История человечества. Россия Хорошевский Андрей

Прокофьев Сергей Сергеевич

(Род. в 1891 г. – ум. в 1953 г.)

Советский композитор, пианист, дирижер. Опираясь на классическое наследие украинской, русской и зарубежной музыки, осуществил реформаторские преобразования в музыкальном театре, симфоническом и камерно-инструментальном жанрах. Музыка Прокофьева, завоевав огромную популярность во всем мире, оказала значительное влияние на творчество многих композиторов современности.

В 1991 г. в ознаменование 100-летия со дня рождения великого композитора и пианиста в Донецке впервые состоялся «Музыкальный конкурс молодых исполнителей им. С. С. Прокофьева», влияние которого на развитие музыкальной культуры превзошло все ожидания.

Уровень этого мероприятия, опыт его организации дали основания превратить Всеукраинский конкурс с 1999 года в полномасштабный международный. Видные музыканты Польши, Германии, Греции, России участвовали в работе жюри, которое возглавлял крупнейший пианист современности – народный артист СССР, президент Академии российского искусства Николай Петров. По итогам состоявшихся конкурсных выступлений можно констатировать, что Украина – родина великого композитора – подготовила достойную смену музыкантов, которые будут творить уже в XXІ столетии.

Сергей Прокофьев родился 23 апреля 1891 г. в селе Сонцовка Екатеринославской губернии (ныне поселок Красное Донецкой области). Его отец, Сергей Алексеевич, агроном по образованию, служил управляющим имением помещика Сонцова, своего соученика по университету. Мать, Мария Григорьевна Житкова, занимавшаяся воспитанием детей, после смерти двух старших дочерей всю свою любовь сосредоточила на сыне. Она была хорошей пианисткой, и трехлетний мальчик с удовольствием прислушивался к ее игре и тут же, взобравшись на стул, пытался повторить понравившуюся мелодию.

Когда Сереже было 5 лет, он записал одну из своих импровизаций на листе бумаги, нарисовав не пять, а целых десять линеек нотного стана. А потом плакал от негодования, что мама не может исполнить его «произведение». Но вскоре с ее помощью он начал правильно записывать то, что подсказывало ему врожденное музыкальное чутье. Свои музыкальные опыты, написанные им от 5 до 15 лет, Сережа озаглавил «Мои сочинения». В 9 лет юный композитор сочинил свою первую оперу «Великан».

Кроме музыки родители занимались и общим образованием ребенка: отец преподавал ему русский язык, арифметику, географию и историю, а мать – иностранные языки, а также Ветхий и Новый Завет. Когда Сереже исполнилось 11 лет, родители пригласили на лето в Сонцовку учителя музыки – талантливого молодого композитора Р. М. Глиера, только что с золотой медалью окончившего консерваторию. Глиер давал мальчику уроки гармонии и музыкальных форм. Под его присмотром Сережа написал первую симфонию. Благодаря терпеливой работе юный музыкант вскоре смог поступить в Петербургскую консерваторию. На приемных экзаменах Прокофьева серьезно проверял сам Н. А. Римский-Корсаков, который впоследствии, как и А. К. Лядов, стал его учителем.

В годы учебы в консерватории юноша с неиссякаемым трудолюбием создавал произведения, внесшие большой вклад в мировую музыку ХХ в. Все эти сочинения были основаны на украинском и русском фольклоре. В 1908 г. молодой музыкант впервые выступил на вечере современной музыки со своими фортепианными пьесами, которые были очень тепло встречены слушателями. В 1914 г. Сергей блестяще закончил консерваторию сразу по трем специальностям – композитора, пианиста и дирижера, а за исполнительское мастерство он был удостоен премии им. Рубинштейна.

Первые годы после окончания консерватории были периодом напряженного композиторского труда, быстрого роста творческой самостоятельности Прокофьева. В 1915 г. он написал свой «Второй фортепианный концерт» и выезжал в Италию для его исполнения, а в следующем году создал первую редакцию оперы «Игрок». Ко времени Октябрьского переворота Сергей Прокофьев являлся уже сложившимся композитором с резко выраженной индивидуальностью. Его музыка поражала свежестью, динамичностью, вызывала бурные споры. Горячими поклонниками искусства Прокофьева были А. М. Горький и

В. В. Маяковский, который в шутку прозвал Сергея «председателем земного шара от секции музыки».

Весной 1918 г. с разрешения советского правительства Прокофьев выехал на длительный срок за границу. После недолгого пребывания в Японии композитор направился в США и с 1929 г. жил и работал попеременно в Америке и Европе, преимущественно в Париже, выступая как первоклассный пианист, интерпретатор собственных сочинений. Годы, проведенные Прокофьевым на Западе, не были безоблачно счастливыми. Он нигде не стал в полной мере своим, всюду оставаясь интересным, но странным чужаком, иностранцем, прибывшим из далекой и непонятной страны. Время проведенное на чужбине, было окрашено не прекращавшейся, постоянной тоской по Родине.

Примечательно, что работая на чужбине, композитор ни разу не воспользовался сюжетами, почерпнутыми в литературе или театре США, Германии или Франции. За рубежом были написаны три его оперные партитуры – «Любовь к трем апельсинам», «Огненный ангел» и капитально доработанная версия «Игрока». Две темы были взяты из русской литературы (Достоевский, Брюсов), а третья – внушена театральным движением в дореволюционной России (журнал В. Мейерхольда «Любовь к трем апельсинам»). Из трех прокофьевских балетов, поставленных труппой Дягилева, два были основаны на отечественных сюжетах и на русском интонационном материале («Шут» и «Стальной скок»). Живя за границей, Прокофьев создал несколько произведений по заказам из СССР, в т. ч. симфонические сюиты «Поручик Киже» и «Египетские ночи».

В то время композитор говорил: «Воздух чужбины не идет впрок моему вдохновению… Самое неподходящее для такого человека, как я, – это жить в изгнании, оставаться в духовном климате, который не соответствует моей нации… Здесь я лишаюсь сил. Мне грозит опасность погибнуть от академизма». Он откровенно признавал, что «не может сочинять нигде, кроме Родины». В 1927 и 1929 гг. Прокофьев приезжал с концертами в Москву, Ленинград, Киев, Одессу, Харьков, а в 1932 г. появился на родине с семьей – с женой Линой Ивановной Любера (испанкой по происхождению, в молодости камерной певицей) и двумя их сыновьями, Олегом и Сергеем. Процесс адаптации в новых советских условиях был для Прокофьева сложным и затяжным. В этот период он все чаще приезжал в СССР и выполнял заказы советских театров и киностудий, оставаясь пока еще «парижанином». Лишь в сезон 1935/36 г. композитор получил постоянную квартиру в Москве и смог перевезти туда свою семью.

Первые годы после возвращения были наполнены напряженным трудом. Прокофьев то обращается то к славным страницам родной истории, создавая величественные картины, потрясающие глубоким драматизмом, то – к мировой классике или к волнующим темам современности, трактуя их гуманистически, жизнеутверждающе. В это время он написал знаменитую симфоническую сказку для детей «Петя и волк», музыку к историко-патриотическому фильму С. М. Эйзенштейна «Александр Невский», балет «Ромео и Джульетта». К 20-летию Октября была создана кантата на слова Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина – своего рода коммунистическая литургия (грандиозная фреска для двух хоров и четырех оркестров), построенная по принципу католической мессы. На 60-летие «вождя народов» Прокофьев написал кантату «Здравица», исполнение которой стало кульминационным пунктом юбилейных торжеств.

Последняя зарубежная поездка, которую власти позволили совершить Прокофьеву (при том, что его семья оставалась в Москве в качестве заложников), состоялась в 1938 г. После этого у композитора отобрали зарубежный паспорт и больше за пределы СССР не выпускали.

В годы Второй мировой войны Прокофьев находился в эвакуации. Он чувствовал настоятельную необходимость откликнуться на это трагическое и героическое время: так возникла его монументальная опера «Война и мир» по роману Л. Н. Толстого – о непобедимости великой России, о ее героической воинской славе. Еще ни над одним произведением он не трудился так долго и вдохновенно. В этот период брак Сергея Прокофьева распался и он связал свою жизнь с Миррой Мендельсон, которая стала его спутницей до самой смерти.

Долгое время положение композитора было вполне благополучным, он даже был лауреатом нескольких Сталинских премий. Прекрасно зная о происходящем в стране терроре, Сергей Сергеевич не вступал в конфликт с властями, приняв за правило полное невмешательство в политику и ратуя лишь за свою художественную самостоятельность. Но в 1948 г. вышло постановление ЦК ВКП(б), в котором музыка Прокофьева, наряду с произведениями других авторов, была объявлена «формалистической», «чуждой советскому народу». Затем последовал арест его первой жены, которая отсидела несколько лет в лагере и провела некоторое время в ссылке, выйдя на свободу уже после смерти мужа. Прокофьев был вынужден написать покаянное письмо Союзу композиторов и Комитету по делам искусств, в котором он наивно пытался объяснить, что такое «мелодия», «традиции» и «новаторство».

От этого удара мастер не оправился до конца жизни. Почти все его произведения, написанные в последние пять лет (опера «Повесть о настоящем человеке», балет «сказ о каменном цветке», оратория «На страже мира», симфония № 7) – малоудачны, отмечены попытками «упростить» и сделать «ближе к народу» свой музыкальный язык.

Вряд ли есть основание объявлять композитора «убежденным выразителем советской художественной идеологии», подобно его другу Маяковскому. Немногие «заказные» произведения Прокофьева начисто лишены официоза, характерного для многих сочинений сталинской эпохи. Высокий вкус и духовная независимость предохраняли его от трескучего пафоса и дутого верноподданнического восторга. Здесь стоит вспомнить балет «Золушка», оперу «Дуэнья», фортепианные сонаты или три последние симфонии. Были, конечно, и сочинения менее удачные – сказывалась тяжелая болезнь композитора, а порой и отдельные стереотипы тогдашней эстетики. В целом же его наследие этих лет обозначило блистательный взлет удивительного таланта – второй после «классической» поры 1908–1918 гг. Ни мрачная атмосфера террора конца 1930-х гг., ни гибель друзей, ни тяжкие жизненные условия военных лет, ни оскорбительные проработки властей не смогли помешать рождению этих шедевров.

5 марта 2003 г. исполнилось 60 лет со дня смерти гениального музыканта. В некотором смысле композитору «не повезло»: он умер, чуть ли не день в день со Сталиным – тираном, в тени которого исчезли многие выдающиеся люди. Но ничто не в силах заслонить собой фигуру величайшего композитора современности – Сергея Сергеевича Прокофьева, память о котором будет жить в веках.

Пушкин Александр Сергеевич

(Род. в 1799 г. – ум. в 1837 г.)

Русский поэт. Роман в стихах «Евгений Онегин»; поэмы «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Гаврилиада», «Братья-разбойники», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы», «Граф Нулин», «Полтава», «Домик в Коломне», «Анджело», «Медный всадник»; сказки в стихах «Сказка о попе и его работнике Балде», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях», «Сказка о золотом петушке»; трагедия «Борис Годунов»; маленькие трагедии – «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Русалка» и др.; роман «Арап Петра Первого» (незаконченный); повести «Дубровский», «Капитанская дочка», «История села Горюхина», «Рославлев», «Пиковая дама», «Египетские ночи» (незаконченная); цикл «Повести покойного Ивана Петровича Белкина»; философская, вольнолюбивая и любовная лирика; очерки.

Александр Сергеевич Пушкин, стоявший у истоков новой русской литературы, был удостоен потомками самой высокой чести, о которой только может мечтать поэт: его именем названа целая историческая эпоха, узнаваемая по одному слову – «пушкинская».

Даже город, где жил поэт, определен временным отрезком истории – «пушкинский Петербург». Все красавицы, в которых он влюблялся, фрейлины, хозяйки салонов, где он бывал, члены высочайшего двора, министры, с которыми он общался, его близкие друзья постепенно стали именоваться пушкинскими современниками. И многие из них остались в истории лишь благодаря знакомству с Пушкиным.

Такова притягательная сила гения, давшего не только имя веку, но совершившего в нем величайшие открытия. Среди них – русский язык во всем его совершенстве и великолепии. Тот язык, который сегодня мало кто слышит и на котором уже никто не заговорит завтра, но который всегда останется при нас как вечная драгоценность.

Детские годы Александра Сергеевича, как, собственно, вся его жизнь и творчество, описаны до малейших подробностей в многочисленных литературных трудах и монографиях. В детстве юный Пушкин мало походил на будущего гения, отличаясь разве что живостью воображения и некоторой диковатостью натуры. Рос он ленивым, малоподвижным, замкнутым ребенком, не очень любимым родителями. Эта взаимная неприязненность и сухость в семейных отношениях так и не была преодолена до конца жизни поэта. Даже добрейшая бабушка Марья Алексеевна Ганнибал говаривала о своем старшем внуке: «Не знаю, что из него выйдет, мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, то его не расшевелишь, а то вдруг он так разойдется, что ничем его не уймешь: из одной крайности в другую бросается». Бабушка точно определила характер юного Пушкина. Порывистость, неуравновешенность сопровождали Александра Сергеевича всю жизнь, вплоть до женитьбы, которая несколько уравновесила нрав пылкого поэта.

Начальное обучение Пушкин получил в родительском доме с помощью гувернеров и домашних учителей. Продолжить образование ему предстояло в Царскосельском лицее, только что учрежденном, как говорилось, «исключительно для юношества благородного происхождения… особенно предназначенного к важным частям службы государственной». В лицее окончательно развился характер Пушкина – страстный, независимый и свободолюбивый. Он обрел ту среду, в которой мог быть самим собой – остроумным, живым, непосредственным, порой неуместно шутливым и до крайности привязанным к своим друзьям. Лицеисты, в распоряжении которых имелось немало свободного времени, не всегда отдавали его учебе. Они водили знакомство с гусарами, жившими в то время в Царском Селе, тайком от начальства «приносили жертвы Бахусу и Венере и приударяли за хорошенькими актрисами и субретками». В этих играх Пушкин всегда хотел быть первым и вполне преуспевал. Уже в ранней юности он буквально бредил женщинами, его лицейские стихи писались не только под впечатлением эротических поэтов XVIIІ века, но и были следствием его «сладострастных мечтаний».

9 июня 1817 г. в Лицее состоялась торжественная церемония выпуска. Вырвавшись из «лицейского заточения», Пушкин с «горячей головой и неустановившейся мыслью» жадно спешил изведать все соблазны жизни. Связи отца и дружба с лицеистами открыли перед ним двери петербургских салонов. Правда, принадлежа к старинному родовитому дворянству, Пушкин все же не был равным среди блестящей светской молодежи: он не имел большого состояния, и отсутствие денег нередко ставило его в неловкое положение. За стихи в то время ему не платили, а жалованья коллежского секретаря для светского образа жизни не хватало. Отец был скуп и ворчал из-за каждого истраченного гривенного.

Начало творческой деятельности принесло Пушкину и популярность, и неожиданные неприятности. Первая гроза разразилась над головой юного поэта после его, как выразился император Александр I, «возмутительных стихов, которыми он наводнил всю Россию». Поэту угрожала ссылка в Сибирь или водворение на покаяние в Соловецкий монастырь. От Сибири поэта спасло заступничество влиятельных друзей. Дело ограничилось ссылкой, которая официально именовалась переводом коллежского секретаря Пушкина из Петербурга в канцелярию генерала Инзова, попечителя Южного края. 6 июля 1820 г. Пушкин покинул Петербург с напускным равнодушием: «Без слез оставил я с досадой венки пиров и блеск Афин». Начинался первый этап странствий поэта, самый бурный и легендарный.

И в Кишиневе, и в Одессе Пушкин, откровенно скучая, все же не оставался в безделье. Большую часть дня он проводил в каком-либо обществе, а утром – писал. На местных жителей он производил странное впечатление: одевался молодой ссыльный то греком, то евреем, носил необъятные шаровары, длинный плащ, похожий на мантию. Обыватели ходили «смотреть на Пушкина».

В таком же странном одеянии он проследовал в 1824 г. с юга в село Михайловское. Этой причуде было вполне житейское объяснение: поэт сильно бедствовал в это время, как, впрочем, и в последующие годы. Даже его кишиневский начальник генерал Инзов вынужден был ходатайствовать о скорейшей высылке жалованья поэту. Недостаток в денежных средствах объяснялся и другой причиной. Пушкин во время южного периода ссылки пристрастился к игре в карты, о чем сам признавался в стихах:

«Игру он вел сильную, – вспоминал знакомый Пушкина, критик К. Полевой, – и чаще всего продувался в пух. Жалко бывало смотреть на этого необыкновенного человека, распаленного грубой и глупой страстью». А друг поэта П. Вяземский отмечал, что Пушкин «до кончины своей был ребенком в игре и в последние годы жизни проигрывал даже таким людям, которых, кроме него, обыгрывали все… Например, в Пскове проиграл он 4-ю главу “Евгения Онегина”. А в Петербурге проиграл Н. Всеволожскому “целый том стихотворений”».

При всей правоте современников поэта, выражавших прискорбие в связи с его карточной игрой, надо все же заметить, что эта игра была своего рода светской модой, от которой нельзя было отстать. И Пушкин, как светский человек, не мог стать «белой вороной», ему бы это просто не позволило его непомерное самолюбие.

То же самое можно отнести и к дуэлям, которые, говоря современным языком, создавали имидж светского человека начала XIX в. Вряд ли Пушкин так уж сильно любил стреляться. Но факт остается фактом: любую, даже малейшую ссору или просто недоразумение он был готов решать только поединком. К этому побуждало как неуемное честолюбие, так и знаменитая «африканская кровь» поэта.

Она же, эта самая наследственная «кровь», видимо, возбуждала и любовные страсти в молодом поэте. По словам его брата Льва, «женщинам Пушкин нравился: он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своем». Александр Сергеевич знал и чувствовал женщин «как никто другой». Достаточно сказать, что только по его любовной лирике можно составить целые биографические тома, ибо почти все, что поэтом было пережито в реальной жизни, нашло свое отражение в стихах. Существует даже знаменитый «донжуанский» список, составленный, кстати, самим Пушкиным, где упоминаются имена не одного десятка женщин, которых любил поэт и которые отвечали ему взаимностью. В 30-летнем возрасте Пушкин вспоминал юные проказы:

По приезде в Михайловское Пушкин принялся за стихи. Осенью 1824 г. он написал «Разговор поэта с книгопродавцем», «Подражание Корану», закончил поэму «Цыганы». Кроме стихов в Михайловском ему заняться было нечем. Родной дом, где семья встретила его очень неприветливо (отец, испуганным ссылкой поэта, призывал младшего сына Льва «не знаться с этим чудовищем»), казался Пушкину тюрьмой. Одно время он даже строил планы побега, косвенно упомянутого в 1-й главе «Евгения Онегина»:

Прозой же он писал брату Левушке: «Не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится невтерпеж».

Из своего псковского имения Пушкин все же никуда не уехал. После отъезда отца ему стало легче жить и работать. Единственной его собеседницей была няня Арина Родионовна. Она создала своему любимцу домашний уют, окружила заботой и даже внесла свой малый вклад в творчество поэта, став прообразом няни в «Евгении Онегине» и Пахомовны в «Дубровском». Любопытная деталь: поэт, которому легче было выражать тончайшие оттенки чувств стихами, чем прозой, ни одной строчки не посвятил ни отцу, ни матери, ни другим родстенникам. Зато «мамушке» Арине Родионовне посвящается самое мистическое и самое нежнейшее стихотворение «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»), знакомое каждому из нас с детства. А в знаменитых больших черных тетрадях с черновиками «Цыган», «Онегина» и «Годунова» записал Пушкин и семь няниных сказок, переложенных позже на стихи и включенных в поэму «Сказка о царе Салтане».

Живя в Михайловском, Пушкин нашел вполне подходящее для себя женское общество. Он часто наезжал в соседнее имение Тригорское и даже увлекся его 36-летней хозяйкой П. А. Осиповой. Не без успеха ухаживал опальный поэт и за целой вереницей хорошеньких барышень. Однако подлинная страсть его настигла в один из июньских дней 1825 г., когда он встретил в том же Тригорском новую гостью – белокурую красавицу Анну Керн, племянницу первого мужа Осиповой. Их сразу потянуло друг к другу. Оба были молоды, раскованны, а о том, что где-то есть муж Анны, генерал Керн, смешно было и вспоминать. Влюбленность Пушкина в Анну Керн была недолгой, но какой прекрасный след она оставила в его любовной лирике!

Друзья напрасно опасались, что деревенское одиночество будет порой бездеятельности Пушкина. За два года в Михайловском он написал немало прекрасных строк. Поэт, казавшийся таким беззаботным и веселым, оказался великим тружеником, для которого писательство было и радостью и служением.

Своему брату Левушке Пушкин поручил важное дело – быть в Петербурге посредником в переговорах с цензурой и с книгопродавцами. Ему он отправил первую главу «Онегина», которую планировал включить в книгу стихотворений. Но ветреный Левушка вместо того, чтобы вести долгие и скучные разговоры с издателями, беспечно читал неизданные рукописи брата в светских гостиных, благодаря чему неизданные стихи Пушкина расходились в списках по дворянским городским домам и деревенским усадьбам. Только в декабре 1825 г. вышел первый том «Стихотворений Александра Пушкина», мгновенно раскупленный восторженными читателями. Как писал поэту Дельвиг: «Никто из писателей русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты».

Декабрьские события 1825 г. прошли вдали от Пушкина, хотя поэт был дружен со многими декабристами и искренне им сочувствовал. Узнав о смерти Александра I и коронации Николая Павловича, он проникся надеждой на снятие опалы. Пусть и не так скоро, но эти надежды осуществились. Более того, осенью 1826 г. он был даже удостоен аудиенции у молодого царя и проговорил с ним почти два часа. Результатом этой знаменательной встречи были слова Николая, сказанные на прощание: «Ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин» и фраза, произнесенная приближенным: «Я нынче долго разговаривал с умнейшим человеком в России – с Пушкиным».

Такое пристальное внимание со стороны власти объяснялось, прежде всего, высоким авторитетом поэта среди русской интеллигенции. Кроме того, были опасения, что некогда опальный поэт все еще не избавился от своих вольнолюбивых юношеских настроений. Царь посчитал, что лучше всего установить над Пушкиным некий надзор, который бы выглядел как забота о его судьбе и творчестве. Так поэт попал под опеку Николая I и самого бдительного цензора графа Бенкендорфа, что наложило определенный отпечаток на его душевное состояние. Опасение царя было не напрасным. Спустя два года после декабрьских событий на Сенатской площади поэт напишет свое знаменитое стихотворение «В Сибирь» – послание к друзьям-декабристам. И власти ему этого не простят.

Между тем, вернувшегося из ссылки поэта московская публика встретила восторженно. Его наперебой приглашали в лучшие дома. Не без успеха ухаживал он и за многими светскими дамами, но, как говорил сам, «мертвецки не был влюблен ни в одну из них». До тех пор, пока не встретил свою «мадонну», «чистейшей прелести чистейший образец» – Наталью Гончарову. 18 февраля 1831 г. они были обвенчаны в церкви Старого Вознесения в Москве. Женитьба Пушкина весьма удивила высший свет, многие жалели невесту, помня о множестве похождений влюбчивого поэта.

А между тем первые годы семейной жизни принесли Пушкину счастье и успокоение, к которому он внутренне всегда стремился. Но этому мало кто верил, кроме разве что близких друзей. Высший свет никогда не относился к поэту искренне и доброжелательно, а после женитьбы на первой красавице Москвы недоброжелательство только усилилось. Кроме того, Пушкина не любили за своевольный характер, едкие эпиграммы, завидовали его литературной славе, о нем злословили и сплетничали, втягивая в никчемные ссоры. А когда Николай I «пожаловал» Пушкину несоответствующее его годам звание камер-юнкера, придворные получили достаточно пищи для насмешек и злых шуток.

Последние годы жизни Пушкина были полны неприятностей, денежных хлопот, тревог, мелких, злых уколов и крупных обид. У него не стало «досуга вольной холостой жизни, необходимой для писателя», как выразился он в одном из писем. Вынужденному содержать большую семью, «кружиться в свете», поэту приходилось постоянно изворачиваться – обращаться за помощью к казне, занимать деньги у друзей и ростовщиков, закладывать бриллианты жены. Он мечтал оставить Петербург и уехать в деревню, но царь ему в этом отказывал. Полиция за ним постоянно шпионила, критики холодно отзывались о новых сочинениях, Белинский заговорил о «закате пушкинского гения». А ведь именно в этот период поэт создал поэму «Медный всадник», лучшие свои прозаические произведения, такие, как «Дубровский», «Пиковая дама», «Капитанская дочка» и многое другое.

Вдобавок ко всему злословие преследовало поэта и в личной жизни: злобные анонимы посылали подметные письма о неверности жены, а весь высший свет Петербурга дружно обсуждал небылицы о ее романе с пустым франтом Жоржем Дантесом…

Екатерина Мещерская, дочь историка Н. М. Карамзина, видевшая Пушкина за несколько дней до трагических событий, свидетельствовала, что Пушкин в последние дни жизни был в «лихорадочном состоянии», с «какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице и во всем теле», как только он встречал Дантеса. Дуэль с ним стала неизбежной. Она оказалась роковой для поэта. Выстрел приемного сына французского посланника оборвал жизнь Пушкина 28 января 1837 г.

Сохранилось немало воспоминаний современников о смерти поэта. Но, пожалуй, никто так проникновенно, как В. Жуковский не смог передать свои ощущения от посмертного преображения пушкинского облика, исполненного величия и покоя: «Когда все ушли, я сел и долго один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видел ничего подобного тому, что было на нем в первую минуту смерти… Но что выражалось на его лице, я сказать не умею… Это не было выражение ума, прежде свойственное этому лицу; это не было также выражение поэтическое. Нет. Какая-то глубокая удивительная мысль на нем разливалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, важное, удовлетворенное знание. Я уверяю тебя, что никогда на лице его я не видал выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, конечно, таилась в нем и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только тогда, когда все земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был конец нашего Пушкина».

Земная жизнь поэта оказалась до боли короткой. Но вслед за его гибелью началась другая, бессмертная жизнь пушкинских творений, отмеченная поистине всенародной любовью и славой, которую не смог затмить ни один русский писатель ни в XIX, ни в XX веке.

Рахманинов Сергей Васильевич

(Род. в 1873 г. – ум. в 1943 г.)

Русский композитор, пианист-виртуоз, дирижер. Сочинения: оперы «Алеко», «Франческа да Римини», «Скупой рыцарь»; кантата «Весна»; поэма «Колокола» для хора и оркестра, 3 симфонии; 4 концерта для фортепиано с оркестром; «Литургия Иоанна Златоуста»; «Всенощное бдение»; «Рапсодия на тему Паганини»; «Симфонические танцы»; камерно-инструментальные ансамбли, прелюдии, этюды-картины и др; 70 романсов.

«Я предсказываю ему великую будущность», – такую оценку таланту молодого Рахманинова дал незадолго до своей смерти Петр Ильич Чайковский. Эти слова оказались пророческими. Слава сопутствовала Рахманинову с первых же творческих шагов. На родине он был кумиром молодежи, а позже, во время жизни за рубежом стал признанным «вождем современного пианизма». Его самоотдача, экспрессивность, широкий концертный размах и силь ная воля не знали границ и покоряли щедростью мелодического дара. Музыка была для него выражением «жизни чувств», а чувства – наиболее тонким инструментом постижения мира и человека.

Отец будущего композитора, Василий Аркадьевич Рахманинов, принадлежал к старинному дворянскому роду. В молодости он принимал участие в военных действиях на Кавказе, после служил в Гродненском гусарском полку в Варшаве. В отставку он вышел в чине штаб-ротмистра и поселился вместе с женой, Любовью Петровной, дочерью генерала Бутакова, в имении Онег, близ древнего Новгорода, где 1 апреля 1873 г. родился Сергей Васильевич Рахманинов.

Любовь к музыке, можно сказать, была фамильной чертой Рахманиновых. Дед, Аркадий Александрович, выступал в благотворительных концертах и в музыкальных салонах Тамбова, Москвы, Петербурга, был знаком с видными музыкантами своего времени. Отец, Василий Аркадьевич, часами мог импровизировать за роялем, а мать, Любовь Петровна, стала первой учительницей музыки своего сына. Под ее руководством Сережа играл на рояле с четырех лет, тогда уже проявив незаурядные способности. Но как генеральского внука его вместе с братом Володей по семейной традиции решили определить в Пажеский корпус, ибо в те времена музыка рассматривалась лишь как необходимый атрибут хорошего воспитания.

Однако жизнь резко изменила предполагаемый ход событий. Чтобы избежать разорения, Рахманиновы продали имение и в 1881 г. переехали в Петербург. При тяжелом материальном положении семьи нечего было и думать о поступлении мальчиков в Пажеский корпус, обучение в котором стоило очень дорого. Потому учитывая способности и влечение к музыке, восьмилетнего Сережу определили в Петербургскую консерваторию, на младшее отделение.

Через некоторое время Любови Петровне довелось пережить еще одну драму – муж оставил семью, и ей пришлось не только самой вести хозяйство, но и воспитывать пятерых детей. Неожиданная помощь пришла от двоюродного брата Рахманинова, Александра Зилоти. Он был всего на десять лет старше Сережи, но уже был известен как выдающийся пианист. Игра 12-летнего брата произвела сильное впечатление на Зилоти, и он убедил Любовь Петровну отправить Сережу учиться в Московскую консерваторию. Так решилась судьба юного дарования. В Московской консерватории Рахманинов поступил в класс известного педагога Н. Зверева, который взял нового ученика на полный пансион.

Успехи Рахманинова и по классу фортепиано, и по специальной теории с каждым годом все больше выделяли его среди других студентов консерватории. К этому времени Рахманинов уже начал сочинять собственные произведения. Среди его студенческих работ – Первый концерт для фортепиано с оркестром, одночастная симфония, известная под названием «Юношеская», симфоническая поэма «Князь Ростислав», ряд романсов.

Пробует себя начинающий композитор и в оперном жанре: в его ученических работах – монолог Арбенина (из драмы «Маскарад» Лермонтова), ариозо Бориса и монолог Пимена (из трагедии «Борис Годунов» Пушкина») и др.

29 мая 1892 г. Рахманинов окончил консерваторию с большой золотой медалью, и его имя было вписано на мраморную доску в Малом зале консерватории. Дипломной работой молодого композитора стала одноактная опера «Алеко», премьера которой состоялась в апреле 1893 г. в Большом театре. Опера прошла с большим успехом и получила положительные отзывы в московской прессе. В частности, она очень понравилась Чайковскому.

Успех «Алеко» помог Рахманинову занять прочное место в музыкальной Москве и укрепил веру в свои силы. Он начал выступать с концертами в Москве и других городах России, в течение нескольких месяцев написал симфоническую фантазию «Утес», созданную под впечатлением рассказа «На пути» Чехова, ряд фортепианных произведений, Первую сюиту для двух фортепиано, романсы «Не пой, красавица», «Островок», «Весенние воды».

Несмотря на признание публики, материальное положение композитора оставляло желать лучшего. Чтобы увеличить свой небольшой заработок, он вынужден был взять несколько учеников, а с весны 1894 г. начал преподавать в Мариинском женском училище и Елизаветинском институте.

В 1895 г., в возрасте 22 лет, Рахманинов закончил Первую симфонию, над которой напряженно работал около восьми месяцев. Единственный раз при жизни композитора симфония прозвучала 15 марта 1897 г. в Петербурге, в зале Дворянского собрания. Дирижировал Глазунов. Увы, Рахманинова постигло горькое разочарование: публика и музыкальная критика отнеслись к этому сочинению довольно холодно.

Провал Первой симфонии композитор пережил тяжело, по его словам, он «был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись и голова, и руки». Почти три года Рахманинов ничего не писал. Все это сказалось и на материальном положении. Деньги, полученные от издания некоторых сочинений, быстро таяли. Приходилось рассчитывать только на частные уроки. Правда, концерты Рахманинова всегда шли при переполненном зале и сопровождались успехом, но они были слишком редки, чтобы обеспечить ему заработок. В это время Рахманинов получил от известного мецената Саввы Мамонтова приглашение занять должность дирижера в его оперном театре. Рахманинов с радостью принял это предложение и с осени 1897 г. стал вторым дирижером в мамонтовском театре.

Деятельность Рахманинова в оперном театре Мамонтова была высоко оценена музыкальной общественностью. Московские газеты тоже тепло отзывались о молодом дирижере. «Главная заслуга г. Рахманинова в том, что он сумел изменить оркестровую звучность оперы до неузнаваемости!.. Оркестр звучит у него совсем особенно: мягко, не заглушая пения и в то же время до мелочей тонко, точно это специально симфоническая музыка, а не оперный аккомпанемент», – писал один из рецензентов.

Сезон, проведенный Рахманиновым в театре Мамонтова, имел большое значение для его дальнейшей деятельности. Он детально изучил партитуры многих русских и западноевропейских опер, прошел практическую школу дирижерского искусства.

Подлинного расцвета творчество Рахманинова достигло в начале XX в. 27 октября 1901 г. на симфоническом собрании Филармонического общества в Москве прозвучал в авторском исполнении Второй фортепианный концерт, ставший шедевром мировой концертной литературы.

Вскоре после Второго концерта для фортепиано были сочинены Вторая сюита для двух фортепиано, затем виолончельная соната, 12 романсов, Вариации на тему Шопена, десять прелюдий для фортепиано, кантата «Весна» на стихи Некрасова.

Кстати, кантата «Весна» написана в знаменательном для композитора 1902 г., когда состоялась его свадьба с Натальей Сатиной. «Лучшей жены он не мог себе выбрать, – писала в своих воспоминаниях знакомая композитора Л. Д. Ростовцева. – Она была умна, музыкальна и очень содержательна». Рахманинов знал Наталью Александровну с детства. Она была его двоюродной сестрой и буквально боготворила Сергея Васильевича, оставаясь верным другом до последних дней жизни. В 1903 г. в семье Рахманиновых родилась дочь Ирина, а в 1907 г. – еще одна дочь, Татьяна.

В 1904 г. Рахманинов принял приглашение занять пост дирижера Большого театра, где проработал два года. Но за этот короткий срок благодаря его дирижерскому таланту, увлеченности и бескорыстной любви к оперной классике, особенно русской, художественный уровень спектаклей значительно вырос. «Кому довелось слышать рахманиновское исполнение «Пиковой дамы» Чайковского, – писал композитор и музыковед Б. Асафьев, – тому казалось, что более чуткого интерпретатора этого произведения нет и быть не может».

Правда, интенсивная дирижерская деятельность Рахманинова сказывалась на его творчестве. Поэтому, несмотря на уговоры дирекции театра возобновить контракт на третий сезон, Рахманинов ответил отказом и на три года уехал с семьей за границу. Поселившись в Дрездене, композитор, тем не менее, каждое лето проводил в России, в деревне Ивановка.

В 1904 г. Рахманинов завершил оперу «Франческа да Римини» по V песне Ада из «Божественной комедии» Данте. Одновременно с «Франческой» он пишет одноактную оперу «скупой рыцарь» по маленькой трагедии Пушкина. Премьеры этих опер состоялись в январе 1906 г. на сцене Большого театра под управлением автора и имели большой успех.

В 1906–1908 гг. Рахманинов жил то в Германии, то в России. За это время он сочинил Вторую симфонию, Сонату № 1 для фортепиано, 15 романсов, симфоническую поэму «Остров мертвых». Не оставляет он и концертной деятельности: выступает как пианист и дирижер в странах Европы и на родине. В октябре 1909 г. Рахманинов предпринял первую гастрольную поездку в Америку и Канаду, где выступил с сольными фортепианными концертами как дирижер и как пианист. Здесь же впервые он познакомил публику с только что написанным Третьим концертом для фортепиано, который посвятил знаменитому пианисту И. Гофману. Американская публика восторженно приветствовала русского музыканта.

1909–1917 гг. оказались для Рахманинова последними, прожитыми в России. Его выступления закрепили за ним славу одного из лучших пианистов современности. Все его концерты проходили с аншлагом. Длинные очереди выстраивались задолго до открытия кассы. Пресса давала восторженные отзывы о его исполнительском искусстве. Авторитетный московский критик Н. Кашкин назвал Рахманинова «могучим художником фортепиано, занимающим в этом отношении совсем особенное, только ему свойственное место». «Как зачарованный, слушаешь игру этого титана пианиста, – вторил ему Е. Гунст, – и не верится, чтобы когда-либо мог быть пианист, равный ему».

В 1910-х гг. Рахманинов также уделял значительное внимание крупным хоровым формам. Огромное значение для духовной русской музыки имеют его великолепные богослужебные композиции «Литургия Иоанна Златоуста» (1910 г.) и «Всенощное бдение» (1915 г.). В 1913 г. была написана монументальная поэма «Колокола» на стихи Эдгара По для солистов, хора и оркестра.

Октябрьский переворот композитор встретил настороженно. Он понимал, что старой России больше нет, а в новой высокому искусству вряд ли найдется место. Потому, получив декабре 1917 г. приглашение на концерты в Швеции, Рахманинов тут же выехал в Стокгольм с женой и дочерьми. В Россию он уже больше не вернулся.

После 15 концертов, которые композитор дал в Скандинавии, он переехал в США, получив от различных концертных фирм несколько серьезных предложений. Первый концерт музыканта состоялся в Нью-Йорке 8 декабря 1918 г. Это выступление открыло «концертную эстраду» Рахманинова в Америке, продолжавшуюся без перерыва 25 лет. Его слава распространялась с молниеносной быстротой, а портреты не сходили со страниц американских и европейских газет.

С 1918 по 1925 г. Рахманинов в основном занимался исполнительской деятельностью, которая достигла грандиозных масштабов. К примеру, только в сезон 1921/22 года он дал 64 концерта, а уже в следующий сезон – более 70!

В 1926 г. Рахманинов временно перестал концертировать. Его неодолимо потянуло к композиции. Он закончил Четвертый концерт для фортепиано, основные темы которого были написаны еще в России, а также «Три русские песни для хора с оркестром».

В 1930 г. Рахманинов приобрел участок земли в Швейцарии на берегу Фирвальштедского озера, вблизи от Люцерна. Здесь на огромной скале, недалеко от знаменитых швейцарских озер, он решил выстроить виллу, где мог бы отдыхать от напряженной концертной деятельности. Строительство продолжалось четыре года. Возле дома был разбит великолепный сад, посажено более тысячи кустов роз, множество цветов и декоративных деревьев. Имение получило название «Сенар» – по начальным слогам имен Рахманинова и его жены и начальной буквы их фамилии. Вскоре оно стало местной достопримечательностью. «Пароходы, на которых совершались экскурсии из Люцерна по озеру, – вспоминала их родственница Сатина, – делали специальный крюк, чтобы показать экскурсантам с озера вид “Сенара” с его деревьями, розами и необычайно красивым домом».

В «Сенаре» Рахманиновы проводили каждое лето вплоть до 1939 г., когда с началом войны они навсегда уехали в США. Здесь же Сергей Васильевич много и плодотворно работал: в 1934 г. создал знаменитую «Рапсодию на тему Паганини», а затем была написана и Третья симфония.

В 1940 г. Рахманинов написал свое последнее сочинение для оркестра – «Симфонические танцы», которые считал своим лучшим произведением. Несмотря на недомогания, 68-летний композитор продолжал концертировать. В 1941–1942 гг. он выступал с концертами, сборы от которых передавал в помощь Красной Армии.

И все же болезни и годы давали о себе знать. Здоровье Рахманинова с каждым днем ухудшалось. Незадолго до его смерти родным объявили страшный приговор: у Сергея Васильевича оказался рак легких и печени. Операция уже не могла предотвратить смертельный исход.

С. В. Рахманинов скончался 28 марта 1943 г. в Лос-Анджелесе, не дожив нескольких дней до своего семидесятилетия. Гроб с телом покойного перевезли в Нью-Йорк, где 1 июня на русском кладбище в Кенсико состоялись торжественные похороны.

С уходом из жизни Сергея Рахманинова – великого композитора и пианиста – завершился тот блестящий период, который именуют русской музыкальной классикой.

Репин Илья Ефимович

(Род. в 1844 г. – ум. в 1930 г.)

Выдающийся русский художник-жанрист, портретист, исторический живописец реалистического направления. Профессор живописи (1893 г.), действительный член Петербургской академии художеств. Обладатель почетных наград: золотой медали «За экспрессию» им. Виже Лебрен за картину «Бурлаки на Волге» (1873 г.); памятной золотой медали и диплома «За особые труды и заслуги на поприще живописи и искусства» за портрет Е. Н. Корева на Всемирной выставке в Сент-Луисе (Америка). Автор воспоминаний «Далекое близкое» (1915 г., изданы в 1937 г.).

Величие Репина как художника явилось следствием гармоничного соединения врожденного таланта, глубокого осознания действительности и в высшей степени по-детски восторженного мировосприятия.

Детские и юношеские годы Ильи прошли на Украине, в г. Чугуеве. Он родился в семье военного поселянина Ефима Васильевича Репина, который служил фуражистом и квартирмейстером в кавалерийском полку. Когда отец надолго уезжал по делам службы, заботу о благополучии четырех детей (двое умерли в раннем возрасте) брала на себя мать, Татьяна Степановна. Илья был на редкость любознательным мальчиком, но в школе учиться ему не довелось. Грамоте Илью обучил сельский пономарь, а арифметике – дьячок. Получив в семилетнем возрасте набор красок, он с таким восторгом и упорством рисовал, что у него кровь стала идти носом. Все соседки предсказывали, что мальчонка не выживет. Но он выздоровел и снова вернулся к краскам, чтобы уже никогда с ними не расставаться.

Проучившись несколько месяцев в Корпусе топографов, Илья в 1858 г. пошел в ученики к художнику-иконописцу И. М. Бунакову. Он быстро освоил сложную технику росписи, а в иконах давал волю своему воображению. Священникам нравились их яркие краски. Особенно удалась Илье «Мария Магдалина» – пылающие лучи и заплаканные глаза страдалицы на иконе производили сильное впечатление на верующих. Юный художник получал много заказов на росписи церквей и портреты горожан. В свои 19 лет в родном городе он был признанным мастером.

В 1863 г., взяв заработанные 100 рублей, Илья поехал в Петербург штурмовать академию, о которой давно мечтал. Однако опыта провинциального живописца оказалось недостаточно для поступления. Репина подвела «тушевка». По совету художника-архитектора Петрова, у которого он снимал комнату, он поступил в вечернюю рисовальную школу на бирже. Днем Илья метался по столице в поисках заработка, а вечером успешно осваивал злополучную штриховку. Получив первый номер в школе, он справился с экзаменом в академию и в 1864 г. был зачислен вольнослушателем. Чтобы заплатить 25 рублей за первый год обучения, Илья пошел на поклон к меценату генералу Прянишникову, и тот внес необходимую сумму.

Со всем пылом юности Репин постигал азы творчества. Но ему не хватало общеобразовательных знаний, и он с поразительным упорством изучал историю, литературу, анатомию, математику, физику, химию. Илья даже подумывал года на четыре отказаться от живописи, чтобы догнать «интеллектуальных богачей». Товарищи по учебе – В. Поленов, М. Антокольский, А. Шевцов, Н. Мурашко – отговорили его и старались раздобыть ему заказы на портреты, чтобы он мог заработать на жизнь. Преодолев все препятствия, уже через год и восемь месяцев обучения Репин получил Малую серебряную медаль за эскиз «Ангел смерти истребляет первенцев египетских» (1865 г.). Это было для Ильи не просто признанием его успехов, но и позволило освободиться от податного сословия и телесных наказаний, получить звание художника и больше не оплачивать обучение.

Обязательные академические работы на библейские сюжеты Репина не волновали. Его вторым учителем с 1863 г. был И. Н. Крамской, а близким другом и советником стал В. В. Стасов. Проникнувшись идеями артельщиков и передвижников, равняясь на реалистическое творчество В. Г. Перова, Илья успешно исполнял задания, но душу в них не вкладывал. Он искал свою тему. И она открылась ему погожим днем 1868 г. на Неве. Фигуры бурлаков, доведенных каторжным трудом до состояния тяглового скота, их измученные лица и непокорные взгляды заслонили весь горизонт. Репин одновременно заболел сюжетом и влюбился в своих героев. Он задумал сложную, построенную на контрасте композицию: изможденные фигуры бурлаков, яркий солнечный день и стайки барышень в разноцветных платьях на берегу. Но по совету друга Ф. Васильева, Илья отказался от «назидания» в картине, а каникулы 1870 г. провел с друзьями и братом на Волге, «охотясь» за бурлаками, проникаясь их жизнью и повадками. Эскизы летних работ, разбросанные по полу конференц-зала, были лично рассмотрены Великим князем Владимиром, и он оставил за собой право купить будущую картину.

Репин так увлекся бурлаками, что друзья с трудом убедили его участвовать в конкурсе на Большую золотую медаль и пенсионерскую поездку за границу. Илья долго не знал, как подойти к очередной библейской теме – «Воскрешение дочери Иаира» (1871 г.), пока не вспомнил о смерти сестры Усти. Он представил, как в их затихший от горя дом вошел бы человек и вернул сестре жизнь. После четырех месяцев бесплодных поисков Илья переписал картину за несколько дней, получил медаль и успешно закончил академию.

Молодой художник не смог сразу отправиться в пенсионерскую поездку. Задержали неоконченные портреты, «Бурлаки» и огромный заказ на картину «Славянские композиторы» (1871–1872 гг.), которую Тургенев назвал «холодным винегретом из живых и мертвых». Картина имела огромный успех, хотя в ней все надумано, а среди выдающихся мастеров нет ни Мусоргского, ни Бородина, ни даже Чайковского.

Еще одной причиной задержки стала смена неуютной холостяцкой жизни на семейную. Невеста, Вера Алексеевна Шевцова, на глазах художника

из неуклюжей девятилетней девочки, сестры друга, превратилась в нежную и вдумчивую девушку. 11 февраля 1872 г. молодые обвенчались в академической церкви, а в ноябре радовались рождению дочери. Пока маленькая Вера подрастала, чтобы осилить путешествие, счастливый отец представил зрителям полотно «Бурлаки на Волге» (1870–1873 гг.), на котором сами за себя говорят «11 фигур – 11 горьких судеб на горячем песке под палящим солнцем раздольной русской реки». Репинское мастерство спаяло здесь спокойную мудрость, богатырскую силу, суровую доброту, тяжкие думы и отсутствие некрасовской покорности. «Нельзя не полюбить этих беззащитных… Нельзя не подумать, что действительно должны народу… Ведь эта бурлацкая “партия” будет сниться потом во сне, через 15 лет вспомнится. А не были бы они так натуральны, невинны и просты – не производили бы впечатления и не составили бы такой картины…» – писал Ф. М. Достоевский. «Бурлаки» были восторженно приняты зрителями и критикой в Петербурге и на Всемирной выставке в Вене, а затем на долгие 44 года скрыты от глаз публики в бильярдной князя Владимира…

За границу Репин уезжал прославленным мастером. С 1873 по 1876 г. художник побывал в Вене, Венеции, Флоренции, Риме, Неаполе, Альбано, Лондоне. Долгое время жил с семьей в Париже, где родилась вторая дочь Надя. Их дом стал родным и для девятилетнего Валентина Серова, а Илья Ефимович – его первым и любимым учителем. Художник знакомился с западным искусством, написал много пленэрных пейзажей, этюдов, портреты Тургенева и дочери Веры, «Девочку-рыбачку», картину «Парижское кафе» (все в 1874 г.) и аллегоричное полотно «Садко в подводном царстве» (1876 г.). За последнюю работу Репин получил звание академика живописи.

Но в России от создателя «Бурлаков» ожидали чего-то большего. Парижские работы ничего не добавили к его доброму имени. Казалось, он накапливал силы, чтобы по возвращении в Чугуев выплеснуться своеобразной летописью пореформенной России: «Под конвоем» (1876 г.), «В волостном правлении», «Возвращение с войны», «Мужичок из робких», «Мужичок с дурным глазом» (направлено на Международную выставку в Париж), «Крестный ход в дубовом лесу» (все в 1877 г.). Одним из действующих лиц «Крестного хода» стал чугуевский соборный протодиакон И. Уланов. Его же монументальную фигуру темпераментно, свободно, с исключительным богатством живописных приемов изобразил Репин в картине «Протодиакон» (1877 г.). «Да ведь это целая огнедышащая гора», – сказал о портрете Мусоргский. Эти и другие работы художник создал за один год жизни в родном городе. Ему было жаль расставаться с Украиной, но очень хотелось быть в центре российской живописи.

Прожив пять лет в Москве, Репин с семьей, пополнившейся сыном Юрием и дочерью Татьяной, переехал на постоянное место жительства в Петербург. В своей живописной мастерской художник работал сразу над несколькими полотнами. Его творческий темперамент был огромен. Он постоянно совершенствовал композиции, создавал десятки эскизов даже не к основным фигурам, искал выразительную натуру. Так, образ горделивой женщины в «Царевне Софье» (1879 г.) художник нашел, слив воедино эскизные портреты Бламберг-Апрелевой, портнихи и матери В. Серова. Критическое отношение к своим работам у Репина бывало чрезмерным. Он постоянно что-то исправлял в уже готовых картинах, а иногда заново переписывал их на том же холсте. Так, над «Явленной иконой» художник работал с 1877 по 1924 г. Долгие годы, создавая в картинах «Отказ от исповеди» (1879–1885 гг.), «Арест пропагандиста» (1880–1892 гг.), «Не ждали» (1884–1888 гг.) образы революционеров-народовольцев, Репин воспел облик человека, отдающего жизнь за высшие идеалы.

Никого не оставила равнодушным многоликая толпа «Крестного хода в Курской губернии» (1880–1883 гг.), которая мерно наплывала на зрителя. В картине нет никакого благоговейного и религиозного экстаза – только чванливость, тупость, жестокость, боль и нищета. Десятки фигур, но нет ни одной лишней. Каждый образ, продуманный и десятки раз переписанный, мог бы стать отдельной картиной: от мальчика-горбуна и нищенки до толстой женщины и урядника с нагайкой. Репин даже по просьбе Третьякова ничего не изменил в картине, хотя очень часто поддавался уговорам. «Красота – это дело вкусов; для меня она вся в правде», – ответил художник знаменитому галерейщику.

Такой же жуткой по своей правдивости и реальности преступления и смерти стала картина «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года» (1882–1885 гг.) – наиболее драматическое произведение Репина. «Чувства, перегруженные ужасами современности», позволили воссоздать на полотне «живую смерть», детоубийство. Художник запечатлел момент, когда в тиране Грозном пробуждается человек и отец, осознавший свой зверский поступок и горе. Слабая улыбка прощения освещает лицо умирающего. Цвет на полотне созвучен трагедии: серый фон, кроваво-красный ковер, черное одеяние Грозного и розово-золотые одежды царевича усиливают общее впечатление. Но именно мгновенная смена душевного состояния человека, бьющая из глаз царя, ошеломляет зрителя больше, чем хлынувшая из раны кровь. Картина написана «так мастерски, что не видать мастерства» и так правдиво, что Третьякову, купившему ее, от имени царя было велено не выставлять это произведение в галерее.

Работа над «Грозным» забрала у художника много сил и душевной энергии. Да и в семейной жизни у Ильи Ефимовича давно не было тишины и счастья. Его частые увлечения, неуравновешенный вздорный характер доставляли немало горя жене, занятой домом и воспитанием четырех детей. Она не могла быть светской хозяйкой репинского салона. Друзья видели «затаенное страдание» этой женщины. Вера Алексеевна потребовала разрыва. Старшие дочери остались с отцом, а Юра и Таня – с матерью. Но контакта с детьми у Репина не было, они не простили ему грозовую атмосферу детства и скандалы. Тихое семейное счастье не удовлетворяло его бурную натуру. Ему требовалось состояние юношеской влюбленности, яркая и сильная страсть. В 44 года он пережил это чувство к своей одаренной ученице, Елизавете Николаевне Званцевой. Девушка не могла ответить взаимностью обремененному семьей художнику.

После душевного и семейного кризиса Репин полностью погрузился в работу над задуманной еще в 1878 г. искрометной и сочной картиной «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» (1878–1891 гг.). Проникаясь стариной, художник несколько раз ездил на Украину, встречался с историком Яворницким (он изображен на картине писарем). Яркие типажи, хохочущие лица, уверенные в своей мощи фигуры, слитые в едином порыве веселья, на картине стали символом казацкой вольности и товарищества.

«Запорожцев» купил царь за 35 тысяч рублей. На эти деньги Репин приобрел поместье Здравнево в Белоруссии и превратился в настоящего помещика, занятого посевами, скотом, наймом рабочих. Может быть, на этом и закончился бы великий художник, если бы Репин не попытался примириться с семьей. Но совместная жизнь опять не задалась. Художник оставил имение жене и вернулся в Петербург, где окунулся в общество высшего света, с представителей которого писал портреты. Постепенно он усвоил их взгляды, стал стыдиться своих юношеских порывов и исканий, превращаясь в салонного живописца.

Друзья по Товариществу передвижников, в правлении которого Репин то состоял, то выходил из него, не узнавали его. Художник со свойственной ему резкостью и непредсказуемостью суждений и оценок постоянно раздувал конфликты. Часто он безапелляционно подвергал критике то, в чем еще и сам не разобрался, а потом чистосердечно каялся. Но обиды оставались. Друзей-художников становилось все меньше (хотя со Стасовым, Поленовым, Суриковым дружба почти не прерывалась), а вот среди знати – все больше. Какая-то раздвоенность поселилась в душе и творчестве Репина. Он больше не мог остановиться ни на одном интересном сюжете, испытывал чувство опустошенности. В этот период художник даже отошел от реализма: «Буду держаться только искусства и даже только пластического искусства для искусства», – писал он из Италии Стасову в 1893 г., и тот поспешил причислить его к ренегатам. Все чаще на мольберте Репина появлялись картины на ранее не любимые им библейские темы: «Голгофа», «Утро воскресения», «Неверие Фомы», «Отрок Христос в храме».

Столкновения с «мирискусниками» вернули живописца к реализму, и его «Дуэль» в 1897 г. на Международной выставке в Венеции «удивила всю Европу». Но Репину хотелось «хоть бы что-нибудь для сносного финала сделать». И все свое мастерство портретиста художник вложил в огромную, заказанную Александром II картину «Заседание Государственного совета» (1901–1903 гг.). Грандиозное многофигурное полотно, в исполнении которого помогали Б. М. Кустодиев и И. С. Куликов, заблистало нарядными мундирами более 80 сановников во главе с царем. Используя манеру односеансного письма, работая в стиле импрессионистов, Репин создает этюдные портреты, по силе впечатления превышающие даже саму картину. «Образы наших держиморд» потрясают своей реалистической правдой, особенно портрет Победоносцева. Лицо-маска иезуита, молитвенно сложенные руки, страшный облик уверенного в своей безмерной власти сановника. Каменное, холодное лицо человека, по чьей подсказке царь запретил показывать зрителям «Ивана Грозного». Каждый портрет – это приговор жестокости, равнодушию и хитрости. Картиной все были довольны. Очевидцы заседания считали, что она стала зеркальным отражением торжественного события, так «жизненны были лица, так характерны позы, так точно воспроизведена обстановка».

Репин недаром считался одним из лучших портретистов. Лучше всех удавались ему образы тех людей, которых он искренне любил и уважал. Живописец создал портреты целой плеяды ученых: Пирогова, Сеченова, Бехтерева, Менделеева, Павлова; русских писателей: Тургенева, Л. Толстого, Писемского, Горького, Короленко, Маяковского; композиторов: Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова; художников: Крамского, Сурикова, Куинджи, Ге, Васнецова, Серова; портреты Стасова и Третьякова, а также всех своих родных. По словам самого живописца, даже в «самый пустой портрет» он «вкладывал душу».

Можно только удивляться, как такой тонко чувствующий человека художник, непокорный и своенравный, мог связать свою жизнь (1900 г.) с сочинительницей банальных романов Натальей Нордман-Северовой и полностью подчиниться ее укладу жизни. Она в разное время была то боевой суфражисткой, то ярой феминисткой, потом проповедовала вегетарианство и самообслуживание. О ее обедах из сена ходили анекдоты. Все, что она делала, было нелепо, напыщенно, громогласно, но в то же время искренне. Илья Ефимович сносил все ее сумасбродства очень терпеливо, хотя жизнь в имении жены «Пенатах» в Финляндии была больше похожа на буффонаду, чем на творчество. Но Нордман противопоставила враждебности репинской семьи культ художника, подчинив этим Илью Ефимовича. За 15 лет совместной жизни мир для Репина сузился до размеров одной усадьбы в Куоккале. Он прекратил преподавание в академии (1894–1907 гг.), с удивлением и обидой осознав, что теперь «оказался плохим педагогом», хотя для многих был великим учителем. Он воспитал Грабаря, Малявина, Кустодиева, Остроумову-Лебедеву, Билибина и Серова.

Художник продолжал работать в привычном для него режиме и, когда в 1907 г. отказала правая рука, писал левой, закрепив палитру специальными ремнями на теле. Когда совсем запретили рисовать, он ухитрялся при помощи окурка и туши на клочках бумаги создавать самобытные портреты посетителей и друзей. Часто принимал гостей, но вздохнул свободно только после смерти Нордман. Свое бескорыстное отношение к Репину она доказала тем, что, заболев, покинула имение, уехала в Швейцарию и там умерла в больнице для бедных, отказавшись от его помощи. В «Пенатах» были созданы: «Иди за мною, Сатано!», «Черноморская вольница», «Голгофа», «Утро воскресения», «Финские знаменитости», «Гопак».

В усадьбе Репина хозяйствовала его любимая дочь Веруня, с алчностью распродавшая после смерти отца его драгоценные альбомы рисунков и эскизы. Она заставляла Илью Ефимовича подписывать каждый лист, чтобы продать подороже. Не радовала старика и дочь Надя, страдавшая тихим помешательством. Трагически сложились отношения с сыном Юрием, который был признан хорошим живописцем, но всегда находился в тени отца.

После революции в России 1917 г. Финляндия стала отдельным государством. Репин чувствовал себя человеком, которому «пойти некуда». Его звали в Россию, но запуганный рассказами дочери о разрушенных музеях и «расправах» над его друзьями-художниками Илья Ефимович вначале боялся ехать, а затем подвело здоровье. Репин скончался 29 сентября 1930 г. и был похоронен у «чугуевской горы» в парке «Пенат».

Время сгладило неудачи и колебания последних лет, оставив чистый образ ищущего правду художника, сохранив доходчивость репинского искусства и обессмертив его имя и творчество.

Рерих Николай Константинович

(Род. в 1874 г. – ум. в 1947 г.)

Выдающийся русский художник, путешественник, археолог, философ, мистик, писатель, общественный деятель, инициатор движения в защиту памятников культуры. Совершил две уникальные экспедиции в

Центральную и Восточную Азию. Создатель Лиги культуры и международного Пакта об охране научных и культурных ценностей. Вице-президент Всемирной лиги культуры, почетный президент более 80 культурно-просветительских и философских обществ во всем мире. Кавалер русских орденов Св. Владимира, Св. Станислава IIІ степени, югославского ордена Св. Саввы І степени, ордена Почетного легиона Франции, королевского шведского ордена Полярной Звезды І степени.

На полуобработанном камне серого гранита, установленном в древней долине Кулу (Индия), высечены слова: «Тело Махариши Николая Рериха, великого друга Индии, было предано сожжению на сем месте 30 магхар 2004 г. Викрам эры, что соответствует 15 декабря 1947 г. Ом. Рам».

На вопрос о том, кто такой махариши, один из современных индийских гуру-прорицателей ответил: «Это тот, чьи дела и мысли обгоняют устремления живущих с ним рядом, и поэтому эти дела и мысли после его ухода еще долго служат людям». Именно таким человеком и был Николай Константинович Рерих.

Автор более 7 тысяч полотен, рассеянных по всему свету, соединил реликвии далекой древности с предощущением грядущего. Он усматривал перспективы будущего в единении культур – европейской с ее строго логическим принципом мышления, развитием экспериментальной науки, активности в действии и свойственного Востоку внимания к духовной жизни человека. В авангарде такого синтеза Рерих видел Россию, устойчивые и многообразные традиции которой связывают Восток и Запад.

Каждый образованный человек знает Рериха-художника, но далеко не всем известно, что он был еще и путешественником и что именно путешествия стали основой для создания так называемой «Державы Рериха», которая включает в себя живописные произведения, стихи, прозу, громадные коллекции, выставленные сейчас во многих музеях мира, меж дународные акты, научные труды во многих областях знания, вплоть до медицины и эрозии почв.

Рерих родился 10 октября 1874 г. в Петербурге в старинной дворянской семье скандинавского происхождения. В переводе на русский язык «рерих» означает «богатый славой». Свою фамилию предки Николая Константиновича получили заслуженно. Рассказы отца и деда о семейной истории были полны саг и преданий о храбрых воинах, государственных мужах, епископах и тамплиерах. Известен даже случай, когда один из предков Рериха посмел противостоять Петру I, защищая церковь от разрушения, и победил.

Отец будущего художника, Константин Федорович, владел нотариальной конторой в Петербурге. В его доме часто бывали известные ученые и деятели культуры. Естественно, маленький Николай впитывал атмосферу духовности, царящую в доме. Уже с ранних лет его привлекала древняя история. Мальчик с упоением читал о русских князьях и старинных обычаях. Его восхищала изысканная красота древних русских храмов. Лето семья часто проводила в отцовском имении Извара. Туда частенько наведывался археолог Л. К. Ивановский, занимавшийся раскопками в окрестностях. Нередко он брал с собой в поле девятилетнего Николая. Мальчик страстно увлекся археологией, которая на всю жизнь стала для него источником творческого вдохновения, помогала, по его словам, проникнуть «сквозь вековой туман в тридесятое царство».

Рерих-старший, надеясь, что сын унаследует нотариальную контору, прочил его в юристы и косо смотрел на увлечения наследника, но все же разрешил ему учиться в Академии художеств, правда, при условии поступления также на юридический факультет университета. В итоге Николай Константинович получил одновременно три образования: художника, историка-археолога и юриста. Тем не менее после смерти отца (1900 г.) он решил всецело посвятить себя живописи. Однако это удалось лишь в определенной степени. Разносторонние интересы молодого человека властно влекли его и в другие области, правда, тесно связанные с художественной культурой.

В 1899 г. Рерих познакомился с Еленой Ивановной Шапошниковой – правнучкой великого русского полководца М. И. Кутузова и двоюродной племянницей композитора М. П. Мусоргского. По

последней линии род Шапошниковых, как и род Рерихов, восходил к Рюрику. Елена отличалась необыкновенной красотой, обаянием и необычностью душевного склада. Девушка мечтала выйти замуж за человека искусства, чтобы всю жизнь вдохновлять его на высокие цели. Вскоре молодые люди обвенчались в церкви Петербургской академии художеств. Жену Рерих называл «Лада моя», «другиней, спутницей, водительницей и вдохновительницей» и говорил, что его произведения должны носить два имени.

В 1902 г. у Рерихов родился первенец Юрий, а в 1904 г. – второй сын, Святослав. Их воспитанию родители уделяли огромное внимание, проявляя замечательное уважение к ребенку как новой человеческой личности. На протяжении всей жизни в семье царил дух взаимоуважения. Супруги постоянно стремились к тому, что называли «гигиеной духа», – отсутствию раздражения, озлобленности, лжи, недоверия, всяких мелких недостойных мыслей, которые они считали порождением невежества.

В 1903–1904 гг. Николай Константинович и Елена Ивановна совершили несколько длительных путешествий по русским городам. Они стремились изучить русскую архитектуру различных времен и школ, овладеть искусством реставрации старинных полотен, участвовали в археологических раскопках. Во время поездок на глаза часто попадались разрушающиеся или приходящие в запустение памятники старины. И Николай Константинович стал выступать со статьями в печати и с чтением лекций, призывая к их сохранению; таким образом, он начал беспримерную по масштабам деятельность в защиту памятников культуры. Именно в эти годы Рерихи начали увлекаться и философскими учениями Востока, что со временем сделало Николая Константиновича не только оригинальнейшим художником, но и крупным мыслителем.

Творческая энергия Рериха поражает. К 1910 г. он был уже статским советником, академиком, членом Академии художеств, Совета общества защиты и сохранения памятников искусства и старины, членом-учредителем Общества возрождения ремесел, многих других русских и зарубежных академий и обществ. Он не только руководил школой Общества поощрения художеств, но по-прежнему занимался раскопками, разыскивал экспонаты для музеев, часто выезжал за границу, правда, для лечения (его мучили бронхиты и пневмонии).

В 1916–1918 гг. Рерихи жили в Карелии, климат которой был благоприятен для тяжело заболевшего воспалением легких Николая Константиновича (он даже вынужден был составить завещание). Здесь семья встретила Октябрьскую революцию и оказалась отрезанной от родины.

Именно в это время Рерихи задумали большое путешествие в Индию, Тибет и Монголию, чтобы подтвердить свою гипотезу о глубинном родстве индийской и русской культур. Оба хотели приобщиться к сокровенным восточным знаниям о человеке и Вселенной.

Увлечение Индией для Николая Константиновича и его жены не было чем-то исключительным. Интерес к культуре Востока, в особенности Тибета и Индии, был свойствен российской интеллигенции. Среди поклонников этих культур были Л. Толстой, Ф. Достоевский, М. Горький и многие другие. На русский язык были переведены «Махабхарата», «Рамаяна», Веды, работы крупнейших индийских философов Рамакришны и Вивекананды, произведения Рабиндраната Тагора. Но только Рерихи, как утверждают их последователи, смогли стать сотрудниками анонимной группы философов и Учителей и войти внутрь индийской духовной жизни. Эта группа опиралась на древние корни индийской духовной традиции, тесно связанные с философами-кшатриями, создателями «Упанишад», с лесными общинами бродячих проповедников. Индия для Николая Константиновича, по его собственным словам, стала «больше чем полем творческой деятельности», то есть «тем, что индийцы называют “кшетра” – “поле делания, жизненная битва”».

В 1923–1928 гг. Николай Рерих вместе с женой и обоими сыновьями совершил свое первое трансгималайское путешествие по Центральной Азии. Трудно даже представить, как тяжело было им без опыта высокогорных путешествий пройти путь в тысячи километров. В ноябре путешественники покинули Марсель и достигли Бомбея. Уже в декабре начались научные работы в княжестве Сикким, между Непалом и Бутаном. В марте 1925 г. исследователи перебрались в Сринагар, столицу Кашмира, оттуда в августе двинулись по караванной дороге до Лэ через перевал Зоджила (3529 м) и добрались до Ладака. Преодолев хребет, а затем один из самых труднодоступных перевалов – Сасэр (5364 м), вышли на Даксангское плато и поднялись к перевалу Сугет (5285 м). Отсюда Рерих и его спутники через Хотан, Кашгар, Аксу, Карашар добрались до Синь-цзяна и прожили там целый год.

Весной 1926 г. экспедиция пересекла советскую границу возле оз. Зайсан. Вместе с семьей Николай Константинович совершил поездку в Москву. На родину он привез письмо индийских Учителей, ларец с гималайской землей «на могилу нашего брата Махатмы Ленина» и серию картин «Майтрейя». Однако Луначарский, Чичерин, Крупская, принявшие путешественников, не придали этому жесту должного значения, проявив лишь вежливое любопытство. Пробыв некоторое время на Алтае, Рерихи продолжили путешествие по Тибету. Однако, как стало ясно впоследствии, визит в Москву имел большое значение для судьбы экспедиции и, к сожалению, для оценки личности ученого-художника.

Зиму 1926–1927 гг. экспедиция провела в Улан-Баторе и подготовилась к пути через монгольскую часть пустыни Гоби в Китай, на оз. Кукунор и в Тибет. Путешественники стремились в таинственную Лхасу – оплот ламаизма. На р. Дричу, одном из притоков Янцзы, Рериха и его спутников встретили пограничные отряды лхасского правительства, а в урочище Чунаркэн путь преградили военные отряды кочевников хор-па. Здесь не обошлось без вмешательства английской разведки, которая опасалась, что в Москве Рериха сделали агентом Советов.

Зиму пришлось провести в крайне тяжелых условиях на плато Чантанг на высоте 5 тыс. м над уровнем моря. О тяжести ситуации прекрасно свидетельствуют строки из книги Рериха «Сердце Азии»: «Кончались лекарства, кончалась пища. На наших глазах погибал караван. Каждую ночь иззябшие голодные животные приходили к палаткам и точно стучались перед смертью. А наутро мы находили их павшими тут же около палаток, и наши монголы оттаскивали их за лагерь, где стаи диких собак и стервятников уже ждали добычу. Из ста двух животных мы потеряли девяносто двух. На тибетских нагорьях осталось пять человек наших спутников… Даже местные жители не выдерживали суровых условий. А ведь наш караван помещался в летних палатках, не приготовленный к зимовке в Чантанге, который считается наиболее суровой частью Азии».

Только в марте 1928 г. экспедиции наконец было разрешено выступить на юг, но обходным путем, минуя Лхасу, по не изученной европейцами местности от Намру на Нан-цанг, по южному берегу Силинг-цо и далее на юго-запад к оз. Догра Юмцо.

Главный хребет Трансгималаев преодолели через перевал Сангмо-бэртик (5819 м). Русские научные экспедиции до Рериха здесь никогда не проходили. Далее спустились в бассейн р. Цангпо до Тингри-дзонга, затем до пограничного форта Кампа-дзонг на сиккимской границе. Там путешествие завершилось.

Результатами экспедиции стали не только 500 удивительных полотен и этюдов, но также ценнейшие и обширнейшие коллекции произведений китайского и тибетского искусства.

В 1928 г. Рерих с семьей обосновался в Индии. В его жизни появилась древняя долина Кулу, где, по преданиям, жили великие подвижники и мудрецы Востока. Среди них были Будда и собиратель Махабхараты, риши Вьяса. Здесь находилось «место исполнения желаний», куда приходили тысячи людей в надежде обрести мечту. Рерихи поселились в большом доме под черепичной крышей, с просторными гостиными и скрипучими половицами, вскоре тоже ставшем легендой. Местные жители хорошо знали Рерихов, а главу семьи с почтением называли Гуру – Учителем.

И снова – кипучая деятельность. Под патронатом Рериха в 30 странах мира существовали более 80 объединений, музеев, просветительских организаций. Стараниями Николая Константиновича в 1929 г. был создан знаменитый Институт Урусвати для изучения индийской и тибетской культур, который в течение ряда лет проводил изыскания в Западных Гималаях и прилегающих частях Тибетского нагорья. Здесь же родился и знаменитый Пакт Рериха.

Вопросы сохранения культурного наследия всегда волновали художника. Центральной проблемой его пьесы «Милосердие», написанной еще в 1917 г., было спасение знания, на которое обрушились темные силы. «Культура есть почитание Света», – писал он. В 1929 г. Рерих выступил с идеей международного договора по охране памятников культуры. В соответствии с ним в случае войны культурные учреждения и их коллекции должны «считаться нейтральными и как таковые будут под покровительством и уважаемы воюющими». В 1935 г. в Вашингтоне 21 страна Америки подписала Пакт. А в 1954 г., уже после смерти автора, он лег в основу заключительного акта Гаагской конференции «О защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта». Для обозначения культурных учреждений, подлежащих защите, Рерихом было предложено знаменитое Знамя Мира – белое полотнище с тремя красными кругами, заключенными в красную окружность. Идея символа была подсказана иконой «Троица» Андрея Рублева.

В 1934–1935 гг. в возрасте шестидесяти лет Рерих осуществил вторую экспедицию, во время которой опять посетил Центральную Азию вдоль ее восточной окраины по маршруту: Барга – Внутренняя Монголия – Алашань. Результатом были новые наблюдения, коллекции и картины. Гербарные сборы послужили основой для изучения тибетских лекарственных растений как базы знаменитой тибетской медицины.

Долгие годы Николай Константинович стремился на родину. В 1947 г. он запросил визу на въезд в Советский Союз. Уже был упакован багаж, в том числе рукописи и коллекции, куплены билеты. Но в начале лета Рерих тяжело заболел, а 13 декабря 1947 г. его не стало. По индийскому обычаю его прах был предан огню, а пепел рассеян с вершины горы.

При жизни и особенно после смерти художника и его сына Святослава, тоже художника, имя Рерихов стало объектом клеветы. Николая Константиновича называют агентом ОГПУ, шпионом Коминтерна, обвиняют в попытке проникнуть в Лхасу с целью убийства далай-ламы и свержения тибетского правительства, в стремлении создать на Алтае «масонское государство». Будто предвидя это, художник еще в 1931 г. писал: «…клевета создает такого рода выдумки, которые противоречат всякому здравому рассудку… клевета даже не утруждает себя пользоваться какими-либо фактами, она просто измышляет и бедно и нехудожественно».

В защиту ученого-художника прежде всего выступают его картины, непревзойденные по силе воздействия и глубине философского обобщения. Каждая из них призывает вспомнить слова их автора: «Помни о красоте! Не изгоняй ее облик из жизни и зови действенно других к этой трапезе радости!»

Путешествия Рерихов по Центральной Азии описаны Николаем Константиновичем в книге «Сердце Азии» и очерке «Азия».

Рихтер Святослав Теофилович

(Род. в 1915 г. – ум. в 1997 г.)

Выдающийся пианист, легенда музыки XX в. Потрясающий исполнитель-виртуоз. Один из организаторов знаменитого московского фестиваля «Декабрьские вечера».

По мнению критика Бориса Лифановского, «явление под названием “Святослав Рихтер” столь необъятно и величественно, что для того чтобы говорить о нем подробно и серьезно, вероятно, необходимо немалое мужество. Рихтер ушел из жизни недавно, мы все имели честь быть его современниками, можно сказать, привыкли к этому. Тем более удивительно наблюдать, как его имя и его творчество стремительно уходят из современности в историю музыки, становясь при этом одной из величайших ее страниц».

Святослав родился в Житомире, в семье с сильными музыкальными традициями. Его дедушка по отцовской линии, Даниил Рихтер, был настройщиком. Он был настоящим этническим немцем, но родом из Польши, и эмигрировал в Россию в поисках заработка. Мастер по фортепиано, он открыл собственную мастерскую в Житомире. Его сын Теофил был самым младшим из пятерых детей и единственным, кто связал свою жизнь с музыкой. Отслужив в армии, он был направлен на учебу в Вену, которая в то время была музыкальной столицей мира. Тогда там можно было запросто встретить на улице Малера или Грига, да и Брамс регулярно посещал оперу. Теофил Рихтер получил образование как композитор и пианист и подавал большие надежды.

По окончании консерватории он долго не возвращался на родину: играл при дворе королевы Драги, давал частные уроки для австрийских аристократов. Вернувшись в Житомир через 22 года, Теофил женился на дворянке Анне Москалевой. Ее отец Павел Петрович, одно время даже председательствовавший в земстве, был категорически против столь неравного брака, но свое согласие все-таки дал.

20 марта 1915 г. у Рихтеров родился сын, которого назвали Святославом. Через год они перебрались в Одессу, где отцу предложили место в консерватории. В 1918 г. разразилась страшная эпидемия тифа. Святослав в это время гостил у дедушки в Житомире. Там он и заболел, а вместе с ним – мамина сестра Елена. Тетка вскоре умерла, а из Одессы поступило известие, что отец тоже болен. Мать посчитала необходимым находиться рядом с мужем, и мальчик остался на три года на попечении многочисленных родственников (в семье Анны было семеро детей).

Наибольшее влияние на маленького Святослава оказала его тетка Мери, которой в ту пору было лет 16. Именно ей он обязан своими увлечениями живописью, театром и кино, пронесенными через всю жизнь. Если мать будущего пианиста была настоящей светской дамой, то тетка – взбалмошной, веселой женщиной, которая постоянно что-то выдумывала. Она все время рисовала и пыталась приобщить к живописи племянника, который был совсем не против. В то время маленький Рихтер абсолютно не интересовался музыкой и собирался стать художником.

По возвращении в Одессу в 1921 г. мальчик попал в совершенно другой мир. Здесь царила музыка. Отец не только преподавал, но и играл на органе в местной кирхе, куда все отправлялись слушать его по воскресеньям. Дома постоянно устраивались музыкальные вечера. Все это привело к тому, что в возрасте примерно восьми лет мальчик сам сел за инструмент. Он никогда не играл гаммы, а взялся сразу за ноктюрн Шопена. Впоследствии юный талант еще не раз удивлял отца, занимавшегося его начальным музыкальным образованием. Например, Святослав сам выучился читать оркестровые партитуры. Правда, музыка еще не казалась ему выбором на всю жизнь. Просто по указанию матери он исполнял перед гостями что-то вроде обязательной программы, но по собственному выбору. Желание стать пианистом появилось после первого публичного выступления в доме сестер Семеновых в 1931 г.

С 15 лет влюбленный в театр Святослав начал аккомпанировать в различных концертах и даже три года проработал во Дворце моряков. Потом наступила пора оперы. Вначале его взяли репетитором балета. Однако вскоре он уже дебютировал в качестве сольного исполнителя. Произошло это 19 февраля 1934 г. в зале клуба инженеров. Публика с восторгом оценила исполнение довольно сложных произведений Шопена, Святослава даже вызывали на бис.

Поработав какое-то время концертмейстером Одесского театра оперы и балета и стремясь избежать службы в армии, Рихтер отправился на учебу в Москву. В 1937 г. его без экзаменов зачисляют в Московскую консерваторию, в класс Г. Г. Нейгауза. Вот как вспоминал впоследствии об этом событии великий учитель: «Он не получил никакого музыкального образования, нигде не учился, и мне сказали, что такой вот юноша хочет поступить в консерваторию. Он сыграл Бетховена, Шопена, и я прошептал окружающим: “По-моему, он гений”». Позже к такому же мнению будут приходить практически все, кто будет слышать игру Рихтера. Еще когда он был студентом, его услышал С. Прокофьев и был настолько покорен мастерством исполнения, что доверил в 1940 г. этому в общем-то молодому и малоизвестному пианисту премьеру своей Шестой фортепианной сонаты. Впоследствии музыкант станет первым исполнителем и остальных сонат Прокофьева, настолько тот будет восхищен его игрой. А Девятая соната была даже посвящена Рихтеру композитором.

Накануне войны в семье Рихтер произошла трагедия, о которой Святослав Теофилович долго не упоминал. Однако на склоне лет он поведал об этом в одном из документальных фильмов о себе. Позже этот рассказ был повторен им неоднократно в различных книгах и дневниковых записях. Видимо, это была очень болезненная тема, которая долго мучила музыканта. История была достойна дамского романа, и возможно, не воспринималась бы так печально, не произойди она в жизни.