Почти кругосветное путешествие Каришнев-Лубоцкий Михаил

Глава тридцать восьмая

Ах Ватанаба, Ватанаба!.. Сколько героических усилий потратил он на ловлю гремучей змеи и огромного паука, но все его старания пошли прахом, рассыпались, как домик, построенный из морского песка. И все почему? А потому что Ватанаба жил на острове в отрыве от цивилизации и слыхом не слыхивал о таких вещах, как чудодейственный «Вавилонский элексир». Догадливый читатель, конечно же, давно сообразил, ЧТО произошло в хижине бледнолицых пленников, когда туда одного за другим подбросили двух чудовищ.

А произошло там вот что. Как только со свистом и шипением в жилище наших друзей влетела полутораметровая змеища и шлепнулась на землю у дальней стенки хижины, Иван Иванович Гвоздиков оттолкнул закричавших от неожиданности девочек к противоположной стенке и прикрыл их своим телом. Взвизгнув, как по команде, Маришка и Уморушка так же дружно и смолкли. В гнетущей тишине смотрели они и Гвоздиков на ужасную гостью. А Трататака, опомнившись от необычного полета, уже приходила в себя. Гордо подняв голову и бросив сердитый взгляд на затаившихся людей, она прошипела: «Попались, проклятые мучители!.. Ужо я вам покидаюсь!..» После чего угрожающе потрясла небольшим пузырьком на конце хвоста, что означало одно: готовтесь к крупным неприятностям.

– Мы не виноваты, сударыня! – прошипел в ответ Иван Иванович, незаметно для самого себя перейдя на змеиный язык. – Мы тоже пленники местных индейцев! Сжальтесь над нами, уважаемые! Ведь мои подопечные – дети!

И он для пущей убедительности показал рукой на жавшихся к нему Маришку и Уморушку.

– Это все Ватанаба виноват! – прошипела Уморушка, едва удерживая слезы, готовые хлынуть из глаз. – Он и вас, наверное, словил!

Растерявшись, Трататака сникла и опустила хвост. Ей редко выпадало счастье встречаться с людьми нос к носу, а если и выпадало, то совершенно не было времени убедиться в их знании змеиного языка. Теперь же, услышав родимую речь из человечьих уст, она была поражена от кончиков ядовитых зубов до кончика хвоста.

– Вы знаете змеиный? – только и смогла пролепетать несчастная Трататака, забыв совершенно о своих недавних планах.

– Наверное, плохо… – призналась Маришка, старательно произнося шипящие и свистящие.

«Какое редкое кокетство!» – подумала Трататака, но вслух сказала другое:

– Надеюсь, вы еще подучите. У вас впереди – вся жизнь!

И громыхнув на прощанье хвостом что-то отдаленно напоминающее «Аривидерчи!», она юркнула в щель под дверью хижины.

– Уф-ф… – вздохнул облегченно Иван Иванович и, как сноп, повалился на циновку. – Вот что значит, друзья, найти общий язык! Даже со змеей можно договориться о дружбе и взаимопонимании, если поговорить с нею по-человечески!

– Но мы с ней говорили по-змеиному, – поправила своего попечителя Маришка.

– А хоть по-комариному! – улыбнулся Гвоздиков. – Лишь бы с уважением!

Но не долго пришлось отдыхать седовласому путешественнику на мягкой травяной циновке: минуты через три дверь снова распахнулась и в хижину ввалился огромный черный ком. Иван Иванович уже по привычке вскочил побыстрей с пола и вновь оттеснил Маришку и Уморушку в сторону, подальше от незнакомого гостя.

Тем временем косматый черный ком зашевелился, распрямляя кривые лохматые конечности, и вскоре пленники с ужасом догадались, что перед ними ни кто иной, как гигантский шестипалый паук. «С этим не поговоришь… – лихорадочно думал Иван Иванович, глядя на делающее гимнастику страшилище. – Пауки, ведь, всю жизнь проводят молча…»

Пукуака не опровергал тяжелых дум старого учителя и занимался разминкой, не издавая и звука. И только когда очередь дошла до раненой лапы, паук невольно подергал двумя передними, как бы жалуясь на свою судьбу.

