Елизавета. Завидная невеста Павлищева Наталья
Лорды Шотландии откликнулись быстро, они согласились подписать от имени своей отсутствующей королевы договор, в котором отказывались от дурацких претензий на английскую корону. Они куда лучше Марии Стюарт, витавшей в заоблачных высях мечтаний, понимали, что герб еще не все, Лондон никогда не допустит появления на своем троне католички-француженки вместо англичанки-протестантки, особенно после костров, полыхавших при католичке-испанке Марии Тюдор.
Однако Мария Стюарт и ее юный вечно больной супруг Франциск категорически отказались подписать такой договор. Если честно, то Меррею и остальным лордам было наплевать на строптивую королеву, пусть танцует и музицирует себе во Франции, это не мешало им править Шотландией по своему усмотрению. Единственным препятствием для Меррея оставалась королева-мать Мария де Гиз, да и то недолго.
Прошло полгода после трагической гибели короля Генриха, французский двор снял траур и вернулся к увеселениям, в трауре осталась только вдовствующая королева. Но вопреки всем правилам она надела не белые, как полагалось королеве, а черные одежды, этот цвет лучше подчеркивал ее чувство горечи от утраты. Надела и уже не сняла, Екатерина Медичи носила траур по супругу всю оставшуюся жизнь, за что получила прозвище Черной королевы.
Но и Мария недолго наряжалась во что-то яркое…
Франциск вечно болен, его испорченная кровь не справлялась, и король едва мог передвигаться. Какие уж тут дети или увеселения! Лекари советовали беречься и беречься, но юному королю не хотелось отставать от своей супруги, он старался также ездить на охоту, скакать во весь опор, кричать от восторга и не знать покоя сутками. Здоровой Марии все было нипочем, а вот для хилого Франциска такая жизнь губительна. Понимала ли это Мария Стюарт? Едва ли, а если и понимала, она была слишком юна, чтобы ограничивать, по крайней мере себя. Все чаще королева уезжала на охоту одна, оставляя больного супруга маяться в ожидании в душных покоях дворца.
Вот и теперь она возвращалась после удачной охоты возбужденная, свежая, как яркий цветок, собирая восхищенные взгляды. Ей всего семнадцать, ярко светило солнце, щебетали птицы, можно было, наконец, скакать во весь опор, крича от восторга!.. И даже не хотелось снова ступать под своды дворцовых покоев, где вечно пахло притираниями, настойками и испражнениями больного короля. При одном воспоминании об этом у Марии портилось настроение, и она стремилась при любой возможности покинуть дворцовые покои.
На сей раз придворные встречали юную королеву чуть странно, сердце Марии ухнуло – определенно что-то случилось. Услышав «соболезную, Ваше Величество», Мария едва не лишилась чувств. Бросив поводья конюху, она поспешила к Франциску. С утра муж чувствовал себя неплохо, правда, лекари категорически запретили ему садиться на коня, поэтому Франциск остался дома. Неужели королю стало хуже?!
Перед самыми королевскими покоями навстречу Марии метнулась ее наперсница, тоже Мария, Флеминг:
– Ваше Величество, соболезную, королева-мать…
Договорить не успела, внутри у юной королевы взметнулась буря чувств. Что-то произошло с ненавистной Екатериной Медичи! Но почти ворвавшись в покои мужа, первой, кого она увидела, была… свекровь! А сзади доносилось окончание фразы Марии Флеминг:
– … Мария де Гиз…
Ноги у королевы подкосились. Не выдержав такого перепада, она упала на пол и разрыдалась. Умерла мать, пусть и далекая, которую девочка Мария почти не знала, но это все равно была мать. Теперь на свете у нее никого, кроме вот этого беспомощно топчущегося вокруг мальчика-короля, не осталось. И вся ее жизнь отныне зависит от его слабой, едва теплящейся жизни. Пока дышит и движется это слабое тельце, она чего-то стоит, а потом?.. Об этом потом было страшно даже задумываться.
Мария Стюарт не успела создать при французском дворе свой собственный, придуманный ею прекрасный двор, ей снова пришлось надеть траур и отменить все увеселительные мероприятия. Скорбела ли она по умершей матери? Конечно, ведь Мария де Гиз всегда была очень добра к дочери, хотя и жившей далеко. Де Гизы сплотились вокруг своей родственницы, но это дальняя родня. Кроме того, Шотландию раздирали жестокие распри, ни предусмотреть, ни остановить которые Мария де Гиз не могла, оставив в наследство своей дочери. Конечно, регентом немедленно был объявлен сводный брат Джеймс Стюарт, граф Меррей.
Но проблемы далекой родины мало волновали Марию Стюарт, ей бы с домашними французскими справиться… Франциск уже совсем редко выходил из своих покоев. Супруга страшно мучилась в душных, немилосердно пахнущих лекарствами покоях мужа, потому старалась сама сказываться больной. Жизнь цветущей молодой девушки превратилась в ад.
– Посиди со мной… Расскажи что-нибудь новенькое, – глаза супруга умоляли, а ей было так трудно и согласиться, и отказать.
– Ваше Величество, вы сегодня выглядите утомленным, не лучше вам отдохнуть?
– Я плохо спал, болит ухо…
Франциск уже понял, что Мария не станет тратить драгоценное время на вздохи у постели больного супруга. Зачем он ей, такая развалина? Но тут взыграла обида, мать права, именно он принес этой красавице корону, пусть будет добра подчиняться желаниям мужа-короля!
Видя, что Мария намерена уйти, Франциск требовательно похлопал по ложу рядом с собой:
– Сядьте, Ваше Величество, и расскажите своему супругу обо всем, чем занимались в последние дни!
