История человечества. Россия Хорошевский Андрей
Понятия «левитановский пейзаж», «левитановская осень» давно вошли в нашу жизнь, став синонимами красоты русской природы. Не каждому живописцу удавалось так поэтично и возвышенно увековечить свое имя в памяти потомков, как Левитану. А между тем к сложному искусству постижения природы этот гений пейзажа шел путем трудным, а порой и мучительным. И даже будучи уже признанным мастером, он нередко чувствовал неудовлетворенность своим творчеством, страдал от невозможности передать на холсте всю божественную красоту мироздания.
В письме к А. П. Чехову в 1887 г. художник писал: «Может ли быть что-то трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть Бога во всем и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения…»
Современники нередко называли Левитана «удачливым неудачником». В этом парадоксальном определении выразились и сладость творческих побед художника, и горечь его несчастливой человеческой судьбы. За свои неполные сорок лет он сполна испытал нужду и унижения, часто жил в разладе с самим собой и окружающими, переживал творческие кризисы и вновь возрождался к жизни через искусство. И потому, говоря о себе, Левитан утверждал: «…я не могу быть хоть немного счастлив, покоен, ну, словом, не понимаю себя вне живописи».
Будущий художник родился в местечке Кибарты бывшей Ковенской губернии в бедной еврейской семье. Его отец окончил раввинское училище, но затем, пристрастившись к иностранным языкам, стал зарабатывать на жизнь уроками. Знание французского языка особенно пригодилось ему, когда началось строительство Ковенской железной дороги, в котором участвовали инженеры из Франции. Левитан-старший стал служить на железнодорожной станции сначала переводчиком, а затем кассиром.
В 1869 г. семья переехала в Москву. В 1873 г. Исаак был принят в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где уже учился его старший брат Адольф. Семья жила бедно, а после смерти родителей (матери – в 1875 г. и отца – в 1877 г.) четверо детей, оставшихся сиротами, впали в крайнюю нужду. Известный художник М. В. Нестеров, бывший товарищем Исаака по училищу, вспоминал: «Левитан сильно нуждался, про него ходило в школе много полуфантастических рассказов. Говорили о его большом даровании и о великой нужде. сказывали, что он не имел иногда и ночлега. Бывали случаи, когда Исаак Левитан после вечерних классов незаметно исчезал, прятался в верхнем этаже огромного старого дома Юшкова… выждав последний обход опустелого училища солдатом Земляникиным, прозванным «Нечистая сила», оставался один коротать ночь в тепле, оставался долгий зимний вечер и долгую ночь с тем, чтобы утром, натощак, начать день мечтами о нежно любимой природе».
Но, несмотря на голод и бесприютность, талантливый юноша учился гораздо лучше многих состоятельных одногруппников. Уже в 1875 г. Левитана, как получившего «первые номера по художественным занятиям», награждают ящиком красок и дюжиной кистей (для нищего художника это было целое состояние), а в 1876–1879 гг. освобождают от платы за обучение «ввиду крайней бедности» и как «показавшего большие успехи в искусстве». И в это же время Исааку пришлось почувствовать на себе всю тяжесть унижения человеческого достоинства. В 1879 г., после покушения народовольцев на жизнь Александра II, он, так же как и другие евреи, вместе с братом и сестрой Анной был выслан из Москвы (второй раз Левитана, уже известного живописца, вышлют в 1892 г.). «Изгои» поселились на даче в подмосковной деревне Салтыковка. Жили впроголодь, и, чтобы добыть средства к существованию, начинающий художник создает свою первую картину «Вечер после дождя». Писать ее было трудно: Исааку, одетому в красную старую рубаху, дырявые брюки и опорки на босу ногу, приходилось прятаться за кустами, чтобы своим жалким видом не привлекать внимание нарядной гуляющей публики. Попросив одежду у шурина, он поехал в Москву, где на Покровке продал эту картину за 40 рублей и был несказанно счастлив.
В октябре 1879 г. Левитан был зачислен советом преподавателей училища на получение стипендии им. В. А. Долгорукого. Тогда же им написана картина «Осенний день. Сокольники», сразу же приобретенная П. М. Третьяковым. Уже в ней проявилась основная черта левитановского творчества – неотделимость природы от мира человеческих чувств. Все в этой картине – и низкие серые облака, и стоящие вдоль пустынной аллеи деревья, горящие последней, увядающей красотой, и опавшая осенняя листва – созвучно печали одиноко бредущей женской фигурки (она была нарисована художником Николаем Чеховым). Такому восприятию природы научили молодого живописца его замечательные учителя – А. К. Саврасов и В. Д. Поленов, которые всячески развивали и поддерживали дарование Левитана. К примеру, Поленов привлекал его к работе над декорациями для Частной оперы С. И. Мамонтова, часто приглашал в свое имение «пожить и поработать». Но даже эти маститые мэтры не смогли изменить решение Совета училища о том, что дипломная работа их ученика не достойна большой серебряной медали. И, закончив в 1883 г. учебу, Левитан получил не звание художника, а диплом учителя чистописания.
Уже первые его пейзажи, написанные в 1883–1884 гг., очаровывали необычайной свежестью живописи. Картины «Мостик. Саввинская слобода», «Саввинская слобода под Звенигородом» и этюд «Первая зелень. Май» (одноименное полотно было написано в 1888 г.) наполнены ослепительным солнцем, сочной и ажурной зеленью трав и деревьев, ощущением радости от буйства красок и жизненных сил пробуждающейся природы. Между тем творческое настроение самого художника в это время было отнюдь не радостным. Крушение надежд, неотступная нужда, ощущение себя изгоем общества часто повергали его в состояние депрессии. В такие периоды он уходил от людей, из мягкого и деликатного человека превращался в молчаливого или грубого и непредсказуемого. Весной 1885 г. он даже предпринял попытку самоубийства, первую и не последнюю.
Но лето, проведенное Левитаном с семейством Чеховых на даче в Бабкино, вернуло ему жизнерадостность и силы для работы. Это был редкий для художника период беззаботной жизни, полной молодого веселья, дурачеств и розыгрышей. Здесь Левитан особенно близко сошелся с А. П. Чеховым, и эта дружба, омраченная впоследствии единственным трехлетним перерывом, продлилась до конца жизни художника. Несмотря на прелести летней дачной жизни, он успевал много и плодотворно работать. Флигель, в котором жил Левитан, был сверху донизу завешан этюдами, которые потом стали основой многих его знаменитых картин.
Большую роль в творчестве художника сыграли его поездки на Волгу в 1887–1890 гг. Благодаря им он создал необычные пейзажные полотна, в которых органично соединились эпический размах и тонкая лиричность, задушевность и созерцательность, глубокие размышления о непреходящей красоте мира и светлая грусть («Вечер на Волге», «Вечер. Золотой плёс», «После дождя. Плёс», «Березовая роща», «Золотая осень. Слободка», «Тихая обитель»). Поездки на Волгу взбудоражили Левитана. Он перестал хандрить, повеселел, и это радостное настроение отразилось в его полотнах. А. П. Чехов очень их расхваливал: «Знаешь, – заметил он другу, – на твоих полотнах даже появилась улыбка». В волжских работах Левитана особенно сильно проявился национальный характер русского пейзажа. Они принесли художнику известность и признание. Одна из них – картина «На Волге», представленная на конкурсе Московского общества любителей художеств, была удостоена первой премии. С этого времени Левитан становится желанным гостем в домах московской художественной интеллигенции. Особенно часто он посещает вечера, устраиваемые художницей С. П. Кувшинниковой, которая сопровождала его во всех поездках по Волге. По словам
М. П. Чеховой, сестры писателя, «Софья Петровна была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина». Она хорошо рисовала, и некоторые ее работы даже были представлены в Третьяковской галерее. Неудивительно, что пылкий и темпераментный Левитан не на шутку увлекся ею. Их отношения легли в основу чеховского рассказа «Попрыгунья», что надолго рассорило художника с Антоном Павловичем.
Это увлечение было не единственным в жизни Левитана. Долгое время он был влюблен в Лику Мизинову, делал предложение Марии Павловне Чеховой. Впоследствии она вспоминала: «У Левитана было восхитительное благородное лицо и очень выразительные глаза. Женщины находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал… Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно». История с выстрелом, о которой вспоминает Мария Павловна, была описана Чеховым в пьесе «Чайка». Она произошла в июле 1895 г. в имении Турчаниновых, куда художник приехал писать этюды. Причиной, по которой Левитан хотел застрелиться, стало соперничество увлеченных им Анны Николаевны Турчаниновой и ее дочери Вари. К счастью, и на этот раз смерть миновала его. Но пережитое потрясение еще долго мучило душу художника. В письме В. Д. Поленову он писал: «…жить нет сил, умереть также; куда деть себя?!!» Целительную силу Левитан, как всегда, нашел в искусстве.
С 1891 г. художник работает в мастерской, любезно предоставленной ему С. Т. Морозовым. Здесь он создает лучшие свои произведения: «У омута», «Владимирка» (обе в 1892 г.), «Над вечным покоем» (1893–1894 гг.), «Золотая осень», «Март», «Свежий ветер. Волга» (все в 1895 г.), «Весна – большая вода» (1897 г.) и др. Эти полотна поражают своим колоритом, продуманностью композиции, новыми, небывалыми для русской пейзажной живописи сюжетными мотивами, а главное – философским звучанием. Раздумья художника о мире и человеке в нем особенно сильно выражены в картине «Над вечным покоем». В ней отчетливо звучит тема бренности человеческого существования и безграничной власти природы. Сам Левитан писал об этой картине: «…В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием…» Не менее монументальный пейзажный образ создан художником и во «Владимирке», которая, по словам М. В. Нестерова, «может быть смело названа русским историческим пейзажем, коих в нашем искусстве немного».
В последнее десятилетие своей жизни Исаак Ильич часто бывает за границей: во Франции, Италии, Швейцарии, Финляндии. Там он знакомится с искусством старых и современных европейских мастеров, ищет новые живописные формы, пишет пейзажи («Близ Бордигеры. На севере Италии», «Берег Средиземного моря», 1890 г.; «Озеро Комо», 1894 г.). Но заграничные картины художника в России успеха не имели. Критика ядовито писала о том, что Левитан «уже спел свою песенку и умер для русского пейзажа». Знакомясь с подобными высказываниями, очень ранимый и чувствительный художник не мог найти себе места. К тому же все больше давали знать о себе признаки тяжелой сердечной болезни. В 1897 г. врачи сказали Исааку Ильичу, что у него порок сердца и расширение аорты. Он был очень опечален тем, что болезнь не дает ему возможности работать, и говорил: «Так рано складывать оружие больно».
Но, несмотря на запреты врачей, Левитан продолжает много писать. Он создает тончайшие лирические поэмы в красках – «Сумерки», «Стога. Сумерки», «Летний вечер», «Поздняя осень» и большое, давно задуманное полотно «Озеро. Русь», которое современники назвали «песней без слов». Именно об этих работах художника А. П. Чехов писал: «…До такой изумительной простоты и ясности мотива, до которых дошел в последнее время Левитан, никто не доходил до него, да и не знаю, дойдет ли кто после».
Гениальный пейзажист скончался 22 июля 1900 г., в пору цветения любимых им флоксов. Они были положены на его могилу молодыми художниками – теми, кого он учил постигать природу глубоко и проникновенно, так, чтобы слышать «трав прозябанье».
Леонов Алексей Архипович
(Род. в 1934 г.)
Летчик-космонавт СССР, первый человек, вышедший в открытый космос. Генерал-майор авиации, дважды Герой Советского Союза. Член Союза художников России.
18 марта 1965 г. жители Земли, следящие за полетом советского космического корабля «Восход-2», услышали взволнованный голос его командира, полковника П. И. Беляева: «Заря! Я – Алмаз!.. Человек вышел в космическое пространство! Находится в свободном плавании!..» В 11 часов 30 минут по московскому времени на втором витке полета второй пилот летчик-космонавт подполковник Алексей Леонов впервые в мире вышел в открытый космос, удалился от корабля на расстояние до пяти метров и провел вне шлюзовой камеры 12 минут 9 секунд. На заседании государственной комиссии после полета прозвучал самый короткий в истории космонавтики доклад: «В открытом космосе жить и работать можно». Так было положено начало новому направлению космических исследований.
Алексей Леонов был девятым ребенком в семье. Он родился 30 мая 1934 г. в селе Листвянка Тисульского района в 600 км к северу от города Кемерово. Сюда к деду, сосланному царским правительством за участие в революции 1905 г., в разное время приехали с Донбасса родители Алексея – вначале мать, а после окончания Гражданской войны и отец. Донецкий шахтер Архип Леонов стал в сибирском селе председателем сельсовета, Евдокия Минаевна работала учительницей.
После окончания Великой Отечественной войны вся семья перебралась в Калининград (Кенигсберг). В 1953 г. Алексей окончил среднюю школу, получил хороший аттестат зрелости и поступил в Кременчугскую военную авиационную школу первоначального обучения летчиков. О небе юноша мечтал с самого детства. По конспектам брата – бывшего авиационного техника – он с завидным упорством изучил не только авиационные двигатели и конструкции самолетов, но и основы теории полета. В сочетании со спортивными достижениями это был тот ключ, который сделал его мечту реальностью.
С 1955 по 1957 год Леонов учился в Чугуевском военном авиационном училище летчиков, по окончании которого проходил службу в строевых частях. В 1959 г. молодой пилот попал в экспериментальную группу «по освоению перспективной военной техники», однако перед окончательной медицинской комиссией в феврале следующего года передумал и решил возвратиться в свою часть. Новые друзья уговорили его остаться, и в марте, 1960 г. Леонов был зачислен в первый отряд советских космонавтов. Там он прошел полный курс подготовки к полетам на кораблях типа «Восток», а затем типа «Восход». Тогда же Алексей женился. Жена Светлана подарила ему двух дочерей – Викторию и Оксану.
Свой первый космический полет Леонов совершил 18–19 марта 1965 г. вместе с полковником П. И. Беляевым. В ходе этого полета, продолжительностью 1 сутки 2 часа 2 минуты 17 секунд, и был осуществлен первый в мире выход человека в открытый космос.
Для обеспечения этого эксперимента в НПО «Энергия» был создан специальный переходной шлюз, который имел цилиндрическую конструкцию и состоял из 36 надувных секций, разделенных на 3 изолированных друг от друга группы. Шлюз сохранял свою форму даже в случае выхода из строя двух из них. Космонавт, выходящий в открытый космос, соединялся с кораблем фалом, по которому обеспечивалась телефонная связь и подавался кислород. Вся процедура работы в космосе была проверена во время наземных тренировок и смоделирована в невесомости на борту летящего по параболической траектории самолета.
Сразу же после выхода корабля на заданную орбиту космонавты начали подготовку к эксперименту. Беляев помог Леонову облачиться в скафандр и укрепить аварийный баллон с кислородом. Затем Алексей прошел через шлюзовую камеру и оказался в открытом космосе. Через 10 минут он заметил, что скафандр в реальных условиях ведет себя совсем не так, как на земле, – он раздулся, и стало невозможно что-либо делать руками. Из-за увеличения размеров скафандра возникли проблемы и с возвращением на борт – космонавту с трудом удалось протиснуться в люк. Первый выход человека в космос продолжался в общей сложности 23 минуты 41 секунду.
Однако проблемы на этом не закончились. Перед возвращением на Землю выяснилось, что вышла из строя автоматическая система ориентации корабля на Солнце. Космонавтам пришлось сделать два лишних витка, вручную сориентировать корабль и включить тормозной двигатель. Поэтому посадка была произведена в совершенно другом районе – в глухой заснеженной тайге, в 180 км северо-западнее Перми. Первую помощь они получили лишь спустя сутки от местных лесорубов, а вертолеты за ними прилетели только на третий день.
За успешное осуществление полета и проявленные при этом мужество и героизм подполковнику А. А. Леонову 23 марта 1965 г. было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
После возвращения на Землю Алексей Леонов был назначен заместителем командира отряда космонавтов. В 1967 г. он готовился в составе группы к полетам на Луну. Если бы лунная программа СССР была реализована, Леонов должен был стать первым советским человеком, побывавшим на этой планете. На Байконуре был построен огромный завод «Прогресс», старты следовали один за другим – и все неудачно. Лишь когда не стало Королева, новый главный конструктор Валентин Глушко признал: эта система устарела. Потом на испытаниях появились луноходы. Леонов тогда говорил: «Это же техника, не люди! Ну хоть бы какой-нибудь хреновенький наш космонавтик на Луне побывал!» Однако его мечта так и не сбылась…
В 1968 г. Алексей Архипович окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского. В последующие годы он неоднократно проходил подготовку к полетам, но по различным причинам они не состоялись.
В начале 1973 г. Академия наук СССР и Национальное агентство космических исследований США объявили о начале развертывания программы «Экспериментальный полет “Аполлон”—“Союз”». Были названы космонавты, которым предстояло пройти долгий и сложный путь к совместному старту. Необходимым условием итоговой подготовки должны были стать глубокие знания техники, умение работать с системами и оборудованием обоих кораблей, знание языка страны-партнера и высокая профессиональная квалификация. СССР представляли летчики-космонавты А. А. Леонов и В. Н. Кубасов, Америку – астронавты Т. Стаффорд, В. Бранд и Д. Слейтон. В июле 1975 г. совместный полет был осуществлен. Командиром корабля «Союз-19» был Алексей Леонов.
Все человечество с восхищением следило за космонавтами. Впервые в истории была осуществлена стыковка космических кораблей двух разных стран, опробованы в действии новые средства обеспечения безопасности полетов человека в космическом пространстве, проведены астрофизические, медико-биологические, технологические и геофизические эксперименты. Полет продолжался более пяти суток, открыв новую эру в освоении космоса.
С 1972 по 1991 год Леонов был заместителем начальника Центра подготовки космонавтов им. Юрия Гагарина, командиром отряда космонавтов. В 1981 г. он защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук.
За годы научно-практической работы и во время космических полетов Алексей Леонов выполнил целый ряд исследований и экспериментов. Среди них: исследование световых и цветовых характеристик зрения после полета в космос, влияние факторов космического полета на остроту зрения пилота комплекса «Буран», использование гидросферы как аналога невесомости, создание скафандра для работы в гидросфере. Он неоднократно принимал участие в научных конференциях и международных конгрессах, сделал около 30 докладов, был автором книг «Пешеход космоса», «Солнечный ветер», «Восприятие пространства и времени в космосе», «Особенности психологической подготовки космонавтов» и др.
Алексей Леонов награжден двумя орденами Ленина, орденами Красной Звезды, «За службу Ро дине в ВС СССР» 3-й степени, «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени, медалями, многочисленными иностранными наградами. Он лауреат Государственной премии СССР и премии Ленинского комсомола в области литературы и искусства. Является почетным гражданином 30 городов мира, его именем назван кратер на обратной стороне Луны. Бронзовые бюсты установлены в Москве, на Аллее космонавтов, и на родине.
С марта 1992 г. генерал-майор авиации Алексей Леонов – в запасе. Еще в школьные годы он был неравнодушен к живописи. Увлечение стало его «второй специальностью» – он был принят в Союз художников СССР почти 40 лет назад. Леонов – автор около 200 картин и 5 художественных альбомов, среди которых космические пейзажи, фантастика, земные пейзажи, портреты друзей (акварель, масло, голландская гуашь). «Для меня живопись не просто отображение, – говорит знаменитый космонавт, – а сама жизнь, ее достойнейшее проявление, ее многообразие».
С 1992 по 2000 год Алексей Леонов был президентом специализированного инвестиционного фонда «Альфа-капитал». Сейчас он сопредседатель Международной ассоциации участников космических полетов, действительный член Международной академии астронавтики и президент Международного фонда поддержки космонавтики. Кроме того, Леонов занимает пост вице-президента Альфа-Банка. Недавно он посетил Омский авиационный завод «Полет», проявив интерес к подписанным в рамках МАКС-2003 соглашениям о запуске ракет «Космос 3М» для вывода на орбиту немецких спутников, а также о производстве новых самолетов. Леонов заявил, что его банк намерен участвовать в тендере на финансовое участие в проекте и предоставить кредит под исполнение этого контракта. Все его планы на будущее по-прежнему связаны с космосом.
Лобачевский Николай Иванович
(Род. в 1792 г. – ум. в 1856 г.)
Великий русский математик, создатель неевклидовой геометрии, мыслитель-материалист. Автор трудов по алгебре, математическому анализу, теории вероятностей, механике, физике и астрономии.
В 1828 г. ректор Казанского университета Н. И. Лобачевский произнес ставшую потом знаменитой речь «О важнейших предметах воспитания». В ней он, в частности, сказал: «Примеры научают лучше, нежели толкования и книги». Жизнь Николая Ивановича сама является замечательным примером служения отечеству и науке. Его открытие, не получившее признания современников, совершило переворот в представлении о природе пространства, в основе которого более 2 тыс. лет лежало учение Евклида, и оказало огромное влияние на развитие науки. Вместе с тем, Лобачевский вошел в историю математики не только как гениальный геометр, но и как автор фундаментальных работ в области алгебры, теории бесконечных рядов и приближенного решения уравнений.
Николай Лобачевский родился 1 декабря 1792 г. в Нижнем Новгороде в бедной семье мелкого чиновника. Когда Коле исполнилось 9 лет, он был определен вместе с двумя братьями в Казанскую гимназию на казенное содержание. Здесь состоялось первое знакомство мальчика с математикой, которую преподавал талантливый учитель Г. И. Карташевский. Выдающиеся способности юноши к изучению физико-математических наук позволили ему в 14-летнем возрасте стать студентом Казанского университета и попасть на курс к профессору М. Ф. Бартельсу, близко знакомому с самим Гауссом.
Учился Николай блестяще. В отзыве декана, представленном в 1812 г., говорилось, что этот выпускник «в будущем не сможет остаться не прославленным». Научная карьера молодого математика развивалась стремительно. В 1814 г. по рекомендации Бартельса он был утвержден адъюнктом, через 2 года – выбран экстраординарным профессором (соответствует должности доцента), а еще через 6 лет – стал ординарным профессором.
Список курсов, которые Лобачевский прочитал в начале своей педагогической деятельности, содержит более десятка наименований. Уже в 25—30-летнем возрасте он преподавал математику, читал физику и заведовал физическим кабинетом, вел астрономию и геодезию, приняв в свое ведение обсерваторию. Несколько лет он был деканом физико-математического отделения и одновременно заведовал научной библиотекой. Понимая, какую важную роль в образовании играет библиотека, Лобачевский ездил в Петербург, чтобы лично отбирать и закупать книги. Как председатель строительного комитета университета, он руководил строительством новых учебных корпусов.
И все это время Лобачевский не прекращал напряженной творческой деятельности. Он написал два учебника для гимназий: «Геометрию» (1823 г.) и «Алгебру» (1825 г.). Обе эти книги не были опубликованы, а «Геометрия» к тому же получила отрицательный отзыв академика Н. И. Фусса. Столичный ученый не оценил тех изменений, который Лобачевский внес в традиционное изложение предмета, и осудил введение метрической системы мер, поскольку она была изобретена в революционной Франции.
Учебным руководством по геометрии до Лобачевского служили главным образом «Начала» Евклида (IIІ век до н. э.). Математик из Казанского университета продемонстрировал стремление порвать со старыми классическими традициями и найти новые пути для построения основ геометрии. Основным камнем преткновения оказался так называемый V постулат Евклида о параллельных прямых, в необходимости которого принято было не сомневаться.
Многие крупные математики прошлого пытались доказать V постулат, пробовал это сделать и Лобачевский. Но к моменту написания своей «Геометрии» он уже осознал ошибочность доказательства и не включил его в свою рукопись. Совокупность теорем, которые доказываются без помощи постулата о параллельных линиях, в настоящее время принято называть «абсолютной геометрией». В первых пяти главах рукописи были изложены положения абсолютной геометрии, а затем автор перешел к теоремам, которые не удается доказать без помощи V постулата. Это принципиальное разделение и знаменовало начало новой эры в математике.
Открытие Лобачевского поставило перед наукой, по крайней мере, два принципиально важных вопроса, не поднимавшихся со времен Евклида: «Что такое геометрия вообще? И какая геометрия описывает геометрию реального мира?» Ответы на эти вопросы дало последующее развитие математики. В 1872 г. Феликс Клейн определил геометрию как науку об инвариантах той или иной группы преобразований, при которых сохраняются расстояния между любыми двумя точками. Геометрия Лобачевского изучает инварианты группы Лоренца, а высокоточные геодезические измерения показали, что на участках поверхности Земли, которые с достаточной точностью можно считать плоскими, выполняется геометрия Евклида. Вывод о том, что евклидова геометрия не является единственно возможной, сделанный Лобачевским, оказал влияние на мировоззрение человечества, сравнимое с влиянием таких великих открытий естественных наук, как гелиоцентрическая система Коперника или эволюционная теория Дарвина.
В 1827 г. Лобачевского избрали ректором Казанского университета. Впоследствии он переизбирался на эту должность шесть раз и оставался ректором в течение 20 лет. На этом посту ученому приходилось выполнять множество обязанностей – наряду с учебной и научной работой он занимался и финансами, и строительством. Во время эпидемии холеры в 1830 г. Лобачевский организовал изоляцию сотрудников и студентов университета, принял меры по дезинфекции территории. Во время грандиозного пожара Казани в 1842 г. стараниями ректора были спасены астрономические инструменты и книги из загоревшейся библиотеки, при этом ему удалось отстоять от огня почти все университетские здания.
В тот сложный для Николая Ивановича год произошло единственное прижизненное признание его научных заслуг – он был избран членом-корреспондентом Гёттингенского ученого общества (академии наук). Решение об избрании и диплом были подписаны самим Гауссом.
Личная жизнь ученого устроилась лишь после сорока лет. Николай Иванович женился на Варваре Алексеевне Моисеевой, скромной гувернантке, моложе его на 20 лет. В этом браке родилось 15 детей. Лобачевский боготворил жену, которая самоотверженно разделяла с ним все невзгоды. В 1846 г. исполнилось 30 лет службы Лобачевского, и по уставу занимаемая им кафедра должна была с этого времени считаться свободной. Петербург воспользовался этим обстоятельством и лишил ученого не только кафедры, но и ректорского поста. Внешне он получил повышение – был назначен помощником попечителя Казанского учебного округа, однако жалованья ему за эту работу не назначили.
Насильственное отстранение от деятельности, которой Николай Иванович посвятил свою жизнь, ухудшение материального положения, а затем и семейное несчастье (в 1852 г. у него умер старший сын) негативно отразилось на его здоровье. Лобачевский сильно сдал и стал слепнуть. Но и в таком состоянии он по-прежнему приходил на экзамены, на торжественные собрания, присутствовал на ученых советах и не прекращал занятий наукой. Последняя работа Лобачевского «Пангеометрия» (т. е. «Всеобщая геометрия») была записана учениками под диктовку за год до его смерти. Умер великий математик в Казани 24 февраля 1856 г.
Практически все сочинения Лобачевского по неевклидовой геометрии не были поняты при его жизни и подверглись резкой критике. Полное признание и широкое распространение «геометрия Лобачевского» получила через 12 лет после его смерти. В 1868 г. итальянский математик Э. Бельтрами в своем мемуаре «Опыт толкования неевклидовой геометрии» показал, что в евклидовом пространстве на псевдосферических поверхностях имеет место геометрия куска плоскости Лобачевского, если на них за прямые принять геодезические линии. Эта работа послужила толчком к общему признанию идей казанского ученого. Весь академический мир понял, что вопрос о доказательстве V постулата Евклида был решен Лобачевским полностью, т. е. было наконец принято, что этот постулат нельзя вывести из предложений абсолютной геометрии.
Лобачевский был не только геометром исключительной творческой силы, но и математиком с широким кругозором. Ему принадлежит ряд фундаментальных работ в области алгебры и математического анализа: «Алгебра, или вычисление конечных», «Об исчезновении тригонометрических строк», «О сходимости бесконечных рядов», «О значении некоторых определенных интегралов» и др. В области анализа ученый получил новые результаты в теории тригонометрических рядов. Им же установлен один из наиболее удобных методов приближенного решения уравнений, впоследствии названный его именем.
Большую работу по пропаганде идей Лобачевского и изданию его сочинений провели Казанский университет и Казанское физико-математическое общество. После смерти его стали называть Коперником в геометрии, сравнивать с Колумбом и говорить, что он, как и Ломоносов, на век опередил свое время. В 1893 г. в научных кругах широко отмечалось 100-летие со дня рождения Н. И. Лобачевского, была учреждена международная премия его имени, а через три года в сквере напротив здания университета ему был установлен памятник работы скульптора М. Л. Диллона. Именем знаменитого математика в Казани названы улица и научная библиотека, а также кратер на обратной стороне Луны.
Менделеев Дмитрий Иванович
(Род. в 1834 г. – ум. в 1907 г.)
Великий русский химик и педагог, разносторонний ученый, интересы которого простирались в области физики, экономики, сельского хозяйства, метрологии, географии, метеорологии, воздухоплавания. Автор периодического закона химических элементов – одного из основных законов естествознания.
В середине февраля 1869 г. Дмитрию Менделееву пришла в голову оригинальная мысль – сопоставить свойства химических элементов с близкими атомными массами. Недолго думая, на клочке бумаги он записал символы хлора и калия, атомные массы которых довольно близки, и набросал символы других элементов, отыскивая среди них подобные «парадоксальные» пары: фтор и натрий, бром и рубидий, йод и цезий. Вечером 17 февраля 1869 г. он набело переписал составленную им таблицу и под названием «Опыт системы элементов, основанной на их атомном весе и химическом сходстве» послал ее в типографию, сделав пометки для наборщиков и поставив дату.
…Так был открыт периодический закон, современная формулировка которого такова: «Свойства простых веществ, а также формы и свойства соединений элементов находятся в периодической зависимости от заряда ядер их атомов». Менделееву тогда было всего 35 лет.
А родился гениальный ученый 27 января 1834 г. в Тобольске и был последним, семнадцатым по счету ребенком в семье директора местной гимназии Ивана Павловича Менделеева. В год рождения Мити его отец ослеп и покинул службу, получив взамен мизерную пенсию. Основная тяжесть забот о семье из 10 человек легла на плечи матери, Марии Дмитриевны, происходившей из старинного рода местных купцов Корнильевых.
От своего брата, жившего в Москве, Мария Дмитриевна получила доверенность на управление принадлежавшим ему небольшим стекольным заводом, находившимся в 25 км от Тобольска, в селе Аремзянское. Здесь Митя провел дошкольные годы и поступил в гимназию. В доме Менделеевых тогда бывало много интересных людей. Учителем мальчика был сам П. П. Ершов, автор знаменитого «Конька-Горбунка», школьным товарищем – сын Анненковых Владимир, большим другом дома считался декабрист Н. В. Басаргин.
Ко времени окончания Митей гимназии скончался отец, сгорел в Аремзянском стекольный завод… Уже ничто не удерживало Марию Дмитриевну в Тобольске. На свой страх и риск она решила отправиться в Москву, чтобы сын мог продолжить образование.
Так в 1849 г. Менделеев оказался в Москве в доме брата матери В. Д. Корнильева. Хлопоты о поступлении в Московский университет не увенчались успехом, поскольку выпускники Тобольской гимназии имели право учиться только в Казани. На следующий год, после неудачной попытки поступить в столичную Медико-хирургическую академию, Дмитрий, благодаря ходатайству одного из друзей его отца, был зачислен на естественно-математический факультет Петербургского Главного педагогического института на казенное обеспечение. Его педагогами стали известнейшие ученые того времени А. А. Воскресенский (химия), М. В. Остроградский (высшая математика), Э. Х. Ленц (физика).
Учеба Дмитрию вначале давалась нелегко. На первом курсе он умудрился по всем предметам, кроме математики, получить неудовлетворительные оценки. Но потом ситуация изменилась – в 1855 г. он окончил институт с золотой медалью и получил предложение продолжить обучение. Однако по состоянию здоровья Менделееву пришлось переехать на юг. Он преподавал в Одесской гимназии при Ришельевском лицее, а через год все же вернулся в Петербург, сдал магистерские экзамены, защитил диссертацию «Удельные объемы» и получил право читать лекции по органической химии в университете. В январе 1857 г. Дмитрий Иванович был утвержден приват-доцентом Санкт-Петербургского университета.
Следующие несколько лет прошли в научных командировках за границей (Париж, Гейдельберг, Карлсруэ), здесь приват-доцент Менделеев встречался с иностранными коллегами, участвовал в первом Международном съезде химиков. В эти годы он занимался исследованиями в области капиллярных явлений и расширения жидкостей, и одним из результатов его работы стало открытие температуры абсолютного кипения. Вернувшись из-за границы в 1861 г., 27-летний ученый за три месяца написал учебник «Органическая химия», который, по оценке К. А. Тимирязева, был «превосходнейшим по ясности и простоте изложения, не имеющим себе подобного в европейской литературе».
Однако это были трудные времена для Менделеева, когда, как он писал в дневнике, «пальто и сапоги шиты в долг, всегда хочется есть». Видимо, под давлением обстоятельств, он возобновил знакомство с Феозвой Никитичной Лещевой, с которой был дружен еще в Тобольске, и в апреле 1862 г. женился. Падчерица знаменитого П. П. Ершова, Физа (как ее звали в семье), была старше мужа на шесть лет и по характеру, склонностям, интересам она не составляла своему супругу гармоничную половину. Но следует сказать, что после 14 лет брака у супруги не осталось сил выдерживать холерический темперамент Дмитрия Ивановича, его вспыльчивость и раздражительность по пустякам, любовные похождения. Феозва Никитична предоставила ему полную свободу при условии, что официальный брак не будет расторгнут. Но именно в это время Менделеев был страстно влюблен в юную Анну Ивановну Попову. Разница в возрасте в 26 лет не стала для них препятствием, тем более что ректор университета А. Н. Бекетов все же выхлопотал у законной жены согласие на развод. К моменту свадьбы (1882 г.) у супругов уже подрастала дочь Люба, которая впоследствии стала женой А. Блока. Позже родилось еще трое детей: Иван, Василий и Мария. Дмитрий Иванович был любящим и заботливым отцом, ведь он как никто другой знал, что такое потерять ребенка – он пережил троих детей от первого брака.
В 1865 г. Менделеев защитил докторскую диссертацию «О соединении спирта с водой», после чего был утвержден профессором Санкт-Петербургского университета по кафедре технической химии. Спустя три года он приступил к написанию курса лекций и сразу столкнулся с трудностями систематизации фактического материала. Обдумывая структуру учебника, Менделеев постепенно пришел к выводу, что свойства простых веществ и атомные массы элементов связывает некая закономерность. К счастью, молодой ученый не знал о многих попытках его предшественников расположить химические элементы по возрастанию их атомных масс и о возникающих при этом казусах.
Решающий этап его раздумий наступил в середине февраля 1869 г., когда на свет появился первый вариант периодической системы. Об этом событии ученый впоследствии высказался так: «Я над ней [системой], может, двадцать лет думал, а вы думаете: сидел и вдруг… готово». Самым же важным в открытии «Таблицы Менделеева» было предсказание существования еще не известных науке химических элементов.
Периодический закон стал тем фундаментом, на котором Дмитрий Иванович создал свой самый знаменитый учебник «Основы химии». Книга выдержала восемь изданий при жизни автора, а последний раз была переиздана в 1947 г. По богатству и смелости научной мысли, оригинальности освещения материала, влиянию на развитие и преподавание неорганической химии этот труд не имел равного в мировой химической литературе.
Следует сказать, что не все зарубежные коллеги сразу оценили значение открытия Менделеева. Уж очень многое оно меняло в устоявшихся стереотипах научного мира. Однако вскоре пришло время триумфа. В 1875 г. французский химик Л. де Буабодран открыл предсказанный русским ученым «экаалюминий», назвал его галлием и заявил: «Я думаю, нет необходимости настаивать на огромном значении подтверждения теоретических выводов господина Менделеева». В то же время предугадать существование группы благородных газов Дмитрий Иванович не смог, и им поначалу не нашлось места в периодической системе. В результате открытие аргона английскими учеными У. Рамзаем и Дж. Релеем в 1894 г. сразу же вызвало бурные дискуссии и сомнения в Периодическом законе и Периодической системе элементов. После нескольких лет раздумий Менделеев согласился с присутствием в предложенной им системе «нулевой» группы химических элементов, которую заняли другие благородные газы, открытые вслед за аргоном. В 1905 г. ученый написал: «По-видимому, периодическому закону будущее не грозит разрушением, а только надстройки и развитие обещает, хотя как русского меня хотели затереть, особенно немцы».
Наряду с исследованиями в области химии Менделеев продолжал свои изыскания в метеорологии, воздухоплавании, сопротивлении жидкостей. Он работал в Италии и Англии, осуществил полет на воздушном шаре «Русский», наблюдал солнечное затмение. Будучи консультантом Научно-технической лаборатории Морского министерства, Дмитрий Иванович планировал принять участие в экспедиции на Север, создал проект ледокола, изобрел новый вид бездымного пороха (пироколлодий) и организовал его производство. Кроме того, он возглавлял большую экспедицию по изучению промышленности Урала, участвовал в работе Всемирной выставки в Париже, разрабатывал программу экономического преобразования России. В своих последних крупных работах «Заветные мысли» и «К познанию России» ученый суммировал идеи, связанные с общественной, научной и экономической деятельностью.
«…Сам удивляюсь, чего я только не делывал на своей научной жизни. И сделано, думаю, недурно», – писал Дмитрий Иванович Менделеев за несколько лет до смерти. Он умер 20 января 1907 г. в Петербурге и был похоронен на Волковом кладбище, недалеко от могил своей матери и старшего сына. Еще при жизни всемирно известный ученый получил свыше 130 дипломов и почетных званий от русских и зарубежных академий и научных обществ. В России были учреждены Менделеевские премии за выдающиеся достижения в области химии и физики. Сейчас имя знаменитого ученого-энциклопедиста носят Российское химическое общество, ВНИИ метрологии, Санкт-Петербургский химико-технологический институт, подводный хребет в Северном Ледовитом океане, действующий вулкан на Курилах, кратер на Луне, научно-исследовательское судно для океанографических исследований, 101-й химический элемент и минерал – менделеевий.
Миклухо-Маклай Николай Николаевич
(Род. в 1846 г. – ум. в 1888 г.)
Русский этнограф, антрополог и путешественник, выдающийся ученый, изучавший коренное население Юго-Восточной Азии, Австралии и Океании. Его имя носит знаменитый Берег Маклая – участок северо-восточного побережья Новой Гвинеи.
Среди славного племени путешественников Николай Николаевич Миклухо-Маклай представляет собой уникальное явление. Его имя известно каждому с раннего детства. Его книги дарят многим радость общения с природой и людьми далекой земли, затерянной в Тихом океане, учат быть добрыми и открытыми, заставляют по-новому взглянуть на окружающий мир.
Сейчас мало кто знает истинную протяженность его маршрутов. Ведь кроме знаменитых пятнадцати месяцев жизни на Берегу Маклая было еще множество других путешествий, полных опасных приключений. Были собраны драгоценные материалы, которых хватило бы на добрый десяток путешественников.
Будущий путешественник родился 17 июля 1846 г. в деревне Рождественской близ г. Боровичи Новгородской губернии. В роду числились выходцы из Германии, Польши, Шотландии. Отец будущего путешественника, Николай Миклуха[37], был дворянином, но прежде всего гордился своим дедом Степаном – хорунжим одного из казацких малороссийских полков, отличившегося при взятии Очакова в 1772 г. Был он инженером-железнодорожником в чине капитана и первым начальником Николаевского вокзала в Петербурге. К несчастью, смерть отца очень сказалась на материальном положении семьи. Николаю в это время было 11 лет. Вдова с пятью детьми испытывала серьезные материальные трудности, но сумела дать детям хорошее образование.
Она отдала Колю в немецкую «Школу Св. Анны» в Петербурге, но потом перевела во Вторую петербургскую гимназию. Однако в шестом классе мальчик был исключен за неуспеваемость и нарушения дисциплины. Это, впрочем, не помешало будущему ученому-путешественнику в 1863 г. поступить вольнослушателем в Петербургский университет на физико-математический факультет. Оттуда Николая тоже вскоре исключили, несмотря на не совсем вразумительную формулировку – «…неоднократно нарушал во время нахождения в здании университета правила, установленные для этих лиц» (то есть вольнослушателей). Юношу выгнали с «волчьим билетом», то есть без права учиться в других университетах России. Чтобы продолжить образование, надо было ехать за границу.
В 1864 г. Миклухо-Маклай поступил на философский факультет одного из лучших европейских университетов в Гейдельберге. Однако вскоре студент разочаровался в философии и занялся медициной. Через некоторое время он перебрался в Йену.
В те годы среди ученых-естествоиспытателей шли жаркие споры по поводу различных теорий о происхождении человека. Одни утверждали, что все народы мира произошли от единого предка, другие отстаивали противоположную точку зрения. Среди них было много таких, которые считали, что «цветные» народы стоят ближе к животным, чем европейцы. Несомненно, Миклухо-Маклай не мог не интересоваться этими проблемами, однако в его жизни произошло важное событие, на время отодвинувшее в сторону эти интересы.
В йенском университете преподавал знаменитый естествоиспытатель, убежденный сторонник идей Дарвина, Эрнст Геккель. Новый студент вскоре обратил на себя внимание профессора, и тот в 1866 г. предложил ему участвовать в путешествии на Мадейру и Канарские острова в качестве своего ассистента. После этого, войдя во вкус полевой работы, Миклухо-Маклай направился в Марокко и пешком обошел эту небезопасную для европейца страну, потом побывал на Сицилии, в Испании и Франции. В этот период он под влиянием Геккеля занимался изучением морской фауны. Это же занятие он в 1869 г. продолжил на Красном море. Чтобы избежать стычек с мусульманами, молодой ученый последовал примеру многих европейских путешественников, то есть выучил арабский язык и преобразился в араба: обрил голову, окрасил лицо и надел арабскую одежду. В таком виде с микроскопом в руках он бродил по берегам и коралловым рифам в поисках интересующих его морских обитателей. Однако невыносимая жара, голод и болезни расшатали его здоровье, пришлось возвращаться на родину.
В России Миклухо-Маклай по рекомендации Геккеля начал работать под руководством одного из патриархов русской науки, академика Карла Бэра. Кроме морской фауны знаменитого ученого очень интересовали проблемы происхождения человека. Он-то и утвердил своего молодого помощника в необходимости исследования первобытных народов с этнографическими и антропологическими целями. Миклухо-Маклай мечтал из тропиков постепенно, в течение восьми-девяти лет, продвинуться на север, к Охотскому и Берингову морям. С этой идеей он, заручившись поддержкой видных ученых-путешественников, начал осаждать Русское географическое общество, прежде всего его главу, знаменитого мореплавателя Федора Литке. Однако к тому времени в русском правительстве, да и в самом Географическом обществе интерес к научным исследованиям в Тихом океане в значительной степени был утерян. Несмотря на это, Николаю Николаевичу все же удалось выхлопотать разрешение на то, чтобы его взяли на российское военное судно, направлявшееся в нужный ему район. В заливе Астролябия на Новой Гвинее, где не ступала нога белого человека, он в сопровождении двух слуг должен был высадиться на берег и остаться там среди папуасов, слывших и действительно являвшихся людоедами. На нужды экспедиции Географическое общество выделило ничтожную сумму в 1350 рублей.
27 октября 1870 г. военный корвет «Витязь» вышел из Кронштадта. Его маршрут проходил через Магелланов пролив, поэтому Миклухо-Маклай смог провести некоторые исследования на островах Пасхи, Таити и Самоа. У главной цели своего путешествия ученый оказался 19 сентября 1871 г. И капитан корвета Назимов, и видавшие виды матросы «Витязя» считали, что высаживаться следует только в сопровождении вооруженного отряда. Но Миклухо-Маклай отказался. Вместе с двумя слугами, Ульсоном и Боем, он отправился к берегу.
Папуасы встретили незваных гостей враждебно. В них стреляли, правда, желая напугать, а не убить. Перед их лицами размахивали копьями. Но поразительная выдержка и презрение к смерти Маклая, а также его всегда ровное и дружелюбное поведение помогли преодолеть недоверие. Об этом красноречиво свидетельствует знаменитый эпизод: Миклухо-Маклай заставил себя заснуть в присутствии угрожавших ему оружием туземцев. Вскоре папуасы были в восторге от своего гостя. Они стали его друзьями, часто приходили в гости, приносили подарки. Посмотреть на Тамо-руса (Русского человека) приезжали даже с других островов. Туземцы разрешали ученому измерять себя, состригать волосы с головы (правда, в обмен на пряди волос самого Маклая). Он свободно передвигался по острову, сделал прекрасные зарисовки, осуществил съемку участка побережья от мыса Круазиль до мыса Короля Вильгельма. С помощью хозяев острова Тамо-рус собрал уникальные коллекции, в т. ч. человеческих черепов, крайне необходимых для антропологических исследований.
Путешественник не только изучал папуасов – он делил с ними радость и горе, лечил, рассказывал о далеких странах. Ученый сумел во время своего пребывания прекратить междоусобные войны на острове. Туземцы платили ему привязанностью, а однажды даже устроили для него смотр невест, боясь, что соседи с Били-Били и Бонгу переманят к себе почетного гостя. От участи быть мужем сразу трех папуасок еле-еле удалось избавиться. Маклай заявил, что женщины много шумят, а он любит тишину. Это было понятно, и туземцы отстали.
Тем не менее папуасы были совсем не безобидны. В их миролюбии сыграли роль не только личные качества путешественника и его доброе отношение к туземцам. Поначалу новогвинейцы, видимо, считали ученого каарам-тамо (Человеком с Луны), бессмертным, поэтому не трогали, а только пугали. Надо отдать должное ученому – он не обольщался на счет хозяев острова. Когда от воспаления брюшины умирал Бой, от Маклая не укрылось, что туземцев очень интересует, умрет или нет его слуга. Если умрет, то пришельцы окажутся совсем не богами, а обыкновенными людьми. Трудно сказать, что бы случилось, если бы Бой скончался на глазах у папуасов. Возможно, те захотели бы убедиться в бессмертии путешественника опытным путем. Но это произошло ночью, Маклай предпочел не рисковать и опустил тело слуги в океан, чтобы не спровоцировать туземцев на агрессивные действия. Он прекрасно знал о людоедстве своих опасных друзей и имел прямые доказательства тому. Однажды в подарок ему вместе с плодами хлебного дерева принесли куски человеческого мяса. Гости с соседнего острова Витязь знаками дали понять понравившемуся им Тамо-русу, что никогда не съедят его – найдется достаточно других.
Однако со временем всякие опасения отошли на задний план, но Маклаю становилось все тяжелее заниматься работой. Ульсон был плохим помощником, он часто болел и был ленив. Ученого тоже трепала жестокая лихорадка, обострились хронические заболевания – катар желудка и кишок, появились язвы на ногах. Кроме того, продукты с «Витязя» подошли к концу, а на острове было очень мало белковой пищи. Непривычный к этому Маклай начал слабеть, но продолжал исследовать даже реакции своего организма на местные условия.
А в это время в немецких газетах появилось сообщение о том, что Миклухо-Маклай погиб. Русское правительство отправило для выяснения его судьбы клипер «Изумруд». 19 декабря 1872 г. он вошел в бухту Астролябия. Узнав о том, что их соотечественник жив, матросы громко закричали «ура!», страшно перепугав этим туземцев. Столкновения, однако, не произошло.
Вначале Маклай, несмотря на ужасное физическое состояние, наотрез отказывался уезжать, не закончив работу. Он был уверен, что Географическое общество не выделит денег для новой экспедиции, и просил лишь оставить ему продовольствие. Однако капитан «Изумруда» уговорил ученого отдохнуть в нидерландских колониальных владениях в Восточной Индии. Ему было точно известно, что скоро в эти места прибудет научная экспедиция, которая сможет взять с собой Маклая. Трогательно простившись с папуасами и пообещав, что вернется, Тамо-рус под грохот длинных новогвинейских барабанов благополучно отбыл на борт «Витязя».
Следующее свидание с папуасами, однако, произошло не так скоро, как предполагал Миклухо-Маклай. По дороге он пришел к выводу о необходимости сравнительного изучения папуасов, меланезийцев и филиппинских негритосов. С этой целью ученый побывал на Филиппинах, остановился в Сингапуре, на о. Ява, где жил в резиденции генерал-губернатора в г. Бейтензорге. В городе, название которого в переводе означает «беззаботный», Маклай отдохнул, подлечился, разобрал материалы первой экспедиции.
В 1873 г. он вновь отправился в длительное путешествие, сначала на о. Амбоин в Южном Молуккском архипелаге, а потом на берег Папуа-Ковиай Новой Гвинеи. Здесь у мыса Айва путешественник построил хижину и поселился в ней. На этот раз его сопровождение насчитывало 16 человек.
Однажды Маклай ушел далеко в глубь острова, чтобы исследовать район возле озера Камака-Валлар. Здесь он открыл неизвестное ранее племя папуасов ваау-сирау. А в это время на берегу разыгралась страшная трагедия. На местных папуасов напали туземцы из бухты Кируру. Папуасы из Кируру победили, а заодно разграбили хижину Маклая, с особой жестокостью убили его людей, в т. ч. нескольких женщин и ребенка. Одну из несчастных разрубили тут же на столе на куски, вероятно, чтобы потом не тратить время на разделывание мяса. Кроме того, источники вблизи хижины оказались отравленными.
Как выяснилось позже, папуасы искали Маклая, чтобы убить. Их подстрекал к этому давний недоброжелатель Тама-руса, глава одной из близлежащих деревень по имени Суси. Через несколько дней большой отряд повторил нападение, но ученый и оставшиеся в живых члены его группы успели перебраться на о. Айдум.
Вскоре на острове появился Суси с отрядом. Маклай, по-видимому, отличавшийся отчаянной храбростью, узнав об этом, спокойно допил кофе, взял пистолет и в сопровождении всего двух человек отправился к пироге, на которой прибыли разбойники. Суси не было видно. Тростниковая крыша не позволяла заглянуть в глубь лодки. Тогда Маклай сдернул крышу, схватил огромного папуаса за горло и приставил пистолет к его виску. Спутники Суси не посмели вмешаться даже тогда, когда их командира связали. Позже его передали голландским властям. Больше Маклая и его спутников не тревожили.
Закончив работу, путешественник вернулся на Амбоин, где тяжело заболел лихорадкой. В Европе о нем долгое время ничего не знали. Английское правительство приказало капитану одного из своих военных кораблей срочно заняться поисками. Тот выполнил задание, но нашел Маклая в таком состоянии, что был уверен в его близкой смерти. Однако сила духа Тамо-руса опять победила смерть. Он вновь продолжил исследования на Малаккском полуострове, где в верховьях р. Пахан нашел остатки вымирающего племени оран-секай (семанг), но приступы лихорадки вынудили его отправиться в Сингапур.
Едва оправившись от болезни, Миклухо-Маклай в 1876 г. посетил о. Яп (Каролинские острова), острова Адмиралтейства, а потом выполнил обещание и вернулся в бухту Астролябии.
Здесь Тамо-руса встретили с восторгом. Несколько дней длился праздник общения со старыми знакомыми. Старая хижина была разрушена землетрясениями и муравьями, но матросы с корабля и туземцы выстроили новую. Маклай сам посадил вокруг нее пальмы и разбил новый огород. Научная работа была продолжена. За 17 месяцев ученый исследовал 150 папуасов, собрал уникальные сведения о папуасских танцах, бытовых пантомимах, праздниках.
Было ясно, что туземцы крепко полюбили своего необычного друга. Но вопрос о бессмертии Человека с Луны по-прежнему мучил их. Однажды один из туземцев, которому Маклай когда-то спас жизнь, прямо спросил, может ли он умереть. Ученый не хотел лгать другу и нашел соломоново решение. Он взял копье и передал его туземцу, чтобы тот сам смог выяснить интересующий его вопрос. Расчет был верен: тот не поднял руку на Тамо-руса.
Дни и месяцы летели быстро. К лихорадке Маклая прибавилась еще и невралгия. Поэтому, когда к берегу случайно подошла британская шхуна, он решил покинуть Новую Гвинею. Пообещав вернуться, он предупредил друзей, что сюда могут приплыть злые белые люди, которые будут убивать и забирать людей в рабство.
В этом – весь Миклухо-Маклай, человек с обостренным чувством справедливости, ответственности, гуманизма. Недаром, несмотря на титаническую научную работу при плохом состоянии здоровья, разрушенного голодной жизнью в молодости и путешествиями, он активно занимался еще и политикой, отстаивая в публикациях равенство белых и чернокожих на строго научной основе. В 1881 г. он даже выдвинул план создания на Новой Гвинее независимого государства, опережая свое время на доброе столетие.
В 1881 и 1883 гг. Маклай побывал на островах Новая Каледония, Новые Гебриды, Санта-Крус, Адмиралтейства и вновь собрал значительное количество материалов по антропологии, этнографии, зоологии и географии. В 1883 г. он в третий – и последний – раз посетил Берег Маклая, но прожил там всего 2 дня. Здесь его ожидали печальные перемены. На берегу побывали торговцы «черным товаром». Многие друзья были убиты или умерли. Оставив папуасам быка, корову, козла и козу, семена кукурузы и других растений, Маклай вновь отправился в Сидней. Врачи давно предупреждали, что тропики пагубно действуют на его здоровье, а климат Австралии, наоборот, – благоприятен.
Сидней был хорошо знаком путешественнику. Здесь при его непосредственном участии была создана зоологическая станция. В этом активную поддержку путешественнику оказал премьер-министр австралийского штата Новый Южный Уэльс, сэр Джон Робертсон. Его дочь, двадцатидвухлетняя Маргарет, вскоре стала самым дорогим человеком для Маклая. Молодая женщина отвечала ему взаимностью. Несмотря на серьезные препятствия, возникшие из-за различия вероисповеданий, влюбленные все же соединились. Маклай добился разрешения царя на освящение брака по протестантскому обряду. А православный обряд был совершен тремя годами позже в Вене, по пути в Россию.
Супруги прожили вместе всего четыре года. В 1887 г. с двумя маленькими сыновьями они приехали в Петербург. Завершить обработку материалов экспедиций ученый не успел. Лишь часть его колоссальной работы была опубликована в немецких и русских журналах. Окончились неудачей и его попытки оградить туземцев от насилия со стороны европейских стран. В 1888 г. Германия объявила Новую Гвинею своим владением. Миклухо-Маклай успел выразить протест, но 14 апреля этого же года скончался в Петербурге. Ему было всего 42 года.
Маргарет с детьми вернулась в Сидней. Все из наследия мужа, что представляло малейшую научную ценность, она передала музеям Петербурга и Сиднея. Все оставшиеся 48 лет жизни она чтила память о Николае Николаевиче и воспитывала детей и внуков с чувством благоговейной памяти об отце и деде. Их потомки до сих пор живут в Австралии и бережно хранят память о своем удивительном предке.
Результатом титанической исследовательской работы Миклухо-Маклая стали веские доказательства того, что «дикие» народы Новой Гвинеи, Малайи, Австралии, Океании, а значит, и других неевропейских территорий, – абсолютно равны так называемым «цивилизованным» народам планеты. Он изучил биологические и физиологические свойства мозга темнокожих, строение их черепа и на этой основе смело, вопреки утверждению многих поклонников расового превосходства белых (да и то не всех белых), заявил: никаких расовых различий в функционировании мозга у народов Земли не существует.
Набоков Владимир Владимирович
(Род. в 1899 г. – ум. в 1977 г.)
Русский и американский писатель. Романы «Машенька», «Король, дама, валет», «Возвращение Чорба», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар», «Другие берега», «Пнин», «Лолита», «Ада»; монография «Николай Гоголь»; повести, рассказы.
В мире было немало писателей, которые чувствовали себя легко в различной языковой среде. Можно назвать имена Камю, Беккета, Бродского. Но особое место в этом списке, видимо, все же занимает Владимир Набоков. Он не только одинаково талантливо писал на русском и английском, но и собственноручно переводил свои произведения с одного языка на другой. Такая способность была обусловлена воспитанием Набокова, выросшего в многоязыковой среде и получившего по тем временам прекрасное образование в престижном Тенишевском училище и Кембриджском университете.
Владимир Владимирович Набоков родился 23 апреля 1899 г. в Петербурге в одной из самых богатых аристократических семей России. (Достаточно сказать, что в семнадцать лет он унаследовал одну из лучших русских усадеб, принадлежавших семейству, построенную в XVIIІ веке для князя Безбородко, министра внешних сношений при Екатерине II.) Его отец, Владимир Дмитриевич Набоков, крупный общественный и политический деятель, происходил из древнего дворянского рода. Набоковы состояли в разнообразном родстве с Аксаковыми, Шишковыми, Пущиными, Данзасами.
Володя Набоков был, пожалуй, одним из самых благополучных и счастливых детей в России. Позже, уже будучи известным писателем, он с легкой грустью и ностальгией подробно описал в романе «Дар» свой земной детский рай.
Уже в юности будущий писатель проявил редкую для молодого человека отстраненность от политических событий. На протяжении всего бурного 1917 г. он продолжал писать любовные стихи, как будто вокруг ничего не происходило. В ночь штурма Зимнего дворца он, сочинив очередное стихотворение, сделал такую запись: «Пока я писал, с улицы слышалась сильная ружейная пальба и подлый треск пулемета».
Эмиграция из большевистской России была для семьи Набоковых не только идеологическим протестом, но и средством спасения от физической расправы. Из Крыма Набоковы эмигрировали в Берлин, где Владимиру Владимировичу пришлось пережить страшную трагедию. В марте 1922 г. погиб его отец. В зале берлинской филармонии он заслонил собой от пули экстремиста своего оппонента, известного историка Милюкова.
В эмиграции молодой Набоков оказался перед выбором – жить как все, просто выживая, либо, наперекор всему, хранить и пестовать прекрасную легенду своего происхождения. Он выбрал второе и на всю жизнь так и остался одиночкой.
Пытаясь разобраться в загадке его личности, биографы отмечали три наиболее характерные его особенности. Во-первых, необыкновенная самоуверенность; во-вторых, почти беспощадная напряженность его чувств к другим людям. (Набоков мало кому позволял считать себя другом, только отца, мать и жену с ребенком он любил с необыкновен ной, неистовой преданностью). В-третьих, его индивидуализм. Он всегда отказывался приглаживать свои вкусы и взгляды в угоду времени, ненавидел всяческие объединения, обобщения, условности. Главными и в жизни, и в творчестве для него были индивидуализм и полная независимость.
В апреле 1925 г. Набоков женился на Вере Слоним. В 1931 г. у них родился сын Дмитрий. С женой он не разлучался никогда. Этот союз прошел под знаком верности и любви. Вера Евсеевна всячески оберегала писателя от нежелательных, на ее взгляд, контактов и встреч.
В эмиграции началась для Набокова серьезная литературная работа. В 1920-х годах под псевдонимом Сирин он начал печатать стихи, переводы, а затем и прозаические произведения. Один за другим выходят его романы «Машенька», «Король, дама, валет», «Возвращение Чорба». По своей языковой структуре проза Набокова корнями уходила в классическую прозу Гоголя, Толстого, Достоевского. Но по стилю, по мировосприятию она опиралась на опыт русских символистов, в частности Андрея Белого, чей роман «Петербург» Набоков считал одним из четырех главных произведений ХХ века наряду с «Уллисом» Джойса, «В поисках утраченного времени» Пруста и «Процессом» Кафки.
Одно из самых совершенных произведений Набокова – роман «Приглашение на казнь» – увидел свет в 1936 г. Все внимание в нем сосредоточено на внутреннем мире человека по имени Цинциннат Ц., сидящего в тюрьме в ожидании казни. Читатель не знает и не узнает до конца романа, в чем состоит преступление Цинцинната. Есть лишь намек на то, что он повинен в «некоторой своей особости и желании эту особость скрыть от других». У Цинцинната тоже есть свое прошлое, в котором он испытал счастье. В том прошлом были сны, в которых мир представлялся ему облагороженным и одухотворенным. Теперь же ничего не осталось: любимая жена его предала, мать и родные не поняли, а самого Цинцинната окружил мир пошлости и моральных пыток. Герой оказывается в замкнутом пространстве одиночества, где нет ни одного человека, «говорящего на его языке». Даже сокамерник, пытающийся навязать Цинциннату свою дружбу, ведущий с ним душеспасительные беседы, в конце концов оказывается палачом, который и казнит приговоренного.
В 1937 г. выходит роман «Дар». В нем Набоков переплел две сюжетные линии, образовавшие как бы роман в романе. Главный герой писатель Федор Годунов-Чердынцев пишет исследование о революционном демократе Н. Г. Чернышевском. Это эссе – одно из самых противоречивых в критической литературе. Годунов-Чердынцев, а по сути, сам Набоков, изображает Чернышевского в таких тонах и в таких ситуациях, что исследование воспринимается как самая настоящая пародия на революционного демократа и писателя. И все же сквозь глумливый тон проступает признание: такие люди, как Чернышевский, действительно герои в борьбе с деспотией государства. Утрачивая прекрасный рай, человеческая душа должна возродить его в чувстве собственного достоинства.
Несмотря на необычайную творческую активность в 1930-е годы, Набоков испытывает материальные затруднения. Литературный труд не приносил особых доходов. Приходилось заниматься чтением лекций, выступлениями, которые тоже приносили гроши. Несколько лет писатель с семьей жил в Германии, однако находиться в стране, которая была охвачена безумными идеями Гитлера, было невыносимо не только по материальным обстоятельствам, но и по личным причинам. Жена писателя Вера Евсеевна Слоним-Набокова была еврейкой.
Переехав во Францию, Набоковы оказались в еще более бедственном положении. И с помощью благотворительных организаций, а также поклонников таланта Набокова, таких, как Рахманинов, графиня А. Л. Толстая, в 1940 г., за три недели до вступления гитлеровских танков во Францию, Набоков с женой и маленьким сыном перебирается в США. В 1945 г. Набоков принял американское гражданство.
Жизнь в Америке в материальном отношении у Набокова начиналась более чем скромно. Почти десять лет он перебивался случайными заработками, сотрудничал в американских журналах, преподавал русский язык и литературу в ряде учебных заведений, в том числе и в Корнеллском университете. Все это время он с упорством работал над новыми книгами, пытался опубликовать их на русском языке, но тщетно. Американская литературная интеллигенция, в большинстве своем, относилась к русским эмигрантам с подозрением. «Все-таки здесь (в Америке) нужно научиться жить, – говорил Набоков в одном из интервью, – я как-то зашел в автоматический ресторан, чтобы выпить стакан холодного шоколада. Всунул монету, повернул ручку и вижу, что шоколад льется прямо на пол. По своей рассеянности я забыл подставить под кран стакан. Так вот, здесь нужно научиться подставлять стакан».
Жизненные обстоятельства складывались так, что Набокову пришлось оставить русский язык и перейти на английский. Об этом он сам объявил в письме в издательство Harper & Bros в 1950 г.: «Новый вариант рекламы на суперобложке [автобиографии] кажется вполне удовлетворительным. Думаю только, необходимо подчеркнуть тот факт, что я американский гражданин и американский писатель». Этот переход был болезненным, но без него, по всей вероятности, Набоков не стал бы всемирно известным. В Америке на английском языке были написаны монография о Н. В. Гоголе, романы «Другие берега», «Пнин», начата работа над переводом на английский язык «Евгения Онегина», снабженным обширными авторскими комментариями.
Несмотря на немалое количество написанного, Набоков не был особенно популярным ни на Западе, ни тем более в России, где его в те времена вообще мало кто знал. Знаменитым его сделал роман «Лолита», история любви зрелого мужчины к девочке, любви не платонической, а самой что ни на есть плотской. Роман вызвал шумный литературный скандал и был назван критикой и цензурой «порнографическим». Конечно, при нынешней сексуальной открытости назвать порнографией описание отношений героя романа Гумберта и Лолиты было бы натяжкой. Даже во времена Набокова были и маркиз де Сад, и «Любовник леди Чаттерлей» Дэйвида Лоренса. Но возмущение вызвали не сами эротические сцены, а то, что бурная и губительная страсть проявлялась у взрослого мужчины к двенадцатилетней девочке, почти ребенку. Из великовозрастного любовника нимфетки он превращается в самого обыкновенного преступника.
Четыре крупнейших американских издательства единодушно отвергли «Лолиту», и только небольшое парижское издательство «Олимпия-пресс» решилось принять рукопись. Публикация в 1955 г. прошла незамеченной, и вначале книга не распродавалась. Все изменилось после того, как известный английский писатель, истинный католик Грэм Грин назвал «Лолиту» одной из трех лучших книг 1955 г. В результате «Лолита», изданная наконец в Америке, возглавила список общенациональных бестселлеров. Позже с присущим ему сарказмом Набоков отозвался на окололитературную шумиху, поднятую вокруг романа, едкими строчками:
- Какое сделал я дурное дело,
- И я ли развратитель и злодей,
- Я, заставляющий мечтать мир целый,
- О бедной девочке моей.
Роман «Лолита» принес Набокову не только всемирную известность, но и деньги. После коммерческого успеха этого произведения издатели вдруг проявили интерес ко всему, что он когда-либо написал на русском языке.
С 1960 г. и до конца своей жизни Набоков жил в Швейцарии, в живописном курортном городке Монтре на берегу Женевского озера. Семья Набоковых снимала апартаменты, занимающие весь верхний этаж в роскошном Палас Отеле. Жил Владимир Владимирович уединенно, избегал соприкосновения с каким-либо бытом (их обслуживала целая свита лакеев). В Монтре Набоков много работал, наслаждался жизнью и творческой свободой. В 1964 г. был закончен англоязычный перевод «Евгения Онегина», а в 1969 г. вышел роман «Ада», вызвавший огромный интерес читателей и критиков.
В свою частную жизнь Набоков не пускал никого. Он не признавал импровизаций и перед интервью всегда требовал заранее показать вопросы, которые будут заданы, писал на них ответы и произносил уже написанный текст. «Я почти исключительно писатель, и мой стиль – все, что у меня есть», – говорил он.
Кроме литературы была у Набокова еще одна страсть – ловля и изучение бабочек. Бабочки и их цветущие «хозяева» – растения – были первой любовью писателя, интерес к ним возник уже в раннем детстве. В автобиографической книге «Другие берега» есть такие строки: «Если в качестве сочинителя единственную награду нахожу я в личных молниях и посильном их запечатлении… то – признаюсь – вскипаю непонятным волнением, когда перебираю в уме свои энтомологические открытия – изнурительные труды, изменения, внесенные мной в систематику… редкостных бабочек, которых я сам и поймал и описал, и свою отныне бессмертную фамилию за придуманным мною латинским названием или ее же, но с малой буквы, и с окончанием на латинское «і» в обозначении бабочек, названных в мою честь». Долгие годы писатель сотрудничал с Гарвадским музеем сравнительной зоологии, опубликовал более двадцати научных статей, высоко оцененных учеными-энтомологами.
Умер Владимир Владимирович Набоков 12 июля 1977 г. и похоронен на престижном кладбище близ Монтре. На надгробном, редкой породы, голубом камне надпись по-французски: «Vladimir Nabokov, ecrivain» и годы жизни. Нет ни креста, ни портрета, зато вокруг могилы обилие цветов и зелени.
Русский читатель получил доступ к сочинениям писателя лишь спустя годы после его смерти. Набоков наконец «возвратился» на родину, обретя славу одного из лучших стилистов ХХ века. И при всей европейской и заокеанской известности он вряд ли имел более благодарных читателей, чем его соотечественники.
Неизвестный Эрнст Иосифович
(Род. в 1925 г.)
Выдающийся русско-американский скульптор-монументалист, живописец, график, иллюстратор, работающий в стиле модерн, теоретик искусства, писатель, поэт. Профессор Орегонского (1983 г.) и Колумбийского (1986 г.) университетов; член Шведской королевской академии наук, Нью-Йоркской академии искусств и наук (1986 г.) и Европейской академии искусств, наук и гуманитарных знаний. Обладатель почетных наград: медали «За Отвагу»; орденов Красной Звезды (1945 г.), «За заслуги перед Отечеством» (1996 г.), «Знак почета» (2000 г.); лауреат Государственной премии Российской Федерации (2000 г.). Автор книг «О синтезе в искусстве» (1982 г.), «Говорит Неизвестный» (1984 г.), «Пространство, время и синтез в искусстве», «Лик – лицо – личина» (обе в 1990 г.), сборника поэзии «Судьба» (1992 г.).
«В истории искусства не было подпольных скульпторов – были непризнанные; но признанных и одновременно загнанных в подполье не было. Эта сомнительная честь выпала мне», – без ложной скромности говорит о своей творческой жизни Эрнст Неизвестный. Его искусство самобытно и современно. Это попытка в камне, бронзе, живописи овеществить мысль, рассказать в пластической форме о столкновении Добра и Зла, Бога и Дьявола, Жизни и Смерти. Работы Неизвестного не столько отражают окружающий мир, сколько философски его осмысливают. Предпосылки для становления и развития его неординарного таланта были заложены еще в детстве.
Семья Неизвестных жила в большом трехэтажном доме в Свердловске (ныне Екатеринбург), доставшемся в наследство от богатой купеческой семьи деда, отличавшейся либеральными взглядами настолько, что в их типографии печаталась революционная литература. И хотя после Октябрьского переворота отец Эрнста, Иосиф Неизвестный, воевал в рядах Белой армии, репрессии их семьи не коснулись. К тому же он был прекрасным детским хирургом, чей опыт высоко ценился в городе. Любимым отдыхом отца была полемика с советским радио (может быть, поэтому сын потом всегда побеждал в дискуссиях с власть предержащими). В русско-еврейской семье Неизвестных царило уважение, самодисциплина, наука и культура. Дочь Людмилу и сына Эрика (позже он сменил имя на Эрнст) воспитывала няня под неусыпным вниманием матери, Беллы Дижур. Это была интеллигентная, образованная женщина, по профессии – химик-биолог, по складу души – поэт и писатель, серьезно занимающаяся мистикой и теософией. Благодаря семье Эрнст получил прекрасное разностороннее образование. Он, как любой мальчишка, увлекался футболом и боксом, но в то же время постигал философию. Его настольными книгами в юности были произведения таких авторов, как Флоренский и Бердяев. И сколько он помнит себя – всегда рисовал или лепил.
Став в четырнадцать лет одним из победителей всесоюзного конкурса, Эрнст был принят в среднюю художественную школу при Академии искусств в Ленинграде на полное государственное обеспечение. В Самарканде, куда школа эвакуировалась в годы войны, Эрнст тяжело переболел тифом. Выздоровев, он добавил себе годы и отправился добровольцем на войну. С 1943 г., после окончания военного училища в Кушке, юный лейтенант с боями прошел через всю Украину до Австрии. Был контужен, несколько раз ранен, последнее ранение было очень тяжелым. Разрывная пуля раздробила грудную клетку, травмировала позвоночник и внутренние органы. Эрнст пережил клиническую смерть, даже был «посмертно награжден орденом Красной Звезды», но в госпитале его выходила старая нянька.
С войны Неизвестный вернулся героем и инвалидом. Преподавал рисование в суворовском училище (1945–1946 гг.). Затем семь лет учился в Рижской академии художеств и Московском институте им. Сурикова. Он был примерным, многообещающим и талантливым студентом. Его работа – неоклассический женский торс, выполненная на третьем курсе, получила международную медаль и была приобретена Третьяковкой, а «Строитель Кремля Федор Конь» (5-й курс) – была выдвинута на Сталинскую премию и куплена Русским музеем. И только близкие друзья, создавшие с Эрнстом группу «катакомбной культуры», знали его как начинающего мастера конструктивистской скульптуры, работающего в стиле модерн. Работы Малевича, Филонова, Кандинского и Татлина были его второй Академией. От абстракционизма молодой скульптор меньше всего взял «внешнее», но он ухватил суть – ритм, движение и внутреннее напряжение.
Ставший в 1955 г. членом Союза художников СССР, Неизвестный выпадал из общепринятой гладкости соцреализма, а в период хрущевской «оттепели» открыто отказался создавать работы в стиле «девушки с веслом» или «юноши с отбойным молотком». Эрнст работал в экспериментальной манере. Как художник он был неуправляем идеологическими доктринами и, хотя не выступал против государственной политики, сразу стал «отступником и предателем социалистических идеалов».
В скульптурных циклах «Война это», «Концлагерь» нет внешней красоты подвига и слезливости гибели. Искаженные, изуродованные войной человеческие фигуры и машины мучаются в боли и агонии. Все работы динамичны и глубоко символичны. Неизвестный был победителем открытых конкурсов на создание монументов в честь воссоединения Украины и России (1954 г.) и мемориала Победы в Великой Отечественной войне (1959 г.). Но его проекты не осуществлялись, а идеи присваивались более именитыми мастерами.
Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве принес Эрнсту сразу три высших награды за гранитные скульптуры: золото – за «Землю» («Природа»), серебро – за «Мулатку» и бронзу – за «Женский торс». Все медали ему «не могли» дать, и скульптор снял с выставки «Землю», которую впоследствии А. Н. Косыгин подарил президенту Финляндии Урхо Кекконену. Но за год до этого успеха Неизвестный был выселен из Москвы и изгнан из Союза художников «за ревизионизм». Он работал в Свердловске в литейном цехе, начал пить, впал в глубокую депрессию. Видение «Древа жизни» стало поворотным моментом в тот трудный период непонимания. Эта идея так захватила художника, что над ее реальным воплощением он работает на протяжении всей жизни.
Но несмотря на все продолжающуюся опалу, Неизвестный становится знаменит вначале в СССР, а затем и на Западе. В своих скульптурах он философски напряженно соединяет человека и созданную им «вторую природу» – науку, машины, технологию (серия «Гигантомахия»). Художник мыслит масштабно и монументально и с таким же размахом отстаивает свое право творить не «как надо», а «как хочу». Его дискуссия с Н. С. Хрущевым на выставке модернистского искусства в Манеже (1962 г.) обсуждалась миллионами. Никита Сергеевич внутренне симпатизировал Неизвестному, но понять до конца его искусства не смог или не захотел, как не мог повернуть вспять идеологическую машину. Но по его завещанию именно Неизвестный создал надгробный памятник Хрущеву (1974 г.) на Новодевичьем кладбище, символическими контрастами подчеркнув противоречивость его правления.
В 1962 г. была создана скульптура «Пророк», оживившая в пластике любимое художником стихотворение Пушкина. Неизвестный до сих пор считает, что шестикрылый серафим – «лучший скульптор», потому что сумел человеческое «трепетное сердце» заменить «пылающим огнем».
В годы «прозябания» Эрнст работал каменщиком, формовщиком, грузчиком. Часто он с трудом сводил концы с концами, ведь скульптура – искусство не только трудоемкое, но и очень дорогостоящее. Но даже испытывая постоянное давление и саботаж, Неизвестный устанавливает в Югославии монументальные скульптуры «Кентавр» и «Каменные слезы» (1965 г.), создает 150-метровый декоративный рельеф «Прометей» в пионерском лагере «Артек», работает над серией рисунков и гравюр к «Аду» и «Маленьким произведениям» Данте, иллюстрирует «Преступление и наказание» своего любимого писателя Ф. М. Достоевского (1970 г.). Его работы экспонируются в Музеях современного искусства в Белграде (1965 г.), Вене (1966 г.), в парижской галерее Ламбер (1966 г.), в шведской галерее Астли (1969 г.), в Музее современного искусства в Париже и на Выставке произведений ветеранов Великой Отечественной войны (1970 г.). Тайно переправленный скульптором на международный конкурс проект памятника для Асуанской плотины (1969 г.) был признан лучшим. 85-метровый «Цветок Лотоса», символизирующий жизнь, расцвел в Египте. Отмахнуться от такого успеха «советского искусства» было уже невозможно.
Неизвестного вновь ввели в члены Союза художников. После выставки в Польше (1973 г.) серии скульптур «Распятие» в собрании папы Иоанна Павла I («Большое распятие» приобретено Музеем Ватикана в 1974 г.) скульптор стал «невыездным». Но благодаря Косыгину, Капице, Ландау Неизвестный получал большие заказы на оформление общественных и научных зданий: декоративный (970 м2) рельеф для Института электроники и технологий (самый большой в мире), скульптурный монумент «Полет» для Института легких сплавов, архитектурный фасад здания ЦК партии в Ашхабаде. Если бы общество принимало его творчество, а бюрократы не вставляли палки в колеса и дали Неизвестному просто спокойно работать, по его собственному признанию, он никогда бы не покинул страну. «Я не бунтарь, я – персоналист, и поэтому на меня смотрели как на бунтаря; правительство требовало от меня послушания, интеллигенция – прогресса, молодежь – модерна». А художник просто хотел творить так, как видел и чувствовал он сам.
В мае 1976 г. при поддержке канцлера Австрии Б. Крайского Неизвестный эмигрировал. В Москве остались жена Дина Мухина (известная керамистка), дочь Ольга, друзья. Год Эрнст Иосифович жил и работал в Цюрихе, затем переехал в Нью-Йорк. В 50 лет ему пришлось учиться жить по другим законам. На своем опыте он убедился, что если в СССР искусство – это идеология, то на Западе – бизнес. Но в творчестве он остался самим собой – художником-философом. Свой экспансивный, щедрый, «вулканически продуктивный» дар Неизвестный посвятил воплощению прекрасных замыслов: бронзовый портрет Д. Шостаковича украсил Центр Кеннеди в Вашингтоне (1976 г.); «Новая статуя Свободы» установлена на Тайване (1988 г.). Работы Неизвестного покупаются частными коллекциями и музеями мира по баснословным ценам (от 4 до 30 тысяч долларов). И это не мода, это – понимание.
«Художник имеет право быть понятым… Быть непонятым для художника всегда трагедия», – пишет Неизвестный. В своих философско-искусствоведческих работах, на лекциях в университетах США он рассказывает о собственной творческой лаборатории, о своем видении реальности. скульптор ссылается на Эмпедокла, в теории которого все части тела родились отдельно друг от друга. Стремясь соединиться в единое целое, они на первых порах срослись нелепо, негармонично. Затем все установилось анатомически цельно и целесообразно, приобрело многознаковость, как египетские символы. Кентавры в работах Неизвестного стали человеко-машинами, тогда как в Древней Греции были человеко-кони. Превращение лица в маску также древняя традиция многих народов, так как маска и кукла более выразительны и запоминаемы, чем человек. Рассеченные, изувеченные, исковерканные люди – это не стремление разрушить человеческую суть, а желание исследователя показать их бесконечность. Скульптуры Неизвестного – это бесконечный синтез: человек – природа – «вторая природа» (наука и технология). Незакрепощенное догмами воображение органично соединяет, казалось бы, несоединимое, делает его благородным, осмысленным и величественным. Мастер понимает, что скульптура напряжена только «от воли духовных переживаний скульптора» и поэтому заряжает свои работы драматизмом формы и глубинным символизмом. скульптуры Неизвестного надо не просто смотреть, в них надо проникать, разбираться, «вчитываться, как в интеллектуальный и чувственный философский трактат».
Неизвестный стал еще одним русским художником-авангардистом, которого вначале признал Запад и только потом – Россия. Но в последнее время многое меняется в восприятии его творчества и на родине.
Вскоре перед зданием мэрии Москвы на Новом Арбате будет «посажено» то самое «Древо жизни», над моделью которого Неизвестный трудится с 1956 г. Замысел поражает не размером монументального сооружения, а философским и символичным подтекстом и продуманностью. «Древо жизни» – это здание музея и одновременно многокомпозиционная скульптура. Названа она «древом» потому, что произрастает из семи корней – семи смертных грехов человека. Надземная крона «древа» – «сердце» и «крест» (по Библии все три слова – синонимы) – образована из семи 150-метровых лент Мебиуса, окрашенных в цвета спектра. Многочисленные поверхности лент будут заполнены барельефами и скульптурами. Посетитель, рассматривая стенды с экспонатами, как бы сам становится частью «древа». Архитектурно-скульптурная композиция в основе своей посвящена творчеству человека, в котором искусство через духовное соединяется с современной наукой и технологией, – «Вера и Знание».
Неизвестный по-прежнему живет и работает в Нью-Йорке. У него собственная огромная студия и большой дом на престижном острове Шелтер, квартира в Швеции и студия в Швейцарии. В Уттерсберге (Швеция) открыт музей с его работами. Свою вторую жену, Анну, Эрнст Иосифович считает идеалом женщины. Она ведет все его дела и является директором студии. Неизвестный достиг благосостояния и всемирного признания своего искусства, но с завидным для его лет темпераментом продолжает работать. Его изящные статуэтки с гордостью держат в руках победители премий «ТЭФИ» и «Триумф». Он плодотворно работает как иллюстратор (сочинения Беккета, 1992 г.; «Достоевский и канун ХХІ века», 1989 г.; «Книга Екклесиаста», 1998 г.; «Книга Иова», 1999 г.; книга «Пророки» – в работе; стихотворный сборник своей матери Б. Дижур «Тень души», 1990 г.). Во многих странах издаются эссе Неизвестного по теории искусства. В настоящее время Эрнст Иосифович отказался от преподавательской деятельности, полностью посвятив себя творчеству.
Бывший гражданин СССР, он с болью вспоминает годы гонений, но зла на свою страну не держит. Среди наиболее значительных работ последнего десятилетия – монумент жертвам Холокоста в Риге, 1989 г.; памятник Сахарову в Москве, 1990 г.; проект мемориалов жертвам сталинских репрессий в Екатеринбурге, Воркуте, Магадане, 1991 г.; памятники «Исход и возвращение» в Элисте, 1996 г., и «Возрождение» в Москве, 2000 г. В возведенный в Магадане монумент «Маска скорби» (1996 г.) скульптор вложил не только свой талант, но и весь гонорар – один миллион долларов.
Для Неизвестного важнее всего созидать и быть понятым. Его искусство отражает «полное безумие» нашего времени, монументально перечеркивает «простодушную серость будней», заставляет задуматься над тем, чего может достичь «песчинка»-человек в огромном живом организме общества.
Плисецкая Майя Михайловна
(Род. в 1925 г.)
Одна из самых знаменитых балерин Большого театра ХХ в. Народная артистка СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии. Руководила балетом Римской оперы и Национальным театром в Мадриде. Почетный президент труппы Имперский Русский Балет.
Слово «вопреки» стало для Майи Плисецкой едва ли не главным в ее длинной, яркой, до жестокости трудной, но прекрасной жизни. В день прошедшего в 2000 г. юбилея президент России В. Путин вручил ей орден «За заслуги перед Отечеством» IІ степени. А еще балерину наградили орденом Почетного легиона и президент Франции Ф. Миттеран лично прикрепил награду к ее костюму. Однажды в Кремле высокопоставленный российский чиновник недоуменно протянул: «Я думал, что орден Почетного легиона дают только участникам Движения сопротивления». – «А я всю жизнь и сопротивлялась», – рассмеялась балерина.
Плисецкая родилась 20 ноября 1925 г. в Москве в семье потомственных интеллигентов. Ее мать – черноволосая, тихая Рахиль Мессерер, актриса немого кино, была дочерью известного зубного врача, имевшего свой кабинет на Сретенке. Отец Майи был родом из Гомеля. На заре советской власти он «записался в коммунисты», искренне поверив в эту идею. Юный Миша Плисецкий, как многие выходцы из черты оседлости, получил высшее образование и добился солидного положения в обществе. В 1932 г. он был назначен начальником угольных рудников на Шпицбергене.
Из своего детства Майе запомнилось многое: неповторимо красивое северное лето с его бледными цветами; первая в жизни роль Русалочки в опере Даргомыжского («Я с шиком сыграла свою крошечную роль»); но больше всего – «чистый, белый, хрустальный, светящийся снег». Этот снег однажды чуть было не стал причиной ее гибели. Возвращаясь домой, она решила передохнуть и села на лыжи. «Снег стал превращать меня в андерсеновскую деву. Начала засыпать, впала в сладкую дрему. Моя спасительница – умница-овчарка Як раскопала меня из снежного сугроба и поволокла за шиворот к людям. Так я родилась во второй раз…»
В 1934 г. семья после длительных зимовок на Шпицбергене приехала в отпуск в Москву, и Майю, уже проявившую склонность и любовь к танцам, определили в балетную школу в класс к Е. И. Долинской.
Училась она с упоением. Ей было 11 лет, когда отца, занимавшего высокий пост, исключили из партии, уволили с работы. Рано утром 1 мая 1937 г. в дом ввалились чекисты и увезли Плисецкого с собой. Рахиль, беременная третьим ребенком, кричала, цепляясь за мужа, плакал маленький Саша, а Майя плохо соображала, что происходит.
Отца расстреляли через год после ареста, а мать в это время уже была в Бутырской тюрьме. Ее взяли прямо в Большом театре, куда она пришла вместе с Майей посмотреть свою сестру Суламифь Мессерер, танцующую «Спящую красавицу». Майя так увлеклась происходящим, что не заметила, когда исчезла мама. После спектакля, поискав ее и не найдя, девочка понесла букет цветов домой к тете. Там ей попытались объяснить, что мама с недавно родившимся братиком срочно уехала к отцу… Тетка оставила Майю жить у себя, а Сашу взял в дом брат матери – Асаф.
Лишь весной 1941 г. благодаря ходатайствам орденоносцев Асафа и Суламифи Мессереров мать с братишкой освободили. Она вернулась в Москву, но тут грянула война, и семья была вынуждена эвакуироваться в Свердловск. Целый год Майе было не до балета, еще немного, и с профессией она могла бы попрощаться. Тогда Плисецкая решила вернуться в столицу и продолжать занятия. Поехала без согласия матери и без пропуска и все боялась, что в город ее не пустят. Но ей удалось прошмыгнуть мимо патруля.
Окончив хореографическое училище в 1943 г., 17-летняя Майя Плисецкая была принята на работу в Большой театр. Основная масса артистов Большого находилась в эвакуации, поэтому в труппу взяли всех выпускников.
На «главной сцене страны» в то время царили Семенова, Лепешинская, Мессерер, Головкина. Чтобы не терять форму, Майя стала танцевать сольные партии в Домах культуры, а потом в стране началась кампания «по выдвижению молодежи», и ей выпала честь представлять молодое поколение балета. Она танцевала мазурку в «Шопениане». Успех был оглушительным. За ним последовал следующий – «Раймонда». Плисецкая стала ведущей балериной среди молодых солисток. И наконец – «Лебединое озеро». Впоследствии этот балет станет главным в ее жизни. А станцевала она его более 800 раз на протяжении 30 лет, объехав весь мир.
«Жалею, что никогда не вела счет, сколько раз я станцевала “Умирающего лебедя”. Но если вы напишете “50 тыс.” – не ошибетесь, – говорила Майя журналистам. – В этом маленьком балете, который Фокин поставил для Павловой, я каждый раз танцевала иначе. Я вообще импровизатор по натуре. На меня жаловались балетмейстеры: на Плисецкую невозможно ставить, она все равно сделает по-своему. Фокинского “Лебедя” мне интересно танцевать всегда». Последний раз «Умирающего лебедя» балерина танцевала в 75 лет – это настоящий рекорд для Книги Гиннесса.
Но это будет потом, а пока же, в 1953 г., Плисецкая стала «невыездной»: ставка в Большом была сделана на Уланову. Да, зал взрывался аплодисментами, когда Майя выходила на сцену. Но у нее был репрессированный отец, бывшая ссыльная мать, родственники за границей и «пятый пункт» в паспорте. Да, всех заморских гостей вели на «Лебединое» с Плисецкой, но из страны ее никуда не выпускали, и не то что о мировой славе – даже о возможности быть признанной коллегами за рубежом и речи быть не могло.
Труппа ехала на гастроли за границу, Майя оставалась. «Почему?» – спрашивала она. «В следующий раз непременно!» – обещали ей. Театр попытался вступиться, было написано коллективное письмо в защиту балерины Плисецкой, на которой держится весь репертуар. Его подписали Уланова, Лавровский, Файер. Поступок по тем временам был, прямо сказать, геройский, но… все напрасно. Глава КГБ генерал Серов Майю невзлюбил, за каждым ее шагом следили. Знакомые стали ее сторониться – кому хочется быть рядом с опальной балериной?
Однажды театр отправился в Лондон, Плисецкая, как всегда, осталась. Англичанам объяснили, что она заболела. Сидеть без дела было нестерпимо, и Майя решила продемонстрировать, как «болеют» советские артисты. Собрав оставшуюся труппу, она предложила показать «Лебединое» в Москве. Дирекция (а ее первые лица в это время наслаждались красотами британской столицы) согласилась. Известие облетело Москву со скоростью звука: «Пойдет “Лебединое” с невыпущенной Плисецкой». Министр культуры СССР Фурцева советовала отказаться от этой идеи, но Майя настояла на своем. Театр был забит до отказа…
Следующий спектакль строго запретили, но он все же состоялся: приехал премьер-министр Японии. Через день снова спектакль: еще один высокий гость изъявил желание посмотреть русский балет.
Здесь можно возразить – подумаешь, за границу не выпускали. Танцевать-то разрешали, на приемы приглашали, титулами жаловали… Чего еще надо? В своей книге Плисецкая написала: «Про других не знаю. А про себя скажу. Не хочу быть рабыней. Не хочу, чтобы неведомые мне люди мою судьбу решали… Не таить, что думаю, – хочу… Голову гнуть не хочу и не буду. Не для этого родилась…»
С Родионом Щедриным Майя встречалась неоднократно. Они познакомились в гостях у Лили Брик, потом обменивались случайными фразами, но в марте 1958 г. после премьеры «Спартака», где Плисецкая танцевала Эгину, он позвонил ей и напросился прийти на репетицию. В то время композитор работал над «Коньком-Горбунком» для Большого театра. Эффектная Майя произвела на него впечатление, и, не откладывая дело в долгий ящик, он тем же вечером пригласил ее на прогулку по Москве…
Летом театр опять уехал без Плисецкой в Париж, а она отправилась в Карелию, где под Сортавалой в Доме отдыха композиторов ее ждал Щедрин. Они жили в лесу, в неотапливаемом коттедже. Зверски кусали комары, и умываться приходилось из деревенского рукомойника. Потом на новой машине Родиона они отправились в Сочи. Покупали еду в придорожных селах, спали в машине и много говорили о музыке, танце, будущих постановках.
Вернувшись домой, Плисецкая поняла, что беременна. Она была в самом зените славы (знать бы тогда, что зенит этот затянется на два десятилетия – случай в балете беспрецедентный). Несмотря на горячие протесты щедрина, Майя решила не рожать. Самый романтичный, страстный и трагичный период в их отношениях закончился тем, что 2 октября 1958 г. Родион и Майя зарегистрировали свой брак.
Свадебным подарком от мамы стала выхлопотанная отдельная двухкомнатная крохотная квартира на Кутузовском проспекте. Этот год стал переломным в судьбе Плисецкой. Ее известность благодаря опале достигла своего апогея. Любовь удивительного человека укрепила веру в собственные силы. Вдобавок с политической сцены ушел Серов…
«Щедрин всегда был в тени прожекторов моего шумного успеха, но, на мою радость, ни разу не страдал от этого. Иначе не прожили бы мы безоблачно столь долгие годы вместе. Щедрин – профессионал самой высокой пробы, может сделать отменно и оперу, и что угодно. А балеты написал просто-таки мне в помощь. В вызволение от надвигающегося возраста: новый репертуар обязательно выводит на следующую ступень искусства…» На титульных листах четырех балетов Родиона стоит имя жены. Майе он посвятил «Конька-Горбунка», «Анну Каренину», «Чайку», «Даму с собачкой». Его гений, любовь и самопожертвование помогают ей до сих пор быть в форме, не терять веры в собственные силы.
Именно муж и вызволил Плисецкую из гастрольного застоя. Он записался на прием к заместителю председателя КГБ, и после этой встречи дело сдвинулось: в 33 года Майя первый раз в жизни улетела с театром на гастроли в США, а Щедрин остался заложником в Москве. Успех был ошеломительный. Америка приняла и полюбила русский балет и Майю Плисецкую – одну из лучших балерин мира.
Ее героини необычайно щедро одарены природой. Их жизнь – духовный подвиг. Они всегда от стаивали право оставаться собой, не примиряясь с обстоятельствами, не страшась смерти. Это Майя отлично чувствует, потому и сама поступает так, как это свойственно ее героиням. В те годы, когда балерины на своих юбилеях сидят в ложах, она ставит балеты и сама танцует специально созданные для нее сольные номера.
20 ноября 2000 г. на сцене Большого театра прошел большой гала-концерт в честь 75-летия Плисецкой. «Большой был, есть и будет всегда самым любимым, а его сцена самой лучшей в мире», – всегда говорила она. В концерте приняли участие артисты из Италии, Франции, Германии, Швеции, Испании, Польши, США, Кубы. Сама легендарная танцовщица выступила трижды: кроме «Умирающего лебедя» зрители увидели премьеру поставленного специально для нее Морисом Бежаром трехминутного мини-балета «Аве Майя» на музыку Баха – Гуно и фрагмент из балета «Айседора» на музыку Шуберта, также поставленного для нее в свое время Бежаром.
Сейчас Майя живет в Мюнхене. В 1990 г. ей пришлось покинуть стены Большого, которому было отдано 50 лет жизни, но театры всего мира с радостью распахнули двери перед российской балериной.
О ней можно говорить бесконечно. Независимо от возраста и от стремительно летящего времени искусство Плисецкой всегда останется молодостью, полетом и символом XX в. И время не властно над Майей. Американский хореограф Роберт Джофри некогда сказал о ней: «В Советском Союзе много сокровищ. Майя Плисецкая – одно из величайших». А как известно, сокровища – вне времени.
Пржевальский Николай Михайлович
(Род. в 1839 г. – ум. в 1888 г.)
Выдающийся русский путешественник, исследователь Центральной Азии. Впервые описал природу многих ее районов, открыл ряд хребтов, котловин и озер в Куньлуне, Наньшане и на Тибетском нагорье. Генерал-майор. Его именем названы хребет в Куньлуне, ледник в северной части Монгольского Алтая, мыс на о. Итуруп в группе Курильских островов, мыс на о. Беннета (Аляска), город возле оз. Иссык-Куль, несколько видов животных и растений, открытых в ходе его экспедиций.
Одно из самых славных и значительных мест в истории географических открытий занимает имя Николая Михайловича Пржевальского, явившего собой целую эпоху в исследовании Центральной Азии.
Официальной датой рождения знаменитого путешественника является 13 (по другим данным, 12) апреля 1839 г., хотя сам Пржевальский и его семья по невыясненным обстоятельствам праздновали этот день 31 марта.
Отец Пржевальского, Михаил Кузьмич, некрасивый и болезненный человек, происходил из славного рода. Основатель рода, запорожский казак Корнила Анисимович Паровальский, поступив на службу в Войско Польское, ополячил свою фамилию и стал называться Пржевальским. В ноябре 1581 г. польский король Стефан Баторий за доблесть, проявленную в сражении под Великими Луками, возвел его в дворянское достоинство и жаловал гербом, а позже и земельными наделами. Его сын Казимир перешел в православие и стал называться Кузьмой.
Жалованные Баторием земли не пошли впрок. Кузьма Пржевальский служил управляющим у помещика Полибина на Смоленщине. Туда, уволенный по состоянию здоровья из армии, приехал его сын Михаил, ничем не примечательный прапорщик пехоты.
Рядом в деревне Кимборово жил сравнительно богатый помещик А. С. Каретников. Когда-то он был крепостным, но сумел дослужиться до чина коллежского асессора и получить дворянство. Известно, что в годы Отечественной войны он служил при Александре I, несколько раз побывал в Европе.
Его младшая дочь, властная красавица Елена, полюбилась молодому Пржевальскому. Как ни странно, но девушка ответила взаимностью. Ее не смутили ни слабохарактерность молодого человека, ни колтун в волосах – малоприятная болезнь, подхваченная им во время службы. Старый Каретников был против: он считал такого жениха неровней своей дочери. Однако Елена, видимо, сумела добиться желаемого. Молодые поселились в Киборово.
Николай был первым сыном в семье. В ранние годы его воспитанием занимались мать, дядя Павел Каретников, страстный охотник и пьяница, а также ключница Ольга Макарьевна, крепостная крестьянка, властно правившая в доме Каретниковых.
Мальчика держали в строгости, но не ограничивали развития его склонностей – любви к природе, охоте, чтению. От деда остались целая стая попугаев и выводок обезьян, которые свободно резвились в доме. Это будило воображение. В результате уже с ранних лет Николая начали привлекать путешествия в дальние страны, о которых он читал в книгах. Сильный и здоровый от природы, он как нельзя лучше подходил для этой цели. Кроме того, полученное мальчиком спартанское воспитание значительно увеличило его шансы стать путешественником.
Но в то время об этом никто не думал, детские мечты в расчет не принимались. Елена Алексеевна была хорошо образована. Вместе с братом Павлом она сумела подготовить сына сразу во второй класс Смоленской гимназии, куда Николай поступил в ноябре 1849 г.
Трудолюбивому и привыкшему с ранних лет к дисциплине мальчику учеба давалась легко. Но преподавание велось из ряда вон плохо: учителя позволяли себе пьяными являться на уроки, били детей, методика преподавания строилась на зубрежке. В результате Николай стал непокорным и часто подвергался телесным наказаниям. Нечего и говорить, что мальчик страстно рвался домой, где его ждали любимые книги и охота. В это время он уже хорошо стрелял и часто приходил из леса с добычей.
Однажды Пржевальского чуть было не исключили из гимназии. В шестом классе гимназисты решили украсть классный журнал. Сделал это Николай. Ненавистный документ был тут же утоплен в реке. Гимназическое начальство искало виновников, нескольких самых ярых смутьянов посадили в карцер. На хлебе и воде в подвале дети просидели четверо суток. Наконец, чтобы освободить товарищей, Пржевальский признался. Мать упросила оставить сына в гимназии, но его жестоко высекли: домой мальчика унесли на носилках.
Несмотря на это, в 1855 г. Пржевальский с отличием закончил гимназию и, восхищенный подвигами русских под Севастополем, решил стать военным. Осенью этого же года он был зачислен вольноопределяющимся сначала в сводно-запасной
Рязанский полк, а потом в Полоцкий полк, стоявший в Смоленской губернии.
Будни военной жизни оказались очень далеки от того, что писалось в книгах. Воевать Пржевальскому не пришлось, а вот на пьяные кутежи, игру в карты, жестокое обращение с солдатами он насмотрелся вдоволь.
Такой образ жизни не прельщал молодого военного. Он во что бы то ни стало решил «выйти в люди». Вспомнились детские мечты о путешествиях. Пржевальский начал подумывать о научной карьере и засел за книги. Сослуживцы сторонились его и насмешливо говорили: «Он не наш, а только среди нас». Им непонятны были честолюбивые утверждения будущего путешественника, что именно он откроет истоки Нила и станет исследователем Приамурья. Феноменальная память и усидчивость позволили ему за короткое время приобрести фундаментальные знания по топографии, астрономии, зоологии, ботанике и пр. По возможности занимался юноша и сбором коллекций. Еще в Рязанском полку, стоявшем в Козлове под Калугой, он составил гербарий местной флоры.