Смех Again Гладов Олег
Человек, сидящий рядом со мной, обхватывает мою шею обеими руками. Притягивает к себе. Целует меня в щёку. Говорит:
— Больше не пугай меня так, Па…
Окси???
— Да, Па?
Такое ощущение, что меня со всей силы стукнули по башке здоровенным гаечным ключом. Хотя, кажется, меня действительно били по голове.
— Что «Да, Па»??? — говорю я.
Обвожу взглядом дребезжащий салон ныряющего в рытвины автомобиля. Отцепляю от себя её руки:
— Что Ты тут делаешь? Почему ты лысая? Что происходит?
— Опять двадцать пять! — говорит Окси, заглядывая мне в лицо. — Только не говори, что Это случилось снова!
— Что «Это»?
Она покусывает нижнюю губу:
— Мля-а-а-а…. Ну как не вовремя, а…
Машина подпрыгивает, и я ударяюсь головой о крышу.
— Куда мы едем? — спрашиваю я, схватившись за темя и испытывая тошноту от болтанки и мельтешения за окном. Окси молчит, нахмурившись. Машина ещё раз подпрыгивает, и я стукаюсь башкой сильнее.
— Стой! — кричу я. — Нельзя полегче?!
Автомобиль тормозит так резко, что я впечатываюсь лбом в подголовник водительского сидения.
Искры из глаз — это про меня.
— Мммля… — говорю я, держась за лоб. — Не дрова везёшь…
— Извините… — испуганно говорит сидящий за рулём, не поворачивая головы.
Урчит на холостых движок. Мы стоим прямо посреди леса. Окси кивает головой в сторону лобового стекла:
— Скажи ему, чтобы он ехал.
Ямочки на её щеках очень странно смотрятся на общем фоне: чёрная мотоциклетная куртка и бритая под ноль голова. Её аккуратные уши краснеют на глазах:
— Ты мне все нервы вымотал… — говорит она.
— Вы что, стреляли в ментов? — спрашиваю я, игнорируя сказанное ею. Стараясь игнорировать эти синие в пол-лица глаза.
— Конечно, — говорит Окси так, будто собирается откусить мне нос.
Я вижу рукоять пистолета, выглядывающую из кобуры под её расстёгнутой курткой.
— Откуда у тебя оружие? — я чувствую себя кретином из дешёвого шоу.
Окси вздыхает. Раздражённо хлопает по плечу сидящего впереди:
— Рыб? Откуда у нас оружие?
— Па вложил его нам в руки, — отвечает тот быстро, не отрывая взгляда от руля.
Кретином из дешёвого шоу?
— Если у тебя заберут оружие, что ты будешь делать? — снова спрашивает Окси.
— У меня есть зубы, — говорит водила.
— Если тебе выбьют зубы? — Окси смотрит на меня. Сидящий за рулём отвечает незамедлительно, словно автомат справочной службы:
— Я буду пользоваться аэрозолями, пока не разрушу весь озоновый слой Земли. Загажу всю планету. Вы у меня все, суки, сдохнете.
Окси склоняет голову набок:
— Ясно?
Я:
— Нет. Что ещё за бред?
Окси (закатывая глаза к потолку):
— Это проповедь Па в клубе Urban Jazz.
Я (ощущая себя двумя кретинами в двух дешёвых шоу):
— Чья???
Окси (доставая сигарету из кармана и вздыхая):
— Твоя…
Она прикуривает. Выдыхает дым в потолок:
— Скажи Рыбу, чтобы он ехал, Па…
Всё вокруг меня — словно отдельные картинки.
Статичные изображения, разделённые чёткими границами. Как в комиксах. Именно так происходящее отпечатывается в моей голове. Будто примеры из учебного пособия «Как испоганить свою собственную жизнь за четыре месяца, а потом правильно перенести получившееся на бумагу».
— Четыре месяца? — спрашиваю я, стоя перед огромным зеркалом и напряжённо глядя на себя.
— Да, Па… — отвечает Окси, положив подбородок мне на плечо и наблюдая за нашими отражениями, — …сейчас середина ноября…
Учебное пособие. Рисунок 13.
Мы выходим из автомобиля — «CRACK!!!» — захлопывается поцарапанная задняя дверь . «Whr-r-r-r!!!» — уехал.
Рисунок 13 а):
Бредём по бесконечным запасным путям. Между бесконечными составами цистерн и рефрижераторов. Начинающимися где-то за спиной и уходящими в необозримое «где-то там впереди». Встречающийся обходчик постукивает молотком по колёсам открытой платформы с грузовиками: «Knock-Knock».
Рисунок 13 б):
Нас догоняет электричка и тормозит совсем рядом, скрипя тормозами (Kwe-e-E-EK!!!), заставляя уши прижиматься к затылку.
«Pf-f-f-f-f-f-f…» — открылись скрытые от нашего взора двери. Голос машиниста неразборчиво сообщает о том, что это конечная остановка. Мы шуршим гравием вдоль зелёной стены электропоезда. «Crack-Shirk-Crack-Shirk» — надписи под нарисованными ногами.
Рисунок 16:
Мы в стандартном городском дворе. Сумерки. Тени заполнили четырёхугольник из многоэтажек. Жёлтые квадраты окон. Их количество растёт на глазах.
«Shu-u-u-ufff…» — двери лифта.
Путь наверх длиной в тридцать секунд.
Двери лифта — «Shu-u-u-ufff…»
Приехали.
Рисунок 18:
Стою перед зеркалом. Окси положила подбородок мне на плечо и наблюдает за нашими отражениями.
— Я не рассматриваю дерьмо, прежде чем смыть его в унитаз, — говорит вдруг она. — Мне достаточно посмотреться в зеркало… Проповедь в Астрахани тринадцатого сентября этого года…
Вижу её глаза в зеркале. Слова неохотно сползают с языка:
— Я что… проповедую?..
Окси вставляет в рот сигарету:
— Да тебя вообще хрен заткнёшь, когда ты в настроении…
— А сейчас я в настроении?
— Надеюсь, — она становится передо мной и, бросив сигарету на пол, тушит её ногой, — у тебя сегодня встреча.
Она берёт меня за щёки и, привстав на цыпочки, целует в нос.
— И много я наговорил? — спрашиваю я.
— Тридцать семь часов видео, — говорит она, — всё выложено на твоём сайте… Я
рассказывала тебе это уже три раза…
Я тупо смотрю на свою бороду, заплетённую в толстую косу, доходящую до середины живота.
Окси берёт меня за руку.
— Пошли, — говорит она.
В соседней комнате несколько бритых наголо подростков. Они вскакивают при нашем появлении. Стоят полукругом. Смотрят, широко раскрыв глаза.
— Па благодарит вас за работу, — с ходу говорит Окси, — и хочет проверить, насколько хорошо вы выучили уроки…
Она отпускает мою руку и тыкает указательным пальцем в ближайшего к ней:
— Ты.
— Па сделал Это и был распят на кресте, — судорожно сглотнув громко говорит пацан с прыщом на лбу.
Окси тыкает в следующего:
— Ты.
— Смех, New Ra и Некто спасли Его и Ма от смерти, — отвечает следующий.
— Ты, — её палец, словно стрелка часов, движется по кругу.
— Они приехали в большой город и жили там обычной жизнью людей семь дней и ещё семь дней.
— Ты.
— Потом пришёл Четырёхрукий и сказал «Я Четырёхрукий». Па сказал: «Я вижу только две руки». И Четырёхрукий сказал: «Не дерзи. Я стреляю из четырёх стволов сразу. Не дай Бог тебе это увидеть. А тем более, стать моим врагом». Па сказал: «У меня только две руки. И ты сам видишь, что они дырявые. Я не смогу удержать в них воду, чтобы напиться. Но смогу удержать нашу дружбу, если ты примешь меня как друга». И Четырёхрукий стал другом Па.
— Ты.
— Потом они сели пить чай…
Голос произносящего эти слова дрожит от волнения. Под чёрной футболкой в обтяжку маленькие выпуклости. И я понимаю, что это совсем молоденькая девчонка, бритая под ноль. Она быстро становится перед журнальным столиком на колени.
— Па сидел так… — говорит она. Показывает на пустые стороны стола, — …Смех сидел так. Четырёхрукий так, а New Ra так. Ма поставила перед Па чашу. Па отхлебнул из чаши и сказал: «Что ещё за шутки?».
Я остолбенело наблюдаю за происходящим.
— Смех сказал: «В чём дело?», — волнуясь, продолжает девчонка, всё ещё стоя на
коленях перед столом. А Па ответил: «Я, конечно, не люблю сладкое, но не до такой же степени». И Смех снова спросил: «В чём дело?». И Па сказал: «Мой чай солёный»…
Окси осторожно берёт меня за мизинец.
— И тогда New Ra сказала: «Мой чай тоже солёный». И New Ra спросила Смеха: «Это опять как бы фокус?» И Смех сказал: «Нет». И Смех посмотрел на Ма, стоящую так (жест рукой в пустоту), и спросил: «Давно?». А Па спросил: «Что?» И Ма не ответила. И Смех сказал: «Это не я сделал чай солёным. Это тот, кто в ней».
Говорящая быстро целует свою левую ладонь. Этот жест повторяют все присутствующие в комнате. Все, кроме меня и Окси.
— И Смех сказал Па: «Она беременна от тебя».
— Что??? — спрашиваю я так, что девчонка вжимает голову в плечи.
— Не обращайте внимания… — быстро говорит Окси, крепко сжав мой мизинец. — …Па проверяет.
Она кивает на следующего по кругу:
— Ты.
— И Смех сказал: «Я говорил, опасно останавливать дождь после долгой засухи. Говорил, что-то может пойти не так. Уже пошло не так», — продолжает пацан в майке с буквами «К. К. К.» на фоне белого креста.
— И Четырёхрукий сказал: «Этого ребёнка нельзя оставлять». А Ма сказала: «Нет. Я ждала этого всю жизнь». А Па сказал: «Я не твой брат, дура. Ты не родишь ни Гитлера, ни Клеопатру». И Ма сказала: «Ты врёшь. Это особенный ребёнок, и я его не отдам». И Четырёхрукий сказал: «Ему всего три недели, а он уже делает вещи, которые не понимает». И Смех сказал: «Я боюсь, что он уже всё понимает». А Па сказал: «Он или Она». И Смех сказал: «Нужно делать аборт пока не поздно»…
Я вырываю свою руку у Окси. Я выхожу в центр комнаты.
— Стоп! — говорю я. И все глаза устремлены на меня.
— Кто я такой? — спрашиваю я, обводя помещение взглядом.
Все молчат. Я указываю пальцем на ближайшего ко мне:
— Говори!
— Ты Па. Отец Ракеты, — отвечает он.
— Где Ракета? — спрашиваю я.
— В утробе Ма.
— Где Ма?
Колени отвечающего дрожат:
— Мы не знаем, где она. Мы ищем…
— Кто «мы»?
И все присутствующие опускаются на колени:
— Свидетели Твоего Существования Всуе.
Я — Па.
Я отец Ракеты.
Ракеты Артёмовны, зачатой в день Распятия.
Распятия, цветное фото которого красуется в интернете, в формате JPEG, разрешением 1024x786.
Некто успел сфотографировать, прежде чем меня сняли с креста.
Можете скачать, если хотите. Там отлично виден надрез от ножа рядом с моей мошонкой. Там тридцать семь часов видео в приемлемом качестве, где я говорю и говорю, не останавливаясь. Рядом со мной можно увидеть Окси.
— Ты-то тут каким боком? — спрашиваю я. — Откуда ты взялась?
— Ты сам мне позвонил, — говорит она, — четыре месяца назад. С того света. По телефону Господа Бога. С прямого номера.
— В смысле?
Рыб работал водителем на «скорой»
и трахал медсестру из отделения
интенсивной терапии. Никто уже
не помнит её имени. Это не важно.
Важно, что трахались они рядом с
Палатой, в которой лежал какой-то
чел в полной отключке. То есть в
коме. Рыб успел кинуть ей две
палки (так он говорит) прежде,
чем услышал голос из соседней
палаты. Голос произносил
несколько цифр и «Окси». Плюс
Семь Девять Два Шесть Три… и
так далее. А потом — «Окси».
Это что? — спросил Рыб. Это был чел
в коме. Он, не приходя в сознание,
диктовал телефонный номер. Рыб позвонил.
Окси приехала с видеокамерой выполнять
обещание.
В интернете есть информация о проданном с аукциона гвозде, проткнувшем мою левую руку.
Второй гвоздь, прикрепленный к серебряной цепи, болтается на шее Окси.
— Я твой адепт, — говорит Окси, целуя мои ладони, — твоя правая рука.
Ладони со сквозными незаживающими ранами.
Влажными от сукровицы дырами.
Отметины.
Скарминг.
Стигматы.
— Это наше главное богатство, Па… — говорит Окси. — Главная часть твоего имиджа.
— Я твой продюсер, — говорит она, сбривая под ноль волосы с моей головы.
— Я раскрутила брэнд «Па» на полную катушку, — говорит она, расчёсывая мою
бороду и вплетая в неё искусственные седые пряди.
— Твой e-mail забит до отказа. Десять тысяч писем в день, — говорит она, когда мы едем в микроавтобусе в какой-то underground на окраине столицы.
— Ты PsychoStarFucker, Па… — говорит Окси. — Ты круче рок-звёзд. Ты имеешь их во все дыры. Ты — настоящий. И малолетки хотят быть похожими на тебя. Мои Торпеды. Сотни бритых под ноль пацанов и девчонок рыщут по всей стране в поисках Ма. В поисках Ракеты.
— Они называют себя «Противо-Ракетная Оборона», — говорит Окси, держа сигарету в руках и выпуская дым из ноздрей.
— Зачем они Их ищут? — спрашиваю я.
Ма — Ольга.
Ракета — моя дочь.
— Да потому, что эта твоя Ольга — сбежала, раскроив тебе башку, когда Смех и Четырёхрукий ушли за акушером. Ты выжил, а New Ra нет. Ма убила её.
Я выжил. New Ra нет. Ма убила её.
Это заряжает наши торпеды зарядом Мести.
Если они найдут Ма, убьют её.
— Но я начинаю бояться, — говорит Окси, — что мы её никогда не найдём. Ма просто Ракетоноситель. Твоя дочь рулит ею, как хочет. Она нашёптывает Ольге, как лучше прятаться. И надоумила её звонить ментам. Она наводит на тебя ментов.
— А за что меня ищут менты? — спрашиваю я настороженно.
— За подстрекательство и разжигание межрелигиозной вражды. Твои торпеды громят филиалы Церкви Обвинения, увечат её членов и сжигают их дома по всей стране. Троих убили… — Окси тушит окурок носком ботинка на подрагивающем полу микроавтобуса.
— Мы постоянно меняем места ночлега, — говорит Окси, — потому что твоя Ракета вычисляет тебя очень быстро. Смех сказал, что это будет продолжаться, пока она тебя не убьёт. Он сказал, что твоя дочь очень способная девочка, и просил не удивляться, если появятся сообщения о воскрешении мёртвых и воде, превращённой в вино. И ещё он сказал, что лучше бы ты её убил. Уничтожил порождённое тобой.
— За что это она так меня? — я беру сигарету из пачки Окси.
— Потому что ты первый начал.
— Я?
— Ты хотел, чтобы Ольга сделала аборт.
Я молчу.
— Где Смех? — спрашиваю я, когда наш фургон притормаживает. — Почему он не с нами?
Окси открывает дверцу:
— Он сказал, что это твоё представление. Твой Цирк…
Она спрыгивает на асфальт в тёмном переулке:
— Пошли. У тебя встреча с новыми торпедами.
Я, не двигаясь с места:
— Что я им скажу?
Она требовательно протягивает мне руку:
— Я твой Метотрон. Глас твой всуе. Я сама всё скажу… Ну? Пошли!
— Запомните! — громко говорит Mетотрон, стоя на возвышении для MC и глядя на столпившихся перед ней малолеток. — Две самые бесполезные вещи на свете — это спорить и обижаться!
Окси, не сбиваясь и не теряя темпа, вещает уже двадцать минут. Её голос уверенно разрывает тишину в небольшом помещении клуба.
Я вижу её затянутую в чёрное фигуру, вышагивающую по пружинящему помосту, сквозь стекло Dj-ейской будки. Передо мной микрофон на стойке. В правом ухе Окси малюсенький наушник.
— Это если тебе захочется поправить меня, — объяснила она полчаса назад.
Рядом с микрофоном бутылка виски. Я делаю из неё глоток, зная, что из зала меня отлично видно. Пох…
— Когда человек по-настоящему оскорблён, — говорит Окси, — уязвлён в самое сердце, когда в его крови выделяется Оскорбиновая кислота и он испытывает невыносимую горечь — только тогда он предстаёт перед собой таким, какой он есть…
Недалеко от возвышения, спиной к Окси и ко мне, стоит человек в строгом тёмном костюме. Четырёхрукий. Я вижу его затылок. Ни затылок, ни его лицо, ни о чём мне не говорят.
Я делаю глоток виски. Десятый. Но веселее мне не становится.
— Слышь, Метотрон… — говорю я в микрофон. — Скажи этим отморозкам, чтобы перестали жечь дома и мочить людей.