Мария с изумлением посмотрела на мальчика-мужа. Ого, как заговорил! Наверняка, его настроила королева-мать. Но что она могла возразить? Послушно присела, принялась рассказывать, Франциск оживился, слушая и следя за ее губами. Все же красивая у него жена. Жаль только, что болезни не позволяют насладиться этой красотой в полной мере.
Через некоторое время королеве показалось, что супруг заснул, но стоило ей замолчать, как бледные губы шевельнулись:
– Нет, нет, говори, я слушаю. Я устал, но слышать еще могу…
С того дня это стало любимым развлечением больного Франциска, Мария приходила и подолгу сидела прямо на его постели, рассказывая и рассказывая обо всем. Очень радовалась, застав такую картину, королева-мать. Екатерина Медичи почти умилилась:
– А я все ломаю голову, куда это девалось Ваше Величество? Приятно сознавать, что королева, наконец, вспомнила о своем супруге. Думаю, ваши многочисленные поклонники простят ваше отсутствие.
Замечание матери больно задело Франциска, он и без того мучился невозможностью бывать рядом с женой повсюду. Но куда ему с перевязанной головой (ухо все не проходило)!
– Ваше Величество, лекарь сказал, что воспаление в Вашем ухе слишком затянулось, это становится опасно.
Королева-мать не упустила случая продемонстрировать свою особую заботу о сыне, не то что его ветреная жена, только и знает, что болтать. Франциску совсем не хотелось разговаривать о своих болячках в присутствии красавицы Марии, он отмахнулся:
– Ах, оставьте, ничего страшного.
Екатерина Медичи сокрушенно покачала головой:
– Мария, вы должны заставить короля подчиниться требованиям врачей и позволить осмотреть себя более внимательно. Воспаление действительно затянулось.
Марии тоже не терпелось выпроводить вон королеву-мать, она поморщилась:
– Я думаю, Его Величество способен сам принимать такие решения без нашего с вами давления.
Франциск горделиво посмотрел на мать, как бы ни любил ее, Марию он любил больше. Пожав плечами и пожелав скорейшего выздоровления, Екатерина Медичи удалилась. Она, как и все, прекрасно понимала, что жить Франциску осталось недолго, ничего, у нее есть следующий сын. Если Господу будет угодно забрать этого, королем станет маленький Карл, ее любимец, а регентшей при нем снова будет мать Екатерина Медичи, теперь уже безо всяких Диан де Пуатье! Она умела ждать и даже жертвовать.
И все же Франциску пришлось призвать лекарей. Екатерина Медичи была права, воспаление в ухе обернулось бедой.
– Ваше Величество, – непонятно к кому из двух королев обращается врач, – избавить короля от этого воспаления можно только при помощи трепанации черепа. Это не гарантирует излечения, – тут же испуганно добавил он, – но все же можно попробовать… Ждем ваших распоряжений.
– Да! – сказала в ответ Мария. Если есть хоть малейший шанс, пусть попробуют избавить короля от невыносимой боли, лишающей его последних жизненных сил.
– Нет! – громко объявила Екатерина Медичи. – Я не допущу, чтобы моего сына долбили, как колоду, причем безо всякой надежды на излечение!
Она мысленно ужаснулась, что будет, если после трепанации Франциск останется калекой?!
Лекарь внимательно посмотрел на королеву-мать и поклонился:
– Как угодно Вашему Величеству.
Долбить не стали, 6 декабря 1560 года Франциск умер. Едва успев снять траур по матери, Мария Стюарт надела его по мужу. И снова при выходе из покоев они поменялись ролями – молодая вдовствующая королева Мария пропустила вперед старшую вдову Екатерину, став второй дамой королевства после свекрови.
Согласно обычаю, все первые сорок дней траура она провела взаперти. Только новый король Карл и королева-мать могли посещать вдовствующую королеву. Все прекрасно понимали, что Екатерина не потерпит рядом оскорбившую ее невестку, Марии придется возвращаться в свою Шотландию.
Правительница
А в Англии жизнь шла своим чередом. Уильям Сесил сумел справиться с волнениями в северных графствах и шотландской проблемой (поддержка шотландских лордов, прежде всего графа Меррея, обошлась немалыми деньгами из казны, но оно того стоило). Правда, он едва не поссорился всерьез с Елизаветой, но та вовремя опомнилась. Умение признать правоту другого ради дела добавила Сесилу уважения к этой рыжеволосой красавице, и он решил не отдавать королеву Роберту Дадли.
Сама Елизавета вела себя с фаворитом весьма странно, с одной стороны, она позволяла драгоценному Роберту слишком многое, с другой – постоянно твердила, что не намерена выходить замуж, потому что считает себя замужем за Англией, а всех англичан своими детьми. Сесил, радуясь, что Дадли пока женат, постарался поднять вопрос о замужестве Елизаветы даже на заседаниях Совета. К ней действительно то и дело сватались. Началось все с бывшего родственника королевы супруга ее сестры Марии Филиппа Испанского. Все прекрасно понимали, что сама Елизавета не нужна королю Испании ни в малейшей степени, как и он ей, но этот династический брак был бы очень выгоден обоим, и монархам, и странам. Женившись и произведя на свет наследника, супруги могли дальше жить каждый сам по себе, лишь время от времени обмениваясь посланиями.
Такое положение в значительной степени развязало бы руки Елизавете в ее любви к Роберту, если бы не требование Филиппа – вернуть Англию в лоно римской церкви со всеми вытекающими последствиями. Это для Елизаветы, прекрасно помнившей костры инквизиции, было совершенно неприемлемо! И все же она вела переговоры!
