Сестры Стил Даниэла
Вторую половину четверга и утро пятницы сестры провели в больнице у Энни. Она страдала от сильной головной боли, что едва ли было удивительно. Приходил физиотерапевт. Потом Энни несколько раз принималась плакать и звать мать. Она все еще не могла поверить случившемуся, как и все они. Но сестры уже сосредоточились на том, как помочь ей. Совсем скоро она узнает, что ослепла. Повязку собирались снять в субботу. Все три сестры безумно боялись этого дня. Жестокая реальность должна была вот-вот нанести удар.
Отец побывал у нее в четверг вечером и снова заезжал в пятницу утром, когда там были девушки. Энни поблагодарила его за мамины драгоценности. Она их пока не видела, но хорошо помнила по описанию, которое дали сестры, и все они ей нравились. Энни была довольна выбором, который сделали для нее сестры. Мамино лисье манто ей тоже всегда нравилось. Она с удовольствием будет носить его во Флоренции, где довольно холодные зимы и итальянские женщины носят меха. Там к натуральным мехам относятся нормально. Не то, что в Штатах, где только и жди, что тебе сделают замечание по этому поводу.
Энни также хотела узнать, когда сможет вернуться в Италию, и беспокоилась о том, что не звонит Чарли. Она несколько раз просила сестер набрать его номер. Звонила ему на сотовый, но всякий раз звучал автоответчик. Наверное, он все еще находится в Помпеях с друзьями, очевидно, там плохая связь. Ей не хотелось оставлять сообщение о смерти матери и о том, что сама она пострадала в аварии, но то, что она так долго не может связаться с ним, расстраивало ее. Правда, прошла всего неделя. Но сколько всего случилось за это время! Гораздо больше, чем она себе представляла, поскольку она пока не знала о своей слепоте. Сабрина, конечно, не упоминала о своем разговоре с Чарли, а сестры, слушая, как Энни восторженно говорила о нем, тоже помалкивали. Сабрина едва удерживалась, чтобы не фыркнуть с презрением. Но никто из них ничего не сказал Энни.
Она целый день провела с сестрами. Кэнди позвонили из агентства относительно съемок в Париже, но она отказалась и осталась дома. Ей пока не хотелось работать, остальным тоже. У Сабрины впереди была еще целая неделя отпуска, а Тэмми возвращалась в понедельник в Лос-Анджелес. Уезжать не хотелось, но выбора не было. В ее офисе бушевали страсти: все еще не подыскали замену звезде, кроме того, предстояло серьезно переделать сценарий. Придется решить целый ряд сложных проблем, а Тэмми сейчас совсем не хотелось об этом думать. Она могла думать только о матери и об Энни. Скоро Тэмми будет далеко отсюда и не сможет помогать сестрам. А ей хотелось быть здесь, поддержать Энни и отца. Энни уже знала, что придется провести пару недель в доме отца на положении выздоравливающей. По словам врачей, до конца месяца, если все пойдет хорошо, ей придется побыть под наблюдением. Предполагалось, что в больнице она пробудет еще неделю. Но Энни до сих пор понятия не имела о том, что ослепла. Она без конца повторяла, что ждет не дождется, когда снимут повязку с глаз, и сестры, слыша это, каждый раз заливались слезами. Когда снимут повязку, мир Энни так навсегда и останется темным. Разве можно описать словами эту трагедию!
В пятницу поздно вечером, уезжая из больницы, все три сестры выглядели измученными. Они договорились, что на следующий день будут здесь и встретятся с офтальмологом. Когда снимут повязку, Энни, наверное, почувствует, что это конец жизни. Всем было страшно за нее. В тот вечер сестрам удалось убедить отца при этом не присутствовать. Хватит с него тяжелых переживаний!
Войдя на кухню, Сабрина обнаружила два послания от риелтора и усмотрела в этом обнадеживающий знак. Она перезвонила ей и поймала, когда та выходила из офиса, чтобы отправиться на уик-энд в Хэмптоне.
— Я целый день пыталась связаться с вами, — пожаловалась риелтор.
— Прошу прощения. Сотовый пришлось отключить. Я навещала сестру в больнице, а там не разрешают пользоваться телефонами. Что-нибудь удалось найти? — Ждать результатов было, конечно, рано, и все же…
— Есть два весьма интересных варианта. Мне они оба кажутся отличными, но все зависит от того, что вы хотите. Мы с вами ничего не говорили о месторасположении. Вы сказали только, что предпочитаете Ист-Сайд. А как насчет центра города?
— Насколько близко к центру? — спросила Сабрина. Ее офис находился на Парк-авеню в районе Пятидесятых улиц, они с Крисом жили в нескольких кварталах друг от друга. Если дом находится ближе к центру, ему будет труднее заходить к ней по дороге, что он частенько делал, даже не оставаясь на ночь. А когда она допоздна задерживалась на работе, он заходил выгуливать собаку.
— Есть великолепная квартира. Это кооператив, но люди, построившие его, пока не готовы переехать. Они сначала хотят продать свой дом, поэтому готовы сдать эту квартиру на полгода или даже на год. Квартира в отличном состоянии, все оборудование абсолютно новое. Это пентхаус, так что там есть даже бассейн и фитнес-клуб прямо в зданий.
— Дорого, наверное? — спросила практичная Сабрина, и риелтор не стала этого отрицать.
— Дорого. Но квартира того стоит. — Она назвала Сабрине цену, и та присвистнула.
— Нет, такое нам не по карману, — сказала она. Даже если отец будет помогать, ей такие расходы не потянуть, хотя Кэнди, возможно, смогла бы. — Я думала, что цена будет в более разумных пределах.
— Это весьма необычное место, — сказала риелтор, кажется, немного расстроившись. Но ее было не так-то легко обескуражить. — Они все равно не позволяют держать собак. У них абсолютно новые полы и белое ковровое покрытие.
Сабрина улыбнулась:
— Мне стало значительно легче. У нас есть собаки. Маленькие, конечно, — добавила она, чтобы не пугать риелтора. Придется Бьюлу прятать куда-нибудь в кусты. Она хоть и коротконогая, но маленькой ее никак не назовешь. — Насколько я понимаю, эта квартира независимо от цены нам не подходит.
— Конечно. И они не согласны идти ни на какие уступки. Слишком уж все там новенькое. Но у меня имеется еще один вариант. Это нечто противоположное первому. Если жилье ближе к центру белое, просторное и новенькое, то жилье, расположенное дальше от центра, имеет свой шарм.
Уж не разваливается ли оно на части? Но может быть, запрашивают за него более приемлемую цену? Сабрина, конечно, прилично зарабатывала, но не могла себе позволить того, что было по карману младшей сестренке.
— Что за жилье? — Если не светлое и просторное, то неужели темное и мрачное? Хотя в таком случае им, возможно, позволят держать собак.
— Это кирпичный дом на Восточной Восемьдесят четвертой улице, причем довольно далеко от центра. Зато недалеко от чудесного старого района Грейси-Мэншн. Помещение, конечно, не такое фешенебельное, как квартира в центре, однако хороший дом. Он принадлежит недавно овдовевшему доктору. Кажется, он психоаналитик, взял годичный отпуск. Говорят, хочет побывать в Лондоне и Вене. Он пишет книгу о Зигмунде Фрейде, и у него есть собака, так что он, наверное, не будет возражать против ваших собак. Это милый небольшой домик. Не произведение искусства, конечно, но с большим шармом. Жена была декоратором и постаралась максимально использовать все возможности. Он хочет сдать его в аренду на год и, если арендаторы не возражают, хотел бы оставить там кое-какую мебель. А если будут возражения, то готов сдать мебель на хранение.
— Сколько этажей? — спросила Сабрина, подумав об Энни. Возможно, в квартире на одном уровне ей было бы легче ориентироваться, чем в доме. К тому же в особняке не была предусмотрена охрана. Если вдруг потребуется помощь, то позвать будет некого.
— Четыре. На верхнем этаже расположено нечто вроде семейной гостиной. При доме имеется сад. Ничего особенного, но очень милый. Спальни там небольшие. Ну, знаете, это обычно бывает в старых кирпичных домах. Однако их там четыре. Вы говорили, вам нужны только три, но четвертую можно превратить в рабочий кабинет. Кухня и столовая расположены в цокольном этаже, так что от холодильника до спален путь неблизкий, однако в семейной гостиной наверху имеются и холодильник, и микроволновка. К планировке старых кирпичных домов в Нью-Йорке требуется творческий подход. На главном этаже расположены гостиная и рабочая комната, над ними — по две спальни на каждом этаже, и при каждой отдельная ванная, что бывает крайне редко. Они небольшие, но сделаны очень хорошо. У его жены была бездна вкуса. И еще семейная гостиная наверху. Похоже, там имеются все комнаты, которые вам нужны, если вы не против, чтобы кухня и столовая располагались на цокольном этаже — на самом деле весьма удобно. Там светло, и окна выходят на юг. В доме имеются стиральная машина и сушилка. Во всех помещениях есть кондиционеры. И цена подходящая, однако дом сдается только на год, продлить аренду нельзя. Через год дом потребуется хозяину. В доме доктор принимает пациентов. Он весьма известный человек, написал несколько книг… — продолжала риелтор.
Все это отнюдь не означало, что дом им подойдет. Энни можно было бы разместить на втором этаже, возможно, вместе с Кэнди, а Сабрина могла бы занять спальню этажом выше, Тогда у них с Крисом создалось бы некое подобие личной жизни, а все вместе они могли бы проводить время в семейной гостиной наверху. Если все как следует обдумать, этот план мог бы сработать. При условии, что удастся уговорить Энни.
— Сколько? — спросила Сабрина. Для нее это был важный фактор. Когда риелтор назвала цену, Сабрина чуть было снова не присвистнула, но на сей раз потому, что цена была весьма низкой. Аренда дома стоила меньше, чем ее нынешнее жилье, и она могла бы без труда оплачивать половину или даже целиком всю ренту, тогда как ей придется платить всего четверть, поскольку отец предложил оплачивать половину. — Почему так дешево?
— Он не заинтересован в деньгах. И хочет лишь, чтобы в доме жили хорошие люди. По его мнению, дом не должен пустовать целый год. Его сыновья не хотят там жить. Один живет в Санта-Фе, другой — в Сан-Франциско. Доктор попробовал найти человека, который присматривал бы за домом, но ему не хочется, чтобы там устраивали какие-нибудь дикие оргии и все вокруг портили. Это милый, уютный дом, и хозяин хочет, вернувшись, найти его в хорошем состоянии. Когда он назвал цену, я сказала, что он может получить вдвое больше, но ему это безразлично. Если вы заинтересованы, то вам лучше поскорее посмотреть его. Вряд ли он долго задержится на рынке. Сейчас люди разъехались на праздники, но как только брокеры о нем заслышат, его быстренько приберут к рукам. Он выставил его на рынок только на прошлой неделе. Жена доктора, по-моему, умерла всего два месяца тому назад, — сказала риелтор, и Сабрина прониклась к доктору сочувствием. Потеряв мать, она стала лучше понимать тех, кто теряет любимых людей.
— Не уверена, что моя сестра сможет осилить все эти лестницы. Конечно, было бы проще, если бы это была квартира на одном уровне, тем более что здесь кухня в цокольном этаже. Но мне очень хочется посмотреть дом, потому что все остальное меня в нем устраивает, — сказала она. Тем более, что до квартиры Криса можно дойти пешком. Дом был расположен несколько дальше от Криса, чем ее нынешняя квартира, но все же довольно близко.
— Ваша сестра инвалид? — спросила риелтор, и у Сабрины даже дыхание перехватило. На этот вопрос ей еще никогда не приходилось отвечать.
— Да, она слепая. — Сабрине стоило большого труда произнести это слово.
— Ну, в связи с этим едва ли возникнут проблемы, — уверенным тоном заявила риелтор. — Мой двоюродный брат слепой. Он живет в Бруклине, на четвертом этаже без лифта и отлично со всем справляется. Кстати, у нее есть собака-поводырь?
— Пока нет, но, возможно, будет… — сказала Сабрина. Ей не хотелось рассказывать, что сестра ослепла всего несколько дней назад. Слишком больно было говорить об этом.
— Я уверена, что хозяин не будет возражать. У него самого есть английская овчарка, а у жены такса. Он ничего не говорил насчет собак в доме. Ему лишь нужно, чтобы там жили приличные люди, которые платят ренту и ухаживают за домом. — Риелтор уже знала, что Сабрина — адвокат с приличным финансовым положением и что о ней хорошо отзываются. Этого было достаточно. — Когда вы сможете посмотреть дом?
— Не раньше понедельника, — ответила Сабрина. Завтра будут снимать повязку с глаз Энни, так что уик-энд предстоит тяжелый, и она должна присутствовать. — В понедельник я смогу на несколько часов вырваться в город.
— Надеюсь, его не приберут к рукам до тех пор, — сказала риелтор.
Сабрине не понравились ее слова. Получалось так, будто вы упускаете самую выгодную сделку в жизни, если тут же не хватаетесь за представившуюся возможность обеими руками.
— Возможно, я смогла бы взглянуть на него в воскресенье после полудня, но не раньше. — Ей не хотелось оставлять Энни в тот день, когда снимут повязку. Она никак не могла этого сделать. Даже медицинским сестрам на этаже запрещали говорить о слепоте Энни в ее присутствии.
— Думаю, в понедельник будет нормально. Он, кажется, говорил, что уезжает на уик-энд, так что никто, кроме нас, не сможет туда войти. В десять утра вас устроит?
Сабрина согласилась, и риелтор дала ей адрес, обещав к тому времени узнать, нет ли других вариантов, но если Сабрина не возражает против кирпичного дома, то лучшего варианта ей не найти. И цена подходящая. Правда, дом без охраны, но ведь нельзя же иметь все. И еще риелтор добавила, что дома и квартиры подобны романам. Или вы влюбляетесь, или нет. Она надеялась, что Сабрина влюбится в дом.
Закончив разговор, Сабрина сразу же рассказала обо всем Тэмми и Кэнди. Их проект постепенно обретал форму. Все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Подожди радоваться, пока не увидишь дом, — предупредила ее Тэмми. — Я осмотрела сорок домов, прежде чем нашла свое жилье. Трудно поверить, в каком состоянии иногда находятся дома, в которых живут люди. Жалкие лачуги в Калькутте покажутся дворцами по сравнению с тем, что иногда приходилось видеть. Мне просто повезло, что я нашла свое нынешнее жилье.
Тэмми любила свой дом, обставила его с большим вкусом и поддерживала в образцовом порядке для себя и Хуаниты. Дом был более просторный, чем требовалось, с прекрасными видами из окон и камином в каждой комнате. Она приобрела кое-какие очаровательные антикварные вещицы и великолепные произведения современного искусства, и хотя еще не завершила обустройство дома, туда было приятно возвращаться поздно вечером, пусть даже она жила там одна. Ей, как и Кэнди, доход позволял жить в великолепном месте и покупать красивые вещи. Бюджет Сабрины был гораздо скромнее, чем у сестер. А Энни жила очень экономно из уважения к своим родителям, которые поддерживали ее, поскольку она не имела почти никакого дохода, разве что иногда удавалось продать какую-нибудь картину. И никто не мог даже представить, каким образом могла бы Энни зарабатывать себе на жизнь теперь, когда ослепла. Кроме живописи, она ничему не научилась. Живопись была для нее не хобби, а самой жизнью. Имея степень магистра, она могла бы преподавать историю искусств, но Сабрине как-то не верилось в большой спрос на слепых педагогов. Возможно, она просто не знала об этом. Это был абсолютно незнакомый для нее мир, но и Энни придется его осваивать заново: помимо физических трудностей приспособиться к жизни в нем, ее пугала возможность депрессии, которая могла начаться у сестры.
Все три девушки решили, что аренда кирпичного дома — хороший вариант, и даже Крис с этим согласился. Квартира Сабрины ему никогда не нравилась. Она арендовала ее из-за близости к его жилью, чистоты и приемлемой цены. Что же касается шарма, то он отсутствовал вовсе. Вариант кирпичного дома был гораздо интереснее, хотя казался несколько непрактичным и странноватым.
— Энни быстро научится спускаться и подниматься по лестнице, как только привыкнет к ней. Наверняка имеются приспособления для того, чтобы помочь слепым людям передвигаться в помещении. Мы все должны научиться ей помогать, — сказал Крис. И Сабрина подумала, что с его стороны очень мило напомнить им об этом.
В тот вечер Сабрина рассказала о доме отцу, который восхитился их намерениями по отношению к Энни. Он будет меньше беспокоиться о дочери, зная, что она живет с двумя своими сестрами, особенно с Сабриной, которая является гораздо более ответственным человеком, чем Кэнди, и почти на четырнадцать лет ее старше. Кэнди во многих отношениях еще совсем ребенок и пока не повзрослела, а на Сабрину, как и на Тэмми, все могут положиться. К сожалению, Тэмми не сможет жить с ними, но она обещала часто навещать их. Если они решат арендовать дом, то четвертая спальня всегда будет в ее распоряжении, когда бы она ни приехала.
На следующее утро в десять часов три сестры поехали в больницу. Хирург-офтальмолог должен был прибыть в половине одиннадцатого. Ни у одной из них не хватило мужества подготовить Энни к предстоящим испытаниям. Лечащий врач сказал, что хирург сделает это сам. Он знает, что и как следует говорить в таких случаях. Ей придется пройти специальную подготовку. Энни могла поехать для этого, в реабилитационный центр на несколько месяцев или приезжать на занятия, проживая дома. Сейчас ей было необходимо приобрести навыки слепого, а может быть, даже обзавестись собакой-поводырем. Зная, что Энни терпеть не может собак, сестры сомневались, что она согласится на это. Она всегда считала собак шумными, экспансивными созданиями, к тому же грязнулями. Возможно, собаки-поводыри другие, но об этом было рано говорить. Энни еще предстояло научиться самым элементарным делам.
Хорошо хотя бы, что Энни не предстояли месяцы или даже годы повторных операций, сказала Сабрина по дороге в больницу, пытаясь отыскать в ситуации хоть что-то положительное. Однако, кроме этого, ничего положительного не было. Слепой художник — такое словосочетание могло кого угодно повергнуть в депрессию, и все они были уверены, что именно это угрожает Энни. Она потеряла карьеру, чему посвятила всю жизнь, а самое главное — потеряла мать. Энни беспрестанно мучила себя мыслями о том, что должна была сделать во время аварии, но не сделала: вот если бы она выхватила у матери руль, все могло бы пойти по-другому. Сестры уверяли ее, что никто ее не винит, но от этого ей не становилось легче.
Когда они вошли в палату, Энни спокойно лежала на постели. Кэнди была в коротких шортах, тончайшей маечке и серебряных сандалиях, и присутствующие провожали ее взглядами. Она выглядела потрясающе, хотя Сабрина проворчала что-то насчет совершенно прозрачной маечки. Ей казалось, что совсем не обязательно каждому санитару, врачу или посетителю больницы отчетливо видеть соски ее сестры.
— Не будь занудой, — отмахнулась Кэнди. — В Европе все ходят вообще без маечек.
— Здесь не Европа, — заметила Сабрина. Дома, возле бассейна Кэнди ходила с неприкрытой грудью, смущая Криса и отца, но она не придавала значения тому, что окружающие видят ее тело. Демонстрируя его, она сделала себе карьеру.
— Что надето на Кэнди? — усмехнувшись, спросила Энни. Она слышала, как сестры препирались, входя в палату. А Тэмми еще подлила масла в огонь, сказав, что если бы она заплатила за грудь такую сумму, как Кэнди, то стала бы брать деньги за возможность пользоваться ею, чтобы компенсировать затраты.
— Не так уж много, — сказала Сабрина неодобрительно, — а через то, что надето, видно все насквозь.
Услышав это, Энни рассмеялась.
— Кэнди может себе позволить это, — заметила она.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Тэмми, когда все собрались вокруг постели в ожидании доктора.
— Наверное, хорошо. Я не могу дождаться, когда с меня снимут эти бинты. Устала сидеть в темноте. Очень хочется вас видеть, — сказала Энни. Сестры промолчали. Сабрина подала ей стакан сока с соломинкой и помогла вставить в рот. — Как папа?
— С ним все в порядке. Спасибо Крису. Он его все время чем-то занимает. Они, по-моему, починили все двери в доме, сменили электрические лампочки, и каждый ящик теперь выдвигается без помех. Не знаю точно, чем они заняты, но вид у них очень деловой.
Энни рассмеялась, представив себе эту картину. Пять минут спустя пришел врач. Он буквально излучал спокойную уверенность и улыбнулся, глядя на четырех сестер. Он уже видел их несколько раз на этой неделе и заметил, что Энни очень повезло иметь такую надежную поддержку со стороны семьи. Между сестрами далеко не всегда бывают подобные отношения. И в этот мучительный момент ему придется иметь дело не с одной сестрой, а со всеми четырьмя.
Он сказал Энни, что, когда снимут бинты, она будет видеть так же, как сейчас. Слушая его, Сабрина затаила дыхание, а Тэмми сжала ее руку. Кэнди стояла рядом.
— Почему я буду видеть так же, как сейчас? — Энни нахмурилась. — Зрение не сразу вернется ко мне?
— Ну-с, приступим, — спокойно сказал врач, осторожно разматывая бинты, которые были на ней всю неделю. Энни поинтересовалась, придется ли снимать какие-нибудь швы, и он ответил, что не придется. Швы были внутренние и сделаны с помощью растворяющихся материалов. Многие порезы на лице к этому времени уже начали заживать. Только от глубокой раны на лбу, возможно, останется шрам, но его при желании можно будет прикрывать челкой. Или заняться этим позднее. Кэнди не зря всю неделю накладывала крем с витамином Е на лицо сестры.
Когда удалили бинты, на глазах остались только круглые наклейки. Врач взглянул на сестер Энни, потом снова перевел взгляд на нее.
— Сейчас я сниму эти наклейки, Энни, — осторожно сказал он. — Я хочу, чтобы вы сейчас закрыли глаза.
— Хорошо, — прошептала она. У нее было ощущение, что происходит что-то недоброе. Она не понимала, в чем дело, но напряжение в комнате было буквально осязаемым, и ей это не нравилось.
Врач снял наклейки, и Энни, как велели, закрыла глаза. Он прикрыл ее глаза своей рукой и попросил Сабрину закрыть жалюзи. Даже на слепые глаза солнечный свет может подействовать плохо. Сабрина так и сделала, и они стали ждать, когда он попросит Энни открыть глаза. На мгновение в комнате установилась зловещая тишина, и Сабрине показалось, что Энни вскрикнет. Но она не вскрикнула. Она просто озадаченно и немного испуганно повернулась к врачу, но он предупредил ее вопрос.
— Что ты видишь, Энни? — спросил он. — Ты видишь свет?
— Немного. Как очень светлый серый цвет с черным по краям. Больше я ничего не вижу, — сказала она. Врач кивнул, и по щекам сначала Тэмми, потом Сабрины покатились слезы. Кэнди, не в силах вынести этих мучений, на цыпочках вышла из комнаты. Энни услышала звук закрывшейся двери, но никак это не прокомментировала. — Я ничего не вижу, кроме светло-серого цвета посередине.
Врач приблизил к ее лицу руку с растопыренными пальцами.
— Что ты видишь сейчас?
— Ничего. А что вы делаете?
— Держу руку перед твоими глазами. — Он жестом попросил Сабрину снова открыть жалюзи. Она так и сделала. — А теперь? Свет стал ярче?
— Немного. Серый цвет стал светлее, но я по-прежнему не вижу вашей руки. — Она едва дышала и, судя по всему, очень испугалась. — Скоро ли ко мне вернется нормальное зрение? Я хочу сказать, когда я увижу очертания, лица, цвет?
Это был прямой вопрос, и врач ответил честно:
— Энни, иногда случается непоправимое. Мы сделали все возможное, чтобы исправить положение, но не смогли восстановить разорванные зрительные нервы. Одна из металлических труб, ударивших тебя во время аварии, разорвала и зрительные нервы, и кровеносные сосуды, которые их питают. Это не поддается восстановлению. Но думаю, со временем ты будешь видеть свет и тени. Возможно, ты сможешь видеть очертания предметов и даже подобие цвета. Сейчас в этой комнате очень светло, и ты можешь видеть жемчужно-серый цвет. Без яркого света оттенок серого будет темнее. Со временем положение может улучшиться, но лишь незначительно, Энни. Я понимаю, сейчас это трудно осознать, но тебе очень повезло, что ты вообще осталась жива. Ущерб мог быть гораздо серьезнее: твой мозг удалось спасти, а зрение нет. Но ведь ты осталась жива, Энни. — Даже ему было трудно говорить все это, тем более что он знал о ее профессии. Об этом напоминала ему вся ее семья, но ее зрению был причинен необратимый ущерб. И как бы ни хотел врач исправить положение, он не мог этого сделать.
— Что вы хотите сказать? — в ужасе спросила Энни. Она повернулась к сестрам, но не увидела ничего. И даже серый цвет, который она различала вначале, теперь, когда она отвернулась от света, казался темнее. — Что вы имеете в виду? Я ослепла?
Врач сделал паузу, прежде чем ответить. Сестры ждали, совершенно убитые горем.
— Да, Энни, ты ослепла, — тихо сказал врач, взяв ее за руку. Она отдернула руку и расплакалась.
— Вы это серьезно? Я ослепла? И я не смогу ничего видеть? Ведь я же художник! Я должна видеть! Как я смогу писать картины, если не буду видеть? — спрашивала она. И как она будет переходить на другую сторону улицы, как приготовит еду или даже как найдет свою зубную пасту? Ее сестер больше беспокоили проблемы повседневной жизни, чем искусство. — Я должна видеть! — снова сказала она. — Вы не можете как-нибудь исправить это? — Она начала всхлипывать как ребенок, и Сабрина с Тэмми прикоснулись к ней — они рядом.
— Мы пытались исправить положение, — печально вздохнул хирург. — Вы были на операционном столе в течение пяти часов, и мы работали над вашими глазами, пытаясь спасти зрение. Но повреждение оказалось слишком серьезным. Зрительные нервы практически уничтожены. Чудо, что вы остались живы. Иногда за чудеса приходится платить очень высокую цену. Думаю, это один из таких случаев. Мне искренне жаль. Вы сможете многому научиться: работать, путешествовать, вести полностью независимый образ жизни. Во всем мире люди, лишенные зрения, могут делать многое. Это и знаменитые люди, и обычные люди вроде нас. Надо лишь научиться по-другому смотреть на жизнь, не так, как это было прежде. — Он понимал, что она пропускает его слова мимо ушей, но продолжал говорить, чтобы дать ей надежду, зная, что она может вспомнить его слова позднее.
— Я не хочу быть слепой! — закричала она. — Я хочу снова видеть! Разве нельзя сделать трансплантацию? — Она была готова душу продать, лишь бы вернуть зрение.
— Повреждения слишком велики, — честно признался врач. Ему не хотелось давать ей ложную надежду. Возможно, со временем она будет различать свет и тень, но зрение никогда не вернется. Она слепа. По просьбе ее отца на этой неделе ее осмотрел еще один офтальмолог, который пришел к тем же самым выводам.
— О Господи! — воскликнула Энни и, упав на подушки, разрыдалась. Сестры подошли к постели и встали по обе стороны от нее. Врач потрепал ее по руке и вышел из палаты. Он больше ничего не мог для нее сделать. Ей нужны были они. Сейчас он был для нее злодеем, лишившим надежды. Потом он еще встретится с ней, поможет составить план лечения и посоветует, чему и как следует научиться. Но сейчас для этого было еще слишком рано. Хотя обычно он бывал более бесстрастным, эти четыре женщины, особенно его пациентка, глубоко тронули его. Он чувствовал себя палачом. Ему хотелось бы как-то изменить ситуацию, но он не мог. И никто бы не смог. Ему, по крайней мере, удалось сохранить глазные яблоки, чтобы не было изуродовано лицо. Энни была очень красивой девушкой.
Кэнди, увидев, как он вышел из палаты глубоко огорченный, снова проскользнула в комнату. Сабрина и Тэмми стояли по обе стороны от рыдающей Энни и держали ее за руки.
— О Боже, я ослепла… ослепла… — повторяла Энни. Кэнди, увидев ее, начала плакать. — Я хочу умереть… Я больше никогда не буду видеть… Моя жизнь кончена!
— Нет, малышка, не кончена, — тихо произнесла Сабрина. — Это только сейчас кажется, но на самом деле это не так. Я знаю, что это тяжело… это ужасно. Но мы любим тебя, и ты жива. У тебя работает мозг, и тебя не парализовало. У нас есть за что благодарить судьбу.
— Нет, нам не за что благодарить судьбу! — крикнула Энни. — Ты понятия не имеешь, каково это. Я не могу тебя видеть! Я ничего не могу видеть! Я больше не знаю, где нахожусь… Все вокруг серое и черное… Я хочу умереть. — Она несколько часов рыдала на руках у сестер. Они по очереди утешали ее, потом пришла медицинская сестра и предложила дать легкое успокоительное. Сабрина кивнула в знак согласия. Пожалуй, сейчас было самое время принести Энни лекарство. Слишком много на нее обрушилось. Сначала смерть матери, а теперь еще один удар. И все за одну неделю. После трех с половиной часов рыданий Энни было бы неплохо и ей, Сабрине, принять успокоительное.
Когда Энни делали укол, она лежала в объятиях Тэмми и плакала. Двадцать минут спустя она стала клевать носом, и медицинская сестра сказала, что она проспит несколько часов. Они могли уйти и вернуться позднее. Они на цыпочках вышли из палаты и не говорили ни слова, пока не дошли до парковки. Все были измучены до предела.
Тэмми дрожащими пальцами зажгла сигарету и села на большой камень рядом с машиной отца.
— Боже милосердный, мне нужно выпить… или укол, или героин, или мартини… бедная, бедная малышка… Это было ужасно!..
— Кажется, меня сейчас вырвет, — заявила Кэнди, которая уселась рядом с Тэмми, и, взяв у нее сигарету, зажгла ее. Сабрина лихорадочно искала в сумке ключи от машины. Она была потрясена, как и все остальные.
— Только не на меня, — предупредила Тэмми. — Я этого не выдержу.
В начале недели врач сообщил Сабрине фамилию психиатра — специалиста по работе со слепыми. После всего, через что они сейчас прошли, Сабрина решила сделать звонок.
Она, наконец, нашла ключи и открыла дверцы. Все уселись в машину. Вид у них был такой, будто вернулись с войны. Они провели с Энни четыре часа, причем три с половиной из них после того, как она узнала страшную новость. Энни рыдала не останавливаясь. По дороге домой у них не было даже сил поговорить друг с другом. Тэмми сказала, что хочет вернуться в больницу к четырем, на случай, если Энни к тому времени проснется. Сабрина тоже хотела ехать. А Кэнди сказала, что не поедет.
— Я не могу это вынести. Это ужасно. Почему ей не могут дать глаза какого-нибудь другого человека?
— Они не могут этого сделать, потому что у нее слишком серьезное повреждение. Мы должны помочь ей справиться с этой ситуацией, — ответила Сабрина.
Приехав домой, они кое-как выползли из машины и в полном унынии прошли на кухню. Отец с Крисом только что закончили ленч. Как прошло утро, было нетрудно понять. Увидев лица сестер, мужчины были потрясены.
— Ну как? — тихо поинтересовался Крис.
— Как она восприняла это? — спросил отец. Он чувствовал себя трусом из-за того, что не пошел с ними. Он знал, что Джейн пошла бы, но ведь она была матерью и гораздо лучше, чем он, разбиралась в таких проблемах. У больничной койки Энни он чувствовал бы себя как слон в посудной лавке. Тэмми и Сабрина заверили его, что это ничего бы не изменило. Энни нужны были ее глаза, а не отец.
— Она хоть что-нибудь видит? — спросил Крис и поставил на кухонный стол блюдо с сандвичами, хотя никто не мог есть. Кэнди ненадолго исчезла, а вернувшись, сказала, что ее вырвало и что теперь она чувствует себя лучше. Это было ужасное утро для всех, но особенно мучительное для Энни.
— Она видит только серый цвет и, очевидно, немного света, — ответила Сабрина, — По словам врача, со временем Энни, возможно, будет видеть тени, но это не наверняка. Похоже, ей придется всю оставшуюся жизнь довольствоваться серым и черным миром.
Крис покачал головой, слушая Сабрину, и нежно коснулся ее щеки кончиками пальцев.
— Мне очень жаль, милая.
— Мне тоже, — печально сказала она, ближе придвигаясь к нему.
— Как она себя чувствовала, когда вы уходили?
— Она проплакала несколько часов, и медсестра, наконец, предложила дать ей успокоительное. Я и сама хотела бы что-нибудь принять. Какой же будет кошмар, пока она не привыкнет к этой мысли!.. Я собираюсь позвонить психоаналитику, которого рекомендовал врач. Боюсь, Энни погрузится в глубокую депрессию… или произойдет что-нибудь еще хуже.
Люди совершали самоубийства и по менее значительным поводам, и Сабрина теперь больше всего боялась именно этого. В их семье никогда ни у кого не было суицидальных наклонностей, но ведь никто так сильно не страдал. Она хотела сделать все возможное, чтобы помочь Энни и защитить ее. Именно для этого и существуют сестры.
Тэмми, взяв с собой Хуаниту, поднялась наверх, чтобы прилечь. Кэнди вышла из дома полежать у бассейна. Крис и Сабрина отправились следом, за ними Бьюла и Зоя. Йорк сразу же плюхнулась в бассейн и, выйдя оттуда, выглядела как мокрая крыса. Бьюла предпочитала не плавать, а прогуливаться по воде в мелкой части бассейна, чтобы охладиться. Наблюдая за ними, Сабрина улыбнулась, чувствуя, как постепенно поднимается настроение.
Они немного поболтали, потом появился Джим. Он энергично проплыл несколько кругов по бассейну и устал. Он находился в отличной физической форме, но когда сел рядом, стало заметно, как он сутулится. Отец все еще до конца не поверил, что его любимой Джейн не стало ровно неделю назад.
— Когда вы поедете к Энни, я буду вместе с вами, — сказал он Сабрине, и та кивнула. Сейчас Энни была нужна вся любовь, поддержка и помощь. А отец играл большую роль в ее жизни. Он был не так строг с ними, как мать, но всегда держался рядом, защищал и любил их, всегда был готов выслушать и помочь. И сейчас все это требовалось Энни. — Чем я смогу помочь?
— Ничем, — честно призналась Сабрина. — Она только что узнала об этом. Это был для нее страшный удар.
— А ее бойфренд во Флоренции? Может, он приедет ее навестить? Это могло бы взбодрить ее.
Сабрина долго молчала, потом покачала головой:
— Я так не думаю, папа. Несколько дней назад я ему позвонила, и он не горел желанием помочь Энни. — Она не нашла мужества признаться отцу, каким ничтожеством оказался Чарли и что он исчез из жизни сестры. — Справиться с такой проблемой нелегко любому парню, а он еще так молод…
— Не так уж и молод, — строго сказал отец. — В его возрасте я был уже женат, и у нас была ты.
— Теперь все по-другому, — возразила Сабрина, и отец, кивнув, пошел одеваться. Он собрался быстро. Тэмми поехала с ними, а Кэнди попросила разрешения остаться, сославшись на головную боль и тошноту. Сабрина не настаивала и оставила ее с Крисом.
Второе посещение Энни в этот день было еще хуже, чем первое. Она была все еще сонная и явно погружалась в депрессию. Сидела в постели, плакала и почти не разговаривала. Отец, увидев ее, заплакал и прерывающимся голосом попытался сказать ей, что все будет хорошо. Он сказал, что она может остаться с ним, и что сестры будут заботиться о ней, отчего она зарыдала еще сильнее.
— У меня даже личной жизни больше никогда не будет. У меня больше никогда не будет бойфренда. Я не выйду замуж. Не смогу жить одна. Не смогу писать картины. Я больше никогда не увижу закат и не посмотрю кинофильм. Я не буду знать, как выглядит каждая из вас. Я даже волосы причесать не смогу.
Она буквально рвала их сердца, перечисляя все, что она больше не сможет делать.
— Есть множество того, что ты по-прежнему можешь делать, — напомнила ей Сабрина. — Даже если ты не сумеешь писать картины, ты сможешь преподавать.
— Как я смогу преподавать, если не вижу того, о чем говорю? Нельзя преподавать историю искусства, если не видишь самих произведений.
— Уверена, ты сможешь. К тому же многие слепые выходят замуж. Твоя жизнь не кончена, Энни. Она просто станет другой. А это не конец света. Это всего лишь изменение.
— Тебе легко говорить! Моя жизнь кончена, и ты это знаешь. Как я теперь смогу вернуться в Италию? Мне придется жить, как ребенку, в родительском доме. — Энни снова начала всхлипывать.
— Это не так, — тихо сказала Тэмми. — Некоторое время, пока не привыкнешь, ты сможешь пожить с нами. А со временем будешь жить самостоятельно. Я уверена, это делают большинство слепых. Ты не какая-нибудь умственно отсталая, просто ты потеряла зрение. Существуют школы, в которых слепых обучают навыкам повседневной жизни. Научившись этому, ты сможешь жить самостоятельно.
— Нет, не смогу. Я не хочу ходить ни в какую школу. Я хочу писать картины.
— Может быть, ты сможешь заняться скульптурой? — предложила Тэмми и увидела, как Сабрина, сидевшая по другую сторону кровати, одобрительно подняла вверх два больших пальца. Самой ей это не пришло в голову.
— Я не скульптор. Я художник.
— Ты сможешь научиться. Подумай об этом.
— Моя жизнь кончена, — печально сказала Энни и заплакала как ребенок. Из глаз отца сразу же потекли слезы. Сабрине вдруг пришло в голову, что им следует быть с ней построже, чтобы заставить приложить усилия, чего сама она и не подумает сделать. Тэмми была того же мнения. Если Энни будет жалеть себя и откажется действовать, ее придется заставить это сделать. Но для строгих мер было еще слишком рано, ведь она только что узнала о своем несчастье и ее страшит будущее.
Они оставались с ней до ужина, а потом им пришлось уйти, хотя очень не хотелось оставлять ее. Они все были измучены, ей тоже требовался отдых. Они пробыли с ней почти целый день и пообещали вернуться утром.
Воскресенье прошло в основном так же, если не хуже, чем суббота, потому что реальность стала постепенно доходить до сознания Энни. Они ушли от нее в шесть часов. Для Тэмми это был последний вечер пребывания дома. Ей еще предстояло упаковать вещи, и она хотела какое-то время побыть с отцом. Крис приготовил им лазанью. В тот вечер он уезжал в Нью-Йорк.
Тэмми поцеловала Энни, из глаз которой катились слезы. Ее красивые зеленые глаза были теперь абсолютно бесполезны: они ничего не видели.
— Я уезжаю утром, — напомнила ей Тэмми, — и хочу, чтобы ты не бездельничала. Я приеду, возможно, на День труда, а ты к тому времени должна научиться многое делать самостоятельно. Договорились?
— Нет! — заявила младшая сестра, но голос ее, по крайней мере, звучал не жалобно, а сердито. — Я больше никогда не смогу самостоятельно причесаться, — сказала она, словно пятилетний ребенок, и все рассмеялись. Она лежала в постели и была невероятно красивая и очень беспомощная. Ее волосы с медным отливом блестели. Медицинские сестры их вымыли, а Сабрина поработала над ними щеткой.
— Ну что ж, — сказала практичная Тэмми, — в таком случае ты права. Если ты перестанешь причесываться, тебе действительно не найти ни мужа, ни бойфренда. Надеюсь, хотя бы мыться ты будешь?
— Не буду, — заявила Энни и, сев в постели, скрестила на груди руки.
Все рассмеялись. Сама того не желая, Энни тоже улыбнулась.
— Ничего смешного в этом нет, — всхлипнула она и снова расплакалась.
— Я знаю, малышка, — сказала, целуя ее, Тэмми, — что в этом нет ничего смешного. Но возможно, если мы возьмемся все вместе, жизнь станет более сносной. Все мы так тебя любим!..
— Я знаю, — сказала Энни, опускаясь на подушку. — Просто я не знаю, как за это приняться, и мне страшно.
— Пройдет какое-то время, и ты перестанешь бояться, — заверила ее Тэмми. — Если потребуется, можно ко всему приспособиться. У тебя за спиной вся семья.
— У меня нет мамы, — печально сказала Энни, и две крупные слезы скатились по ее щекам. Отец отвел взгляд.
— Да, но у тебя есть мы, — продолжала Тэмми, — и мы любим тебя всем сердцем. Я позвоню тебе из Лос-Анджелеса, и ты уж постарайся сообщить мне какие-нибудь новости. Если Сабрина пожалуется, что от тебя плохо пахнет, то я приеду и собственноручно вымою тебя своей мочалкой из люфты, которую ты терпеть не можешь. — Энни снова улыбнулась. — Так что будь хорошей девочкой. Не напрашивайся на неприятности. — Она обычно говорила это Энни, когда они были детьми. Между ними было три года разницы, и Энни была еще ребенком, когда Тэмми уже считала себя взрослой. Энни тысячу раз ябедничала на Тэмми, особенно когда дело касалось мальчиков. И Тэмми не раз грозилась поколотить ее, хотя никогда этого не делала.
— Я люблю тебя, Тэмми, — печально сказала Энни. — Позвони мне.
— Ты знаешь, что позвоню. — Поцеловав сестру в последний раз, Тэмми вышла из палаты. Остальные, поцеловав ее, тоже вышли. Сабрина сказала, что они с Кэнди приедут завтра, но только во второй половине дня. Она не сообщила Энни, что на следующее утро едет смотреть дом в Нью-Йорке. Она отправится в Нью-Йорк в восемь утра, то есть в то же время, что и Тэмми, которая поедет в аэропорт. Сабрина брала с собой Кэнди, с тем чтобы, если дом понравится, сразу принять решение.
В тот вечер за ужином все они высказывали свои соображения о дальнейших действиях. Никто из них не сомневался в том, что Энни необходимо поступить в специальную школу для слепых. Энни была права: теперь она очень многого не могла делать. Она должна была научиться заново наполнять водой ванну, поджаривать хлеб, причесывать волосы.
— Ей надо побывать у психоаналитика, — настаивала Сабрина. Она уже позвонила психиатру и оставила ей послание на автоответчике.
— И мне кажется превосходной твоя идея относительно того, чтобы заняться скульптурой, — сказала Тэмми.
— Если бы она захотела, это могло бы решить проблему. Однако сейчас ей кажется, что жизнь кончена. Если говорить о той жизни, какую она знала, так оно и есть. Ей нужно совершить переход в новую жизнь. А это непросто сделать, даже в ее возрасте.
— В моем возрасте это тоже нелегко, — невесело сказал отец, накладывая себе в тарелку отличной лазаньи, которую приготовил Крис. — Кстати, я думаю, что тебе следует оставить юриспруденцию и стать поваром. — За последнюю неделю, работая по дому, Крис проявил себя мастером на все руки. — Здесь ты мог бы найти работу в любое время.
— Если мне надоест возиться с коллективными исками, я буду иметь это в виду.
Замечание отца заставило всех осознать, что ему тоже будет нелегко приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам. Он был женат почти тридцать пять лет, а теперь остался один. Отец не привык заботиться о себе. Более чем полжизни он во всем полагался на жену и сейчас, оставшись без нее, растерялся. Он даже еду готовить не умел. Сабрина мысленно напомнила себе, что нужно попросить экономку начать, когда они уедут, оставлять ему какие-нибудь готовые блюда, чтобы он мог разогреть их в микроволновке.
— В твою дверь начнут стучаться вдовы и разведенные со всей округи, — предупредила его Тэмми. — Все будут предлагать тебе свои услуги. Ты будешь нарасхват.
— Меня это не интересует, — мрачно сказал отец. — Я люблю вашу мать. И не хочу никого другого.
— Понятно. Но ты их интересуешь.
— Делать мне больше нечего, — проворчал он.
Но правда состояла в том, что так оно и было. Ему действительно без жены было абсолютно нечего делать. Она заботилась обо всем, она организовывала их общественную жизнь, все планировала. Джейн делала его жизнь интересной: они ездили на концерты, в драматический театр, в оперу. Детям и в голову не могло прийти, что он будет продолжать делать это для себя. Жена совершенно избаловала его. И в результате он стал от нее зависимым.
— Ты должен как-нибудь приехать в Нью-Йорк и поужинать с нами, папа, — сказала Сабрина, напомнив ему о том, что завтра они с Кэнди едут смотреть дом. — Судя по описанию, он кажется привлекательным.
— Возможно. Но он может также оказаться ужасным. Знаешь ведь, какие эти агенты по недвижимости. Они могут солгать, к тому же частенько обладают дурным вкусом. — Он кивнул, подумав о том, что ему будет очень одиноко, когда девочки снова уедут. — Может быть, мне следует выйти в отставку? — с расстроенным видом спросил он, но все три дочери возразили в один голос.
— Нет, папа! — сказали они, и все рассмеялись. Этого никак нельзя было делать, чтобы еще более не ограничивать свою жизнь. Нужно постоянно быть занятым и делать сейчас даже больше, чем прежде, — это ни у кого не вызывало сомнений. — Тебе надо работать, встречаться с друзьями, ходить на концерты, в театры, как это делали вы с мамой.
— Одному?! — в ужасе спросил отец.
Сабрина вздохнула и переглянулась с сидевшей за столом напротив Тэмми. Надо было позаботиться не только об Энни, но и об отце.
— Нет, с друзьями, — сказала Тэмми. — Мама хотела бы этого. Она не хотела бы, чтобы ты сидел здесь один и жалел себя.
Отец не ответил и некоторое время спустя поднялся наверх, в спальню.
Крис после ужина отправился в Нью-Йорк, чтобы завтра вовремя быть на работе. Сабрине очень не хотелось его отпускать, но она была благодарна ему за его любовь и помощь. Она проводила его до машины, и он нежно поцеловал ее на прощание.
— Какая страшная была неделя, — подытожила она.
— Да уж!.. Но я думаю, что у всех все будет в порядке. Вам всем повезло, что друг у друга есть вы. — Он снова поцеловал ее. — А у тебя еще есть я.
— Слава Богу, — вздохнула она и обняла его за шею, когда он сел в машину. Даже не верилось, что несчастный случай произошел всего восемь дней тому назад. — Веди машину осторожно. Я приеду в Нью-Йорк завтра, чтобы посмотреть дом, но не смогу там задержаться надолго. Мне надо вернуться сюда. Может быть, сумею оставить Кэнди с папой и приеду на этой неделе на ночь.
— Это было бы здорово. Посмотришь, как пойдут дела. Если захочешь, я приеду в пятницу. — Ей вдруг показалось, что они супруги и что он ее муж, который приезжает на уик-энды, а она живет за городом с детьми. Только в данном случае «детьми» были ее отец и две сестры. — Смотри на вещи проще, Сабрина, — сказал он, как будто читая ее мысли. — Помни, ты не можешь сделать все. Я позвоню, как только доберусь до дома.
Она не сомневалась, что он так и сделает. Крис — надежный человек, на которого можно положиться. За последнюю неделю он еще раз доказал это. Но она это знала и раньше. И любила его за это. Если не считать отца, Крис был самым лучшим мужчиной из всех, кого она знала.
— Если ты не выйдешь за него замуж, это сделаю я, — поддразнила ее Тэмми, когда они, проводив Криса, возвращались в дом. Бьюла забилась в дальний угол кухни и с самым несчастным видом смотрела на всех оттуда. У нее явно начиналась депрессия. Она всегда впадала в меланхолию, когда уезжал Крис. — Мне нужен парень вроде него. Нормальный, здоровый, воспитанный, готовый помочь, хорошо относящийся к моей семье, который вдобавок умеет готовить! К тому же, такой привлекательный. Ну почему тебе так повезло, а мне достаются одни кретины?
— Я не живу в Лос-Анджелесе. Может быть, в этом все дело? — поддразнила Сабрина. — Не печалься, Тэм, придет время, и ты найдешь своего правильного парня.
— Слушай-ка, а меня это, кажется, больше не волнует. Я просто привыкла шутить по этому поводу. Все шутят, ну и я тоже. А на самом деле мне нравится проводить вечера дома в одиночестве со своей собачкой. Что хочу, то смотрю по телевизору, и никто не требует переключить программу на футбол. И ящики в шкафах в моем полном распоряжении.
— Ты меня пугаешь. В жизни есть кое-что гораздо более важное, чем безраздельное владение телевизионным пультом.
— Я, кажется, забыла какие. Господи, как же мне не хочется уезжать! — вздохнула Тэмми, поднимаясь по лестнице. Вдруг вспомнились прежние времена, когда они были детьми. Кэнди слишком громко включила музыку. Тэмми показалось, что сейчас приоткроется дверь и заглянет мама, чтобы попросить убавить громкость. — Здесь как-то странно без мамы, — шепотом произнесла она, чтобы не услышал отец, мимо спальни которого они проходили.
— Верно, — кивнула Сабрина. — А папа, наверное, еще сильнее это ощущает.
— Как ты думаешь, он когда-нибудь женится снова? — спросила Тэмми. Сама она не могла этого представить, но кто знает?
— Никогда, — заверила ее Сабрина. — Он слишком сильно любил маму, чтобы посмотреть на кого-нибудь другого.
— Но он еще молод. Я сама встречалась с мужчинами его возраста.
— С мамой в любом возрасте трудно кому-нибудь сравниться. Она была для него единственной.
Для них мать тоже не имела себе равных…
— Я бы не ужилась со злой мачехой, — призналась Тэмми, и Сабрина рассмеялась:
— Едва ли нам такое грозит. Папе, возможно, было бы неплохо навестить тебя как-нибудь в Лос-Анджелесе. Ему, наверное, будет одиноко проводить здесь уик-энды.
— Отличная идея, — откликнулась Тэмми, доставая чемодан, чтобы упаковать вещи. В это время пришла Кэнди, и три сестры, заболтавшись, разошлись по своим комнатам только после полуночи. К тому времени Крис, как и обещал, позвонил Сабрине. Собаки спали на своих местах. Отец ушел к себе еще в десять часов. Сабрине показалось, что если закрыть глаза, то можно представить себе, будто мать все еще с ними. Именно об этом думала, лежа в постели, каждая из трех ее девочек. И засыпая, было так приятно притвориться, будто ничего не изменилось, хотя на самом деле изменилось все и того, что было, уже никогда не вернуть.
Глава 11
На следующее утро ровно в восемь часов за Тэмми заехало маршрутное такси, отвозившее пассажиров в аэропорт. К моменту его прибытия она уже встала, оделась и была готова отправиться в путь. Кэнди и отец спустились вниз попрощаться. На Кэнди были хлопчатобумажная маечка и джинсы с обрезанными брючинами. Сквозь маечку, как всегда, была видна ее грудь, и пока Кэнди, такая сексуальная со своими чуть взлохмаченными длинными белокурыми волосами, прощалась с сестрой, все мужчины в маршрутке таращили на нее глаза.
Младшая сестренка обняла Тэмми, потом ее обняли Сабрина и отец. Попрощавшись, Тэмми с Хуанитой в сумочке от Биркин села в маршрутку. Всем было грустно расставаться. Две минуты спустя Кэнди и Сабрина тоже сели в машину, чтобы ехать в Нью-Йорк смотреть дом. В половине десятого они уже были в городе и остановились возле квартиры Сабрины, чтобы захватить кое-какие вещи и почту.
Кэнди не собиралась заезжать к себе. Похоже, у нее был с собой нескончаемый запас маечек, сквозь которые все видно. Сабрине показалось, что она не была в квартире уже несколько лет. Когда она находилась здесь последний раз, мать была еще жива и Энни не ослепла. Многое изменилось за очень короткое время. И еще многому предстояло измениться. Особенно если она отсюда переедет. Сабрина не испытывала привязанности к своей квартире, так что сам факт переезда ее не волновал. Но жизнь вместе с Энни и Кэнди означала для нее большую перемену. Она была самостоятельной с тех пор, как закончила колледж, то есть в течение почти тринадцати лет. Ей будет не хватать независимости. Но все это делалось из самых добрых побуждений. А через год, как надеялась Сабрина, Энни приспособится к своему положению и будет готова жить одна. Когда Кэнди вернется в свой элегантный пентхаус, Сабрина подыщет себе новую квартиру. Но в течение следующего года им всем придется собраться с силами и помочь Энни преодолеть переходный период, не спасовав перед проблемами, с которыми придется столкнуться. Перед тяжелейшими проблемами.
Без пяти минут десять они покинули квартиру Сабрины, и пока она парковала машину на Восточной Восемьдесят четвертой улице, ей позвонила по сотовому Тэмми и сообщила, что началась посадка.
— Хочу еще раз попрощаться, — сказала Тэмми. Они в последние дни еще теснее, чем обычно, сплотили свои ряды, как будто стараясь компенсировать недостающее звено. Смерть матери глубоко потрясла каждую.
— Желаю приятного полета, — откликнулась Сабрина, выключая двигатель. — А мы сейчас собираемся смотреть дом.
— Поделись потом впечатлениями, — сказала Тэмми, которой вдруг очень захотелось быть вместе с ними.
— Обязательно. Желаю тебе найти симпатичного парня на борту самолета.
— Я обычно сижу рядом со священниками, престарелыми дамами или с детишками, у которых болят ушки. Это мое основное правило.
— Уж не больна ли ты? — рассмеялась Сабрина.
— Нет. Просто твердо намерена остаться старой девой. Это мое призвание.
— Ты еще нас всех удивишь, прибрав к рукам известную кинозвезду или еще какую-нибудь голливудскую знаменитость.
— Если бы…
К этому времени Сабрина и Кэнди уже стояли перед домом, у дверей которого их ждала риелтор.
— Ну, мне пора. Позвоню позднее. Желаю хорошего полета. Люблю тебя. Пока, — пробормотала Сабрина и передала трубку Кэнди, чтобы та тоже смогла попрощаться. Риелтор с улыбкой подошла к ним. Это была одна из тех высоких, дородных, чрезмерно светлых блондинок, которые обожают экспериментировать с цветом волос и душатся слишком крепкими духами. Ее хриплый голос выдавал курильщицу. В руке она держала ключи от дома. Сабрина познакомила ее с Кэнди, и риелтор, отключив сигнализацию, впустила их внутрь.
— Посмотрим, понравится ли вам дом. У меня есть еще кое-какие варианты в центральной части, но, кажется, это помещение вам подойдет больше всего.
Сабрина надеялась, что так оно и будет. Было бы здорово, если бы им подошел первый дом, который они осмотрят. Поиски жилья всегда казались ей мучительным процессом. Кэнди в отличие от нее, кажется, получала от осмотра удовольствие — бродила по дому, заглядывала в каждую комнату, открывала каждую дверь.
Читать бесплатно другие книги:
