Огонь и сера Чайлд Линкольн
Эспозито вытащил из пачки новую сигарету, затем передумал, сунул ее обратно и повернулся к д'Агосте:
– Судя по вашему рассказу, Фоско умен и коварен. Мы должны взять его с поличным. Поэтому в замок надо проникнуть быстро.
– Да. Так и сделаем.
Эспозито провел рукой по зачесанным назад седым волосам.
– Совершенно ясно, что граф из тех, кто не оставляет следов. Так что Пендергаст может и... – Полковник не договорил.
– Если бы мы не прождали полдня...
– Нам не дано изменить порядка вещей, – покачал головой Эспозито.
Карабинер замолчал, а машина тем временем въехала во внешние ворота и покатила дальше по кипарисовой аллее.
– У меня к вам будет просьба, сержант, – предупредил полковник.
– Какая?
– Позвольте мне вести переговоры. Я позабочусь, чтобы они прошли на английском. Фоско хорошо говорит по-английски?
– Он владеет языком в совершенстве.
Таким обессиленным д'Агоста не чувствовал себя никогда. Тело ныло, исцарапанная и порезанная кожа горела. На ногах сержант держался только потому, что его вела железная решимость освободить Пендергаста, ведь неизвестно, какие ужасы друг терпит в заточении. «Если он еще жив, то, наверное, сидит, запертый в той самой келье... Да жив он, жив».
Д'Агоста быстро, горячо помолился про себя, чтобы так оно и было. О другом он боялся даже подумать.
Машина остановилась. В тени крепостной стены царила прохлада.
– Наш «фиат»... – пробормотал д'Агоста. – Мы оставили машину здесь. Ее нет.
– Какой она была модели? – спросил Эспозито.
– «Стило», черного цвета, номер: ай-джи-пи двести двадцать три.
Эспозито обернулся к одному из своих людей и отдал распоряжение.
Замок выглядел неестественно тихим. Кивнув подчиненным, полковник быстро повел их к дверям.
На этот раз крепость и не подумала никого впускать. Полковник забарабанил в двери с растущим недовольством, и только через пять минут створки наконец открылись. По ту сторону карабинеров встретил Фоско. Его взгляд обежал кучку полицейских и остановился на д'Агосте.
– Боже мой! – улыбнулся граф. – Сержант!.. Как вам Италия?
Д'Агоста не ответил. Гротескная фигура графа моментально вызвала в нем ненависть и отвращение.
– Пожалуйста, простите, что не открыл вам сразу, совсем не ожидал гостей. – Фоско повернулся к полковнику: – Однако нас не представили.
– Полковник Горацио Эспозито, – объявил карабинер. – У нас ордер на обыск поместья. И я бы попросил вас не мешать, сэр.
– Ордер?! – удивился Фоско. – О чем вы?
Не обращая на него внимания, Эспозито прошел мимо, на ходу выкрикивая приказы. Обернувшись к графу, он предупредил:
– Мои люди должны получить допуск ко всем частям замка.
– Ну разумеется! – Фоско поспешил на другой конец дворика, мимо журчащего фонтана к мрачной твердыне башни, выказывая полную растерянность, смешанную с раболепным желанием помочь.
С выражением каменного спокойствия на лице д'Агоста, державший сумку подальше от графа, отметил, что сегодня двери позади карабинеров не закрылись.
Фоско повел полицию главным коридором в комнату, которую д'Агоста прежде не видел. Это была роскошная библиотека, где на стеллажах выстроились фолианты с золотым тиснением на кожаных корешках. В камине весело потрескивал огонь.
– Прошу, господа, – пригласил Фоско. – Располагайтесь. Позвольте предложить вам херес? Сигару?
– Боюсь, для удовольствий нет времени. – Эспозито достал из кармана лист бумаги с печатями и положил его на стол. – Вот ордер. Сначала мы обыщем подвалы и погреба, затем – верхние уровни.
Граф взял сигару из резного деревянного ящичка.
– Само собой, я готов оказать всяческое содействие. Однако разрешите узнать, в чем дело?
– Сержант д'Агоста обвиняет вас в тяжких преступлениях.
– Меня? В преступлениях?! – Граф посмотрел на д'Агосту. – Не понимаю...
– Похищение, покушение на убийство и насильное удерживание сотрудника спецслужб.