Почему?! – ужасались одни. Ай да Елизавета! – восхищались другие. Пока у ее противников есть надежда связать королеву узами брака, они не сделают и шага против Англии. Искусная игра Елизаветы и раздумья по поводу будущего супруга заставляла Европу жить в напряжении, прикидывая или отвергая всевозможные союзы против ее страны. Это понимали далеко не все и не сразу. Кто не понимал, считал Елизавету просто ветреной глупой кокеткой, а кто сознавал, как Сесил, искренне восхищались.
– Но как долго вы сможете играть в эту игру, Ваше Величество? Женихи не станут вечно стоять у подножия вашего трона…
– Я не собираюсь вечно, Сесил. Лет… десяти вполне достаточно! – насмешливо блеснула глазами Елизавета.
Однако особой радости в глазах канцлера не увидела, ведь это ему, а не ей предстояло выслушивать все претензии многочисленных послов и посланников.
Королева похлопала по рукаву своего верного советчика:
– Ничего, Сесил, мы еще поморочим им головы…
– Не стоит уж слишком стараться, Ваше Величество. Может, лучше действительно выйти замуж за подходящего претендента?
– Вы знаете подходящих? Зануду Филиппа мне можно не представлять, и без вас помню. Его сын Карлос и того хуже. Эрик Шведский, говорят, не блещет умом… Кто там еще? Может, мне выйти замуж за младшего сына Екатерины Медичи? Сколько ему лет? Возраст вполне подходящий, чтобы водить его в тронный зал за ручку, подсаживать на трон и гладить по головке, если расхнычется.
Королеве весело, а Сесилу грустно. Женщина на престоле – это всегда проблемы. Нужен король, хорошо бы англичанин, но только не Дадли! Вильям Сесил думал и не мог придумать…
Филипп Испанский вышагивал из угла в угол комнаты, слегка покусывая губу в раздумье. Его действительно мало волновала смерть английской супруги, просто жалел, но не более. Да и жалеть ту, из-за которой стал посмешищем всей Европы, постепенно надоело. Любое христианское терпение способно иссякнуть от многомесячных тщетных ожиданий и игры в обожание той, которую всего лишь жалеешь. А он не ангел и не глубокий старик. Королю Испании хотелось настоящей страсти, а не сморщенных телес немолодой супруги. Как ни совестил себя Филипп, но в душе он был рад ее смерти.
Однако оставался вопрос, что делать с Англией дальше.
На престол взошла Елизавета, и это со многих точек зрения осложняло дело. Во-первых, она еретичка, никакие демонстрации тогда еще не королевы, а просто леди Елизаветы терпимости к католической вере не могли обмануть Филиппа, он слишком хорошо помнил саму младшую сестру Марии.
Кокетлива, временами даже слишком, словно единственным желанием ее было завоевать внимание и сердца всех мужчин вокруг. А то вдруг из-за записного кокетства, словно истинное лицо из-за раззолоченного веера, выглядывала совсем другая Елизавета – расчетливый и очень опытный политик, которого не обмануть никакими льстивыми словами! Из такой невозможно вытянуть никакие обещания, не удавалось получить никакой откровенный ответ, слышались только ничего не значившие витиеватые слова. А если припереть к стенке прямым вопросом, то ответ снова звучал так, что при необходимости от него всегда можно было отказаться. Иногда Филипп восхищался подобным умением уходить от ответственности, но куда чаще это умение его бесило!
Граф Фериа, отправленный в Лондон налаживать контакт между Филиппом и новой королевой, жаловался на то же. Она из тех, у кого на языке мед, а под ним лед. Королеву Елизавету невозможно заставить обсуждать хоть что-то, налагающее на нее малейшие обязательства. Немедленно следуют заверения в дружбе и понимании, что, по сути, означает вежливый отказ обсуждать неугодную ей суть дела. Граф попытался напомнить, что королева Мария назвала младшую сестру своей преемницей во многом благодаря Филиппу, об этом не мешало бы помнить. Недоговоренным осталось, что, собственно, и жизнь Елизавете была сохранена тоже ходатайством супруга королевы.
Елизавета прекрасно поняла все намеки, но что же она ответила? «Я не вижу причин быть благодарной королеве Марии за доставшуюся мне корону, потому что являюсь законной наследницей и без ее благоволения! Я имела все права на трон, и никто не мог лишить меня их!» Прочитав эти строчки, Филипп смял письмо от злости. Не будь его, эта дрянь давно была бы погребена без головы! Как он мог надеяться, что кокетливая девчонка будет благодарной?! Но это не просто неблагодарность за оставленную жизнь, ее поведение граничило с откровенным вызовом. Елизавета словно говорила: вы спасли мне жизнь и подарили возможность наследовать корону? Отнюдь, Мария просто не рискнула казнить свою неповинную сестру, не опасаясь восстания в собственной стране, с которым справиться у нее едва ли хватило бы сил. А корона мне досталась бы и без вас, я законная наследница! Казалось, эти слова витали в воздухе.
В воздухе витало еще одно – чтобы сохранить Англию под рукой римской церкви, Филипп должен жениться на молодой королеве. Ну уж нет! Жениться на этой фурии даже при том, что она не в пример моложе и привлекательней своей почившей сестры?! Но и это Филипп готов сделать ради торжества истинной веры. Заглянув в себя поглубже, испанский король был вынужден признаться, что не только забота об успехах папы римского двигала им. Где-то глубоко таилось желание подчинить себе Елизавету-женщину, познать, какова она в постели, увидеть восторг в этих голубых глазах, разметавшиеся по подушке рыжие волосы, услышать ее стон в ночи… Но Филипп загнал такое понимание поглубже, он не мог позволить себе любить эту женщину, как не должен был позволять жалеть ее сестру. Все Евины дочери даны мужчинам для их погибели и ни одна не достойна, чтобы из-за них страдать! Женщин можно брать на ложе только ради продолжения рода и ради физического здоровья, но не больше.