«У них же в ходу язык жестов!.. – осенило Ивана Ивановича. – И как же я сразу об этом не догадался!»

Гвоздиков рухнул на колени, вытянул перед собой руки и вдруг начал молотить ими по земляному полу. То же самое проделали и Маришка с Уморушкой. Наверное, если смотреть со стороны, это было довольно странное и забавное зрелище: три человека стоят на коленях перед очумевшим от невзгод гигантским пауком и выколачивают ему под нос из циновок и пола всю пыль, какая там есть. Но кому-кому, а Гвоздикову и его спутницам было не до смеха.

– Не трогайте нас! – изо всех сил колотила по циновке Уморушка. – А мы вас точно не тронем!

– Это все Ватанаба, наверное, подстроил! – отстукивала по другой циновке Маришка. – Он здесь главный заводила на такие дела!

А Гвоздиков, не найдя свободной циновки, молотил кулаками прямо по земле и поводил плечами при разбивке фраз на отдельные слова:

– Ватанаба хочет вашими зубами уничтожить нас! Не поддавайтесь на провокацию! Мы такие же несчастные жертвы его вероломства, как и вы! Если хотите, мы перевяжем вашу больную ногу, и, пожалуйста, бегите отсюда прочь!..

– А вы?.. – неуверенно передернул лапами Пукуака.

– Мы спасемся сами! – торжественно отбарабанил Иван Иванович.

– Мы два испытания выдержали, выдержим и третье! – отстучала в добавление Маришка.

Вытерев руки о траву, которой было немало в хижине, Иван Иванович достал из кармана носовой платок и бережно перевязал Пукуаке пораненную лапу. Уморушка и Маришка аккуратно смахнули приставшие к нему колючки и травинки, ладошками пригладили взлохмаченную шерсть – и паук за одно мгновение совершенно преобразился, стал красавцем хоть куда.

– Благодарю вас, – сделал реверанс вежливый Пукуака, – мне пора.

Он заглянул под дверь, потом просунул под нее передние лапы, пошуровал немного ими, после чего саданул в нее здоровым правым боком и распахнул дверь настежь.

– Прощай, Пукуака! – крикнули Маришка и Уморушка стоявшему к ним спиной на пороге хижины пауку. – Спасибо, что ты нас не тронул!

Но Пукуака им ничего не ответил. Он постоял чуть-чуть на пороге, а потом быстро побежал прочь. Да и что он мог им ответить? Ведь Пукуака понимал только язык жестов!

Глава тридцать девятая

Ватанаба недолго сидел на вершине пальмы. Когда он увидел, что Пукуака исчез в глубине острова и, кажется, не собирается оттуда возвращаться, он быстренько слез со спасительного дерева на землю и решительно приступил к вождю с требованием провести последнее испытание бледнолицым. Но Катапото также решительно отказался заниматься безнадежным делом.

– Они заговоренные! – стал он втолковывать Ватанабе, который от волнения и злости ходил кругами перед хижиной. – Трататака их не взяла, Пукуака в живых оставил – чем еще бледнолицых проймешь?

Ватанаба предложил на выбор испытание огнем или ядовитыми стрелами, но вождь моментально отверг оба способа.

– Ты что, Ватанаба! – воскликнул он, потрясая руками и словно бы призывая на помощь самого Макембу, чтобы тот вразумил зарвавшегося советника. – Трататака ушла, Пукуака ушел, что делать будем, если огонь уйдет и стрелы прочь улетят?

Ватанаба замедлил кружение. «Глупости! – подумал он, косясь на вождя исподлобья. – Огонь уйти не сможет, у него ног нет. А стрелы… стрелы новые наделаем, если эти прочь улетят!» Однако советник решил не спорить с главою племени, тем более, что у него возник новый план. Радостно ухмыльнувшись, Ватанаба подошел поближе к Катапото и, многозначительно посмотрев на него и других индейцев, стоявших рядом, тихо сказал:

– Бледнолицые пришли к нам из моря… А в море они спустились с небес, значит, и уйти они должны от нас тем же путем! Как Макемба дал, так Макемба и возьмет их. Я правильно говорю, о мудрый Катапото?

Довольный тем, что его снова назвали мудрым, вождь тут же кивнул головой:

– Ты всегда говоришь правильно, Ватанаба. И не твоя вина, если все иногда получается по-другому.

Радуясь поддержке вождя, Ватанаба продолжил:

– Мы посадим бледнолицых в самую большую пирогу и отдадим их морю. Пусть Макемба решит судьбу бледнолицых, а не мы – его глупые слуги!

И опасаясь, что Катапото передумает, советник вождя торопливо приказал Путэтэ и Гуамбе:

– Приготовьте пирогу вождю! Весла в нее не кладите.

Воинам из охраны Ватанаба велел вывести пленных из хижины и доставить их немедленно на берег.

– Нужно дать им еды на первое время! – спохватился сердобольный глава индейцев. – Кто знает, когда Макемба призовет их к себе.

И он побежал, забыв о солидности, в ближайшую деревню собирать продукты для отплывающих в неизвестность бледнолицых пришельцев.

Вернулся Катапото минут через двадцать с большой корзиной, наполненной доверху бананами, кокосовыми орехами и большим куском вяленой свинины.

– Это вам на дорожку! – выдохнул он, задыхаясь от бега, и поставил корзину в пирогу к ногам Ивана Ивановича, который уже давно сидел там с Маришкой и Уморушкой.

– Спасибо… – прошептал старый учитель, стараясь скрыть дрожание в голосе. – Вы были очень любезны…

Катапото зарделся от смущения и, не зная, что еще можно сделать доброго для несчастных бледнолицых, снял со своей шеи акулий зуб и подарил его Ивану Ивановичу вместе со шнурком.

– Хорошая вещь, – сказал, – хранит от злых духов!

– А как же вы? – попробовал отказаться от щедрого подарка Гвоздиков.

Но вождь замахал руками:

– У меня еще есть! Вам нужнее! – И чуть ли не силой нацепил волшебный талисман на шею Ивану Ивановичу.

– Толкайте пирогу! – скомандовал Ватанаба Гуамбе и Путэтэ. – Великий Макемба, поди, заждался бледнолицых, – он тихо засмеялся, довольный своей людоедской шуткой.

Войдя в воду, индейцы ухватились за борта пироги: Гуамба слева, а Путэтэ справа, и мощным рывком толкнули жалкое суденышко в открытый океан.

– Прощайте! Не поминайте лихом! – прокричал Катапото и помахал бледнолицым могучей лапой.

Но бледнолицые сидели в пироге молча и старались не поддаваться панике, глядя, как их все дальше и дальше уносит от берега в открытый океан.

Глава сороковая

А что же делали Калина Калиныч и Шустрик, когда обнаружили исчезновение Гвоздикова и Маришки с Уморушкой? Наверное, моему читателю давно не терпится об этом узнать, и я прошу у него прощения за столь долгое молчание.

Вряд ли Уморушке и ее спутникам удалось бы улизнуть незамеченными, если бы не одно событие, случившееся через пять минут после их ухода. Ровно в восемь тридцать утра по местному времени на поляну, где дремал в пеньке Калина Калиныч, приземлился Змей Горыныч, прибывший из города Москвы. Шум его крыльев, конечно, разбудил старого лешака и всех обитателей Муромской Чащи.

– Змей Горыныч прилетел!.. Горынушка к нам пожаловал!.. – понеслась по округе радостная весть.

Долетев до Шустрика и Бульбульчика, она заставила их позабыть о своих мелких горестях и страхах и вернуться поскорее на поляну к деду Калине.

Обнявшись с другом и трижды поцеловавшись по старому обычаю – раз с левой головой, раз с правой, и еще один раз со средней – Калина Калиныч принялся расспрашивать Змея Горыныча о столичных впечатлениях. Но Горынушка больше знал о московской жизни из сообщений по радио и телевидению, чем видел ее воочию, поэтому он предпочел поделиться только своими научными наблюдениями.

Наговорившись вдоволь с Калиной Калинычем, Змей Горыныч поинтересовался у Шустрика, где пропадает его разлюбезная сестричка Уморушка, по которой он, Горыныч, изрядно соскучился.

И тут все вспомнили про Уморушку.

И про Маришку.

И про Ивана Ивановича.

И поняли, что они исчезли.

– Да где же они? – ахнул старый лешак и побледнел от волнения. Напрасно призывал он на помощь свое волшебное чутье и не менее волшебный слух: ни биения сердец, ни легкого дыхания родных существ он так и не услышал, сколько ни бился и ни шептал волшебные слова.

– Уж не сгинули ли наши лапоньки? – проговорила старая Кикимора и тут же прикусила себе язык: разве может сгинуть в Муромской Чаще добрая и живая душа, а уж тем более сразу три?

– Нужно по следу пойти, – догадался первым Шустрик, – следы куда надо приведут!

– А есть следы? – спросил любопытный Бульбульчик и вылез на берег, прихватив с собой корчажку воды на всякий случай.

– Есть! – радостно сообщил глазастый Шустрик, разыскав в густой траве чуть видимые следы трех пар знакомых ног. – Туда ведут! – и он махнул рукой на северо-запад, где высилась вдалеке скала с пещерой Змея Горыныча.

– В мои владения подались, – сказал Горыныч, и вдруг тревога окатила холодным ознобом его старое усталое сердце. – Уж не в потаенную ли пещеру они залезли?!

– Какую-такую «потаенную»? – заволновался еще больше Калина Калиныч.

– Да есть там одна пещерка… – нехотя признался Горыныч, отводя взоры всех трех голов от глаз приятеля. – Я ее специально замуровал и хворостом засыпал… Вдруг кто, не спросясь, полезет…

– Да что за пещерка, Горынушка?! – не выдержал старый леший медлительной речи крылатого друга. – Чем она опасна, милый?

– Особо ничем… А вот если в нее поглубже сунуться, можно и во время оное запросто улететь. С сюрпризом пещерка, что поделаешь… – и Змей Горыныч тяжело и печально вздохнул разом тремя пастями.

– Мы замурованную пещеру видели, но в нее не лазили, – признался Шустрик деду и, словно бы ища поддержки, кивнул в сторону Бульбульчика. – Хоть у него спроси!

– Точно не лазили! – поддакнул Бульбульчик и поскорее отхлебнул глоток воды из корчажки, чувствуя, как сохнет во рту от волнения. – Хворост убрали, штукатурку осыпавшуюся вымели, а вглубь нос не совали!

– Совсем-совсем? – недоверчиво спросил Змей Горыныч.

– Совсем-совсем! – не моргнув глазом, соврал Бульбульчик и поскорее отхлебнул из корчажки еще один глоток.

Калина Калиныч подошел к внуку и пристально посмотрел ему в глаза.

– Не лги, Шустрик, дело не шутейное, – сказал он дрожащим голосом, – не заставляй деда колдовством из вас правду вытаскивать. Говори: что за пещера? Лазил ли ты в нее?

– Только с краешку и полазил! – чуть ли не со слезами признался Шустрик. – А как сундук откопали, так и про пещеру с Бульбульчиком позабыли! Ведь так, Бульбуль?

– Так, деда Калина, так! – закивал головой Бульбульчик. – Сундук откопали, потом бросили его и скорей домой бежать! А в пещеру вглубь мы не лазили: темно там, реки никакой не слыхать… Что мы там позабыли? – и снова отпил из корчажки глотка два спасительной влаги.

– Сундук откопали? – удивился Калина Калиныч и бросил вопросительный взгляд на Горыныча. – Что еще за сундук они у тебя нашли?

– Какой-какой… – проворчала левая голова сердито. – Обыкновенный: волшебный!

– Вещи в нем волшебные, а сам сундук простой, – внесла поправку средняя голова.

А правая объяснила окончательно:

– На сохранение еще деду моему они были завещаны: шапка-невидимка, ковер-самолет, скатерть-самобранка, сапоги-скороходы… Деду завещаны, а я проворонил, по Москвам порхая… Видать, друзья наши в пещеру потаенную залезли, да в века далекие махнули. Вот почему, Калинушка, ты и не слышишь ни сердец ихних, ни дыхания…

– Так что же мы сидим?! – воскликнул Калина Калиныч, взмахнув от волнения руками. – Бежать надо в потаенную пещеру, Умору и Гвоздикова с Маришкой спасать!

– Вперед так вперед, – вздохнул Змей Горыныч и расправил затекшие от усталости крылья. – До пещеры крылом подать – минуты три лету.

Калина Калиныч, Шустрик и водяной Бульбульчик торопливо вскарабкались на спину Горынычу и через мгновение стремительно взмыли ввысь.

Глава сорок первая

Приземлившись у родимой пещеры, Змей Горыныч первым юркнул в нее и помчался со всех лап к замурованной нише. Калина Калиныч, Шустрик и Бульбульчик поспешили за ним. От бега в закрытом помещении Горыныч здорово распалился, и у него при выдохе стали вырываться из пастей струи пламени, которые помогали бегущим освещать дорогу.

«Вот жарища-то! – думал Бульбульчик, умудряясь на ходу отхлебывать из корчажки воду. – Испарюсь, и поминай, как звали!»

На счастье Бульбульчика потайная пещера была расположена не так уж и далеко, и наш мальчишка-водяной остался жив и невредим.

– Гляди, Калинушка, – крикнул Змей Горыныч, добежав до цели, – и правда, пещеру размуровали!

– Не трогали мы ее, сама рассыпалась! – обиделся Шустрик. – Мы только мусор выкинули да чуть-чуть у входа пошуровали.

– А вглубь не лазили – точно! – добавил Бульбульчик и отодвинулся подальше от жаркого бока Горыныча.

Хозяин владений сунул в зияющее отверстие среднюю голову и подул слегка огнем.

– Нет сундука, – печально доложила присутствующим правая голова.

А левая съехидничала:

– Пошуровали орлы, вот и нет его!

– Не брали мы ничего! – снова обиделся Шустрик. – Напугал нас кто-то, мы и улетучились!

– И внутрь сундука не заглядывали? – строго спросила средняя голова, вытянув себя из узкой пещеры.

– Заглядывали… – признался Шустрик. – Тряпки там всякие лежали, сапоги со шпорами, пузырек какой-то…

– А веточка там лежала? – снова поинтересовалась средняя голова Змея Горыныча.

– Да я не помню, – честно ответил Шустрик.

А Бульбульчик почему-то вдруг покраснел и поскорее сделал еще один глоток из корчажки. В пещере было темно, Горыныч перестал подсвечивать пламенем своды жилища, и поэтому никто не заметил смущения мальчонки-водяного. Да и некогда было присматриваться: нужно было решать, что делать дальше.

– Значит так, – сказал Калина Калиныч, загибая палец правой руки, – Уморушка, Маришка и Иван Иванович наверняка забрели в эту потаенную пещеру…

– И нашли сундук, – добавила правая голова Горыныча.

А левая тут же хихикнула:

– Взяли его поносить!

Калина Калиныч метнул в ее сторону обиженный взгляд, однако нехотя загнул еще один палец.

– Что теперь будем делать? – хрипло спросил он присутствующих.

– Догонять и вызволять! – выпалил, почти не раздумывая, Шустрик.

– Правильно, – похвалил внука дед и ласково погладил его по вихрастой головке шершавой ладонью. – Другого решения я тоже не вижу.

– Я бы рад, Калинушка, тебе помочь, да только я не влезу в эту пещеру – мала она для меня! – сказал огорченно Змей Горыныч.

– Дело поправимое, – успокоил приятеля старый леший и тихо прошептал: – Абрус– кадабрус… Шаланды-баланды…

И в тот же миг Змей Горыныч стал ростом не больше Бульбульчика и Шустрика.

– Ну, спасибо! – крикнула левая голова Горыныча в сердцах. – Я еще такого принижения личности не видала!

Калина Калиныч поспешил успокоить друга:

– Не волнуйся, Горынушка, это на время. Пещеру минуем – обратно расколдую.

– Да не желаю я по чужим пещерам ползать! – не утихала левая голова разобиженного Горыныча. – У меня своя есть, я по ней в Москве страх как соскучилась!

Правая и средняя головы принялись уговаривать строптивую соседку, но та не желала их даже слушать.

– Нет, вы как хотите, а я останусь дома! Эти девчонки будут мотаться по белу свету с гражданином Гвоздиковым в поисках приключений, а мы должны таскаться за ними, не зная ни сна, ни покоя! Нет уж, я остаюсь.

– Это каким же образом? – строго спросила средняя голова.

– Не знаю, над этим нужно подумать.

– Хорошо, думай, – милостиво разрешила правая голова, еле сдерживая смех. – Даем тебе две минуты на размышление.

Левая голова закрыла глаза и задумалась. Когда истекло отпущенное ей время, она приоткрыла правый глаз и покосилась на двух соседок:

– Прошу дополнительно еще две минуты, проблема оказалась сложнее, чем я думала вначале.

Но правая и средняя головы не на шутку рассердились.

– Хватит капризничать! Без тебя мы все равно не улетим! Ты слишком близка и дорога нам, и мы не можем с тобой легко расстаться. В путь, милая капризуля, в путь!

– Ну, если так… Если вы ставите вопрос таким образом… Тогда что ж… Тогда – в путь! – и уже улыбаясь, левая голова Змея Горыныча добавила: – Мне и самой станет жалко, если они пропадут. Хотя такие сорвиголовы пропасть не могут, это я вам точно говорю!

Глава сорок вторая

И они бесстрашно шагнули в зияющий чернотой вход потаенной пещеры. Первым шагнул хозяин этих владений Змей Горыныч. За ним, кряхтя и постанывая, не столько от усталости, сколько от волнения и тревог, побрел старый лешак Калина Калиныч, замыкали группу спасателей неунывающий Шустрик и его верный друг Бульбульчик со своей непременной корчажкой. Время от времени Змей Горыныч пыхал огнем, но толку от этого пыханья было мало: крошечные языки пламени, вылетавшие из его пастей, не освещали даже и двух-трех метров пути.

– Перестань, Горынушка, серу зря палить, слепишь только! – взмолился наконец Калина Калиныч. – Скажи-ка лучше: далеко ли нам до цели?

– Сейчас… Тут рядышком…

Не успел Змей Горыныч договорить до конца, как ухнул в знакомый уже читателям желоб и стремительно заскользил вниз, тщетно пытаясь затормозить своими слабенькими крылышками. За ним полетели Калина Калиныч, Шустрик и Бульбульчик с корчажкой, из которой хлестала во все стороны драгоценная влага.

Спасатели не успели даже толком испугаться как их скольжение в бездну прекратилось, и все четверо благополучно приземлились на заросшей мягкой травой поляне.

– Смотрите: сундук! – радостно закричал Шустрик и первым побежал к драгоценной находке.

– Мы идем по верному следу! – улыбнулся Бульбульчик и поспешил за другом.

– Сундук есть, а Уморушки, Маришки и Ивана Ивановича что-то не видать. – Калина Калиныч порылся в сундуке, но кроме волшебного гребешка, флакона с «Вавилонским элексиром», топора-саморуба ничего не нашел. – А где же ковер-самолет, сапоги-скороходы, шапка-невидимка и другие вещи? – обратился он к Змею Горынычу.

– А ты не догадываешься? – Змей Горыныч тяжко вздохнул и положил головы на прохладные листы подорожника. – Наши друзья наверняка улетели на поиски приключений вместе с волшебными вещами!

– Старый лешак захлопнул крышку сундука и устало присел на нее. Шустрик и Бульбульчик примостились рядышком. Все четверо долго молчали, пытаясь осмыслить случившееся, но ничего дельного в головы им не приходило.

«Куда они могли улететь? В какую сторону? И где они сейчас, вот в эту данную минуту?» – Калина Калиныч опытным взглядом окинул окрестности и понял, что это – Муромская Чаща, но только помолодевшая лет на сто или двести.

– Кажется, Горынушка, мы на два века назад вернулись, – поделился он с приятелем своими соображениями. – А вот Уморушка и Маришка с Гвоздиковым тоже здесь, как ты думаешь?

– А кто его знает… На ковре-самолете куда хочешь залететь можно: и в государства иные, и во времена отдаленные… – Горыныч сладко потянулся на мягкой траве, зевнул левой и правой пастями и робко попросил Калина Калиныча: – Пещеру мы с тобой миновали – верни-ка мне образ мой…

– Конечно-конечно, – засуетился старый лешак, – извини за задержку. – И торопливо произнес привычное заклинание: – Анды-шаланды-баланды… Кадабрус-абрус…

Змей Горыныч так стремительно вырос в размерах, что чуть не сшиб и не расплескал до конца Бульбульчикову корчажку. Бедняга-водяной еле успел выхватить из-под гигантского брюха Змея свой ненаглядный сосуд.

– Осторожно, деда Горыныч! Разольешь ведь! – закричал он испуганно и прижал корчажку к груди.

– Ничего, новую нальешь, – успокоило его трехглавое чудище. Однако за пережитые Бульбульчиком страхи извинилось.

Идея Змея Горыныча поменять воду в корчажке понравилась всем.

– Точно! – радостно воскликнул Шустрик. – Заодно местность обследуем! Вдруг еще какие следы отыщутся?

Экспедиция тронулась в путь. Края были, конечно, им знакомые, но что-то иное жило и шелестело вокруг. Если для Шустрика и Бульбульчика все было внове: и незнакомые деревья, удивленно трепещущие им вслед ветвями, и птицы, впервые увидевшие неизвестных мальчишек в заветном лесу, и испуганные, почти ручные белки, стеснительно поглядывающие сквозь листву на пришельцев, то для Горыныча и лешего Калины все они были старыми знакомцами. Но вот чудеса: ни деревья, ни птицы, ни белки почему-то не узнавали своих приятелей, с которыми они когда-то много играли вместе. Один только старый ворон Кар, вглядевшись получше в ползущего по Муромской Чаще Змея Горыныча, недоверчиво крикнул с вершины сосны:

– Ты что ль, Горыныч?

– Я, дружочек Кар, я! – охотно отозвался усталый Змей. – А это – Калинушка, леший наш! Не узнал озорника Муромского?

– Не узнал, – повинился ворон, – что-то старые вы оба стали. А ведь два дня как видались!

– Два дня! – воскликнул Калина Калиныч с горечью. – Два века минуло, Карушка, два века! – И он, дождавшись, когда ворон слетит пониже, поведал ему обо всем. – Так не видал ли ты здесь мою Уморушку и ее спутников? – спросил леший друга Кара, закончив свой рассказ.

– Видал, видал, – кивнул головой ворон. – Прямо надо мною, озорницы, промчались. А вот старичка седовласого с ними не было, он по Чаще в гордом одиночестве бежал.

– Куда? В какую сторону? – разом спросили Калина Калиныч и Шустрик.

– На запад, – и ворон ткнул левым крылом в нужном направлении.

– Высота большая была? – поинтересовался Змей Горыныч.

– Саженей на тридцать повыше сосен.

Горыныч задумался, что-то лихорадочно вычисляя. Наконец он сказал:

– Лет на двести еще они перемахнули в прошлое, теперь их не достать. Одна надежда: сами вернутся.

– Ну уж нет! – выкрикнул Калина Калиныч, багровея. – Я сидеть сложа руки не стану!

– И я не усижу! – поддакнул деду Шустрик.

– А как же мы за беглецами в другое время погонимся? – полюбопытствовала левая голова. – По векам летать еще не научены!

– Нам бы палочку волшебную, тогда другое дело, – добавила правая.

А средняя голова печально промолвила напоследок:

– Только нет ее, палочки той волшебной, озорники наши все с собою взяли!

– Палочка? – переспросил Шустрик, вдруг что-то вспомнив. – Зелененькая такая, с шишечками на коре?

– Ну да, – кивнули головы Змея Горыныча.

Шустрик метнул сердитый взгляд на Бульбульчика.

– А что я? Ничего я… – попятился мальчишка-водяной.

– Куда палочку из сундука девал? Ты ее все в руках вертел! – строго спросил лешачонок у перепуганного товарища. – Верни, Бульбуль! Мы тогда Уморушку спасем и Маришку с Иваном Ивановичем тоже!

– С палочкой мы – раз! – и на тысячу лет назад умахнем! – обрадовался Змей Горыныч. – Отдай нам ее, Бульбульчик, отдай, милый!

Отступив от напиравших на него лешаков и трехглавого чудища, водяной вдруг разревелся, как маленький.

– Нету у меня вашей палочки!.. В речке она осталась, под белым камушком!.. Сказали бы сразу, что она волшебная, так я ее и в руки бы ни за что не взял!.. – И он так залился слезами, что корчажка уже через минуту вновь была заполнена до краев.

– Не плачь, Бульбуль, – стал успокаивать Калина Калиныч расстроенного мальчишку. – Слезами горю не поможешь. Давай-ка мы с тобой быстренько вернемся и палочку волшебную отыщем. А вы, – обратился он к Шустрику и Змею Горынычу, – пока нас тут обождите. И Калина Калиныч, взяв Бульбульчика за руку, потащил его к потаенной пещере.

– Корчажку-то оставь! Я тебе свеженькой водицы наберу! – уже ласково и миролюбиво крикнул вслед приятелю Шустрик. – У тебя-то, поди, морской она стала, соленой! – и он побежал подбирать корчажку, оставленную Бульбульчиком на поляне у старого пня.

Глава сорок третья

Не успели Калина Калиныч и Бульбуль скрыться из вида, как Змей Горыныч тут же отполз в сторону, завалился за ракитов куст и моментально захрапел на всю округу. Шустрик, который и минуты не мог посидеть спокойно, не стал следовать его примеру, а взяв поудобнее в руки корчажку, отправился за свежей водой к Плакучим Ивам.

«Искупаюсь заодно, – думал он, бодро шагая знакомым маршрутом, – жарища-то нынче какая!»

Придя на речку, Шустрик удивился было, не найдя там знаменитой на всю Чащу Ивы Плаксы. Но вспомнив, ГДЕ он находится, весело улыбнулся и, поставив глиняную посудину на берег, быстро разделся и прыгнул в воду.

Несколько брызг, полетевших от него во все стороны, упали на тонкий ивовый прутик, который тут же запищал истошным голоском: – Не ння!.. Не ння!.. Дядя кака, ляля нака!..