На лице Фоско отразилось еще большее удивление.
– Но это... это возмутительно! – Он посмотрел на д'Агосту, на полковника, затем опять на д'Агосту: – Сержант, вы серьезно?
– Пошли, – нетерпеливо сказал д'Агоста. Голос его прозвучал ровно, однако сам он кипел от негодования. Граф проявлял чудеса лицедейства: шок и недоверие смотрелись как настоящие.
Изучив сигару, Фоско отрезал кончик серебряными ножницами и закурил.
– Ладно, я разрешаю вашим людям свободно обследовать мой замок. Ищите где пожелаете. Если понадобится помощь, я к вашим услугам.
Эспозито что-то коротко приказал подчиненным на итальянском. Те отдали честь, разошлись и исчезли.
– А вы, сержант, – обратился Эспозито к д'Агосте, – проводите нас к той комнате, где вас заперли на ночь. Граф, пойдете с нами.
– Я бы и сам настоял на этом. Фоско – древний и благородный род, мы ценим честь превыше всего. Обвинения немыслимые, и нужно немедленно принять меры. – Граф посмотрел на д'Агосту с легким возмущением, а тот пошел вперед, указывая путь.
Дорогу он помнил и вел Эспозито по коридору в гостиную, после которой началась анфилада изысканно обставленных комнат. Фоско следовал за ними, временами пытаясь привлечь внимание полковника, указывая на картины и прочие сокровища. Строй замыкали два карабинера.
В какой-то момент д'Агоста понял, что заблудился. Сколько он ни оглядывался, нужная дверь не находилась.
– Вам помочь? – любезно вызвался Фоско.
Д'Агоста заглянул в один проход, во второй – все не то. За двадцать четыре часа он не мог забыть направления. Или мог?
– Сержант говорил, что комната, в которой его держали как пленника, находится в самой башне, – обратился полковник к Фоско.
Граф озадаченно взглянул на Эспозито, потом – на д'Агосту.
– В башне только одна комната, и нам никак не сюда.
– Ведите.
Граф повел их коридорами и темными комнатами, где не было ничего, кроме голых каменных стен и низких потолков.
– Это самая старая часть Кастель-Фоско, ей одиннадцать веков. Здесь довольно холодно, тоскливо и нет прелестей современной цивилизации: электричества, водопровода... Сам я редко сюда наведываюсь.
Вскоре они добрались до железной двери. Фоско с трудом открыл ржавый замок, затем – со скрипом – и саму дверь. Убрав со стен паутину, граф повел полицию вверх по ступенькам. Каменную шахту наполняло эхо.
На площадке д'Агоста остановился: перед ним была приоткрытая дверь в ту самую комнату.
– Здесь? – коротко спросил Эспозито.
Д'Агоста кивнул.
Полковник дал знак своим людям, и те, открыв дверь, вошли в комнату.
Роскоши как не бывало. Д'Агоста тщетно шарил взглядом – исчезли ковры, книжные полки, а вместо ламп и сантехники в холодном и темном склепе громоздились старая поломанная мебель, поврежденные скульптуры и кучи заплесневелых драпировок. Здесь же лежала огромная погнутая железная люстра. Хранилище забытых обломков ушедшего времени покрывал плотный саван из пыли.
– Сержант, вы уверены, что это именно та комната?
Ошеломление д'Агосты сменилось озадаченностью, а затем гневом.
– Да, – сказал он. – Хотя выглядела она совершенно иначе. Здесь были спальни и ванная...
Наступила тишина.
– Нам понадобилось двенадцать часов, чтобы получить ордер. За это время граф приготовился.
Эспозито провел пальцем по изъеденному червями столу, скатал пыль в комок и пристально посмотрел на д'Агосту. Обернувшись к Фоско, он произнес:
– В башне есть другие комнаты?
– Сами видите: это помещение полностью занимает верхний этаж.
– Хорошо. – Эспозито снова посмотрел на д'Агосту. – Что было дальше?
– Мы спустились к ужину. – Д'Агоста старался, чтобы голос звучал спокойно. – В главный обеденный зал. Фоско заявил, что нам не выйти из замка живым. Потом была перестрелка, и я убил его слугу.
– Пинкеттса?! – вскинул брови граф.
