Дорога к Марсу Громов Александр
Карташов увидел изломанную черную тень, едва заметно шевельнувшуюся среди антенн «Ориона». Мысленно выругался. И резко воскликнул:
– Славка!
Аникеев удивленно посмотрел на Карташова – тот никогда не звал его так запанибратски. И не заметил, как по корпусу «Ориона» метнулась стремительная черная тень – круглое туловище, шесть длинных коленчатых лап… Мелькнула – и скрылась где-то в районе стыковочного узла.
Карташов облегченно выдохнул. И сказал:
– Булл прав. Я ведь был в коме… и кто знает, что со мной будет дальше? Я в любой момент могу упасть и отключиться. Верно, Жан-Пьер?
– Верно! – радостно подтвердил француз, у которого вдруг появилась призрачная надежда попасть на Марс. – Вячеслав, я считаю, что Карташов прав!
Аникеев вновь повернулся к экрану. Нахмурился. Пробормотал:
– Тогда ему лучше вовсе не лететь.
– Нельзя оставить группу высадки без контактера, – спокойно ответил Карташов. – Сам понимаешь, ты не можешь лететь вместе с Буллом: нельзя рисковать тем, что экспедиция останется сразу без обоих пилотов. Жобан… ты ведь с самого начала знал, что не ступишь на Марс. Гивенс все-таки в тяжелом состоянии, и врач на борту нужен. А вот Пичеррили нам на Марсе пригодился бы. Поскольку нас меньше, то на роботов придется куда большая нагрузка.
– Есть и еще одна причина, – внезапно сказал Пичеррили. – Вы же помните, друзья… я обязан принять решение о невозвращении на Землю – если это потребуется. Если мы встретим на Марсе опасности.
– Боевые треножники, – фыркнул Жобан.
– И лучше, если я приму это решение за троих, чем за шестерых! – дружелюбно улыбаясь, закончил итальянец.
– Хорошо устроились, – с прорвавшимся раздражением сказал Аникеев. – Замечательно…
Корабль слегка тряхнуло.
– Есть касание, – доложил Булл. – Вроде бы все штатно…
Аникеев молчал, пока сервоприводы медленно подтягивали корабли друг к другу, герметизируя переходной люк. Потом решил:
– Если на «Орионе» все будет в порядке… и по ресурсам три человека проходят… то отправитесь втроем.
– Спасибо, Слава! – с чувством произнес Карташов. – Жаль… жаль, что не могут полететь все.
– Можешь поверить, мне тоже жаль, – хмуро сказал Аникеев.
Порой Гивенсу казалось, что про него все забыли.
Нет, конечно, его помнит мама. Его помнит жена. Дочь. Сын… сын вряд ли, ему было всего полгода, когда они стартовали к Марсу. А вот друзья-товарищи, наверное, о нем забыли. Лежит себе в медотсеке черный парень, ну и пусть себе лежит…
Умом Гивенс понимал, что никто его не забыл, что товарищи внимательно приглядывают за его увесистой тушкой, меняют ему подгузники и протирают кожу спиртом… или чем там полагается, чтобы не было пролежней?
Хотя какие, к чертовой матери, пролежни в невесомости?
Гивенс рассмеялся. За время своего пребывания здесь – язык не поворачивался назвать это «Марсом» – он как-то даже подзабыл будни космического полета. Да что говорить, летел-то он на мертвую планету, где надеялся разве что найти древний артефакт. А попал на такой Марс, который последний раз без стыда описывал Берроуз. Ну, ладно, еще Брэдбери не стеснялся писать про зеленые холмы и человекоподобных марсиан…
Но самое печальное то, что теперь и туземцев с копьями не было, и деревьев не наблюдалось. Прыгнув с обрыва – эх, как обидно, что Карташов за ним не последовал… что же, интересно, с ним стало? – Гивенс несколько секунд несся к земле… или к «Марсу», если угодно. Сердце бешено колотилось в груди, тело напряглось в ожидании удара, на миг Гивенс испугался, что сейчас обмочится, а потом решил, что волноваться на эту тему просто глупо…
И тут все изменилось. Будто рывком сменили декорации вокруг.
Гивенс уже не падал, он лежал, уткнувшись лицом в песок.
Медленно поднявшись, Эдвард огляделся.
Честно говоря, один бедлам сменился другим. Не было ни гор, с которых он упал, ни реки, ни джунглей. Во все стороны тянулась ровная как стол пустыня, покрытая мелким красноватым песком. В прозрачном чистом воздухе не было ни облачка. Маленькое солнце слабо грело с небес, хотя холода Гивенс не испытывал.
Если бы не тот факт, что Эдвард дышал легко и свободно, он мог бы решить, что попал на настоящий Марс. Такой, какой он в реальности.
– Нет, – сказал Эдвард твердо. – Я отказываюсь так играть.
Он лег на песок навзничь, сложил руки на груди и закрыл глаза.
Мысли Гивенса были просты. То, что с ним происходит, – это не реальность. Это какая-то сложно наведенная галлюцинация, проекция в сознание… эксперимент, который над ним ставит… кто? Впрочем, это сейчас не самое важное.
Главное – что объект эксперимента тоже может изучать наблюдателя. И шататься по пустыне Гивенс решительно отказывался. Пусть реальность сменится. Пусть будут джунгли. Пусть будут туземцы. Но не эта пустыня, оскорбляющая его как многогранную, развитую личность!
– Ten little nigger boys went out to dine;
One choked his little self, and then there were nine[2], – немузыкально запел Гивенс. У него вдруг сдавило горло, он поперхнулся, но упрямо продолжил:
– Nine little nigger boys sat up very late;
One overslept himself, and then there were eight…
Почему-то он совсем не удивился, что на него накатила дремота. Похоже, его вызов был принят! Что и кому он хотел доказать этой неполиткорректной песенкой, которую, кроме негра, никто и петь-то не рискнет, Гивенс не знал. Но горланил от всей души:
– Eight little nigger boys travelling in Devon;
One said he’d stay there, and then there were seven…
Песок под Гивенсом вдруг промялся и повлажнел. Его обдало запахом – тяжелым, болотистым, гнилым. Гивенс приоткрыл глаза.
Он лежал в странном лесу из огромных суставчатых хвощей. В воздухе носились стрекозы – гигантские, с ворону размером. А на Гивенса внимательно смотрел паук. Глазастый паук величиной с табуретку…
– Между прочим, это был совсем другой Девон! – крикнул Гивенс. – Графство, а не геологический период!
Он снова закрыл глаза, что потребовало от него огромного усилия воли. И заорал песенку дальше:
– Seven little nigger boys chopping up sticks;
One chopped himself in half, and then there were six…
Вроде бы ничего не происходило. Топором, во всяком случае, его не приложили.
– Six little nigger boys playing with a hive;
A bumble-bee stung one, and then there were five!
Раздалось жужжание, и на лицо Гивенса что-то опустилось. Что-то напоминающее шмеля, только размером с голубя. Открывать глаза Гивенс даже и не подумал:
– Five little nigger boys going in for law;
One got in chancery, and then there were four.
«Чего ты хочешь?» – пронеслось в голове Эдварда. Это была не его мысль.
А значит, это был Контакт!
– Four little nigger boys going out to sea;
A red herring swallowed one, and then there were three! – проорал Гивенс и добавил, чувствуя, как ноги захлестывает вода:
– Я хочу честной игры! Я разумное существо. Я готов к общению!
«Готов ли? – теперь в чужой мысли явно ощущалась ирония. – А главное – готов ли ты петь дальше?»
– Three little nigger boys walking in the zoo;
A big bear hugged one, and then there were two! – пропел Гивенс.
Что-то большое и тяжелое шагнуло к нему. Заворчало. Гивенса обдало вонючим дыханием.
– Two little nigger boys sitting in the sun;
One got frizzled up, and then there was one! – закричал он.
Разумеется, стало очень жарко.
– One little nigger boy left all alone;
He went out and hanged himself and then there were none!
«Ты упрямый, – пронеслось в голове Гивенса. – Это хорошо. Ты заслужил свой приз».
– Какой? – с любопытством спросил Гивенс.
Но ему никто не ответил.
Гивенс осторожно открыл глаза. И рассмеялся.
Он был в медотсеке. Жобан, стоя к нему спиной, набирал в шприц жидкость из ампулы.
– Привет! – сказал Гивенс, и Жобан подпрыгнул.
34
Три вопроса и один ответ
Леонид Кудрявцев
Лицо слегка подергивается, глаза лихорадочно блестят. Да и движения слишком судорожные, нервные. Картина знакомая.
– Я пришел спеть вам, всем! – сообщил Гивенс. – И лично тебе моя песня понравится, ибо она звучит у меня в голове не смолкая, она захватила мои руки, ноги и вот-вот прольется изо рта. Видишь ли, я не могу ей не поделиться. А еще я слышал голос, и он мне сообщил много интересного. Сначала была история о бедных негритятах, а потом возник он.
– Голос? – переспросил Жобан.
– Он самый, – блаженно улыбаясь, подтвердил Гивенс. – Причем он звучал в моей голове. Представляешь, прямо там. Вот странно-то…
– Ничего странного. Я тоже временами слышу голоса. Только они, конечно, совсем другие. Может, познакомим их как-нибудь?
– Познакомим?
– Ну да. Это совсем просто. Главное – чтобы они заговорили в каждом из нас одновременно. Совпали. Потом мы их мысленно представляем друг другу. Далее, чтобы не отвлекать голоса посторонними мыслями, следует заняться алкоголем. Либо пиво, много пива, либо что-то покрепче. Через несколько часов они подружатся и, можно не сомневаться, расстаться навсегда уже будут не в силах. Станут приходить друг другу в гости и общаться. Понимаешь, в чем выгода?
Говоря это, Жобан отложил в сторону шприц и взял другой. Наполнив его из ампулы, содержимое которой прекрасно подходило как раз к этому случаю, он подошел к Гивенсу.
– В чем выгода? – спросил тот.
– Это просто. – Жобан воткнул в плечо товарищу шприц и стал вводить лекарство. – Мы сможем узнать больше великих тайн, услышим целую череду просто поразительных откровений, а также, я готов гарантировать, окажемся в курсе личной жизни тех, кто нам вещает. Уверяю, оно того стоит.
– Вот как? А что это ты мне…
– Не обращай внимания. Это всего лишь придаст тебе силы, улучшит настроение. Тебе ведь предстоит много сделать?
– Ну конечно. Я должен, я просто обязан сообщить… всем сообщить о том, что мне поведал голос. Это важно. Ты понимаешь, насколько это важно?
– Еще бы, – подтвердил Жобан.
– И как можно скорее…
– Ты совершенно прав. А сейчас, поскольку дело не терпит отлагательств, тебе надлежит немного отдохнуть. Уверяю, таким образом мы всё значительно ускорим. Вот так, вот так… засыпай.
Минуты через три Жобан убедился, что Гивенс в самом деле отбыл в мир снов, и позволил себе расслабиться.
А ведь в первый момент он от неожиданности едва не бросился наутек. Даже подпрыгнул, помнится. Любой удивится подобному сюрпризу. Хотя в этом полете к ним пора бы и привыкнуть. Беспокоят только голоса. Несомненно, есть надежда, что они – явление временное, что с ними как-то все образуется.
Хотя…
Жобан озабоченно взглянул на Гивенса и едва заметно покачал головой.
Практика показывает, что голоса обычно возникают надолго. Конечно, если постараться и все сделать правильно, они уходят, но все равно потом возвращаются, обязательно возвращаются.
Теперь Смотритель был стеной. Если точнее, то всего лишь ее частью, толщиной с миллиметр, не больше, но зато на протяжении трех метров, от пола до потолка, вместе с поручнями.
Вообще, такое состояние ему очень нравилось. Оно приносило равновесие и уверенность. Здесь, ни о чем не беспокоясь, он мог попытаться найти ответы на несколько важных вопросов.
Кто он? Откуда взялся? Куда идет?
Ничего особенного, не правда ли? Любое мыслящее существо эти вопросы себе задает. И тут окружающие подсовывают ему уже готовые ответы. Только где они, эти схожие с ним окружающие? Не к людям же обращаться? Простейший тест на умственные способности, который Смотритель некогда провел с одним из них, подкараулив его в нужный момент в подходящем месте и заставив сыграть в изобретенную именно для этой цели игру, показал, что интеллект людей недостаточен.
Нет, рассчитывать на них будет полным безумием. Все равно как если бы те же люди воззвали к одному из своих домашних животных с просьбой высчитать энергозатраты, необходимые для превращения бруска стали в графит. Ну, хоть приблизительно. Сами они, кстати, на подобное тоже не способны.
И вообще, отчего они его так волнуют? Почему от них следует таиться? У людей нет возможности ему повредить, поскольку он запросто может придать своему телу любую форму, наделить его любыми свойствами. Так стоит ли их бояться?
А еще люди как-то связаны с основными для него вопросами. Может, с их помощью удастся найти отправную точку для вычисления ответов? Причем тут потребуется большое количество энергии.
Кстати, не настала ли пора заняться поеданием? Сейчас сделать это проще, поскольку именно с этой стеной он все возможные вычисления уже проделал, и не раз.
Смотритель напряг тело. Ему было приятно ощущать, как по нему пробегает волна поедания, как оно изменяет себя, принимая и поглощая, делая своим следующий слой стены. Как и раньше, он отъел от нее всего лишь долю миллиметра, что для людей, конечно, останется незамеченным. Как обычно, он не забыл придать обнажившейся стене нужные краски, сделать ее такой, какой она была до поедания. Как и всегда, поглотив необходимое количество веществ, он удалил из своего тела все лишнее, превратив его в такую мельчайшую пыль, что ее тотчас унесло струей воздуха из вентиляции. Скорее всего она осядет на фильтрах. А может, и нет? Что будет в таком случае?
Ответ на этот вопрос нашелся легко. Ее вдохнут люди. Она станет частью их организмов, она окажет на них воздействие.
Последняя мысль показалась Смотрителю забавной.
Воздействие – в очередной раз. Может, именно этим объясняется такое странное поведение людей время от времени? А еще, получается, стоит ему пожелать – и воздух, без которого они не способны выжить, наполнится веществами, способными вызвать у них по меньшей мере галлюцинации или временное помрачение рассудка?
Стоп, сказал себе Смотритель. Ничем подобным он осознанно заниматься не будет. Нет в этом никакой для него выгоды. Не лучше ли подумать, как именно он будет удалять из тела лишние вещества? Тем методом, которым пользовался в начале полета? Он требовал большого расхода энергии, но иного нет.
Осознание этого приносило отрицательные эмоции, и для того, чтобы избавиться от них, Смотритель решил немного подвигаться. Он даже позволил себе переползти на новый участок стены и сделал это намеренно медленно. Приятно было ощущать, как тело постепенно покрывает все большее и большее пространство. При этом площадь оказавшейся под ним нетронутой поверхности все увеличивалась. Не тронутой именно им. Люди к ней прикасались, и даже очень. Медленно наползая на их следы, он ощущал каждое пятнышко, оставшееся от давнего прикосновения ладонью, каждый кусочек окислившейся от этого поверхности. На вкус они были просто превосходны, дарили приятные ощущения и содержали немало необычных веществ.
Люди, подумал он наконец, чувствуя, как им вновь овладевает покой и довольство. Может, именно для этого они и существуют? Хотя, кажется, у них есть и дополнительные полезные ему функции. Вот было бы здорово их обнаружить.
Да, и еще надо что-то решить с их беспокойным поведением. Что хуже? Поступки, частенько смахивающие на безумные, или, к примеру, шок, испытанный людьми, когда они обнаружили сделанную им палочку для благовоний? А ведь он всего лишь трансформировал вещества, бесполезные для его жизнедеятельности, придал им, как ему тогда казалось, наиболее безобидный вид.
Как, в какой системе можно высчитать ответ на этот вопрос? И связан ли он с тремя основными, касающимися смысла его существования?
Кто он, откуда и куда идет?
Для того чтобы суммировать все знания по этим вопросам, не понадобилось даже сильно напрягаться. Окажись на его месте человек, наверное, он бы запаниковал, но Смотритель им не был. Первым делом он признал, что совершенно не представляет, кем является. Точно известно, что он не человек, и это – все. Откуда он родом? Это тоже осталось невыясненным. В его памяти маячила парочка смутных образов, и один из них имел отношение к экономике, а другой касался некоторого количества людей, о чем-то совещающихся. Куда он идет, какова его цель? Тут царили мрак и пустота.
Могло быть и погуще, подвел итог Смотритель. Хотя, если умеешь высчитывать, начальная точка всегда найдется.
Прежде всего надлежит понять, почему до недавнего времени подобные вопросы ему даже в голову не приходили. Получается, он изменяется, учится, взрослеет? Значит, где-то в прошлом, скорее всего недалеком, был момент, когда он не осознавал своих возможностей в полной мере? Детство, как у людей? А перед ним – рождение? Все известные ему живые существа рождались и имели родителей. Значит, они были и у него. Почему бы не попытаться высчитать, как они выглядят? И кто мешает на основе вычислений определить место, в котором живут его родители? Вот кому следует задать интересующие его вопросы.
Смотритель уже собрался было приступить к задуманному, но тут люди активизировались. Причиной послужило иное пространство, пристыковавшееся к их собственному. Кажется, какое-то количество людей намеревалось в него перейти, а потом с его помощью проникнуть в другое, гораздо большее.
Вот это было совершенно непонятно. Ресурсов для жизни хватает и здесь. Думать можно где угодно. Зачем куда-то стремиться? Впрочем, стоит ли им мешать? Его ли это дело?
Чувствуя досаду за несколько нерациональное поведение тех, за кем он наблюдал, Смотритель проследил, как люди перебрались в новое пространство и разместились в нем. Теперь в каждом отсеке их было равное количество. С математической точки зрения подобное решение не могло не радовать.
У Смотрителя появилось искушение вернуться к своим вычислениям, но он его подавил. Любое дело должно быть доведено до конца. В том числе и обычное наблюдение.
Мгновением позже Смотритель обнаружил ответ на один из трех мучивших его вопросов. Куда он идет? Для чего появился на свет? Вот это ему стало совершенно ясно. Знание пришло изнутри, оно было закончено и неоспоримо, словно кто-то его давным-давно положил на сохранение, а вот теперь хранилище, в котором оно находилось, открылось и выпустило содержимое на свободу. Базировалось это знание на разнице между цифрами четыре и три. И гласило оно, что если в том пространстве, в котором он находится, останется менее четырех живых людей, для него настанет время проявить свои знания и умения, причем с максимальной эффективностью.
Для того чтобы просчитать дальнейшие действия, Смотрителю понадобилось лишь несколько секунд. Потом он к ним приступил.
35
Бритва Оккама
Николай Романов
Самым простым выходом из сложившейся ситуации было увеличить число живых людей в ближайшем пространстве с трех до четырех. И тогда бы к нему вновь вернулась возможность достижения успеха в своем деле. Но Смотритель успел просчитать, что простое увеличение числа людей стало бы временным решением проблемы, ибо запас жизненных ресурсов для подопечных сделался бы слишком ограниченным. А дальше наступит неизбежное сокращение количества живых.
И поскольку он появился на свет вовсе не для этого, решение потребовалось совершенно иное.
Оно базировалось на разнице между цифрами один и два.
В новой ситуации Смотрителей должно стать двое.
Разумеется, полковник Серебряков был очень доволен тем, как развивались события в последние дни.
Ведь все попросту встало с ног на голову.
Поначалу-то все было далеко не радужно. Конечно, оказаться дублером у основного экипажа весьма и весьма почетно. Это признание твоей квалификации и профессионализма. О твоем существовании знает весь мир. И не просто знает (убийц-маньяков тоже знают), но и уважает.
Однако главные-то лавры достаются вовсе не тебе. Не ты будешь командиром корабля, достигнувшего Красной планеты первым. Даже если потом тебе и удастся совершить такое же путешествие.
Это как с высадкой на Луну в прошлом веке!
Все слышали о Ниле Армстронге, Эдвине Олдрине и Майкле Коллинзе (пусть о последнем и меньше).
А кому известны Конрад с Гордоном и Бином, члены экипажа «Аполлона-12», повторившие подвиг пионеров и «виновные» лишь в том, что отправились к Луне четырьмя месяцами позднее?
Разве лишь небольшому числу специалистов по истории космонавтики…
Так и с Марсом.
Лавры предназначались экипажу Тулина.
А потому оказаться его дублером – тот еще подарок фортуны!..
Правда, потом судьба все и вся переменила, и после гибели Тулина и Джонсона в авиакатастрофе Иван Серебряков стал-таки кандидатом в пионеры освоения Марса.
Однако музыка играла недолго! Отказал разгонный блок, и на месте Серебрякова оказался лузер Слава Аникеев со товарищи. И пусть такому везению не слишком позавидуешь – учитывая, что Славка попал как кур в ощип, – но ему удалось справиться с ситуацией, а победителя, как известно, не судят…
И вот теперь опять все изменилось.
К Марсу все же полетим. Пусть не пионером, да и ладно. Стать спасителем первопроходцев – тоже неплохо. Даже если тебя при этом делают кем-то вроде таксиста, задача которого – доставить к Марсу бабу-пассажирку…
В конце концов, о бабе, говорят, никто никогда не узнает, а спасителем первопроходцев Серебряков так и так останется.
Правда, изрядно грузило то, что спутницу для предстоящего полета нужно выбирать самому. Но приказ есть приказ. Командирам виднее!
Над кандидатурой пассажирки «таксист» размышлял недолго.
Не о чем тут было размышлять, и не в чем было сомневаться. С точки зрения физической подготовки Карташова всяко лучше Пряхиной. Моложе. У нее шансов выдержать полет намного больше. А уж если брать в расчет психологическую обстановку на борту – учитывая вероятные взаимоотношения между «таксистом» и пассажиркой, – то выбор еще более очевиден.
И полковник Серебряков его сделал.
Глава правления авиакосмической корпорации «GLX Corporation» Марк Козловски рвал и метал.
Все рушилось.
Отправившийся в Россию Лев Перельман как в воду канул. От него пришла пара шифровок, из которых так и не удалось понять, выполнил ли он поставленную задачу.
А лорд Квинсли продолжал задавать вопросы, и на них не было ответов.
Да и откуда они возьмутся, если изготовленные корпорацией Марка Козловски зонды, следящие за обстановкой на борту «Ареса», с некоторых пор все как один оглохли и ослепли и передавали информацию только о самочувствии собственных бортовых систем?..
Толку с них было как с бизона молока.
Впору было поверить во вмешательство Высших Сил. Не могли же все зонды выйти из строя по техническим причинам!
Но в версию вмешательства не поверят ни Квинсли, ни советник президента Донован.
Какие еще Высшие Силы, мистер Козловски? Знаете, есть такое понятие – «бритва Оккама»? Не умножайте сущностей без надобности…
Все гораздо проще: вы провалили порученную вам миссию, мистер Козловски!..
Вот что эти двое скажут. И непременно призовут его к ответу.
Это будет такой удар по репутации, что «GLX Corporation» как минимум закачается. А может, и рухнет, подобно карточному домику…
Что же делать?
Марк ломал голову целый день. И в конце концов, уже вечером, вернувшись домой, решил: придется все-таки поставить в известность о случившемся и Донована, и Квинсли.
Они – реалисты. И именно поэтому вряд ли поверят, что причина случившегося – в саботаже со стороны корпорации. К тому же такую версию нетрудно проверить. И убедиться, что никакого саботажа не было и в помине. Вся проектная и производственная документация может быть досконально исследована. Как и данные технического контроля изготовленных зондов…
Кстати, а может, Донован и Квинсли вообще обладают информацией, которая способна объяснить нынешние сбои в работе системы наблюдения за «Аресом»? Они-то повыше сидят, к ним побольше стекается…
Короче, завтра надо будет идти к ним на поклон.
С этим решением он и лег спать. Правда, прежде посмотрел новости сетевой медиакорпорации «The Washington Post».
Полет к Марсу успешно завершался. Экипаж «Ареса» избавился от солнечного паруса, которым, как оказалось, был оборудован корабль.
Ну, вот вам и неожиданность! Впрочем, Донован и Квинсли могли и раньше знать о таком способе увеличения скорости…
Проснулся Марк от странного звука. Оторвал голову от подушки. Прислушался.
Может, кто-то из ночных дежурных, не доверяя охранной технике, решил провести личный осмотр помещений?
Однако в доме было тихо, и успокоенный Козловски перевернулся на другой бок.
Звук повторился.
Будто лошадь в отдалении процокала по асфальту… Впрочем, нет, не в отдалении – Марк был готов дать голову на отсечение, что цоканье порождено чем-то, находящимся тут, в спальне. Правда, лошадь в таком случае должна быть маленькой, игрушечной. Но живой…
Козловски сел на кровати, свесил ноги, включил ночник.
И остолбенел, когда глаза привыкли к свету, – перед кроватью, возле кресла, сидел на полу огромный, размером с суповую тарелку, паук. Глаза его определенно разглядывали хозяина. Правда, их насчитывалось всего два, и присутствовало в них что-то человеческое. Не то любопытство, не то удивление…
Козловски хотел закричать что есть мочи. И нажать кнопку тревоги.
Пусть бездельники-дежурные выполняют свои обязанности.
Но из горла вырвался лишь придушенный хрип. А рука и вовсе отказалась ему повиноваться.
Оставалось лишь сидеть, вперившись взором в паучьи глаза.
Тварь несколько раз переступила с лапы на лапу, снова породив разбудившее Марка цоканье.
А потом паук начал стремительно расти. И через пару мгновений превратился в человека.
Мужчина. Темно-синий костюм и белая рубашка с голубым галстуком. Так одеваются офисные работники.
Может, кто-то из служащих корпорации проник в дом?
Мысль была совершенно дикой: никто бы на такой поступок не осмелился. Да и не смог бы!
Между тем неизвестный бесшумно угнездился в кресле.
Несколько мгновений хозяин и гость смотрели друг на друга.
Наконец Козловски сумел выгнать комок из собственного горла и сипло спросил:
– В-вы… кто т-такой?
Он ждал, что сейчас разразится громоподобный голос, способный звуковым давлением превратить его в труп.
Но гость ответил тихо:
– Не все ли равно, мистер Козловски?
Марку вдруг сделалось смешно.
Нет, похоже, все-таки какой-то урод проник в дом… То ли грабитель, то ли журналист-щелкопер…
– Убирайтесь вон! Пока я не вызвал охрану.
Только сейчас Козловски вспомнил, что в верхнем ящике прикроватной тумбочки лежит «беретта».
– Не надо, мистер Козловски! Не поможет!
– Почему?
Читать бесплатно другие книги:
