Концептуальные исследования. Введение Кондратьева Ольга
В зависимости от результата деятельности «можно признать тип изображения на самой картинке, технике ее исполнения, характеризующиеся следующими особенностями:
1) одинаковыми ли «глазами» смотрят их субъекты на мир;
2) с одной ли точки пространства субъекты картины смотрят на мир; неподвижна ли она или эта «точка зрения» перемещается за изображаемым;
3) с одинаковой глубины (высоты) смотрят они на мир или с разного расстояния до мира;
4) изображают они мир гомогенно или гетерогенно» (Постовалова 1988: 34).
Н.С. Новикова и Н.В. Черемисина, рассматривая типологию языковых картин мира, говорят об их иерархии и выделяют следующие оппозиции: универсальная / идиоэтническая, общенациональная и социально (территориально и профессионально) ограниченная, общенациональная / в сфере религиозного культа, общечеловеческая / индивидуальная (Новикова, Черемисина 2000: 48–50).
В работах, посвященных языковой картине мира, на первый план выдвигается противопоставление научной системы понятий (представленной в физике, психологии, логике, геометрии, анатомии и т. д.), в совокупности образующих научную картину мира, и обыденной, «наивной» понятийной системы (наивные физика, психология, логика, геометрия, анатомия), которую человек использует относительно независимо от научных знаний (Яковлева 1994: 9). Таким образом, вполне устоявшимся является и разграничение научной и «наивной» картин мира.
Под научной картиной мира в данный момент понимают «систему наиболее общих представлений о мире, вырабатываемых в науке и выражаемых с помощью фундаментальных понятий и принципов этой науки, из которых дедуктивно выводятся основные положения данной науки. С картиной мира связываются исходные предпосылки рассмотрения мира, содержательно-онтологические построения научного знания, глубинные структуры, лежащие в основании научно-познавательной деятельности» (Швырев 1984: 37–38; цит. по: Постовалова 1988: 14).
Соответственно, наивная картина мира определяется как «донаучная», представляющая собой «отражение обиходных (обывательских, бытовых) представлений о мире» (см. работы Ю.Д. Апресяна, С.Г. Воркачева, Е.В. Урысон, Е.С. Яковлевой).
Разведение научной и наивной картин мира также имеет давние истоки и восходит к предложенному A.A. Потебней тезису о разграничении «ближайшего» (собственно языкового) и «дальнейшего» (соответствующего данным науки) значений слова, что предопределяет и дифференциацию научных и обыденных («наивных») классификаций. Отличия научных и наивных классификаций проиллюстрированы на примере биологии (Булыгина, Шмелев 2000) и зоологии (Гура 1997). Так, научная зоологическая классификация царства животных очень сложна и многоступенчата. Большинство же людей вполне обходится наивной (обыденной, элементарной) классификацией, которая и является основой концептуальной структурированности мира животных.
Различие между научной и «наивной» картинами мира особенно ярко проявляется при анализе слов естественного языка, используемых и в качестве терминов, например линия, сосуд, тепло, точка и др. Интересны в этом отношении рассуждения И.А. Бодуэна де Куртенэ о количественности в языковом мышлении, отличающейся от математической количественности (Бодуэн де Куртенэ 1963: 312–319, 323). Классическим стал пример из работы Л.В. Щербы, содержащий толкование понятия «прямая линия»: «Прямая (линия) определяется в геометрии как 'кратчайшее расстояние между двумя точками'. Но в литературном языке это, очевидно, не так…Прямой мы называем в быту 'линию, которая не отклоняется ни вправо, ни влево (а также ни вверх, ни вниз)'» (Щерба 1974: 280).
Своеобразной точкой отсчета в изучении «наивной» картины мира является доклад Ю.Д. Апресяна «Дейксис в лексике и грамматике и наивная картина мира», прочитанный на конференции в Кутаиси в 1985 г. и опубликованный в «Семиотике и информатике» в 1986 г. Идея наивной картины мира, в интерпретации Ю.Д. Апресяна, состоит в том, что в каждом естественном языке отражается определенный способ восприятия мира, который навязывается в качестве обязательного всем носителям языка. В способе осмысления мира «воплощается цельная коллективная философия, своя для каждого языка, иногда она называется наивным реализмом (термин Р. Халлига и В. Вартбурга), потому что образ мира, запечатленный в языке, во многих существенных деталях отличается от научной картины мира» (Апресян 1995: 629).
Исследователь указал на то, что «понятие наивной модели мира дает семантике новую интересную возможность. Языковые значения можно связывать с фактами действительности не прямо, а через отсылки к определенным деталям наивной картины мира, как она представлена в данном языке» (Апресян 1995: 630). В результате подобного изучения становится возможным выявление универсальных и национально своеобразных черт в семантике естественных языков, прояснение фундаментальных принципов формирования языковых значений (Апресян 1995: 630).
Концепция картины мира получает свое развитие в работе Ю.Д. Апресяна «Образ человека по данным языка: попытка системного описания» (1995), где особо отмечается, что способ концептуализации действительности, свойственный каждому языку, отчасти универсален, отчасти национально специфичен, кроме того, он «наивен». «Наивные» представления о мире являются не менее сложными и интересными, чем научные, и обобщают опыт интроспекции десятков поколений. «В наивную картину мира входят наивная психология, наивная антропология, наивная физика, наивная геометрия и т. д. Именно в наивных представлениях ученые видят зачатки научной классификации» (Пименова 1999: 10). Наивная и научная классификация объектов мира отличаются друг от друга. Пример такого различия – представления о Байкале: в научной классификации это озеро, в народном восприятии это море (славное море, священный Байкал). Другой пример такого расхождения – представления об арбузе, который в обыденном сознании ассоциируется с фруктом, а в научной классификации арбуз относится к классу ягод.
«Чрезвычайно большую роль в деятельности сознания играют стереотипы. Эти стереотипы существуют у каждого носителя языка, однако практически ни один словарь не дает о них представления. Стереотипы проявляются в виде культурной составляющей концептуальных структур» (Пименова 2009: 67). Интересен, например, факт общего мнения о появлении мудрости у человека. Согласно бытующему у русского и английского народов мнению, мудрость активируется в человеке после двадцати лет, когда появляются зубы мудрости (третий большой коренной зуб в зубном ряде каждой челюсти). К этому времени каждый успевает обрести некоторый жизненный опыт, знание жизни. Именно к этому времени человек считается не только взрослым, но и готовым к принятию самостоятельных решений (И пусть на гробе, где певец Исчезнет в рощах Геликона, Напишет беглый ваш резец: «Здесь дремлет Юноша-Мудрец, Питомец Нег и Аполлона». Пушкин. Мое завещание друзьям; wise guy «умник; наглец»).
Однако и здесь заметны лингвокультурные различия. Если для русских выражение мудрый не по годам человек означает «молодой, но взрослый (не ребенок)», то для англичан привычно выражение the child is wise for his age, которое переводится на русский как «ребенок умен не по годам (но не мудр!)» (ср.: Зодчество тогдашнего времени было немудрое, детское; затеи его состояли только в некоторых наружных прикрасах. Лажечников. Басурман).
«Наивная» картина мира становится одним из основных объектов изучения для Московской семантической школы, Школы логического анализа языка и целого ряда лингвистов. Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев, развивая концепцию «наивной» картины мира, обращают внимание на необходимость разграничения «осознанных» и «неосознанных» наивных представлений о мире. «Осознанные» наивные представления о мире могут быть эксплицированы их носителем, они относятся к области так называемой Popular Science. Особенно представительны в этом отношении такие области знания, как политика, здоровье, погода и язык, именно на эти темы любят рассуждать самые разные люди, не являющиеся, как правило, специалистами в данных областях. «Неосознанные» представления имплицитно содержатся в высказываниях носителей языка и реконструируются лингвистами. «Имплицитная» («наивно-языковая») картина мира представляет собою конструкт, создаваемый лингвистами в целях наглядного и компактного описания правил употребления языковых единиц (Булыгина, Шмелев 2000: 9—11).
«Наивная картина мира» как «факт обыденного сознания воспроизводится пофрагментно в лексических единицах языка, однако сам язык непосредственно этот мир не отражает, он отражает лишь способ представления (концептуализации) этого мира национальной языковой личностью» (Воркачев 2001: 67). В.Б. Борщев отмечает, что «в каком-то смысле именно язык структурирует мир, накладывает на него сетку понятий, создает то, что и называется наивной картиной мира» (Борщев 1996: 207).
Большинство лингвистов определяют языковую картину мира именно как «наивную» (Ю.Д. Апресян, С.Г. Воркачев, Е.И. Зиновьева, В.А. Маслова, М.В. Пименова, Е.В. Урысон). Например, Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев указывают, что понятие «наивной» картины мира «иногда конкретизируется, так что говорят о «наивно-языковой» (или просто «языковой») «картине мира» (Булыгина, Шмелев 2000: 9), а Е.В. Урысон, рассуждая об отличиях научного и обыденного знания, пишет, что «языковую картину мира принято противопоставлять научной», и именно «язык отражает наши самые обычные, житейские представления о том или ином объекте (ситуации)» (Урысон 1998: 3).
При изучении языковой картины мира выясняется, что исследуемый фрагмент необыкновенно точно соответствует нашим, до сих пор никем не эксплицированным представлениям о данном явлении действительности, и в то же время этот же фрагмент во многих случаях удивительно отличается от научного знания, которое современный образованный человек склонен рассматривать как эталон «правильных представлений» (Урысон 1998: 3). Так, например, наивная антропология в русской наивной картине мира предполагает совершенно иное строение человеческого существа. Внутри человека есть нечто, что скрывается в теле; это – живое, самая чувствительная область внутри тела (тронуть за живое).
Человек в наивной анатомии устроен совершенно иначе, чем это представлено в научной картине мира. Если в научной картине мира перцептивная система человека представлена пятью органами (глаза, уши, нос, кожа, язык) и способами чувств (зрением, слухом, обонянием, осязанием и вкусом), то наивная анатомия предполагает наличие у человека множества других дополнительных органов восприятия, как чутье, нутро, печенки, сердце, душа, ум, нюх, солнечное сплетение, наитие и даже заимствованные из иных картин мира интуиция и инстинкт (нутром чуять / чувствовать и печенками чуять в значении «интуитивно понимать»; сердцем / душой чувствовать / чуять; нюхом чуять; инстинктом угадывать:
[Десятник] обладал каким-то особым чутьём разыскивать песок (Гарин-Михайловский. Инженеры);
Вьюга свистела, как ведьма, выла, плевалась, хохотала, все к черту исчезло, и я испытывал знакомое похолодание где-то в области солнечного сплетения при мысли, что собьемся мы с пути в этой сатанинской вертящейся мгле и пропадем за ночь все (Булгаков. Пропавший глаз);
И Парашка навсегда запомнила это особое слово и наитием угадала его сокровенный смысл (Бунин. При дороге);
Иным достался от природы Инстинкт пророчески слепой – Они им чуют, слышат воды И в тёмной глубине земной… (Тютчев. Иным достался от природы…);
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный… (Л. Толстой. Война и мир).
В русской языковой картине мира отмечается наличие особых органов восприятия. У женщин существует особый женский / материнский инстинкт, особое материнское сердце (сердце матери – вещун), а также всегда положительно оцениваемые женское / материнское чутье и женская интуиция.
Осознавая себя неотъемлемой частью природы, человек заимствовал у нее и ее объектов важные для себя характеристики, которые стереотипно им же и закреплялись, например за живыми существами ([Алексей] не видел, нет, он по-звериному чувствовал, что кто-то внимательно и неотрывно следит за ним. Полевой. Повесть о настоящем человеке). Так, от собак ему «достался» нюх (У местечковых обывателей какой-то собачий нюх. Островский. Как закалялась сталь), наитие – от птиц (Особым, вышколенным в беспризорничестве чутьём, каким-то редкостным, почти птичьим наитием детдомовцы всегда и заранее чувствуют надвигающуюся беду, как покалеченные люди чувствуют перемену погоды. Астафьев. Кража), инстинкт – от животных (…Античная цивилизация Запада совершенствовала человека, подавляя в нем животные инстинкты и возвеличивая духовное начало. Овчинников. Ветка сакуры). Человека и зверя объединяет особое восприятие мира – чутьё (Пробиваясь сквозь чащу, Пётр чутьём, как волк, отыскивал направление. Шишков. Угрюм-река; Бука и волк были голодны, поэтому они прибежали к селению, но обостренным звериным чутьём осознали, что здесь им сегодня вряд ли придется чем-либо поживиться. Афиногенов. Белые лодьи; ср.: Чувствовалось что-то неладное. У Левинсона был особенный нюх по этой части — шестое чутьё, как у летучей мыши. Фадеев. Разгром) (см. подробнее: Пименова 2006: 23–24).
В настоящий момент можно говорить о существовании нескольких направлений в изучении «наивной» картины мира:
1) исследование отдельных характерных для данного языка концептов (например, концептов свобода, воля, душа, тоска, надежда (Пименова 2002), чувство (Пименова 2003) и др.);
2) исследование отдельных областей, фрагментов картины мира, например, «наивной» анатомии (Урысон 1998; Пименова 1999, 2001), «наивной» физики пространства и времени (Яковлева 1994; Ли тоан тханг 1993), «наивной» этики и др.;
3) реконструкция целостной модели мира, характерной для отдельной нации на определенном историческом отрезке, например балканской модели мира (Цивьян 1990), древнегерманской модели мира (Топорова 1994), славянской модели мира (Иванов, Топоров 1965);
4) сопоставительное исследование картин мира или их фрагментов (Голованивская 1997; Пименова 2004, 2007, 2009);
5) исследование картины мира или ее фрагментов сквозь призму языкового средства, создающего их (А.А. Уфимцева, Е.С. Кубрякова и др.).
Проблема изучения концептуальной картины мира, отображающей специфику человека и бытия, взаимоотношения человека и мира, тесно связана с проблемой языковой картины мира. Языковая картина мира эксплицирует компоненты концептуальной картины мира, является единственным средством доступа к национальной концептуальной системе. Изучение картины мира представляет собой отдельное направление исследования языковых фактов, языков и культур, направление на пересечении разных наук.
1. Расскажите об истории возникновения термина картина мира.
2. Каковы истоки сложения концепции картины мира?
3. Что понимается в науке под картиной мира?
4. Как решается вопрос о роли языка в формировании картины мира?
5. Какие взгляды представлены в современных лингвистических исследованиях на соотношение мира, его образа, существующего в сознании, и образа, закрепленного в языке?
6. Чем вызвана сложность создания типологии картин мира? Какие классификации картин мира вам известны?
7. Как соотносятся концептуальная и языковая картины мира?
8. В чем состоит специфика научной и «наивной» картин мира?
9. Расскажите о формировании концепции «наивной» картины мира и «наивного» взгляда на мир.
10. Охарактеризуйте основные направления в изучении картины мира.
• Приведите примеры несовпадения научной и «наивной» картин мира.
• Перечислите «наивные науки», в чем обнаруживается их отличие от традиционных научных концепций?
1. Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. – М., 1986. – Вып. 28. – С. 5 – 33.
2. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: Попытка системного описания // Вопросы языкознания. – 1995. – № 1. – С. 37–67.
3. Борщев В.Б. Естественный язык – наивная математика для описания наивной картины мира // Московский лингвистический альманах. – Вып. 1. Спорное в лингвистике. – М.: Школа «Языки русской культуры». – 1996. – С. 203–225.
4. Брутян Г.А. Язык и картина мира // НДВШ. Философские науки. – 1973. – № 1. – С. 108–111.
5. Булыгина Т.В. Перемещение в пространстве как метафора эмоций / Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев // Логический анализ языка: Языки пространств. – М.: Школа «Языки русской культуры», 2000. – С. 277–289.
6. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.
7. Голованивская М.К. Французский менталитет с точки зрения носителя русского языка. – М.: Филологический факультет МГУ, 1997.
8. Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. – М.: Индрик, 1997 (традиционная духовная культура славян / Современные исследования).
9. Зубкова Л.Г. Языковое содержание и языковая картина мира (к истории вопроса) // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты. – Бийск: БГУ, 1998. – т. 1. – С. 205–210.
10. Иванов В.В. Славянские языковые моделирующие семиотические системы (Древний период) / В.В. Иванов, В.Н.Ттопоров. – М., 1965.
11. Касевич В.Б. Буддизм. Картина мира. Язык. – СПб.: Петербургское востоковедение, 1996.
12. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. – М.: Наука, 1990.
13. Ли Т.Т. Пространственная модель мира: Когниция, культура, этнопсихология (на материале вьетнамского и русского языков) / под ред. Ю.С. Степанова. – М.: Ин-т языкознания РАН, 1993.
14. Новикова Н.С. Многомирие в реалии и общая типология ЯКМ / Н.С. Новикова, Н.В. Черемисина // Филологические науки. – 2000. – № 1. – С. 40–50.
15. Пименова М.В. Концепт надежда в русской языковой картине мира // Человек и его язык: к 75-летию проф. В.П. Недялкова / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 47–66 (Серия «Филологический сборник». Вып. 4).
16. Пименова М.В. Особенности репрезентации концепта чувство в русской языковой картине мира // Мир человека и мир языка / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 58—120 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 2).
17. Пименова М.В. Душа и дух: особенности концептуализации: монография. – Кемерово: Графика, 2004 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 3).
18. Пименова М.В. Проблемы когнитивной лингвистики и концептуальных исследований на современном этапе // Ментальность и язык: колл. монография / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: КемГУ, 2006. – С. 16–61 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 7).
19. Пименова М.В. Концепт сердце: образ, понятие, символ: монография. – Кемерово: КемГУ, 2007 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 9).
20. Пименова М.В. Сопоставительная концептология (на примере эквивалентных концептов мудрость и wisdom) // Изменяющийся славянский мир: новое в лингвистике: сб. статей / отв. ред. М.В. Пименова. – СПб.; Севастополь: Рибэст, 2009. – С. 61–68 (Серия «Славянский мир». Вып. 3).
21. Попова З.Д. Язык и национальная картина мира / З.Д. Попова, И.А. Стернин. – Воронеж: Истоки, 2003.
22. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988. – С. 8 – 86.
23. Почепцов Г.Г. Языковая ментальность: способы представления мира // Вопросы языкознания. – 1990. – № 6. – С. 110–122.
24. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988.
25. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании русской языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988. – С. 173–204.
26. Топорова т. В. Семантическая структура древнегерманской модели мира. – М.: Радикс, 1994.
27. Цивьян т. В. Лингвистические основы балканской модели мира. – М.: Наука, 1990.
28. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. – Л., 1974.
29. Урысон Е.В. Языковая картина мира vs. обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопросы языкознания. – 1998. – № 2. – С. 3 – 22.
30. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). – М.: Гнозис,1994.
2.2. Концепт как центральный термин когнитивной лингвистики и лингвокультурологии
Первые попытки определить основную единицу ментальности – концепт – делались уже в XIX в. Лингвисты и философы в своих поисках писали о «закругленном объекте» и «внутренней форме» (Г.Г. Шлет), «внутренней форме» (А.А. Потебня), «вневременном содержании» (С.Л. Франк), «принципиальном значении» (А.Ф. Лосев) и даже о концепте (С.А. Аскольдов-Алексеев).
Широкое распространение в отечественной лингвистике термин концепт получил в связи с появлением работ зарубежных исследователей, когда возникла проблема адекватного перевода этого термина в работах Шенка, Чейфа, Рассела, Карнапа и др. Первоначально английское concept предлагалось переводить как «понятие», concepts – как «смысловые элементы», conceptually based – как «семантически ориентированный». Постепенно термин концепт утверждается в лингвистической терминологической системе, на его основе формируются новые термины: например, концептосфера, концептуализация, концептуальный фон и некоторые другие. В России первой докторской диссертацией, посвященной исследованию концептов, была диссертация М.В. Пименовой «Концепты внутреннего мира человека (русско-английские соответствия» (2001), основные положения которой были изложены в монографии (Пименова 1999). Тем не менее до сих пор отсутствует однозначное толкование термина концепт, существует значительное количество дискуссионных вопросов, связанных с теорией концептов: о статусе концепта, его структуре, особенностях вербализации, соотношении концепта и понятия, концепта и значения, а также о типологии концептов.
Достаточно серьезные споры вызывает вопрос о статусе концепта, до сих пор не ясно, что такое концепт, существует ли концепт для любого слова. Сейчас наметилось три основных подхода в ответе на эти вопросы, подробно описанные С.Г. Воркачевым (2001).
1. В широком понимании в число концептов включаются все лексемы, «значения которых составляют содержание национального языкового сознания и формируют "наивную картину мира" носителей языка. Совокупность таких концептов образует концептосферу языка, в которой концентрируется культура нации». При данном подходе концептом признается любая лексическая единица, в значении которой просматривается способ семантического представления.
2. В более узком понимании в число концептов включают семантические образования, «отмеченные лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры».
3. Концептами признаются лишь семантические образования, число которых ограничено для каждой культуры и которые являются ключевыми для понимания национального менталитета как специфического отношения к миру его носителей. При таком подходе концептами являются исключительно ментальные сущности высокой степени абстракции, они «отправляют к "невидимому миру" духовных ценностей, смысл которых может быть явлен лишь через символ – знак, предполагающий использование своего образного предметного содержания для выражения абстрактного». Примерами таких концептов для русской культуры являются душа, свобода, истина и др. (Воркачев 2001: 70).
Одно из наиболее ранних определений концепта было дано А. Вежбицкой в книге «Lexicography and conceptual analysis». По А. Вежбицкой, концепт – это объект из мира «Идеальное», имеющий имя и отражающий определенные культурно-обусловленные представления человека о мире «Действительность» (Wierbicka 1985). В отечественных лингвистических исследованиях определения концепта были предложены А.П. Бабушкиным (1996), С.Г. Воркачевым (2001), Е.И. Зиновьевой (2001), Е.С. Кубряковой (1996), М.В. Пименовой (2002; 2004; 2007; 2009; 2010), В.И. Убийко (1998) и многими другими исследователями.
Неоднозначность трактовки концепта обусловлена, во-первых, тем обстоятельством, что концепт является, по сути, междисциплинарным образованием, он используется в целом комплексе наук, в том числе в разных направлениях лингвистики, и, во-вторых, сложностью, многомерностью самого феномена. Разные трактовки концепта обусловлены выдвижением на первый план одного из аспектов определяемого термина, который и становится основой дефиниции. Таким образом, в истолковании термина концепт к настоящему моменту сформировалось несколько достаточно разнообразных подходов.
1. Психологический подход. Зарождается в работах С.А. Аскольдова-Алексеева и получает развитие у Д.С. Лихачева. Концепт трактуется как некое мысленное образование, выполняющее заместительную функцию (Лихачев 1993: 4). В концепции Д.С. Лихачева концепт существует не для отдельного слова, а для каждого основного словарного значения слова и является неким «алгебраическим» выражением значения. Человеческое сознание не способно охватить значение во всей его сложности, кроме того, человек зачастую по-своему его интерпретирует, исходя из собственного личного опыта.
Возникает концепт путем столкновения словарного значения с личным и народным опытом человека (Лихачев 1993: 4). Подход, предложенный Д.С. Лихачевым, позволяет учесть богатство ассоциаций и смысловых переносов, установить роль творцов языка (ведущая роль отводится писателям, особенно – поэтам, носителям фольклора, отдельных профессий и сословий).
В целом богатство концептосферы национального языка зависит от культуры нации – литературы, фольклора, науки и изобразительного искусства. Концепты, по наблюдениям Д.С. Лихачева, являются достаточно изменчивыми, так как в значительной степени зависят от носителей языка. При наличии достойной литературы и развитии культурного опыта происходит постоянное обогащение концептосферы. Редукция ее возможна лишь при утрате культурной памяти. Основной акцент делается на изучении образцовых текстов.
2. Логический подход. Связан с именем Н.Д. Арутюновой и представлен в серии коллективных монографий «Логический анализ языка». Концепты определяются Н.Д. Арутюновой как понятия практической (обыденной) философии, возникающие в «результате взаимодействия таких факторов, как национальная традиция и фольклор, религия и идеология, жизненный опыт и образы искусства, ощущения и системы ценностей» (Арутюнова 1993: 3). При этом противопоставляются не индивидуальное и коллективное (как у Д.С. Лихачева), а научное и «наивное» знание, причем последнее не менее интересно и сложно, чем научное.
Концепты образуют «своего рода культурный слой, посредничающий между человеком и миром» (Арутюнова 1993: 3); (ср. с понятием «концептосферы» Д.С. Лихачева). Ключевые концепты культуры исследуются по данным текстов разных времен и народов. Ключ к истолкованию концепта дают набор атрибутов, функции, выполняемые данным концептом, и его место в жизни человека (Арутюнова 1999: 4). Конструируются они с позиции внешнего наблюдателя.
3. Философский подход, во главе которого стоит В.В. Колесов. Философия, безусловно, является отражением национальной ментальности, представленной в структуре родного языка. Философское, в интерпретации В.В. Колесова, «предстает не как прием или метод, не как узкологическое, но как материал для воссоздания ментальных характеристик русского сознания в слове» (Колесов 1992: 31). Под концептом же понимается «то, что не подлежит изменениям в семантике словесного знака, что, напротив, диктует говорящим на данном языке, определяя их выбор, направляет мысль, создавая потенциальные возможности языка-речи» (Колесов 1992: 36).
Концепт не имеет формы, так как он и есть «внутренняя форма»; в границах словесного знака и языка в целом он предстает в своих содержательных формах как образ, как понятие и как символ. Концепт выступает основной единицей ментальности. В.В. Колесов особо оговаривает, что под концептом «следует понимать не conceptus (условно передается термином «понятие»), а conceptum – «зародыш, зернышко первосмысла…из которого произрастают в процессе коммуникации все содержательные формы его воплощения в действительности» (Колесов 1992: 81). Чтобы реконструировать этот «первосмысл» В.В. Колесов обращается к богатейшей русской философской традиции – к трудам Г. Сковороды, С. Булгакова, С. Франка, В. Розанова, Н. Бердяева, А. Лосева, Н. Лосского. При этом изучается и современная концептуальная система, ее истоки, эволюция, рассматриваются ключевые для каждого этапа развития русской ментальности тексты, например, «Шестоднев» Иоанна Экзарха, переводы Дионисия Ареопагита и т. д.
4. Культурологический подход. Ю.С. Степанов связывает термин концепт с латинским conceptus — понятие (ср. с позицией В.В. Колесова). Он отмечает, что концепт и понятие – термины разных наук: понятие – логики и философии, а концепт – математической лингвистики и культурологии. Концепт представляет «сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек, не „творец культурных ценностей“ – сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» (Степанов 2001: 43). Ученый акцентирует внимание на связи языка и культуры, утверждая, что концепт – «основная ячейка культуры в ментальном мире человека» (Степанов 2001: 43).
Концепт обладает достаточно сложной структурой, включающей в себя все, «что принадлежит строению понятия», и то, что «делает его фактом культуры – исходную форму (этимологию), сжатую до основных признаков содержания истории, современные ассоциации и оценки» (Степанов 2001: 43). По мнению В.А. Масловой, концепция Ю.С. Степанова по методологии близка концепции Э. Бенвениста, и целью её является описание констант культуры в их диахроническом аспекте. Анализу подвергаются тексты разных эпох с позиции внешнего наблюдателя, а не активного носителя языка (Маслова 2001: 30).
5. Интегративный подход. С.Х. Ляпин рассматривает концепт как многомерное культурно-значимое социопсихическое образование в коллективном сознании, опредмеченное в той или иной форме (Ляпин 2001: 11). Акцент делается на многомерности концепта, выделении в нем эмоционального и рационального, абстрактного и конкретного компонентов. Концепты трактуются как первичные культурные образования, транслируемые в разные сферы бытия человека, в частности, в сферы преимущественно понятийного (наука), преимущественно образного (искусство) и преимущественно деятельного (обыденная жизнь) освоения мира.
Г.Г. Слышкин интерпретирует термин концепт как единицу, «призванную связать воедино научные изыскания в области культуры, сознания и языка, так как он принадлежит сознанию, детерминируется культурой и опредмечивается в языке» (Слышкин 2000: 9). Возникновение концептов он характеризует как процесс редукции результатов опытного познания действительности до пределов человеческой памяти (ср. с мнением Д.С. Лихачева) и соотнесения их с ранее усвоенными культурно-ценностными доминанантами, выраженными в религии, идеологии, искусстве и т. д. (Слышкин 2000: 10). Акцент сделан на изучении прецедентных текстов (от пословиц, поговорок, фразеологизмов до культурных текстов).
Таким образом, представленные в обзоре направления не только предлагают свои определения термина концепт, но и рассматривают механизмы возникновения концептов, особенности взаимодействия концептов между собой, в результате чего образуется «концептосфера» (Д.С. Лихачев), или «культурный слой» (Н.Д. Арутюнова), отмечается противопоставленность разных форм знания, указываются источники, которые могут послужить материалом для анализа концептов.
В настоящий момент термин концепт активно используется в двух основных направлениях современного языкознания – когнитивной лингвистике и лингвокультурологии. В каждом из них термин получает свою интерпретацию, поэтому в работах последних лет намечается тенденция разведения когнитивного и лингвокультурологического концептов. Подобная дифференциация присутствует, в частности, в работах B. И. Карасика и Г.Г. Слышкина (2001), Ю.Д. Тильман (1999).
C. Г. Воркачев оперирует термином лингвокультурологический концепт, и наличие данного определения, думается, также свидетельствует о разграничении концепта как объекта изучения двух разных направлений (Воркачев 2001).
При когнитивном подходе концепт рассматривается в рамках понятий знания и сознания и понимается как ментальное образование, своеобразный фокус знаний о мире, когнитивная структура, включающая разносубстратные единицы оперативного сознания. В интерпретациях такого рода на первый план вступает проблема соотношения языка и сознания. Подобный взгляд на концепт присутствует в работах А.П. Бабушкина (1996, 2001), Н.Н. Болдырева (2001), Е.С. Кубряковой (1994, 1999), З.Д. Поповой, И.А. Стернина (2002).
При лингвокультурологическом подходе концепт рассматривается в рамках диады «язык – культура». В этой традиции концепт определяется как локализующийся в сознании, но в центре внимания при этом оказывается его национально-культурное своеобразие. В подобном аспекте концепт рассматривается в исследованиях А. Вежбицкой (1997, 2001), Н.Д. Арутюновой (1993, 1999), С.Г. Воркачева (2001), В.И. Карасика (1996, 2001), С.Е. Никитиной (1991, 1999), М.В. Пименовой (1999, 2003); Г.Г. Слышкина (2000), Ю.С. Степанова (2001).
С.Г. Воркачев предлагает следующее определение термина: концепт – это «единица коллективного знания / сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой» (Воркачев 2001: 70). М.В. Пименова иначе определяет этот термин: «Концепты – это единицы концептуальной системы в их отношении к языковым выражениям, в них заключается информация о мире. Эта информация относится к актуальному или виртуальному состоянию мира. Что индивид знает, думает, представляет об объектах внешнего и внутреннего миров, и есть то, что называется концептом. Концепт – это представление о фрагменте мира. Такое представление (образ, идея, символ) формируется общенациональными признаками, которые дополняются признаками индивидуального опыта и личного воображения. Концепт – это национальный образ, идея, символ, осложненный признаками индивидуального представления» (Пименова 2004: 9).
В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин видят отличие между когнитивным и лингвокультурологическим концептами в том, что в структуру последнего обязательно входит ценностный компонент. Чистая когнитивистика может рассматривать и потенциальные концепты, для лингвокультурологов же они не существуют, но «не потому, что для них нет языкового обозначения, а потому, что в сознании носителей языка нет ценностного отношения к подобным феноменам» (Карасик, Слышкин 2001: 77). В современной науке постепенно формируется представление о концепте как о ментальной сущности, которая несет на себе «отпечаток духовного опыта человека определенной культуры» (тильман 1999: 9). Достаточно важным представляется отграничение концепта от других единиц, являющихся объектом изучения когнитивной лингвистики и лингвокультурологии.
Традиционные единицы когнитивистики (фрейм, сценарий, скрипт и другие) обладают более жесткой, нежели концепт, структурой. Неслучайно, например, А.П. Бабушкин видит отличие концепта от других ментальных единиц в отсутствии у него четких границ (Бабушкин 2001). Именно «нечеткость границ», некоторая «размытость» концепта обусловливает то обстоятельство, что, обладая более строгой структурой, единицы когнитивистики могут использоваться исследователями для моделирования концепта. Примером тому служит использование фрейма для моделирования концепта «приватность» (Прохвачева 2000), использование фреймов и сценариев для метафорического моделирования концептов политической действительности (Чудинов 2004) или описание сценариев в структурах эмотивных концептов, например сценария концепта радость (Пименова 2009). Показательно в этом отношении и выделение концептов-фреймов, концептов-сценариев, концептов-гештальтов и другого в работах ряда исследователей: А.П. Бабушкина (1996, 1998), И.А. Стернина (2001, 2002).
В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин, анализируя особенности лингвокультурологического концепта, видят его отличие от других ментальных единиц, таких, например, как фрейм, сценарий, скрипт, понятие, образ, архетип, гештальт, мнема, стереотип, а также от когнитивного концепта, в первую очередь в акцентуации ценностного элемента. По их мнению, те мыслительные единицы, которые не содержат ценностного компонента, не обладают культурной значимостью, а потому и не являются объектом рассмотрения в лингвокультурологии (Карасик, Слышкин 2001: 77).
Концепт отличается от других единиц, используемых в лингвокультурологии, своей областью локализации, обусловленной его ментальной природой. Если предлагаемая Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым логоэпистема (Верещагин, Костомаров 1999) является, по сути, элементом значения слова и локализуется в языке, а введенная В.В. Воробьевым лингвокультурема (Воробьев 1997) определяется как единица межуровневая, т. е. не имеющая определенной локализации, то концепт находится в сознании (Карасик, Слышкин 2001: 76).
По ряду своих особенностей концепт отличается как от традиционных единиц когнитивистики (фрейма, сценария, гештальта и др.), так и от единиц лингвокультурологии (логоэпистемы и лингвокультуремы) и обладает собственной неповторимой спецификой.
Стремление дать комплексное описание концепта, выявить его специфику обусловливает стремление определить его взаимоотношения с такими терминами, как понятие и значение. Так, в целом ряде работ анализируется соотношение концепта и понятия (В.В. Колесов 1992, 2002; Г.Н. Манаенко 2002; В.Я. Мыркин 2002; Ю.С. Степанов 2001), концепта и значения (Н.Н. Болдырев 2001, Е.А. Пименов 2000; А.А. Худяков 1996). Ю.С. Степанов рассматривает взаимоотношения целого ряда терминов — концепта, понятия, значения и смысла. В его интерпретации «термином концепт называют лишь содержание понятия; таким образом, термин концепт становится синонимичным термину смысл. В то время как термин значение становится синонимичным термину объем понятия. Говоря проще, – значение слова это тот предмет или те предметы, к которым это слово правильно, в соответствии с нормами языка применимо, а концепт – это смысл слова» (Степанов 2001: 44).
Задача разведения названных терминов осложняется тем, что сами термины понятие и значение получили в научной литературе чрезвычайно широкий диапазон трактовок. Кроме того, «концепт, понятие и значение – это сущности, которые не поддаются прямому наблюдению. Поэтому, обсуждая любую из этих сущностей, важно помнить, что мы сопоставляем всего лишь наши гипотезы относительно того, чем, по нашему представлению, могут быть или не быть концепты, понятия, значения» (Залевская 2001: 36).
Понятие традиционно определяется в лингвистике как «мысль, отражающая в обобщенной форме предметы и явления действительности посредством фиксации их свойств и отношений; последние (свойства и отношения) выступают в понятии как общие и специфические признаки, соотнесенные с классами предметов и явлений» (Степанов 1998: 383–384).
На начальном этапе становления когнитивизма было возможно отождествление терминов концепт и понятие. Первоначально и термин концепт мог переводиться с английского как «понятие». В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» данные термины также рассматриваются как синонимичные, при этом разводятся понятие и значение слова. В частности, отмечается, что «понятие (концепт) явление того же порядка, что и значение слова, но рассматриваемое в несколько иной системе связей; значение – в системе языка, понятие – в системе логических отношений и форм, исследуемых как в языкознании, так и в логике» (Степанов 1998: 384).
Определяющая характеристика понятия – отражение базовых, основных признаков объекта – присутствует в большинстве определений данного термина. Так, помимо «Лингвистического энциклопедического словаря», названная особенность подчеркивается в работе Е.К. Войшвилло, указавшем, что «одна из основных функций понятия в процессе познания состоит именно в том, что оно выделяет (представляя в обобщенном виде) предметы некоторого класса по некоторым определенным (…существенным) их признакам» (Войшвилло 1967: 117). Подобная особенность понятия подчеркивается и в современных исследованиях. Так, Г.С. Мыркин определяет понятие как ячейку знания, представляющую собой «обобщенный набор необходимых и достаточных признаков объекта, существующий в сознании и выражаемый обычным словом» (Мыркин 2002: 46–47).
Изучение концептов начинается также как выделение характерных для них признаков, но в результате подобных исследований было обнаружено, что концепт объединяет в себе все признаки, существующие для характеристики объекта в определенном языковом коллективе, как базовые, так и периферийные, как универсальные, так и национально-специфичные и даже индивидуально-личностные. Таким образом, становится очевидным, что «смена термина понятие как набора существенных признаков на термин концепт – не просто терминологическая замена: концепт <…> отражает не просто существенные признаки объекта, а все те, которые в данном языковом коллективе заполняются знанием о сущности» (телия 1996: 96). Следовательно, термин концепт обладает более объемным содержанием по сравнению с понятием.
Большинство лингвистов полагает, что понятие является одним из структурных компонентов концепта. Например, В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин отмечают наличие в структуре концепта трех компонентов: понятийного, ценностного и образного (Карасик, Слышкин 2001: 77–78, Слышкин 2000). В.Я. Мыркин определяет концепт как «блок знания, представляющий собой совокупность конкретно-образных (зрительных, слуховых, вкусовых, тактильных, обонятельных), понятийных (в том числе ценностных), прототипических, гештальтных, фреймовых, сценарных и пр. элементов в психике человека» (Мыркин 2002: 46–47). В.В. Колесов указывает, что концепт предстает в своих содержательных формах как образ, как понятие и как символ (Колесов 1992: 81). Л.О. Чернейко утверждает, что концепт шире понятия, так как «охватывает все содержание слова – и денотативное, и когнитивное, отражающее представления носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных связей» (Чернейко 1997: 287–288). По мнению Ю.С. Степанова, структура концепта включает в себя то, «что принадлежит строению понятия», и то, что «делает его фактом культуры – исходную форму (этимологию), сжатую до основных признаков содержания истории, современные ассоциации и оценки» (Степанов 2001: 43). Таким образом, понятие является одним из структурных элементов концепта или, в других концепциях, одним из вариантов бытования, воплощения концепта.
Вопрос о соотношении концепта и значения слова является частью более глобальной проблемы соотношения языковых и неязыковых знаний, концептуальной и лексико-семантической информации. По одной из точек зрения, значения языковых единиц равны выражаемым в них концептам или концептуальным структурам (Р. Джакендорф, Д. Лайонз и др.).
Уже в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» отмечалось несовпадение терминов понятие и значение (см. об этом выше), концепт также не равен значению. По мнению большинства исследователей, «нельзя смешивать значение и концепт: концепт – единица концептосферы, значение – единица семантической системы, семантического пространства языка. Значение своими системными семами передает определенные признаки, образующие концепт, но это всегда лишь часть смыслового содержания концепта. Для экспликации концепта нужны обычно многочисленные лексические единицы, а значит – многие значения» (Попова, Стернин 2002: 59). Аналогично трактуются взаимоотношения концепта и значения в работе Н.Н. Болдырева, подчеркивающего, что «языковые средства своими значениями передают лишь часть концепта, что подтверждается существованием многочисленных синонимов, разных дефиниций, определений и текстовых описаний одного и того же концепта. Значение слова – это лишь попытка дать общее представление о содержании выражаемого концепта, очертить известные границы, представить отдельные характеристики данным словом» (Болдырев 2001: 26–27).
Следовательно, языковые значения передают лишь некоторую часть наших знаний о мире. Основной же объем этих знаний «хранится в нашем сознании в виде различных мыслительных структур – концептов разной степени сложности и абстрактности, в содержание которых могут постоянно включаться новые характеристики. Эти характеристики, в свою очередь, будут требовать новых форм вербализации» (Болдырев 2001: 27). Итак, можно с уверенностью говорить о том, что термин концепт отображает знания о референте и, кроме того, он шире, объемнее, чем понятие и значение.
Концепт – ментальная единица, и он объективируется (в иной терминологии – репрезентируется, вербализуется, реализуется) в языке. Вопрос о соотношении концепта и единиц языка (в частности, слова) является одним из основных, и по нему также существует значительное количество разнообразных мнений. Традиция, идущая от А.С. Аскольдова-Алексеева, отождествляет концепт и слово, отмечает соответствие концепта слову (Аскольдов 1994). Согласно концепции Д.С. Лихачева, концепт существует не для каждого слова, а для каждого его лексико-семантического варианта (Лихачев 1993: 4). Лингвистические исследования последних лет сходятся в том, что представительство концепта в языке обычно приписывается слову, а само слово получает статус имени концепта – языкового знака, передающего содержание концепта наиболее полно и адекватно (Воркачев 2001: 68; Карасик и Слышкин 2001: 77). Но при этом подчеркивается, что концепт, как правило, соотносится более чем с одной лексической единицей (Воркачев 2001, Стернин 2001).
В.Б. Кашкин указывает, что «многие концепты и концептуальные сферы (времени и темпоральности, количественности, вещественности, пространства) реализуются как через лексические, так и через грамматические единицы и категории» (Кашкин 2001: 45).
По наблюдениям отдельных исследователей, апелляция к некоторым концептам может осуществляться также при помощи морфем (уменьшительно-ласкательные суффиксы > концепт «нежность») или словоформ (глагольная форма «ложить» концепт «безграмотность») (Карасик, Слышкин 2001: 78).
Таким образом, концепт может реализоваться в языке при помощи морфем, слов, словоформ, фразеологических сочетаний, свободных словосочетаний, грамматических категорий, структурных и позиционных схем предложений, несущих типовые пропозиции (синтаксические концепты), и даже текстов и совокупностей текстов (при необходимости экспликации или обсуждении содержания сложных, абстрактных, индивидуально-авторских концептов) (Красавский 2001: 114). Логическим завершением подобного подхода является, по мнению С.Г. Воркачева, соотнесение концепта с планом выражения всей совокупности разнородных синонимических (собственно лексических, фразеологических и афористических) средств, описывающих его в языке, т. е. в конечном итоге концепт соотносим с планом выражения лексико-семантической парадигмы (Воркачев 2001: 68).
Несмотря на многообразие возможностей реализаций в языке, основным репрезентантом концепта является все-таки слово. Но, во-первых, один концепт может реализоваться с помощью нескольких слов. Например, концепт «деньги» может реализовываться с помощью лексем деньги, монеты, гроши, бабки, капуста, мани и др. Во-вторых, необходимо учитывать, что в различных коммуникативных контекстах одна и та же единица языка может стать «входом» в различные концепты (Карасик, Слышкин 2001: 78).
В ряде лингвистических работ указывается, что существуют случаи, когда концепт вовсе не имеет вербального выражения (Красавский 2001, Попова и Стернин 2002). Е.С. Кубрякова отмечает, что концепты и идеи независимы от языка, и «неслучайно, что только часть их находит свою языковую объективацию» (КСКт 1996: 92). Это имеет место, когда концепт не является коммуникативно релевантным, т. е. не нуждается, по некоторым причинам, в обсуждении, хотя и является единицей мышления. Наиболее надежный способ обнаружения подобных концептов – контрастивные исследования, которые позволяют выявить единицы, не имеющие соответствия в одном из языков (Попова, Стернин 2003: 41).
Таким образом, можно отметить, что решение проблемы вербализации концепта не является столь простым и очевидным, как это первоначально представлялось. Говорить о безусловном и абсолютном совпадении концепта и слова в данный момент уже не представляется возможным. Концепт может не иметь вебрального воплощения (согласно отдельным концепциям), репрезентироваться языковой единицей, как правило, словом, либо обладать целым набором языковых репрезентаций. Слово или иное языковое средство – это ключ, «открывающий» для человека концепт как единицу мыслительной деятельности и делающий возможным воспользоваться им в мыслительной деятельности (Стернин 2003: 38).
Еще один важный вопрос теории концептов – вопрос о структуре концепта. Исследователи единодушно отмечают сложную структуру концепта, что и позволяет давать данному феномену яркие метафорические характеристики. Так, В.В. Колесов метафорически представляет концепт как некое зернышко первосмысла, из которого прорастают все новые и новые смыслы (1992, 2002), Н.Н. Болдырев представляет концепт в виде снежного кома, Г.В. Токарев – в виде облака (2000), З.Д. Попова и И.А. Стернин (2001, 2002) – в виде облака или в виде плода. В большинстве подобных метафор просматривается идея уровней (слоев) концепта.
И.А. Стернин в структурном отношении выделяет одноуровневые, многоуровневые и сегментные типы концептов (Стернин 2001: 59–60). Он также утверждает, что любой концепт, независимо от его типа, имеет базовый слой – определенный чувственный образ, представляющий собой как бы косточку плода (Стернин 2001: 58).
Ю.С. Степанов пишет о трех слоях концепта. В частности, исследователь выделяет 1) активный слой (основной актуальный признак, известный каждому носителю культуры и значимый для него, 2) пассивные слои – дополнительные признаки, актуальные для отдельных групп носителей культуры, 3) внутреннюю форму концепта (неосознаваемую в повседневной жизни, известную лишь специалистам, но определяющую внешнюю, знаковую форму выражения концептов (Степанов 2001: 48).
Альтернативную точку зрения отстаивают В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин. По их мнению, выделенные Ю.С. Степановым слои концепта «следует рассматривать как отдельные концепты различного объема, а не как компоненты единого концепта» (Карасик, Слышкин 2001: 77). Активный слой, по их убеждению, входит в общенациональный концепт, пассивные слои принадлежат концептосферам отдельных субкультур, а внутренняя форма концепта для большинства носителей культуры является не частью концепта, а одним из детерминирующих его культурных элементов (Карасик, Слышкин 2001: 77–78). Рассматривая структуру лингвокультурологического концепта, В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин отмечают наличие в ней трех компонентов: ценностного, фактуального и образного (Карасик, Слышкин 2001: 77–78, Слышкин 2000). Ценностный компонент является центральным, так как концепт служит исследованию культуры, а в основе лежит именно ценностный принцип. Фактуальный (понятийный) компонент хранится в сознании в вербальной форме и поэтому может воспроизводиться в речи непосредственно, образный компонент невербален и поддается лишь описанию (Карасик, Слышкин 2001: 77–78).
В ранней работе Г.Г. Слышкина (2000) содержится более развернутое описание структуры концепта. Понятийный компонент формируется фактуальной информацией о реальном или воображаемом объекте, служащем основой образования концепта. В отличие от остальных компонентов концепта понятийная составляющая всегда рефлексируется носителем культуры. Образная составляющая концепта связана со способом познания действительности; исторически предшествующая понятийному эта составляющая концепта не всегда поддается рефлексии. В образный элемент концепта, по мнению Г.Г. Слышкина, входят все наивные представления, закрепленные в языке, внутренние формы слов, служащих выражению данного концепта, устойчивые мыслительные картинки (Слышкин 2000: 13).
М.В. Пименова, описывая структуру концепта, пишет: «Концептуальная структура формируется шестью классами признаков: мотивирующим признаком слова – репрезентанта концепта (иногда в словаре может быть указано несколько мотивирующих признаков, это зависит от истории слова, когда первичный признак уже забыт и не воссоздается), образными признаками (выявляемыми через сочетаемостные свойства слова – репрезентанта концепта), понятийными признаками, объективированными в виде семантических компонентов слова – репрезентанта концепта, а также синонимами, ценностными признаками (актуализируемыми как в виде коннотаций, так и в сочетаниях со словом – репрезентантом концепта), функциональными признаками (отображающими функциональную значимость референта, скрывающегося за концептом), символическими признаками – выражающими сложные мифологические, религиозные или иные культурные понятия, закрепленные за словом – репрезентантом концепта. Понятие есть часть концепта; понятийные признаки входят в структуру концепта. Процессы концептуализации и категоризации тесно взаимосвязаны и взаимопереплетены между собой. Эти процессы помогают нам вычленить некий объект – реально или виртуально существующий – из общего фона подобных объектов, наделить его общими с другими и присущими только ему одному признаками» (Пименова 2007: 17).
Традиционно в лингвистических исследованиях обращается внимание на существование концептов разных типов. Концепты «не являются однородными сущностями, так как реалии, которые они отражают, неодинаковы по своей природе» (Бабушкин 2001: 54). Разработка типологии концептов находится в центре исследовательского внимания, при этом в качестве основания существующих классификаций предлагаются самые разнообразные параметры.
А.П. Бабушкин предлагает классифицировать концепты по способу их выражения и словарного представления, различая лексические и фразеологические концепты, а также концепты конкретных и абстрактных имен. Концепты как формы репрезентации знаний о разнородных фрагментах действительности он подразделяет на мыслительные картинки, схемы, фреймы, сценарии калейдоскопические и логически-конструируемые концепты (Бабушкин 2001: 54).
Сходная классификация концептов как единиц различной степени абстракции присутствует в работах З.Д. Поповой и И.А. Стернина (Попова, Стернин 2002; 2003). Выделяются концепты-представления – обобщенные чувственно-наглядные образы предметов и явлений, выступающие главным образом в качестве смысловой стороны конкретной лексики; понятия как результат рационального отражения наиболее существенных признаков предмета; схемы – концепты, представленные некоторой обобщенной пространственно-географической или контурной схемой; фреймы – объемные представления, некоторая совокупность стандартных знаний о предмете или явлении; сценарии – фреймы, разворачиваемые во времени и пространстве в последовательности эпизодов, этапов, элементов; гештальты – комплексные структуры, упорядочивающие в сознании многообразие отдельных явлений и образующие содержание абстрактной лексики; сюда же относятся концепты, толкуемые как прототипы, а также фреймы, сценарии как разновидности гештальтов (Попова, Стернин 2002: 72–74).
По структуре И.А. Стернин выделяет такие типы концептов, как одноуровневые (состоящие только из чувственного ядра — чашка, тарелка), многоуровневые (включающие несколько когнитивных слоев, различающихся по степени абстрактности, отражаемому ими и постепенно наслаивающимися на базовый слой — грамотный) и сегментные (представляют собой базовый чувственный слой, окруженный несколькими сегментами, равноправными по степени абстракции — толерантность) концепты (Стернин 2001: 59–60).
С.Г. Воркачев предлагает различать «концепты-автохтоны», абстрагируемые от значений своих конкретных языковых реализаций, содержащие в своей семантике и «предметные» и «этнокультурные» семы, а также «протоконцепты» – «универсальные концепты», «ноэмы» – абстрагируемые от определенного числа языковых реализаций и обеспечивающие эталон сравнения, необходимый для межъязыкового сопоставления и перевода (Воркачев 2001: 69).
Ю.С. Степанов разграничивает концепты «рамочные» и концепты «с плотным ядром», которые соотносятся с философским разделением понятий на «априорные» (доопытные) и «апостериорные» (опытные, эмпирические) (Степанов 2001: 76–77).
Таким образом, концепт, как и многие сложные научные феномены, не имеет однозначного толкования в науке о языке на современном этапе ее развития. Дискуссионными остаются многие вопросы, связанные с теорией концептов. Предпринятый анализ различных дефиниций и подходов к термину концепт в современной научной литературе позволяет сформулировать его следующие признаки (особенности):
1. Концепт является идеальным объектом.
2. Областью локализации концепта является сознание человека.
3. Концепт служит элементом концептуальной системы.
4. Концепт не существует изолированно, он находится в тесной взаимосвязи с другими концептами.
5. Концепт обладает национально-культурной спецификой.
6. Концепт объективируется языковыми средствами.
7. Концепт обладает достаточно сложной многоуровневой структурой.
8. Тип концепта и методика его описания во многом зависят от того явления, которое соположено ему в мире.
1. Расскажите об истории термина концепт в аппарате современной лингвистики.
2. Чьи определения термина концепт вам известны?
3. Какие подходы в истолковании термина концепт присутствуют в известных вам лингвистических исследованиях? Охарактеризуйте каждый из них.
4. Кто предложил разграничивать когнитивный и лингвокультурологический концепты? В чем их отличие?
5. Как соотносится концепт с другими единицами когнитивной лингвистики (фреймом, сценарием, скриптом)?
6. Как соотносится концепт с другими единицами лингвокультурологии (лингвокультуремой и логоэпистемой)?
7. Как соотносятся термины концепт, значение и смысл?
8. Как решается в научной литературе вопрос о средствах языковой репрезентации концепта?
9. Что представляет собой структура концепта? Какие типы концептов выделяются на основании их структурных особенностей?
10. Какие классификации концептов вам известны?
11. Какое определение концепта вам представляется наиболее удачным? Аргументируйте свой ответ.
12. Выявите общее и специфичное в различных определениях концепта.
13. Чем обусловлена неоднозначность в трактовке этого термина?
• Приведите примеры концептов: 1) имеющих единственный языковой репрезентант; 3) обладающих разнообразными средствами языкового воплощения.
• Назовите языковые репрезентанты концептов вода, время, гнев, грусть, деньги, страх, судьба, труд, Америка, Россия.
• Определите, какие из перечисленных концептов имеют одну языковую реализацию, а какие – несколько: любовь, жизнь, смерть, душа, родители, грех, память, закон, родина, Москва.
• Приведите примеры концептов одноуровневых, многоуровневых и концептов сегментного типа.
• Подберите примеры парных для русской культуры концептов (например, истина и правда, ложь и обман и т. д.).
• Пользуясь функционально-когнитивным словарем «Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке» В.И. Убийко, смоделируйте структуру концептов душа, сердце, ум.
1. Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка: Ментальные действия. – М.: Наука, 1993. – С. 3–7.
2. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – М.: Языки русской культуры, 1999.
3. Аскольдов А.С. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: антология / под ред. В.П. Нерознака. – М.: Academia, 1994. – С. 267–280.
4. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике. – Воронеж: ВорГУ, 1996.
5. Бабушкин А.П. Концепты разных типов в лексике и фразеологии и методика их выявления // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 52–57.
6. Болдырев Н.Н. Концепт и значение слова // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 25–35.
7. Верещагин Е.М. Лингвострановедческая теория слова / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. – М.: Русский язык, 1980.
8. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. – М.: Русские словари, 1997.
9. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. – М.: Языки славянской культуры. – 2001.
10. Войшвилло Е.К. Понятие. – М.: МГУ, 1967.
11. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.
12. Залевская А.А. Психолингвистический подход к проблеме концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 36–46.
13. Зиновьева Е.И. Стилеобразующие средства и фрагменты языковой картины мира в деловой письменности XVI–XVII вв. (на материале записных кабальных книг): автореф. дис… д-ра филол. наук. – СПб., 2001.
14. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность. Культурные концепты: сб. науч. тр. ВГПУ, ПМГУ. – Волгоград: Перемена, 1996. – С. 3 – 16.
15. Карасик В.И. Лингвокультурный концепт как единица исследования / В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001.– С. 75–79.
16. Кашкин В.Б. Универсальные грамматические концепты // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 45–51.
17. Колесов В.В. Концепт культуры: образ, понятие, символ // Вестник СПбГУ. – Сер. 2. – 1992. – № 3. – С. 30–40.
18. Колесов В.В. Философия русского слова. – СПб.: Юна, 2002.
19. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика – психология – когнитивная наука // Вопросы языкознания. – 1994. – № 4. – С. 3—15.
20. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективации в языке) // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1999. – т. 58. – № 5–6. – С. 3—12.
21. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – 1993. – т. 52. – № 1. – С. 3–9.
22. Ляпин С.Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Научные труды Центрконцепта. – Архангельск: Поморский гос. ун-т, 1997. – Вып. 1. – С. 11–35.
23. Манаенко Г.Н. Концепт и понятие в отношении к языковому значению // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: материалы Межд. науч. конф. / отв. ред. Т.В. Симашко. – Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2002. – С. 67–69.
24. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие. – М.: Academia, 2001.
25. Мыркин В.Я. Понятие vs. концепт; текст vs. дискурс; языковая картина мира vs. речевая картина мира // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: материалы Межд. науч. конф. / отв. ред. Т.В. Симашко. – Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2002. – С. 46–47.
26. Никитина С.Е. О концептуальном анализе в народной культуре // Логический анализ языка. Культурные концепты / отв. ред. Н.Д. Арутюнова. – М.: Наука, 1991. – С. 117–123.
27. Никитина С.Е. Сердце и душа фольклорного человека // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / отв. ред. Н.Д. Арутюнова, И.Б. Левонтина. – М.: Индрик, 1999. – С. 26–37.
28. Пименов Е.А. Лексическое значение и концепт // Mentalitt. Konzept. Gender / Hrsg. von E.A. Pimenov, M.V. Pimenova. – Landau: Verlag Empirische Pdagogik, 2000. – S. 154–158 (Серия «Этногерменевтика и этнориторика. Вып. 7).
29. Пименова М.В. Этногерменевтика наивной языковой картины внутреннего мира: монография. – Кемерово: Кузбассвузиздат; Landau: Verlag Empirische Pdagogik, 1999 (Серия «Этногерменевтика и этнориторика». Вып. 5).
30. Пименова М.В. Концепты внутреннего мира (русско-английские соответствия): дис… докт. филол. наук. – СПб., 2001.
31. Пименова М.В. Душа и дух: особенности концептуализации: монография. – Кемерово: ИПК «Графика», 2004 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 3).
32. Пименова М.В. Метолодогия концептуальных исследований // Антология концептов: словарь / под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 14–16.
33. Пименова М.В. Концепт сердце: образ, понятие, символ: монография. – Кемерово: КемГУ, 2007 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 9).
34. Пименова М.В. Сценарий как один из способов описания концепта (на примере концепта радость) // Новое в славянской филологии: сб. статей / отв. ред. М.В. Пименова. – Севастополь: Рибэст, 2009. – С. 68–80 (Серия «Славянский мир». Вып. 4).
35. Пименова М.В. К вопросу о методике концептуальных исследований (на примере концепта судьба) // Концептуальные исследования в современной лингвистике: сб. статей / отв. ред. М.В. Пименова. – СПб.; Горловка: Изд-во ГГПИИЯ, 2010. – С. 66–80 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 12).