А уже вести с ними дела?.. Глупость!
Испанский король сделал над собой усилие и предложил свою руку младшей сестре своей бывшей супруги Марии Елизавете. Это означало признание ее прав на английский престол! Уже одним таким признанием Филипп основательно унижался и давал Елизавете надежду быть признанной всеми остальными странами римской церкви. Казалось, английская самозванка должна быть счастлива, вместе со всемогущим супругом она получала признание законности своего пребывания на троне, чего же еще?!
Немного погодя не один Фериа, но и сменивший его посол Испании в Лондоне Ди Куадро скрипел зубами – английская кокетка отказала испанскому королю, вежливо, с улыбкой, но отказала! Якобы она даже не мечтала о замужестве и не надеялась так скоро пойти к венцу! И это женщина, которой впору зваться старой девой! Она не мечтала… Каждому ясно, о чем она мечтает – быть заваленной на ложе ее драгоценным Робертом Дадли! Держит этого хлыща рядом словно комнатную собачку, не позволяя ему и глаз скосить на кого-либо другого. И это при том, что Дадли женат. Поистине, Елизавета дочь Анны Болейн и удалась в мать!
Но как бы ни злился испанский король, он вынужден был признать, что Елизавета Тюдор довольно ловко пользуется своим статусом королевы-девственницы, став самой желанной невестой Европы. К ней немедленно выстроилась очередь из желающих предложить руку. И кокетка принялась водить за нос самых знатных женихов, ловко играя в свою собственную игру.
И тут к английской невесте на выданье добавилась шотландская. Юная вдова Франциска была явно неугодна вдовствующей королеве и в отличие от своей английской кузины вышла бы замуж с удовольствием, как только позволят приличия. А пока ей пришлось возвращаться в родные пенаты. Между двумя кузинами состоялась первая стычка.
– Ваше Величество, – Сесил был заметно задумчив. К чему бы это? – Шотландская королева желает вернуться в Эдинбург через английские воды.
– Она уведомляет меня или просит разрешения проехать? – мгновенно сообразила Елизавета.
Канцлер даже улыбнулся такой скорости мышления, ученица явно демонстрировала успехи.
– Уведомляет, но в вопросительном тоне.
– Ни за что! Пусть сначала подпишет Эдинбургский договор! Не хватает присутствия на моей земле претендентки на мою корону! Ишь ты, она уведомляет… Давно ли объявляла себя хозяйкой Англии, а как прижали хвост в Париже, стала просить? Шиш ей!
Сесил едва сдержал улыбку, но не из-за ругательства королевы, а из-за того, что Елизавета интуитивно делала то, что он считал нужным. Едва ли сама Мария торопится в родную Шотландию, агенты Уолсингема докладывали, что молодая вдова всячески затягивает свое возвращение, изыскивая предлоги для этого. Таким предлогом могло быть и требование королевы Елизаветы. Почему?
– Сесил, чем дольше дела шотландской короны останутся неустроенными, тем лучше для нас.
– Думаю, и для нее тоже, Ваше Величество.
– Чего она ждет? Не хочется уезжать из Парижа? Боится, что двор и многочисленные льстивые поклонники быстро забудут, как только исчезнет с глаз? Интересно, поедет ли кто-то из ее бардов в Эдинбург или они предпочтут восхищаться издали и по памяти?
Сесила поразил сарказм в голосе и словах королевы. Но, по сути, Елизавета была права.
– Думаю, королева Мария просто ждет предложений руки.
Ответом был изумленный взгляд.
– Кому нужна ее Шотландия с долгами?
Хотелось возразить, что долги не у одной Шотландии, но сказал другое:
– Шотландия нужна только по двум причинам: она граничит с Англией, и ее королева претендует на английский престол…
Сказал и сам ужаснулся. Бледное лицо Елизаветы пошло красными пятнами, скулы сжались так, что выступили желваки, ногти красивых пальцев впились в ладони.
– Ваше Величество, вы зря так переживаете, претендовать можно хоть на царствие небесное, это вовсе не значит, что его можно достичь из одного желания.
Елизавета рассмеялась злым нервным смехом:
– Пусть претендует! Кто может посватать шотландскую королеву?
Сесил поразился быстрому изменению тона своей королевы, ай да Елизавета, несдержанна, но как быстро умеет брать себя в руки! Пожал плечами:
– Тот же Филипп Испанский… Его сын Карлос, Эрих Шведский, все, кому вы уже успели отказать…
Эти слова можно было воспринять как лесть, но это была правда.
Елизавета чуть подумала, походив по комнате, Сесил уже знал, что в такие моменты ей лучше не мешать. Изящный веер, который она держала в тонкой, красивой руке, тоже ходил ходуном, это означало серьезные раздумья. Наконец королева произнесла:
– Сесил… а что если обещать назвать ее своей наследницей?
– Зачем?!
– При условии, что она будет во всем со мной советоваться…
– Едва ли Мария Стюарт согласится на это.
– А я объявлю, что любой, кто посватается к ней без моего на то согласия, станет моим врагом!
Первой мыслью Сесила было, что это глупость, но позже, подумав, он решил, что столь хитрый ход против женщины могла придумать только другая женщина. Предстояла интересная борьба кузин. Канцлер почувствовал, что если только Мария Стюарт не выйдет срочно за кого-нибудь замуж, полностью подчинив супругу свою волю, то им с Уолсингемом придется изрядно попотеть, обеспечивая нешуточное противостояние королев. Ну что ж, они готовы. А в самой Шотландии поможет сводный брат Марии граф Меррей.
Если бы только Уильям Сесил подозревал, как надолго растянется это противостояние, в какие нешуточные коллизии выльется и, главное, чем закончится, может, он и отсоветовал бы королеве обращать серьезное внимание на свою шотландскую кузину? Но никто не знает будущего, а если бы знали, то большинство провело жизнь на диване, не занимаясь ничем. Правда, Уильям Сесил был не из таких, канцлер из породы людей, кто сам делает и свою жизнь, и жизнь окружающих, и даже жизнь государств, Елизавете очень повезло встретить такого человека на своем пути, едва ли молодая королева так блестяще справилась бы со своей задачей без его помощи.
А тогда договорить им не дали, принесли срочное известие. Как и следовало ожидать, королева Шотландии Мария Стюарт категорически отказалась подчиниться требованию английской королевы, что и высказала в весьма резких выражениях английскому посланнику. Трокмортон передал слова Марии Стюарт: «Я в крайней на себя досаде, надо же было мне так забыться – просить вашу повелительницу об услуге, в которой я, в сущности, не нуждаюсь… Когда б мои приготовления не подвинулись так далеко, быть может, недружественное поведение вашей августейшей госпожи и помешало б моей поездке. Однако теперь я полна решимости отважиться на задуманное, к чему бы это ни привело…» Посол увиливал от ответа, объясняя все исключительно недоразумениями и старательно напоминая о ситуации с гербом.
Марии пришлось объяснять свое поведение нажимом почившего свекра и опровергать намерение захватить английский престол. Но когда английский посланник Трокмортон, чтобы снять все вопросы, настоятельно попросил ее просто подписать Эдинбургский договор, уже Мария начала увиливать от ответа, мотивируя тысячу отсрочек желанием посоветоваться со своим парламентом, с шотландскими лордами… О чем советоваться, ведь именно парламент и лорды этот договор заключили, значит, их мнение не вызывает вопросов? Снова начались увертки и ложь. В ответ и английский посланник умело избежал любых обещаний от имени своей королевы.
– Сесил, она выдала себя с головой! Ей мало Шотландии, ей нужна Англия! Англия нужна шотландской королеве-католичке! И все же мы дадим ей разрешение, теперь, когда она явственно показала свое ко мне отношение, она может плыть в свою Шотландию. – Королева фыркнула. – Как только ее попросту вытурят из Франции!
Елизавета была права. Как ни оттягивала свой отъезд Мария Стюарт, ее нервные метания окончательно надоели бывшей свекрови, и та вежливо, но твердо потребовала отбыть восвояси. Екатерине Медичи хватало и своих проблем, чтобы вникать в неприятности ненавистной бывшей невестки. Любимый поэт Марии Ронсар только стенал в своих стихах, но за музой на туманный остров не последовал. Как не последовали и все те, кто неизменно восхищался ее талантами и красотой, ее обаянием. Дворяне клялись в вечной преданности, но только на расстоянии, а королева прекрасно понимала, что, как только паруса ее кораблей скроются из вида, большинство забудет все эти клятвы. Мария Стюарт осталась со своими проблемами в одиночестве.
Послы доносили своим монархам, сколь непривычно ведет себя молодая королева. Нет, в отношении танцев или развлечений она, как и любая другая женщина, весьма активна. Но активна и во всем другом! Королева Елизавета вставала рано, так рано, что в восемь утра ее можно было застать уже в парке на прогулке, а ведь до того она успевала помолиться, уделить некоторое внимание срочным государственным делам и позавтракать. Это не считая немалой траты времени на одевание и прическу.
Щедро подкупленные послами повара и горничные не делали секрета из рациона королевы и ее мелких привычек. Знать бы им еще, что Елизавета сама по совету того же Сесила разрешила рассказывать определенные сведения. Лучше пусть ее горничные получают доплату от испанского посла за то, что она скрывать не намерена, чем клянчат повышение платы у нее. Так интерес других держав к ее персоне и мелким привычкам помогал меньше тратить на содержание собственного двора!
Повара сообщали, что королева питается трижды в день, на завтрак у нее обычно белый хлеб, эль, пиво, вино и хорошая похлебка, сваренная из баранины на косточке. Позже эти сведения, распространившись и в народе, вызвали волну умиления – королева ест, как простая женщина! Она наша!
Сама Елизавета была весьма умеренна в еде и питье, предпочитая эль и пиво вину, мало ела и мало пила. Но для своих многочисленных фрейлин ежедневно накрывала богатый стол. Агенты доносили Филиппу Испанскому, что королевский обед обычно состоит из двух блюд. На первое предлагались на выбор говядина, баранина, телятина, лебеди, гуси, каплуны, кролики, фрукты, сладкий крем из яиц и молока, оладьи, хлеб. На второе – мясо ягненка или козленка, фазанов, петухов, цыплят, голубей, жаворонков, фруктовые пироги, оладьи, масло. На ужин, тоже из двух блюд, снова подавалось мясо в самых разных вариантах, морская рыба и множество напитков. И снова королева весьма умеренно пила и ела, предпочитая больше развлекаться…
Елизавета очень любила музыку и танцы. Возможность «попрыгать» для нее была часто важнее серьезных дел, но со временем королева умудрилась объединить то и другое, и во время придворных развлечений часто решались очень серьезные дела. Ее советники были и ее придворными, умение танцевать, играть на музыкальном инструменте или слагать стихи ценились наравне с государственным мышлением. Елизавета справедливо полагала, что одно другому не мешает.
За картами или партией в шахматы можно решить серьезный вопрос не хуже, чем на заседании, а в танце между делом вполне позволительно посоветоваться по важному государственному вопросу, если таковой не составляет государственную тайну. Удивительно, но рыжеволосой королеве это удавалось, зато придворные чувствовали себя причастными к большой политике, так же как народ к королевской жизни из-за ее многочисленных поездок. Сознание, что Ее Величество посоветовалась с ним пусть и по пустяковому вопросу, поднимало придворного на невиданную высоту и добавляло ему веса в собственных глазах, таким образом крепче привязывая к собственной монархине.
Так маленькие женские хитрости королева вносила в «мужское дело» правления страной. И все же у нее имелся один, как считали все, недостаток, сводящий на нет многие усилия ее пропаганды. Елизавета была влюблена со всей страстью недюжинной натуры, и это сильно осложняло жизнь ее советникам.
Первые годы правления Елизаветы были для Сесила невыносимо тяжелыми, не раз он обдумывал мысль оставить свой пост и удалиться в имение. Влюбленная королева это прежде всего влюбленная женщина, какой бы она ни была умницей, ведет себя не лучше большинства глупышек. И Елизавета тоже.
Сесил с досадой наблюдал, как одно лишь появление Роберта Дадли превращало королеву в послушную игрушку возлюбленного. Она ревновала его к каждому взгляду, брошенному на другую, к каждому взгляду, брошенному на него самого. И невыносимо глупела…
Елизавета и сама чувствовала зависимость от Дадли, но поделать с собой ничего не могла. В глубине души она страстно желала, чтобы однажды Роберт переступил ту незримую черту, которая была проведена между ними. Он самый лучший, самый красивый, самый… все эпитеты со словом «самый» подходили Роберту Дадли! К тому же Дадли умел пользоваться своей привлекательностью.
Первое время удавалось справляться… Сам Роберт Дадли был столь же разумен, как и молодая королева, он строго соблюдал границы дозволенного. Но как долго двое молодых влюбленных, ежедневно находясь рядом по много часов, могли сдерживаться?
Лорд Дадли задержался в королевских покоях позже приличного… Елизавета уже отправила спать даже всех камеристок, оставалась только верная Кэтрин Эшли, стоящая на страже своей хозяйки.
У Елизаветы очень красивые руки с тонкими прямыми пальцами, прекрасной формы ногти и узкое запястье. Роберт взял ее руку в свою, принялся поглаживать пальчик за пальчиком, потом целовать… сначала мизинчик… безымянный… добрался до ладошки, прижал руку к щеке… У королевы по спине давно бежали мурашки, хотелось забыть все, броситься в его объятия, и только остатки сознания удерживали ее от этого шага. А губы Роберта продолжили путешествие вверх по руке…
– Бесс…
Елизавета почувствовала, как все внутри заливает горячая волна желания. Ей достаточно произнести в ответ: «Роберт», – и он сломал бы любые преграды! Она хотела его, безумно хотела этого мужчину, даже зная о его супруге! Елизавета была готова на все, не задумываясь о возможных последствиях. И вдруг… где-то кашлянула Кэтрин, и королева словно очнулась. Она вспомнила о другой такой же волне, едва не сломавшей однажды ей жизнь!
Дадли остановил вскочившую Елизавету. Его руки крепко сжимали ее плечи, а усы мягко щекотали шею.
– Бесс, чего вы боитесь? Я люблю вас!
А она действительно испугалась, испугалась того, что не сможет остановиться и снова повторит роковую ошибку, которая едва не стоила ей жизни. Это у короля могут рождаться незаконные дети, королевам такое не позволено!
Он все понял, отпустил ее и направился к двери. Пока за Робертом не закрылась дверь, Елизавета стояла, вцепившись зубами в собственную руку, чтобы не разрыдаться. Но стоило его шагам раздаться по коридору прочь от королевских покоев, как королева вдруг бросилась следом! И натолкнулась на Кэтрин, загородившую собой дверь:
– Нет, Ваше Величество!
– Пусти, как ты смеешь?!
– Смею! Потому я уже однажды…
Елизавета разрыдалась, уткнувшись ей в плечо. Конечно, Кэтрин права, нельзя так рисковать всем из-за мимолетной страсти. Только страсть эта не мимолетная, она останется с королевой на всю жизнь. И Роберт Дадли останется рядом с ней на всю жизнь. Старая гадалка была права, королеве всю жизнь нужно будет делать выбор между любовью и властью, и всю жизнь она будет выбирать власть…
Кэтрин гладила волосы своей хозяйки, которая лежала, положив голову ей на колени, и уговаривала:
– Ваше Величество, не рискуйте. Потерпите немного, лорд Дадли разведется со своей супругой, и вы сможете пожениться. Тогда обнимайтесь сколько угодно… – Рыдания Елизаветы стали тише. – Лорд сильный мужчина, у вас будет много резвых детишек…
– Но это значит, я много раз буду беременной?
– А что поделаешь? Чтобы рожать детей, приходится быть беременной, другого не дано, – рассмеялась Кэтрин. – Все королевы бывали в таком положении.
– И умирали при родах!
– Господь с вами, голубка моя! Вас минет эта участь! К тому же у вас будет надежный защитник, который на время возьмет все заботы на себя…
Елизавета вдруг задумалась:
– Кэт… как тебе кажется, Роберт действительно любит меня или ему нужна корона? Ведь он действительно любит меня саму?
Кэтрин не могла в этом поклясться, но согласилась:
– Конечно, Ваше Величество.
Кэт права, им с Робертом нужно подождать, пока он разведется. Но Елизавета грустно покачала головой:
– Кэт, они никогда не согласятся на мой брак с Робертом! Никогда! Сесилу, Норфолку, Пемброку… всем им нужно, чтобы я вышла за короля или наследника престола.
– Ничего, Ваше Величество, вода камень точит. И лорды поймут вашу любовь, поверьте, они тоже люди… Только нужно, чтобы лорд Дадли развелся без скандала.
Как в воду глядела! Как раз этого и не получилось, вернее, получилось, но совсем не так, как нужно.
– Роберт, почему вы не представите свою супругу? Я никогда ее не видела. Почему вы держите красивую женщину вдали от двора и моих взглядов? Я не кусаюсь…
«Едва ли», – подумал Дадли, а вслух ответил:
– Эми Робсарт серьезно больна, но вы ее видели, Ваше Величество. Моя супруга присутствовала, когда вы изволили объявить меня рыцарем ордена Подвязки.
– Да? – делано пожала плечами королева. – В таком случае, она весьма непримечательная особа, потому что я ее не заметила. А ведь я примечаю каждую красивую женщину.
«Что есть, то есть», – снова мысленно согласился Дадли.
– Чем больна ваша супруга?
Роберт сказал о болезни Эми просто так, но нечаянно оказался прав, бедолага действительно умирала от рака груди, но еще больше от тоски по своему неверному красавцу мужу. Пока Дадли развлекался и развлекал королеву, Эми Робсарт таяла на глазах от всего сразу – болезни, тоски, одиночества…
Никто так и не узнал правду о том, что произошло 8 сентября 1560 года в Камнор-Плейс. Эми Дадли почему-то отправила всех слуг на ярмарку, оставшись только с верной ей горничной, но и ту отослала по делу. Утром Эми нашли упавшей с лестницы со свернутой шеей. Что это было – убийство, самоубийство или просто его величество случай?
Когда известие об этом пришло в Гринвич, где развлекалась королева в обществе, конечно же, Роберта Дадли в том числе, Елизавета в ужасе замерла. Ее любимый Роберт всячески рвался к власти, на пути стояла только несчастная Эми. Если верно то, что он недавно сказал о болезни супруги, то к чему ее убивать? С другой стороны, Елизавета почувствовала, что в глубине души испытывает даже восторг из-за того, что ради нее возлюбленный способен на такие безумства!
Королева не помнила Эми и не задумывалась о самой женщине, однако она быстро поняла, что смерть жены Дадли немедленно свяжут с их именами. Этого еще не хватало! Что за нелепость, не могла умереть достойно в своей постели, надо было свалиться с лестницы, как раз тогда, когда Елизавета готова дать согласие на брак с Робертом Дадли! Весь двор замер в ожидании.
Первым пришел в себя Сесил. Появилась блестящая возможность если не свалить совсем, то значительно ослабить зарвавшегося Роберта Дадли. Только бы у Елизаветы хватило ума не бросаться к нему в объятия какое-то время! Теперь Дадли свободен и может снова жениться, но такой брак навсегда испортил бы репутацию королевы. Чтобы удержать ее от поспешного необдуманного, но давно желанного шага, нужно на время изолировать от зарвавшегося конюшего. Ничего, лошади королевы потерпят…
Сесил посоветовал своей монархине:
– Ваше Величество, появились весьма неприятные для сэра Дадли слухи. Чтобы их рассеять, нужно немедленно назначить строгое расследование.
– Хотите утопить Дадли?
– Господь с вами, Ваше Величество! Если Роберт Дадли невиновен, то ему не стоит бояться. Напротив, в его интересах очиститься от любых подозрений. Слухами полнятся уже не только Виндзор или Уайт-холл, в народе откровенно шепчутся о вас с Дадли. Если не назначить расследование, никто не поверит в его невиновность и вашу непричастность.
Такое мог сказать прямо в глаза только Сесил, никто другой не рискнул бы. Глаза Елизавета заблестели бешенством, канцлер уже приготовился к взрыву гнева, но она тут же взяла себя в руки. Сесил озвучил то, что королева думала и сама. Умная женщина прекрасно понимала, что смерть так мешавшей их браку женщины, смерть неожиданную и нелепую, немедленно свяжут с их именами. Королева столько времени демонстрировала всем, что Роберт принадлежит ей, и только ей, что теперь они повязаны одной ниточкой. Не станешь же всем объяснять, что они даже не любовники, а демонстрация была нужна только для того, чтобы ни одна не посмела покуситься на ее дорогого Роберта!
Елизавета почувствовала себя загнанной в ловушку.
– А… если не будет доказана невиновность?..
Голос Сесила стал глухим:
– В таком случае, Ваше Величество, находиться рядом с этим человеком небезопасно…
– Вы можете обещать, что расследование будет беспристрастным?
– Я не буду иметь к этому никакого отношения.
И вдруг ее осенила страшная мысль, Елизавета резко повернулась к Сесилу, впилась взглядом в его лицо:
– А… не ваших ли это рук дело?
Тонкое, умное лицо канцлера вытянулось и тут же превратилось в маску, всегда чуть вопросительный взгляд его больших глаз стал жестким, губы чуть дрогнули даже не обиженно, а слегка презрительно. Сесил выпрямился, склонил голову и произнес бесстрастным голосом:
– Тем более вам лучше провести расследование. Но полагаю, Ваше Величество, мне стоит подать в отставку. Прошу принять ее.
Елизавета испугалась, по-настоящему испугалась! Она ни в коей мере не желала обидеть Сесила, он слишком дорог и нужен ей, королева уважала своего канцлера и не могла представить завтрашний день без этого умницы.
– Сесил, нет! Уильям, простите глупость, которую я произнесла, я не в себе!
Сесил все также молча поклонился:
– Позвольте мне удалиться, Ваше Величество.
– Нет, нет, нет! Пока не услышу, что вы забыли о той глупости, что я сказала, я вас не отпущу!
– Я дождусь окончания расследования, Ваше Величество, и тогда вернусь к этой просьбе.
– Уильям, вы нужны мне, по-настоящему нужны. Вы единственный, на кого я могу положиться в этом рассаднике льстецов и лгунов!
Сесил ушел, а Елизавета еще долго размышляла, но не о попавшем в перипетию Роберте Дадли, а об Уильяме Сесиле. Как она могла оскорбить подозрением того, кто, по сути, спас ей жизнь? И теперь он спасет ее репутацию. Канцлер прав, нет ничего убийственней, чем позволить связать имя королевы с убийством женщины, мешающей ей сочетаться с любовником браком. На всякий роток не накинешь платок, никто не поверит в непричастность любовников к этой гибели.
А если бы Эми Робсарт не свернула себе шею на лестнице в старом доме в Камнор-Плейс, а просто тихо умерла через пару месяцев? Елизавета честно ответила себе, что вышла бы замуж за Роберта Дадли. И сделала его королем? Конечно, Роберт вполне подходит для этой роли. А дальше? Родила пяток детишек, будучи то и дело беременной, страшно ревновала бы мужа к каждому его вольному взгляду… И так уже посмеиваются над ее влюбленностью.
И тут она отчетливо увидела себя со стороны: вцепившаяся в своего Роберта женщина, ревнующая его ко всем подряд, готовая выполнять если не любую прихоть, то любое его желание. Господи, как она, должно быть, смешна! Елизавета живо представила, как посмеиваются над своей королевой за глаза придворные. Но как заставить себя не искать общества Дадли каждую минуту, если так хочется его видеть, если сердце рвется к нему?! Как можно не подчиниться этому вкрадчивому теплому голосу, этим рукам, этим глазам?.. Ей и так неимоверных усилий стоило не переступить ту последнюю грань, что сделала бы их любовниками физически, мысленно Елизавета давно отдалась Дадли.
Она готова была принести в жертву свои женские амбиции, растаять в руках любимого, но никогда не задумывалась, что придется пожертвовать еще и возможностью править. Дадли станет королем, а она при нем королевой? Мгновенно всплыли в памяти отец, Сеймур, Филипп. И Елизавета вдруг поняла, что не хочет быть просто королевой при короле, она хочет быть королевой сама по себе! А Роберт? Ему предстояло оправдаться в обвинениях.
Сам Роберт Дадли вошел к королеве, как всегда, без разрешения и предупреждения. Глаза его горели:
– Бесс, они собираются провести расследование смерти Эми! И утверждают, что я должен оправдаться в непричастности к нему!
И Елизавета решилась, она уставилась в лицо возлюбленного так же, как недавно смотрела на Сесила:
– А вы непричастны?
Всего на мгновение его глаза дрогнули, и этот миг объяснил королеве все, что она хотела знать. Елизавета ужаснулась своему пониманию, ее глаза тоже дрогнули. Роберт уже пришел в себя и воспользовался растерянностью королевы, он схватил ее в объятия, горячо зашептал:
– Ради обладания тобой я готов на все, Бесс! Давай немедленно поженимся, и все заткнутся!
Она растерялась:
– Но, Роберт… ты едва овдовел…
– Наплевать! Ты же дочь своего отца, король Генрих никогда не считался ни с чьим мнением, поступай так же! – Почувствовав ее сомнения, он стал более настойчив. Его руки горячо стискивали грудь королевы, губы покрывали поцелуями ее шею, отыскивая местечки, которые особо ее возбуждали, а в голову одновременно впечатывались слова: – Перестань обращать внимания на чьи-то разговоры, иначе они никогда не позволят тебе сделать меня королем.
И тут Елизавета очнулась. Он не оправдывался, не отрицал свою вину, он не думал о ее репутации, ему было безразлично все, кроме возможности надеть корону! Неожиданно холодно отстранившись, королева произнесла:
– Сэр Дадли, все же вам придется покинуть двор на то время, пока будет идти расследование. Если по его окончании вашей вины не найдут, вы вернетесь.
На мгновение он замер, потом резко выпрямился, насмешливо блеснув глазами:
– А если найдут?
Никто не знал, чего стоило Елизавете ответить:
– Понесете заслуженное наказание.
Дадли поклонился:
– Я невиновен, Ваше Величество, надеюсь, это докажут. И всегда буду любить Вас, Бесс, до конца своей жизни, куда бы Вы меня ни сослали.
Едва за Робертом закрылась дверь, Елизавета упала в кресло, заливаясь слезами. Из-за тяжелой портьеры к ней метнулась верная Кэтрин:
– Ваше Величество, если сэр Дадли действительно невиноват, ему нечего бояться. Но Вы правильно сделали, Ваше Величество!
– Но он хочет стать королем…
– А как же иначе?
– А я хочу быть королевой!
Кэт чуть растерялась, у нее не было хваткого государственного ума Сесила, не было и цепкого женского, как у самой Елизаветы.
– Это мешает?
Читать бесплатно другие книги:
