Мужчина и женщина. Книга первая (сборник) Седов Владимир
– Завтра – будет завтра. Позвони.
И Лора положила трубку.
Во время всего этого разговора Лорина подружка не отрываясь смотрела на Лору.
– Лорка, и чего ты с ним не хочешь встретиться?
– Навстречалась уже…
– А может, этот не такой. Может, он принц.
– Конечно принц, пока в постель не залез. А как залезет, и куда принц девался…
– Ну что ты, Лорка, не все мужики негодяи!
– Может, и не все. Но мне попадались только они. Вот поэтому и не хочется опять пробовать.
А он упрямый.
Да и я не девочка.
Лора затушила сигарету и пошла опять к себе в «аквариум» за пульт.
Неделю Олег не звонил.
Лора, как ни странно для нее, стала почему-то беспокоиться, замечала, что непроизвольно шепчет его стихи:
Видно, это так и будет…
Наконец он позвонил.
До передачи.
Когда Лора взяла трубку и услышала: «Это я, Олег…», то заволновалась. В горле почему-то перехватило. И она каким-то не своим голосом ответила:
– Да, я слушаю тебя, Олег.
– Увидимся? – спросил он.
И они увиделись…
Попили кофе в кафе на набережной.
Она оказалась выше его ростом.
Он был юрким, темненьким, слегка лысеющем мужчиной лет тридцати.
Она в основном молчала.
Он много говорил. Волновался.
Она видела, как у него дрожали руки.
Он, очевидно, очень хотел ей понравиться.
То, что она ему понравилась, было видно сразу.
Он же пока не произвел на нее сильного впечатления.
Как-то странно было ей смотреть на него и мысленно читать его стихи: «За зимой придет весна…»
Расстались.
На прощанье он сказал, что именно такой ее и представлял.
На работе подружкам на их вопросы сказала:
– Ничего… Милый…
И все.
Потом они встречались еще несколько раз в кафе.
Она еще не разобралась в своих чувствах и поэтому вела себя очень сдержанно. И когда он в одной из встреч предложил ей зайти к нему, она, не проявляя никаких эмоций, согласилась.
Дома у себя он суетился до смешного.
Опрокинул стул. Разбил стакан. Не знал, куда ее посадить.
У него была чисто холостяцкая квартира. Богатая. Но не уютная. Без кошки и собаки.
Сказал, что у него был попугай, но улетел зимой в форточку.
Показал фотографии.
Сообщил, что был женат. Но детей нет.
Показал фото бывшей жены. Чем-то похожей на Лору.
Когда выпили шампанское, поцеловал ее.
Потом повел в спальню.
Она пошла.
Но и там, в спальне, никак не могла отделаться от звучавших в голове его стихов: «Кто-то горе позабудет…»
Вего объятьях она была тихой и равнодушной.
А он, кажется, этого совсем не замечал.
Он упивался ею. Ее телом. Запахом. И любовью.
Вечером, уже поздно, она приехала домой.
Мама не спала.
Лора прошла в детскую, поцеловала спящего сынишку и отправилась на кухню к маме. Сели с ней там. Выпили легкого красного вина. Поговорили. Поплакали. Даже потихоньку спели.
Засыпала далеко заполночь.
«Кто-то вспомнит вкус вина..»
Да, у нее очень давно не было мужчин.
И что…
Ничего.
Ничего нового.
Новый день на работе был, как и прежде, интересен, но тяжел. И хотя это была ее любимая работа, но несколько часов в прямом эфире вперемежку со всякого рода звонками всегда немного утомляли. Только сигареты снимали утомление. Поэтому она много курила.
Олег больше не звонил.
Стихов не читал тоже.
Но встречаться они стали все чаще и чаще. И в основном у него на квартире.
«Кто-то будет наслаждаться чистотой лесных озер…» Что он имел в виду?
Первые проблемы начались, когда она первый раз забеременела. О ребенке речи и не шло. Он даже не помогал ей избавиться от беременности. Все устроила подруга.
