Большая книга летних приключений Веркин Эдуард
– Диск подождет, – сказал я. – А сейчас бежать за ним нельзя. Он наблюдает. У него хороший бинокль, почти как у меня. Если мы неожиданно выйдем и кинемся за ним, он успеет уйти. Так что надо поступить умнее. Ты вот тут вспомнил Шерлока Холмса, надо сделать, как делал он.
– Трубку покурить, на скрипке поиграть? – засмеялся Буханкин.
– Нет. Надо на живца ловить.
– Понятно... – Буханкин подошел к оклеенной фольгой стене, отсчитал пальцами расстояние, проковырял дырку.
Затем откуда-то с верхней полки Буханкин достал миниатюрную подзорную трубу, собрался было приложиться, я остановил.
– Не советую, – сказал я. – Если твоя труба бликанет на солнце, он сразу поймет: мы знаем, что он за нами следит. Все осложнится. Выслушай лучше наш план.
Буханкин постучал себя трубкой по голове. Подумал. Сказал:
– Идея ловить на живца мне нравится. Сделаем так. Возьмем Антонину, намажем ее...
– Себя намажь! – разозлилась Тоска. – Тоже мне намазчик выискался!
– Ну хорошо, можно не намазывать, можно так, в сыром, так сказать натуральном, виде. Антонина будет...
– Будешь ты, – остановил я этот неудержимый полет фантазии. – Будешь ты, и только ты.
– Почему это я? – возмутился Буханкин. – Почему это я опять должен жизнью рисковать? Я уже в ловушку попадал, я уже пострадал серьезно... Мне, может, лечение требуется...
– Лечение тебе, конечно, требуется, но совсем не то, о каком ты думаешь. А план у нас таков. Сегодня мы с Тоской уезжаем.
– Куда? – удивился Буханкин. – Я, значит, приманка, а вы уезжаете?
– Именно. Мы уезжаем. В Москву. На конференцию.
– На какую еще конференцию?
– Юных... – я совершенно не подумал, на какую конференцию юных мы с Тоской можем поехать.
– Юных австралопитеков, – закончил Буханкин. – Бог в помощь.
– Юных журналистов, – выручила меня Тоска. – В Москве состоится конференция юных журналистов, и мы на нее едем. Это правда – в смысле, насчет конференции. Этот тип, который за нами наблюдает, если хочет, может проверить – в Интернете вся информация. Три дня проводится, могут участвовать все желающие. Я записала нас, так что прикрытие есть.
– А я бы тоже, может, поехал, – буркнул Буханкин. – На конференцию по криптозоологии...[17]
– В следующий раз съездишь. Слушай, что будем делать дальше. Тебе придется привлечь кого-нибудь из своих фантомасов, – сказал я. – В смысле, из старших офицеров клуба...
Я излагал Буханкину план, разработанный мной и Тоской вчера вечером.
Буханкин ворчал, взбулькивал, грыз ногти, но слушал.
Через два часа мы выбрались из буханкинской берлоги и пешком отправились на вокзал. Наблюдатель наблюдал. Довел нас до самого вокзала, до самого даже перрона, я его все время видел. Нет, в Смерш его бы не взяли.
Мы с Тоской устроились в седьмом вагоне.
Буханкин и какой-то его приятель дружески махали нам с платформы. Мимо как бы не при делах проковылял Наблюдатель.
Буханкин громко, так что даже мы услышали, сказал:
– День туда, три дня там, день обратно. Отличное путешествие! Почему я не юный журналист?
– Ничего, Бухан, – поддержал его кожаный товарищ. – Мы на конференцию тоже поедем. Через месяц...
Буханкин покивал.
– Бухан – отличное прозвище. – Я помахал Буханкину.
– Ему очень идет. – Тоска тоже помахала Буханкину.
Поезд тронулся.
Наблюдатель еще раз прошел мимо окна.
Состав увеличил скорость. Я откинулся к стенке. Поезд уносил нас в дальние дали, в будущее, в неизведанное будущее...
Вышли мы через две остановки.
Глава 12
ПРИШЕЛЬЦЫ СРЕДИ НАС
Старуха тащила громадные сумки. Авоськи. Тащила медленно, то и дело останавливаясь, вытирала лоб и оглядывалась. А иногда раскладывала стульчик и садилась отдыхать. Кряхтела.
Тоска довольно удачно изображала старуху. Платок, толстые очки в пластмассовой оправе коричневого цвета, ужасного вида туфли на толстом каблуке. Накладная задница, накладная грудь, накладное пузо. В руках лыжная палка. Даже грима наносить не пришлось, и так всем было ясно, что бабка старая, вредная и уже практически полностью выжившая из ума.
Возле почты Тоска остановилась, выставила ящик, разложила стульчик. На ящик водрузила корыто с жареными тыквенными семечками, мерный стакан.
Типа, бизнес такой.
Я замаскировался по-другому. Еще проще. Надел оранжевый комбинезон, дурацкие туфли с длинными носками. А на голову нацепил голову северного оленя. Вернее, не голову оленя, а его маску.
После чего вышел на улицу и принялся приставать к прохожим. Раздавал им рекламки передвижного цирка «Братья Чебурековы» – дрессура, прогулки на слоне, питон, пожирающий молодых крокодилов. Распечатка тысячи экземпляров этой дурацкой рекламы влетела мне, между прочим, тоже в изрядное копье.
Мы перекрыли улицу Советскую от Дома моды до главпочтамта. Примерно триста метров.
Посредине этих метров располагался Буханкин. Там была небольшая площадь перед новым городским фонтаном, этакий пятак метров в пятьдесят. Площадь как площадь, скамейки, ну да, фонтан, ларек со всяким завлекаловом для детишек – шарики, пищалки, воздушные змеи. Час назад Буханкин вышел на эту площадь с небольшой тележкой и приступил к акции.
Он выгрузил из тележки здоровенный автомобильный насос. Выгрузил ящик с чем-то резиновым. Расстелил это резиновое на асфальте. Оказалось, что это большой надувной шар. Буханкин прицепил к шару насос и принялся качать.
Качал Буханкин хорошо, с искоркой, с душой. Очень скоро он вспотел и сбросил с себя рубашку, обнажив, что называется, торс. И снова принялся качать. В Гелии Буханкине жил актер, это было видно даже издалека. Буханкин работал с таким надрывным видом, будто не шар надувал, а откачивал воду с тонущего корабля.
Одержимо. Буханкин одержимо работал насосом – как, однако, красиво это звучит. Вокруг Буханкина иногда собирались немногочисленные люди, в основном мамаши. Они смотрели на него с благожелательным интересом и отходили. Мало ли что человек надувает? Может, это он так самовыражается. Когда же у него спрашивали, что это он надувает, Буханкин отвечал, что он надувает Шар Свободы и Правды.
Иногда Буханкин уставал, останавливался и принимался призывать всех желающих помочь ему накачивать Шар Свободы и Правды. Желающих, конечно, не находилось. Тогда Буханкин с видом мученика плевал себе на ладони и возвращался к насосу.
Тоска была увлечена мелкой коммерцией, к ней довольно регулярно подходили люди разных возрастов, приобретали семечки.
Я раздавал рекламу.
Шар Буханкина тем временем постепенно увеличивался в объеме и приподнимался над землей. Буханкин подставлял под шар палки и подставки, так что шар уже было заметно даже издали.
И вообще, шар был уже даже не совсем шар, а скорее дирижабль. Этот дирижабль имел ярко-желтый кричащий цвет, на нем был нарисован инопланетянин, каким его изображают карикатуристы – треугольная зеленая голова, маленький рот, черные глаза в пол-лица. Традиционный пришелец-негодяй. Негодяйские намерения пришельца подтверждала устрашающая когтистая лапа с заметными яркими каплями. Яркие капли – это кровь. Кровь, надо полагать, невинных землян.
И рядом надпись. Опять же страшными, выразительными буквами.
«Чужие среди нас! Еще есть шанс их остановить! Откройте глаза!»
Шар увеличивался, Буханкин качал. Его начали уже даже фотографировать, а милиционер, дежуривший чуть поодаль, принялся описывать возле Буханкина заинтересованные круги. Конечно, он знал, кто такой Буханкин – первооткрывателя уникального энцефалитного клеща и борца с космической инвазией знали многие в городе, все-таки знаменитость. Поэтому милиционер вполне мог подумать, что эта акция проводится с разрешения администрации. И подходить не спешил.
Шар надулся до размеров дивана. Буханкин сел передохнуть. Прямо на асфальт.
И тут я увидел Наблюдателя. Наблюдатель шагал по улице Советской. И еще я увидел, что он даже не шагает. Он едет. Катится.
Да-с, Наблюдатель передвигался на роликах.
Не спеша так. С достоинством. Прогулочным катом.
Это все, конечно, осложняло дело. Город у нас хоть и небольшой, но все-таки асфальт практически везде есть. Так что укатиться легко. Особенно если катаешься хорошо.
Наблюдатель прокатил мимо шара. Буханкин его не заметил. Ну, заметил, само собой, только внимания, естественно, не обратил – все, как задумано. Тоска же заметила. И внимание обратила. Она собрала свой тыквенный бизнес и медленно поковыляла в сторону Буханкина.
Я тоже двинулся к площади. Раздавал всем свои рекламки, хотя половина людей их не брала – что за жлобство? Неужели жалко взять и помочь несчастному человеку?
Буханкин тем временем устало огляделся и направился в небольшую столовую, расположенную в городском управлении архитектуры. Водички попить, рыбу в яйце поесть, там хорошую рыбу в яйце готовят. Берут рыбу, берут яйцо, впрочем, позже об этом...
Буханкин беззаботно пересек площадь, напоследок оглянулся на свой шар, затем вошел в управление.
Наблюдатель затормозился. Постоял немного, затем двинул назад, к шару. Катился он не спеша, куда ему было спешить?
Конечно, все это было тупо. Тупо и как-то по-идиотски. Ловить человека, наводнившего реку пираньями, на надувной шар с изображением кровожадного пришельца. Но другого ничего я не смог придумать, времени было слишком мало.
Наблюдатель сунул руку в карман.
Началось. Я двинулся к площади. Не очень поторапливался, не хотел спугнуть.
Наблюдатель тем временем подкатился к шару. Улыбнулся, огляделся в очередной раз. Затем медленно вытащил ножик, разложил его и, ничуть не стесняясь, прорезал в шаре дыру.
Шар сразу сдулся и опал на асфальт.
И тут же из управления архитектуры вынырнул Буханкин. Тоска бросила свои семечки, скинула с себя лишний маскирующий вес, отшвырнула палку и побежала.
Реакция нашего подопечного оказалась мгновенной, как у настоящего спецназовца. Он кинулся удирать. Не раздумывая. И в мою сторону.
Я, нелепо растопырив руки с рекламами, шагал навстречу катившемуся мне врагу. Шагал с совершенно тупым видом. Когда до объекта оставалось метров пятьдесят, не больше, я свернул с себя голову северного оленя и дружески, весьма дружески улыбнулся.
Я ожидал, что, увидев меня, наш противник растеряется. Растеряется, утратит равновесие, хлопнется на асфальт и, весь уже в достаточной степени раскаявшийся и смирившийся со своей участью, подкатит к моим ногам.
Этого не случилось.
Нет, он, конечно, удивился. Но практически сразу, за секунду, взял себя в руки. И вместо того чтобы тормознуть и покатиться по асфальту, он, напротив, скорости прибавил. И очень неплохо прибавил.
Я ничего не понял, не успел толком ничего понять, этот чертов роллер-пиранотехник врубился в меня со всей своей скоростной дури. Я отлетел в сторону и, нелепо размахивая дурацкой башкой северного оленя, пробороздил клумбу.
Почти сразу вскочил, весь в красненьких красивых цветочках. Наш враг несся вниз по улице Советской. Он съехал с тротуара на проезжую часть и наращивал обороты.
Я вскочил и рванул вслед за ним.
Я хорошо бегаю. Я не спринтер и не стайер, я бегун. Я могу пробежать километров пять-восемь с относительно приличной скоростью. В свое время я потратил три года, чтобы развить эту полезную способность. Главное – не бежать слишком уж быстро, главное – бежать долго. Если ты можешь бежать долго, ты всегда сможешь.
Ты всегда сможешь или догнать, или оторваться.
Я мог бежать долго. И побежал.
Сразу перешел на рабочий ритм. Размеренно, четко, как автомат. В беге главное размеренность. Чем размереннее ты бежишь, тем дольше пробежишь. Конечно, я не мог долго соперничать с человеком на роликах. Ролики гораздо менее энергоемкий способ передвижения, нежели бег. Гораздо более долгоиграющий.
Поэтому я медленно, но отставал. У меня было лишь одно преимущество – я знал город. А преследуемый не знал. Он ведь был новенький здесь, недавно переехал, зараза.
Докатившись до конца улицы Советской, пираноманьяк свернул налево. К мосту, значит. Если перекатится за мост – все. За мостом сразу три шоссейки. Катись по любой, километра три – и все: лес. Не догнать.
Видимо, пираноманьяк это учел, поэтому и свернул к мосту. Я тоже свернул. Только раньше метров на триста, в Зеленый переулок свернул.
Зеленый переулок представлял собой узенькое пространство, заполненное сиренью, акацией и мертвой, объеденной гусеницами черемухой. Дрянное пространство, но по нему добраться до моста можно было в три раза быстрее.
Большой плюс.
Не знаю уж почему, но в Зеленом переулке люди тоже жили какие-то зеленые. Ленивые и не склонные к благоустройству. Лужи, трухлявые дрова, опилки, все как полагается. Я пробежал по переулку три дома, свернул направо. Направо был забор, но он ничуть меня не смутил – доски были совсем сгнившие, скорее символические, нежели реальные. Я вломился в них плечом, они разошлись, даже не треснули. За забором начались затруднения. За забором произрастала могучая культура явно сорнякового вида. Культура была выше меня ростом и росла так густо, что погасила мою стремительность, я влетел в нее как в сеть, завяз. Дернулся назад, только тоже бесполезно, попал. Пришлось пробиваться через сорняки. На это ушло почти три минуты.
Я выскочил на полянку среди сорнякового моря. На этом свободном пространстве проходил суровый пикник. Рядом с котлом на бревне сидели два коренных обитателя Зеленого переулка, оба, кажется, мужского пола. На кирпичах бурлил большой котел с серым подозрительным варевом, рядом на распялках вялилась черная шкура, то ли баранья, то ли... не баранья. Я надеялся все-таки, что баранья. Аборигены держали в руках алюминиевые миски, рядом в цинковом ведре в аристократическом одиночестве охлаждались недорогие напитки, на старом телевизоре томился под солнцем рубленый лук.
– Ты кто? – сказал абориген, не понял какой.
– Курултай Локомотивов, – ответил я. – Культурно отдыхаете?
Кто-то из них ответил неразборчиво, это мне не понравилось. Я подошел к котлу и опрокинул его мощным пинком. Смотреть, что из него вытекло, мне не хотелось, я побежал дальше. Мне вслед запустили колуном.
Я пересек луковую плантацию, пересек канаву, попал в другой огород. Тут все было цивильнее, колючая проволока, битые бутылки, хорошо хоть из гарпуна в спину не стрельнули. Латифундия, однако. Я даже успел по пути сорвать зеленое яблоко. Из картофельной ямы показалась круглая голова плантатора, я не без удовольствия метнул в нее яблоком, попал в лоб. Голова исчезла, из ямы послышалась черная брань и грохот.
Забор. Пришлось перелезать, что оказалось весьма опасно – забор был высок, как Китайская стена. Я спрыгнул и почувствовал, что начинаю уставать.
Очередное домохозяйство порадовало меня обилием вишни. Возле вишни суетился с пульверизатором вишенник, меня он не заметил. Зато меня заметил бультерьер. Заметил, но никак не прореагировал, видимо, был пацифистом. Я нагло пересек вишенный рай и вышел через калитку. Передо мной простиралась улица Крупской. Была она лучше Зеленого переулка, правда, ненамного, однако для меня эта улица была вполне желанна – она напрямую выходила к мосту. И имела весьма серьезный уклон.
Что облегчало бег.
Я ускорился. Шестнадцать домов, поворот, мост.
Мост.
Еще прошлого века, лет семьдесят ему, а то и больше. Успел. Я ускорился еще сильнее, надо было перебраться на другой берег как можно раньше, чтобы объект меня не увидел.
И я снова успел. Перебежал на другой берег и спрятался в дождевом желобе.
Если я все рассчитал правильно, то роллер должен появиться максимум минуты через три.
Он появился через полторы. Я услышал коньки. Мистер Рыбозавр шустро катил с горки, чиркал по асфальту тормозами. Даже насвистывал, кажется, что-то. Жизнерадовался, засранец.
Потом коньки смолкли, он добрался до моста, а на мосту не было никакого асфальта, мост был дровяной, то есть деревянный. Коньки застучали по дереву.
Я дождался, пока этот тип добрался до середины моста, даже чуть дальше, а потом я выскочил. Вышел, так сказать, в сиянье золотом.
Теперь наш новый друг удивился уже по-серьезному.
– Привет-привет, – улыбнулся я. – Сегодня отличный день для легкой пробежки...
Я снова отметил, что он похож на Буханкина. На троюродного брата Буханкина.
– Куда теперь двинешь? – осведомился я.
Он сделал рывок, будто прорваться сквозь меня собирался. Я не среагировал. Тогда он развернулся и быстро поковылял на своих колесных копытах обратно. Но с горки уже спускались Буханкин и Тоска. Буханкин где-то раздобыл велосипед, и теперь они катили на нем к мосту. Довольно быстро – Буханкин крутил педали так, что коленки только мелькали.
Наш враг был заперт.
Классически все получилось, красиво.
Сейчас враг умный сдался бы на милость победителей, враг глупый попытался бы затеять драку один против трех. С мизерными шансами на успех.
Но наш враг не относился ни к глупым, ни к умным, это был враг совершенно особой, выдающейся породы. С таким врагом приятно было враждовать.
Он сделал то, чего я от него не ожидал.
Совершенно не раздумывая, он подрулил к перилам и, не снимая роликов, легко через них перепрыгнул.
– О-па... – только и смог сказать я.
Мост здесь невысокий, до воды метров пять, не больше. И место глубокое, ребята летом часто здесь ныряют. Но то, что с моста сиганет парень в роликах...
Такого я не ожидал. Совсем. Это было героически. Тоска даже ойкнула.
Из-под моста послышался всплеск. Я подскочил к перилам. Повелитель пираний уплывал вниз по течению. Живой и здоровый.
– Ну ты и придурок! – крикнул я ему вслед с восхищением.
На что преследуемый ответил мне неприличным жестом. С такой мощной энергией ответил, что даже погрузился в воду.
Молодец.
Я срочно думал, что мне делать. Времени, чтобы проанализировать ситуацию по-хорошему, было мало.
Течение тут неслабое, уходить легко. Если попытаться догнать по берегу – не догонишь, устанешь раньше.
Значит, есть только один шанс.
Я уселся на балку и быстро стащил кроссовки. Расстегнул комбинезон, сбросил. Остался в трусах. Ну, и еще пояс с компьютером, мобильником и проч.
Пояс пришлось снять – ни комп, ни мобильник к воде приспособлены не были. Я перелез через перила. Выдохнул.
– Куропяткин! – крикнула с велосипеда Тоска. – Не дури!
Тут я увидел свои ноги и понял, что на самом деле дурю. Я быстренько перепрыгнул на мост и натянул кроссовки обратно. Потерял еще драгоценных полминуты.
Враг уходил. Плыл он легко, не прилагая каких-то сверхусилий, поток нес его сам, он лишь чуть помогал. Брасс. Легкий свободный брасс, таким километр проплывешь – не устанешь.
– По левому берегу! – крикнул я. – Идите по левому берегу!
На самом деле я не знал, по какому берегу продолжится наша погоня дальше. Но ценные указания выдать было просто необходимо – на то я и руководитель.
Ненавижу высоту. Подумал я и прыгнул вниз. Головой вниз не стал, побоялся, сиганул ногами. Мысль еще мелькнула – только бы на топляк не попасть. Истории про ныряльщиков, наткнувшихся на топляки и разбившихся в полные дребезги, я слышал регулярно. Прыжок – топляк – дети-сироты. Наскочить на топляк очень не хотелось. Мне повезло, не наскочил.
Я провалился в холодную воду. Ушел метра на два, на секунду повис в темном расслабленном пространстве, затем рванул вверх. Вынырнул. Голова моего врага маячила впереди метрах уже в трехстах. Оторвался, зараза, придется догонять.
И я стал догонять.
Я нормально плаваю. Не рекордсмен, но нормально. И течение было в подмогу. Я шел, стараясь держаться ближе к крутым берегам, где река ускорялась и даже иногда немного бурлила. Работал ногами, работал руками, расстояние до цели медленно, но сокращалось.
Это заметил и враг мой. Он не ускорился – то ли не мог, то ли ролики мешали. Он стал выбирать место, чтобы выбраться на берег. И тут мне отчасти повезло – берега пошли крутые, глинистые и высокие, удобных мест для причаливания было мало.
А я догонял.
Противник стал оборачиваться чаще, и вот нервы его сдали, и он направился к берегу. К левому.
По левому берегу были поля. Колхозный овес, а за ним лес. Красивая местность, хоть фотообои делай. Но моему врагу было не до местности – обрыв был крут, взбираться в роликах тяжело. Преследуемый то и дело оскальзывался и скатывался к воде. После чего ему приходилось снова взбираться, такой сизифов труд.
Я залюбовался этим приятным зрелищем и несколько снизил интенсивность гребков. Отдохнуть тоже не мешало, погоня явно заканчивалась.
Он попал, думал я. Теперь он на сто процентов попал. Босиком по полю далеко не убежишь – кочки, камни, стерня свежая и прошлогодняя. Ноги изрянятся мгновенно. А в роликах по нему тем более не поедешь.
Я снова ошибся. И снова недооценил своего противника. С самого начала я его недооценил. Я должен был понять, кто передо мной, в тот миг, когда попал в ловушку Буханкин. Но я не понял. Пребывал в сладком ослеплении от собственного величия.
Сорвавшись к воде в очередной раз, пираноман плюнул и откинул коньки. Снял их, сцепил шнурками и перекинул через шею. Босиком вполз по обрыву, уселся на самом краешке. После чего вытащил из кармана клетчатый носовой платок, тщательно вытер им свои мокрые пятки. Затем с ковбойской лихостью выхватил из карманов оранжевые кеды.
Не спеша натянул их на ноги.
Снова сделал неприличный жест в моем направлении. И скрылся в колхозных овсах.
Я громко, на всю реку, ругнулся. Выбрался на глину, вскарабкался по обрыву. По овсу прыгала мокрая спина. Сейчас бы арбалет сюда...
Долой кровожадность. Я плюнул и побежал.
Марафон продолжался.
По полю бежать было тяжело, поскольку оно было кочковатым и нороватым. Не поле, а настоящая полоса препятствий. Несколько раз маячившая передо мной спина спотыкалась, несколько раз спотыкался я. Все это начинало меня раздражать, усталость чувствовалась все сильнее. Ноги начинали дрожать, плечи начинали дрожать, в горле появился шип – верный признак перебора молочной кислоты.
Впрочем, крутой берег помог мне. Расстояние все-таки сократилось. И впереди был лес, но в нем спрятаться сложновато будет – сосняк, мох, видно все, как в хорошем парке, никаких кустов, никаких буераков. Значит, будем соревноваться в беге и дальше. И хватит меня еще надолго.
Мы бежали между соснами, расстояние сокращалось. Мой враг начал сдавать. Однажды он даже остановился и приложился к сосне. Но потом все-таки продолжил.
Я собрал силы. И ускорился в очередной, я очень надеялся, что в последний раз.
Почти догнал, я почти его догнал. Метров пятьдесят осталось.
И тут судьба от меня отвернулась.
Корень. Правая моя нога влетела в петлю, образованную молодым корнем сосны. Я запнулся и даже не покатился, а просто врезался в мох. Хлопс.
Мох попался влажный и прохладный, в нем было хорошо лежать лицом. Подниматься не хотелось. Но подниматься приходится всегда, так уж все устроено. Те, кто не поднимаются, не поднимаются никогда.
Я поднялся.
К груди прилипли многочисленно-болезненные шишки. Даже не прилипли, даже вдавились. Я встряхнулся, как собака, шишки разлетелись. Огляделся.
Лес был пуст. Нет, в нем жили всякие мелкие звери и букашки, и даже, может быть, дятел, птица темная. Но того, за кем я гнался, в лесу не было. Он исчез.
Растворился.
Я знал, в лесу, особенно сосновом, часто бывают всякие ямы. Идешь, а потом проваливаешься, и тебя уже не находят. Но вряд ли этот гадик рухнул в такую яму.
Я привалился к сосне и стал восстанавливать дыхание.
Куда-то бежать – бесполезно. Если ему удалось оторваться, то я его уже не смогу догнать. Однако если он спрятался, я смогу его услышать. Долго все равно не продержится. Встанет. Шагнет. И тогда хрустнет ветка.
Долго пришлось ждать. Затем ветка все-таки хрустнула.
Наблюдатель прятался на дереве. И я отыскал его.
– Привет еще раз, – сказал я. – Хорошо бегаешь. Но я лучше.
В ответ этот негодяй швырнул в меня шишкой.
Я предложил ему спуститься на землю и сдаться в почетный плен.
Ответом мне послужила целая шишечная бомбардировка.
Враг сдаваться не желал.
Что ж, это был грамотный шаг. Телефона у меня с собой не было, позвать на помощь я не мог. Так что кто кого пересидит.
Я отошел от сосны, устроился спокойно под соседним деревом и стал ждать. Тоска и Буханкин, они скоро меня найдут.
Глава 13
РЫБА-ДОЛЛАР
– Чего мы с ним возимся?! – рыкнул Буханкин. – Давайте просто подожжем дерево!
Мы торчали под сосной часа два, наверное. И все без толку. Запас шишек был, казалось, неисчерпаем. А кидал этот уродец метко. Лично в меня попал четыре раза. И все четыре раза по голове.
В Тоску вообще не попал. Тоска оказалась какой-то сверхпредусмотрительной – она раскрыла зонтик, и шишечный шквал не наносил ей особого урона. Весь вред достался в основном Буханкину – в результате удачного попадания у бедного Гелия распухло правое ухо.
В конце концов Буханкин разозлился и рыкнул:
– Чего мы с ним возимся?!! Давайте просто подожжем дерево!
Я был против подобных действий, но виду не подал, а стал помогать Буханкину собирать хвойник. Тоска тоже все поняла и присоединилась к нам. Очень скоро вокруг сосны собралась вполне приличная куча. Буханкин утрамбовал ее ногами, достал из кармана зажигалку.
– Я спускаюсь, – послышалось сверху.
– А мне плевать, – сказал Буханкин и поджег ветки.
– Ты чего делаешь?! – крикнул сверху наш пленник.
– Поджарься, зараза! – кровожадно крикнул Буханкин.
Огонь начал быстро распространяться по хвое, она затрещала, приятно запахло гарью, Буханкин испугался и принялся быстро затаптывать пожарище ботинками.
– Ну вы и... – Сверху посыпалась кора, наш враг стал спускаться.
Он спрыгнул на землю. Я шагнул к нему и легко ударил в глаз. Пленник свалился – удар у меня был достаточно мощный. Он тут же встал, и я тут же треснул еще разок. Для впечатления. Но осторожно все-таки бил, чтобы синяков не осталось.
Пленник не сопротивлялся, понимал свое положение правильно. Третий раз я треснул его в лоб. Ладонью.
Тоска не смотрела.
– Дайте мне, – оттолкнул меня Буханкин. – Ах ты гад...
Буханкин принялся бегать вокруг пленника. Буханкин нашего врага не бил, он использовал странную боевую технику – скакал вокруг повелителя пираний и хватал его за туловище, за плечи, за руки.
Боевой щип, так бы я ее определил.
Не знаю, насколько эффективен был этот боевой щип, но то, что он оказался весьма болезненным, это было видно невооруженным взглядом. Пленник морщился и иногда даже вскрикивал.
– Радуйся, что я не применил высший уровень своей силы! – сказал Буханкин, насытив свою кровожадность. – А то я выдергивал бы из тебя куски мяса! С грецкий орех!
Тут, я думаю, Буханкин приврал. Но пленник наш принял все это всерьез. Тоска от удовлетворения низменных инстинктов мести отказалась. Сказала, что ей и так хорошо.
Пленник благодарно улыбнулся.