Утерянные победы фон Манштейн Эрих

На северном фланге группы армий, в районе действий 4 танковой армии, обстановка после успешного контрудара 48 тк временно разрядилась. Не могло, однако, подлежать сомнению, что противник хотел лишь снова сосредоточить здесь силы для того, чтобы нанести решительный удар глубоко во фланг группы армий. Несмотря на это, необходимость продолжать борьбу в Днепровской дуге привела, к передаче упомянутых выше двух механизированных соединений 8 армии.

4 танковая армия в начале декабря своим правым флангом еще стояла на Днепре; 24 тк{72}, входивший в ее состав, выше переправы у Канева примыкал к левому флангу 8 армии. Несколько южнее Киева ее фронт резко поворачивал на запад от Днепра и, представляя сплошную линию (7, 48 тк и 13 ак), проходил до района севернее Житомира. В стороне от этого фронта, в районе Коростеня, располагался фронтом на восток 59 ак.

В течение всего декабря Советы пытались добиться решительного успеха в Днепровской дуге. Только короткие паузы, необходимые противнику для замены потрепанных в боях соединений свежими или для ввода в бой новых сил, прерывали его атаки на этот далеко выдающийся на восток бастион. В этих атаках, он, несомненно, нес большие потери.

В самой Днепровской дуге 3 Украинский фронт, непрерывно бросавший в бой на северный участок 1 танковой армии (30 ак и 27 тк) значительно превосходящие нас силы (две армии), не смог добиться каких-либо успехов.

Одновременно 2 Украинский фронт (бывший Степной фронт) начал наступление силами не менее шести армий и одной танковой армии с задачей смять левый фланг 1 танковой армии и обращенный на восток фронт 8 армии. Противник, очевидно, намеревался, введя в бой крупные силы танков в районе северо-западнее Кривой Рог, прорвать фронт на стыке между обеими немецкими армиями в юго-западном направлении. Затем он собирался нанести еще один удар в направлении на нижнее течение Днепра с целью окружить 1 танковую армию в восточной части Днепровской дуги. Другое направление главного удара в этом наступлении намечалось на северном участке обращенного на восток фронта 8 армии к югу от Днепра. Вместе с намечавшимся позже ударом с плацдарма, захваченного у Черкасс, это наступление, очевидно, имело целью окружение 8 армии.

В то же время 4 Украинский фронт силами трех армий начал наступление с юга на плацдарм в районе Никополя, нанося тем самым удар в тыл 1 танковой армии.

В то время как здесь атаки противника были отражены, было, однако, неизбежно, что наступление 2 Украинского фронта, обладавшего подавляющим превосходством сил, нацеленное на левый фланг 1 танковой армии, приведет к некоторому успеху Советов и на фронте 8 армии. Дважды противнику удавалось на указанных выше направлениях главного удара осуществить глубокий прорыв. В результате этого наш фронт между районом Кривой Рог (который, однако, еще удерживался) и Днепром стал постепенно отодвигаться назад.

В обоих случаях командованию группы армий удавалось – правда, ценой опасного ослабления тех участков, которые в данный момент не подвергались угрозе, – сосредоточить на угрожаемом участке танковый корпус в составе нескольких дивизий, который контратаками останавливал прорвавшиеся войска и мешал им развить свой успех в оперативном масштабе. В этих тяжелых боях неминуемо падала боеспособность немецких соединений. Пехотные соединения непрерывно находились в боях. Танковые соединения, как пожарную команду, бросали с одного участка фронта на другой. Конечно, потери противника в живой силе при непрерывных атаках во много раз превышали наши потери, но он мог их восполнить. Все обращения группы армий к Главному командованию относительно того, что здесь, на Днепровской дуге, наши силы расходуются на оперативно невыгодном направлении, не дали существенных результатов. ОКХ не имело необходимого для нас пополнения в людях и технике, чтобы компенсировать потери, а от Гитлера нельзя было добиться приказа своевременно оставить этот бастион, чтобы сберечь силы и высвободить их для значительно более важного в оперативном отношении северного фланга группы армий. Все предостережения о том, что даже успехи, достигнутые нами при обороне Днепровской дуги, не могут на долгое время обеспечить 1 танковую армию от окружения, так как противник все время подтягивает сюда новые силы, оставались безрезультатными. Такая же судьба постигла наши предложения о том, что необходимо сократить линию фронта на юге и благодаря этому создать резервы. В конце концов, как уже говорилось выше, не оставалось ничего другого, как бросить на Днепровскую дугу 2 дивизии, которые гораздо лучше можно было бы использовать на северном фланге группы армий.

Только когда на северном фланге группы армий сложилась тяжелая обстановка, Гитлер – но и тогда еще с колебаниями – понял, где должен был решаться оперативный успех.

В качестве причины для удержания Днепровской дуги Гитлер по-прежнему указывал на значение Никополя и Крыма для ведения войны. Он все еще не отказался от надежды на то, что после успешного отражения атак противника, в Днепровской дуге можно будет нанести удар в южном направлении, чтобы снова установить связь с крымской группировкой. Наряду с этим, очевидно, он также надеялся, что противник истощит свой наступательный порыв, если он (Гитлер) – как и под Москвой в 1941 г. – будет требовать, чтобы войска отстаивали каждую пядь земли. Каждый раз, когда ему делали предложения о сокращении фронта, он пускал в ход аргумент о том, что в этом случае и у противника высвободятся силы. Этого, естественно, нельзя было оспаривать. Но Гитлер при этом сознательно не хотел видеть, что наступающий может истощить свои силы, атакуя оборонительные позиции, в том случае если они заняты крупными силами. Всякая же попытка удержать линию фронта, которая занята войсками примерно так же, как линия охранения, должна привести к тому, что слишком слабые силы обороняющегося будут очень быстро истощены, или противник просто выбьет их с этих позиций.

На северном фланге группы армий описанные выше удары 48 тк 4 танковой армии привели к временному затишью. Однако не подлежало сомнению, что противник здесь снова перейдет в наступление, как только он возместит понесенные потери. Задача 4 танковой армии должна была заключаться в том, чтобы по возможности оттянуть этот момент и еще больше ослабить противника. Так как армия теперь своими главными силами занимала позиции, обращенные фронтом на север, между Днепром и районом севернее Житомира, по-прежнему, кроме того, существовала опасность обхода ее западного фланга. Стоявший под Коростенем изолированный 59 ак не мог бы помешать этому.

Силы армии ни в коей мере не были достаточны для того, чтобы в результате наступления на Киев сбросить противника с западного берега Днепра. Командование группы армий поэтому хотело, по крайней мере, попытаться в некоторой степени обеспечить западный фланг 4 танковой армии. Кроме того, желательно было как можно дольше удерживать в своих руках инициативу, полученную нами в результате действий 48 тк.

Поэтому командование группы поставило перед 4 танковой армией задачу использовать обстановку, сложившуюся в настоящее время на открытом западном фланге в районе Житомир – Коростень, для нанесения новых ударов с ограниченной целью. По его указанию 48 тк снова был высвобожден с участка армии, обращенного фронтом на север. Тщательно маскируясь и предпринимая ложные маневры, передвигаясь только ночью, он выдвинулся на открытый западный фланг стоявшей севернее Житомира 60 армии противника. Последовавший затем внезапный удар вынудил армию к отходу на восток. Ее соединениям были нанесены большие потери. Непосредственно вслед за этим корпус нанес еще один удар по сосредоточившейся юго-восточнее Коростеня группе противника, в результате которого были разбиты по меньшей мере 3 механизированных корпуса. Таким образом, в конце концов, удалось не только частично разбить войска, накапливавшиеся для нового наступления на участке впереди Днепра, но и взять под контроль район перед левым флангом 4 танковой армии{*15}.

Все же было ясно, что на этом фланге группы армий снова собирается гроза. 24 декабря она разразилась{*16}.

Первые донесения о начале наступления противника по обе стороны от шоссе Киев – Житомир я получил, находясь в 20 мотд, расположенной за угрожаемым участком фронта в резерве. Я хотел присутствовать на рождественском празднике в ее полках. Вначале донесения не содержали особо тревожных сведений. Только на фронте 25 тд, действовавшей южнее шоссе Киев – Житомир, дело, казалось, принимало скверный оборот. Вечерние донесения, полученные мною по возвращении в наш штаб в Виннице, однако, уже показывали, что противник пытается крупными силами прорваться в направлении на Житомир.

В последующие дни обстановка сложилась следующим образом.

Действовавший в районе Киева 1 Украинский фронт сосредоточил западнее города очень крупные силы для прорыва на широком фронте по шоссе на Житомир и южнее его. В этой главной ударной группе действовали 38, 1 гвардейская и 1 танковая армии, имевшие в своем составе свыше 18 стрелковых дивизий и 6 танковых и механизированных корпусов. Впоследствии в этой группе стала отмечаться и 18 армия.

Южнее это главное наступление дополнялось ударом 40 советской армии на Фастов.

На северном фланге наступала 60 армия, которой мы недавно нанесли удар. Она была пополнена. Далее к северу в направлении на Коростень наступала 13 армия, в составе которой действовало не менее 14 стрелковых дивизий и один кавалерийский корпус. Эти соединения, правда, были сильно потрепаны в результате нанесенных нами ударов. Особенно опасным было то, что за этой армией, по-видимому, сосредоточивалась 3 гвардейская танковая армия в составе не менее 6 танковых и механизированных корпусов. 3-4 корпуса этой армии, правда, были сильно потрепаны в прошедших боях. Но у гидры слишком быстро вырастали новые головы! Во всяком случае, сосредоточение этих подвижных корпусов свидетельствовало о намерении командования противника дополнить прорыв на Житомир глубоким охватом через Коростень.

Хотя за участком, на котором наносился главный удар – командование было сосредоточено здесь в руках недавно введенного на этом участке штаба 42 ак, – в районе Житомира находился в боевой готовности 48 тк с двумя боеспособными танковыми дивизиями, 168 пд и (недавно сформированной в районе действий группы армий) 18 артиллерийской дивизией, было все же неясно, будут ли эти силы достаточны для отражения удара противника, по своей численности превосходившего их во много раз. Даже если бы это и удалось, не хватило бы сил для ликвидации угрозы прорыва противника через Коростень с последующим охватом северного фланга группы армий.

Двадцать пятого декабря командование группы армий направило поэтому телеграмму в ОКХ, в которой были изложены общая обстановка и те выводы, которые необходимо было сделать. Было указано, что 4 танковая армия не сможет остановить наступление противника теми силами, которые находятся сейчас в ее распоряжении. Она тем самым не сможет выполнить своей задачи прикрывать глубокий фланг групп армий «Юг» и «А». Ее необходимо значительно усилить. Если ОКХ не имеет для этого в своем распоряжении сил, командование группы будет вынуждено снять со своего правого фланга не менее пяти-шести дивизий. В этом случае противник, очевидно, не сможет более удерживать свои позиции в Днепровской дуге. Поэтому командование армии просит разрешения по своему усмотрению решать вопрос о своем правом фланге.

Одновременно 4 танковой армии была поставлена задача всеми имеющимися в ее распоряжении силами остановить противника, наносящего своей главной ударной группой удар на Житомир в районе действий 42 ак с целью осуществить прорыв. Своим северным флангом (13 и 59 ак) она должна действовать так, чтобы не дать противнику повернуть свои войска и нанести удар на Житомир. 17 танковая дивизия, действовавшая в составе 6 армии (которая временно была снова передана нашей группе армий), уже высвободившаяся из района нижнего течения Днепра, была передана 4 танковой армии.

