоханулся я, конечно, по крупному, но ведь этот задрот убедил…
– Ты отдал Ноалу Торбук? То есть волчок… то есть… – Девушка задохнулась, не находя слов, и пошла на меня, сжав кулачки и яростно раздувая ноздри. Признаться, в гневе она очень напоминала своего братишку. – Ты сбрендил? Да как ты мог?! Ты вообще понимаешь, что натворил?!
– А ты понимаешь?! – заорал я. – Может в твоей тупой средневековой башке зародиться мысль, что все это из-за тебя? Если бы ты не отправилась на жопу приключений искать с утра пораньше, то Ноал не смог бы меня шантажировать! А теперь все кончено! Для тебя, для меня, для мира Оси… Из-за одной такой козы в тапках – кончено!
В лице Машуры что-то изменилось: спряталось и ушло в себя, как моллюск в раковину. Я понял, что ляпнул лишнего. Злой на себя и на весь мир, развернулся и пнул притулившуюся у ларька переполненную урну. Железная бандура с грохотом опрокинулась и вывалила вонючее содержимое на асфальт. Крашеная в сиреневый цвет а-ля Ла Керт продавщица высунулась в дверь и завизжала на децибелах, объясняющих происхождение трещины в станционных часах:
– Это что же вы тут вытворяете, хулиганы! Каждый божий день мне помойку переворачивают. Милиция! Мили-и-и…
Вот это был уже полный гондурас. Менты, докурившие папироски, так и искали, чем бы развеять скуку, и бодро порысили на клич «мальвины». Я схватил за руку сопротивляющуюся Машуру и поволок вдоль платформы. Если бы девчонка оказывала содействие, мы бы в два счета оставили страдавших одышкой вертухаев позади. Но мой прицеп дулся и тормозил, так что пришлось срочно задействовать план Б.
Двери электрички уже попытались пару раз закрыться, но какой-то мужичок все никак не мог втиснуть на площадку велосипед. Доисторическое чудовище раскорячилось в проходе и, несмотря на ругань пассажиров и рывки тщедушного хозяина, не желало продвигаться ни на миллиметр. Со всего ходу я наддал по заднему колесу. В тамбуре взвизгнули, грязно ругнулись, звонок монстра жалобно мякнул. Я воткнул Машуру между чьими-то рюкзаками, ухватил велик за раму и врулил прямо между ног толстухи в розовых лосинах. Двери вагона с шипением закрылись прямо перед красными мордами ментов.
– Вот спасибо вам, молодой человек, – залепетал мужичок, оказавшийся интеллигентом.
– Какое спасибо, – наехала на беднягу бюстом толстуха, – вы гляньте, что с моими новыми леггинсами! А грязь, между прочим, с вашего…
Я не стал дослушивать перепалку и начал решительно проталкиваться внутрь вагона. Машура, видимо, осознав, что вот-вот останется наедине с воняющими потом и отнюдь не дружелюбными иновселенянами, засобиралась следом. Билетов у нас не было, поэтому я постарался выбрать позицию, с которой проход просматривался с обоих концов – на случай контролеров. Машура покачивалась через двух пассажиров и сумку с пуделем от меня, глядя в окно и усиленно делая вид, что не имеет со мной, презренным, ничего общего. Пусть! До Питера это ей еще успеет надоесть. В конце концов, у меня тоже есть право вытащить на свет любимые страдания-обиды и пересмотреть их, попутно жалея себя.
Этим я и занимался, пока поезд не застучал колесами по мосту через Лугу. В мутном от грязи окне блеснула бурая вода, густой ивняк с черной проплешиной, закопченные развалины… Я вытянул шею, но последний пролет моста уже пронесся мимо, и за стеклом снова поползли унылые поля.
– Э-э, извините, а что, толмачевская водокачка сгорела? – обратился я к сухонькому старичку, с интересом наблюдавшему за возней пуделя в сумке.
– Сожалею, но ничем не могу вам помочь, молодой человек, – улыбнулся беззубым ртом старикан, – я не местный.
– Сгорела-сгорела, – донеслось брюзгливо от окна, – уже года два назад. Вот такие вот обормоты курили, да окурок и бросили!
Ничего себе ириска! Я знал, что Ноал и без Торбука был в этом мире на многое способен, вспомнить хотя бы бладхаундов. Но все-таки целехонькая водокачка с Черноиваном – это уже не просто визуалы, это уже прям какая-то 3D-графика получается…
На этом интересном месте кто-то поскреб меня за рукав.
– Лиан, а… куда мы едем? – Голос у Машуры был виноватый, она смотрела на меня глазами не выгулянного спаниеля.
– В Питер, – буркнул я, отводя взгляд. Чуть подумал и пояснил: – В большой город.
– Это там ты встретил, – она оглянулась по сторонам и прошипела мне в шею, – дракона Женетт?
Я проворчал что-то нечленораздельное, надеясь положить этим конец разговору. Но не тут-то было:
– Лиан, скажи, а ты Ноалу волчок отдал потому, что хотел, – хватка цепких пальчиков на моем рукаве усилилась, – меня спасти?
Я не удостоил чудо в тапках ответом.
– Нет, ну правда, ты думал, что я попала к нему в лапы? И поэтому рискнул всем?
– Что ты хочешь услышать? Что я остолоп? Теперь довольна? Может, оставишь меня в покое?!
Электричка затормозила на подходе к станции, и я тяжело плюхнулся на освободившееся сиденье. Примостившись на лавке напротив, Машура уставилась на меня влажными глазами:
– Ой, Лианчик, ну прости меня, а? Пожалуйста. Я была такой дурой! Я же ведь не знала…
Между нами протолкались чьи-то ноги, набитая картошкой авоська на миллиметр разминулась с моим носом.
– Понимаешь, я вышла в сад, а там зверь, – поспешила продолжить спутница, переждав авоську. – Я думала, поймаю его, зажарим… Только он пронырливый оказался, и я заблудилась. Там все дома такие похожие… А потом я нашла ларек…
В голове у меня забрезжила догадка:
– Погоди-погоди, какой зверь?
Машура смешно наморщила носик:
– Ну, я не знаю. Белый такой, пушистый, с черными пятнами, – и она изобразила руками подобие крупного батона.
– Кот, что ли? – подозрительно уставился я на девушку.
– Наверное, – пожала та плечами. – Да какая разница? Все равно я дура самонадеянная…
Вот правду говорят, в любой ситуации можно найти светлую сторону. Ведь удайся Машуре поимка «зверя», и не избежать мне угощения кошачьими котлетами. Хотя, может, котлетки-то из Ноала были бы?
– Маш, запомни две вещи, хорошо? – поймав заинтересованные взгляды соседей по «купе», уже некоторое время прислушивавшихся к разговору, я попробовал перейти на язык Среднего мира. К моему удивлению, это с легкостью получилось. – Во-первых, кошек у нас не едят. Во всяком случае, без крайней необходимости. Во-вторых, демиург хренов нас обоих развел, как детей малых. Так что давай не будем выяснять, кто виноватее, и подумаем, как быть дальше.
– Это и была крайняя… – насупилась девушка, но тут же просияла. – Значит, ты на меня больше не сердишься?
– Был бы с этого толк! – Бурчание в животе завершило утверждение восклицательным знаком. – Слушай, а у тебя пирожка там еще не осталось?
Пока я уминал последний из добытых Машурой шедевров толмачевской кулинарии, охотница на котов заваливала меня вопросами о… да, в общем, обо всем, на что падал ее взгляд. Кто управляет электричкой? Что такое электричество? Можно ли на нем летать? Как делают пирожки? Откуда берется капуста? Почему нельзя питаться кошками, а пирожками – можно? Девушка напротив через проход – вампир? А почему тогда у нее такие черные когти?
