Счастье будет! Катенина София

Глава тридцатая, в которой меня догоняют мои мечты

Несколько месяцев, ведущих прямиком к Новому году, были совершенно идеальны. Мы готовились выдавать замуж прекрасную Нину и в целом проводили свои дни так, как всегда мечтали. Среди особенных достижений стоило выделить и то, что в моем лексиконе прочно обосновалось словечко «мы» – подруги считали, что, наверное, оно было заразным. Возможно, я стала чрезвычайно скучным человеком. Мне больше нельзя было позвонить и болтать со мной часами; я напрочь позабыла о ночных клубах. Вместо веселых вечеринок я все время валялась в постели, работала и даже – о ужас! – пыталась готовить.

Я очень изменилась, и трудно сказать, что было тому виной – время, обстоятельства или все сразу, только я не могла припомнить, когда я последний раз чувствовала себя так же спокойно и радостно. Мне было тепло. За все время мы с Никитой так ни разу и не поругались, ничто друг в друге не вызывало у нас неудовольствия – все было так ровно, так тихо, так стабильно, что, пожалуй, я даже могла бы начать скучать... Если бы я оставалась прежней. Однако новая Алиса была абсолютно всем довольна.

Все мои страдания развеялись, как туман над Садовым кольцом; в тающей дымке растворился и он, образ злого гения, который, казалось, никогда меня не оставит. Как будто забыв все чудовищные потрясения года, устав от кризисной беготни и борьбы за существование, город готовился к Рождеству; волшебный спирит праздника наполнял улицы, на них теперь стало в три или даже в четыре раза больше огней. В каждой витрине появились ангельские крылья, или красные ленты, или Санта-Клаусы; яркие, нарядные елки на площадях усиливали ощущение праздника, и, как бы нелепо это ни звучало, я опять начала верить в чудеса.

О беспричинное счастье, которое иногда охватывает нас! Разве не ради него мы живем? Что может быть лучше, чем, проснувшись рано утром, чмокнуть в теплую щеку родного человека, выбраться из кровати и проскользнуть – вслед за солнечным лучом – на еще сонную, чистую кухню! За окном – московский дворик в сугробах, сияющее солнце наполняет квартиру, в кошельке – кредитная карта, в магазинах – манящие распродажи, и весь мир только к твоим услугам!

В этом потрясающем утре выходного дня был только один не совсем приятный момент – проверка корпоративной электронной почты. Впрочем, даже это дело не было мне так уж противно: я приняла душ с апельсиновым гелем, надела белый махровый халат и взяла в руки любимую чашку с ароматным кофе.

Электронная почта – поистине уникальное изобретение человечества. Вся офисная работа, по сути, сводится лишь к приему и отправке электронных писем. «Шлю е-мейлы. Дорого» – вот так, если быть честными, должно выглядеть резюме всех наших руководителей. Если честно – то что еще они делают? Не косят, не жнут, не вышивают крестиком и гладью. Некоторые даже не чистят зубы, но все, буквально все пишут и читают развернутые сообщения электронной почты.

Особенной частью работы с электронной почтой является чтение папки «Спам». Честно говоря, фильтры, которые поставили наши системные администраторы, весьма креативны. Иногда они работают безупречно, и все предложения увеличить пенис и срочно сделать свою партнершу счастливой отправляются прямиком в надлежащую папку. Однако иногда в эту странную папку заваливаются и абсолютно легальные письма. Например, сообщения от босса. Неудивительно, что я начинаю работу с электронной почтой с рассеянного просмотра именно этой папки.

Изучите английский... купите виагру... кажется, сегодня меня не ожидало ничего интересного. Хотя... стоп... какой странный спам. Письмо от: «Сергей Ковров». Тема: «С надеждой на прочтение».

Мои пальцы похолодели, а руки – задрожали. Потом... не знаю почему, но я вскочила со стула и прыгнула к двери. Прокралась к спальне и прислушалась – Никита все еще крепко спал. В полном смятении я вернулась к ноутбуку на кухню и зачем-то закрыла дверь, намотав на ручки кухонное полотенце.

Сердце мое бешено колотилось.

Я открыла письмо.

Добрый день (или вечер), Аля.

В своем письме я хочу извиниться за все, что сделал. Я поздравляю тебя с Новым годом и желаю тебе больше никогда не сталкиваться с такими негодяями, каким был я.

Желаю тебе всего самого наилучшего.

Сергей

Сердце все еще колотилось прямо в ушах, и я с удивлением посмотрела на дату и время отправки письма: два часа ночи, неделю назад. Оно провалялось в спаме целую неделю. Ну конечно, молодому человеку не спалось после разборок с супругой и взгрустнулось. А может быть, захотелось перейти в новый год чистым, как декабрьский снежок? Кто его знает.

Я подошла к окну и уставилась на соседний дом, где какая-то женщина вытряхивала скатерть, стоя на балконе. Почему-то я ликовала. Мне было невероятно грустно и одновременно приятно. Прошло уже столько времени, а он все еще помнил обо мне – помнил так хорошо, что решился наступить на свою гордость (а это самое сложное из того, что он в принципе мог бы совершить), извиниться и написать мне.

Что мне следовало сделать? Игнорировать письмо или ответить? Я не знала.

Я никогда не обсуждала подробностей моего темного прошлого с Никитой, что и понятно: иногда не хочется рассказывать о том, как ты рассталась с бывшим работодателем, а уж делиться подробностями такого тотального провала? Нет уж, увольте. В целом он догадывался, что я пережила тяжелый разрыв; впрочем, его всегда больше интересовало наше радужное совместное будущее, чем туманные события минувших дней. В этом плане психика Никиты была гораздо более здоровой и рациональной, чем моя; я же нет-нет да и погружалась в мрачные воспоминания, где опять и опять бежала от своей боли по бесконечной беговой дорожке в спортивном зале. Такова уж природа боли – сильного, деструктивного, отбирающего всю энергию чувства; стоит поддаться ее влиянию – и кажется, что, кроме нее, ничего нет в этом мире.

Конечно, мне следовало разбудить Никиту, покормить его завтраком и будничным голосом сообщить: мол, смотри, скелеты повылазили из своих шкафов. Показать письмо, вместе прочитать его, поцеловаться и больше никогда, никогда не вспоминать о Коврове.

Да. Именно так я и поступлю. Вот сейчас. Сейчас я выйду из комнаты, разбужу Никитку и все расскажу...

Привет, Сергей.

Я не держу на тебя зла. С Новым годом и всего тебе самого наилучшего.

Алиса.

«Отправить».

Я не могла ругать себя слишком сильно за совершенный поступок. Письмо было вполне себе христианским, в духе рождественского всепрощения. И мне казалось, что в его конце я поставила жирную точку. «Всего тебе самого наилучшего» звучало вполне себе как «Прощай».

Наверное, я могла бы написать что-нибудь ядовитое, вроде: «За то время, что ты отсутствовал в моей жизни, я продвинулась по карьерной лестнице, похудела на восемь килограммов, нашла нового парикмахера и мужчину своей мечты. В приложении – наше фото, и, кстати, мы собираемся пожениться. Приходите всей семьей». Наверное. Но мне показалось, что это будет глупо.

Существует целый талмуд, негласный свод правил по общению с бывшими, созданный человечеством со времен самого первого брейк-апа, произошедшего в недрах темных доисторических пещер. Древние люди, расставаясь со своими женщинами, переходили в другую пещеру и начинали новую жизнь. Новая жизнь на то и новая, чтобы быть гораздо лучше, веселее и счастливее, чем старая; казалось бы, все располагает к тому, чтобы подразнить бывшего партнера и похвастаться, однако первое пещерное правило общения с бывшими гласит: «Не сболтни лишнего бывшему своему».

И действительно, рассказывая (в деталях) о своей новой, счастливой жизни, вы хотите подчеркнуть: мол, дорогой Вася, без тебя мне стало гораздо лучше, привет жене и детям. Однако в реальности, делясь подробностями своего нового парадного существования, вы как будто приглашаете в нее того, с кем у вас уже пару раз ничего не получилось. Хорошо, если своему бывшему вы так же безразличны, как он вам, – ну а если нет? Вдруг он воспользуется приглашением и войдет в ваш новый, но такой знакомый ему мир? И кто знает, что он там может натворить!

Чем так опасны бывшие? Те самые Васи и Пети, с которыми вы с горечью узнали, что ваша грудь недостаточно хороша, но так и не услышали звона свадебных колоколов? Главное – они многое помнят о вас. «Он слишком много знал, шеф...»

Наверное, дело все-таки не в том, что они в курсе девичьей фамилии вашей матери и могут утащить у вас пару тысяч рублей с дебетовой карты в банке. Бесполезная груда эмоциональной информации – вот тот тайный клад, который они, увы, откопали. И теперь они умеют (и никогда не разучатся) злить и веселить вас тогда, когда этого не хочется вам, но хочется им; обладай они хоть толикой ума, они вспомнят все – и вам придется несладко.

Общение с бывшими напоминает хождение по заминированному музею. Подходит для любителей истории и тех, кому не хватает адреналина. Похоже, мне его не хватало.

– Привет, любимая, – прошептал Никита, обнимая меня. – Что ты тут делаешь с утра пораньше?

– Разгребаю мусор в почтовом ящике, – улыбнулась я, поцеловала Никиту и нажала на «Очистить папку „Спам“».

В общем-то, я не особенно соврала.

Глава тридцать первая, в которой все идет не так, как задумано

Вбольшом городе, куда, как ручейки, стекаются люди со всей нашей (и не только нашей) страны, присутствуют все типы самых разнообразных личностей. И у каждой личности есть свои особенные страхи и причуды. Некоторые люди ненавидят одиночество. Они просто физически страдают, когда им по какой-либо причине хотя бы ненадолго приходится побыть в изоляции. Посидеть где-нибудь, где не звонит телефон, не стучат в дверь соседи и не нужно бежать на очередное совещание. Тишина пугает и нервирует их – может быть, потому, что она кажется опасной, может быть, оттого, что в тишине приходится задумываться о своей жизни и вспоминать то, что хотелось бы забыть. Другие, наоборот, терпеть не могут общение, таких хлебом не корми – дай сосредоточиться и побыть пару-другую часиков в полном уединении. Даже телевизор они зачастую не включают целыми неделями, пропуская новости об обострении обстановки в секторе Газа и падении индекса РТС. Кто-то не терпит ожидания; некоторые страдают, когда опаздывают...

Моим же личным зеленым демоном стали сомнения. Маленькие крылатые твари проникли в мой мозг и устроили там вечеринку с ирландскими танцами. Она длилась, кажется, уже целую вечность – с того самого момента, как я получила проклятое письмо. Моя железобетонная уверенность в том, что мы с Никитой – идеальная пара, вдруг оказалась хрупкой и прозрачной, как листок рисовой бумаги. Нет, я не перестала любить Никиту; его улыбка, сладкий запах его волос на утренней подушке, его поцелуи – все по-прежнему вызывало во мне теплые приливы нежности. Однако теперь все было иначе, не так, как раньше. Мой злой гений, появившись на горизонте, испортил все, что я успела построить в его отсутствие.

К счастью, на работе у Никиты был полный завал, все дни и вечера он проводил в офисе и, казалось, вовсе не замечал моих душевных метаний. Зато Нине и Кате они были абсолютно очевидны.

– Выкладывай! – По Нинкиному лицу было очевидно, что общими словами я не отделаюсь. – Ты уже неделю сама не своя.

И я все рассказала. Про письмо. Про мой ответ. Про то, что я по-прежнему люблю Никиту, и про то, что я вздрагиваю от каждого телефонного звонка.

– Может быть, тебе просто... любопытно? – уточнила Катя. – Знаешь, посмотреть на бывшего, которого не видела долгое время, всегда ужасно любопытно.

– Я не знаю, – честно ответила я. Сейчас, когда я выложила все, мне нечего было больше скрывать.

– Пойми меня правильно, – в Нинкином голосе сквозило искреннее сострадание, – я совершенно не собираюсь осуждать тебя. И никогда бы не стала. Но... я волнуюсь за тебя. У тебя должно быть будущее.

– Мне бы тоже этого хотелось, – всхлипнула я.

– Да-да, а тут светят одни проблемы, – согласилась Катя. – Этот чувак явно нарисовался не просто так.

– Ты думаешь, ему что-то нужно? – Мне правда было интересно узнать, что думает Катя на этот счет. – Может быть, это было простое «отпущение грехов». Знаешь, иногда их нахлобучивает, и они идут к нам виниться и получать прощение.

– Не думаю... – Нина была более категорична. – Насколько я помню этого твоего Сергея он всегда был порядочный такой гад. Наверняка ему что-то нужно.

– Два раза на одни грабли?! – Я даже несколько разозлилась. – Ни за что!

– Вот и поговорили! – обрадовалась Катя. – Я терпеть не могу этого твоего на «Bentley».

– Ну теперь, когда у тебя есть готовое решение, нам ничего не страшно, – улыбнулась Нина.

И мне действительно стало легче. Придя домой, я поставила на пол пакеты с покупками (оказалось, что стресс – сильнейший стимулятор шопинга) и в порыве охватившего меня чувства вины перед любимым приготовила ужин, приняла ванну с розовой пеной, включила Синатру и отправила Никитке несколько эсэмэсок романтического (и даже слегка неприличного) характера.

И от него тут же пришел ответ: «Можно, я тебе позвоню?»

Нет, это было не от Никиты. Номер не записан в телефонную книжку, но странно знаком.

Сергей...

Сердце уже привычно заколотилось, но теперь виной всему был лишь приток адреналина – нужно расставить все точки над i. Я – цивилизованная, современная женщина. Я права, мои помыслы чисты, и я никого не боюсь. Сейчас я поговорю со своим глубоко бывшим женатым любовником по телефону, выясню, откуда он взял мой новый номер, и объясню ему, что тут ему больше ловить нечего.

Я позвонила сама.

– Алло... – Сердце, глупое сердце привычно грохнулось оземь.

По одному этому «Алло» я когда-то чутким ухом влюбленной женщины угадывала его настроение, а еще то, где он находится и может ли со мной говорить; впрочем, теперь все это было абсолютно не важно.

– Здравствуй, – сухо, но вежливо произнесла я, – мне пришло сообщение с твоего номера...

И потом мы о чем-то говорили. Честно говоря, я не могу вспомнить о чем: это была какая-то пустая болтовня двух растерянных людей, которым есть о чем поговорить и в то же время нечего друг другу сказать, – в общем-то, это оказалось не страшно, совсем. Скорее неловко.

Мы договорились встретиться и попить кофе «когда-нибудь в обеденный перерыв».

Ну вот и все... Больше года слез, страданий, взлетов, падений и бессмысленной суеты. Все это заканчивается одинаково банально – на дне кофейной чашки какого-нибудь ничем не примечательного заведения, под перекрестными взглядами официантов, среди чужих людей. И все же как странно, как невыносимо странно видеть человека, который когда-то заменял тебе целый мир, а теперь ты больше не можешь найти ему место даже в своем графике офисных ланчей. Наверное, это еще одно правило Москвы – города, где любовь имеет свой срок годности.

Впрочем, даже тут можно найти и кое-что бесконечное: например, пробки на третьем транспортном кольце, разговоры с подругами по телефону и терпение Никиты, который, несмотря на кучу рабочих проектов, ведет себя безупречно: водит меня в кино, покупает ванильное мороженое и внимательно следит за тем, чтобы в вазах нашего дома все время стояли живые цветы.

Почему-то мне кажется, я в чем-то провинилась перед ним. Хотя это и не так.

Глава тридцать вторая, в которой мы понимаем значение слова «неизбежность»

Трудно сказать, в какой именно момент Екатерина поймала себя на мысли, что уже начала готовиться к встрече с потенциальной свекровью. Может быть, это произошло даже раньше, чем она заговорила с Вениамином; при одном взгляде на Линдмана, его отутюженную рубашку, запонки, штаны, которые, казалось, всегда были ему слегка коротковаты... так вот, при одном взгляде на этого холеного домашнего мальчика средних лет возникали мысли о его матери.

Какой она была – Катя не знала. Веня часто разговаривал с ней по телефону – и всегда реагировал очень эмоционально. Он краснел, бледнел покрывался испариной, убегал в другую комнату, что-то нашептывая на ходу.

Мама навещала Вениамина четыре раза в месяц. По заведенному обычаю для своих визитов она выбирала среду.

Екатерина знала, что перед визитом обожаемой родительницы она, Катя, должна собрать свои вещи в пластиковый пакет, завязать его и поставить на антресоли.

Антресоли оставались единственным местом, куда мама Вениамина никогда не заглядывала – из этого Катя заключила, что мадам Линдман невысокого роста.

Мама убирала холостяцкую квартиру сына сама. Вернее, не так: она убирала холостяцкую квартиру так, как будто в ней только что произошло преступление. Уборка, выполненная мамой, напоминала фанатичное служение культу Мойдодыра. По четвергам Катя с трудом заставляла себя снять перчатки в прихожей – ей казалось, что она оставляет отпечатки пальцев на всех укоризненно посверкивающих, идеальных стеклянных и хромированных поверхностях квартирки Линдмана.

Мама мыла подоконники и плинтусы. Она заглядывала под ванную и тщательно протирала труднодоступные углы хлористым средством.

Средство это она приносила с собой; по крайней мере, в квартире оно Кате никогда не попадалось.

Переступая порог Венечкиного дома, Катя вдыхала ядовитые пары материнской заботы... Однако это было в четверг.

По средам же мама меняла губки на кухонной раковине, отмывала от пыли хрустальную люстру в гостиной и протирала жалюзи с обеих сторон.

– Бедная твоя мамочка, – притворно лебезила Катя, прижимаясь к мягкому плечу Вениамина, – наверное, ей трудно так напрягаться. Давай наймем домработницу.

– Нет! – визжал Веня, подпрыгивая в постелях. – Тысячу раз говорил тебе – это невозможно. Никто не может убрать мою квартиру лучше нее.

– Но она же в возрасте! Может быть, лучше отправим мамулю в отпуск? – не сдавалась Катя.

– Ты просто не понимаешь, – заливался краской Вениамин. – Ей необходимо двигаться!

Обычно на этом месте у Вениамина звонил телефон, и он убегал в другую комнату, показывая Кате упитанные ягодицы офисного работника.

Знала ли мама о существовании постоянной девушки у дорогого сына? Наверное, она о ней догадывалась, однако получить более четкие сведения о своем официальном статусе у Кати до сих пор не получилось. Отношения Кати и Вени все еще не подошли вплотную к тому рубежу, за которым необходимо принимать ответственное решение. Между ними до сих пор оставалось несколько сантиметров – едва заметное отчуждение людей, свободных от обязательств.

Мама Вени и вовсе была закрытой темой. Все, что Кате удалось выведать о детстве любимого, звучало грустно – его мама и папа развелись, когда мальчик был в третьем классе, но продолжали жить в одной квартире. Никто, кроме Вениамина, не мог рассказать, чем обернулось такое странное соседство для психики подростка. А сам Веня говорить об этом не хотел. Мучительная гримаса появлялась на его лице, стоило только Кате завести разговор на тему «Веня и его семья».

– А что дают в драматическом? – говорил он в такие моменты и брал в руки свежий номер «Афиши».

Однако Катя по-прежнему была далека от того, чтобы драматизировать происходящее.

– Веня занимается со мной сексом, а также позволяет пользоваться своей кредиткой, – перечисляла она нам плюсы своего драгоценного. – Я его люблю, – неизменно добавляла она в конце.

В Катином случае «я его люблю» означает «он не мешает мне жить». Я слишком хорошо знаю свою подругу, чтобы подозревать ее в романтичности. Катя – вольный стрелок, флибустьерша, любящая совершать пиратские набеги на бары и клубы, полные авантюрно настроенных юношей. Собака, почувствовавшая свежую кровь, которая никогда не станет домашней. Впрочем, она же проявляет редкую практичность в вопросах, которые касаются серьезных отношений.

– Мой сын никогда не будет ни в чем нуждаться, – любит приговаривать она. – Я дала себе обещание: если у меня и будет ребенок, то он вырастет в элитном московском доме с охраной и пойдет в лучшую школу, которую я только смогу себе позволить.

И почему-то мы ей верим.

Гром грянул неожиданно – в один из ничем не примечательных вторников. Катя позвонила мне на мобильный, застав меня на неприятнейшей отчетной встрече у начальства.

«Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела-а», – раздалось из моей сумки как раз посреди речи нашей бессменной директрисы Антоновой. Аудитория захихикала, я покраснела как рак и попыталась незаметно пнуть сумку ногой, чтобы та отъехала под соседний стул. От моих манипуляций сумка распахнулась, и телефон выскользнул прямо под ноги Антоновой.

«С ума-розума свела», – не унимался iPhone.

– Извините... – Я сгребла сумасшедший телефон и попыталась отключить музыку.

– Видимо, не всем интересно то, что я говорю, – тихо, но отчетливо произнесла Антонова, смерив взглядом мою сжавшуюся фигурку. – Алиса, вы можете пойти поговорить по телефону который вы не удосужились выключить перед встречей с начальством.

Мне ничего не оставалось, как прошагать по залу в коридор, выпрямив спину. Я чувствовала себя провинившейся школьницей.

– Катька, – прошипела я в телефон, – ты меня чуть работы не лишила! Умеешь же вовремя...

– Приезжай срочно, как только освободишься: у меня трагедия! – Из трубки неслись всхлипывания и подвывания.

– Что случилось?! Милицию? «Скорую»? – Я перепугалась не на шутку.

– Яду мне, яду... – рыдала трубка. – До вечера я еще доскриплю... пожалуй. – Она, кажется, повесила трубку.

Я быстро набрала Нину.

– Алеоу, – раздался ее бодрый кошачий голосок.

– Нина! С Катей пло...

– Успокойся. Все с ней нормально. Она только что звонила мне и пыталась шантажировать самоубийством. Я уже выяснила, что ее здоровье в порядке и из родных тоже вроде никто не помер.

– Неужели Веня довел?.. Надо к ней съездить. Я освобожусь минут через сорок. Раньше не получится...

– Заеду за тобой. Жди через час-полтора! Сматываться с работы вместе с Ниной – дело приятное и безопасное. Она руководит отделом продаж рекламы в городском журнале, и приятельскую болтовню за чашкой капучино можно легко внести в актив под видом деловой встречи. Обычно я не злоупотребляю ее вниманием в рабочее время – ведь после того, как я доезжаю до Нинки, возвращаться в офис совершенно невозможно. Мы можем просидеть несколько часов в суши-баре, или отправиться в какой-нибудь подмосковный музей, или накрасить глаза, переодеться и вломиться в клуб; но ни у нее, ни у меня не остается даже намека на рабочие порывы.

Сегодня же случай был исключительным; не прошло и двух часов, как мы тарабанили руками и ногами в крепко запертую дверь нашей расстроенной подруги.

Дверь нам открыла крошечная аккуратная азиатка в голубом халате.

– Входите, – приветливо улыбнулась она и поклонилась.

– Где Катя?! – заорали мы хором и решительно двинулись в комнату.

– Вытирайте ноги, – услышали мы расслабленный мурлыкающий голос нашей подруги. Однако самой подруги в комнате не было. Вместо нее на белом кожаном кресле сидела завернутая в вымазанные чем-то черным тряпки мумия. Вместо глаз у мумии были кружки огурца, лицо отдавало зеленцой и было густо покрыто какой-то субстанцией, отдаленно напоминающей пюрированный салат «Оливье».

Мы прислушались. В квартире Кати раздавались странные звуки, похожие на шум унитаза.

– Катя! У тебя что, бачок рванул? – неуверенно поинтересовалась Нина. – Небось соседей залила?

– Это звуки природы, море, – ответила фигура в кресле.

– А это что? Тина после отлива? – Нина ткнула пальцем в зеленое лицо.

– Плацентарный экстракт, самолетом привезли из Японии, – довольно произнесла мумия. – Ну чего вылупились? Присаживайтесь.

– Катька! – Я не на шутку разозлилась. – Мы бросаем работу! Приезжаем к тебе по пробкам! А ты сидишь тут, служанок нанимаешь. – Я бросила завистливый взгляд на тайку, которая присела на невысокую скамеечку и начала разминать мумии ноги. – Ну мы же, в конце концов, взрослые люди!

– Точно! – Голос мумии приобрел страдальческие нотки. – Взрослые! Старые мы люди, Аль, ста-ры-е! Вот! – Мумия бросила на диван, где мы сидели, массажную щетку и закрыла зеленое лицо черными руками.

– Что – вот? – произнесла Нина, разглядывая расческу и так и эдак.

– А то, что я седею! – патетически произнесла мумия, вскочив с кресла. Огуречные кружки шлепнулись на пол, и мы увидели глаза нашей подруги. Они были заплаканными.

– Седеешь? – присвистнула Нина. – Ну дела...

– То-то же, девки... Ну-ка, Йоко, принеси нам с девочками водки. Дело серьезное...

Через полчаса, отпустив с миром специалистку элитного косметического салона «Юная ласточка», мы замочили Катю в ванной, чтобы смыть с нее достижения мировой косметологической мысли по части вечной молодости. А еще через полчаса, завернув стремительно стареющую подругу в махровый халат, мы притащили ее на кухню, где был готов сладкий чай с коньяком.

– Когда я увидела его... ну этот... седой волос, – захлебываясь от эмоций, говорила Катя, – я испугалась. Я подумала – теперь мне точно надо что-то решать. Я впервые поняла, что время идет, понимаете?

– Кать, ну подумаешь, волос, – затянула Нина, – это еще не...

– Это знак. – Катя не мигая смотрела перед собой, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. – Теперь все. Конец! Я должна выйти замуж и нарожать детей. Ну а начнем мы со знакомства с родителями.

– Наливай, – вздохнула Нина.

Глава тридцать третья, в которой я раздумываю о значении теоретической подготовки

– Доча, ты дома? – В трубке раздался го-лос отца. – Включи телевизор, там по пятому показывают полезный фильм. – Папа явно веселился. – И позвони своим незамужним подружкам, мы с мамой настоятельно рекомендуем.

– Сейчас, – вяло отреагировала я. Терпеть не могу, когда меня будят по субботам в такую рань – в одиннадцать. Открыв один глаз, я спустила руку с кровати и пошарила по тумбочке. Щелкнула пультом.

На голубом экране опрятная женщина лет пятидесяти испытывала все разрешенные законом способы, чтобы извести Дженифер Лопес.

– «Свекровь-монстр», – вздохнула я. – Папа, мы смотрели!

Окончательно проснувшись, я приступила к завтраку одинокой девушки – пачка мороженого под «Бриджит Джонс»: вчера Никита уехал в Женеву. Он обещал вернуться через неделю, и все-таки мне было так... одиноко. Я походила по опустевшей квартире и надела его домашнюю фланелевую рубашку, небрежно брошенную на корзину с бельем.

Есть вещи, которые случаются с девушками, если им не особенно везет. Иногда от каждой съеденной булочки (или овсяной каши) масса вашего тела увеличивается как минимум вдвое. Вопреки законам физики. А иногда – вопреки гражданскому кодексу – будущие родственники мечтают от вас избавиться любой ценой.

Иллюстрацией первого закона подлости была Нина. Последнее время в ее жизни, которая, казалось, была идиллически стабильной картинкой счастливой семьи, все-таки происходили некоторые изменения. И все они касались размеров Нининых джинсов.

– При нашей с тобой комплекции худеть нельзя, – приговаривала Нина, натягивая топорщащийся свитерок пониже, – роскошной женщины должно быть много. И вообще, Андрей сказал, что ненавидит худышек.

Я вежливо помалкивала. Сказать подруге, что сорок четвертый и пятидесятый – только на первый взгляд цифры одного порядка? Мне казалось, она и сама понимала это. Я решила занять беспроигрышную позицию и однажды заявилась к Нине в спортивном костюме и кроссовках. Рядом с квартирой, которую снимали Нина и Андрей, располагается приятный парк с асфальтированными дорожками. Прочитав несколько статей в глянце, я воодушевилась: все они твердили, что главное – начать, а потом втянешься, да и вообще спорт вызывает прилив эндорфинов, гормонов счастья. В этот день я решила во что бы то ни стало вытащить Нинку на незапланированную тренировку.

– Как раз пробегала мимо твоего дома, – сообщила я, задыхаясь. Версия была совершенно идиотской, разве что предположить, что я сутки мчалась по третьему транспортному кольцу, уворачиваясь от грузовиков. – Одевайся, совершим бросок!

– О!.. – Нина с таким удивлением осмотрела мои кроссовки и штаны, как будто я примерила костюм водолаза. – Вообще-то, бегать вредно. От бега одышка, варикоз и преждевременный инсульт. Скорее раздевайся, и я расскажу тебе о всех современных методах поддержания хорошей формы.

Так на солнечной кухне, спасаясь от преждевременного инсульта при помощи куска пиццы, я ознакомилась с новым видом фитнеса – теоретическим.

Только на первый взгляд моя драгоценная Нинон никак не занималась воспитанием своих жировых клеток. При ближайшем же рассмотрении она оказалась настоящим кладезем информации о здоровом образе жизни, поддержании мышц в тонусе и прочем изнурении плоти. В то время как я бездумно и безответственно носилась по дорожкам в спортзале, Нина копила не только лишний вес, но и драгоценные сведения о том, как бы поступила она... Если бы начала. В ее активах были тонны прочитанных монографий о диетах, средствах экстренного похудения, пластических операциях и новейших комплексах упражнений. Также любимым коньком Нины была сага о «Полезных калориях» – основываясь на разработках доктора Шен Ли из провинции Ляо Пань, Нина вносила данные о количестве съеденных продуктов в некую компьютерную программу. Программа выдавала отчет: что Нина съела правильно, а от чего стоило бы отказаться.

Трудно сказать, чем данная деятельность могла бы повлиять на размер задницы Нины, особенно если учесть тот факт, что Нина неизменно утаивала от лопоухой программы то торт со сливками то пару банок арахисового масла, то коктейль «пинаколада». Однако бурная работа с весом велась на столь прогрессивной основе, по сравнению с которой мои жалкие кроссы в парках выглядели просто неприлично.

– От диеты – язва, от пробежек отвисает грудь, – вещала она, закуривая вторую сигарету. – Бегать можно только по вечерам и в специальном белье. Потом, пробежки нужно сопровождать дыхательной гимнастикой, а где ты у нас видела кислород? Йогой мне заниматься скучно, от пилатеса тошнит, от аэробных нагрузок глюкоза уходит из кровяных телец, и я могу потерять сознание. Силовые нагрузки с нашим весом противопоказаны, иначе вырастут мышцы, а плавать я не умею.

– Налей-ка мне чайку, – вздохнула я.

– С вареньем? – оживилась Нина. – У меня тут еще и тортик домашний.

Мегаполис на то и мегаполис, чтобы объединять разных – совершенно разных! – людей. И если одних пугает лишний вес, то другие до смерти боятся фразы «Сурья-намаскара». Я поняла, что изменения начинаются тогда, когда мы сами готовы принять их; если же внутренне мы уверены, что совершенны, ни один тренер в мире не уверит нас в обратном. В целом, Нину я любила не за упругую задницу, а за веселый нрав. И если моей взрослой и самостоятельной подруге комфортно заниматься теоретическим фитнесом, почему я должна ей мешать?

Моя попытка приобщить к фитнесу Нину имела удивительное побочное действие – я стала ходить в зал практически каждый день.

Что же касается Кати, то ее жизнь в последнее время была полна надежд и тревог.

Преодолев кризис первого седого волоса, она решительно отмела дипломатические способы решения своих семейных вопросов и предпочла стратегию бури и натиска.

– Когда же ты познакомишь меня со своей мамочкой? – уютно промурлыкала Катя поздним субботним утром, подсунув драгоценному тост с козьим сыром.

– Кхе... ме... – Драгоценный закашлялся и заблеял, сплевывая капучино на кристально-белый махровый халат. – Мне кажется, ты торопишь события. – Венечка трусливо спрятался за свежей газетой.

«Козлина», – подумала Катя, а вслух произнесла:

– Я так люблю тебя, что уверена – полюблю и ее!.. «С любыми ее странностями», – продолжила Катя мысленно.

– Не сомневаюсь! Как насчет театра? – Веня ткнул пальцем в статью театрального критика Закулискина. – Блистательная премьера.

«Зачем мне театр, если у меня дома цирк? Бесплатный», – подумала Катя.

– Надену твое любимое черное платье, если найду, – хмыкнула она и отправилась в гардеробную.

Катя твердо решила, что познакомится с мамой Вени во что бы но ни стало. Например, в ее следующий очистительный визит.

Нельзя сказать, чтобы Катя тратила время даром – драгоценные дни до встречи с будущей свекровью она проводила, штудируя массивные тома с картинками и свои любимые тонкие книжечки в мягкой обложке. В ее уютной квартирке уже сформировались две полки специальной литературы. «Домашняя кулинария», «Секреты выпечки», «Рачительное садоводство» и даже «Вязание крючком» стояли на полке номер один. Полка номер два включала в себя издания, в названиях которых было слово «как». И хотя насмешливая Нина именовала подобные книжки «каками», Катя была горячей поклонницей литературы самостоятельной психологической помощи. У некоторых из этих книжек уже была своя маленькая история побед. Так, например, «Как манипулировать мужчинами» помогла Кате заставить Веню перенести свой отпуск. И они поехали вместе. И не в Турцию, а на Сардинию. Правда, не на две недели, как хотела Катя, а на одну. На этом настоял Веня. «Просто тогда я еще не читала великого труда „Как управлять судьбой“», – прокомментировала произошедшее Катя.

Готовясь к встрече с любимой мамулей Вениамина, Катя приобрела сразу несколько новых книг. В их число входили «Как победить врага», «Как распознать энергетического вампира», а также «Настраиваемся на позитив» и «Патологическая психология» в трех томах.

И если бы Катя знала, что ждет ее впереди, она бы поняла – как бы тщательно мы ни старались подстелить себе соломки на всех жизненных ухабах, предугадать повороты судьбы порой бывает невозможно. Иногда никому не понять что и как.

Глава тридцать четвертая, о мелких неприятностях в метро и крупных – в «Soho Rooms»

Не буду скрывать, иногда наша жизнь полна неприятностей. Особенно обидными становятся неприятности неожиданные. Так, например, я до слез расстроилась, когда мне разрезали сумочку в метро. Самое обидное, что преступник-недотепа даже не успел что-нибудь стащить; и тем не менее красная сумка с лягушкой от Marc Jacobs была испорчена.

Нине случалось заболтаться по телефону и сжечь: пироги, шелковую блузку, кофейник, утюг. Стоя в густом дыму, она доставала сигаретку, чтобы сконцентрироваться и решить, с чего начинать уборку полуразрушенного помещения.

Кате иногда приходилось целовать пороги заведений со строгим фейс-контролем. Причем чем более несерьезным было заведение, тем выше были Катины шансы остаться на улице. Нашу дорогую подругу отчего-то страшно не любили охранники простеньких маргинальных клубов «Че» и «The Real McCoy».

– Я журналистка! Да я вас разнесу в пух и прах! – орала Катя, когда мрачные мускулистые парни выносили ее в неприветливую московскую ночь. Бездушный гул улиц был ей ответом.

Прибавьте к этим неприятностям то, что нам приходилось периодически выслушивать гадости от начальства, колкости от окружающих, а также ломать ногти, болеть гриппом и переживать периоды денежной засухи – и разве вы не найдете повод для того, чтобы наконец плюнуть на все и хорошенько повеселиться?

В эту пятницу Никита позвонил из Женевы, сообщив, что его командировка продлится еще несколько дней. И несмотря на то, что у меня не было причин не доверять ему, сердце все-таки неприятно заныло.

Через несколько часов, которые я провела в мрачных мыслях, мне позвонила Лиля, двадцатидвухлетняя модель, основной род занятий которой был загадкой для всей нашей компании. С Лилей нас познакомил случай. В роли случая на сей раз выступил мой персональный тренер в фитнес-центре – красавчик Вадим. Немного поболтав на тему преимуществ персональных тренировок над любыми другими тренировками, мы обменялись телефонами. К слову сказать, красавчик Вадим только на первый взгляд был милашкой. Как только в его руки попадали свободные весы, он менял свою личину лапочки на образ самого жесткого и бескомпромиссного садиста, которого только способна себе вообразить ленивая девица. Нужно признать, что его усилия не прошли даром – моя талия с каждым днем становилась все ближе к недостижимому бесплотному идеалу.

После нашего знакомства Лиля пропала из поля зрения. Время от времени она присылала мне эсэмэски, из которых я поняла, что она делает какую-то операцию; оказалось, что уже в семнадцать лет она стала счастливой обладательницей силиконовых протезов в губах. Сейчас же ей пришлось сделать обратную операцию и вытащить морально устаревшие протезы. «Я вся опухла, как будто по морде съездили веслом», – нежно жаловалась тоненькая Лиля. – «А кому легко! В моде все натуральное».

– Алло, – нежный мяукающий голосок Лилии был похож на голос девочки лет десяти. – Алиса, это ты?

– Привет, Лилечка! Это я. – Моя радость была вполне искренней. Лиля застала меня на маникюре. Я листала журнал уже полчаса и начала скучать.

– У меня несколько приглашений в «Soho», не хочешь пойти на вечеринку?

«Soho Rooms». Блестящий и фешенебельный район Лондона, когда-то прославившийся своими кафешками и публичными домами. А еще – один из самых популярных московских клубов на Саввинской набережной, место встречи всех Маноло Бланик и Кристианов Лубутенов Москвы (и не только ее). «Soho Rooms» стал одним из тех атмосферных и условно закрытых для посторонних клубов, которые в полной мере отражают неугасимый блеск московского гламура. В то время как вокруг рушились финансовые империи и продавцы акций не могли найти денег на дозу кокаина, «Soho Rooms» стал зоной, свободной от мирового финансового кризиса с двенадцати ночи и до пяти утра.

Подросшие дети первой волны нового русского дворянства, самопровозглашенные виконты и герцогини от нефтяной, швейной и мясомолочной промышленности, вернувшиеся из западных школ отпрыски рублевских фамилий, засидевшиеся в женихах олигархи, модные писательницы, телеведущие музыкальных каналов, победительницы конкурсов красоты и просто любители прекрасного – все стремились под неяркие лампы «Soho», где можно было и показать лучшее вечернее платье с открытой спиной, и насладиться просмотром.

Вне всякого сомнения, поход в «Soho», с волнительными сборами и ультравысокими каблуками, был именно тем, что требовалось моим заскучавшим дома подружкам.

– Я думаю, да, – сообщила я Лиле. Все-таки модели – очень милые девочки. – Попробую собрать подруг.

– Нина... – Я не сильно рассчитывала на положительный ответ, но все-таки решила позвонить. – Мы собираемся в «Soho».

Из трубки донеслось нечленораздельное мычание, из которого мне удалось понять, что: а) Нина готовит закрытый пирог кальцоне; б) Нине нечего надеть; в) если бы и было что, она бы не пошла, потому что Андрюша вот-вот приедет вместе с мамой и папой; г) мы можем заезжать на кальцоне и прихватить с собой модель, пока та не откинула коньки от анорексии.

– Засосало мещанское болото, – вздохнула я. – Расскажу, чем закончилось...

– Катя, приветик! – Приятно, когда дозваниваешься с первого раза. – Я собираюсь в «Soho».

– Ну и я туда собираюсь, значит, – мрачно протянула подруга. – Мы поругались с Веней, и мне надо выпить.

– Совсем? – с ужасом вымолвила я. – Совсем поругались?

– Ну что ты! Плановая еженедельная грызня перед визитом маман.

– Знакомить не хочет?

– Сама познакомлюсь. Ну да собирайся, обсудим.

Через несколько часов мы уже тосковали на заднем сиденье Лилиного «Cayenne», стоящего в огромной пробке на Саввинской набережной. На Лиле было платье глубокого синего цвета, оттенявшее ее естественный островной загар. Катя надела высокие сапоги на шпильке cо шнуровкой по всей длине; активную, даже агрессивную обувь дополняли платье из джерси с открытым плечом и кокетливый клатч. Основную же часть моего наряда составляли туфли. Открытые босоножки с розой и шипом на каблуке, визитной карточкой дома Roger Vivier, – игривые и беззаботные, как мое настроение. Короткая золотая юбка и невесомая туника, доходящая почти до границ юбки, а также волосы, которые я уложила волнами, позволяли мне без преувеличения сказать – ба, да я красотка! Муки в спортзале не прошли бесследно, я, кажется, была в отличной форме.

– У тебя ноги какие-то... бесконечные, – недовольно буркнула Лиля. – В спортзале вроде покороче были. Если увидишь Ашота, не забывай, он мой.

Наша блестящая тройка профланировала мимо охранников и влилась в стройные ряды тусующихся. Едва осмотревшись, я поняла, что легко затерялась бы в толпе, даже если бы оказалась тут голой. Залы клуба были полны великолепными девушками, похожими друг на друга, как одна красивая рыба похожа на другую красивую рыбу; они плавали, поднимая и опуская нежные руки в клубящемся дыму дорогих сигар, открывали рты, говоря что-то неслышное в звуках музыки, ослепляя блеском дешевых стразов, дорогих бриллиантов, ярких глаз, идеальной кожи, обнаженных ног, шей, животов и спин. Мужчины не так бросались в глаза; в этом волшебном аквариуме они скорее сидели в засаде – некоторые как тяжелые, медлительные сомы или сонные налимы, а другие – как хищные окуни или барракуды, с острыми белыми зубцами накрахмаленных воротничков, уверенным, пресыщенным взглядом, ароматами дорогих духов, власти и опасности, пота, виски, водки, злости, надежды, отчаяния, безразличия... Здесь, на танцполе, в баре, в ресторане наверху, заканчивался долгий московский день, впадая в блестящую и беспокойную ночь. И мне было не до сна.

– Дорогая! – Лиля уже давно примкнула к одной из подвижных компаний клуба и элегантно махнула мне с колен молодого, очень хорошо одетого мужчины в белоснежной рубашке. – Познакомься, это Ашот.