И все прошло не совсем удачно. О ней забыли после операции, и она чуть не умерла от переохлаждения.
Перед ней, бессознательной, приоткрылся уже другой мир. Она летела в гигантском туннеле с огромной скоростью куда-то, к чему-то светлому и чистому, и только тревога за сына, болью пульсирующая в затухающем сознании, заставила вернуть душу назад, и она очнулась. Тяжело сползла с кресла. Вышла в коридор. Там врач, увидевшая ее, замахала руками, проклиная себя за забывчивость. А она, ничего не требовавшая и не скандалящая, быстро собралась и ушла из больницы.
Он ее не встречал.
«Мне осталось улыбаться…»
Потом были и другие беременности.
Потом выяснилось, что он не может переносить ее сына. И тем более во время совместного отдыха.
И наконец, он стал казаться ей еще меньше, глупее, и даже плешь на его затылке стала катастрофически увеличиваться и увеличиваться.
Мама уверяла, что не в этом счастье, а внуку и с ней, с бабушкой, хорошо. А Лоре надо…
Что ей надо, она и сама знала.
Ей был нужен муж. А Олег вроде бы и не собирался стать таковым. Да она и не собиралась сделать его им. Своим.
Они продолжали встречаться. Была у них своя жизнь. Свой мир. Свое время. Подруги привыкли, что у нее есть Олег. Его друзья привыкли, что у него есть она, Лора.
Он говорил, что ее любит. Она врала ему тоже: «Слыша твой прелестный вздор…»
Но по-настоящему счастлива она была только у себя на работе. Когда закрывалась в своем «аквариуме». Садилась перед пультом. Надевала наушники. Отсчитывала время и, нажав на тумблер, весело говорила в микрофон:
– Добрый день, дорогие радиослушатели нашего канала «Дорога». С вами опять ваша ведущая Лора. – И всегда подсознательно читала стихи:
- Видно, это так и будет,
- За зимой придет весна.
- Кто-то горе позабудет,
- Кто-то вспомнит вкус вина.
- Кто-то будет наслаждаться
- Чистотой лесных озер.
- Мне осталось улыбаться,
- Слыша твой прелестный вздор…
И всегда после этого думала: «И чьи же это стихи? Надо бы все-таки узнать, чьи. Не мог же он их сам написать. Слишком он не тот».
Не тот…
6. Завод
Сегодня она позволила себе купить двести граммов сыра.
Позволила, потому что вчера была пенсия, а сыр она очень любила и ела его с удовольствием.
От купленного куска она отрезала граммов десять сыра, положила его в рот и стала осторожно сосать.
– Когда же я впервые попробовала сыр?
Задумалась.
– Наверное, лет в семнадцать, когда приехала из своей деревни в город.
Ее отъезд из деревни был неожиданным.
На деревню пришла разнарядка на парней и девушек для работ на торфоразработках. Это было что-то среднее между каторгой и поселением. Но отправляли туда только холостых и незамужних.
Ее старшую сестру родители быстро выдали замуж за соседского парня. Сестра не хотела идти за нелюбимого, но отец был строгих правил: вытащил ее за косы из-под кровати, дал в руки перину с подушками и отправил под венец.
Ей же, младшей дочери, еще не было восемнадцати – замуж не выдашь, да и на торф рано. Но разнарядка – не замужество. Попроще. Да и парней в деревне для женитьбы больше не было: одних поубивало в войну, другие были еще сопливые, не выросли.
В сельсовете думали-думали, да и отправили ее.
И поехала она в свои семнадцать на торфоразработки. Но ее это не пугало.
– Эх, молодость, молодость…
Она отрезала еще кусочек сыра. Взяла его в руки и посмотрела на свет. Она очень любила российский сыр: нежный, чуть-чуть с солинкой, маслянисто-свежий.
– Где же я впервые попробовала это чудо? На торфе? Нет, пожалуй не там.
На торфоразработках было много работы и мало еды. Спали все вместе в больших военных палатках.
Но все же здесь было электричество, радио и танцы. И хотя она сама не танцевала – стеснялась, – ей на танцы ходить нравилось.
Новая жизнь – необычная, интересная.
И поэтому она, после отбывания торфяной повинности, в деревню не вернулась, а завербовалась вместе со своими новыми подружками на строительство автогиганта в областном городе.
Поселили их в чистом и аккуратном бараке. В комнате их жило четверо подружек. Кругом висели лозунги и призывы. Из уличных репродукторов гремела задорная музыка.
Работу им определили на котловане. Дали каждой в руки по лопате. На двоих – одни носилки. Знай – копай.
Работали по-ударному. Хоть и уставали смертельно, но не унывали.
Через три года завод пустили.
Все было торжественно. Выдали премии. Ей достался отрез на платье. В заводском клубе был вечер: накрытые столы, очень интересный концерт. Вот там-то она и попробовала сыр.
Сначала он ей не очень понравился – как творог прокисший, и она после этого долго его не ела.
Настоящий вкус сыра она поняла гораздо позже.
Это случилось тогда, когда она встретила Его.
После окончания строительства она осталась на заводе. Ее взяли на конвейер на операцию установки задних мостов полуторки – первого советского грузового автомобиля.
Из барака она переехала в заводское общежитие, находящееся в каменном доме, в комнату на троих. В комнате была даже маленькая кухня.
Работа была тяжелая, но, пока была молодая, она этого не ощущала.
В отпуск ездила в деревню, покупала всем подарки.
Деревня жила своей жизнью.
Сестра нарожала кучу детей. Муж ее пил, как, впрочем, все деревенские мужики. Пруды зарастали. Дороги становились хуже и хуже. Возвращаться туда желания не было.
Однажды по профсоюзной линии ей дали бесплатную путевку во Владикавказ.
Юг показался ей раем, а санаторий, с его экзотическими деревьями и аккуратными дорожками, райским садом.
Вот там она и встретила Его.
Высокого, красивого, щедрого, с романтической профессией сталевара.
Они гуляли по вечерам. Голову кружили запахи южных цветов. Объятия сильного мужчины становились все настойчивей и настойчивей, и она сдалась.
Дни пролетели, как один час. Он уехал первым, пообещав написать.
И не написал.
А вскоре она с ужасом поняла, что беременна и что, кроме имени и профессии, ничего о своем любимом не знает.
Вот тогда-то она и полюбила сыр. Причем только «российский». Ела его помногу, с жадностью, тайком, понимая, что ее аппетит может вызвать у людей вопросы, не совсем ей приятные.
Аборты в те годы были запрещены, и ей ничего не оставалось, как рожать. Она уже примирилась с этой мыслью, но ото всех, особенно от подруг по комнате, тщательно скрывала свое интересное положение. И, может, все было бы нормально, но работа на конвейере была не для беременных. И однажды днем, ближе к обеду, когда она устанавливала очередной задний мост на новую модель отечественного грузовика, острая боль в животе заставила ее бросить многопудовую железяку и с криком скорчиться на бетонном полу.
Ее увезли в больницу.
Из больницы она вышла сильно похудевшая. Ей дали больничный на три дня. Все три дня она пролежала в общежитии на койке лицом к стенке, а на четвертый вышла на работу. Теперь к мужчинам она стала абсолютно равнодушна и вела себя при ухаживаниях грубо и агрессивно. На работе к этому со временем привыкли и закрепили за ней прозвище «старая дева».
Только один раз, когда через двадцать лет работы на автогиганте ей дали крохотную комнатку в коммуналке, к ней ночью стал ломиться пьяный сосед, разругавшийся со своей женой. Но дверная задвижка выдержала.
Она, привыкшая за долгие годы к одиночеству, была так напугана, что чуть не выбросилась из окна. Пьяный дон-жуан, побушевав в коридоре, вернулся в свою комнату.
А наутро жена пьяницы прошла мимо нее с надутыми губами и обиженным видом. Так и осталось непонятным, за что женщина на нее обиделась. То ли от того, что пьяный муж перепутал двери, то ли за то, что она не пустила ее любвеобильного мужа к себе.
В этой комнатушке она прожила еще двадцать лет.
И уже перед самой пенсией ей дали отдельную однокомнатную квартиру в панельной пятиэтажке. Тогда-то она купила первый в своей жизни холодильник и стала регулярно покупать сыр, который стоил тог
да дешево, но появлялся в магазинах очень– очень редко. Поэтому покупала она его сразу по два-три килограмма и, нарезав кусками, хранила в кастрюльке, которую держала в холодильнике.
Перед пенсией ее наградили медалью «За доблестный труд». Благодаря этой медали, она получила право бесплатного проезда в городском транспорте.
Теперь она на пенсии.
Подруг не было. Родственники ее уже забыли. Поэтому ей никто не мешал жить спокойно в своей старости. И любить сыр. Благо, его теперь на каждом углу разных сортов и видов сколько хочешь. Правда, и цена стала очень-очень большой: килограмм – ровно треть пенсии.
Ей уже под семьдесят, но она по-прежнему читает только заводскую газету, регулярно ездит на собрания акционеров завода – ей досталось несколько десятков акций. Правда, никаких денег за свои акции она не получала, поэтому единственный источник для приобретения сыра – пенсия.
Она всем довольна. Все старое забылось, а новое обходит ее стороной.
И сыр теперь всегда свежий.
Даже зубов не надо, чтобы его есть. Можно сосать, как конфетку.
А вот конфетки она не любила.
Баловство это.
7. Коллеги
Эта прогулка по парку была приятной как для Оли, так и для Коли.
Они были коллегами по работе и целыми днями сидели друг против друга за кульманами, и чертили, чертили, чертили. И вот решили наконец прогуляться после работы. К тому же и повод был: они в отделе распили бутылку вина по случаю перехода Коли в другой проектный институт.
Взявшись за руки, Коля и Оля шли по осеннему парку.
Вечерело.
Гравиевая дорожка темнела.
Деревья становились все менее и менее прозрачными.
Воздух остывал и слегка освежал тронутые вином головы.
Но не настолько, чтобы уберечь Олю и Колю от похода в темные заросли боярышника.
Коля жарко целовал Олю.
Оля присела на пенечек, а затем сползла на холодную, слегка сыроватую траву.
Когда Коля оказался на Оле, Оля подумала, что ее светлое пальто из ламы, наверное, испачкается.
А Коля возился и все шептал ей на ухо, что все хорошо, что он сделает так, что ни детей, ни проблем не будет, а будет очень приятно.
А кому будет приятно, он не уточнял, только вдруг замолчал, заскрипел зубами и, замерев на минуту, вскочил с Оли. За Колей встала Оля, отряхнула пальто, поправила колготки и стала смотреть на Колю.
А Коля отвернулся от Оли и заговорил, что ему пора и, вообще, что-то стало холодать.
Оля догадалась, что Коле уже было приятно, а она так и не поняла, было ей приятно или нет.
Коля, как истинный джентльмен, проводил Олю до выхода из парка и, остановив такси, уехал.
Оля потопала на остановку троллейбуса.
В троллейбусе она, очарованная вечером, забыла купить билет, и ее оштрафовали на три рубля как «зайца».
На следующий день Коля уже не вышел на работу к своему кульману и, очевидно, чертил свои чертежи уже в другом отделе напротив другой «Оли». А наша Оля стала забывать о том вечере в осеннем парке.
Но вечер не забыл ее.
Оля, ранее почти никогда не болевшая, стала чувствовать постоянные недомогания. Подружки по работе, зная ее мертвое, одиночество и не зная о той вечерней прогулке, стали гадать, что же с ней. И, конечно, пошли советы и народные консультации.
В начале Оля села на одуванчиковую диету, по совету подруги Риммы. После месяца жевания одуванчиков ей не стало лучше. Даже стало немного хуже.
Тогда подруга Вика посоветовала ей лопуховую диету. Правда, лопуховая закончилась еще раньше, чем одуванчиковая, так как Оля при профилактическом осмотре совершенно случайно, просто из чистого любопытства, пройдя уже всех врачей, зашла к гинекологу.
Гинеколог, старая женщина, осмотрев ее, закурила папиросу и спросила:
– И что, девочка, вы не знаете, что беременны?
На это Оля категорически возразила, что этого не может быть, потому что быть не может. У нее никогда не было никаких отношений с мужчинами. А при отсутствии мужчин у нее должна отсутствовать и беременность как таковая. Оля говорила так убедительно, что старая добрая женщина-гинеколог затушила папиросу и, наверное впервые в своей практике, повторно осмотрела Олю.
Осмотрев, опять закурила и сказала:
– Девочка, у вас беременность. Седьмой месяц.
– Но у меня же нет живота, да и не от кого.
– Живота у вас нет, наверное, от одуванчиков. А вот от кого он должен быть, тебе все же, деточка, надо бы вспомнить.
Оля села на кушетку и стала вспоминать, но ничего не могла вспомнить, кроме разве того вечера в парке.
– Вы знаете, – сказала Оля врачу, – было один раз в моей жизни. Я гуляла по парку с коллегой. Но он никуда мне ничего… И все, больше у меня ничего не было.
На что уставшая тетя-врач сказала:
– Зря вы, доченька, претендуете на роль Богородицы. Непорочного зачатия вот уже Две тысячи лет не происходило.
Подругам Оля тоже толком ничего не могла объяснить. И из ее бессвязного рассказа о посещении врача-гинеколога они, правда, поняли, что непорочных зачатий не было уже две тысячи лет, а также они узнали про коллегу и прогулку с ним по парку.
Вывод у всех подруг: и у Риммы, и у Вики был один:
– Дура ты, Ольга. Семь месяцев! Будешь рожать?
– Я рожать? – удивилась Оля.
И через два месяца родила двойняшек Олю и Колю.
Мальчика в честь папы, а девочку в честь мамы.
Маленькая Оленька была вылитая папа Коля.
А маленький Коля был вылитый мама Оля.
– Это хорошо, – сказали подруги. – Народная примета: если дочь похожа на папу, а сын – на маму, то будут счастливы.
Подруги мамы Оли со временем, видя ее полную инертность по установлению отцовства, все же сообщили бывшему коллеге Коле о рождении у него или от него двух прекрасных двойняшек. Одного, причем, назвали в честь него.
– Кого назвали? – переспросил он по телефону подруг Оли и своих бывших коллег.
– Мальчика, конечно, – сострили подруги.
Коллега Коля этой остроты не понял и бросил трубку. После этого все дальнейшие попытки связаться с ним по телефону стали заканчиваться безрезультатно.
Сама же Оля ни на уговоры подруг, ни на предложения об установлении отцовства не реагировала никак. Она, хотя у нее и появились дети, считала это событие весьма странным. У нее были большие сомнения в причастности к этому Коли, хотя других мужчин, кроме него, у нее никогда не было. И появление своих детей она для себя объяснить никак не могла. А так как все было довольно-таки сложно и запутанно, то от этих раздумий у нее начинала болеть голова, поэтому она решила, что никого беспокоить не надо. Малыши, как ни крути, были ее, а это самое главное. И она стала их растить.
Правда, в этом ей помогали многие: и подруги, и родители, и даже собес.
Ее все устраивало. Ничего не беспокоило.
И вдруг через пять лет ей позвонил – кто бы вы думали? – да, да, папа ее детей, коллега Коля.
– Николай, – представился он.
– Какой Николай? – почему-то сразу испугавшись, переспросила она.
– Тот самый.
– Какой «тот самый»?
Читать бесплатно другие книги:
