Большая книга летних приключений Веркин Эдуард

Глава 1

АКАРИНА ПАРАЗИТОФОРМЕС БУХАНКИНУС

Тоска приложила бинокль к глазам и сказала:

– Вижу.

– Буханкин? – спросил я.

– Угу, Буханкин. Сеньор Гелий Буханкин собственной гадкой персоной. А на шее у него банка на веревке... с чем-то... Сейчас получше посмотрю.

Тоска принялась вертеть окулярами, фокусироваться. Я отвалился на спину, почесал пузо и стал глядеть в небо. А что еще делать на пляже приличному человеку? Только в небо глядеть.

В небе было хорошо. Сплошная термоядерная благодать. Ласточки мелькали, стрижи разные, самолет тянулся... Я привычно позавидовал пассажирам. Летят и горя не знают. А ты тут лежи, поджаривайся на солнце, изображай из себя свободноотдыхающего. И все из-за этого придурка Буханкина.

Провалился бы он в яму в какую-нибудь, что ли.

– Червяк натуральный, – сообщила Тоска, посмотрев в бинокль. – С глазками...

– Ну-ка, дай...

Тоска передала мне бинокль. Я всмотрелся в Буханкина.

Тощий Буханкин. Встрепанный Буханкин. Непричесанный Буханкин. Буханкин, явно перенесший в детстве рахит – нижние ребра довольно радикально заворачиваются к бровям.

Великий Буханкин. Бесноватый Буханкин. Яростный предводитель областных юных уфологов, искатель «Черного Принца», Несси, йети и других реликтовых гоминидов. Экзобиолог-любитель. Чудак-профессионал. Выдающаяся личность.

Выдающаяся даже без иронии – в позапрошлом году во главе группы единомышленников Буханкин погрузился на месяц в тайгу на предмет поиска южной границы Гипербореи[18]. Отмеченной вросшими в землю пирамидами, стартовыми площадками гиперборейских ВВС (они же НЛО), странными железными спиралями, изготовленными неизвестно из какого материала, но при нагревании отпугивающими мышей, крыс и недобрых астральных сущностей.

Гиперборею, НЛО и странные спирали очередная экспедиция Буханкина не обнаружила по вполне определенным объективным причинам, зато ею был открыт эндемичный подвид энцефалитного клеща. Эндемик неосмотрительно набросился на предводителя уфологов, однако был им пленен в честном бою, ослеплен маслом и проткнут раскаленной булавкой. После чего научно-популярно описан, забальзамирован и отправлен в Российскую академию наук, где неудачливое насекомое идентифицировали. И пришли к выводу, что это на самом деле неизвестный доселе вид – Acarina Parasitiformes Buchancinus. Buchancinus – это, значит, в честь Буханкина. Клещ был внесен во все международные классификаторы, а самому первооткрывателю выдали официальное свидетельство.

По этому поводу в газете «Вестник речника» была напечатана статья Буханкина «Записки об экспедиции», в которой юный энтомолог рассказывал о трудностях научной работы в полевых условиях и условиях недостаточного финансирования.

Фото гиганта науки с дипломом и увеличенным в сто раз чучелом клеща тоже в газете наличествовало.

Буханкин был знаменит.

А сейчас Буханкин чего-то вот задурил. И его мать просила, я бы даже сказал, умоляла меня понаблюдать за ее сыном. А вдруг он попал в дурную компанию? Раньше ведь он вроде бы не дурил...

Лично мое мнение было совсем другим, лично я считал, что Буханкин задурил давно, года в два от роду, но сердцу матери, как говорится, виднее. Мама Буханкина мне слегка знакома. Вернее, она знакома моей маме, они когда-то вместе работали. И вот буханкинская мать, наслышанная о нашем с Тоской маленьком предприятии, связалась со мной по телефону и попросила понаблюдать за сыночком. Сделать выводы. Составить отчет. Я согласился. От нечего делать.

Тоска тоже согласилась. Тоже от нечего делать.

И вот мы наблюдали за Буханкиным.

Буханкин на самом деле вел себя необычно. Раньше он все по лесам рыскал, искал геопатогенные зоны и следы энлонавтов. А сейчас его чего-то к воде потянуло, и уже почти три дня Буханкин лазил по берегам реки с различными рыболовецкими снастями. Но, что было странно, ничего не ловил. Бродил, смотрел, записывал что-то в блокнот.

Так что нам тоже пришлось поползать по зарослям шиповника и смородины – такова судьба скромного консультанта по общим вопросам.

Консультант по общим вопросам – это я. А Тоска – она моя помощница. У нас команда – я и Тоска, ну, мы людям помогаем иногда. Если вдруг что пропало, или происшествие странное, или кому-то помощь нужна, ну мы и помогаем. Неофициально. Сами себя мы называем громко – агентство «КиТ», это от Куропяткин и Тоска. Мне кажется, красиво. У нас вообще много приключений было, но рассказывать про них нет времени, так что я и не буду, прошу уж меня простить. Вернемся лучше к Буханкину.

К счастью, сегодня Буханкин по берегам не скакал, а направился прямиком к городскому пляжу. И в данный момент бродил по широкой мелкой и заросшей водорослями протоке, примыкавшей к пляжу со стороны сенокосов. Чего-то там высматривал на дне, задумчиво морщился. На шее у него действительно болталась банка с водой и каким-то диковинным существом в этой воде. Я присмотрелся получше – а вдруг, чем черт не шутит, в банке у Буханкина томится самый настоящий пришелец негуманоидного типа? С какого-нибудь там Сердца Карла[19].

Но это был не пришелец.

– Это аксолотль, – сказал я.

Я вернул бинокль Тоске.

– Что еще за аксолотль?

– Ну, ты даешь, – зевнул я. – Совсем классику не читаешь. Аксолотль есть личинка амбистомы. С ацтекского переводится как «играющий в воде».

– Кого личинка?

– Амбистомы. Это такая ящерица. А аксолотль ее личинка. Кстати, ты не прослеживаешь некоторую символику – аксолотль и Буханкин, Буханкин и аксолотль?

– Прослеживаю, – тоже зевнула Тоска. – Буханкин в самом деле похож на ящерицу. Или даже на личинку.

– Нет, я к тому, что он тоже играет в воде. Как дитя какое-то просто. Тоже мне древний ацтек...

Я закрыл глаза, представил ацтеков, представил их пирамиды, тут же мне стали представляться вампиры, пиштако, чупакабры и другая латиноамериканская нечисть, и я с представлением завязал. Буханкин все-таки лучше, Буханкин роднее. К тому же клопа открыл, вернее, клеща. Гелий Буханкин – большой ученый.

– Копье зачем-то взял... – Тоска комментировала действия нашего подопечного. – Ходит с ним...

Я предположил:

– Вероятно, в протоку зашли гигантские...

Я задумался, кто же именно гигантский мог войти в столь мелкую протоку. А пусть:

– Гигантские водомерки-мутанты. Но наша российская наука на страже! И вот он уже тут, ее скромный солдат. На передовом рубеже, с острогой наперевес, с пытливым умом, с дросселем...

– У него нет никакого дросселя, – возразила Тоска.

– У него внутренний дроссель. И вообще, твое дело не вступать в споры, твое дело наблюдать. Наблюдай.

Тоска возобновила наблюдение.

– Ходит... – докладывала она. – Смотрит. Копьем тычет...

– Грандиозная личность, – отвечал я. – Стоик.

– Жан Жак Руссо, – добавила не в тему Тоска. – Лупу достал...

– Чего? – не расслышал я.

– Увеличительное стекло, – уточнила Тоска. – Что-то в воде разглядывает. Что там может быть?

– Инфузории-туфельки, бычьи цепни, сальмонеллы, мотыль. Полезные существа, короче...

– Зачерпывает воду... нюхает...

– Совсем наш Буханкин ку-ку... – Я стряхнул песок. – С котлом окончательно раздружился... Стоит человеку открыть клопа, как он сразу впадает в манию величия. Как скучно все устроено... Клопооткрыватель...

– Завидуешь, – поддразнила меня Тоска.

– Чему завидовать? Подумаешь, таракана открыл. Плевал я на него. Плевал, плевал, плевал. Я говорю, с котлом раздружился...

На ногу Тоске уселась треугольная, похожая на французский истребитель строка. Тоска напряглась и стала медленно заносить над агрессором ладонь.

Главное, не упустить тот момент, когда строка растопырит челюсти и начнет вгрызаться. Чуть раньше – и она улетит, чуть позже – и выстрижет из тебя кусман мяса размером в квадратный миллиметр.

Хлоп!

Строка с добычей растворилась в воздухе.

– А когда он с ним дружился-то? – раздраженно ответила Тоска и потерла набухающий волдырь. – Надо его было в детстве лечить. Сейчас уже поздно... Слушай, у меня глаза заболели. Наблюдай за этим дурнем сам.

Тоска сунула мне бинокль.

Я стал наблюдать. Очень скоро, впрочем, мне надоело наблюдать за однообразным Буханкиным, и я переключился на окрестности. В окрестностях не было ничего интересного. Обычный пляж в будний день, народа не так уж много. Детишки бегают, то ли лагерь, то ли детский сад. В воду не лезут: воспитатели не пускают. Оно понятно, течение возле берега достаточно сильное, может запросто унести...

Задремал. Все это было так утомительно, что я задремал. Да и что с ним в этой луже случится...

– Вставай! – Тоска пихала меня в бок. – Вставай! Смотри!

Я проснулся и посмотрел. Буханкин вопил.

Его даже было слышно. Такое мерзкое мелкое верещание.

Еще Буханкин барахтался, поднимал волны и эти... сонмы брызг. Безумствовал, короче, по полной программе. Но видно было, что он не шутит. Что-то там с ним случилось, что-то неприятное, что-то, что его испугало.

– Что там с ним? – растерянно спросила Тоска.

– Судорога! Тонет, гаденыш! Тоска, камеру! Снимай его, снимай!

Я рывком вскочил на ноги и побежал к протоке.

Первооткрыватель клопа... пардон, клеща, однако, не тонул.

Не тонул. Подтверждая вековую мудрость, утверждавшую, что некоторые субстанции не тонут принципиально.

Он просто орал и бил руками и ногами по воде. Отчего создавалось впечатление, что Буханкин остро нуждается в помощи.

Я бежал, перескакивая через редких отдыхающих. Тоска поспевала за мной, она тоже хорошо бегает, если захочет. До Буханкина я доскакал меньше чем за минуту. Тот бился недалеко от берега, метрах в трех. Он уже умудрился обмотаться водорослями и был похож на юного водяного, взбесившегося после укуса речной крысы.

Вода вокруг него не то чтобы кипела, но, во всяком случае, волновалась. Однако Буханкин поднимал такое количество брызг, что нападающих видно не было.

Тоска догнала меня и собралась было сигануть на выручку этому болвану, но я успел ее поймать.

– В воду нельзя! – рявкнул я. – Только с берега! И вообще, не лезь пока, лучше снимай! Это пригодится для вечности!

Тоска послушно направила на Буханкина видеокамеру.

– Помогите! – завизжал Буханкин, завидев нас. – Меня пожирают!

Что за идиот, подумал я. Вместо того чтобы вовсю рвать к берегу, сидит на этой дурацкой отмели и ждет, пока его не сожрут совершенно. Баран.

– Буханкин! – крикнул я. – Давай к берегу!

Но Буханкин ничего не слышал. Вернее, слышал, но не понимал, пребывал в панике. Мировая уфология уже готова была лишиться одного из своих самых ярых приверженцев, однако я спас ситуацию.

Огляделся. На берегу заводи валялись старые, оставшиеся с прошлогоднего или позапрошлогоднего сплава бревна. Я выбрал бревно поменьше и полегче, с трудом выковырял его из песка, затем по возможности с наибольшим бульком уронил в заводь. Звук получился громким, будто по воде хлопнули гигантским веслом.

Активность в воде немедленно стихла, Буханкин продолжал биться и бултыхаться, но орал уже не так громко, в меру орал.

– Завязывай, Буханкин, – сказал я. – Чудовищ нет, греби на сушу.

Буханкин встал на четвереньки и быстро, очень быстро пополз к берегу. Выбрался на песок. Но с четверенек не поднялся. Так и стоял, с ужасом оглядываясь на заводь. Одежда его была изрядно потрепана, а открытые части тела кровоточили. Будто на Буханкина напала стая кровожадных пиявок. Стая водных строк.

– Что это? – спросила Тоска. – Что с ним?

– Не знаю... – Я осторожно заглянул в воду, в воде было спокойно. – Возьми его покрупнее, у него лицо весьма выразительное...

Тоска приблизила камеру к буханкинской морде, я продолжил рассматривать заводь.

Живности никакой не наблюдалось. Совсем. Обычно в таких местах полно всего. Плавунцы, бегунцы, коловратки, дафнии, инфузории-туфельки так и снуют, кровь так и отравляют. А тут тишина.

Мертвая тишина.

А Буханкин живой.

– Слушай, Буханкин, – сказал я. – Тебе лучше, наверное, дуть в больницу. Прививки сделать. От разного... От бешенства, к примеру. Или ты делал уже? Иммунитет имеешь?

– Не делал...

Буханкин, покачиваясь, поднялся на ноги. Тоска продолжала снимать.

– Может, ты нам все-таки объяснишь? – спросила она. – Скажи пару слов телезрителям...

– Потом. – Я взял Буханкина за локоть. – Он нам все потом объяснит. Правда, Буханкин?

– Правда... – осоловело сказал уфолог. – Объясню...

– А сейчас тебе надо ехать в больницу, понял?

– Понял... Велосипед мне...

– Карету мне, карету, – сказал я.

Велосипед валялся тут же, в зарослях лебеды. Я поднял велосипед, сунул Буханкину. Он взял его, машинально забрался в седло и машинально покатил в сторону города.

– Надо было расспросить хоть, – сказала Тоска и остановила запись.

– Расспросим. – Я поежился от солнца. – Светило разошлось что-то, надо собираться...

– Поедем сразу в больницу?

– Поедем вообще, – сказал я. – А там посмотрим в частности...

Мы выручили из песка мопед, растолкали его по тропке и медленно покатили вдоль по берегу, до трассы, там я прибавил скорости.

Я всегда чувствую, когда что-то начинается. На неприятности у меня чутье. И у них на меня, впрочем, тоже. И пока мы гнали по шоссе, я думал. Версий у меня было много, штук семь, наверное. Среди них наверняка была правильная. Правильная версия всегда есть. Надо только...

Упс. Доехали. До поликлиники. Быстро я, однако.

Устроились на скамейке напротив приемного покоя и стали ждать.

– Что мы предпримем? – спросила Тоска.

– Как что предпримем? Будем пока присматривать. А потом уже решим конкретно. Его мать просила нас что? Присмотреть за ее беспутным сыночком. А пока за ним врачи присматривают, нам за ним присматривать нечего. Или ты интересуешься?

– Да нет, не интересуюсь. Может, надо было с ним пойти? В больницу? Осуществить тотальный контроль?

– Брось, – отмахнулся я. – Сначала его будут обрабатывать спиртом, и он будет громко кричать. Ты любишь крики?

Тоска пожала плечами.

– Вот и я о том. Затем ему все-таки сделают на всякий случай укол от бешенства. В живот. Пятнадцатисантиметровой иглой. И Буханкин будет орать еще громче.

Тоска еще пожала плечами.

– Затем ему станут делать клизму, и это будет самое жестокое. Просто выпадение ядерных осадков какое-то...

– А клизму-то зачем? – удивилась моя компаньонка.

– Чтобы токсины из организма вывести, – ответил я. – И вообще. С общеукрепляющими целями. Ты хочешь посмотреть, как Буханкину будут делать клизму? Ты думаешь, в этом что-то есть? Я, конечно, не знаток...

– Дурак! Не нужна мне никакая клизма!

– Вот я и говорю, что не нужна. И вообще, продолжим, вернее, начнем нашу инквизицию.

– Чего начнем?

– Инквизицию. На самом деле это мрачное слово означает всего-навсего разыскание. Разыскание и никакого членовредительства.

Значит, начнем. Совсем этого гения не сожрали. Значит, все в порядке. В относительном. А в остальном... А в остальном сейчас проверим. Было ли где-нибудь что-нибудь подобное?

Я достал наладонник, запустил браузер.

Побродил по сайтам-шмайтам разным. Все больше по квазинаучным, таких целая куча. С серьезным, глубокомысленным видом, разумеется, бродил. Так и надо.

Полчаса серфа, довольно безрезультатного. Облазил некоторые наши ресурсы и несколько импортных. Ситуация вырисовывалась интересная. Нападение неизвестных маленьких водных хищников. Однако за прошедшее время в пределах Российской Федерации нападений на человека в воде не зарегистрировано. Забавно, забавно...

Ехал Грека через реку, видит Грека в реке рак...

Я спрятал машинку в карман.

Хмыкнул.

– И что? – спросила она. – Чего-нибудь нашел в сетке?

– Ну, – многозначительно сказал я. – Как сказать... Ничего не нашел. Но есть несколько любительских версий. Версия первая. Хилой плотью нашего друга прельстились водомерки-мутанты...

– Куропяткин, – укоризненно сказала Тоска, – не начинай, а? Я и так знаю, что ты парень остроумный и даже просто умный. Не надо меня в этом убеждать каждый раз. К тому же это уже было. Водомерки-мутанты, микроскопические касатки, я все это еще в детском саду слышала...

– Спасибо за комплимент. Но излагаю дальше. Если водомерки-мутанты отпадают, то, может быть, это миноги?

Тоска сделала непонимающее лицо. Непонимающее лицо ей так идет. Честно, идет. Тоска становится такой милой девчонкой.

– Ну, на него могли напасть миноги, – предположил я.

– Кто?

– Миноги. Это такие... Ну, что-то вроде водных змей. Они набрасываются на рыбу, присасываются к ней и высасывают всю, до костей.

Тоска брезгливо поморщилась.

– Буханкин не выглядел высосанным, – сказала она. – Он выглядел цветущим, даже несмотря на повреждения...

– Его даже миноги жрать не захотели, – пожал плечами я. – Миноги не жрут тарелочников, от тарелочников заворот кишок случается. На крайний случай большого голода они могут употребить экстрасенса или лозоходца...

– Понятно.

– Правда, такие миноги у нас не водятся, которые лозоходцев жрут. Так что миноги отпадают. Можно предположить, что это медузы. Некоторые виды вырывают специальными крючьями мясо из своих жертв, остаются мелкие, но очень болезненные следы. Медузы у нас, конечно, тоже не водятся, но их могло вполне занести сюда смерчем.

Я указал пальцем вверх.

– В последнее время не было смерчей, – сказала Тоска.

– Правильно. К тому же медузы не живут в пресной воде. Так что медузы – не наши клиенты. Пиявки... Пиявки присасываются и разрезают кожу, а не выкусывают куски мяса. Если бы на самом деле касатки... Хотя ни микрокасатки, ни микроакулы не подходят.

– Почему?

– И те и другие не выкусывают мясо. Они скорее вцепляются и отрывают. Для того чтобы выкусывать, челюсти должны быть устроены примерно так.

Я сложил кисти рук и продемонстрировал, как приблизительно должны быть устроены челюсти.

– Они должны быть маленькие и мощные, челюсти эти...

– Кто же это может быть?

– У меня есть идея, конечно...

– У меня тоже. Это, наверное...

Но я приложил палец к губам. Тоска замолчала.

– Об этом мы спросим потерпевшего. Я думаю, ему уже сделали все полагающиеся процедуры, я думаю, что он бодр и готов с нами побеседовать. Думаю, апельсины мы ему покупать не будем, не сдохнет...

Дверь хлопнула, и на крыльце появился Буханкин. Выглядел он неважно. Весь был заклеен маленькими кусочками пластыря и поэтому походил на мухомор. Впрочем, жизнерадостности Буханкин не растерял. Он весело сбежал по ступеням, киданул шишкой в белку-попрошайку, почесался, увидел нас.

Помрачнел.

Мы поднялись и не спеша направились к главному областному чудаку. Буханкин с независимым видом отошел и уселся на длинную скамейку, рядом с вечнобольными последние сто пятьдесят лет старушками. Мы тоже устроились со старушками, правда с другими, на скамейке напротив.

– Чего надо? – неприветливо спросил Буханкин.

– Ты нам ничего не хочешь сказать? – осведомился я.

– Хочу. Но здесь присутствуют дамы преклонного возраста, поэтому ничего говорить я вам не буду.

Старушки заинтригованно перестали обсуждать свои недуги.

Я спросил:

– А не скажете ли вы, дорогой мой космический господин, что вы делали сегодня примерно в два часа дня недалеко от городского пляжа? Да еще и с острогой?

– Рыбу удил, – спокойно ответил Буханкин. – А что, рыбу у нас удить запрещено?

– Посмотрите на него! – сказал я. – Рыболов-любитель! Удил рыбу острогой! Лучше бы работать устроился, а не маялся бы дурью понапрасну...

Старушки согласно закивали. Буханкин был равнодушен.

– Знаем мы, какую ты рыбу ловил, – продолжал я. – Рыбу... Да всем в городе давным-давно известно, что в реке завелся гигантский кальмар!

Буханкин презрительно плюнул. Старушки позеленели от любопытства.

– Да-да, – подтвердил я Тоске. – Гигантский кальмар. И сахар в связи с этим подорожает уже сегодня, к вечеру. На пять рублей!

Старушки дружно, всей стайкой вскочили со скамейки и поспешили к выходу.

– Ну что вам надо? – покривился Буханкин. – Чего вы ко мне прицепились? Мы же с вами раньше мирно жили, не пересекались...

– Что ты делал на пляже?

– Тонул я на пляже, – занервничал Буханкин. – Тонул...

– Ай-ай-ай, Буханкин, – укоризненно сказал я. – Зачем ты нас так жестоко обманываешь?!

– Нехорошо, – еще более укоризненно сказала Тоска. – Очень нехорошо...

– А зачем вы за мной таскаетесь? На видео снимаете... Вы больные?

Я его не услышал.

– Буханкин, как ты мог тонуть? Ты же не можешь утонуть. Такое, как ты, не тонет!

– Ладно, – сказал Буханкин. – Вы меня тут оскорбляете, надоели вы мне, я пошел домой. Сегодня у меня был трудный день...

– Ты нас принуждаешь к крайним мерам, – предупредил я.

– Расправой меня не запугать, – в голосе Буханкина прозвучала альдебаранская сталь. – К тому же у меня с собой Диск Воздействия...

– Мы не в палеозое, Буханкин, мы не будем тебя пытать. И диск свой можешь себе... выкинуть. Антонина, будь добра.

Тоска извлекла из кофра камеру, отщелкнула экранчик.

– Продемонстрируй ему.

Тоска запустила воспроизведение.

Фильм получился удачный. Было зафиксировано все. Как Буханкин бился в воде, как жалко орал и вообще, выглядел непрезентабельно, недостойно для председателя тарелочного общества.

– Отличная фильма, – сказал я. – Назовем ее так: «Космос внутри», по-моему, хорошо, а?

– Прекрасно, – подтвердила Тоска.

– Вот здесь мне особо нравится, – сказал я. – Экспрессивный вариант. Где ты на карачках выползаешь на сушу... В Интернете куча сайтов, которые этим заинтересуются. Еще бы! Видный уфолог, научный работник, первооткрыватель энцефалитного клеща – и в таком непрезентабельном виде!

– Я думаю, мы отправим это на сайт Академии наук, – подыграла мне Тоска. – Пусть посмотрят на моральный облик своих лучших людей...

– Убедили, – свирепо сказал Буханкин. – Убедили, шантажисты поганые. Только не будем же мы беседовать здесь, в общественном месте. Поедемте ко мне домой. Поговорим по-хорошему, по-спокойному...

Мы согласились. Почему бы, собственно, и нет? В берлоге уфолога я еще не бывал.

– Только заходите через час, – Буханкин поглядел на часы. – Мне надо кое-куда забежать...

Глава 2

УЛИЦА ГОГОЛЯ

Буханкин проживал на улице Гоголя.

Улица Гоголя – это не окраина, но и до центра тоже далековато. Асфальта нет, старые, двадцатиметровые тополя, дома деревянные и одноэтажные, все в зелени. Середина двадцатого века, тишина, покой, хорошо. Собак только почему-то много. Простые собаки, неагрессивные, высовывают из-под заборов любопытные морды.