Через пять минут все спустились в столовую, но там, как и боялся д'Агоста, не было никаких признаков борьбы. Только на столе стоял недоеденный завтрак на одного.
– Прошу извинить, – сказал Фоско, указав на блюдо. – Вы застали меня как раз за едой. Я ведь говорил, что не ожидал гостей. А слуг я отпустил по домам на выходные.
Заложив руки за спину, Эспозито обошел комнату.
– Сержант, – спросил он, – сколько пуль было выпущено?
– Четыре, – ответил д'Агоста, подумав. – Три я всадил в Пинкеттса, один раз выстрелил он. След от его пули нужно искать в стене над камином, если там уже все не заделали.
Никаких следов, разумеется, не нашлось.
– Ваш... э-э... Пинкеттс, – обратился Эспозито к графу. – Можно с ним поговорить?
– Позавчера он на несколько недель уехал в Англию. Я так понял, умер кто-то из родственников. Но я буду рад дать вам его адрес и телефон в Дорсете.
– Попозже, – кивнул Эспозито.
Все молчали, а д'Агосте хотелось кричать: «Пинкеттс – не англичанин! Его имя Пинчетти!» Однако он понимал, что спорить сейчас бесполезно. Фоско слишком хорошо продумал детали.
«Сейчас главное – найти Пендергаста».
Вернулись двое карабинеров и быстро заговорили с полковником по-итальянски.
– Мои люди, – повернулся Эспозито к д'Агосте, – не нашли никаких следов вашей машины.
– Значит, граф от нее избавился.
Эспозито задумчиво кивнул.
– В какой компании вы брали машину?
– «Еврокар».
Полковник отдал распоряжение подчиненным, и те, кивнув, вышли.
– Когда Фоско вернулся из Флоренции, нас заперли в старом хранилище, – сказал д'Агоста, пытаясь перебороть растущую панику. – В подвале. Я покажу: туда можно спуститься из кладовой.
Фоско в ответ только сделал приглашающий жест.
– Ведите, – вежливо промолвил он.
Д'Агоста повел компанию из зала в пустую кухню, а оттуда в кладовую. Вход на лестницу закрывал большой шкаф с медной кухонной утварью.
«В яблочко!» – подумал д'Агоста.
– Лестница там, – указал он. – Вход закрыли шкафом.
Эспозито кивнул двоим подчиненным, и те – с огромным трудом – отодвинули мебель. Д'Агоста похолодел: вместо лестницы за шкафом оказалась глухая стена – пыльная и древняя, как вся кухня.
– Простучите ее! – Д'Агоста уже был не в силах удержать рвущиеся наружу разочарование и ужас. – Он заложил вход кирпичами. Раствор еще должен быть сырой.
Полковник достал из кармана перочинный нож и отковырнул кусочек раствора. На пол посыпалась сухая крошка. Эспозито вонзил лезвие глубже. Затем, не говоря ни слова, передал нож д'Агосте.
Сержант опустился у стены на колени и провел лезвием у ее основания. Кладка была старая, пыльная, а на том месте, где стоял шкаф, успел скопиться слой паутины.
Д'Агоста отошел и огляделся. Неужели ошибся?!
– Я не знаю как, но граф, спрятал дверь. Замаскировал. Я видел, здесь была дверь!
Снова повисла тишина, которую долго никто не прерывал. Эспозито встретился взглядом с д'Агостой и отвел глаза. То, как он изучающее осматривал комнату, воскресило в д'Агосте несгибаемую решимость.
– Идемте к вашим людям. Обыщем весь этот проклятый замок.
Часом позже д'Агоста вернулся в главный коридор. Они обследовали столько залов, комнат, склепов, подвалов и тоннелей, сколько не было, наверное, ни в одном замке мира. И ведь какая-нибудь комнатушка, где гуляют сквозняки, или сырая лестница наверняка остались забыты. Каждая мышца д'Агосты молила о пощаде, да еще парусиновая сумка оттягивала плечо.
Пока шли поиски, граф хранил молчание. Он держался рядом с Эспозито и д'Агостой – терпеливый, преисполненный желания помочь, отпирал каждую дверь и время от времени даже предлагал показать новый маршрут.
– Ну если вы удовлетворены, – Фоско кашлянул, – почему бы нам не вернуться в библиотеку?
Когда они расселись в креслах у камина, к Эспозито подошел карабинер и что-то прошептал ему на ухо. Полковник кивнул, жестом велев подчиненному удалиться. Фоско снова предложил сигару, и на это раз офицер не отказался. Д'Агоста взирал на происходящее, не в силах поверить. Гнев перемешался с ужасом и отчаянием. Такое могло случиться только в кошмаре.
– Мои люди связались с компанией «Еврокар», – бесцветным голосом сообщил Эспозито. – Ваш «фиат-стило» вернули вчера днем, в половине второго. Оплачено картой «Американ экспресс», принадлежащей Пендергасту. Специальный агент Пендергаст забронировал билет до Палермо, в настоящее время мы выясняем, вылетел ли он тем рейсом. Сейчас так трудно разобраться в делах авиалиний...
– Конечно же, Пендергаст вылетел! Разве не видите, какую игру ведет Фоско?
– Сержант...
– Ведь ясно, все это спектакль! – Д'Агоста поднялся из кресла. – А Фоско – режиссер. Заложил спуск в подвал, разобрал нашу комнату... Спланировал все до последней гребаной мелочи!
– Сержант, прошу вас, – тихо сказал Эспозито, – держите себя в руках.
– Вы сами говорили, что мы имеем дело с непростым человеком!
– Сержант!
Д'Агоста почти обезумел от гнева, горя и безнадежности. Фоско завладел карточкой Пендергаста. Пендергаст пропадает, а этот ублюдок вот-вот просочится сквозь пальцы.
Д'Агоста нечеловеческим усилием воли взял себя в руки, потому что знал: отдайся он эмоциям – и дело пропало. Нужно отыскать брешь в броне графа.
– Значит, в замке Пендергаста нет. Его спрятали в лесу, в горах... там и надо искать.
Эспозито задумчиво затянулся сигарой.
– Сержант, – заговорил он. – В своем рассказе вы утверждали, будто бы граф убил четырех человек, чтобы вернуть скрипку...
– Четырех – по меньшей мере. Но мы сейчас зря тратим время. Надо...
– Простите. – Эспозито поднял руку, прося тишины. – Вы заявили, что граф убил тех людей при помощи устройства, которое вы сейчас носите в сумке.
– Да.
– Не покажете его графу?
Д'Агоста вытащил излучатель из сумки.
– Боже мой! – Фоско с интересом уставился на прибор. – Что это?
– По словам сержанта, микроволновое оружие, – пояснил Эспозито. – Созданное вами, чтобы сжечь мистера Локка Балларда из Абетоне и еще двоих людей в Соединенных Штатах.
Взглянув на полковника, потом на д'Агосту, Фоско переспросил:
– Сержант так и сказал?
– Именно.
– Значит, это машина, которая жарит людей, превращая их в кучку дымящегося пепла? И ее изобрел я? – В изумлении граф развел руками. – А можете показать, как она работает?
– Сержант, не продемонстрируете ли машину в действии?
Полковник говорил в том же скептическом тоне, что и Фоско. Неудивительно – оружие смотрелось как игрушка, муляж из «Звездных войн».
Д'Агоста повертел излучатель в руках.
– Я не знаю, как его включать, – признался он.
– А вы попробуйте, – с долей сарказма предложил офицер.
Д'Агоста подумал, что, сумей он заставить эту штуку работать, ход событий изменится. Нельзя было упускать оставшийся шанс. Он навел ствол на свежую тыкву, которую будто специально – в насмешку – поставили у камина. Прогнав лишние мысли, д'Агоста попытался восстановить в памяти действия Фоско: повернул ручку, нажал на курок... И ничего.
Д'Агоста щелкнул переключателем, нажал какую-то кнопку и снова нажал на курок. Не сработало.
Упав с высоты, устройство вполне могло повредиться, и все-таки сержант выворачивал ручки и снова и снова нажимал на курок, надеясь услышать низкое гудение...
Излучатель молчал.
– Думаю, – тихо произнес Эспозито, – мы видели достаточно.
Медленно убрав оружие в сумку, д'Агоста с огромным трудом заставил себя посмотреть в глаза полковнику. Эспозито ответил скептическим взглядом. Впрочем, нет, не просто скептическим – на лице офицера лежала маска откровенного недоверия... и жалости.
Фоско, который стоял за спиной Эспозито, нарочито медленно вытянул из-под рубашки цепочку с медальоном, опустил ее на грудь и похлопал по кулону пухлой рукой.
Д'Агосту словно прижгли каленым железом – он узнал медальон: глаз без век над фениксом, восстающим из пепла. Кулон Пендергаста. Сообщение графа дошло с ужасающей ясностью.
– Ты, ублюдок... – Д'Агоста кинулся на Фоско, но на нем тут же повисли карабинеры, оттащив к дальней стене библиотеки. Эспозито поспешил встать между ними и Фоско. – Сукин сын! – надрывался д'Агоста. – Это медальон Пендергаста! Вот вам доказательство. Он убил Пендергаста и взял кулон!
– Вы в порядке? – спросил Эспозито у графа, не обращая внимания на д'Агосту.
– Вполне, спасибо, – ответил Фоско, садясь в кресло и поглаживая живот. – Я лишь испугался, не более. А чтоб уж окончательно уладить дело и не осталось никаких сомнений... – Он развернул медальон обратной стороной, где был выгравирован собственный замысловатый герб Фоско – заметно поблекший и стертый.
Эспозито посмотрел на герб и обернулся к д'Агосте, сверкая темными глазами. Д'Агоста, зажатый шестью карабинерами, едва мог пошевелиться. Он пытался вновь обрести контроль над собой, над своим голосом. То, как граф произнес «Чтобы уж не осталось никаких сомнений», и то, как выделил последние два слова... Так он сообщал д'Агосте, что уже слишком поздно, что те двенадцать часов, съеденных бюрократией, обернулись трагедией. Отчаянная надежда, что граф, может быть, не убил Пендергаста, а только держит как пленника, дрогнула, будто пламя свечи на ветру, и угасла. Пендергаст мертв.
Никаких сомнений...
Эспозито протянул Фоско руку.
– Abbiamo finito qui, Conte, – сказал он. – Chiedo scusa per il disturbo, e la ringrazio per la sua pazienza con questa faccenda piuttosto spiacevole[73].
Граф отвесил изящный поклон.
– Niente disturbo, Colonello. Prego. – Взглянув на д'Агосту, Фоско добавил: – Mi displace per lui[74].
Пояковник и граф пожали друг другу руки.
Глубоко поклонившись, Эспозито вышел из комнаты, пройдя мимо д'Агосты, словно тот был пустым местом.
Карабинеры отпустили сержанта, и тот, прихватив сумку, направился к выходу. Глаза застилала красная пелена. Уже в дверях д'Агоста обернулся.
– Ты – покойник, – произнес он с трудом. – Ты...
Граф обернулся. Даже без слов его ответ был достаточно красноречив: влажные губы Фоско расплылись в плотоядной улыбке.
«Он убил Пендергаста».
А потом улыбка исчезла – скрылась в облаке сигарного дыма.
Весь путь назад до машин полковник Эспозито молчал. Он не сказал ничего, и когда машины стронулись с места, поехав вниз по кипарисовой аллее мимо оливковых рощ. И лишь когда под колесами автомобилей запетляла главная дорога до Флоренции, офицер повернулся к д'Агосте.
– Я в вас ошибся, – холодно произнес он. – Принял как своего, выдал рекомендации, помогал всеми силами, а вы... Вы обесчестили себя, опозорив заодно меня и моих людей. Нам крупно повезет, если граф не подаст жалобу за то, что мы вторглись к нему в дом и нанесли личное оскорбление. – Он наклонился чуть ближе. – С этого момента считайте, что ваши официальные полномочия отозваны. В Италии вас объявят персоной нон грата. Знаете, будь я на вашем месте, я бы использовал бюрократическую задержку и покинул страну ближайшим рейсом.
Откинувшись на спинку сиденья, полковник уставился в окно с каменным выражением лица и не произнес больше ни слова.
Глава 86
Приближалась полночь, и Фоско, слегка запыхавшись, вернулся в обеденный зал. Граф – жил ли он в городе или на вилле – всегда совершал перед сном моцион. А длинные коридоры Кастель-Фоско как нельзя лучше подходили для пеших прогулок.
Граф присел у камина и, желая избавиться от стылых объятий замка, протянул руки к веселому пламени. Сейчас неплохо бы устроиться в кресле с бокалом портвейна и обдумать завершение удачного дня.
С людьми граф рассчитался и распустил по домам; кто-то вернулся в окрестные деревни, кто-то остался в домиках на ферме при замке. Небольшой отряд полиции тоже ушел, забрав с собой сержанта д'Агосту, изрыгающего пустые угрозы; скоро его посадят в самолет до Нью-Йорка. Слуг Фоско отпустил до конца выходных, и вернутся они не раньше утра. Кастель-Фоско умолк и, казалось, к чему-то прислушивается.
Поднявшись, граф подошел к буфету, налил себе портвейна и снова сел. В последние дни стены замка гудели от возбуждения. Теперь же напротив, твердыню окутала неестественная тишина.
Фоско отпил из бокала и нашел, что вино превосходно.
Графу лишь ужасно не хватало Пинкеттса – или скорее Пинчетти, – готового предупредить любое желание. Трудно привыкнуть, что верный слуга лежит сейчас в безымянной могиле, в глубине семейного склепа. Будет непросто, нет, невозможно подыскать Пинкеттсу достойную замену. И если честно, сидя наедине с собой, граф признал, что чувствует себя чуточку одиноко.
Что ж, по крайней мере труп агента ФБР останется при нем навсегда.
Блистательный противник! Если бы не преимущества родной земли: «кроты», многоходовые планы, защита от случая – кто знает, не исключено, что игра закончилась бы совершенно иначе. Во время вечернего моциона Фоско спустился в подвалы замка, чтобы проверить, как коротает время в могиле Пендергаст. В катакомбах все было по-прежнему. Фоско постучал в стену, но ответа, конечно же, не дождался. Прошло почти двое суток – фэбээровец вряд ли протянул так долго.
Граф сидел в кресле, потягивая портвейн и предаваясь сладостным размышлениям. Конечно, еще не все концы были спрятаны: оставался сержант д'Агоста. Как он бесился, как угрожал, когда его уводили!.. Ничего, скоро гнев поутихнет, придет смирение, затем неуверенность, а после и страх, потому что сержант не мог не понять, с кем связался. Фоско не прощает! И этот конец он не спрячет, а просто отрежет – заставит д'Агосту заплатить по счетам: за убийство Пинчетти и за кражу любимого изобретения.
Впрочем, с этим можно не торопиться.
Попивая вино, граф вспомнил о втором незаконченном деле – о Виоле, леди Маскелин. Он представил себе, как она возделывает виноградник – сильная, загорелая. В ней смешались благородное происхождение, кошачья грация и пьянящая сексуальность. На редкость умная женщина, к тому же лучащаяся жизнью. Ее свет обогреет даже мрачный Кастель-Фоско...
В темноте за стенами зала что-то слабо прошелестело.
Фоско застыл на половине глотка.
Он отставил бокал, встал и подошел к главному входу в столовую. В длинном коридоре не было никого и ничего – только длинные ряды доспехов мерцали в мертвенном свете луны и редких светильников. В замке всегда водились крысы. Пора, наверное, главному садовнику о них позаботиться.
Фоско задумчиво вернулся к камину, но пламя не согрело его. Холод, который ощутил граф, навеяли не только стылые стены.
И тут он вспомнил, что могло бы вернуть ему бодрость духа. От камина Фоско прошел к маленькой двери, которая вела в личную мастерскую. Через лабиринт столов и автономного оборудования он добрался до задней стены, там опустился на колени и нажал маленький рычажок. Над головой открылась одна из деревянных панелей обшивки, и Фоско, поднявшись, открыл дверцу пошире, чтобы ввести код на консоли большого сейфа. Медленно, с благоговейным трепетом граф достал из тайника черный ящик в форме гробика, в котором хранил «Грозовую тучу».
Уже в обеденном зале он поставил скрипку на стол у стены, подальше от жара камина – пусть инструмент освоится, – а сам вернулся в кресло. После холода мастерской тепло очага показалось ему восхитительным. Отпив еще портвейна, Фоско задумался: что бы сыграть? «Чакону» Баха? Крикливого Паганини? Нет, что-нибудь простое, ясное, свежее... Вивальди, «Весну» из «Времен года».
Граф посидел еще немного, затем подошел к столу, открыл латунные замки на футляре и приподнял крышку, однако играть на скрипке не стал. Прежде чем она окончательно привыкнет к температуре и влажности, пройдет еще минут десять. Фоско взирал на инструмент, целиком отдавшись ощущению загадочной красоты. Совершенные линии влекли его, будто изгибы идеального женского тела. Душу наполнили неимоверная радость и чувство завершенности.
Фоско сел в кресло. Ослабил галстук, расстегнул жилетку.
«Грозовая туча» вернулась на законное место. Он вырвал ее из челюстей забвения. Оно того стоило – стоило затрат, сложных закрученных планов, стоило риска и жизней. Скрипка оправдала бы куда большее. Малиновые отблески пламени на полировке наводили на мысли, будто бы инструмент – не отсюда, будто бы он – это голос, песня лучшего мира, что придет вслед за нынешним.
Комната прогрелась. Фоско кочергой чуть подтолкнул поленья в глубь очага и отодвинул кресло от камина. «Весна». Нежная, живая мелодия влилась в разум и потекла сквозь него, словно граф уже начал играть. Оставалось потерпеть еще пять минут. Фоско снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
В камине громко стрельнуло полено, и граф чуть не подпрыгнул. Портвейн выплеснулся из бокала на жилетку.
Удивляясь себе, Фоско откинулся на спинку. Похоже, дело расшатало нервы сильнее, чем он думал. Ощутив небольшую тяжесть в желудке, граф отставил бокал. Пожалуй, стоило налить себе чего-то покрепче – для пищеварения. Кальвадоса, граппы или настойки на травах, которую готовят монахи из Монте-Сенарио.
Поднявшись, граф направился к бару и налил себе маленький бокал горького аперитива. Куда-то вдруг исчезла легкость походки.
На обратном пути желудок громогласно запротестовал, и Фоско отпил красновато-коричневой жидкости. Потом сделал еще два глотка и вдруг услышал другое – шаги у двери.
Фоско попытался встать и не смог – он обессилел. Но не важно: за дверью никого нет и быть не может. Слуги вернутся лишь завтра. Не иначе как разыгралось воображение, сдают нервы. Такое бывает.
Внутренности бурлили от несварения, и граф осушил бокал. Он поерзал, пытаясь устроиться удобнее. Стало слишком жарко, а рядом как назло никого, чтобы притушить пламя. Фоско глубоко, неровно вздохнул. Вот сейчас он успокоится, возьмет скрипку и сыграет. А живенькая «Весна» вернет ему прежнее настроение.
По всему телу начало расползаться томление – оно медленно росло внутри, распускаясь виток за витком. Граф промокнул лоб платочком. Сердце беспокойно билось в груди. Похоже, несварение тут ни при чем, он просто заболел. А все эти сырые, холодные подземелья! Нужно отдохнуть. Прямо завтра, решил Фоско, он отправится в самое подходящее для отдыха место – на Капрайю...
Дрожащей рукой граф поднес к губам бокал. Напиток почему-то обжег рот, словно горячая смола или уксус. Жар передался руке. Фоско вскрикнул – бокал обжег пальцы. Граф вскочил, выронил посуду, и она разлетелась осколками по полу.
Porca miseria? Что за свинство?!
Фоско судорожно вздохнул. Жгучая боль поразила глаза, во рту пересохло, сердце забилось с бешеной скоростью. Что это, сердечный приступ? Говорят, он начинается именно так – с чувства, что происходит нечто ужасное. Однако ни в груди, ни в руке боли не было, только внутри все росло и росло давление, будто скручивая внутренности. Фоско яростно огляделся, но не увидел в комнате ничего, что ему помогло бы, – ни бутылка портвейна, ни скрипка, ни мебель, ни роскошные гобелены не дали ответа.
Граф судорожно заморгал, его губы кривились в гримасах, пальцы конвульсивно дергались. Жар обволок тело горящим одеялом. Кожу будто облепил сплошным покровом рой пчел, а внутри, как одно целое, нарастали ужас и жар – нестерпимый, всепоглощающий жар, которому не было ровней пламя в камине...
Внезапно граф понял. Все понял.
– Д'Агоста!.. – прохрипел Фоско.
Согнувшись пополам, граф направился к двери, с грохотом упал на инструментальный столик и встал на колени. Мышцы спазматически дергались, но неимоверным усилием воли Фоско заставил себя ползти дальше.