Пришлось основательно перетрясти свои познания в области физики, сельского хозяйства и секретов национальной кухни, переходя на русский, когда в рокханском не находилось подходящих слов. Обсудили мы и тему нашего неожиданного полиглотства – правда, пирожок к тому времени давно уже был уничтожен. Почти не споря, сошлись на том, что полеты между вселенными каким-то образом наделяют путешественников знанием языка мира назначения, хотя и родная речь при этом не забывается. В качестве эксперимента я поинтересовался:
– Do you think you can live in this world? I mean, if we never get you back?
Машура чуть призадумалась и вдруг выдала с американским акцентом:
– I think, I can live anywhere, if only I am sure, that my home world as I know it is still there.
– Жесть! – Я подпрыгнул на скамейке, на меня зашикали, и я спросил уже более спокойно. – А по-китайски тоже можешь?
– Оу джень шагуа! – заявила девушка и пнула меня тапком. – Давай лучше думать, как разыскать дракона Женетт!
– А зачем Женетт? – не понял я. – Волчка-то у нас все равно нету.
– Вот шагуа ты и есть, – тряхнула растрепанной шевелюрой Машура. – Да она единственная, кто может нам помочь!
– С чего ты взяла? – Я переждал очередной отлив пассажиров и пересел на лавочку рядом с моей спутницей – так ей пинаться не с руки будет, точнее, не с ноги. – Может, Ла Керт забыл тебе рассказать, что госпожа ваша Средний мир от скуки бросила? И Торбук всучила первому встречному, чтобы от проблем избавиться?
– Ты не понимаешь! – Упрямица с жаром дернула концы колготочного шарфа. – Женетт тебя выбрала, потому что считала, что ты справишься с задачей лучше нее. Конечно, она поможет, как только узнает, что случилось!
Святая простота! Ну вот что тут скажешь?
– Допустим, – согласился я, просто чтоб не слышать больше про мое «избранничество», – мы найдем драконицу. Допустим даже, она захочет спасти наши задницы. Но что Женетт может сделать без Торбука? Это в Среднем мире она хозяйка, а тут кто? Туристка?
Энтузиазма у Машуры чуть поубавилось, но сдаваться она не собиралась:
– А ты что предлагаешь? Плюнуть на все? Умыть руки? Ах да, конечно, чего суетиться. Ты-то дома скоро будешь, с мамочкой-папочкой. Тебе до чужого мира – как до пропеллера. Пусть там хоть трава…
Разозлиться по-настоящему я не успел. В двери тамбура протиснулись контролеры – здоровый бугай и каланча. Народ полез в карманы за билетами, какой-то студентик метнулся по проходу – видно, тоже зайцем ехал.
– Маш, смотри! – я пихнул разошедшуюся соседку в бок и сделал круглые глаза. – Дракон Женетт!
– Где? Где? – Машура чуть из халата не выпрыгнула.
– Там! – ткнул я пальцем в свободный от контролеров конец вагона и снялся с места. Создание Женетт помчалось впереди меня, ввинчиваясь между пассажирами с ловкостью штопора. Я постарался припомнить, какая станция следующая. Выходило, что «Аэропорт», но до нее еще надо было доехать. Хотя, если контры зашли только с одного конца, то оставался шанс отсидеться в хвосте…
– Ты, жид пархатый, будешь платить или выходить?! – донеслось прямо по курсу.
Мля, вот и попался студентик! Отборный мат и жалобные попытки жертвы восстановить справедливость подтвердили верность моего предположения: вторая пара контролеров прочесывала состав с хвоста. А в середине застряли я и Машура, все еще тщетно выглядывающая госпожу – вот непруха!
– Лиан, что там происходит?
Бедлам, наконец, привлек внимание иновселенянки, вставшей на цыпочки, чтобы рассмотреть источник шума. Я дернул ее за рукав – нечего зря маячить:
– Ничего. Я ошибся, это не Женетт была. Пора на выход – наша следующая.
На платформу мы вывалились без шума и пыли. Студентик выскочил из соседней двери, придерживаясь за подбитый глаз. Двери закрылись, контры поехали дальше.
– Все, Маш, приехали. Теперь лучше на метро.
Но Машура не отвечала. Разведя руки, будто собиралась взлететь, девушка застыла, задрав голову к серому, выстиранному дождями небу. Там, глухо рокоча и помигивая огнями, заходил на посадку самолет.
19
Дождь барабанил по пластиковому козырьку остановки с упорством почтальона, пытающегося доставить заказное письмо. Если бы оно предназначалось мне, в нем бы наверняка стояло: «Можешь сидеть до второго пришествия, удод. Она не придет. С приветом, Бог Погоды». Но для того чтобы убедить Машуру в этой очевидной истине, надо было вскрыть конверт и сунуть сообщение свыше под ее посиневший нос. Упрямица, похоже, скорее согласилась бы замерзнуть насмерть, чем покинуть свой сторожевой пост, так и не встретив дракона Женетт.
Вот уже третий час мы куковали в судьбоносной пластиковой ракушке под мигающим фонарем, сканируя автобусных пассажиров на предмет шляп и палатко-плащей. И того, и другого по случаю отстойной погоды было предостаточно, но каждый раз их носители оказывались бесцветными обывателями, достойными разве что титула совка.
– А у в-вас что, всегда так х-холодно? – Несчастная Машура скорчилась на лавочке, кутаясь в полы дождевика. С кончика носа свесилась крупная капля. Не дождевая.
– Это называется осень, – пробормотал я, провожая глазами тяжело отваливавшую от поребрика «семерку». Чей-то зажатый дверями зонт торчал, как укоризненно воздетый к небу черный палец. – Может, пойдем?
Девчонка только тряхнула мокрыми, облепившими щеки волосами. Передо мной встала сложная дилемма: с одной стороны, мне, как настоящему и единственному на опустевшей остановке мужчине, вроде полагалось предложить девушке свой ватник, с другой стороны, дубак был жуткий, и без ватника начну мерзнуть я. Может, если его не давать, Машура оставит-таки свою бредовую затею?
– Слушай, с чего ты вообще взяла, что Женетт припрется именно сюда? Если она действительно захочет нам помочь, то отыщет нас и в местечке потеплее.
Девчонка взглянула на меня, как на слабоумного:
– А как госпожа узнает, что нам нужна помощь, а? Нет уж, ты встретил ее тут в прошлый раз, значит, она может появиться еще. Может, она все время на автобусе ездит.
– Ага, – фыркнул я, – и на Землю она переселилась от тоски по общественному транспорту.
Машура притворилась глухой и принялась с показным интересом рассматривать рекламный плакат, сменивший голую тетку из Анталии. Вместо целого тела во тьме теперь сверкала одинокая задница, снабженная надписью «Твои любимые пельмешки». Но от меня так просто было не отделаться:
– По-моему, Маш, до тебя еще не доперло, где мы оказались.
Презрительное молчание.
– Так вот, к твоему сведению, сидим мы с тобой глубоко в… – я сглотнул лезущее на язык грубое слово, – э-э… между пельмешками!
– Возможно, – вздернула дрожащий подбородок Машура, – но вот мой папа говорит, что из любой ситуации можно найти выход.
– Может, в мире Оси оно и так. – Я пнул смятую пачку «Мальборо». Она вылетела под дождь, поток грязной воды подхватил яркую бумажку и потащил к ближайшему стоку. – А вот у нас действует другое правило. «Из любой жопы есть выход – идите на свет в конце туннеля». И лохи идут. А знаешь, что там?
– Что? – сверкнуло на меня глазами чудо в тапках.
– Унитаз!
Машура фыркнула и отвернулась туда, где служба 01 убеждала граждан при пожаре отправлять СМС с текстом «pojar» на номер 4242. Более идиотской рекламы я еще не видел.
– Лиан, – вдруг окликнула меня спутница, позабыв, что ей полагается дуться, – а что такое «сымысы»?
Я объяснил, хотя без мобильника это оказалось нелегко: моя старенькая «Нокия» уже месяц валялась дома по причине отсутствия средств на счете. Который раз за день я почувствовал себя каналом «Дискавери» в плохом русском переводе. Чувство было смешанным: внезапно я осознал, как мало понимаю свой родной мир, и как мало задумываюсь о том, что делает возможным существование привычных вещей. Что я буду делать, когда любопытная Варвара спросит об устройстве девайсов посложнее, вроде компьютера или айпода?
От гастронома под гордой вывеской «Круглосуточный супермаркет» раздались девчачье хихиканье и пьяные голоса. Я обернулся, но тут же дернулся обратно и ссутулился на скамейке, стараясь втянуть голову в плечи. Поздно – нас заметили.
– Эй, чмошники! Из какой деревни приехали?
А я-то надеялся, что занудный дождь, распугавший даже алкашей у точки, удержит девятый «Б» дома. Но мне сегодня явно не везло – у тусовки кончилась выпивка. За ней послали самых заменимых – Промокашку-Макаева и Петюнчика. Янку Шпонову то ли дали героям в нагрузку, то ли сама приклеилась. Судя по беспричинному хихиканью, Шпонка уже дошла до кондиции:
– Да они с хутора Блудилово! – известила она заплетающимся языком.
– Не Блудилово, а Бл…дилово, – поправил Петюнчик, радостно гыкая.
Троица дружно заржала. Машура под козырьком навострила уши и поинтересовалась во весь голос:
– Лиан, это они про нас? А что такое «чмошники»?
– Хорошие люди, – пробормотал я. – Ты потише, ладно?
Но ее уже услышали.
– Халло, да это же Повелитель обезьян! – торжествующе завопил Промокашка. – Тарзан чокнутый!
– Из Блудилово, – добавила Янка и снова хихикнула.
– Блудный, значит, – глубокомысленно подытожил Петюнчик.
Прикидываться ветошью дальше смысла не было. Напрасно я таскал завороженную Машуру вокруг аэропорта, оттягивая визит на остановку до темноты. Все равно засветился. Шпонова уж точно растреплет завтра обо всем в школе.
– Эй, Левцов, а чё это за колхозница с тобой? – сменил в это время тему Маканов. – Подружка твоя?
– Доярка, – предположил Петюнчик. – А мы-то думали, ты болеешь, Левцов.
– А он не болеет, он доит! – Шпонову от веселья перегнуло пополам. Она бы повалилась на колени, если б не повисла на руках у Промокашки.
– Идем отсюда, – я дернул Машуру за рукав.
– Куда? – Саттардка не двинулась с места, пожирая мрачным взглядом трио у гастронома. Это не предвещало ничего хорошего.
– Ко мне домой, – решился я наконец.
Машура вскинула на меня посветлевший взгляд:
– К тебе? Ты познакомишь меня со своей семьей?
Я кивнул – это было неизбежным злом. «Колхозница» вспорхнула со скамейки, чуть не потеряв тапки:
– Это далеко?
– Не, совсем рядом.
От гастронома засвистели:
– Да это не доярка, это бомжиха! Давно бомжуем, Левцов?
– Эй, коза в тапках! Где такой шарфик стремный достала?
В другое время я бы давно пересчитал острякам зубы, невзирая на то, что Петюнчик если не самый высокий, то самый широкий в классе. Но в масштабе наших с Машурой проблем стеб одноклассников мне был – что бездомному кобелю блошиный укус.
Я зашагал в мокрую темноту. Моя спутница зашлепала по лужам рядом. Кроличьи уши на обувке уныло обвисли, отяжелев от воды. Еще немного, и подошвы совсем отвалятся. Но Машура не жаловалась, хотя ноги у нее, наверное, давно превратились в лягушачьи лапы. Трио гондонов и щелки за нами не последовало – выпивка была важнее. Когда мы свернули за угол магазина, «бомжиха» спросила:
– А кто это был? Твои знакомые?
– Да так… Зоопарк на выгуле. Не бери в голову.
– А я и не беру, – заверила меня Машура. И после короткого колебания добавила: – Знаешь, а я думала, ты меня стыдишься. Поэтому и домой к себе не приглашаешь. Извини, я ошиблась.
Я только пожал плечами:
– С кем не бывает.
В лифте, который для разнообразия работал, у Машуры чуть припадок не случился – думала, что «шкаф» взлетел. Ей очень хотелось понажимать на разные кнопки, но я уговорил отложить это увлекательное дело на потом. Долго вытирал ноги перед знакомой обитой черной клеенкой дверью с номером 41. В голове крепко сидела Генина угроза: все-таки я отсутствовал не одну ночь, а целых три. По крайней мере, если газеты в киоске на Ленинском были сегодняшние.
Я покосился на Машуру, напоминавшую несчастного котенка после купания, и решительно надавил на звонок. Было уже часов десять, если не больше, так что прошло некоторое время, прежде чем за дверью загремела цепочка, и послышалось мамино боязливое:
– Кто там?
– Я, – бодро возвестил я.
По ту сторону клеенки охнули, защелкали замками. Я ободряюще подмигнул Машуре. Двойные двери распахнулись, и мать буквально упала мне на грудь:
– Лианушка!
Если заемный ватник еще не промок насквозь от дождя, то теперь дело довершили мамины слезы. Хоть я и ожидал чего-то подобного, ситуация смутила меня неимоверно. Хотелось то ли грязно выругаться, то ли разреветься самому. В итоге я чуть отстранил мать и буркнул чужим хриплым голосом:
– Знакомься, мам. Это Маша.
Машура сделала книксен на площадке, послушно отзываясь на заранее оговоренное кодовое имя. Она пунктуально следовала моему совету держать язык за зубами и позволить мне вести переговоры.
– Здравствуй, Машенька, – с усилием улыбнулась мама, украдкой утирая влажные глаза. – Ты к нам в гости? Не поздновато ли?
– Она у нас ночевать будет, – заявил я, протискиваясь в коридор и таща Машуру за собой.
– А родители-то, – растерялась мать, – родители ее согласны?
– Они возражать не будут, – успокоил я, разматывая с шеи гостьи колготки.
– Зато я – буду! – в дверях гостиной возник Гена, грузный и мрачный, как Каменный гость. – Мало того что сам шлялся неделю незнамо где, а теперь явился на все готовенькое, так еще шалаву свою с собой привел! Это ж надо наглость иметь…
На «шалаве» меня закоротило.
– Слова свои обратно возьмите, – процедил я сквозь зубы, подступая к отчиму. Картинка перед глазами странно выцвела до черно-белой литографии, только Генина кровью налитая ряшка плавала в середине, будто последний оставшийся в банке маринованный помидор. – Маша – хорошая девушка и вам ничего не сделала. Извинитесь.
На мгновение отчим оторопел. Наконец, извилины в проспиртованных мозгах зашевелились, и морда под ними из просто красной стала пунцовой:
– Да как ты… Чтобы я… Перед этой суч…
Был только один способ заткнуть Генино дерьмо обратно в глотку. Мой тщательно сложенный кулак с размаху погрузился в пивное пузо. Отчим хыкнул и ткнулся вперед, заплывшие глазки вылезли из орбит. Мать ахнула и бросилась между нами, но разнимать никого не требовалось. Жизнь научила меня просчитывать события на несколько ходов вперед, и сейчас я стремительно перешел к плану Б. Проскользнув мимо хрипящего Гены, я рванул в свою комнату. Сашка в пижаме застыл, разинув рот, на полпути от постели – видно, спал бедняга, да шум его разбудил.
– Лиан, ты?
– Нет, дружелюбное привидение, – бросил я, ныряя между столом и батареей.
За радиатором у меня давно была спрятана заначка на черный день. Похоже, этот день как раз наступил.
– Ложись, – велел я брату, засовывая скрученные трубочкой бумажки за пазуху.
– А ты… разве не останешься? – тоскливо протянул Сашка, круглыми глазами наблюдая, как я роюсь в ящиках стола.
– Не могу, – я вырвал листок из отыскавшейся тетради и отправил его вслед за деньгами.
Распахнувшаяся дверь грохнула в стену с такой силой, что чуть не вылетело матовое стекло. У Гены разве что дым из ноздрей не шел. Он попер на меня, как бык на матадора. Только одно стояло на его пути – Сашка. Страх за брата бросил меня вперед. Опоздал я на долю секунды. Оплеуха отчима вмяла мальчишку в книжные полки. Он рухнул на пол, увлекая за собой томики Пушкина. Мой череп с разгона вошел в уже помятое брюхо, вгоняя кишки Гене в позвоночник. Мы оба грохнулись на пол. Корчась от боли и хрипя, Гена ухватил меня за горло.
Кислород перекрыло, кровь барабанами застучала в ушах, перед глазами завертелись черные мухи. Я задергался, как насаженный на крючок червяк, инстинктивно зашарил по полу. Пальцы наткнулись на книгу в твердом переплете. Ухватив ее за корешок, я со всей дури обрушил томик на морду отчима. Еще и еще раз. Гена взвыл, брызнула кровь, лапищи на моем горле разжались. Видно, острые углы книги попали в уязвимое место.
Я глянул на Сашку, поднимавшегося по стеночке.
– Беги, Лиан! Беги! – прошептал он белыми губами.
Я взял ноги в руки. Мимо матери. Подхватил съежившуюся в коридоре Машуру, чуть из тапок не выдернул, и – на лестницу.
– Да я тебя упеку, щенок! Всю жизнь по колониям будешь…
Захлопнул черную дверь. Мимо лифта. Вниз по ступенькам с Машурой, теряющей тапки в темных пролетах…
Потом мы шли молча до самого Ленинского. Дождь перестал. Яркие витрины универмага и фонари отражались в лужах и так сияли на мокром асфальте, что казалось, у нас под ногами – звездная радуга. Воздух остро пах бензином и прелой листвой. На Машуру я не смотрел – не мог. Но когда она подозрительно часто стала шмыгать носом, не выдержал.
– Ты что, ревешь, что ли? – я остановился, заглядывая в лицо под спутанной челкой.
Аккуратный вздернутый носик покраснел, запухшие глаза виновато уткнулись в землю:
– Прости, я больше не буду.
– Да реви себе на здоровье, – хмыкнул я. – Это я для ясности спросил. Полезно давать выход эмоциям, чтоб желчь не застаивалась.
Машура хлюпнула носом и подняла на меня умоляющие глаза:
– Это все из-за меня, да? У вас, наверное, незваных гостей не любят, а я, дура…
– Ты не дура! – Я неловко отер ее мокрую щеку. В пальцах защекотало – кожа была удивительно нежной. – И я тебя звал, помнишь? Так что ты тут ни при чем. Просто Гена… – Я вздохнул и зашагал к светящейся синим в ночном небе букве «М». – Он мне не отец.
Минуту Машура переваривала информацию.
– Разве он не муж твоей матери?
– Да нет… Они просто живут вместе.
Саттардка тряхнула головой:
– По рокханским законам, если мужчина живет под одним кровом с женщиной, он должен заботиться обо всем, что под этим кровом, как о своем собственном, включая ее детей.
– У нас не Средний мир, – фыркнул я. – А законами такие, как Гена, подтираются.
Тут мне вспомнилась физиономия отчима, располосованная книжной обложкой. Что это было? Пушкин, собрание сочинений? Какое символичное торжество поэта над быдлом! Вот бы русичка порадовалась. Ирония ситуации заставила меня хихикнуть. Машура подозрительно покосилась в мою сторону, а меня уже понесло. В болевшем горле защекотало, я надул щеки, стараясь подавить в зародыше идиотский смех. Но все было напрасно – я заржал, как конь. Девчонка уставилась на меня круглыми глазами, наверное, размышляя, не свихнулся ли я, и что полагалось предпринимать в подобных ситуациях.
– Шли СМС… – проикал я, судорожно втягивая воздух между приступами хохота, – на 03… с текстом «psih»… И подпишись, – меня снова скрутило в судорогах неодолимого веселья, – Александр С-сергеич…
В лице Машуры мелькнуло понимание. Губы дрогнули, уголки поползли вверх, и вот уже саттардка корчилась от смеха наравне со мной. Редкие граждане, мерзнущие на остановке у метро, провожали нас неодобрительными взглядами. Еще бы, два в муку бухих подростка, едва держащихся на подгибающихся ногах и икающих от беспричинного хохота, – та еще картина.
Немного опомнились мы, только нарвавшись на патруль в подземном переходе. К счастью, менты были заняты, гоняя бомжей, и мы без потерь вынырнули из туннеля на другой стороне проспекта.
– Что теперь? – слабым голосом поинтересовалась Машура. В горле у нее еще клокотало.
– Теперь жрать будем, – твердо заявил я.
В животе у спутницы требовательно заурчало, она нахмурилась и спросила с сомнением:
– А деньги?
– Не проблема! – Я хлопнул себя по груди. – Мы теперь богатые. Вон, видишь, там забегаловка?
Ресторан с уютным названием «Кают-компания» встретил нас запахами, от которых мои слюнные железы выдали все двести процентов. Навстречу метнулась хорошенькая официантка в матроске, но, разглядев наш с Машурой эксцентрический прикид, резко взяла курс на восток. Из теней как по свистку выплыл квадратный вышибала:
– Ребятки, вы вроде дверью ошиблись? Выход там, – сосископодобный палец ткнул нам за спины.
– Не волнуйтесь так, – улыбнулся я, демонстрируя хорошие манеры, – давление подскочит. Мы абсолютно платежеспособны.
– Вы чё, не поняли, что ли? – на низком лбу бугая собрались толстые складки, голос поднялся на тон. – Цыганам нельзя сюда.
Машура робко потеребила меня за рукав, но я почуял мясо, и так просто меня было теперь не выпереть.
– Я же говорил тебе, бейби, – начал я голосом раздраженного гея, обращаясь к спутнице, – не разгримируемся – не пустят нас никуда в этих костюмах. Но что поделаешь, если Валерия на перекус дает полчаса, и снова съемки, съемки… – Я потихоньку пихнул Машуру в бок.
– Да, это ужасно, – закатила она глаза. – Я так устала…
– Пойдем поищем что-нибудь поприличнее. Пусть завтра эту дыру прокатят в «МК». Думаешь, звезду с них снимут?
– Две, – фыркнула Машура, подыгрывая.
Мы плавно развернулись к выходу, когда перед нами выросла как из-под земли та самая хорошенькая официантка.
– Простите, ребят, вы сказали, что со съемок?
– А как вы думаете, неужели мы иначе нацепили бы эти… лохмотья? – Машура оглядела себя с брезгливостью принцессы. Девчонка определенно входила в роль.
Я попытался пройти мимо, но матроска проворно заступила мне путь:
– А что за фильм? Мы не слышали, чтобы кто-то тут кино делал…
Я высокомерно пожал плечами:
– «Школа», второй сезон. Послушайте, у нас очень мало времени…
– Как второй?! – подскочила на месте официанточка, хлопая накладными ресницами. – Говорили же, его не будет?!
– Конечно, говорили, – усмехнулся я. – Сериал снимается в полной тайне. Первая серия выйдет в новогоднюю ночь – подарок населению. А теперь простите, но мы…
– Что вы, что вы, – замахала на меня матроска, – у нас в малом зале совершенно свободно. Мы с удовольствием вас обслужим. Прошу!
Читать бесплатно другие книги:
