Счастливый билет Грэхем Линн

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Рома с безутешным видом распростерла в кресле свое роскошное тело. Время от времени она издавала долгий судорожный вздох. Остальные старательно делали вид, что не замечают этого.

На полу лежала Глория. Она нанесла на лицо грязевую косметическую маску. Голова у нее была обмотана полотенцем наподобие тюрбана, а ноги покоились на сиденье стула.

— Кровь приливает к голове, — объяснила она. — Это хорошо для мозга.

— Какого мозга? — поинтересовалась Лалли, отрываясь от изучения воскресной газеты. Она наблюдала за тем, как Глория осторожно кладет на веки кружочки свежего огурца. — Господи, если бы твои клиенты видели тебя сейчас, они бы приплатили тебе за то, чтобы ты поскорее убралась.

— Заткнись, Купер, — добродушно отозвалась Глория. Несмотря на то что они жили в одной квартире, Лиза редко видела Глорию. Это была женщина лет тридцати, невысокая и хрупкая, красота которой казалась какой-то призрачной, эфемерной. Ее огромные небесно-голубые глаза и чистая перламутровая кожа составляли разительный контраст с обрезанными чуть ниже ушей огненно-рыжими волосами, которые Глория укладывала в пышный начес. Однако же в тоненькой, стройной фигурке скрывался настоящий бойцовский дух и веселая, жизнерадостная натура, что изрядно удивляло людей при первой встрече.

Глория не делала тайны из того, что была девушкой по вызову.

— За сутки я зарабатываю больше, чем вы втроем за неделю, — похвасталась она Лизе в один из тех редких дней, когда они остались в квартире вдвоем.

— Да, но… — Лиза не решилась продолжать, боясь обидеть соседку.

— «Да, но» что? — Глория расхохоталась. — Ты продаешь свой труд, я продаю свое тело, и в этом чокнутом мире мое тело стоит дороже.

— Да, но… — снова начала Лиза.

— Разве это не одна знаменитая англичанка сказала что-то вроде: «Я просто ложусь на спину и думаю об Англии»? Что ж, я делаю то же самое, только думаю при этом о деньгах. А если ты еще раз скажешь: «Да, но», я закричу.

— Да, но… — сказала Лиза.

Глория завизжала.

— Извини меня, Глория. Просто… в общем, я не знаю. Наверное, мне это кажется…

— Распутством? — подсказала Глория.

Лиза рассмеялась.

— Все, сдаюсь. Как бы то ни было, это не мое дело.

— Знаешь, Лиза, я прожила в Голливуде уже десять лет. Я приехала сюда с широко открытыми глазами, полная надежд, распушив хвост — и первые пару лет у меня неплохо получалось. — Глория печально улыбнулась. — Мюзиклы. Я начинала танцовщицей и получила кучу ролей, каждая из которых была все больше и лучше. Я зарабатывала очень приличные деньги, и вдруг — бац! — мюзиклы больше никому не нужны. И я тоже никому не нужна, вместе с Говардом Килом[74], Кэтрин Грейсон[75], Бетти Грейбл[76] и остальными. — Она умолкла и прикурила очередную сигарету от окурка предыдущей.

Лиза пробормотала:

— Боже, мне очень жаль.

Глория сердито взмахнула сигаретой.

— Не стоит. Терпеть не могу, когда меня жалеют. В конце концов, я очутилась в хорошей компании. Я задумалась о том, чтобы вернуться домой, обратно в Питтсбург, но ровно на одну минуту. Я сказала себе: «Проклятье, нет. Я приехала сюда, чтобы сколотить состояние, и, Господь свидетель, я своего добьюсь». К тому времени я уже успела привыкнуть к деньгам, и мысль о том, чтобы работать официанткой или продавщицей в каком-нибудь занюханном магазине, где владелец будет дышать мне в затылок, меня не прельщала. У меня была подруга, замужняя, которая и рассказала мне об этом агентстве — первоклассном эскортном агентстве. Она сама работала там всего один день в неделю — по средам, — чтобы покрыть расходы на содержание дома. А ее муженек, похоже, так и не заметил, что они вдруг стали есть самые лучшие бифштексы. — Глория иронически улыбнулась. — А может и заметил, но предпочел промолчать. Не зря же говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Когда подруга рассказала мне об этом, я тоже, как ты, соглашалась, но все время повторяла: «Да, но…»

— Но потом ты сдалась, — подсказала Лиза.

— Скорее во мне победил здравый смысл. Все оказалось легче, чем я думала. Агентство отправляет нас, девушек, только к тем клиентам, которые останавливаются в первоклассных отелях, и никогда по частным адресам, как делают некоторые. — Глория взглянула на Лизу с лукавой улыбкой. — Если интересно, я могу дать тебе рекомендацию.

Лиза содрогнулась.

— Нет уж, спасибо, — быстро ответила она. — Я, пожалуй, лучше буду работать официанткой.

Впоследствии ей было стыдно за свое поведение. Она никогда никому не призналась бы в этом, но временами, думая о том, чем занимается Глория, Лиза вдруг замечала, что воображение уносит ее в такие дали, которые никак не назовешь неприятными.

Лалли поинтересовалась:

— Ты съешь этот огурец, когда закончишь?

— Съем, — отозвалась Глория. — Это полезно для желудка.

— Ох, да заткнитесь вы обе! — с раздражением воскликнула Рома.

— С какой стати? — спросила Лалли. — Не хочешь — не слушай.

— Я не могу не слушать.

— И о чем же ты хочешь поговорить? — осведомилась Лалли.

Рома пожала плечами.

— Ни о чем.

— И ты думаешь, что мы будем сидеть и молчать — да еще в воскресенье утром?

Рома бросила на Лалли недовольный взгляд, но ничего не сказала. Уголки ее полных губ обиженно поникли. Какой бы механизм в мозгу ни заставлял людей улыбаться или смеяться, у Ромы он отсутствовал начисто. Ее потрясающая внешность не приносила ей счастья. Она все время была хмурой и недовольной, как будто в теле ангела жила древняя старуха.

— Завтра ни у кого из вас нет съемок? — вдруг спросила она.

— Нет, — хором ответили все трое.

Лиза не призналась бы ей, даже если бы это было не так, особенно после истории с «Парамаунтом». Очевидно, Лалли и Глория думали так же. Рома не испытывала угрызений совести, когда нужно было пойти по головам, чтобы получить работу.

— Я не снималась уже несколько недель, — пожаловалась она. — А два последних раза я изображала труп.

— У тебя, наверное, это здорово получается, — съязвила Лалли. — Из тебя выйдет бесподобный труп.

Рома уставилась на нее и слегка нахмурилась. Начисто лишенная чувства юмора, она иногда не могла понять, шутят люди или говорят серьезно. Внезапно она вскочила с кресла и вышла из комнаты.

— Она ушла? — Глория приподняла дольку огурца с правого века.

— Лалли оскорбила ее в лучших чувствах, — сказала Лиза.

— У Ромы нет никаких чувств, за исключением самых неприятных, — с негодованием парировала Лалли. — А мне нравится задевать дурные чувства. Если бы она была способна испытывать нормальные чувства, мне бы и в голову не пришло их задевать. Роме нужно вставить в задницу петарду, тогда она, быть может, поймет, что способна на настоящее чувство.

— Да, но, боюсь, оно окажется еще более неприятным, — заметила Глория. — Эй, кто-нибудь, прикурите мне сигарету по-быстрому. Я задыхаюсь.

— Лалли! — упрекнула подругу Лиза. — Ты говоришь ужасные вещи.

— Ужасные, зато правдивые, — отозвалась Лалли.

Она всунула в рот Глории сигарету и дала ей прикурить.

— Если ты уронишь на меня спичку, я подам на тебя в суд, — предупредила ее Глория. — Эта маска огнеопасна.

— Откровенно говоря, мне даже немного жаль Рому, — сказала Лалли. — Я имею в виду, у нее фантастические лицо и фигура, но она никогда ничего не добьется в кино.

— Почему? — с любопытством спросила Лиза.

— У нее начисто отсутствует харизма, вот почему, — сердито ответила Лалли, как будто бедная Рома сделала нечто ужасное. Она продолжала: — Посмотри на Джуди Гарленд, например, или на Шелли Уинтерс, или на Мерилин Монро. Черт, да этот список можно продолжать до бесконечности. У всех у них есть некая магия. Они сияют, излучают чувства. Хотя Рома и красивее их, у нее внутри ничего нет, ей нечего отдавать. Я не шутила, когда сказала, что из нее выйдет бесподобный труп, потому что на экране она выглядит мертвой.

— Дело дошло до того, — добавила с пола Глория, — что ей становится все труднее находить даже работу статистки. В толпе она сразу же бросается в глаза из-за своего мрачного вида.

— Господи, какой ужас, — сказала Лиза.

— Я имею в виду, нельзя же бесконечно играть труп, — с лукавой улыбкой заметила Лалли. — Зрители начнут смеяться в самый неподходящий момент, если женщина, которую убивают, всякий раз будет оказываться Ромой.

Глория захихикала.

— Не смеши меня. Маска может треснуть.

— Чего это ты там разлеглась? — требовательно спросила Лалли. — Тебе приходится столько лежать на работе, что я думала, ты предпочитаешь принимать сидячее положение, когда у тебя есть такая возможность.

За исключением Глории, остальные девушки вели поразительно целомудренный образ жизни, особенно если учитывать то, что жили они, пожалуй, в самом чувственном городе на свете. У Лалли дома, в Нью-Джерси, остался жених, который раз в месяц прилетал к ней на выходные, а иногда и она сама ездила к нему и к своим родителям.

— Фрэнк боится, что я ему изменяю, — как-то призналась она Лизе. — Он думает, что Голливуд — это гнездо порока. Я успокаиваю его, как могу. Объясняю, что на романы на стороне у меня просто не остается сил. В «Плазе» ко мне подкатывают многие парни, но к двум часам ночи мне хочется лишь поскорее лечь в постель. Одной.

— Уверена, что это успокоило Фрэнка, — сухо ответила Лиза, хотя и понимала, что имеет в виду Лалли.

Она сама с утра до вечера была занята сверх всякой меры. Каждое утро на студии у нее было нечто вроде урока актерского мастерства в компании других мужчин и женщин, которых могло быть десять или сто. Доллар в час за обучение танцам — бальным и степу — или вокалу. По средам Лиза ходила в спортивный зал, чтобы поддерживать форму. Иногда после окончания смены в кафе она отправлялась прямо на встречи сценаристов и актеров, с которыми познакомил ее Брент Чарвуд, куда честолюбивые, но неизвестные писатели приносили сценарии начинающим актерам, чтобы те их читали. Время от времени Лиза ходила в кино, чтобы быть в курсе последних новостей и достижений.

Раз в несколько недель Лиза снималась для кино или телевидения. Однажды, наряженная в короткую тунику и серебристый парик, она два дня бродила по поросшим пластмассовой травой холмам и полдня изображала скво, выбегающую из горящего вигвама. После того как ей целый день пришлось кричать «Отрубите им головы!» в фильме о Французской революции, Лиза сорвала голос. До сих пор она принимала участие в массовках. Пару раз ее просили остаться на съемочной площадке вместе с еще несколькими статистами, поскольку их лица требовались в качестве заднего плана для какой-нибудь сцены.

Лалли называла это «быть первоклассной статисткой» в отличие от «второсортной».

— Есть огромная разница между одной из тысячи и одной из десяти, — утверждала она. — Как в тот день, когда мы торчали в лифте. Именно так на тебя и обращают внимание.

В дни съемок уроки и кофейня были забыты, и с первыми лучами солнца Лиза уже ждала на студии наступления семи часов утра, когда начинали работать кинокамеры.

Как-то июньским утром Лизе позвонил Дик Бродбент. Голос старика дрожал и срывался от возбуждения.

— У меня есть для тебя две хорошие новости. Ты слышала что-нибудь о фильме «Черный угол»?

— Ничего, — честно призналась Лиза.

— Господи, Лиза, ты же в нем снималась! Тот самый, с лифтом.

— Я помню, но у него было другое название. Тот фильм назывался…

— Какая разница, как он назывался, — нетерпеливо прервал ее Дик. — Очевидно, они изменили название. Как бы там ни было, он еще не вышел в прокат, однако кто-то, похоже, просмотрел отснятый материал, и Дисней приглашает тебя на съемки своего нового фильма. Это пока что роль без слов, зато твое имя появится в титрах!

— Дисней! Боже мой, Дик, это просто невероятно. Дисней! — У Лизы подогнулись колени, и она вынуждена была присесть в ближайшее кресло. — А что за роль?

— Какая-то фея. Женщина из их кастинговой конторы сказала, что твоя внешность вполне соответствует имени и что ты, дескать, похожа на ангела. Лиза Анжелис, ангел, — со смешком сказал Дик. — Словом, в самое ближайшее время они должны назначить нам встречу.

— Ох, Дик! Я сейчас умру от счастья!

— Я еще не закончил, — произнес Дик. — А о таком писателе, как Кэхил О’Дэйли, ты слышала? Он ирландец, — добавил Дик, что было совершенно излишне.

Лиза вспомнила, что в магазине Гарри Гринбаума было несколько книг этого автора, хотя она не читала ни одной из них.

— Это не он получил Нобелевскую премию по литературе много лет назад? — спросила она.

— В самую точку! Ему сейчас лет сто пятьдесят или около того, а в город он приехал, потому что по одной из его книг, «Авантюрист», задумали снять фильм. Но вся штука, ангел мой, в том, что ты ни за что не угадаешь, где начинается действие романа.

— Понятия не имею, — призналась Лиза.

— В Ливерпуле, в Англии! — с торжеством вскричал Дик. — Это не роль, а просто сказка, пусть и коротенькая, и можешь мне поверить, ее будут добиваться многие. Но у тебя есть преимущество, потому что ты сама из Ливерпуля. Откровенно говоря, ты идешь в списке под первым номером, и все благодаря мне. Завтра днем в отеле «Каскад» на Голливудских холмах мы встречаемся с этим чудаком О’Дэйли. При выборе актеров за ним остается последнее слово, и он хочет лично взглянуть на каждого.

— Что мне надеть, Дик? — Лиза внезапно занервничала.

— Что-нибудь простое и неброское. Та женщина была служанкой, бедняжка, так что ни к чему наряжаться в шелка и бриллианты. У тебя есть что-нибудь черное?

— Если даже и нет, я что-нибудь куплю, — пообещала Лиза.

— Я заеду за тобой в час дня. Лучше иметь своего агента под рукой, на тот случай, если они захотят сразу же нанять тебя.

Глория одолжила Лизе простое черное платье с глухим воротом и юбкой-клеш.

— Я похожа на бродяжку, — решила Лиза, переодевшись и готовясь к выходу.

Лалли заплела ей волосы в простую косу. Даже Рома в кои-то веки соизволила прийти подруге на помощь и разрешила ей взять свои черные туфли на низких каблуках. С собой Лиза захватила лишь сумочку и папку с фотографиями.

Дик уже ждал ее в своей машине. В автомастерской ему нарастили педали, чтобы он доставал до них своими коротенькими ножками, и отрегулировали под его рост высокое сиденье.

— Как я выгляжу? — спросила Лиза, усаживаясь рядом с ним.

— Отлично. Ты, конечно, не похожа на служанку, но вряд ли они ожидают, что ты придешь в лохмотьях. — На лице Дика читалось восторженное возбуждение. — В отделении для перчаток лежит экземпляр книги — я купил ее вчера. Мне лично она показалась скучной. Откровенно говоря, я прочел лишь начало, но не думаю, что Нобелевскую премию вручают тому, кто написал что-нибудь по-настоящему интересное.

— А я уже прочла ее, — сообщила агенту Лиза. — Сразу после твоего звонка я отправилась в библиотеку. Мне книга понравилась, хотя к концу и показалась чуточку многословной. Думаю, что автор слишком уж ударился в философию.

Пока Дик вез ее к отелю, они обсуждали роман. Совершенно очевидно, книга была автобиографической. В юности Кэхил О’Дэйли был моряком и дослужился до капитана корабля. Книга представляла собой сагу о его похождениях и женщинах, которых он любил. Первой из них стала Мэри, бедная, замученная жизнью женщина старше его. Она работала в гостинице для моряков, где он останавливался в Ливерпуле в начале века. Складывалось впечатление, что писатель не пропускал ни одной юбки, но его первая любовь стала самой трагической и трогательной историей во всем романе. Как Дик и говорил, роль была замечательной, хоть и эпизодической.

Прошлой ночью, когда Лиза читала о своем родном городе, на нее вдруг накатила тоска по дому. Она заснула, думая о Китти и о Чосер-стрит.

— Я частенько играла на Док-роуд, когда была маленькой, — сказала она Дику. — Было очень странно представлять, что автор книги ходил по тем же улицам, что и я.

Дик легонько сжал ей руку.

— Сохраняй это печальное выражение лица, малышка, и он возьмет тебя без разговоров.

Оправдывая название отеля, у входа ярко-голубая вода водопадом обрушивалась с крутых ступеней на сад камней, раскинувшийся у входа. В углу плюшевой зоны отдыха у стойки администратора брызгал водой небольшой фонтан в окружении пальм.

— Кэхил О’Дэйли остановился в пентхаусе, — сказал Дик. — Вон там, в дальнем конце зала, находится специальный лифт.

— Какая студия снимает фильм? — поинтересовалась Лиза, пока они поднимались наверх в просторной кабине.

— Это маленькая независимая компания, — пояснил Дик, — созданная несколько лет назад Басби Ван Доленом, писателем, для продюсирования и режиссуры собственных картин. Пока что он снял всего три фильма, которые не принесли ему особых денег, зато были весьма благосклонно приняты критиками. Его называют вторым Орсоном Уэллсом[77].

Лифт остановился, и дверь открылась в небольшой квадратный холл с ковром персикового цвета на полу и полудюжиной стульев.

Дик дважды нажал кнопку звонка на выкрашенной белой краской двери. Он явно получал удовольствие от происходящего. По дороге он рассказал Лизе о том, что ему уже давненько не приходилось сопровождать своих клиентов на такие вот встречи.

Дверь открыл пожилой мужчина. Дик откашлялся и произнес с важным видом:

— Приветствую вас, мистер О’Дэйли. Меня зовут Дик Бродбент, а это…

— Мистер О’Дэйли неважно себя чувствует. Боюсь, вам придется подождать.

Часом позже они все еще ждали, и Дик уже начал заводиться:

— Он не должен был назначать встречу с актерами, если не в состоянии ее провести.

Лиза ласково похлопала своего агента по крошечной ладони с узловатыми пальцами.

— Не кипятись, — постаралась она его успокоить, хотя и сама уже начинала волноваться. Лиза сказала Доминику, что опоздает всего на пару часов. Но с такими темпами она попадет в кофейню, когда там уже начнется обеденный наплыв клиентов.

В два часа пополудни двери лифта раздвинулись и в холл вошли две девушки. Они постучали в белую дверь, и Дик напрягся, готовясь броситься в бой, если их впустят внутрь. Но девушек ждал тот же ответ: «Вам придется подождать».

Получасом позже вновь появился пожилой мужчина и жестом пригласил Дика и Лизу войти.

— Мистер О’Дэйли в спальне.

Их провели через гостиную, заваленную цветами, в просторную спальню. Жалюзи на окнах были опущены, и в комнате царил полумрак. Лиза едва разглядела старика, сидевшего с закрытыми глазами в инвалидной коляске у одного из окон. Похоже, он не заметил вошедших. В комнате пахло больницей, на столике рядом с кроватью стояли флаконы и пузырьки с лекарствами.

Дик подтолкнул Лизу вперед. Она сделала глубокий вдох, подошла к окну и остановилась перед пожилым мужчиной, глядя на него сверху вниз. Ей еще никогда не доводилось видеть таких древних стариков. Его лицо было буквально изрезано глубокими морщинами.

Лиза повернулась и метнула в Дика вопросительный взгляд. Что она должна делать? Дик громко прочистил горло, и, к ее облегчению, старик открыл глаза. Это явно стоило ему немалых усилий; веки у него были тяжелыми и морщинистыми. Писатель окинул ее быстрым взглядом, после чего его веки вновь сомкнулись, словно усилие оказалось чрезмерным. Старик что-то пробормотал. Его голос словно доносился откуда-то издалека, из каких-то невероятных глубин.

— Прошу прощения? — запинаясь, пролепетала Лиза. Его слова прозвучали совершенно неразборчиво.

— Он сказал, что у вас неподходящий типаж, — произнес чей-то голос.

Ошеломленная, Лиза повернулась, не подозревая, что в комнате находится кто-то еще. Из кресла в дальнем углу спальни поднялся высокий мужчина с аккуратной бородкой и в очках с тяжелой роговой оправой.

— Басби Ван Долен. — Он подошел к Лизе и крепко пожал ей руку.

— Мой бог, мистер Ван Долен, я и подумать не мог, что вы здесь, — сказал Дик. — Вы не представляете, как я рад вас видеть.

— И я тоже. Дик Бродбент, не так ли? В Голливуде ваше имя на слуху.

Дик покраснел от удовольствия, и мужчины обменялись рукопожатием. Кэхил О’Дэйли вновь заговорил. Басби Ван Долен выслушал его, после чего повернулся к Лизе.

— Он говорит, что для этой роли требуется маленькая женщина со светлыми волосами, тогда как вы — высокая и темноволосая. Кроме того, вы слишком молоды.

— Она всегда может надеть парик, — поспешно проговорил Дик. — И на самом деле она старше, чем выглядит.

Но писатель решительно покачал головой.

— Извините, но у нее слишком экзотическая внешность. Это я вижу и сам. — И он начал выпроваживать их из комнаты.

Лиза повернулась, чтобы попрощаться, но Кэхил О’Дэйли, похоже, опять заснул.

Выйдя в гостиную, Басби Ван Долен крикнул:

— Руди, есть еще девушки?

— С полдюжины.

Руди вышел из кухни. Увидев его вновь, Лиза решила, что по сравнению со своим хозяином он выглядит едва ли не юношей.

— Запускай их по две. А вы задержитесь на минутку, ладно? Смотри, чтобы он снова не заснул.

— Конечно, мистер Ван Долен. — Мужчина открыл входную дверь и впустил в спальню двух девушек.

— Почему он это делает? — поинтересовался Дик. — Я имею в виду, сам утверждает актеров на роли, если так плохо видит?

— Это для него очень важно. Люди, описанные в книге, существовали на самом деле, и он хочет, чтобы они выглядели живыми. — Басби Ван Долен жестом указал на несколько глубоких кресел. — Присядьте, я хочу поговорить с вами обоими.

Дик искоса взглянул на Лизу и ободряюще подмигнул ей.

— Итак, вы Лиза Анжелис. — Режиссер пристально глядел на нее. — Могу я посмотреть ваше портфолио?

— Разумеется.

Лиза протянула ему коричневый конверт. Пока он бегло просматривал большие глянцевые фотографии, она наблюдала за ним. На вид ему было лет тридцать с небольшим, и его можно было назвать кем угодно, только не красавцем. У Ван Долена был слишком длинный нос и почти такие же густые и кустистые, как у мистера Гринбаума, брови, но в нем чувствовалось какое-то ленивое и приятное очарование, устоять перед которым было невозможно.

— М-м, очень недурно, — заметил он, засовывая фотографии обратно в конверт. — Вы много снимались в Голливуде?

— Лиза только что получила большую роль в следующем фильме Диснея, — с готовностью вмешался в разговор Дик.

Глаза писателя заискрились насмешливым блеском.

— Означает ли это, что, когда я закончу сбор средств на финансирование «Авантюриста», Лиза будет занята?

— Что вы, ее роль не настолько велика, — поспешно пошел на попятный Дик.

— Очень хорошо, потому что у меня есть на нее виды. Вы читали эту книгу? — Он повернулся к Лизе. Она молча кивнула в ответ. — Отлично. Там есть две или три роли, в которых я вас вижу. — Он встал. — Пожалуй, мне пора возвращаться к Кэхилу. — Он пожал руки им обоим. — Я непременно свяжусь с вами.

— Лиза, ура! Мы добились своего! Ты будешь звездой, чутье меня не обманывает. — Дик едва не пустился в пляс, когда они шли обратно к автомобилю. Несмотря на свой возраст и немощь, он сохранил поистине юношескую живость. — Я понял это в ту самую минуту, когда ты вошла в мою контору. У тебя есть аура. Господи Иисусе! Сниматься у Басби Ван Долена! Знаменитости выстраиваются в очередь в надежде заполучить роль в его фильмах, хоть это и означает существенное уменьшение заработка.

Он болтал не умолкая всю дорогу, показывая своей спутнице жилища звезд, огромные особняки с колоннами, просторными лужайками перед входом и сверкающими лимузинами на подъездных дорожках. Лиза почти не слушала его. Она мысленно перелистывала страницы «Авантюриста», надеясь угадать, какую же роль приготовил для нее Басби Ван Долен. И только когда Дик сказал: «А вот здесь живет Ральф Лейтон», — она подняла голову и взглянула на небольшой замок с серыми зубчатыми башенками. Позади него виднелся угол теннисного корта, и кто-то в белом подбежал и поднял мяч. Человек скрылся из виду прежде, чем Лиза успела понять, Ральф это или нет.

Когда Дик высадил Лизу у дверей, дома никого не было. Она закружилась в бесшабашном танце по гостиной и, весело смеясь, повалилась в кресло.

— Я так счастлива, что готова заплакать!

Ах, если бы можно было поделиться с кем-нибудь своими сногсшибательными новостями! Кофейня сейчас представлялась ей мрачной каторгой. Лиза с удовольствием отправилась бы в танцевальный класс или в спортивный зал, где можно было бы выплеснуть бурлящую в ней радостную энергию.

Лиза вошла в свою комнату и переоделась в белую шелковую блузку, короткую джинсовую юбку и теннисные туфли. Несколько месяцев назад она перестала носить бюстгальтер, и сейчас, повернувшись боком, с приятным волнением отметила, как проступают сквозь мягкую ткань ее соски. Ей казалось, что она ходит по улицам полуголой. Лиза расплела косу и разделила волосы на прямой пробор так, чтобы они густыми каштановыми прядями обрамляли ее лицо.

— Вот так штука, подружка Лиза, — сказала она с сильным акцентом кокни. — Ты выглядишь, как куколка, дорогуша. — Она склонила голову к плечу. — У тебя уж точно имеется внутреннее сияние, о котором толковала Лалли.

Ее отражение улыбнулось ей. Такое впечатление, что в голове у нее зажглась яркая свеча, освещая золотисто-карие глаза смотревшей на нее из зеркала женщины.

Лиза неохотно взяла свою сумочку. Пора идти на работу, иначе Доминик может подумать, что она не придет совсем.

И вдруг она услышала шум. В ванной кто-то открыл воду. Значит, дома все-таки кто-то был. Лиза постучала в дверь ванной комнаты.

— Эй, это Лиза. Кто там плещется?

Последовала долгая пауза, прежде чем Глория отозвалась еле слышным шепотом:

— Это я.

Говорить таким убитым голосом было совсем не в ее духе.