Третье человечество Вербер Бернард

36. Энциклопедия: Четыре всадника апокалипсиса

«Апокалипсис» представляет собой последнюю книгу Нового Завета.

Принято считать, что его, в возрасте 82 лет, продиктовал своим ученикам святой Иоанн, сосланный на греческий остров Патмос (в 79 году после Рождества Христова, в момент извержения Везувия).

По всей видимости, в значительной степени его на это вдохновил более древний текст, приписываемый пророку Захарии. Это наиболее эзотерическое и зрелищное писание Нового Завета.

«И вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить».

«И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч».

«И вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И… голос… говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай».

«И вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя „смерть“; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными».

Эдмонд Уэллс, «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том VII

37

Давид Уэллс захлопнул смартфон, на котором перед этим читал найденную в компьютере отца Энциклопедию прадеда. После «Цивилизации великанов» текст, посвященный четырем всадникам Апокалипсиса, его озадачил.

Отец вроде говорил ему, что в нем описано не то, что должно произойти с нашей цивилизацией, а то, что случилось с великанами. Пророчество, которое, казалось бы, говорит о будущем, но на деле повествует о прошлом, покрытом завесой тайны, в глазах молодого человека выглядело шуткой.

Пока другие пассажиры самолета еще спали, он поднял пластиковую заслонку иллюминатора и увидел через толстое стекло густые, уходившие за горизонт леса. С высоты северная часть Демократической Республики Конго напоминала собой безбрежное, покрытое зелеными барашками море.

Чем ближе они подлетали к границе между Конго и Камеруном, тем больше леса выглядели так, словно на них набросилась стая прожорливых грызунов, которыми, как полагал Давид, были бульдозеры. Стальные машины, двигаясь по прямой, срезали лес как бритвой. Ему вспомнилась реклама:

«КРИСС» — БРИТВА С ЧЕТЫРЬМЯ ЛЕЗВИЯМИ

Первое лезвие оттягивает щетину.

Второе оттягивает ее еще больше.

Третье лезвие щетину срезает.

Четвертое вырывает корни.

Давид подумал, что для кожи «Крисс» была сущим апокалипсисом.

Если только апокалипсис не является бритвой с четырьмя лезвиями для… человечества.

От этой мысли молодой человек улыбнулся. Он вгляделся в бескрайний лес и увидел вдали город.

Наверное, Весо.

Давид знал, что этот город стал мировой столицей торговли ценными породами древесины и что эксплуатация лесных угодий была здесь основным источником дохода.

Он вновь подумал о своей сопернице, Авроре Каммерер. И тут же перед его мысленным взором предстали ее точеное лицо с золотистыми, миндалевидными глазами и отмеченная печатью лукавства улыбка. Спросив себя, чем в данную минуту может заниматься конкурентка, он решил, что она, должно быть, ведет разговоры с амазонками, подготавливая «феминизированную» эволюцию человечества.

И вновь к молодому человеку вернулось ощущение, что он с ней был давно знаком.

Давид закрыл глаза и вспомнил свои былые любовные истории. После ряда поражений (ему не раз говорили фразы типа: «Мне очень жаль, но для меня ты слишком молод», «Я сожалею, но ты для меня маловат») он стал задаваться вопросами о том, почему девушки желали вступать в романтические отношения не столько со сверстниками, сколько со зрелыми мужчинами. Он не ожидал, что в таком деле, как ухаживание за женщинами, юный внешний вид может стать препятствием. Как же ему хотелось иметь низкий голос, посеребренные сединой виски и даже бороду. Но даже волоски на подбородке и те были у него редкими и какими-то застенчивыми.

Наконец, он покончил со своей девственностью, подойдя к проблеме с другой стороны.

Любая ошибка, которую признал человек, становится творческим выбором.

Будучи не в состоянии разыгрывать из себя мужчину-защитника, он стал прикидываться хрупким ребенком, чтобы пробудить в женщинах материнский инстинкт.

Кроме того, он переориентировался на другие цели. Покончив с лолитами, корчившими из себя роковых женщин, он начал ухаживать за зрелыми дамами с пышными формами. И результаты превзошли все ожидания. Конечно же они говорили с ним как с ребенком, прижимали к своим пухлым телесам и прятали его голову между выдающихся грудей. Они называли его нежными уменьшительными именами, но все это было неважно, ведь он наконец нашел свой метод ухаживания, гарантировавший победу: подчеркивать свое несходство с окружающими, извлекая из этого выгоду.

Он, как и служивший ему примером Наполеон, стал множить свои любовные завоевания и постепенно перешел от самых доступных женщин к самым недосягаемым, которых вожделели все остальные мужчины. Благодаря выработанной им стратегии, которой он овладевал все лучше и лучше, Давид смог сокрушить даже самые неприступные крепости.

За иллюминатором простиралась Африка, и перед мысленным взором молодого ученого вдруг предстал образ отца. Ему неожиданно вспомнилось, как тот его представил в одном из своих телевизионных интервью: «Мой сын спасет мир. Он принадлежит к поколению, которое больше не знает пределов и возлагает на себя огромную ответственность. И я уверен, у него все получится». Давид подумал — чтобы запрограммировать судьбу человека, порой бывает достаточно одной-единственной фразы.

Самолет приземлился в аэропорту Весо.

Подхватив багаж, Давид Уэллс направился к таможне.

Конголезский офицер, не в состоянии смириться с мыслью о том, что этот похожий на подростка француз достиг совершеннолетия, несколько раз проверил подлинность его паспорта и проставил в удостоверении личности штамп с изображением президента — сидящего на троне с короной на голове и скипетром в руке.

Давид вышел из аэропорта с кондиционированным воздухом и вдохнул обжигающую атмосферу улицы. И подумал о том, что все страны, включающие в свои названия слово «демократический», на самом деле являются диктатурами: Корейская Народно-Демократическая Республика, Германская Демократическая Республика, Демократическая Республика Камбоджа.

И еще один парадокс: свободу у народа отнимают во имя этой самой свободы.

Он увидел в зале прилета мужчину, державшего в руках табличку с надписью «Доктор Уэллс». Это был африканец высокого роста, с коротко стриженными волосами, в бежевом костюме, на лацкане пиджака висело несколько медалей. Он широко улыбнулся Давиду и энергично потряс его руку:

— Меня зовут Н’гома, я буду вашим проводником.

— Очень приятно, Н’гома.

— И вот вам первый совет, — заявил африканец, — не забудьте намазаться кремом от солнца: в первые дни оно жарит просто невозможно. И я захватил несколько фляг, потому что нельзя допускать обезвоживания. Вперед, навстречу новым приключениям!

Давид уложил багаж в ожидавший их роскошный «Пежо 4x4», и они помчались по гладкой асфальтовой дороге. Выехав из Весо, покатили вдоль реки Санга к берегам Нгоко.

Первое, что поразило Давида, — ощущение, что все здесь громадное. Люди были крупнее, деревья выше, комары больше, даже солнце и то, казалось, увеличилось в размерах.

А еще все было разноцветным. Повсюду цветы, растения, бабочки и насекомые. Он еще никогда не видел такой яркой природы.

Воздух был насыщен тысячей ароматов — запахами песка, листьев, пыли, цветов и резины. Проезжая деревни, они видели людей, которые работали или разговаривали.

Дети выглядели веселыми, женщины в замысловатых бубу то и дело хохотали.

Проводник Давида Н’гома совершенно расслабился. Он настроил магнитолу и выбрал «Девятую симфонию ре минор» Бетховена, удивительно гармонировавшую с фантастическим пейзажем.

Машина проехала мимо вывески «Национальный парк. Въезд воспрещен» и остановились у решетки, которую охраняли вооруженные люди с нашивками «Служба безопасности». Проводник махнул рукой, охранники узнали его и подняли шлагбаум.

— Красиво, правда? Эти деревья достигают в высоту шестидесяти метров, некоторым из них более тысячи лет! — сказал Н’гома. — Это последнее, что осталось от первобытного леса. Эта масса растительности дает огромное количество кислорода. Здесь, в Конго, находятся легкие не только Африки, но и всей планеты. Здесь и в бассейне реки Амазонки.

Давид заметил, что некоторые деревья уходят ввысь так далеко, что увидеть их кроны с земли невозможно. Не выпуская из рук руля, Н’гома объяснил, что он племянник хозяина делянок, где ведутся лесоразработки. Именно поэтому они воспользовались въездом для избранных.

— Лесоразработки? Но ведь у ворот написано «Национальный парк»!

— Здесь не стоит доверять вывескам. Это действительно национальный парк, но его купил мой дядя, он заготавливает лес. В этих деревьях содержатся редкие эфирные масла. Найти их можно только здесь и больше нигде. Они стоят целое состояние, и на них, естественно, большой спрос. Существует несколько мафиозных группировок…

— Лесная мафия?

— Господин Уэллс, вы находитесь на одной из самых современных лесозаготовительных делянок в мире. На вашем месте я снял бы документальный фильм об этом.

Нас считают развивающейся страной, но вы увидите, что наши лесоразработки механизированы и компьютеризированы, тут полно камер видеонаблюдения, которые ничем не уступают западным аналогам. Даже бразильцам не удается добиться таких темпов заготовки и обработки древесины. Наше производство растет семимильными шагами.

— Сейчас меня эта тема не интересует, — ответил Давид, раздраженно отгоняя москитов.

Он обильно потел и не выпускал из рук фляги с водой. Они пересекли несколько заболоченных участков с торчавшими из земли корнями.

— Я думаю, что мы должны найти их здесь, — заявил проводник.

Выйдя на поляну, они обнаружили следы недавней стоянки, наконечник стрелы и треснувшую деревянную чашку.

— Когда вы видели их в последний раз? — спросил Давид.

— Месяц назад. Проблема в том, что вы хотите встретить не цивилизованных, а диких пигмеев, которые живут охотой и собирают плоды и ягоды. Они ведут кочевой образ жизни. Они не знают, что такое земледелие, скотоводство, оседлость. Они часто переходят с места на место. Именно поэтому они так раздражают правительство. Поди узнай, где они сейчас! Не говоря уже о том, что они устраивают стоянки в самых дебрях джунглей. Поскольку они прячутся под густой листвой, их нельзя засечь даже с вертолетов и спутников.

— Но мы их все же найдем, не так ли? Я для этого сюда и приехал, — напомнил французский исследователь.

Проводник посмотрел на редкие облака высоко в небе:

— С учетом того, что сейчас весна, племена пигмеев, должно быть, откочевали на запад. Они часто так поступают.

В этот момент до их слуха донесся какой-то треск. Низкий звук, за которым последовала дюжина других. Это рвались волокна древесины. Деревья, словно повинуясь чьей-то воле, склонились и рухнули — шелестя листвой, выпуская на волю бабочек и цветы.

Давида это зрелище живых стволов, срубаемых с такой легкостью, зачаровало.

Большие, коптящие бульдозеры своими механическими руками, оканчивавшимися стальными зажимами, хватали ствол, после чего в кору, чуть повыше корня, врезалась циркулярная пила.

Чтобы срубить тысячелетнее дерево, было достаточно нескольких минут.

Визжали пилы, умирающие деревья отвечали им глухими криками агонии. Проводник убавил громкость магнитолы.

— Сейчас растет спрос на одноразовые палочки для японских ресторанов.

— Эти деревья вырубают, чтобы делать… одноразовые палочки?

— Ну да! С вами, представителями западной цивилизации, всегда так — вы стремитесь потреблять, но откуда что берется, не знаете. Мы, банту, не так лицемерны. Всем известно, что гамбургеры представляют собой умерщвленных коров, наггетсы — цыплят, через которых пропустили электрический разряд, а икра — вытащенные из брюха самки осетра яйца. Что же касается носовых платков и одноразовых палочек — то они когда-то были деревьями.

Довольный своей тирадой, африканец улыбнулся, обнажив великолепные белые зубы.

Давид не сводил глаз с бульдозеров, убиравших деревья, превратившиеся теперь в розоватые цилиндры.

— Спилить дерево нам удается за три минуты. Однако совсем недавно нам прислали новую, еще более производительную машину. Мы назвали ее «газонокосилкой». Она срубает ствол за одну минуту! — с гордостью возвестил проводник.

За бульдозерами открывалось обширное пустое пространство, поросшее кустами, среди которых торчали редкие пни.

— Пора убираться отсюда, — сказал Н’гома. — Эти бульдозеры так высоки, что водители не видят нас и могут раздавить. Тем более что большинство из них обколоты и слушают громкую музыку.

— Как можно валить лес под воздействием наркотиков и оглушая себя музыкой?

— Внутри все автоматизировано. Это и есть технический прогресс.

Проводник сказал, что нужно вновь сесть в «пежо» и ехать на запад. Они покатили по дороге, которая становилась все уже, пока и вовсе не оборвалась. Растительность была такой густой, что проехать дальше было невозможно. Они вышли, закинули за спины рюкзаки и пошли пешком.

Скрытое верхним ярусом тропического леса, солнце вело себя не так агрессивно, но жара все равно была удушающей. Москиты кругами летали вокруг Давида, он ударил себя по затылку, где на влажной от пота коже сидело сразу три насекомых, и посмотрел на руку, на которой распростерлись три трупа:

— Ненавижу москитов.

Конголезец похлопал его по плечу:

— Это все из-за Ноя. И зачем только этот идиот пустил на ковчег пару комаров?

Давид молотил воздух руками:

— У меня такое ощущение, что я их притягиваю. С самого детства они начинали именно с меня.

— Ваша кровь, вероятно, кажется им слаще. Для них белые обладают другим вкусом, это деликатес.

Обнаружив подходящую поляну, они разбили в джунглях палатки, чтобы поужинать и поспать. Чтобы защитить гостя, проводник натянул противомоскитную сетку. Снаружи, будто в насмешку над ними, стала жужжать новая стая насекомых.

— Их становится все больше. Причина этого, по-видимому, кроется в озоновой дыре, из-за которой повышается температура и насекомые становятся активнее.

— Ненавижу их. Они воруют кровь. Паразиты и вампиры, — сказал Давид, прихлопнув очередного смельчака.

— А еще они разносят разные заболевания. Я больше всего боюсь лихорадки чикунгунья. Стоит ее подхватить, и все заканчивается очень быстро. Из глаз, носа и ушей течет кровь. А еще есть муха цеце! Если она укусит человека… то он перестает двигаться и становится похожим на призрака. Взгляд его мутнеет, и он больше ни на что не реагирует.

— Наверное, пигмеи никогда ничем таким не болеют…

— Пигмеи? Да, их эти напасти действительно обходят стороной, но, может, они просто не обращаются в больницу и умирают неизвестно от чего! — Н’гома вновь показал зубы, как будто собирался засмеяться, и продолжил: — Уж лучше я буду больным, чем пигмеем. Они… просто придурки.

Банту вновь хлопнул Давида по спине, словно для того, чтобы его слова глубже отпечатались в его душе.

— Не думаю, что они глупцы, — серьезно ответил Уэллс.

— Какой же вы смешной, месье! Будьте реалистом. В нынешнем мире пигмеи — первобытные люди. Поэтому они и не болеют современными болезнями.

— У меня есть другая теория. Я считаю, что они — представители человечества будущего.

— Пигмеи? Будущего? Я, конечно, вас уважаю, но думаю, что вы все переворачиваете с ног на голову. Вы визите мир наизнанку, путаете прошлое и будущее, глупость и интеллект, первобытную историю и эволюцию, слабость и силу, величие и… впрочем, простите, я слишком увлекся. — Проводник рассмеялся. — Давайте говорить серьезно. Пигмеи живут в лесу, охотятся с помощью лука, едят гусениц, у них даже нет… смартфонов! У них нет даже фамилий, одни лишь имена! Все, кто работает на полях моего отца, наполовину идиоты. Им ничего нельзя втолковать. Отец вынужден их бить, как нашкодивших мальчишек. Знаете, что им дают вместо зарплаты? Конфеты. И они очень довольны! За то, что пигмей осушит, вспашет и засеет поле площадью четыреста метров, банту дает ему бутылку пальмового вина! А те, с кем вы хотите встретиться… Знаете, чем я собираюсь им заплатить? Вот чем! — И он показал небольшие зеркальца на пластмассовых подставках с надписью «made in China».

— Они от них в восторге, ведь сами они их делать не умеют. Когда я даю им зеркальце, они долго смотрятся в него, словно спрашивая себя, что же в действительности собой представляют. Как маленькие. Даже старики и те не являются взрослыми, это просто… дети, так и не сумевшие преодолеть стадию зеркала!

— В таком случае, будущее принадлежит детям.

Н’гома посерьезнел:

— Не хочу вас разочаровывать, но когда вы увидите, то все поймете сами. Это уродцы. Женщин у них больше, чем мужчин, и они главные. Уровень детской смертности такой, что двое детей из троих умирают. Продолжительность жизни редко превышает сорок лет. Нет, что ни говори, а их не назовешь развитыми!

Давид открыл пакет лапши с сушеными креветками, высыпал в кипящую воду и стал помешивать большой пластмассовой ложкой.

— Даже японцы стали на десять сантиметров выше, потому что их дети стали употреблять молочные продукты. Будущее за высокими, ученые тут единодушны.

С этими словами Н’гома прихлопнул москита, хотя тому и казалось, что он в безопасности.

— Мне кажется, природа приготовила «специалистам» массу сюрпризов. Даже если они единодушны, — возразил Давид.

— Значит, вы правы, а все остальные заблуждаются?

Давид пожал плечами:

— Мой отец говорил: если многие заблуждаются, это еще не значит, что они правы.

— И все равно… Человек будущего обязательно будет выше, крупнее, сильнее и красивее. Чтобы это понять, достаточно просто немного подумать! И здоровье у него тоже будет крепче. Это же логично!

— Вы так и не ответили, почему пигмеи не болеют болезнями, которые для остальных здешних жителей стали привычными. Думаю, у них даже есть иммунитет против СПИДа. Это так?

— Да нет, я вам ответил, только вы меня не услышали. Они умирают, не обращаясь в больницу, и их заболевания нигде не фиксируются. — Проводник вздохнул и раздавил еще одного москита. — Месье, мне кажется, уже поздно. Нам надо поспать, тогда у нас будет больше сил для того, чтобы найти «людей будущего».

На десерт он очистил яблоко, срезав с него кожуру длинной спиралью.

38

Я помню.

Боль от того, что с меня живьем содрали кожу, сменилась страхом. А если из космоса явится еще один астероид, еще больше Тейи? От того, что я осознала, кем являюсь и каковы мои шансы остаться живым, разумным существом, мысль о смерти казалась мне совершенно невыносимой.

Мне нужно было себя от этого оградить.

Первой реакцией стал «жар». Из всех моих вулканов брызнул пар, образовав густую и плотную атмосферу, которая стала моей первой защитной оболочкой. Я знала, что эта плотная атмосфера предохранит меня от прилетавших из космоса камней.

Так оно и было.

Приблизившись ко мне, они сгорали от трения о газ и рассыпались в прах.

В то же время мне было известно, что это защитит меня от малых астероидов, но не от больших.

И пока все космические отбросы, попадая в поле тяготения, воспламенялись в моей новехонькой атмосфере, не причиняя мне ни малейшего вреда, я размышляла о том, как улучшить этот рубеж обороны на тот случай, если произойдет новый инцидент.

39

Москиты.

Опять москиты. Везде, десятки москитов — кружащих, жужжащих, щекочущих, пронзающих его, сосущих из него кровь.

Давид выбрался из спального мешка. Рядом с ним, сжав кулаки, видел десятый сон Н’гома. Молодой человек взял одеяло и выбрался наружу.

Африканская ночь была изумительна. Воздух благоухал тысячей ароматов исключительно богатой местной биосферы, пение насекомых и птиц звучало гимном жизни.

Давид залюбовался видневшимися вдали склонами вулкана Ниагонгоро, окруженными нимбом серебристого сияния, и подумал что первые люди, вполне возможно, появились именно здесь — 7 миллионов лет назад!

Молодой человек сглотнул и воздел глаза к звездному небу. Джунгли освещал круглый диск луны. Скользнув по созвездию Лебедя, упала звезда. Давид загадал желание.

Увидеться с ней вновь.

Тогда он взял смартфон и набрал номер:

— Алло? Я вас не очень побеспокоил? Это Давид Уэллс. Помните? Субъект на каблуках, изучающий пигмеев.

— И который у вас час?

— Поздно. А у вас?

— Рано.

— Тогда давайте поговорим?

— Не можете уснуть? Вам повезло, я тоже.

— Я из-за москитов и жары, а вы?

— А я из-за ветра, стариковского храпа и стен в моей гостинице, которые не толще картонки.

— Представляю.

— А еще из-за воспоминаний.

— Ага, так вот что мешает работать ученым, посвятившим себя эволюции: стариковский храп, жужжание комаров, жара и воспоминания.

Он умолк, наступило долгое молчание.

— Вы все еще на связи, Аврора?

— Да.

— Простите меня, я постоянно об этом думаю… тогда, на вечеринке, я проявил некоторую… бестактность.

— В открытую волочась за мной на глазах подруги? — не без иронии спросила она. — Проехали и забыли. Мужчинам всегда присущ некоторый примитивизм. К тому же именно поэтому я предпочитаю женщин.

— Мне очень жаль.

— Если на то пошло, то ваша нескладность меня растрогала.

— И тем не менее я должен вам сказать, что… был… немного шокирован нашей встречей.

Она засмеялась, в голосе ее чувствовалось лукавство.

— У меня и правда такое ощущение, что я вас уже где-то видел, — серьезно сказал он.

Она притворилась, что не слышит, и продолжила:

— И как там у вас, в Африке?

— Здесь все презирают пигмеев. А у вас?

— Здесь все презирают амазонок. Давид, что мы делаем в такой дали от родного дома?

— Думаю, что бежим от старого, привычного мира. И я нигде больше не видел такого ясного неба с такими прекрасными падающими звездами.

— Что касается меня, то я полагаю, что мы, проливая свет на прошлое, пытаемся заглянуть в будущее. Эволюционный выбор каждого из нас очень показателен. Вы со своими пигмеями — это эпоха кочевых племен, я с царством амазонок — Античность.

Давид раздавил комара:

— Вы правы. Мой отец пытался проникнуть в суть эволюции, выискивая ископаемые останки динозавров, которым 60 миллионов лет, а прадед — наблюдая за муравьями, возраст которых составляет 120 миллионов лет. Как будто для того, чтобы заглянуть далеко в будущее, сначала нужно проанализировать то, что происходило в далеком прошлом.

В африканской ночи взвыла стая гиен.

Аврора поглубже зарылась под одеяла.

— Ладно, Давид, спокойной ночи. Созвонимся, когда приступим к реализации задуманного.

Она отключилась. Он последовал ее примеру, но, зная, что сразу не заснет, взял смартфон и стал смотреть новости.