На запросы ОКХ (безусловно, исходившие от Гитлера), нацеленные на то, чтобы достичь половинчатых решений в районе Днепровской дуги, командование донесло: «Момент для того, чтобы для того, чтобы спасти положение на северном фланге группы армий путем частных мер, как, например, переброска отдельных дивизий, упущен».

Судя по количеству брошенных здесь противником в бой сил, доносили мы далее, даже если и удастся временно остановить наступающего противника, мы не сможем добиться коренного изменения обстановки. К тому же ясно, что противник будет бросать в наступление все новые и новые резервы, накопленные им этой зимой. Обстановка складывается так, что в ближайшие недели в районе Коростень – Житомир – Бердичев – Винница – южнее Киева противник может перерезать наши тыловые коммуникации, а затем отбросить наши войска на юго-запад.

Чтобы избежать этой опасности, говорилось далее, необходимо принять решительные меры. Обстановка в данный момент похожа на обстановку, сложившуюся на фронте группы армий зимой 1942/43г., в том отношении, что сейчас также необходимо перебросить с правого фланга группы армий на левый (из района Ростова на Днепр) 1 танковую армию. Этот путь в настоящее время является единственным выходом для того, чтобы восстановить положение. 1 танковая армия должна быть высвобождена из Днепровской дуги и из ее состава не менее пяти-шести дивизий должны быть переброшены в район Бердичева. Этого можно будет достичь только при условии ухода из восточной части Днепровской дуги и отвода линии фронта на уже подготовленные позиции на рубеже излучины Днепра западнее Николаева – Кривой Рог.

Благодаря достигнутому таким путем сокращению фронта можно будет высвободить 12 дивизий. Шесть из них, как указано выше, необходимо перебросить вместе со штабом 1 танковой армии на северный фланг группы армий. Остальные должны остаться в подчинении 6 армии, которой будет передана также и полоса, занимавшаяся ранее 1 танковой армией, для организации обороны по нижнему течению Днепра.

Соединения 1 танковой армии, перебрасываемые на северный фланг группы армий, при случае могут нанести удар с востока по войскам противника, продвигающимся на Житомир.

Кроме того, ОКХ должно передать 4 танковой армии для использования на ее северном фланге дополнительные силы, чтобы ликвидировать здесь угрозу охвата ее войск. В дальнейшем эти силы можно будет использовать для нанесения удара с запада по главной ударной группе противника параллельно с наступлением 1 танковой армии.

Обстановка, сложившаяся в настоящее время на Днепровской дуге, где атаки противника в последнее время ослабли, позволяет предпринять эту перегруппировку без большого риска. Предлагаемый, однако, отвод линии фронта может быть сопряжен с трудностями, если выжидать до тех пор, пока противник начнет здесь наступление.

В связи с этим, а также учитывая обстановку на фронте 4 танковой армии, необходимо, чтобы Главное командование быстро приняло соответствующее решение.

Когда, несмотря на наши настоятельные просьбы, до 28 декабря Гитлер еще не принял решения по нашему предложению, а лишь обещал перебросить 4 танковой армии несколько дивизий, командование 29 декабря отдало соответствующие приказы. Командованию 1 танковой армии было приказано к 1 января передать занимаемый им участок 6 армии и не позднее 3 января принять от 4 танковой армии участок фронта, занимаемый 4 танковой армией от Днепра до района, расположенного примерно в 45 км юго-восточнее Бердичева (24 тк, 7 ак). За левым флангом этого участка должен был сосредоточиться 3 тк в составе четырех дивизий (6 тд, 17тд, 16 тд, 101 гсд), которые должны были прибыть сюда из Днепровской дуги, а также от 6 армии. Затем сюда будет направлено еще несколько дивизий. Если начатая группой армий переброска 1 танковой армии не предусматривала перемещения крупных сил, то это было обусловлено ограниченными транспортными возможностями. Это было вызвано также и тем, что командование группы не могло отдать приказ об оставлении восточной части Днепровской дуги без согласия Гитлера, так как это непосредственно отразилось бы на положении группы армий «А». Даже такая инстанция, как командование группы армий, ограничена в принятии самостоятельных решений и нуждается в согласии Главного командования там, где начинается сфера его компетенции – координирование операций в масштабе всего фронта.

На участок, оставшийся за 4 танковой армией, должны были быть переброшены силы, выделенные ОКХ (46 тк в составе 16 тд, 1 пд и 4 гсд).

Достаточно ли будет этих сил для нанесения намеченных контрударов этих двух групп по флангам противника, главные силы которого продвигались на юго-запад, было неясно. Пока необходимо было остановить его продвижение.

30 декабря штаб группы донес ОКХ о принятых им мерах. 31 декабря Гитлер задним числом дал свое согласие. Однако он уклонился от принятия крайне необходимого решения об оставлении восточной части Днепровской дуги и тем самым и никопольского плацдарма.

В то время как в соответствии с приказом командования группы началась переброска сил, обстановка на участке 4 танковой армии к 31 декабря по-прежнему была угрожающей.

Главным силам противника удалось осуществить прорыв на широком фронте на юго-запад в направлении на Винницу. 4 танковая армия на участке южнее Киева (24 тк и 7 ак), правда, еще удерживала свои позиции, однако вынуждена была сильно загнуть назад свой западный фланг. В том районе, где было намечено сосредоточение 3 тк, образовался разрыв фронта шириной до 75 км. Лишь в 45 км юго-восточнее Бердичева снова начинался занятый очень небольшими силами участок фронта 4 танковой армии, который проходил в основном непосредственно к востоку от дороги Бердичев – Житомир и снова оканчивался севернее этого города. В районе Житомира фронтом на восток и север действовал 13 ак. Между ним и 59 ак, отброшенным в район западнее Коростеня, опять-таки зиял разрыв фронта шириной 75 км, в глубине которого должен был сосредоточиться 26 тк.

К счастью, силы противника были связаны в боях с упоминавшимися выше изолированными группами войск 4 танковой армии. Противник еще не видел или, во всяком случае, не полностью использовал возможности, предоставлявшиеся его подвижным соединениям благодаря наличию этих разрывов для нанесения ударов по тыловым коммуникациям или для окружения отдельных групп войск 4 танковой армии.

В начале января общая обстановка на фронте группы армий сильно ухудшилась.

В Днепровской дуге, а также в районе никопольского плацдарма намечалось новое наступление противника против 6 и 8 армий. Если бы оно началось до того, как по предложению группы армий была бы оставлена восточная часть Днепровской дуги, положение на этом фланге было бы угрожающим. Прежде всего, тогда не удалось бы высвободить танковые дивизии, которые было намечено перебросить на участок 1 танковой армии на северном фланге, о чем уже был отдан приказ. Действительно, 3 января началось большое наступление противника восточнее Кировограда. Обе дивизии были втянуты в бой.

Все более настоятельной была необходимость перебросить силы на северный фланг группы армий. Противник к этому времени уже понял, какие перспективы для него открываются в связи с наличием разрывов в нашем фронте.

На новом участке 1 танковой армии, которая 3 января, приняла участок южнее и юго-западнее Киева, противник нанес удар на юг, выйдя в район около 50 км к северу от Умани. Здесь прибывшим сюда передовым частям 3 тк удалось временно остановить его.

Особенно критической была обстановка на участке 4 танковой армии. Под угрозой охвата обоих флангов она к 4 января была вынуждена отойти на позицию, начинавшуюся в 60 км восточнее Винницы и проходившую на север в направлении на Бердичев (за который уже велись бои), оканчиваясь в 60 км западнее города на бывшей советско-польской границе.

В большом разрыве фронта между нашей группой армий и группой армий «Центр», начинавшемся далее к северу, 59 ак отошел по большой дороге Житомир – Ровно и севернее ее также до бывшей советско-польской границы.

Развитие событий в первые дни января вынудило меня 4 января вылететь в ставку фюрера, чтобы, наконец, добиться от Гитлера разрешения на переброску крупных сил с правого фланга группы армий на левый. Я начал с того, что охарактеризовал ему новую опасность, возникшую в Днепровской дуге, а также крайне критическое положение на участке 4 танковой армии.

Затем я подробно объяснил ему наш замысел: атаковать противника, наступающего на фронте этой армии с флангов, силами 3 тк 1 танковой армии с востока, а силами 26 тк, перебрасываемого за северный фланг 4 танковой армии, с северо-запада{73}. Я сразу сказал Гитлеру, что намеченные контрудары в лучшем случае временно устранят нависшую угрозу, однако ни в коем случае не могут укрепить на длительный срок положение на северном фланге группы армий. На всем южном крыле Восточного фронта нависнет смертельная опасность, если нельзя будет восстановить положение на северном фланге группы армий. Группа армий «Юг» и группа армий «А» очутятся тогда в Румынии или на Черном море. Если, таким образом, главное командование не может выделить в наше распоряжение крупные силы, отвод южного фланга группы армий для высвобождения сил, необходимых для имеющего решающее значение северного фланга, что, конечно, повлечет за собой сдачу Никополя (а, следовательно, и отказ от Крыма), нельзя больше откладывать.

Я хотел бы здесь добавить, что оставление восточной части Днепровской дуги, по мнению командования группы армий, было лишь первым шагом по пути переноса главных усилий на северный фланг группы армий, что единственно отвечало общей обстановке.

Для того чтобы провести такую перегруппировку в необходимых больших масштабах, следовало значительно сократить фронт на юге. Командование группы армий, поэтому предусмотрительно уже отдало приказ о разведке и начале оборудования оборонительной позиции на запад от занимаемой линии фронта, что, естественно, было известно Гитлеру. Эта позиция проходила от нижнего течения Буга в общем северном и северо-западном направлении, с использованием удобных рубежей рек, до южной границы района, в котором в настоящее время северный фланг группы армий вел ожесточенные бои. Занятие этой линии означало бы сокращение примерно наполовину фронта 6 и 8 армий, которые в результате удерживания Днепровской дуги растянули его на 900 км. Такое значительное сокращение фронта и связанная с ним большая экономия сил (в сочетании с переброской 17 армии из Крыма на континент) дадут, наконец, возможность сосредоточить необходимое количество сил на северном фланге. Несмотря на это, южный фланг сохранил бы достаточно сил для того, чтобы удерживать упомянутую выше линию даже против значительно превосходящих сил противника. Конечно, и противник высвободил бы силы. Однако сокращенный и достаточно обеспеченный войсками фронт на юге, на котором можно было бы создать устойчивую оборону, даже при массированных атаках противника мог бы доказать, что «оборона сильнее наступления». С другой стороны, противник в связи с тем, что мы разрушим железнодорожную сеть, вряд ли сможет в такой же степени и теми же темпами перебросить силы со своего южного фланга в район западнее Киева, чтобы добиться здесь превосходства своих сил.

Естественно, лишь оставление Днепровской дуги создало бы предпосылку для такого значительного отвода сил на южном фланге германской армии. Просить о ней Гитлера сейчас уже было бы совершенно нецелесообразно. Он не был тем человеком, который видит необходимость далекого расчета при проведении операций. Более того, он даже сейчас отвергал всякую мысль об оставлении Днепровской дуги для высвобождения сил, которые должны были быть переброшены на северный фланг группы армий, а также о сдаче Никополя.

Он заявил по этому поводу, что последующее неизбежное оставление Крыма будет означать отход от нас Турции, а затем Болгарии и Румынии.

Далее он сказал, что он не в состоянии дать группе армий дополнительные силы для ее северного фланга. Он мог бы взять их у группы армий «Север», но только при условии отвода ее на Чудское озеро, что в свою очередь означало бы отход от нас Финляндии. Мы потеряли бы вследствие этого господство над восточным районом Балтийского моря и возможность подвоза руды из Швеции. Кроме того, мы потеряли бы тем самым район, необходимый для маневров подводных лодок.

С запада Гитлер может перебросить к нам силы только тогда, когда будет ликвидирована попытка противника высадиться на побережье или если англичане – как он думает – высадятся в Португалии. Он должен сейчас бороться за выигрыш времени, пока не будет выяснено положение на западе и пока не вступят в строй формируемые им сейчас соединения. С мая, кроме того, снова будет интенсивно вестись подводная война.

В лагере противника, далее, имеется столько противоречий, что этот лагерь в один прекрасный день распадется. Следовательно, главное – это выигрыш времени. Он так же хорошо видит опасность, которая угрожает группе армий, как и мы, но он должен пойти на этот риск, пока в его распоряжении не будет больше сил.

Было совершенно бессмысленно пытаться опровергнуть эти аргументы Гитлера. Он мог бы, как обычно бывало в таких случаях, возразить мне, что я не могу судить об этих вопросах, поскольку я лишен общей перспективы. Мне оставалось только еще и еще раз указывать на серьезность обстановки, сложившейся на нашем северном фланге, и подчеркивать, что предпринятые группой контрмеры ни в коем случае не могут привести к окончательному преодолению опасности. Необходимо каким бы то ни было путем как можно скорее перебросить за северный фланг группы армий еще одну новую армию, сосредоточив ее в районе Ровно, чтобы ликвидировать угрозу охвата крупными силами противника.

Так как в таком широком кругу, в каком обычно проходили «доклады об обстановке», дальнейшая дискуссия с Гитлером не обещала успеха, я попросил разрешения переговорить с ним только в присутствии начальника Генерального Штаба. С явным неудовольствием, недоверчиво ожидая, что я ему теперь преподнесу, Гитлер дал свое согласие. Представители ОКБ, Геринга, адъютанты, секретари Гитлера, а также оба стенографа исчезли. Последние обычно должны были записывать каждое слово, произнесенное во время этих докладов об обстановке. Так как перед ними не было карт, они, правда, часто совсем не могли понять, о чем идет речь. Я вылетел в Ставку фюрера, задавшись целью наряду с вопросом об обстановке на фронте группы армий еще раз поднять вопрос об общем руководстве военными действиями в этой войне.

После того как все присутствующие, кроме генерала Цейтцлера, ушли, я попросил у Гитлера разрешения говорить совершенно открыто.

Ледяным тоном, насупившись, Гитлер ответил: «Пожалуйста». Я начал со следующих слов: «Надо ясно отдавать себе отчет, мой фюрер, в том, что чрезвычайно критическая обстановка, в которой мы сейчас находимся, объясняется не только неоспоримым превосходством противника. Она является также следствием того, как у нас осуществляется руководство военными действиями». По мере того как я произносил эти слова, лицо Гитлера стало принимать напряженное выражение. Он уставился на меня таким взглядом, который говорил об одном: теперь он хочет подавить твою волю, заставить тебя замолчать. Я не припоминаю, чтобы я когда-либо видел взгляд, который так передавал бы силу воли человека. Один из аккредитованных в Берлине послов в своих воспоминаниях описывает впечатление, которое произвел на него Гитлер при первой встрече. В своем описании он особо подчеркивает то влияние, которое оказывают глаза Гитлера; как раз на него они тогда произвели очень сильное положительное впечатление. В его лице, наделенном грубыми чертами, только глаза и были чем-то привлекательным, во всяком случае, наиболее выразительным. Теперь он уставился на меня этими глазами, как будто хотел своим взглядом заставить противника пасть ниц. У меня промелькнула мысль о заклинателе змей из Индии. Это была, так сказать, безмолвная борьба, длившаяся в течение нескольких секунда Я понял, что взглядом своих глаз он запугал или, пользуясь, правда, вульгарным, но подходящим для этого случая выражением, «прижал к ногтю» не одну свою жертву. Однако я продолжал и сказал ему, что из того, как у нас организовано руководство вооруженными силами, ничего дельного не получится. Я вынужден вернуться к моему предложению, которое я излагал уже дважды. Ему нужен для общего руководства военными действиями один, однако действительно ответственный начальник Генерального штаба, на совет которого в вопросах руководства военными действиями он мог бы положиться. Если это предложение будет принято, для Восточного фронта так, как это уже имеет место в Италии и на западе, – необходимо назначить одного командующего, который должен иметь в рамках общего руководства военными действиями полную самостоятельность.

Так же как и в обоих предыдущих случаях, когда я говорил Гитлеру о необходимости коренных изменений его методов руководства военными действиями, и на этот раз он отнесся к моим предложениям резко отрицательно. Гитлер заявил, что только он, обладая всеми средствами государственной власти, может эффективно руководить военными действиями. Только он в состоянии решать, какие силы могут быть выделены для отдельных театров военных действий и тем самым как на них нужно проводить операции. Геринг также никогда не подчинится указаниям другого лица.

Что касается назначения командующего Восточным театром военных действий, то он опять произнес уже один раз цитировавшиеся мною слова о том, что никто другой не обладает таким авторитетом, как он. «Даже мне не подчиняются фельдмаршалы! Не думаете ли вы, что вам они будут больше подчиняться? В случае необходимости я могу смещать их с занимаемых постов, никто другой не может иметь такой власти», – выкрикнул он мне в лицо. Мой ответ, что приказы, которые отдавал бы я, были бы выполнены, он оставил без внимания и на этом закончил наш разговор{*17}.

Снова потерпела фиаско моя попытка по-хорошему подействовать на Гитлера, с тем, чтобы он согласился на изменения в организации нашего Главного командования, которые, не затрагивая его престижа, отвечали бы военной необходимости. То, что он не хотел, хотя бы даже не формально, а фактически, передать руководство военными действиями в руки представителя армии, вероятно, с одной стороны, объяснялось его чрезмерной верой в самого себя. Он не хотел даже с глазу на глаз признаться, что сделал ошибку или нуждается в советах по военным вопросам. Определенную роль играло и недоверие, которое побуждало диктатора сохранять армию на всякий случай в своих руках. Однако мне было ясно, что всякая попытка вызвать, безусловно, необходимые изменения силой поведет к катастрофе на фронте. Мысль о том, что русские тогда проникнут в Германию, так же исключала для меня путь применения силы, как и мысль об англо-американском требовании о безоговорочной капитуляции.

Таким образом, мне пришлось вернуться, ничего не добившись ни в отношении облегчения положения группы армий, ни в отношении разумного урегулирования вопроса о нашем Главном командовании. Однако это никак не означало, что мы отказались от борьбы за то, чтобы, наконец, добиться свободы маневра для нашего фланга в Днепровской дуге, и за усиление северного фланга нашей группы армий.

В связи с отрицательными результатами переговоров в Ставке фюрера для группы армий не оставалось ничего иного, как продолжать борьбу в Днепровской дуге. На ее северном фланге необходимо было действовать так, чтобы сорвать попытки противника окружить 4 танковую армию и прорваться в южном направлении, в результате чего были бы перерезаны тыловые коммуникации южного фланга.

Противник с неослабевающей силой в течение всего января продолжал в Днепровской дуге атаки на позиции, которые мы все еще должны были удерживать. С особой силой он обрушивался на восточный участок 8 армии. Но и на участке, занимаемом теперь 6 армией, войска вынуждены были непрерывно отражать вражеские атаки. Они велись как в направлении на позиции, расположенные в Днепровской дуге, фронтом на север, так и с юга против никопольского плацдарма.

Если наш фронт в течение января смог удержаться не только в районе никопольского плацдарма, но и в Днепровской дуге, то это объясняется самоотверженностью немецких войск, простого немецкого солдата. Его подвиги во время этих непрерывных тяжелых оборонительных боев вообще не поддаются описанию. Немецкий солдат был здесь символом верности, чувства долга, повиновения и служения Германии!

Благодаря таким действиям немецких войск, а также находчивости командования обеих армий успехи намного превосходившего нас в людях и технике противника в этом районе по-прежнему были незначительными. Правда, 8 армия была несколько оттеснена на запад. Был взят Кировоград. Однако противнику по-прежнему не удавалось осуществить прорыв для окружения наших войск в Днепровской дуге{*18}.

На левом фланге группы армий обстановка была крайне тяжелой. То, что 4 танковая армия не могла оказать сильного сопротивления натиску превосходящих сил противника и сдала Бердичев, а та же отошла, чтобы создать сплошной фронт хотя бы на большей части своего участка, дальше на запад и юго-запад, было еще не самым опасным. Гораздо более опасным было то, что противник примерно к 6 января понял, какие большие шансы на успех он может получить при использовании разрыва линии фронта между 1 танковой армией и правым флангом 4 танковой армии, а также большой бреши, образовавшейся между 4 танковой армией и группой армий «Центр». В этом районе действовал лишь изолированный слабый 59 ак, отступавший с боями на Ровно.

Было ясно, что русские приостановили наступление на фронте 4 танковой армии, чтобы использовать свои шансы на ее открытых флангах.

Силами трех армий (18, 1 гвардейской и 3 гвардейской танковой армий) противник стремился теперь разгромить северный фланг 4 танковой армии, в то время как 60 и 13 армии русских продвигались далее к северу, осуществляя параллельное преследование в направлении на Ровно.

Одновременно противник крупными силами (1 танковая и 40 армии) продолжал наступать на юг через брешь, образовавшуюся между 1 и 4 танковыми армиями. Его передовые отряды вышли в район 30 км севернее Умани, являвшейся базой снабжения 1 танковой армии, а также на подступы к Виннице, где находился ранее штаб группы армий. За несколько дней до этого он был переведен в Проскуров, так как линии связи, проходившие из Винницы к правому флангу группы армий, в результате наступления противника оказались под угрозой. Вражеским танкам даже удалось временно блокировать у Жмеринки важнейший путь подвоза группы армий (дороги, проходившие далее к югу, вели через румынскую территорию и имели очень небольшую пропускную способность).

Командование группы армий могло избрать в связи с создавшейся обстановкой два пути. Следовало ли помешать дальнейшему продвижению противника в сторону почти открытого северного фланга группы армий, которое таило в себе опасность глубокого обхода его северного фланга? Или было важнее не дать противнику окончательно прорвать фронт через брешь между 1 и 4 танковыми армиями? Для того чтобы решать обе эти задачи одновременно, сил не хватало.

Мы решили сначала ликвидировать вторую опасность. Она в настоящий момент была более угрожающей. Если бы противнику дали возможность ввести в эту брешь крупные силы и нанести удар на юг через верхнее течение Буга, 8 и 6 армии оказались бы под угрозой окружения.

Дальнейшее продвижение противника в сторону северного фланга группы армий на Ровно могло лишь позже приобрести угрожающий характер. Здесь силы, которые Гитлер рано или поздно вынужден был бы сюда перебросить, в конце концов, должны были бы спасти положение.

Если бы, однако, обе армии южного фланга очутились в окружении, было бы уже невозможно вызволить их оттуда. На единственно правильное решение – значительно отодвинуть назад линию фронта на южном фланге группы армий для высвобождения сил, способных преодолеть кризис на северном фланге, – Гитлером по-прежнему было наложено вето.

Исходя из этих соображений, мы приняли решение сосредоточить вначале все имевшиеся в нашем распоряжении силы для нанесения удара по противнику, продвигавшемуся через брешь между 1 и 4 танковыми армиями на юг.

Эта брешь была особенно опасна потому, что прорыв противника в направлении на Умань вынудил 1 танковую армию загнуть свой западный фланг в районе юго-западнее Киева на юг. Он соприкасался теперь своими тыловыми позициями с тыловыми позициями расположенной в Днепровской дуге 8 армии. Так как внутренние фланги обеих армий удерживали еще Днепр по обе стороны от Канева, немецкие позиции образовали, так сказать, мешок, который был перевязан на севере у Днепра, в то время как его продольные стороны представляли собой обращенные на восток и на запад фронты обеих армий. Если бы противник добился успеха, используя брешь севернее Умани, ему было бы легко «затянуть» этот мешок на юге! Разумнее всего было бы, конечно, уйти из него, так как на его оборону пришлось бы бессмысленно тратить много сил. Но и здесь Гитлер не хотел добровольно уступать побережье Днепра. Он все еще надеялся нанести удар из этого выступа фронта для того, чтобы когда-нибудь снова овладеть восточной частью дуги. Поэтому этот выступ остался. Через непродолжительное время этот «мешок» превратился в черкасский котел.

Штаб группы армий планировал нанести удар по противнику, продвигавшемуся в глубь бреши между 4 и 1 танковыми армиями с трех сторон, взяв противника в клещи.

С востока – из расположения 1 танковой армии – 7 ак наносил противнику удар во фланг. Корпус удалось высвободить из упомянутого выше выступа фронта благодаря тому, что по приказу командования группы на Днепре были оставлены только слабые прикрытия. В результате этого 7 ак, по крайней мере, не попал затем в черкасский котел.

С запада 46 тк должен был нанести удар по другому флангу противника. Он в тот момент еще только подходил из Франции.

С юга наносил удар высвобожденный группой армий из Днепровской дуги 3 тк. Его задача состояла в том, чтобы, маневрируя, задержать и сковать противника, пока оба других корпуса не сосредоточатся для атаки.

Во второй половине января контрудар был нанесен. Правда, небольшое количество имевшихся в нашем распоряжении сил вынудило нас провести его в два этапа, так как брешь между 4 и 1 танковыми армиями за это время увеличилась почти до 75 км.

Первый удар наносили 7 ак и 3 тк в восточной части этой бреши по 40 армии противника. Затем также концентрическим ударом 3 тк и 26 тк, в котором приняли участие кроме танковых дивизий 1 пд, 4 гсд и 18 ад, в западной части бреши были окружены и разбиты крупные силы советской 1 танковой армии. В результате последнего удара – данными относительно первого удара я сейчас не располагаю – противник потерял наряду с 8000 убитыми только 5500 пленными, 700 танков, свыше 200 орудий и около 500 противотанковых орудий. Наши войска во время этих боев нанесли урон четырнадцати стрелковым дивизиям и пяти танковым и механизированным корпусам. Однако противнику, безусловно, удалось вывести, по крайней мере, часть людей из окружения{*19}.

В то время как все это происходило, между командованием группы и ОКХ продолжались переговоры относительно хода дальнейших операций. Неоднократно командование группы подчеркивало, что необходимо, наконец, предоставить правому флангу группы армий свободу маневра, то есть отказаться от намерения удерживать Днепровскую дугу, которое уже давно является с оперативной точки зрения ошибочным. В письме, направленном Гитлеру через начальника Генерального штаба, я остановился на аргументах, приведенных Гитлером 4 января для обоснования необходимости удержать Днепровскую дугу. Я писал, что позиция Турции, Болгарии и Румынии не столько зависит от того, удержим ли мы Крым, сколько от наличия боеспособного правого фланга немецких войск перед восточными границами обоих последних государств.

Командование группы снова подчеркивало, что развитие событий на всем южном крыле Восточного фронта определяется тем, будет ли своевременно выдвинута за левый фланг группы армий в район Ровно большая армия. Это может быть достигнуто путем высвобождения сил с правого фланга группы армий в результате отвода его на сокращенный фронт, или путем переброски соединений группы армий «Север», или эвакуации армии из Крыма. Только если мы своевременно сосредоточим эту армию в районе Ровно, можно будет предотвратить глубокий охват северного фланга группы армий и тем самым отход всего южного крыла Восточного фронта к Румынии. В то время как начальник Генерального штаба сухопутных сил был вполне согласен с нашим предложением и пытался добиться принятия его Гитлером, последний упрямо оставался на своей позиции «удерживать любой ценой». От него нельзя было добиться оперативного указания о том, как должны в общем, а не только сегодня проводиться дальнейшие операции.

Подобное руководство операциями было тем более нетерпимым, что, по мнению ОКХ, противник все еще располагает крупными резервами, а с возможностью использования их рано или поздно придется считаться. Как можно было разумно воевать, когда Гитлер не говорил даже командующим группами армий, как он представляет себе в общем плане продолжение военных действий? Как следовало при этих обстоятельствах, если упомянутые резервы противника действительно существуют, заблаговременно учесть возможность их ввода в бой? Я описал это нетерпимое положение в цитируемом ниже письме.

«Управление войсками, если оно ставит перед собой цель добиться успехов, должно состоять в хорошо организованном взаимодействии различных командных инстанций, основывающемся на ясных указаниях командования и правильной оценке обстановки. Командование группы армий не может думать в пределах одного дня. Оно не может обойтись указанием о том, что необходимо удерживать все, если оно видит, что дальнейший ход операций противника может привести к охвату наших войск, который в свою очередь приведет к решительному успеху противника; командованию же будет нечего противопоставить охватывающей группировке. Поэтому я прошу, чтобы ОКХ сделало из направленных мною ранее писем, содержащих оценку обстановки, необходимые выводы или указало на то, в чем командование группы при оценке обстановки на ближайшее время ошибается.

Если, однако, к нашим предложениям, сделанным на основе выводов, к которым пришло командование группы армий, исходя из доступных ему данных, Главное командование не только не будет прислушиваться, но и по-прежнему будет молчать, тогда вообще о взаимодействии командных инстанций не может быть и речи».

Когда и на это письмо не последовало никакого ответа, я написал длинное личное письмо самому Гитлеру. В нем я еще раз ясно изложил обстановку группы армий, оперативные возможности, которыми располагает противник, а также то, в каком состоянии находятся войска. Я недвусмысленно дал понять, как, по моему мнению, будут развиваться события, если мы не будем действовать в духе предложений группы армий. Я особенно подчеркивал настоятельную необходимость сосредоточения в ближайшее время крупных сил за северным флангом группы армий, чтобы предотвратить ясно намечающийся обход этого фланга, который будет иметь далеко идущие последствия. В связи с этой необходимостью, а также опасностью, угрожающей вслед за тем окружением южного фланга группы армий в Днепровской дуге, я в заключение писал:

«Я позволю себе, мой фюрер, закончить следующими словами: для нас сейчас речь идет не о том, чтобы избежать опасности, а о том, чтобы встретить неминуемую опасность так, чтобы преодолеть ее».

Этому письму суждено было сыграть несколькими днями позже некоторую роль во время моего столкновения с Гитлером.

Двадцать седьмого января Гитлер собрал всех командующих объединениями Восточного фронта и многих других офицеров, занимающих высокие должности в Ставке фюрера. Он пожелал сам сделать нам доклад о необходимости национал-социалистского воспитания в армии. Чем сложнее становилась обстановка на фронте, тем большее значение он придавал «вере» в окончательную победу. Эта «вера» стала играть для него большую роль при отборе командиров на должности от командира дивизии и выше.

Уже по тому, как поздоровался со мной Гитлер во время обеда, предшествовавшего докладу, было видно, что он не простил мне критику, которая содержалась в моих замечаниях о руководстве военными действиями, сделанных 4 января.

В своем докладе он осмелился бросить в лицо высшему офицерскому составу сухопутных сил, имевшему столь большие заслуги, примерно следующие слова: «Если когда-нибудь необходимо будет сражаться до конца, то ведь, очевидно, фельдмаршалы и генералы должны будут последними стать на защиту знамени».

Я не имею привычки молча выслушивать оскорбления. Слова Гитлера, однако, должны были восприниматься каждым солдатом как сознательно брошенный высшим офицерам армии вызов, который в форме риторического вопроса ставил под сомнение их мужество и стремление до конца выполнить свой солдатский долг.

Все присутствовавшие привыкли, как солдаты, молча выслушивать речь своего начальника и поэтому молчали. Но я воспринял заключающееся в словах Гитлера скрытое оскорбление так сильно, что кровь ударила мне в голову. Когда Гитлер еще раз повторил свое замечание, чтобы подчеркнуть его, я прервал его, воскликнув: «Так оно и будет, мой фюрер!»

Эта реплика, естественно, не имела ничего общего с моим личным отношением к национал-социалистскому режиму или к Гитлеру. Она должна была лишь показать, что мы не позволим бросать нам в лицо подобный вызов даже Гитлеру. Как мне передали уже позже, мои товарищи в этот момент облегченно вздохнули, так как они восприняли слова Гитлера точно так же, как и я.

Гитлеру, однако, еще, видно, никогда не приходилось выслушивать реплики во время своей речи, которую он произносил как глава государства, а в данном случае и как Верховный главнокомандующий. Годы, когда он слышал реплики на собраниях, были далеко позади. Он явно потерял нить речи и громко крикнул мне, хотя я и сидел всего лишь в нескольких шагах от него: «Я благодарю вас, фельдмаршал фон Манштейн». На этом он довольно неожиданно оборвал свою речь.

Когда я пил чай у генерала Цейтцлера, раздался телефонный звонок и мне передали, что Гитлер хочет со мной говорить в присутствии Кейтеля. Он принял меня со словами: «Господин фельдмаршал, я запрещаю перебивать меня во время речи, которую я держу перед генералами. Очевидно, вы сами не позволили бы делать это своим подчиненным». По поводу последнего замечания мне нечего было сказать. Я принял слова Гитлера к сведению. Но затем он, очевидно, будучи очень рассерженным, допустил ошибку. Он продолжал: «Впрочем, вы прислали мне несколько дней назад докладную записку об обстановке. Она, очевидно, имеет назначение, попав в журнал боевых действий, когда-нибудь позже оправдать вас перед историей». Это уже было слишком. Я возразил: «Письма, которые я направляю лично вам, естественно, не фиксируются в журнале боевых действий. Это письмо я направил с курьером через начальника Генерального штаба. Я попрошу меня извинить, если я сейчас употреблю английское слово. По поводу ваших слов я могу лишь сказать: “Я – джентльмен"». Молчание. После паузы Гитлер сказал: «Благодарю вас». Во время вечернего разбора обстановки, на который меня специально вызвали, Гитлер по отношению ко мне вел себя снова очень любезно. Он пожелал даже услышать мой совет относительно возможности обороны Крыма, о которой докладывал ему присутствовавший при этом командующий 17 армией генерал Енике. Однако я был уверен, что он не простил мне моего ответа. Впрочем, были вещи, которые меня тогда больше беспокоили, чем то, как ко мне относится Верховный главнокомандующий. В течение февраля в центре нашего внимания находились три участка, которые именовались Никополь, Черкассы и Ровно.

Со второго февраля 6 армия по приказу Гитлера снова перешла в подчинение группы армий «А». Интересно, какое объяснение дал по этому поводу генералу Цейтцлеру Гитлер. Он хотел перебросить из состава этой армии две дивизии в Крым, который тогда уже можно было считать потерянным. Переподчинение 6 армии группе армий «А» он обосновал тем, что он не получил бы этих двух дивизий от группы армий «Юг»!

Для командования группы армий «Юг» передача 6 армии в некоторой степени облегчала положение. У нас и без того хватало забот! Хотя мы теряли с этой армией резервуар сил, из которого, имея разрешение своевременно вывести эту армию из восточной части Днепровской дуги и с никопольского плацдарма, могли бы черпать резервы. Однако именно этого не допускал Гитлер. Теперь под натиском противника он вынужден был отдать эти районы.

Тридцать первого января начались новые мощные атаки противника на северном участке 6 армии восточнее Кривого Рога, а также с юга на никопольский плацдарм. Они привели к вклинению противника на последнем направлении. После трехдневных боев противнику удалось осуществить прорыв крупными силами и на северном участке 6 армии. Здесь понес большие потери 30 ак, против которого действовали 12 сд и 2 тк, хотя соотношение сил по количеству дивизий составляло лишь 2:1 в пользу противника. Первую позицию корпуса занимали шесть дивизий и вторую позицию – две танковые дивизии. Но эти дивизии ввиду недостаточного пополнения людьми и техникой представляли собой лишь боевые группы. В обеих дивизиях к тому времени было всего пять исправных танков! Должен же был, наконец, наступить такой момент, когда храбрые войска в результате непрерывного перенапряжения исчерпают свои силы.

Так как в это время 6 армия уже вышла из подчинения группе армий «Юг», я не могу останавливаться на дальнейшем развитии событий на этом участке. Во всяком случае, ясно, что с прорывом противника на северном фланге 6 армии оба корпуса, находившиеся на этом фланге, а также оба корпуса, действовавшие, на никопольском плацдарме, были почти окружены. Такой результат давно предсказывало командование группы армий. Теперь и Гитлер увидел, что необходимо, наконец, согласиться отдать восточную часть Днепровской дуги и никопольский плацдарм. В тяжелых боях 6 армии действительно удалось высвободить свои корпуса из этой петли, понеся, однако, большие потери в технике. Своевременный отказ от этого бастиона, который все равно не удалось бы долго удержать, не только позволил бы в полном порядке отвести назад все расположенные в нем части, но и высвободить дивизии для гораздо более важного северного фланга группы армий. Вместо этого соединения 6 армии были израсходованы на менее важном в оперативном отношении участке, и теперь было сомнительно, что армия сможет долго устоять перед натиском противника.

На центральном участке фронта, занимаемого группой армий, моторизованные соединения 1 танковой армии после успешного контрудара по позициям 40 армии противника в восточной части зияющей в нашем фронте бреши начали наносить уже описанный выше второй удар в ее западной части. Но сейчас же у вражеской гидры на только что оставленном нашими танковыми дивизиями поле боя выросли новые головы.

В конце февраля противник крупными силами, в составе которых находились главным образом несколько танковых и механизированных корпусов, прорвался в северо-западной части упомянутого выше выдающегося вперед участка фронта, который все еще было приказано удерживать внутренним флангам 1 танковой армии и 8 армии на Днепре выше Черкасс. Прорвавшиеся войска противника прошли между 7 ак и 42 ак далеко на юг, до района Звенигородки.

В то же время русские атаковали обращенный на восток участок фронта, занимаемый 8 армией в районе юго-западнее Черкасс, и прорвали его, введя в бой 4 гвардейскую{*20} и 5 гвардейскую танковые армии, в составе которых действовали свежие соединения. Им удалось продвинуться на запад и соединиться с прорвавшимися с северо-запада на Звенигородку через фронт 1 танковой армии силами противника. Тем самым описанный выше выступ фронта, упиравшийся на севере в Днепр, в котором действовали 42 ак 1 танковой армии, а также 11 ак 8 армии, оказался отрезанным. Такова была обстановка, которую я застал 28 января по возвращении в группу армий. Командование группы немедленно приняло решительные меры для освобождения окруженных корпусов{*21}.

Первая танковая армия получила приказ как можно скорее завершить разгром окруженных на ее левом фланге частей советской 1 танковой армии. 3 тк должен быть в самое ближайшее время высвобожден с этого участка. Вместе с 16, 17 тд, лейб-штандартом и полком тяжелых танков под командованием Веке, особенно отличившимся в последнем сражении, его необходимо было перебросить на участок, где теперь наметился кризис, 1 танковая дивизия при первой возможности должна была последовать за ними.

Перед 8 армией была поставлена задача снять с занимаемого ею участка 3 тд 47 тк и сосредоточить ее у места прорыва. Из состава 6 армии было приказано выделить для усиления этой группировки еще 24 тд. Однако, когда последняя прибыла туда, Гитлер приказал возвратить ее группе армий «А», так как обстановка на никопольском плацдарме становилась угрожающей. Она подошла туда, однако, слишком поздно.

По приказу командования группы армий оба корпуса должны были нанести удар силам противника, окружившим 42 и 11 ак, во фланг и в тыл: корпус 1 танковой армии – с запада, корпус 8 армии – с юга.

Командование группы армий сосредоточило сравнительно большое количество дивизий, чтобы деблокировать окруженные корпуса. Это было необходимо, так как противник бросил в этот район с северо-западного и с восточного направлений не более и не менее как двадцать шесть стрелковых дивизий и семь-восемь танковых, механизированных и кавалерийских корпусов. Использование такого большого количества дивизий объясняется тем, что, за исключением свежих и пополненных соединений, советские дивизии имели неполный состав.

Задача наших обеих ударных групп состояла в том, чтобы перерезать тыловые коммуникации скопившегося здесь большого числа соединений и затем уничтожить их концентрическими атаками.

К сожалению, вначале глубокий снег, а затем наступившая распутица значительно замедлили сосредоточение обеих ударных групп. Тем не менее, им удалось нанести удар, в результате которого значительная часть сил, окруживших Черкасскую группировку, была разбита. Свыше 700 танков, более 600 противотанковых орудий и около 150 орудий было уничтожено, однако оба корпуса захватили всего 2000 пленных{*22}.

Это был признак того, что соединения противника в основном состояли из моторизованных частей. В конце концов непролазная грязь со снегом вынудили нас остановиться. Ударный клин 3 тк подошел на 13 км к юго-западной стороне котла, 47 тк удалось оттянуть на себя значительную часть сил противника.

Оперативная группа штаба выехала в нашем штабном поезде в Умань, чтобы обеспечивать взаимодействие обеих армий в этих боях. Штаб 1 танковой армии располагался в Умани, штаб 8 армии также находился недалеко оттуда. Дважды я попытался добраться из Умани к ударным группам. Оба раза, однако, моя легковая машина безнадежно застревала в снегу или в грязи. Каждый день погода менялась, снежные метели перемежались с оттепелью. При этом снова подтвердилось, что советские танки при продвижении по снегу или размокшей почве превосходят наши танки по своей проходимости, потому что у них более широкие гусеницы.

Так как не было больше надежды на то, что наши танки доберутся до котла, я приказал обоим окруженным корпусам прорваться на юго-запад. За это время в результате возобновившихся атак противника со всех сторон оба корпуса скучились на небольшом пространстве, простиравшемся в направлении с севера на юг на 45 км, а с запада на восток лишь только на 15-20 км. Таким образом, надо было действовать, если мы хотели еще спасти эти корпуса. Четвертого февраля Советы уже потребовали от них капитуляции.

В ночь с 16 на 17 февраля оба корпуса под руководством своих командиров Штеммермана и Либа предприняли попытку прорваться из окружения в юго-западном направлении, навстречу 3 тк, который напрягал все силы, чтобы, несмотря на непролазную грязь, бросить навстречу прорывающейся группировке хотя бы несколько танков. По приказу командования группы армии оба окруженных корпуса должны были использовать для обеспечения выхода из окружения всю артиллерию и имеющиеся боеприпасы. Так как во время выхода из окружения войскам пришлось бы передвигаться по бездорожью и глубокой грязи, было приказано бросить орудия после того, как будут расстреляны все боеприпасы. Арьергарды с несколькими орудиями прикрывали выходящие из окружения войска от атак противника с севера, востока и юга.

Можно себе представить, с какими чувствами, надеясь и беспокоясь, мы ожидали в нашем штабном поезде известий о том, удался ли выход из окружения. В ночь с 16 на 17 февраля в 1 ч 25 мин пришло радостное известие о том, что первая связь между выходящими из окружения корпусами и передовыми частями 3 тк установлена. Противник, находившийся между ними, был буквально смят. Двадцать восьмого февраля мы узнали, что из котла вышло 30000-32000 человек. Поскольку в нем находилось шесть дивизий и одна бригада, при учете низкой численности войск это составляло большую часть активных штыков{74}. Огромную боль нам причинило то, что большую часть тяжелораненых выходившие из окружения не могли взять с собой. Генерал Штеммерман погиб во время боя.

Таким образом, нам удалось избавить эти два корпуса от той судьбы, которая постигла 6 армию под Сталинградом. Гитлер и здесь сначала отдал приказ о продолжении борьбы в котле, однако затем задним числом одобрил приказ группы армий о подготовке к выходу из окружения. Приказ о самом выходе из окружения был отдан командованием группы без предварительного согласования с Гитлером, чтобы исключить возможность возражений с его стороны.

Конечно, при выходе из окружения большая часть тяжелого оружия и орудий застряла в грязи. Только несколько из них ценой неимоверных усилий войскам удалось взять с собой. Вырвавшиеся из котла дивизии пришлось временно отвести в тыл. Вследствие этого шесть с половиной дивизий группы армий не принимали участия в боях, что еще больше осложняло обстановку. Однако это не могло омрачить радости, которую доставляло нам удавшееся спасение, по крайней мере, личного состава обоих корпусов.

Для 1 танковой армии и 8 армии теперь оставалась задача снова установить прочную связь между их участками и при первой возможности выделить танковые части в резерв.

После того как я посетил части дивизий, вышедшие из окружения, оперативная группа штаба снова возвратилась в Проскуров. Этого требовала обстановка на левом фланге группы армий.

По изложенным выше причинам командование группы в течение февраля прилагало все усилия для того, чтобы помешать окончательному прорыву противника на центральном участке ее фронта. Тем самым оно предотвратило угрозу окружения находящегося еще в Днепровской дуге правого фланга группы армий. Затем возникла срочная необходимость освободить корпуса, окруженные у Черкасс. После того как это удалось, все наши мысли вернулись к обстановке на северном фланге группы армий.

Здесь 4 танковая армия занимала в то время даже более или менее сплошной фронт, обращенный на северо-восток, от района северо-восточнее Винницы до пункта западнее маленького города Шепетовка, расположенного примерно в 75 км строго на север от Проскурова, где находился штаб нашей группы армий. У Шепетовки оканчивался сплошной фронт армии. На фронте шириной около 240 км здесь располагались в то время только девять слабых, но еще боеспособных дивизий (пять пехотных, две танковые, две мотодивизии), объединявшихся тремя штабами корпусов. Противник несколько ослабил свои атаки на участке этой армии, так как он, очевидно, вынужден был дать передышку своим войскам. Несмотря на это, было ясно, что армия вряд ли сможет упомянутыми выше силами отразить наступление превосходящих сил противника.

Гораздо более опасной для обстановки, создавшейся на фронте группы армий, была, очевидно, другая угроза.

Перед западным флангом 4 танковой армии далеко на север – до южной разграничительной линии с группой армий «Центр» – простиралось теперь открытое пространство, в котором почти не было немецких войск. Противник рано или поздно мог начать из этого района глубокий обход 4 танковой армии и тем самым всей группы армий. Если северная часть этого большого пустого пространства, Пинские болота, и не могла использоваться для крупных операций, то следовало учесть, что непосредственно к северу от участка 4 танковой армии с востока на запад тянулся перешеек шириной около 60 км, через который проходило широкое шоссе из Киева через Житомир на Ровно и далее на запад в генерал-губернаторство на Лемберг (Львов) и Люблин.

Для того чтобы перерезать этот перешеек, а тем самым и упомянутое выше шоссе, командование группы перебросило 13 ак на оконечность своего северного фланга. Его командиром был мой бывший начальник штаба в 38 ак генерал Гауффе, отличавшийся очень энергичными действиями. К сожалению, в марте 1944г. Гауффе погиб на своем посту. Небольшими силами, находившимися в его распоряжении, в течение февраля и марта он сдерживал наступление превосходящих сил противника по обе стороны упомянутого большого шоссе, умело уходя от неоднократно предпринимавшихся противником попыток окружить его корпус. Дальше на север – уже в районе Пинских болот – восточнее Ковеля несколько полицейских частей охраняли большую железнодорожную линию, ведущую из Киева в Польшу.

Ввиду превосходства неприятельских сил изолированно действовавший 13 ак, естественно, мог лишь временно задержать наступление противника, но не остановить его. Уже в начале февраля был сдан город Ровно, 13 ак вынужден был отойти на запад к Дубно.

Рейхскомиссар Украины гаулейтер Кох, резиденция которого находилась в Ровно, конечно, заблаговременно убрался оттуда, не забыв дать подчиненным ему инстанциям и полицейским частям приказ держаться до конца. В Восточной Пруссии позже он также успел удрать. Гитлер же требовал голову генерала, виновного в сдаче города. Как сообщил мне Цейтцлер, Кейтель добивался даже расстрела на месте коменданта Ровно. Когда Цейтцлер стал категорически возражать против этого и заявил, что Гитлер, безусловно, захочет сначала выслушать своих генералов, вмешался Геринг. Он сказал: «Нет, нет, об этом не может быть и речи. Куда это нас заведет, если каждый раз мы будем так поступать? Ведь это совсем не входит в функции главы государства». Не говоря уже о том, что этот случай совсем не касался Геринга, он, безусловно, был последним, кто имел право посылать на смерть других якобы за нарушение долга. Его слова еще раз показали, что он питал ненависть к генералам, к армии вообще. Гитлер, впрочем, не последовал советам Кейтеля и Геринга, а распорядился произвести судебное расследование. В результате судебного разбирательства к смертной казни был приговорен не обвиняемый – комендант Ровно, а вызванный в суд в качестве свидетеля командир дивизии, действовавшей под Ровно. Этот приговор, однако, был отменен Гитлером по моему ходатайству, к которому присоединился и командующий армией, в связи с тем, что причины сдачи города следовало искать в сложившейся в этом районе обстановке. В то время когда я был командующим группой армий, еще не существовало летучих «военно-полевых судов».

Возвратимся теперь к обстановке на фронте 4 танковой армии.

Хотя в то время, как уже было сказано выше, этой армии еще не угрожала непосредственная опасность, было ясно, что в районе, расположенном к северу от нее, охраняемом лишь слабыми силами, в ближайшее время развернется наступление противника. Оно могло проводиться в западном направлении на Лемберг (Львов) или в южном направлении, в обход западного фланга 4 танковой армии.

Читатель вспомнит, что командование группы армий, предвидя эту опасность, неоднократно требовало, чтобы в районе Ровно была сосредоточена еще одна армия. Это не было сделано. Главное командование не высвободило для этого сил на другом участке (группы армий «Север» или в Крыму, для чего надо было уйти из него), оно не дало также группе армий разрешения на свободу оперативного маневра ее южного фланга, что дало бы возможность высвободить силы. Само собой разумеется, что командование группы после окончания боев в районе черкасского котла перебросило большое количество танков с центрального участка фронта на левый фланг. Они могли быть сосредоточены в этом районе к 15 марта. Однако, как писал штаб группы в ОКХ, в лучшем случае этого было бы достаточно лишь для предотвращения глубокого охвата западного фланга этой армии. По-прежнему решающее сражение ожидалось на левом фланге группы армий. Поэтому необходимо было усилить его за счет переброски новых соединений. Однако Главное командование не приняло в этом отношении никаких решительных мер.

Очевидно, Гитлер рассчитывал на то, что наступательный порыв советских войск уже исчерпан. Кроме того, он ожидал скорого наступления распутицы, которая должна была помешать и Советам предпринимать крупные операции.

Хотя наше наступление с целью освобождения окруженной у Черкасс группировки в середине февраля и было остановлено из-за снежных метелей, перемежавшихся с оттепелью, до периода настоящей распутицы было еще далеко.

Вопрос о том, исчерпан ли наступательный порыв противника, следовало рассматривать, не забывая о больших потерях наших войск. Штаб группы армий привел в донесении, направленном в ОКХ для освещения этих двух связанных друг с другом вопросов, ряд цифр, которые позволяли создать ясное представление о потерях обеих сторон и о поступлении пополнения.

По многочисленным показаниям пленных мы высчитали, что действующие перед нашим фронтом соединения противника в период с июля 1943 по январь 1944 г. получили пополнения в количестве около 1080000 человек. Это примерно соответствовало тем потерям, которые противник понес в течение указанного периода. Потери группы армий за это же время составили 405409 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Пополнения же мы получили только в количестве 221893 человек. Таким образом, если соединения противника и понесли значительно большие потери, чем мы, если боевые качества пехоты противника все ухудшались, то цифры показывали, что соотношение сил изменилось далеко не в нашу пользу. Кроме нанесенных нами противнику больших потерь убитыми, мы должны были бы захватить также и большое количество пленных, но это было возможно только при маневренном характере боевых действий.

В танковых соединениях дело в настоящее время обстояло таким образом, что участвовавшие в операциях советские танковые корпуса только в одном случае имели 20 танков, в среднем же по 50-100 танков при штатах в 200-250 танков. Наши же танковые дивизии в отличие от них имели в среднем в лучшем случае немногим более 30 исправных танков. Лишь в переданных нам недавно танковых дивизиях дело обстояло несколько лучше, зато в некоторых дивизиях положение было еще хуже. Всего противник перед нашим фронтом в указанный выше период получил примерно 2700 новых танков, мы же (включая САУ) только 872. При этом мы не учитываем еще большого количества соединений, которые противник держал в резерве.

Интерес могут представлять также следующие данные, характеризующие боевые действия отдельных армий, входивших в нашу группу. Конечно, в отдельных случаях здесь могли иметь место ошибки, вызванные двукратным подсчетом, например, подбитых танков.

По этим донесениям противник потерял: в январе – 17653 пленными, 2873 танка, 588 орудий, 2481 противотанковое орудие; в феврале – 7700 пленными, 1055 танков, 200 орудий, 885 противотанковых орудий{*23}.

Эти цифры показывают, как хорошо Советская Армия уже в то время была оснащена техникой. Советы не были больше вынуждены бросать в бой огромные массы людей. Вместе с тем цифры указывают на большую разницу между количеством захваченных пленных и количеством захваченной и уничтоженной техники. Либо дело было в том, что Советам удавалось часто избегать плена, если они оставляли свое тяжелое оружие (а это одновременно могло свидетельствовать о снижении морального состояния войск), либо они несли чрезвычайно большие потери людьми.

Что касается позиции Гитлера – в свете приведенных данных – по вопросу о дальнейшем ходе операций, а тем самым и относительно угрозы, которая может возникнуть на северном фланге группы армий, то весьма характерным является разговор, который я вел 18 февраля по телефону с генералом Цейтцлером.

Я указал на опасность, которая могла нависнуть над северным флангом группы армий. При этом я остановился на соотношении сил обеих сторон, а также указал на то, что оно является для нас все еще неблагоприятным по сравнению с другими группами армий. Ниже я привожу запись этого разговора, произведенную офицером штаба.

Цейтцлер: Я имел по этому поводу, а также по поводу необходимых в связи с этим мероприятий длительную беседу с фюрером, но опять ничего не добился.

Я: Как же он думает проводить дальше операции на нашем фронте?

Цейтцлер: Он говорит, что когда-нибудь же русские перестанут наступать. С июля прошлого года они непрерывно ведут наступление. Долго это не может продолжаться. Я сказал ему в ответ на это: «Мой фюрер, если бы вы сейчас были в положении русских, что бы вы делали?» Он ответил: «Ничего!» Я возразил: «Я бы начал наступление, и именно на Львов!»

Гитлер, однако, как и раньше, рассчитывал на то, что истощение сил и погода заставят противника в ближайшее время прекратить свои наступательные операции. В мае он тогда смог бы, как он в свое время говорил мне, располагать вновь сформированными дивизиями. Если бы Гитлер передал предназначенный для них личный состав и технику нашим испытанным в боях дивизиям, обстановка у нас сложилась бы, очевидно, иначе.

В марте 1944г. наступил час, когда нам пришлось расплачиваться за большую ошибку, которую совершило немецкое Главное командование, состоявшую в том, что оно не хотело ничего отдавать (будь то на востоке или на других театрах военных действий), когда это было необходимо, чтобы достичь превосходства на решающем участке или, по крайней мере, сосредоточить на нем достаточное количество сил. В первую же очередь ему пришлось расплачиваться за то, что в 1944 г. оно не бросило все силы для достижения решительного успеха на востоке и не добилось здесь хотя бы ничейного исхода войны или истощения ударной силы Советов до того, пока на западе не возникнет настоящий второй фронт.

Ошибка состояла, далее, в том, что со времени провала последнего немецкого наступления, операции «Цитадель», Главное командование пыталось удерживать слишком растянутые фронты недостаточными силами, что вызвало совершенно излишний расход сил.

Наконец, Главное командование ошибалось, требуя, чтобы южный фланг Восточного фронта был прикован к защите далеко выдающихся на восток выступов фронта: вначале в Донецкой области и на Кубани, затем в Днепровской дуге и в Крыму, в результате чего противник получал возможность отрезать занимающие их группировки. При этом оно упускало из виду, что исход кампании будет решаться не на этих выступах, а там, где противнику удастся отбросить весь немецкий южный фланг на юг, к Черному морю и Румынии. «Этим решающим участком фронта со времени операции „Цитадель“ был всегда северный фланг группы армий „Юг“.

Теперь было слишком поздно! Решающий 1944 г. истек, а на востоке не удалось добиться даже ничейного исхода военных действий. Возможно ли это будет в дальнейшем, зависело от исхода ожидавшегося в 1944г. вторжения на западе.

На южном же участке Восточного фронта теперь приходилось расплачиваться за эти ошибки!

Надежда, которую Гитлер в конце февраля выразил по поводу того, что истощение сил и наступление распутицы приведут к прекращению наступления противника, была, по крайней мере, преждевременной.

Конечно, русским пришлось расплачиваться огромными потерями за свои успехи, добытые в тяжелых боях с храбро державшимися немецкими войсками. Было также ясно, что боеспособность пехотных соединений, в которые они загоняли во вновь захваченных ими областях всех без исключения мужчин, способных носить оружие, все время понижается. Но у противника ведь все еще имелись свежие или пополненные соединения. Хотя в его танковых механизированных корпусах количество танков в связи с упоминавшимися выше тяжелыми потерями снизилось, оно во много раз превышало количество танков в немецких дивизиях. На немецкой стороне в противовес этому даже тщательное прочесывание всех тыловых частей не могло компенсировать недостатка в пополнении. Мы уже зачислили в обозы и транспортные части сотни тысяч добровольцев. Это были русские добровольцы, главным образом с Украины и Кавказа, честно, верно и добровольно служившие нам. Они предпочли службу в немецкой армии (несмотря на политику, проводившуюся партийными инстанциями в оккупированных нами областях) возвращению под господство большевиков.

Распутица началась в начале марта, хотя она и прерывалась иногда наступлением морозов. Однако она была для нас вначале гораздо более неблагоприятной, чем для русских. Я уже упоминал, что русские танки благодаря своим широким гусеницам превосходили наши танки в маневренности при движении по снегу и во время распутицы. В то же время на стороне противника появилось большое количество американских грузовиков. Они могли ездить по пересеченной местности, без дорог, в то время как наши машины в этот период были привязаны к дорогам с твердым покрытием. Ввиду этого противнику удавалось быстро перебрасывать пехоту из его танковых и механизированных корпусов. К тому же на нашей стороне с усилением распутицы выходило из строя все больше тягачей. В результате этого наши подвижные соединения могли передвигаться на большие расстояния лишь с большой потерей во времени, а при столкновении их с противником последний имел большие преимущества.

Командование группы армий по-прежнему придавало большое значение усилению своего северного фланга до того момента, пока распутица временно не заставит противника прекратить наступление, а также на тот период, когда снова возобновятся боевые действия.

Противник, безусловно, будет продолжать и дальше наступление на фронте группы армий «А» (6 армия) и нашей 8 армии. По-прежнему перед ним открывалась перспектива разбить этот далеко выдвинутый вперед фланг, отбросить его до Черного моря или, во всяком случае, захватить переправы через Буг и позже через Днепр. Ведь здесь его привлекала цель снова захватить Бесарабию и расчистить себе путь в Румынию и дальше на Балканы! Эти страны Рузвельт, очевидно, очень хотел бы оставить за «дядей Джо"{75}.

Тем не менее, мы имели на этом фланге возможность в случае необходимости применить эластичную оборону и тем самым благодаря вызванному этим значительному сокращению фронта 6 армии высвободить большие силы. Было возможно за нижним течением Буга или Днепра (во всяком случае, до бывшей румынской границы), заняв крупными силами позиции для оказания решительного сопротивления, вынудить противника остановиться.

Когда, следовательно, уже 22 февраля обозначилось новое наступление противника на южном фланге 8 армии, командование группы потребовало, чтобы ему была предоставлена свобода маневра для отхода. Мы не были намерены да и не могли перебросить сюда новые силы, которые на других участках (на левом фланге группы армий) были гораздо более необходимы. Предпосылкой для отхода 8 армии было, правда, присоединение к этому маневру примыкавшей к нам с юга выдвинутой еще дальше на восток 6 армии. В связи с этим командование группы армий запросило согласие у ОКХ.

Как и следовало ожидать, Гитлер не дал его. Наоборот, группа армий была впоследствии вынуждена передать 6 армии еще две дивизии (3 тд и 24 тд), когда ее слишком далеко выдвинутые вперед силы были разбиты противником.

Гораздо большие оперативные шансы открывались бы перед противником, если бы он не стал продвигаться вдоль побережья Черного моря, нанося удары группе армий «А», а стал бы добиваться решительного успеха на северном фланге группы армий «Юг». Если бы при этом ему удалось, введя в бой крупные силы, возможно, еще до наступления распутицы, осуществить прорыв обращенного на север фронта 4 танковой армии, в его руках оказалась бы столь важная для снабжения всего южного фланга железная дорога, идущая из Лемберга (Львов) через Жмеринку в южную Украину. В дальнейшем же, продолжая наступать на юг, противник вышел бы во фланг и тыл южного крыла Восточного фронта.

Кроме того, можно было с уверенностью предположить, что противник использует большое незащищенное пространство, образовавшееся между северным флангом группы армий «Юг» и южным флангом группы армий «Центр», для сосредоточения перед ним новой сильной ударной группировки. Задачей ее явился бы глубокий обход левого фланга группы армий или указанный Гитлеру Цейтцлером удар на Лемберг (Львов). Данные о появлении в этом районе Первого Белорусского фронта, поступившие в конце февраля, явно свидетельствовали об этих намерениях. В результате подобного отхода своего левого фланга группа армий была бы неизбежно вынуждена отступить на юг, возможно даже и на восток от Карпат. Советам же был бы открыт путь через Лемберг (Львов) в Галицию или даже в собственно Польшу.

Такой ход событий было необходимо во чтобы то ни стало предотвратить.

Как только окончились бои за освобождение войск, окруженных у Черкасс, а вслед за тем и установлена связь между участками фронта, занимаемыми 1 танковой и 8 армиями, командование группы армий отдало приказ о переброске крупных сил на левый фланг. Из состава 1 танковой и 8 армий были выделены для переброски 1, 11 тд и 16 тд из 3 тк. За ними вскоре должны были последовать для сосредоточения в районе Проскурова за 4 танковой армией 17 тд и артиллерийская дивизия. Этими же армиями были выделены в распоряжение 4 танковой армии 7 тд, лейб-штандарт и 503 батальон тяжелых танков. Эти соединения должны были войти в состав 48 тк и сосредоточиться в районе Тернополя. В то время как 3 тк была поставлена задача предотвратить прорыв или остановить прорвавшиеся через фронт части противника севернее Проскурова, задачей 48 тк являлось не допустить охвата западного фланга наших войск силами противника, наносящими удар на Тернополь. Три обещанные ОКХ пехотные дивизии (68, 357 и 359) также были направлены в распоряжение 4 танковой армии.

Для переброски этих дивизий с участков, занимаемых другими армиями, естественно, необходимо было время. К тому же дороги и транспортные возможности не позволяли произвести эту переброску в короткий промежуток времени. Поэтому они не смогли раньше середины марта прибыть в намеченные им районы за левым флангом группы армий.

В начале марта командование группы армий отдало приказ о значительном расширении и перемещении полос, занимаемых армиями, в сторону левого фланга. Тем самым командование 4 танковой армии получало возможность руководить действиями войск в районе Тернополь – Дубно, который теперь приобрел особенно важное значение. 4 танковая армия передала 1 танковой армии участок фронта, заканчивавшийся в районе Шепетовки, и приняла участок восточнее линии Тернополь – Дубно. В нем находились пока только формировавшийся здесь 48 тк, действовавший в районе Дубно 13 артиллерийский корпус, а также полицейская группа в районе Ковеля.

Первая танковая армия передала взамен свой участок фронта севернее Умани (7 ак) 8 армии. Правофланговый корпус 8 армии, в свою очередь, по приказу ОКХ был передан 6 армии.

В начале марта штаб группы армий вначале переехал в Каменец-Подольский, а затем в Лемберг (Львов), чтобы находиться за своим левым флангом. На румынскую территорию, на которой, по нашему мнению, мог бы располагаться наш штаб, как раз за центральным участком, занимаемым группами армий, по указанию Гитлера нам не разрешалось переходить.

Оставалось все же неясным, достаточны ли будут все описанные выше мероприятия для того, чтобы остановить наступление противника, которое могло развернуться еще до наступления распутицы. Во всяком случае, на тот период, который последует за распутицей, необходимо было, как неоднократно подчеркивало командование группы армий в своих обращениях в ОКХ, направить в район Лемберга (Львов) две армии с общим числом пятнадцать-двадцать дивизий. Только в этом случае можно было бы предотвратить ожидавшийся со стороны противника обход левого фланга группы армий с его уже описанными последствиями. (То, что для этого будет недостаточно новых формирований, о которых говорил Гитлер, число которых, однако, группе армий было неизвестно, можно было предполагать заранее. Высвобождение сил в результате дальнейшего сокращения фронта на участках группы армий «Север» и 6 армии, а также эвакуация 17 армии из Крыма были абсолютно необходимы.)

Совершенно ясно, что произведенное в таких больших масштабах снятие сил с участков 8 и 1 танковой армий представляло большой риск для них. Противник, поскольку это ему будет позволять местность и погода, будет продолжать атаки и на их фронте с целью прорваться в направлении на среднее течение Буга и на переправы через него от Винницы до Вознесенска (на стыке с 6 армией).

Однако командованию группы в данной обстановке пришлось выбирать из двух зол наименьшее. Таким наименьшим злом было, безусловно, предоставление противнику возможности продвинуться вперед на левом фланге 1 танковой армии и на участке 8 армии. Оперативных последствий такого продвижения можно было бы избежать отходом нашего соседа на юге – 6 армии – на юг за Буг или в худшем случае за Днепр. В случае решительного успеха противника на левом фланге группы армий его последствий с оперативной точки зрения нельзя было бы никак избежать. Не допустить его, не дать русским выйти глубоко во фланг групп армий «Юг» и «А» или к Лембергу (Львов), – в этом состояла оперативная цель, которую ставила перед собой группа армий на период до наступления полной распутицы. При этом необходимо было примириться с возможностью дальнейшего отхода нашего правого фланга, а тем самым и группы армий «А» на запад.

Хотя состояние погоды не давало нашей воздушной разведке возможность установить, предпринял ли противник перегруппировку своих сил и где он их сосредоточивает, командование группы армий оценивало обстановку следующим образом.

Появившийся впервые перед нашим фронтом Первый Белорусский фронт, очевидно, будет сосредоточивать свои силы для обхода западного фланга группы армий в районе Ровно.

Первый Украинский фронт будет наносить удар по обращенному фронтом на север участку по обе стороны от Проскурова, отошедшему теперь к 1 танковой армии.

Второй Украинский фронт, как мы предполагали, возобновит удары по правому флангу 1 танковой армии и в полосе 8 армии и, если ему удастся форсировать Буг, продолжит наступление на Черновицы.

Третий и Четвертый Украинские фронты будут продолжать попытки добиться успеха на правом фланге 8 армии и на участке 6 армии.

Третьего марта началось наступление на левом фланге группы армий, на участках 4 и 1 танковых армий. Противник крупными силами, в числе которых был танковый корпус, атаковал расположенный в районе Дубно 13 артиллерийский корпус и попытался окружить его. Главный удар наносился силами двух танковых армий и 60 армии с целью прорвать фронт в южном направлении на участке Проскуров – Тернополь. Противник ставил себе, видимо, задачу перерезать важнейшую коммуникацию группы армий, чтобы, если позволит погода, выйти на Днестр. Одновременно 18 армия противника пыталась отбросить правый фланг 1 танковой армии на юго-восток.

Приведенные ниже сравнительные данные дают представление о группировке сил обеих сторон на этот период.

В результате переноса разграничительных линий между армиями внутри группы армий на запад в начале марта 8 армия получила от 1 танковой армии три пехотные дивизии на фронте шириной 60 км; 1 танковая армия получила от 4 танковой армии пять пехотных дивизий и три с половиной танковых и моторизованных дивизий на фронте шириной 200 км. Силы противника

(по состоянию на 9 марта 1944 года) Наши силы

(по состоянию на 24 февраля 1944 года) Ширина

фронта Противник перед фронтом 6-й армии (группа армий «А"): 62 стрелковые дивизии, 3 танковых и механизированных корпуса, 1 кавалерийский корпус, 1 танковый корпус (не доукомплектован!) Примерно 18 пехотных дивизии, 3 танковые дивизии Противник перед фронтом 8-й армии: 57 стрелковых дивизий, 11 танковых и механизированных корпусов 5 пехотных дивизий, 4 -танковые и моторизованные дивизии 135 км Противник перед фронтом 1-й танковой армии: 37-40 стрелковых дивизий, 11 танковых и механизированных корпусов 8 пехотных дивизий, 1 артиллерийская дивизия, 1 танковая дивизия 180 км Противник перед фронтом 4-й танковой армии: 18 стрелковых дивизий, 5 танковых и механизированных корпусов, 1 кавалерийский корпус 8 пехотных дивизий, 1 охранная дивизия, 1 полицейское соединение, 9 1/2 танковых и моторизованных дивизий 510 км Когда я 4 марта побывал на переднем крае у Шепетовки, положение действовавшего здесь 59 артиллерийского корпуса было уже довольно серьезным. Справа и слева от него противник прорвал наш фронт. Готовилось окружение корпуса с охватом с запада и востока. Для устранения этой опасности его пришлось отвести. Благодаря уверенным и спокойным действиям командира корпуса генерала Шульца, моего бывшего начальника штаба в Крыму, а также подходу только что прибывшей 1 тд этот отход удалось осуществить. Противник, однако, продолжал попытки добиться окружения корпуса путем параллельного преследования в направлении на Проскуров.

Были введены в бой оба танковых корпуса, сосредоточенные этим флангом группы армий.

3 тк был брошен из Проскурова на северо-запад для того, чтобы нанести удар по противнику, продвигавшемуся на стыке между 1 и 4 танковыми армиями.

48 тк имел задачей начать наступление против» танков противника, наносивших удар на Тернополь и восточнее его в южном направлении.

В общем и целом противник к 7 марта ввел в бой в этом районе двадцать-двадцать пять стрелковых дивизий и семь танковых (мех.) корпусов.

В начале марта противник предпринял затем наступление на левом фланге 8 армии. В течение двух недель ему удалось восполнить потери, понесенные им во время удара нашего танкового корпуса при деблокировании немецкой группировки, окруженной юго-западнее Черкасс{*24}. Как только мы сняли с этого участка танковые корпуса, чтобы перебросить их за левый фланг группы армий, противник начал наступление в направлении на Умань. В прорыв на этом участке он ввел не менее двадцати стрелковых дивизий и четырех танковых корпусов. Ему удалось разбить 7 ак и 9 марта подойти к Умани.

На участке группы армий «А» (6 армия) противник возобновил атаки и прорвал фронт в направлении на Николаев у устья Буга.

Седьмого марта командование группы донесло ОКХ обстановку и передало, что ему ничего не остается, как попытаться выдержать этот натиск, пока, наконец, распутица не помешает противнику продолжать наступление. С точки зрения дальнейшего развития событий решающим, однако, является добиться, чтобы по окончании распутицы в район Тернополь – Луцк – Лемберг (Львов) были переброшены силы, которые смогли бы предотвратить прорыв противника на Лемберг (Львов) – Люблин или нанести удар наступающему противнику во фланг, если он попытается наступать на Тернополь с юга.

В то время для группы армий важно было выиграть время и по возможности сохранить боеспособность своих войск, даже ценой оставления новых территорий, пока распутица не заставит противника прекратить свои атаки. К сожалению, до этого момента еще должно было пройти немало времени.

В это время Гитлеру показалось, что он нашел новое средство для того, чтобы остановить продвижение противника. Населенные пункты, имевшие тактическое значение как узлы коммуникаций или по другим причинам, он объявлял «крепостями». В них он назначал «комендантов крепости», которые отвечали своей честью за оборону «крепости» и в случае ее падения расплачивались за это головой. Армии, в полосах которых находились эти объявляемые лично Гитлером «крепости», должны были обеспечивать их своевременное снабжение и формирование гарнизонов. Гитлер думал, что эти населенные пункты благодаря тому, что они преграждают путь к важным дорогам или рубежам, или ввиду того, что овладение такими «крепостями» будет привлекать противника, задержат его продвижение. С самого начала, однако, было ясно, что это изобретение Гитлера в широких масштабах не может привести к успеху. На практике получалось так, что для обороны этих городов выделялось больше войск, чем это было целесообразно для их удержания. Не приходится уже говорить, что эти силы и неоткуда было взять. «Крепости» без крепостных сооружений с наскоро собранным слабым гарнизоном рано или поздно попадали в руки противника, не выполняя отведенной им роли. Поэтому командование группы армий в каждом отдельном случае требовало и, в конце концов, добилось, что от этих «крепостей» отказывались до того, как окружение их противником становилось неминуемым. Только в отношении Тернополя этого в свое время не смогли сделать. Здесь только остаткам гарнизона удалось вырваться из окружения. К сожалению, это мероприятие Гитлера позже, в 1944 году, привело к большим потерям.

В целях борьбы за выигрыш времени и сохранение армии от окружения группе армий пришлось после прорыва противника на левом фланге 8 армии 11 марта отвести 8 армию, а двумя днями позже и правый фланг 1 танковой армии за Буг.

На левом фланге перед 3 тк 1 танковой армии была поставлена задача продолжать бой в районе Проскурова таким образом, чтобы как можно скорее была восстановлена связь с 4 танковой армией и чтобы можно было облегчить положение на ее правом фланге.

Задача 4 танковой армии состояла в том, чтобы не дать танкам противника прорваться восточнее Тернополя на юг в направлении на Днестр и тем самым воспрепятствовать тому, чтобы 1 танковая армия была отброшена на юго-восток. Вводом в бой уже упомянутых дивизий, которые должно было прислать ОКХ, одновременно должно было быть снова восстановлено сообщение по линии Лемберг (Львов)– Тернополь – Проскуров. Для, безусловно, необходимого укрепления сил в районе, простирающемся к северу, в котором действовал 13 артиллерийский корпус, у группы армий в то время не было в распоряжении никаких средств.

Обстановка продолжала изменяться все быстрее и быстрее. К 15 марта противнику удалось нанести сильный удар по левому флангу 8 армии. Между этой армией и 1 танковой армией образовалась широкая брешь от Умани до Винницы. Противник, продвигаясь дальше на юго-запад, выдвинул за Буг на участке 8 армии передовые отряды пяти армий, в том числе одной танковой армии. Хотя 8 армия и бросила все силы, которые ей удалось высвободить на своем правом фланге, на левый фланг, чтобы атаковать переправившиеся через Буг силы противника, было ясно, что она сможет лишь остановить их на некоторых участках, но не сможет удержать на широком фронте Буга и снова установить связь с 1 танковой армией. Более того, если бы она это попыталась сделать, крупные силы противника, форсировавшие Буг, отбросили бы 8 армию на юг и, осуществив параллельное преследование, первыми достигли бы Днестра.

Противнику удалось также прорваться на правом фланге 1 танковой армии и, продвинувшись южнее Винницы, выйти на Буг. Этот город тотчас же был объявлен Гитлером «крепостью». Было, однако, с самого начала ясно, что долго удержать его будет нельзя, так как для этого специально потребовалось бы три дивизии. Где нам было их взять?

На левом фланге армии западнее Проскурова наметился охват наших сил 3 гвардейской танковой армией в составе трех танковых корпусов.

На участке 4 танковой армии благодаря успешному наступлению присланных ОКХ пехотных дивизий временно удалось восстановить положение в районе Тернополя. Однако 13 артиллерийский корпус, отходивший на Броды, находился под угрозой окружения.

Общая обстановка показывала, что не было больше возможности вернуть на правом фланге группы армий линию Буга и удерживать ее. Уже 16 марта выяснилось, что противник, форсировавший реку, начал наступление силами одной танковой армии на запад по направлению к ближайшим переправам через Днестр. Еще две армии и одна танковая армия повернули на юг в сторону северного фланга 8 армии. Одновременно 1 танковая армия оказалась под угрозой охвата обоих флангов. Несмотря на успех у Тернополя, было сомнительно, сумеет ли 4 танковая армия длительное время сдерживать наступление противника в направлении на Лемберг (Львов) или помешать ему нанести удар в южном направлении.

Как могло получиться, что противнику удалось так быстро добиться успеха? Ведь до сих пор все время удавалось регулировать темпы отхода, когда он становился необходимым, а также останавливать прорвавшегося противника либо препятствовать ему выйти на оперативный простор, по крайней мере, ограничить дальнейшее развитие его операций.

Кроме подавляющего превосходства сил противника причиной этому было, естественно, окончательное истощение сил наших войск. Немецкие дивизии в непрерывных боях с середины июля были буквально перемолоты. Численный состав полков достигал лишь незначительной части своей первоначальной величины, оставшиеся силы были также измотаны ввиду постоянного перенапряжения сил. Присланное нам очень небольшое пополнение, не имеющее военного опыта, не могло компенсировать потерь в опытных унтер-офицерах и солдатах. Как можно было наносить эффективные контрудары, если, например, во всем танковом корпусе насчитывалось всего двадцать четыре исправных танка? Несмотря на это, войска совершали удивительные подвиги. Там, где удавалось собрать вокруг опытных, храбрых солдат и офицеров сколько-нибудь значительную группу, ей удавалось отражать атаки превосходивших ее сил противника. В общем, однако, просто не хватало людей и техники, чтобы оборонять большие пространства, в которых часто во много раз превосходившему нас по численности противнику удавалось найти брешь для нанесения удара. Войска во всяком случае не виноваты в быстрых темпах продвижения противника. Тому, что в очень редких случаях отмечались проявления трусости, в сложившейся обстановке не приходится удивляться.

Если все сказанное выше относится ко всему участку группы армий, необходимо все же объяснить, почему именно на ее правом фланге, в полосе 8 армии и правого фланга 1 танковой армии, наступило такое резкое ухудшение обстановки. Командование обеих армий в этом не было виновно. Подобное развитие событий следовало объяснить тем, что на этом фланге группы армий не хватало тех шести с половиной дивизий, которые после их освобождения из черкасского котла были отведены на пополнение в генерал-губернаторство. Их теперь нечем было заменить.

Кроме того, командование группы армий, как указывалось раньше, забрало у этих армий два танковых корпуса с шестью танковыми дивизиями, чтобы использовать их на левом фланге группы армий. Если бы эти силы были оставлены на месте, обстановка на фронте обеих армий, естественно, сложилась бы значительно лучше. Таким образом, командование группы, безусловно, несет ответственность за события на своем правом фланге. Но как складывалась бы общая обстановка на фронте группы армий и тем самым на всем южном крыле Восточного фронта, если бы вовремя не были переброшены эти два корпуса на левый фланг группы армий? Безусловно, в этом случае уже к началу марта 1944 года северный фланг группы армий был бы окончательно разбит, а остатки его восточнее Карпат были бы отброшены на юг. Тем самым окружение всего южного крыла Восточного фронта или его отход на Балканы нельзя было бы предотвратить.

В этой напряженной обстановке я был вызван в Оберзальцберг. За несколько дней до этого ко мне прибыл адъютант вооруженных сил при Гитлере генерал Шмундт. Он предложил мне подписать довольно странный документ. Он представлял собой нечто вроде заверения всех фельдмаршалов о лояльности, адресованное Гитлеру, в связи с пропагандой, развернутой попавшим в плен под Сталинградом генералом фон Зейдлитцем. Идея создания этого документа принадлежит, очевидно, Шмундту, который тем самым хотел укрепить веру Гитлера в армию. Видимо, Гитлер одобрил эту инициативу и даже очень приветствовал ее. Так как уже все фельдмаршалы, кроме меня, подписали этот документ (характерно, что Шмундт дал подписать его и генерал-полковнику Моделю, хотя он и не входил в этот круг), мне ничего не оставалось, как сделать то же самое. Если бы я отказался, это означало бы, что я сочувствую пропаганде фон Зейдлитца. Тем не менее, я сказал Шмундту, что как солдат считаю подобный шаг излишним. Что немецкие солдаты не будут прислушиваться к пропаганде комитета «Свободная Германия», было для меня само собой разумеющимся.

Подтверждение того, что мы будем выполнять свой солдатский долг, по моему мнению, было излишним. Впрочем, листовки комитета, сброшенные в свое время над черкасским котлом, не достигли своей цели, как и письмо, направленное генералом фон Зейдлитцем находившемуся в котле генералу Либу. На мой письменный стол тогда тоже попало такое письмо. Оно казалось подлинным. Один украинский партизан нашел это письмо (сброшенное с самолета) и отдал его нам{76}.