Там, где фальшивые лица Торин Владимир

– Они-то меня сразу узнали, как и я их, – усмехнулась она так, что из-под нижней губы задорно выполз острый клык.

– Хранн Милостивец… мои ребра…

– К утру пройдет, – посулила воительница. Из темноты раздавался невероятно мерзкий и раздражающий хохот матросов, с превеликим удовольствием глазевших на унижение бывшего солдата трона. Корсары, что с них взять?..

– Что ты здесь делаешь? Или просто вышла прогуляться и попутно поколотить меня?

– Логнир, я принесла послание от вождя.

Она вытащила свиток из глубокого выреза на облегающей тунике. «Хоть и орчиха, но привычки те же, что у всех баб», – с досадой подумал Логнир, почему-то вспомнив эльфийскую принцессу… Гарра протянула ему послание, человек взял и, разворачивая бумагу, хмуро спросил:

– Почему ты просто не позвала? Зачем все это представление?

– Во-первых, Логнир, вождь приказал соблюдать тишину, а во-вторых, мне эта драка принесла несказа-а-анное удовольствие.

– Эх, орки-орки… Я с тобой напрочь лишился разума, Гарра: здесь же ничего не видно! Идем будить нашего любезного кормчего, нечего дрыхнуть, когда здесь такое творится… – Женщина уже развернулась к трапу, когда Логнир возмущенно воскликнул: – Эй, куда собралась! Думаешь, можно мне просто так ребра отбивать? Давай-давай, помогай…

Гарра подхватила его под руку и буквально поволокла к капитанской каюте, а вслед им неслись насмешки неугомонных корсаров. Но только орчиха и бывший солдат исчезли из виду, как Горл с товарищами поспешили вернуться на свои места и вновь зажечь фонари – они-то знали, насколько у капитана бывает «радужное» настроение, если его будить посреди ночи. Ребра Логнира нещадно болели, и он на чем свет стоит клял про себя Гарру, что сперва набросилась на него, а сейчас стиснула его грудь своей рукой настолько сильно, что ему стало нечем дышать.

Так, почти в обнимку, человек и орчиха подошли к юту. Гарра заволокла Логнира по трапу на надстройку, и они оказались у дубовой двери с занавешенным изнутри круглым окном. Прямо на стене над притолокой сидел небольшой зверек, сонно свесив голову и изогнув шею. Широко раскрыв пасть, он обхватывал клыками большой стеклянный футляр. Лишь вблизи можно было разглядеть, что этот странный зверек – всего лишь искусно выкованное украшение, крепко удерживающее потухший фонарь. Матросы не решались подходить к этой двери слишком близко даже для того, чтобы вновь разжечь погасший фитиль. Капитанскую каюту все старались обходить стороной, словно заброшенный двор, где живет большая злая собака.

Бывший королевский сотник постучал в дверь. Ничего. Логнир снова постучал – уже сильнее, от таких ударов, наверное, мог бы проснуться весь корабль. Наконец изнутри сперва раздались кряхтенье и грязная ругань, а после к ним добавился звук нарочито шаркающих шагов. Дверь распахнулась, и на пороге показался заспанный человек с медно-рыжими волосами, неряшливо спутанными и разбросанными по плечам. Капитан был обнажен по пояс, черные бархатные штаны он заправил в высокие остроносые сапоги с пряжками – должно быть, так и свалился на свою кровать (единственную на судне!), не снимая обуви. В петлях на кожаном ремне у рыжеволосого висели три его неизменных кинжала: один с прямым клинком, два – с изогнутыми, как серп луны. Лицо кормчего «Морского Змея» выглядело столь помятым, будто он не поднялся только что с мягкой перины, а вышел из столкновения с подводным рифом. В ушах капитана поблескивало множество серег-колец – каждая из них, как это принято у кормчих Сар-Итиада, вдевалась за переход судна через океан. Судя по их количеству, этот человек, казалось, только тем и занят, что совершает долгие и опасные плавания от берегов Ронстрада к землям Роуэна протяженностью в семьсот морских миль. Капитан очень походил на зверька, висевшего над дверью каюты. Нос его был слегка вздернут, а в уголках глаз морщинки сложились в извечный недоверчивый прищур. Да и зловещая улыбка, застывшая на губах человека, которого разбудили спустя час после того, как он заснул впервые за седмицу, походила скорее на звериный оскал.

– Кому здесь «кошек» дать? У кого спина зажила-затянулась? Как вы смеете, собаки, будить своего капитана? – Джеральд Риф, широко и с подвыванием зевая, потер заспанные глаза.

Бывший королевский офицер, глядя на него, снисходительно улыбнулся.

– Да вот, заснуть не могу, – пояснил Логнир, – твои клыкастые друзья не дают, прокрадываются на борт и дерутся. Поболтать не желаешь?

– А, это ты, крыса береговая. – Кормчий зевнул еще шире – казалось, сейчас рот у него разлезется и верхняя часть головы отпадет к затылку, словно крышка у шкатулки. – Чего тебе?

– Тут письмецо от твоего друга-капитана с «Гадрата» прилетело с… – Логнир скривился, потирая ушибленные ребра, – почтовой голубкой.

Гарра оскалилась. Капитан снова зевнул:

– Ааэххх… Ладно, проходи. Поглядим, что там эта обезьяна зеленая начеркала.

Развернув на столе свиток, в скупом свете разожженной Джеральдом свечи они прочитали довольно бессвязное послание, в котором было меньше смысла, чем многочисленных подтверждений того, что орку нечасто приходится излагать свои мысли на бумаге:

«Логниру.

Этот город… Упаси-упаси… Логнир, да простят меня духи моря, что не послушал тебя сразу… Тут нельзя даже моргать, потому что в тот миг, когда ты моргнешь, что-то может подкрасться… Славный Торок пал, убитый чьей-то арбалетной стрелой, вырвавшейся из руин… Убийцу мы не нашли, лишь следы сапог за кучей кирпича, что была когда-то чьим-то домом, и вековая пыль стерта там в нескольких местах… Стрела прошила могучего Торока, да пребудут с ним духи, насквозь. Словно копье всадили ему в горло, прокрутили как следует, а потом вырвали… Крови было столько, что славный воин весь почти утонул в ее луже… Крогр еще сказал, что он похож не на добропорядочного орка, а на дохлую свинью в красном болоте. В общем, как ты уже понял, в этом псовом городе есть кто-то из тех, кого здесь быть точно не должно…

Этот город… Мурашки бегут по телу даже у меня, когда я на него смотрю – словно все духи из свиты Х’анана щиплют и кусают меня – такой страх. Пустота и тишина царят в этих руинах, так, словно здесь вволю погуляла Тысяча исчадий Древнего Лиха.

Ни одного целого дома, ни одной собаки или птицы, даже насекомого… Не видно ни единой живой души, но чувствуется, что кто-то здесь прячется. Его не видно, но он есть… и он… повсюду…

Мы нашли твою каменюку. Это, судя по бороде, Дрикх, а не Тиена. Каменюка стоит у южного входа в город, точнее, стояла – теперь она полностью разрушена, осколки лежат рядом. Гномьему богу, да простят меня коротышки, кто-то оторвал голову… Мы там все облазили, но ничего не нашли… Статуи богини остроухих демонов я не видел, но ты ведь говорил не углубляться в город…

В Час Степного Тигра встретимся с тобой на берегу под большой сосной и решим, что нам делать дальше.

Передай этому рыжему ягненку Рифу, что нашел я для него мачту, его это обрадует.

Гшарг, Великий Морской Вождь Волка».

– Вот чего я и боялся: нас опередили. Статуя Дрикха разрушена, древнего артефакта наверняка нет…

– Послушай, Логнир, – спокойно сказал Риф, разжигая свою трубку от лучины, – Гшарг ведь не входил в сам город. Может, статуя Тиены (ведь именно она тебе нужна?) цела и невредима, так что не ныряй с якорем раньше времени… В общем, унынию будем предаваться потом, а пока прогуляемся на берег – «Морской Змей» нуждается в срочном ремонте: кто знает, возможно, нам придется очень быстро отсюда убираться.

– Час Тигра – это когда? – только и спросил Логнир.

– Это на рассвете, – гордо пояснила Гарра. – По легенде, именно в этот час огромный саблезубый тигр спас в степях младенца Д’агаура, сына Великого Тынгыра, а затем…

– Достаточно, – оборвал ее сотник. – Значит, на рассвете…

Было еще темно, когда две узконосые лодки с грубо вырезанными на бортах морскими змеями врезались в прибрежный песок. На берег ловко соскочили люди и начали дружно вытягивать их из воды.

– Веди, Гарра, – сказал Риф, на всякий случай проверяя, удобно ли сидят кинжалы в перевязи на поясе и легко ли они вынимаются. Незнакомому берегу кормчий не доверял, а если по правде, то он вовсе не доверял любому берегу, предпочитая ему открытое синее море. Оно всегда для него являлось тверже и прочнее любой, даже самой ухоженной, земли.

Воительница пошла вперед, к лесу, возвышавшемуся золотистой осенней стеной всего в двух десятках футов от водной глади. Люди направились следом, самым последним плелся неугомонный гоблин Гарк, слуга сотника Арвеста, наотрез отказавшийся оставаться на «Змее». Еще бы! Хозяин Логнир спускается на берег, там он увидит столько интересного, быть может, даже попадет в какую-нибудь передрягу! И все это без него, верного Гарка?! Нашли дурака – а что ему прикажете делать на корабле? Снова обыгрывать корсаров в кости или карты? Воровать с камбуза у толстяка-кока еду? Гоняться по мокрой палубе за неуловимым корабельным духом, о котором шепчутся матросы, или вновь насмехаться над боцманом Гором с его троллиными мозгами? Скукота… Нет, он заранее притаился в лодке, а теперь брел за остальными, стараясь не отстать. Гоблин кутался в свой собственный, лично сшитый для него хозяином плащ, набросив на голову глубокий капюшон, из-под которого торчал кончик его длинного зеленого носа. Гарк постоянно спотыкался, ведь из-под этой тряпки, призванной защищать его голову от дождя, никогда, Бансрот подери, ничего толком не видно, поэтому он все время тихо бранил ее.

– Что за несносная, дрянная вещь, – шипел длинноносый, отдергивая тонкими когтистыми пальцами край капюшона, пытаясь поправить его так, чтобы он постоянно не спадал на глаза. – И кто тебя только придумал? Гарку ты не нравишься, да. Он тебя не любит…

Закончилось тем, что гоблин попросту сорвал капюшон, подставив спутанные черные волосы неприятному моросящему дождю. Слуга Логнира Арвеста был невысокого роста, немного не доставая обычному человеку до пояса. Большая голова сидела на тонкой шее, выделяясь длинным заостренным носом и торчащими в стороны ушами. Большие и слегка раскосые желтые глаза оглядывали мир с пристальным вниманием добродушного кота. Что же касается присущей всем представителям народа гор злобы, то она никогда не знала выхода из этого немного лукавого, немного плутоватого взгляда. Одет гоблин был в темно-зеленую перепоясанную ремнем котту с пелериной из коричневой кожи на плечах. Потертые штаны он заправил в остроносые туфли с длинными отворотами. О неудобном плаще с мерзким капюшоном уже говорилось, и Гарк, нисколько не боявшийся непогоды, давно бы уже его выбросил, если бы не прятал на груди крепкую кольчугу, которую он тихонько стащил из судового арсенала и втайне перевил под свою фигуру – гоблины всегда славились непревзойденным умением как красть, так и обращаться с самым неудобным доспехом.

Пока Гарк, путаясь в полах плаща и ведя непримиримую войну с капюшоном, волочился за отрядом, орчиха уже успела отойти так далеко, что карлик потерял ее из виду.

Гарра, словно кошка, крадущаяся по остриям мечей, осторожно ступала по перемежавшемуся с травой песку, держа в руках лук с наложенной на него стрелой, и настороженно оглядывалась по сторонам… Корсары и бывшие королевские вояки сжимали мечи и кинжалы: мало ли что может случиться…

Путники вошли в тень деревьев. Чем дальше они заходили в лес, тем мрачнее казалась им окружающая природа и более зловещим становился шепот ветра. Листья здесь все облетели, а первый ряд кривых вязов и высокой ольхи с золотыми и багровыми кронами являлся некоей занавесью, скрывающей за собой сцену древесного цирка мрака и увядания. Голые ветви над головой скручивались и переплетались между собой так крепко, что походили на своды. Под ногами бархатом расстилался багряный мох, точно кровь, пролитая в древности. Стволы дубов и сосен покрывала серая истрескавшаяся кора, нездоровая по своему виду, а в тех местах, где она сошла, чернела обнаженная плоть дерева, словно кем-то выжженная. Изломанные крючковатые корни, торчащие из земли, тонули в клочьях бледного тумана, который, казалось, никогда здесь не рассеется. Где-то над головой пронзительно кричала птица так, будто ее медленно режут от зоба и до хвоста.

Вскоре путники вышли на темную прогалину, сокрытую от лучей рассветного солнца разлапистым потолком сосновых ветвей. Земля здесь была устлана сплошным ковром из опавших иголок, а со всех сторон, словно великаны-стражи, подступали высокие деревья.

Ожидавший их орк неподвижно стоял в тени огромной сосны, до самых низких ветвей которой нельзя было дотянуться, даже если бы один человек вскарабкался на плечи другому. Каждая иголка размером в полтора пальца, а шишки, наверное, и вовсе с голову младенца – не приведи бог, упадет такая на макушку! Остальные деревья здесь были намного ниже и не могли тягаться в росте и могуществе со своим королем.

Гшарг облокотился о широкий смолистый ствол, а его длинный плащ стелился по земле. Должно быть, много колючек уже пристало к подолу. Глаза орка были закрыты – он прислушивался к звукам рассветного леса. Морскому вождю не нужно было видеть, чтобы узнать о приближении отряда, – по его мнению, они так громко дышали и столь усиленно топали сапогами, что могли, наверное, перебудить всех покойников на кладбищах Тириахада… Гшарг улыбнулся своим мыслям, глаза его по-прежнему были закрыты. Ветер еле-еле перебирал длинные черные волосы. Джеральд Риф знал, что в детстве его друга воспитывал родной дед-шаман, который и привил ему уважение и любовь к деревьям. Будучи еще мальчишкой, Гшарг научился слышать голоса леса, понимать их зов и говорить с миром древесных духов. Если бы орк так не любил море, кто знает – может, он остался бы на земле и стал бы могущественным колдуном, но ни с чем не сравнимая страсть к волнам, соленым брызгам в лицо и бурям, вздымающим корабль к самому грозовому небу, возобладала над ним. Риф всегда догадывался, что именно учение деда помогает Гшаргу с такой легкостью управляться со своей ладьей. Никто не знает этого наверняка, но может, корабль сам подсказывает орку, что и когда нужно делать…

Отряд подошел к дереву, а морской вождь даже не шевельнулся. Робкий луч рассветного солнца прорвался сквозь тучи и ветви и, едва блеснув на длинных орочьих клыках, затерялся вновь.

– Мой Тонгурр… – Гарра склонила голову.

– Приветствую тебя, Гшарг. – Логнир выступил вперед и сбросил капюшон.

У человека были длинные русые волосы, вьющиеся и спутанные, давно не стриженная борода, открытое искреннее лицо, но при этом отягощенный печалью взгляд темно-карих глаз. Синяки под ними свидетельствовали о том, что бывший сотник почти не спит, а нездоровая бледность – о его то утихающей, то возвращающейся болезни. Тоска сделала из физически сильного и крепкого человека нечто, напоминающее гордый ясень с изъеденным термитами основанием. После отплытия из Сар-Итиада на лбу Логнира Арвеста добавилось несколько новых морщин, а старые углубились. Волосы его в некоторых местах уже тронула седина, а лицо, омраченное расставанием с любимой, превратилось в поблекшую старческую маску, но он этого не замечал – старался думать лишь о своем пути и долге.

Орк открыл глаза, немного помолчал и, наконец, ответил на приветствие:

– Ну что, Логнир, не укачало тебя еще на этой гнилой посудине старины Рифа?

– Ну-ну, орчина… – усмехнулся Джеральд. – Ты-то, как я полагаю, свою кроху выволок на берег и спрятал поукромней. А что прикажешь делать нам, коли нет ни мачт, ни… А, – рыжеволосый капитан указал на сосну. – Я так понимаю, это мне подарок?

– Да уж, – невесело ответил морской вождь, – если бы не твой дохляк «Змей», никогда бы не позволил рубить такую красавицу. – Гшарг нежно положил когтистую лапу на морщинистый ствол и погладил его, будто котенка.

– Это что, кровь на ней? – пораженно прошептал один из спутников Логнира, бывший заставный сержант Лэм.

И действительно – на сухой, словно кожа старика, коре в некоторых местах проступали багровые, почти черные капли. Поначалу люди приняли древесный сок за смолу, но он был не таким тягучим, пробиваясь через трещины и медленно стекая вниз. За каплями оставались тонкие красные дорожки.

– Так и есть, – не поднимал головы Гшарг. – Дерево плачет кровью… Оно знает, зачем вы пришли. Оно не хочет умирать.

– Эээ… так может, не стоит его рубить? – неуверенно протянул Риф. – Кто знает, какая нечисть может выбраться из будущей мачты в самый неподходящий момент.

– Дух дерева погибнет с последним ударом топора, – безжалостно ответил орк. – Тебе нечего опасаться.

– Все же предлагаю срубить другое дерево, – поежился от страха кто-то из корсаров Рифа. Кажется, это был Рональд Черный Глаз, второй помощник капитана на судне. – Здесь кругом хватает нормальных деревьев, из которых не течет никакая кровь…

– Гааркх! – оскалился зеленокожий предводитель. Гарра тоже зарычала. – Не смей перечить мне, человек! Эти деревья… – орк яростно обвел рукой вокруг себя, – еще слишком молоды, и я не позволю вам прикоснуться к ним.

Люди никогда не видели морского вождя таким злым. На миг он стал походить на своих собратьев-варваров, что, подобно диким зверям, облачались в изорванные шкуры животных, после чего, вооружившись шипастыми дубинами и кривыми ржавыми кинжалами, которые они раскопали на местах древних битв и сражений, шли резать ненавистных им белокожих: убивать детей, женщин и стариков.

– Ладно, дружище, мы поняли тебя, – попытался сделать шаг к примирению Риф. – Я вижу, как тебе дорого это дерево, и ценю твою жертву. Я понимаю тебя – это великолепная сосна. Наверное, у нас будет самая красивая мачта в Сар-Итиаде.

– И не только в Сар-Итиаде! На всем океане!

– Да-да, на всем океане, Гшарг. Мы поняли, прости…

– Значит, к делу. – В голосе вождя все еще сквозила злость. – Доставайте свои топоры и приступайте.

Из-за деревьев на поляну вышли воины из дружины Гшарга, около десятка вооруженных орков. Один из них подошел к предводителю:

– Все без изменений, мой Тонгурр. Город спит…

– Ясно. Логнир, я так понимаю, ты сам хочешь облазить эти забытые духами развалины?

– Да… – нахмурился бывший сотник. – Только бы статуи были на месте…

– Не бойся, отыщешь ты свои каменюки, благо, их там много, – усмехнулся орк, сменив гнев на милость. – А твои ребята, Риф, пусть чинят корабль, вероятно, нам придется выгребать отсюда как можно быстрее. Не нравится мне то, как погиб несчастный Торок. И это… Слушай меня внимательно, Риф. Мой «Гадрат» спрятан в трех милях вверх по течению реки. На ладье остается половина ватаги, и если ты вдруг увидишь, что корабль отплывает без меня, топи его ко всем морским духам. Ясно?

Джеральд кивнул и, повернувшись к своим людям, начал им что-то тихо втолковывать.

– Идем, – бросил Логниру Гшарг и зашагал в ту сторону, откуда появились его подчиненные.

Сотник кивнул своим и последовал за вождем. Гарк, Лэм и еще пятеро бывших королевских солдат тоже направились следом. Гарра и орки замыкали процессию. Рыжий капитан со своими людьми остался на опушке. Шли приготовления к рубке Кровавой Сосны, как ее нарекли между собой корсары…

– И почему белокожие никогда мне не верят? – прорычал в самое ухо человеку Гшарг. – Эта штуковина посреди Каменного тракта впечатляет не настолько, чтобы любоваться ею.

Логнир поднял на орка испытующий взгляд. Было видно, что за показной веселостью морской вождь пытается скрыть страх и не пасть в глазах своих воинов, изо всех сил старается оставаться для них примером. Даже такой отпетый безумец, как этот здоровяк, чувствовал себя здесь неуверенно и постоянно оглядывался через плечо, видимо, опасаясь, что какое-нибудь мерзкое Нечто может выползти из-за деревьев в любое мгновение.

Сказать по правде, было чего бояться. Место это казалось выдернутым из времени, вырванным из жизни, причем вырванным грубо, жестоко, с мясом. От дороги мало что осталось. Некогда здесь проходил широкий удобный тракт, мощенный ровным камнем и обустроенный водостоками по обочинам. В дни расцвета Империи, когда Гильдия Немераг[3] держала под своей дланью власть в стране, сеть Каменных трактов походила на паутину, соединяющую центральные территории в долине Авар-Яна с окраинными, захваченными землями. Благодаря Каменным трактам и великолепной выучке имперские легионы могли совершать столь быстрые переходы, что их называли «Кованым Поветрием», они несли огонь и сталь карательных гладиусов во все несчастные провинции огромной страны. Но те времена прошли, и нога легионера давно не ступала на белые квадратные плиты, ведущие к воротам Тириахада.

По обе стороны дороги еще сохранились обезображенные каменные фигуры, некогда, должно быть, прекрасные и утонченные, а ныне – не более чем жуткие монстры, лишенные голов, с отколотыми носами и раздробленными лицами.

Логнир не глядел вокруг себя. Всем его вниманием завладело перегородившее тракт на Тириахад тело. Это был мужчина: широкоплечий, с могучим обнаженным торсом и длинной бородой. Ростом он походил на огромное поваленное дерево, а его грудь находилась примерно на уровне головы бывшего сотника.

Рука гиганта, по-прежнему сжимавшая кузнечный молот, лежала чуть в стороне, отделенная от тела, как и голова, откатившаяся к обочине. Левая половина лица мужчины была стесана – кто-то превратил ее в уродливую маску, лишенную черт, будто слизав щеку, бровь и глаз, половину рта… Зато в правой можно было разглядеть искаженную яростью и болью гримасу. Кожа так сильно натянулась на уцелевшую скулу, что казалось, вот-вот лопнет, бровь и часть лба изломились в морщинах, складки у болезненно раскрытого рта напоминали изгибы ткани. Можно было подумать, что гигант до сих пор чувствует пережитую боль. Что было попросту невозможно, ведь он никогда ее не мог испытывать. Он никогда не ощущал на коже дуновения ветра или теплых лучей солнца, он даже не погиб, поскольку никогда и не был рожден. Кожа его была мрамором, волосы и борода состояли из вырезанных в камне волнистых росчерков. Единственный глаз, а также сохранившиеся части носа и рта имели предельно четкие, полированные очертания. Тело его никогда не было живым, а раны были лишь трещинами, сколами и надломами. Вместо крови – каменная крошка и белая пыль.

– Это Он, хозяин? – спросил Гарк. От волнения его голос стал походить на крысиный писк.

Логнир не ответил. Дрожащие пальцы коснулись гладкой руки статуи. В этот миг его посетило настойчивое ощущение того, что он уже был здесь когда-то и отчетливо помнит эту самую статую, сброшенную чьей-то злой волей с постамента и лежащую на дороге. Это было невозможно, но со скользким неприятным чувством повторения нельзя было справиться. Мерзкое воспоминание о том, что еще не случилось…

Логнир вспомнил. В памяти всплыл один давний разговор…

– Как я их найду? – спрашивал он, глядя на бумагу, где всего за миг до этого под пером его спутницы проявились вписанные в магические фигуры изображения двух людей. По крайней мере, они очень походили на людей, но в то же время их фигуры были лишены присущей человеку низменности, а лица – нестираемого отпечатка пороков.

Несомненно, это было то же самое лицо с ее рисунка. Искаженное, изломанное, но бесспорно – именно то.

– Их ни с чем невозможно спутать, – ответила девушка с волосами цвета полуденного солнца. Она глядела на него немигающим взором ярко-синих глаз, подобных безоблачным небесам, будто пытаясь пронзить его душу, само его существо. – Их нельзя не узнать, когда они смотрят на тебя…

Логнир перевел взгляд с лица на искалеченные ноги гиганта. Чуть ниже колен они обрывались, а из сколов торчали обломки настоящей кости. Ужасная мысль родилась в голове: неужели поверженный когда-то был живым? Может, все прошлые выводы неверны и это вовсе не статуя?

Кости, торчащие из ран… Отнюдь не мрамор… Словно кто-то когда-то пленил великана. Этот кто-то не просто убил его, нет – он придумал пытку поизощренней, помучительней. Заживо обмазав своего пленника терракотовым раствором, кат засунул его в гигантскую печь, где тот и подвергся обжигу. Тогда гигант был уже мертв, но его тюремщик не остановился на достигнутом. Он все полировал его новую кожу, тер до того момента, пока она не стала походить на гладкий камень и не приобрела белый цвет мрамора…

– Гляди, Логнир. – Гшарг ткнул когтистым пальцем. – Видишь дыру у него в груди? Камень сколот металлом – резцом или зубилом. Да и ноги ему переломали, чтобы столкнуть с пьедестала и добраться до верха. Здесь прогулялись молоты. Причем совсем недавно…

– Может, это те самые твари, что убили нашего родича, – предположила Гарра.

Логнир забрался к гиганту на живот и заглянул в прореху в том месте, куда указал орк. В темной впадинке виднелись осколки ребер, а на месте сердца ничего не было. Что-то отсюда вытащили.

– Как я добуду то, что тебе требуется? – спросил он тогда у девушки с золотистыми волосами.

– Они сами тебе их отдадут, – последовал ответ. – Стоит лишь попросить.

– Твоей наставнице нужны какие-то предметы из Дрикха и Тиены?

– Лишь Тиены. Только нашу великую Мать-прародительницу мы можем пробудить. Великая Иньян входит во сны всемилостивой спящей Тиены, она говорит с богиней. Она пророчит нам ее волю. Тиена желает пробудиться. Хозяйка Ночи рассказала нам, что Кузнец Рока породил глупых карликов, которым нипочем не догадаться, как вернуть своего бога. Так пусть же горн его остается потухшим, а молот не стучит больше по наковальне. Детям Тиены он не важен.

Кто-то, судя по всему, посчитал артефакт в груди Дрикха не менее важным. И вот этого артефакта нет. Нужно поскорее найти Тиену. Найти второй загадочный предмет, пока до него не добрались чужие руки.

– Нам пора. – Логнир спрыгнул на дорогу и отвернулся от оскверненного мраморного тела.

– Ну что ж, – хмуро проговорил Гшарг и повернулся к городу. – Значит, добро пожаловать в место упокоения…

Город Тириахад всего три века назад был крупнейшим поселением Темной Империи. Занимал он невообразимо обширную площадь и являл собой средоточие богатства и роскоши. Жители Тириахада считались самыми состоятельными на землях государства некромантов, и даже Сиена меркла во славе «Северной Столицы», как называли город в народе. Самое странное здесь заключалось в том, что никому не были известны источники золотых рек, льющихся в казну города. В то время как вся страна клонилась к упадку, раздираемая войнами и восстаниями, болезнями, пожарами и стихийными бедствиями, Тириахад процветал. Неумолимо шел к немеркнущей славе и недосягаемому могуществу. Но, как известно, когда-нибудь заканчивается любая лестница, и вскоре хроника восхождения Северной Столицы оборвалась. Что именно произошло тогда – неизвестно. История повествует лишь о том, что почти триста лет назад из Тириахада вышли войска Империи под предводительством самого Темного Императора – это и были легендарные тринадцать легионов Титуса Люциуса XIII, сгинувшие в топях. Позже в Ронстраде узнали, что и сам город уничтожен, но до сих пор так и осталось тайной, кто его разрушил и зачем это кому-то понадобилось. Одни поговаривали, что это сотворили орки, другие – драконы, третьи утверждали, что здесь провели свои мерзкие ритуалы последние имперские некроманты, прежде чем их всех сожгла на кострах инквизиция. Неизвестно. Лишь одно упоминание о Тириахаде Логнир раздобыл в библиотеках Хиана, когда пытался выяснить как можно больше о месте, названном ему его возлюбленной Аллаэ Таэль.

Королевское Географическое Общество Ронстрада вскоре после окончания войны направило в Северную Столицу Империи исследовательскую экспедицию. Из записей, подробных ровно настолько, чтобы не упустить ни одной детали, и настолько же, чтобы ничего из них не понять, Логнир с трудом выцедил крупицы, которые дали ему примерное представление об итогах того путешествия. Что ж, винить простого солдата (пусть и при звании) в том, что он потерялся в незнакомых названиях и терминах и просто не разобрал большинство из написанного, никак нельзя. Недолго думая, Логнир стащил свиток из королевской библиотеки и после подчеркнул для себя показавшиеся наиболее важными места:

«…Когда мы подошли по Каменному тракту (так называются главные дороги Темной Империи) к северным воротам Тириахада (Вратам Юлия I Двухсердечного, сорок третьего правителя Империи от ее основания), стало видно, что город лежит в руинах. Не было ясно, кто его уничтожил, ведь войска его величества Инстрельда II Лорана даже не переходили границ Империи. Но тем не менее город пуст, безлюден и разрушен почти до основания. Внутри его стен царит сущий хаос. Сложилось впечатление, что исполинские каменные строения просто развалились от времени, хотя со слов пленных легионеров Империи доподлинно известно, что всего три года назад (в октябре 394 года от основания Гортена) этот город выставил против Ронстрада две тысячи воинов (полный Темный легион). Большинство тех солдат впоследствии таинственно сгинули в Кровавых топях (бывших топях Эррахии).

Мы советуем держать путь лишь по главным дорогам, пересекающимся в центре города: Norda-Suda (север-юг) и Esta-Ovesta (восток-запад), поскольку почти все остальные пути завалены. Наличествует большое количество опасных провалов и ям. В некоторых участках улиц зияют впадины. Следует остерегаться проходить рядом с колоннами или под триумфальными арками по причине возможного обвала. Категорически запрещается входить в какие-либо здания из-за высокой опасности обрушения. (Эту фразу Логнир навел чернилами столько раз, что в некоторых местах буквы растеклись неаккуратными кляксами.)

В центре города нами обнаружено странное сооружение. Посреди главной площади Тириахада, имя которой – площадь Страсти Синены, стоит нетронутая четырехгранная стела-обелиск из иссиня-черного мрамора. Высота ее, согласно замерам, 82 фута 02 дюйма, ширина у основания – 5 футов 09 дюймов. Вокруг стелы на сотню футов плиты почернели от копоти, как будто десятки или даже сотни молний одновременно ударили в ее вершину. Строения вокруг площади развалились и осыпались, причем наибольшие разрушения получили как раз фасады, обращенные на монумент, как будто сам обелиск стал эпицентром могущественного заклинания, за секунду выжегшего и разрушившего многотысячный город. Мы провели на этой площади несколько часов, и замеры магического отката показали, что стела есть не что иное, как огромный негатор магии, только со слегка искривленными формами. Возможно, ее использовали как резонатор…»

Логнир почти ничего не понял из того манускрипта, поскольку он пестрел точными научными сведениями, пояснительными замечаниями и магическими терминами, в которых бывший королевский сотник ничего не смыслил. Вывод из всего прочитанного для Арвеста был таков: город разрушен, пуст, ходить следует только по главным улицам и никогда, ни за что не входить в дома. А, ну да – из достопримечательностей остался целым лишь какой-то обелиск в центре города. Занятная, должно быть, каменюка, как выражается Гшарг…

И все же только сейчас, когда по одному из завалов отряд поднялся на стену и увидел простирающийся прямо под ногами Тириахад, Логнир понял, в какой мере скупым было описание, составленное неизвестным ученым. Огромный мертвый город предстал перед ним во всей своей красе – безжизненной и пугающей. На сколько хватало глаз, вдаль простирались разрушенные кварталы, смешавшиеся в лабиринте руин так, что ни один зодчий не взялся бы определить, где раньше стоял какой дом.

То, что открылось глазам спутников Логнира, походило на гигантского мертвого монстра, наполовину разложившегося и потерявшего целостность очертаний. Здания были лишены облицовки, будто кожи, с глубокими, незаживающими ранами проломов и брешей. Черные пасти окон и глотки дверей приглашали войти с гостеприимством коварного дракона, высунувшего наружу язык, точно алую ковровую дорожку. Проломленные, провалившиеся крыши походили на мертвые головы: кое-где лишь с дырами, пробитыми точно крюками, но в других местах – с начисто сорванными, точно спиленная верхушка черепной коробки. Лица фасадов утратили прежде изящные черты, а в изуродованных барельефах на фронтонах невозможно было уже разглядеть ни одной фигуры или рисунка из жизни горожан – теперь лепнины напоминали плавленую кожу, стекающую с горящего на костре преступника. Колонны перистилей, что окружали храмы, походили на прутья клеток – сколько же людей стали посмертными пленниками внутри?! Руки-столбы изошли трещинами и бороздами, ладони капителей во многих местах осыпались. В разные стороны, прочь от города, словно обрубленные щупальцы, уходили арочные акведуки, полуобвалившиеся и утратившие былое величие.

Повсюду валялись осколки мрамора, битые кирпичи и глиняная черепица. И тишина кругом – на многие мили. Казалось, здесь нет никого: ни живых, ни мертвых.

«Налюбовавшись» вволю открывшейся панорамой, отряд общей численностью в два десятка воинов вошел в город. Впереди по главной улице вышагивал могучий Гшарг, недобрым взглядом окидывая нависающие по сторонам останки домусов и инсул[4]. Было решено пересечь город и выйти из врат Юлия I Двухсердечного. Именно там, где-то неподалеку от Каменного тракта, ведущего в Ронстрад, и должна находиться статуя Тиены. Логнир предпочел бы обойти город, но время не ждало – таинственные похитители, что вытащили сердце статуи Дрикха, вполне могли добраться и до его божественной супруги… если уже не добрались, но об этом бывший сотник запретил себе даже думать. Самая короткая дорога вела прямиком через Тириахад, да и Гшарг настоял на том, чтобы ступить на улицу Norda-Suda и продолжить путь по ней – именно этой дорогой орки прошли вчера и считали ее самой «безопасной».

Ежеминутно озираясь по сторонам и держа наготове мечи, воины фут за футом углублялись в мертвый город. С каждым шагом в воздух поднималось облако мелкой белой крошки и каменной пыли, которая противно скрипела на зубах, проникала в нос, резала глаза. Логниру казалось, что он находится не под открытым небом, а в карьере во время добычи мела. Бледная, как покойница, пыль накрыла отряд с головой, делая людей и орков похожими на уныло бредущих по захоронению призраков. Бывший сотник кашлял и старался не обращать внимания на хриплый хохот морского вождя, которому назойливая белая туча, казалось, совершенно не досождала.

– Да, Логнир, твое утверждение, что здесь золото валяется буквально на улицах, было несколько… гм… преувеличенным. Что-то я не спотыкаюсь о золотые слитки, и даже Темный Император злобно не скалится мне с денариев и ауриев. Если сокровища раньше и лежали тут, словно сор, то кто-то, проглоти его морской змей за подобную наглость, успел здесь прибраться раньше нас…

Бывший сотник усмехнулся. Отряд продвигался дальше…

По обе стороны тянулись ряды покрытых трещинами колонн. Навалы камней громоздились пирамидами, а плиты улицы в некоторых местах были выломаны. Солнце медленно поднималось над пустым мертвым городом.

– Арре каген т’аврра ре керра, – негромко прорычала Гарра, закинув голову вверх, к небу. Женщина замотала лицо алой повязкой, чтобы пыль не лезла в ноздри и не скрипела на зубах, лишь раскосые глаза недобро поблескивали из-под капюшона.

– Что ты говоришь? – поинтересовался Логнир.

– Она сказала, что здесь нет ни одной птицы, ни одного жука… – пояснил морской вождь, поскольку орчиха явно не собиралась пускаться в объяснения.

– Вер’раге… – добавила она.

– Давно нет, – перевел орк.

Гарра еще продолжала что-то тихо рычать, время от времени срываясь с места, чтобы забежать за очередной угол какого-нибудь обрушившегося дома или заглянуть в окна. Гшарг, казалось, и вовсе утратил интерес к ее странному поведению, он рассказывал шедшему с ним рядом Логниру о том или ином месте, мимо которого они проходили.

– Это таверна. – Орк указал на здание с сорванной крышей и без доброй половины фасада. – А вот это – форум.

Отряд как раз проходил мимо некогда высокой стены с галереей, ограждавшей большой прямоугольный двор.

– Что такое «форум»? – поинтересовался Логнир – это слово он слышал впервые.

– Это и рынок, и суд, и городская курия. Видишь то трехэтажное здание? – Гшарг ткнул секирой в сторону разрушенного строения во главе форума. – В общем, там решали, кого казнить, кого миловать. – Орк свирепо усмехнулся, явно припомнив что-то из своей собственной жизни, связанное с этим негостеприимным местом.

– Но откуда ты все это знаешь, Гшарг? – с неподдельным интересом спросил Логнир у морского вождя.

– Было дело. Еще когда я плавал в ватаге Хрука Смышленого, мы высадились на южное побережье океана, близ имперского города Сарана. Как ты, наверное, догадался, погуляли мы там вволю: и рабы, и золото, и каменья… в общем, навар говорил сам за себя. Так вот, трофеи-то мы захватили, пограбить – пограбили, и в обратный путь. Но представь себе, каково же было удивление Хрука, когда выяснилось, что меня нет на борту! Хотя горевал этот просоленный мерзавец недолго: как известно, чем меньше уцелевших воинов, тем больше доля добычи для остальных. Они уплыли, и вскоре их парус скрылся на горизонте, а я же, Бансрот подери мою любовь к имперскому вину, совершенно по страннейшему стечению обстоятельств остался в городе. – Орк хмыкнул. – И, смею тебя заверить, мне стоило немалых трудов выбраться из того треклятого Сарана, когда я был так пьян, что небо рисовало над головой еще одно солнце, а у меня оставались лишь куриная нога и дубовая кружка в качестве меча и щита!

Логнир подозревал, что на самом-то деле все было не так забавно, но решил промолчать. Тем более что зеленокожие из отряда все дружно разразились диким хохотом. Бывший сотник Ронстрада не хотел лишать их удовольствия от чрезмерно приукрашенных рассказов о похождениях своего вождя.

– А что случилось с Хруком? – полюбопытствовал в свою очередь Гарк.

– А ты как думаешь, гоблин? – оскалился-улыбнулся Гшарг. – Нашел я его потом. В общем, это долгая история, но в результате – обзавелся теплой орочьей шкурой и быстрокрылая ладья «Гадрат» стала моей…

Люди, орки и маленький гоблин шли по выложенной камнями улице, никуда не сворачивая и не заходя ни в один из пустых домов. Иногда им приходилось преодолевать большие завалы, нагроможденные из обломков кирпичных стен и осколков красной черепицы.

За спиной осталось множество кварталов, а с ними и разрушенные храмы, арены, дворцы, театры, форумы, жилые дома. Сотни, если не тысячи разваленных, разбитых, уничтоженных зданий. И если в городе-порте Саране некогда погуляла веселая ватага орков, то кто же прошелся серпом самой Смерти по этому месту? Видя здешние разрушения, начинаешь задумываться… да что там задумываться – просто терзаться мыслью: чья невероятная сила сотворила такое? Куда же исчезли все жители города? И почему за столько лет никто не вернулся, не отстроил стены, не попытался вновь заселить Северную Столицу Империи? Логнир был здесь вовсе не за тем, чтобы разбираться в причинах и следствиях чужих бед, но чувствовал, что его поиск каким-то образом крепко связан с тем, что скрывают молчаливые камни под ногами. Кроме того, он отчетливо понимал: ничего хорошего ответы на вопросы о падении города, исчезновении людей, таинственной пустоте и гробовой тишине вокруг ему не принесут.

Небо здесь было столь же белым, как руины. Оно казалось огромной мраморной плитой, нависшей над головой, и от одного взгляда на эту мнимую твердь хотелось сжаться, прикрыться руками. Наступил полдень, когда впереди показалась большая площадь с высоким полуразвалившимся зданием, самым большим и лучше всех остальных сохранившимся из числа виденных здесь Логниром. К площадке главного входа вели несколько ступеней, а далее все тонуло в тени портика. На широком фронтоне над галереей сохранился барельеф: орнамент из терновника переплетался с лавровой ветвью. На карнизах стояли изувеченные статуи, лента фриза пестрела дырами. Судя по всему, это здание было здешней ратушей или чем-то вроде того. И верно – орк-великан подтвердил все догадки своим коротким рыком:

– Сенат!

Неплохо сохранившаяся галерея начиналась у самой лестницы. Колоннада тянулась примерно на двадцать шагов и вела прямо к главному входу: высокий проем чернел в стене, огромные двери выбиты. Туда-то и направили свои стопы морские удальцы.

– Эй, Гшарг, ты что это делаешь?! – вслед орку крикнул Логнир. «Категорически запрещается входить в какие-либо здания из-за высокой опасности обрушения»…

Здоровяк бросил, не оборачиваясь:

– Если в здании Сената мы не найдем ничего… хе-хе… занимательного, то я буду не я – славный и великий морской вождь Гшарг! – Орк исчез в проходе, его бойцы не отставали ни на шаг.

– Что это ты там хочешь найти занимательного, Бансрот тебя подери? – пробормотал Логнир, кивнул своим людям и, с хрустом ступая по сплошному ковру из осколков витражей, последовал за Гшаргом, глядя вверх и справедливо опасаясь, что еще чуть-чуть, и арки сводов не выдержат, а крыша рухнет им на головы.

Слой пыли в полутьме атрия был такой, что, судя по его толщине, никто не заходил сюда лет эдак двести. На полу во множестве валялись разбитые амфоры и мраморные бюсты тех, кого почитали жители Тириахада, – Логнир не знал их героев. Каждый из расставленных вдоль стен постаментов, на которых они когда-то стояли, был расколот надвое, будто молния прошлась по ним своим изломанным хлыстом. Бледный луч солнечного света, проникавший в помещение через световой колодец крыши, точно струя воды, тек и омывал единственную сохранившуюся в целости нижнюю часть скульптуры – мраморный подол платья Синены. Остальные фрагменты изваяния богини – покровительницы Империи грудой валялись кругом, перемежаясь с осколками витражей, нападавших с разбитой крыши атрия. У основания пьедестала в груде камня и разноцветного стекла виднелись бронзовые кубки-потиры – должно быть, кто-то в свой последний час молил богиню о снисхождении и помиловании, но у него ничего не вышло – из-под обломков проглядывали человеческие кости в обрывках истлевшей тоги. На сведенных предсмертной мукой фалангах руки обвисли золотые перстни.

Жадные до грабежа орки, завидев желтый металл, тут же устремились к нему.

– Стоять! – рявкнул вождь. – Мы не затем сюда пришли, чтобы выуживать блестящие крупицы из отбросов! Заберем после, если не найдем чего поинтереснее…

Зеленокожие моряки остановились, с вожделением поглядывая в сторону погребенного под завалом человека и его последнего богатства. Ослушаться своего Тонгурра они не имели права. Логнир уже был свидетелем того, что случалось на боевой ладье Гшарга с непокорными. Однажды посреди ночи его разбудил страшный рев и многоголосый хор злых голосов. Выбравшись из кубрика, бывший сотник увидел, что у борта собралась едва ли не вся команда. Любопытный гоблин даже вскарабкался по вантам, чтобы лучше видеть происходящее. Внизу, на ладье орков, прячущейся в тени «дракона» на якоре, творилось какое-то действо. Несколько воинов Гшарга опутывали веревкой своего собрата. Тот пытался вырваться, но притеснителей было слишком много, и они крепко его держали. Беднягу замотали в тугой кокон из парусины и бросили у мачты. Так ничего и не поняв, Логнир отправился спать дальше, а наутро всем предстало ужасное зрелище: свешиваясь с реи, на ветру покачивался оголенный скелет непокорного. Кости были привязаны друг к другу тугой нитью, чтобы не распадались, а через ребра повешенного палачи пропустили полосу багровой ткани. Жестоким тираном слыл морской вождь, но по-другому держать в узде таких отчаянных парней, как орки, наверное, нельзя… Вот и сейчас дикие воины из дружины «Гадрата» застыли за спиной своего предводителя, как десяток теней, боясь пошевелиться. Даже крайнее нетерпение, отражавшееся на их искривленных недовольством лицах, не позволяло им ослушаться скорого на расправу вождя.

Гшарг тем временем наклонился и поднял кончиками когтей с пола какой-то истерзанный временем клочок пергамента. Осторожно сдув с бумаги пыль, он впился взглядом в едва видные чернильные строки.

– Что там? – Логнир подошел к орку и заглянул ему через плечо.

– Чушь какая-то… записка кого-то из сенаторов другому сенатору… Нам туда.

Здоровяк выбросил бесполезный обрывок и направился в отдаленный конец атрия, где виднелся проход, судя по всему, ведущий в главное помещение огромного пустующего здания…

– Откуда ты знаешь староимперский? – допытывался Логнир, стараясь не отстать от быстро шагающего морского вождя. – Не знал, что орки умеют читать на чужих, но что еще страннее – забытых языках.

– Ну, староимперский не сильно отличается от нынешнего имперского, если знать, что к чему… – самодовольно ответил Гшарг. – Скажу тебе так. Как говорят в порту Тразгар: если ты не умеешь читать и высчитывать, то, соответственно, ты не умеешь пить с корабельными картами эль. А если ты пьянеешь от первой же карты, то какой ты, к Бансроту, морской вождь? Хе-хе… Гляди-ка, занятное местечко…

Это было весьма приуменьшенное определение. Глазам путников предстало огромное помещение круглой формы с пробитым в нескольких местах, но не выглядевшим оттого менее величественным, куполом. Словно в театре, под стены поднимались ряды кресел, в нескольких местах разделенные мраморными лестницами. Это был главный зал здания Сената. Именно здесь когда-то собирались выборные горожане, «защитники народа», – сенаторы, консулы, преторы и эдилы.

Гшарг остановился лишь на миг, направившись в дальний проход, где за выбитой дверцей располагалось другое помещение: намного меньше атрия и круглого зала. Комната эта, от которой почти ничего не осталось, служила кабинетом проконсула, губернатора и наместника Императора в Северной Столице.

Вошедшим предстала уже привычная пустота помещения и давящая серость небес, проглядывающих в комнату в том месте, где должна была находиться крыша. У северной стены, под огромным круглым окном, от которого остался лишь слепой проем, стоял треснувший посередине мраморный стол, выполненный из некогда цельного куска камня. Разбитые и осыпавшиеся постаменты и бюсты громоздились в углах, пол будто бы специально был выложен черепками амфор. Других проходов, кроме той двери, через которую они вошли, Логнир не видел. Морской вождь в нерешительности остановился перед противоположной от входа стеной. Сплошной камень, кое-где растрескавшийся, был гладок и пуст – ни портьер, что могли бы скрывать потайные ходы, ни намека на само существование этих самых ходов. Морщинистая зеленая ладонь легла на полуобсыпавшуюся облицовку. Орк закрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то.

– Что ты ищешь, Гшарг? – удивился Логнир. – Здесь ведь ничего нет.

– Из кабинета проконсула обычно ведет дверь в секретную казну сената, где спрятаны самые большие сокровища города. И я найду эту крошку… Мою маленькую комнатку… Где ты прячешься от добренького орка?

– Бансрот подери твою жадность! Сейчас не время!

– Самое время.

Орк поудобнее взял топор за рукоять, взмахнул, примеряясь раз-другой… С третьего размаха, самого широкого, он ударил в стену. Кирпичи и осколки камня с грохотом и пылью полетели в стороны. Образовался небольшой пролом. Еще два удара топором – и он увеличился.

– Как в сказке о глупом дровосеке, что рубил камень… – проворчал Логнир. – Оружия не жалко?

– Здесь старая кладка. Едва держится…

Во тьме потайной комнаты мелькнул мимолетный золотой отсвет, и орк, уже почти пробивший брешь, начал махать топором с безумием одержимого, пока не прорубил достаточно широкий проход, чтобы можно было, позабыв об осторожности, ринуться внутрь. Что он и сделал…

– Ко мне, ребята! – донеслось оттуда, и его воины устремились за добычей. – Гарра, огниво! Давай разжигай! Да нет, подери тебя Бансрот, морская ворона, это мои пальцы! Ты гляди, из чего искры высекаешь, дура, чтоб тебя…

Блеснула искра, вторая, через миг заполыхал небольшой масляный светильник. Логнир и его люди тоже вошли в пролом.

Помещение оказалось небольшой комнатушкой, забитой сундуками и мешками. Гшарг пнул один, чтобы удостовериться, что там не клубок ядовитых змей. Зазвенел металл, и орки как с цепи сорвались – начали разбивать замки на ларцах, разрезать кинжалами завязки мешков…

С пыльной крышки одного из сундуков, который распахнул дюжий орк, слетел длинный пергаментный свиток. Зеленокожий, не заметив этого, продолжал выгребать наружу золото и дорогие украшения, любовно ссыпая их в свою котомку.

– Добыча, добыча! – в пьяном исступлении хрипели орки, набивая пустые утробы заготовленных заранее мешков и сум. Они просто не верили своему счастью…

Гарк, почитавший драгоценности не меньше детей Х’анана, самозабвенно нацепил на голову древний золотой обруч; чешуйчатая перевязь с кинжалами, изукрашенными рубинами, заняла положенное ей место – на поясе у гоблина.

Бывший сотник не спешил присоединяться ко всеобщему алчному разгулу, он наклонился и поднял с пола свиток.

– Что это такое? – негромко проговорил он.

Гшарг, бросив через плечо мимолетный взгляд, рявкнул:

– Уж точно не утерянная страница «Летописи Народа Орков»!

Его воины, не отрываясь от сокровищ, разразились диким хохотом. Логнир лишь поморщился и развернул свою находку. Плотный пергамент, почти не тронутый временем, был сплошь исписан непонятными письменами.

– Гшарг, прочти, будь добр. Ты ведь знаешь староимперский…

– Да что же это такое?! – проревел орк. Он очень не любил, когда его отрывали от любимого дела. Сейчас в его глазах явственно читалось желание мигом разорвать человека на месте и вновь вернуться к опустошению сокровищницы. – Да забудь ты о нем! Посмотри, сколько здесь золота! Ты во всем своем жалком Гарбадене[5] столько не найдешь!

– Гшарг!

– Ну ладно-ладно. Только быстро. Наверное, опять какая-то глупая сенаторская писулька.

Орк взял в руки свиток и начал скороговоркой читать вслух. Его бойцы и гоблин Гарк не отрывались от золота, перекладывая его из сундуков в мешки. По мере того как вождь переводил слова мертвого языка, его чтение становилось все медленнее, а голос все глуше и глуше. Люди и орки, казалось, вмиг позабыли о несметных сокровищах тириахадского Сената.

И вот что он читал:

«Я пишу это тому, кто не убоится зла. Читающий мое послание смело может вычеркнуть нас из списка живых – мы обречены, нас уже нет. Неизвестно, откуда я это знаю, но предчувствие… предчувствие чего-то ужасного рвет мое сознание на куски. Я пишу это, и руки мои с трудом держат перо. Они дрожат и трясутся, но я должен рассказать все…

Это началось всего три дня назад. В город прибыли двенадцать легионов, готовые отправиться на север, в мятежный Ронстрад. Перед когортами на черном коне ехал сам Темный Император Титус Люциус XIII. Испуганный народ встречал узурпатора, как бога, лепестками роз и звуком десяти тысяч труб. Все полагали, что легионы только пройдут мимо и отправятся на север, но, на удивление горожан и Сената, войска не пошли дальше – они остались в городе. Темный Император разместился во дворце благородного консула Марка Гастиса, самого же советника и всю его семью выгнали из дома. Легионы не творят бесчинств на улицах – стали лагерем за северной стеной, лишь воины первого из них, «Гладиуса», оцепили бывший консульский дворец и под верховодством сиенских магов начали возводить на площади Страсти Синены странное сооружение. Обелиск. Огромный четырехгранный обелиск иссиня-черного мрамора.

С последним ударом молота сердце защемило так, словно это не по камню, а по нему прошелся боек. Все, кого я только ни спрашиваю, говорят, что жизнь начала их угнетать, что все былые радости вдруг померкли. Они твердят, что теряют все присущие людям чувства, словно высыпающиеся из кошеля золотые монеты. Будто все эти чувства из них выпивают. Я уверен, что виной всему обелиск… Обелиск, который не отбрасывает тени.

Но это не самое ужасное. Меня всего трясет, когда думаю об этом… Сердце то бьется как бешеное, то замирает, и кажется, что оно вообще исчезло из груди. СОЛНЦЕ НЕ ВЗОШЛО, но, наверное, и сам читающий это патриций видит постоянную ночь, черной пеленой накрывшую город. Утро не настало…

Темный Император в свете тысяч факелов и фонарей собрал весь народ на главной площади перед обелиском и, отобрав две тысячи самых крепких и могучих горожан, создал из них новый легион – Тринадцатый. Даже цыганского князя Маркуса Кована, что был в это время в городе, насильно поставили в строй. Молодые парни не хотели отправляться на войну во имя Титуса Люциуса XIII, но их принудили – сотню самых строптивых прирезали на месте. Но даже это не могло заставить остальных пойти за тираном. Когда же палаческие ножи замахнулись над новой сотней, весь город встал на колени. Люди молили цвет Тириахада пойти на войну, молили мужчин остаться в живых ради их матерей, жен, любимых. Лишь тогда гордые тириахадцы вняли. Каждый по очереди подходил к обелиску, где, по указанию сиенских некромантов, длинным прямым кинжалом вспарывал себе ладонь и швырял несколько капель крови на черную стелу. Странно, но на ней не осталось и следа: камень по-прежнему девственно чист, точнее девственно черен. Все впитал – и страх, и боль, и муку, и кровь… Ужасный ритуал был непонятен ни жрецам Синены, ни даже городским некромантам.

Лишь теперь я осознаю, что это была не жертва, а символ… символ залога Темному Императору. Из рядов «Гладиуса» вышли пять десятков центурионов, десять военных трибунов и самый известный воитель Темной Империи – Первый легат Доминик Валион. Каждый из них подходил к обелиску, каждый брал нож и каждый резал себе ладонь, после чего возвращался в строй.

Новый легион стоял под багровыми сигнами, на которых значилось:

«Leg XIII

Mort a Imperia»

«Смерть во имя Империи» – гордый лозунг, но как бы он не оказался правдивым.

Затем последовала речь Темного Императора, в которой он говорил, что вечная ночь, чума, голод и монстры с болот – это все происки северных магов. Он походил на одержимого демонами и кричал, что скоро всему этому придет конец, а кровь и пепел искупят грехопадение. Богиня Великая, как жутко и больно было все это слышать…

Я пишу, а в руки мои словно ударила молния – они трясутся и дрожат. Я чувствую, что час мой близок. Прощай, мудрый патриций, и помолись Синене за меня, проконсула Креспа Тириахадского. Что будет дальше, я не знаю, но в одном уверен: вырваться из окутавшей нас обреченности есть только один способ. И как страх порождает сомнение, а ужас отбирает веру, мысль лишить себя жизни уже не кажется столь уж безумной…

Не позволяй злу вонзить в себя когти и помни, что тайну Тириахада тебе откроет лишь Черный Обелиск. Ищи его…»

Орки молчали, не в силах что-нибудь сказать, впрочем, как и люди. Как могло все это произойти? Золото и драгоценности их уже не волновали.

– Подумать только, Тринадцатый легион, бесследно утерянный в топях во время войны, был насильно создан из горожан Тириахада! – пораженно прошептал Логнир.

– Так! – Гшарг поспешно бросил свиток на пол, словно это была ядовитая змея. – Выражаю общее мнение: пора побыстрее отсюда убираться. У меня мурашки на спине уже отплясывают шаманские танцы. Упасите нас Тайдерр и Х’анан от таких приключений…

– Ты собираешься меня бросить здесь, Гшарг? – спокойно спросил Логнир, пристально глядя на этого титана, сжавшегося под двумя мешками сразу.

– Да ты что, дружище! Я просто хочу скорее стереть свои следы с этих плит, что и тебе советую. Сдался тебе этот поиск! Возьмешь золотишка… Добыча, Логнир, добыча! Заветные слова… А то, во что ты нас пытаешься втравить, меня не сильно прельщает. Понимаешь, поиск проклятий на свою голову – это не для Гшарга с «Гадрата». Пойдем со мной, вернемся на корабли, отплывем от берега на добрых миль двадцать и там уже спокойно потолкуем. Да и Риф, поди, заждался…

Люди слушали все это, нахмурив брови. Логнир наклонился и поднял свиток. Враз разбогатевшие орки с нетерпением переминались с ноги на ногу, некоторые уже многозначительно косились на двери.

– Хозяин продолжит поиск, и Гарк пойдет с ним, – встрял в разговор гоблин. Слуга Логнира упрямо взглянул на Гшарга. – А если у орка колени от страха дрожат и топор выпадает из рук, то это уже заботы трусливого орка.

– Молчи, мелочь! – прикрикнул на него морской вождь, оскалив клыки. – А то как бы тебя не прихлопнуло выпадающим из моей руки топором!

– Мой Тонгурр, он прав, – сказала вдруг Гарра. – Мы должны пойти с Логниром. Людей легко поймать в ловушку, и эти коварные руины сцапают его без нас, словно мышь.

Орки повыпячивали глаза, глядя на бунтарку.

– Что?! – От яростного взгляда Гшарга, наверное, даже могучий дракон забился бы в страхе в свою пещеру. – Против воли вождя идешь? Вы что, все сговорились против меня, крысы переменчивые?!

– Нет, вождь, мы с тобой! Что ты, вождь! Мы хотим на «Гадрат»! Добыча ждет дележки! – наперебой запыхтели орки, сгибаясь под тяжестью мешков. Они начисто вымели весь погреб, не оставив ни единого золотого бесхозным.

– Вот и отлично! А ты, Логнир, – свихнувшийся на божественных промыслах безумец! Не дам тебе затянуть нас с собой на дно, к глубинным демонам! Можешь забирать себе эту мерзавку-предательницу, мне же легче. Не будет слышно вечного скулежа этой морской вороны: делай, мол, то, а этого не делай… Коротышку с носом и остальных дураков можешь вести за собой хоть к Бансроту, если угодно. Мне плевать!

– Плевать, значит? – Логнир недобро глядел на орка. – Ветер в помощь. Убирайся и не оглядывайся, дружище. Чего еще ждать от орка, как не предательства?

– Не смей разевать на меня свою пасть, человечишка! – зарычал Гшарг, его глаза начали наливаться кровью. – Я не служу твоему никчемному трону. Я не давал тебе клятв и не брал духов в свидетели. Я здесь ради золота. И я нашел его. Значит, нужно вынести его отсюда побыстрее, пока есть что выносить и пока есть кому выносить. Слушай меня, белокожий… – морской вождь постепенно успокоился, – мои ребята идут на корабль. Я и Риф, конечно, подождем до второго Часа Тигра, если вдруг Великий Дух вернет вам мозги, если же нет – весла в воду и прочь, прочь, прочь…

– Господин сотник, – влез в разговор предводителей бывший сержант Лэм. – Мы вполне успеем разыскать статую и вернуться на корабль за два дня.