Концептуальные исследования. Введение Кондратьева Ольга
Предисловие
Одной из наиболее ярких особенностей современного языкознания является возникновение и интенсивное развитие новых лингвистических направлений в рамках антропоцентрической парадигмы. Безусловным «лидером» здесь являются концептуальные исследования, находящиеся на пересечении когнитивной лингвистики и лингвокультурологии. Именно данной тематике посвящено большинство научных конференций последнего времени, организованных лингвистических ассоциаций и научных сообществ, опубликованных коллективных трудов, монографий и статей.
Вполне закономерными в период становления и интенсивного развития нового научного направления являются недостаточная определенность в самом предмете концептуальных исследований, неоднозначность в истолковании основных терминов, разнообразие подходов к анализу языкового материала, возникновение целого ряда научных школ и индивидуальных исследовательских программ. Подобная ситуация вызывает некоторые затруднения у студентов и аспирантов, делающих первые шаги в науке, приступающих к своим первым научным изысканиям.
Появилась насущная потребность в подготовке на основе существующих работ по когнитивной лингвистике и лингвокультурологии пособия, знакомящего с самыми современными направлениями лингвистики. Информация по концептуальным исследованиям необходима как в теоретическом аспекте (при освоении отдельных тем курсов «Общее языкознание», «История лингвистических учений», спецкурсов по когнитивной лингвистике и лингвокультурологии), так и в практическом при работе с конкретным языковым материалом, написании курсовых и дипломных сочинений, а также магистерских диссертаций.
Предлагаемое читателям пособие входит серию «Концептуальные исследования»[1], издаваемую проф. М.В. Пименовой с 2003 г. Цель серии – описание теории концептов, исследование отдельных концептов и их структур, изучение специфики концептуальных систем и отдельных признаков концептов в синхронии и диахронии.
Задача настоящего пособия – ввести в круг проблематики концептуальных исследований, систематизировать информацию, опубликованную в изданиях последнего времени, пояснить основные термины, используемые в концептуальных исследованиях, продемонстрировать методы верификации полученных результатов.
В структурном отношении пособие состоит из трех разделов, в каждом из которых излагается теоретический материал по конкретной проблеме. Изложение теоретического материала не носит исчерпывающего характера, но имеет своей целью показать основные тенденции, существующие в современной лингвистике, является своеобразным путеводителем, помогающим студенту далее знакомиться с научной литературой по теме. После изложения теоретического материала даются вопросы и задания для самопроверки, темы для сообщений и рефератов, позволяющие применить полученные знания на практике, только самостоятельная работа с научной литературой, анализ современных лингвистических концепций способствуют более глубокому усвоению материала, вырабатывают навыки самостоятельного проведения концептуальных исследований.
Каждая тема завершается списком основной литературы. При составлении этого списка учитывалось наличие изданий в библиотеке провинциальных вузов. Этот список литературы показывает все многообразие существующих в концептуальных исследованиях тенденций и подходов и включает не только монографии и статьи, вышедшие в центральных изданиях, но и учебные пособия, материалы различных конференций, сборники научных трудов, представляющие деятельность различных когнитивных школ России и зарубежья.
Раздел «Методика концептуальных исследований» написан чл. – корр. САН ВШ, д-ром филол. наук, проф. М.В. Пименовой. Общими усилиями авторов учебного пособия написаны разделы «Концептуальные исследования в современной лингвистической парадигме» и «терминология концептуальных исследований», составлены введение, заключение и списки литературы.
Авторы выражают глубокую признательность рецензентам пособия – д-ру филол. наук, профессору В.И. Карасику и д-ру филол. наук, профессору А.П. Чудинову – за ряд ценных замечаний, способствовавших улучшению настоящего пособия.
М.В. Пименова, О.Н. Кондратьева
Раздел 1
Концептуальные исследования в современной лингвистической парадигме
Знания человека об окружающей действительности и способ, которым он классифицирует мир, выражены в его языке; с другой стороны, язык является тем единственным средством, при помощи которого мы можем проникнуть в скрытую от нас сферу ментальности, ибо он определяет способ членения мира в той или иной культуре. Исследование языка сближается с исследованием когниций (процедур, связанных с приобретением, хранением, передачей и выработкой знаний). Как пишет Г.В. Лейбниц, «языки – это поистине лучшее зеркало человеческого духа и… путем тщательного анализа значения слов мы лучше всего могли бы понять деятельность разума» (Leibniz 1981: 338).
Язык отражает процесс познания, выступая в качестве основного средства выражения мысли. Язык начинает восприниматься как путь, по которому можно проникнуть в представления людей о мире. В центре внимания современных исследователей оказывается проблема взаимодействия человека, языка и культуры. Каждому языку присущ свой способ концептуализации действительности, который имеет специфические национальные и универсальные черты.
1.1. Антропоцентрическая парадигма в современном языкознании
В развитии любой науки, в том числе и языкознания, происходит поэтапная смена научных парадигм. Термин парадигма научного знания был введен в научный обиход т. Куном в его работе «Структура научных революций» (1962, русский перевод – 1977). Кун определяет парадигму как «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» (Кун 1977: 11). Традиционно в истории языкознания выделяется три научные парадигмы – сравнительно-историческая, системно-структурная и антропоцентрическая.
Сравнительно-историческую парадигму называют первой научной парадигмой в лингвистике. Она связана с господством сравнительно-исторического метода в исследовании языка, активно использовавшимся в XIX в. Наука занималась преимущественно вопросами происхождения языков, реконструкцией праязыка, установлением соотношения между родственными языками и описанием их эволюции во времени и пространстве, создавались сравнительно-исторические грамматики и словари.
Системно-структурная парадигма характеризуется пристальным вниманием к объекту познания, слову. Определяющим явился тезис Ф. де Соссюра, декларирующий, что объектом лингвистики должен быть язык «в себе и для себя». Важным становится познание структуры языка, его организации. Данная парадигма существует и в настоящее время, в ее рамках продолжаются фундаментальные исследования, вносящие значительный вклад в развитие лингвистической науки. И это закономерно, поскольку «в лингвистике (и вообще в гуманитарных науках) парадигмы не сменяют друг друга, но накладываются и сосуществуют в одно и то же время, игнорируя друг друга» (Серио 1993: 52).
Антропоцентрическая парадигма. Помимо сравнительно-исторической и системно-структурной парадигм, возникает и парадигма антропоцентрическая. Развитие этой парадигмы было обусловлено осознанием того, что «язык, будучи человеческим установлением, не может быть понят и объяснен вне связи с его создателем и пользователем» (Кравченко 1996: 6).
Истоки антропоцентрической парадигмы восходят к идеям В. фон Гумбольдта и Э. Бенвениста. Особую значимость имело гумбольдтовское понимание языка как «мира, лежащего между миром внешних явлений и внутренним миром человека» (Гумбольдт 1984: 304), как средства, «заложенного в самой природе человека и необходимого для развития его духовных сил и формирования мировоззрения» (Гумбольдт 1984: 51). Именно В. фон Гумбольдт впервые отметил, что «человек становится человеком только через язык, в котором действуют творческие первосилы человека, его глубинные возможности. Язык есть единая духовная энергия народа» (Гумбольдт 1984: 314). Э. Бенвенист одну из частей «Общей лингвистики» так и назвал – «Человек в языке» (1974). В своем труде он развивает мысль о том, что в мире существует только человек с языком, человек, говорящий с другим человеком, и язык, таким образом, принадлежит самому определению человека (Бенвенист 1974: 298).
В отечественной лингвистике об антропоцентризме как основном принципе современной лингвистики заговорил Ю.С. Степанов, анализируя концепцию Э. Бенвениста: «Язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться. Поэтому в своем главном стволе лингвистика всегда будет наукой о языке в человеке и о человеке в языке» (Степанов 2002: 15).
Антропоцентризм осознается главным принципом современной лингвистики на рубеже XX–XXI вв. Окончательное изменение научной парадигмы происходит, по образному выражению В.Н. Телия, «благодаря смене статического воззрения на мир как на совокупность элементов, частиц и т. п. sui generis, на рассмотрение мироздания как динамической системы, разворачивающихся вокруг человека "атомарных фактов", т. е. событий и явлений, поглотивших элементарные сущности, как предметные переменные вовнутрь» (Телия 1988: 3).
Возникновение антропоцентрической парадигмы в языкознании было предопределено, поскольку сам язык антропоцентричен по своей сути: «человек запечатлел в языке свой физический облик, свои внутренние состояния, свои эмоции, свой интеллект, свое отношение к предметному и непредметному миру, природе… свои отношения к коллективу людей и другому человеку» (Арутюнова 1999: 3). Взгляд исследователя перемещается с объекта познания на субъект, анализируется человек в языке и язык в человеке. В центре внимания оказывается личность носителя языка. Новый подход учитывает роль человеческого фактора в языке, вместо опоры на форму появляется опора на содержание, не на механизм, лежащий в основе языка, а на его применение.
Сущность антропоцентризма как основного принципа лингвистических исследований заключается в том, что «научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и ее усовершенствования… человек становится точкой отсчета в анализе тех или иных явлений, он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективы и конечные цели. Он знаменует…тенденцию поставить человека во главу угла во всех теоретических предпосылках научного исследования и обусловливает его специфический ракурс» (Кубрякова 1995: 212).
С антропоцентризмом тесно связаны другие лингвистические принципы, определяющие развитие современного языкознания: экспланаторность, экспансионизм, функционализм. Данные принципы были сформулированы и обоснованы Е.С. Кубряковой (1994), а затем получили дальнейшее толкование в работах ряда исследователей (Воркачев 2001, Кравченко 1996, Попова 2002, Чудинов 2001 и др.).
Экспланаторность – стремление не только описывать факты языка, но и находить им объяснение. Объяснительность присутствовала и в предшествующих лингвистических парадигмах, но только в новой парадигме она выдвигается на первый план, оттесняя формальное описание, т. е. в диаде «описание – объяснение» происходит смещение акцентов.
Р.М. Фрумкина приводит афористичное описание прогнозируемого будущего лингвистики, высказанное в свое время А.Е. Кибриком, который предсказал переход от «что-лингвистики» (описание структур) к «как-лингвистике» (описание процессов) и далее – к созданию «почему-лингвистики». Тем самым, по мнению Р.М. Фрумкиной, «подчеркивается ценность объяснения (хотя оно видится как задача будущего), а не только описания», что соответствовало положению дел в лингвистике предшествующих периодов. Именно «в установке на объяснение и состоит пафос когнитивной лингвистики» (Фрумкина 1999: 11). Описание направлено прежде всего «на постижение структуры и семантики языковых объектов», объяснение – «на выяснение их функционирования» (Попова 2002: 74–75).
Как отметил В.А. абаев, чтобы объяснить особенности объекта изучения, в том числе и языка, «надо выйти за его пределы. И это является законом для всех объяснительных наук без исключения. В любой науке переход от описательной стадии к объяснительной неотвратимо связан с вовлечением в свою орбиту данных тех или иных смежных наук» (цит. по: Бижева 1997: 49). Таким образом, принцип экспланаторности неразрывно связан с экспансионизмом.
Экспансионизм. Лингвистическая экспансия заключается в появлении новых объектов исследования, в пересмотре традиционных проблем с новых позиций, создании новых направлений и методик исследования языка. Усиление экспансионистских установок проявляется, таким образом, во все возрастающем стремлении расширить область лингвистических исследований, появлении выходов в другие науки и активном использовании сведений иных наук – культурологии, биологии, социологии, антропологии, этнологии, психологии, нейронаук и др.
В лингвистических исследованиях «фокус исследовательского внимания закономерно смещается с изученного центра на проблемную периферию и закрепляется на стыке областей научного знания: возникают этнопсихология, психолингвистика, когнитивная психология, социолингвистика, когнитивная лингвистика, этнолингвистика, внутри которых процесс междисциплинарного синтеза и симбиоза продолжается…» (Воркачев 2001: 64).
Функционализм. Главное требование функционализма – изучать язык в действии, в выполнении им его функций. Для новой парадигмы характерна переориентация научных интересов с преимущественного изучения внутренних закономерностей языковой системы на рассмотрение функционирования языка как важнейшего средства общения. Все больше ученых считают, что должны быть «детально изучены и полностью раскрыты все законы и механизмы функционирования языка в его взаимодействии с познающим мир человеком» (Кравченко 1996: 6).
таким образом, лингвистический экспансионизм тесно связан с «экспланаторностью как стремлением найти каждому языковому явлению разумное объяснение и антропоцентризмом и функционализмом как тенденциями искать подобные объяснения в роли человеческого фактора в языке и выполнением языком определенных функций» (Кубрякова 1994: 14).
К рассмотренным четырем принципам современного языкознания, по мнению ряда ученых, можно добавить еще два – текстоцентризм и семантикоцентризм.
Семантикоцентризм. Вопрос о доминирующей стороне языка – плане выражения и плане содержания – по-разному решался на разных этапах развития языкознания. На смену господствующему в первой половине XX в. формоцентризму во второй его половине приходит семантикоцентризм (подробнее о формоцентризме и семантикоцентризме см.: Богданов 1998). В период господства системоцентрического подхода семантика не достигла значительных успехов и «лишь обращение к антропоцентризму на новой, более высокой основе дало возможность продвинуться в ее изучении» (Алпатов 1993: 20). Проблемы семантики оказываются в центре исследовательского внимания современной лингвистики потому, что через этот аспект раскрывается коммуникативная сущность языка, а также потому, что «содержательная сторона языка непосредственно связана с познавательной деятельностью человека и представляет собой поле деятельности многих наук, изучающих процессы формирования и передачи знания в языковой системе» (Кравченко 1998: 261).
Семантикоцентрические идеи – идеи о господстве содержательной стороны языка – нашли отражение в работах Э. Сепира, а. Вежбицкой, представителей Московской семантической школы. Ю.Д. Апресян, анализируя особенности развития семантических теорий в конце XX в., указывает на расширение объекта семантики, отмечая, что им «являются…любые языковые значения, т. е. значения лексем, граммем, дериватем, синтаксических конструкций и т. п.» (Апресян 1999: 45). Когнитивную науку также характеризует повышенное внимание к семантическим процессам, не случайно ее часто называют «глубинной семантикой».
Текстоцентризм. Введение принципа текстоцентризма объясняется тем, что наиболее ярко особенности антропоцентрической лингвистики проявляются именно в исследованиях текста. Основной функцией языка является коммуникативная, компонентом коммуникации и является текст, поэтому «все языковые реалии приобретают истинный смысл только в тексте. Без указания на то, как та или иная языковая единица или категория участвует в создании определенного типа текста, представление о языке будет неполным» (Попова 2002: 73). Текст, безусловно, невозможно изучать вне человека, который является его создателем и его адресатом. Текст, создаваемый человеком, отражает движение человеческой мысли, отражает образ мира, запечатлевает в себе динамику мысли и способы ее представления с помощью языковых средств.
Таким образом, основными принципами сформировавшейся на рубеже тысячелетий лингвистической парадигмы являются антропоцентризм, экспансионизм, функционализм, экспланаторность, семантикоцентризм и текстоцентризм. В рамках названной парадигмы и в соответствии с ее принципами плодотворно развивается несколько научных направлений.
1. Что такое научная парадигма? Когда и кем введен данный термин?
2. Какие научные парадигмы в лингвистике вам известны? В чем состоит их суть?
3. Какими факторами обусловлено возникновение антропоцентрической парадигмы?
4. Каковы истоки (предпосылки) развития антропоцентрической парадигмы?
5. В чем состоит сущность антропоцентрического подхода к языку?
6. Назовите основные принципы антропоцентрической парадигмы.
• антропоцентрические идеи в трудах В. фон Гумбольдта.
• антропоцентрические идеи в трудах Э. Бенвениста.
1. Алпатов В.М. Об антропоцентрическом и семантикоцентрическом подходе к языку // Вопросы языкознания. – 1993. – № 3. – С. 15–26.
2. Апресян Ю.Д. Теоретическая семантика в конце XX столетия / Ю.Д. Апресян // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1999. – Т. 58. – № 4. – С. 39–54.
3. Арутюнова Н.Д. Метафора в языке чувств // Язык и мир человека. – М.: Языки русской культуры, 1999. – С. 385–399.
4. Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: УРСС, 2002.
5. Бижева З.Х. Культурные концепты в кабардинском языке. – Нальчик: Кабардино-Балкарский ун-т, 1997.
6. Богданов В.В. Семантикоцентризм и формоцентризм в мировой лингвистике XX века // Структурная и прикладная лингвистика / под ред. А.С. Гердта. – СПб., 1998. – Вып. 5.
7. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.
8. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 1984.
9. Кравченко А.В. Когнитивные структуры пространства и времени в естественном языке // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1996. – № 3. – С. 3 – 24.
10. Кравченко А.В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. – Иркутск: ИГУ, 1996.
11. Кравченко А.В. Вопросы когнитивной лингвистики // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты. – Бийск: БГУ, 1998. – т. 1. – С. 260–263.
12. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика – психология – когнитивная наука // Вопросы языкознания. – 1994. – № 4. – С. 3—15.
13. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца XX века / под ред. Ю.С. Степанова. – М.: Российский гос. ун-т, 1995. – С. 149–238.
14. Кун т. Структура научных революций. – М.: Прогресс, 1977.
15. Попова Е.А. Человек как основополагающая величина современного языкознания // Филологические науки. – 2002. – № 3. – С. 69–77.
16. Серио П. В поисках четвертой парадигмы // Философия языка: в границах и вне границ. – Харьков: Око, 1993. – С. 83—100.
17. Степанов Ю.С. Эмиль Бенвенист и лингвистика на пути преобразования / вступ. ст. // Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: УРСС, 2002. – С. 5—16.
18. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании русской языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988. – С. 173–204.
19. Фрумкина Р.М. Самосознание лингвистики – вчера и завтра // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1999. – т. 58. – № 4. – С. 21–28.
20. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991–2000). – Екатеринбург: УрГПУ, 2001.
21. Leibniz G.W. New Essays on Human Understanding / Trans. P. Remnant, J. Bennett. – Cambridge: Cambridge University Press, 1981.
1.2. Когнитивная лингвистика: истоки, проблемы, задачи
Когнитивная лингвистика представляет собой одну из областей когнитивной науки (cognitive science). Ее формирование как самостоятельного направления начинается во второй половине 70-х годов, а окончательное оформление относится к 90-м годам XX в.
Когнитивная лингвистика, по определению В.З. Демьянкова и Е.С. Кубряковой, изучает язык как когнитивный механизм, играющий роль в кодировании и трансформировании информации (КСКт 1996: 53–55). Н.Н. Болдырев характеризует когнитивную лингвистику как «одно из самых современных и перспективных направлений лингвистических исследований, которое изучает язык в его взаимодействии с различными мыслительными структурами и процессами: вниманием, восприятием, памятью и т. д.» (Болдырев 1998: 3).
Основной пафос когнитивной лингвистики состоит в смене познавательных установок от «Ограничивайся непосредственно данным» к «Стремись проникнуть вглубь» (Паршин 1996: 30). В соответствии с этим тезисом объектом исследования нового направления признаются «различные структуры знания и языковые способы и механизмы их обработки, хранения и передачи, способы познания и концептуализации окружающего мира и их отражение в языковых единицах и категориях» (Болдырев 1998: 3).
Как было отмечено в исследованиях последнего времени, «предмет когнитивной лингвистики – особенности усвоения и обработки информации с помощью языковых знаков – был намечен уже в первых теоретических трудах по языкознанию в XIX веке» (Попова, Стернин 2002: 3). Рассуждения о «психологизме в языкознании» встречаются в работах В. Вундта, А.А. Потебни, Г. Штейнталя.
Уже А.А. Потебня осознавал роль языка в процессах познания нового, становления и развития человеческих знаний о мире на основе психологических процессов апперцепции и ассоциации, на основе разных по силе представлений человека о явлениях, имеющих названия в языке. Свидетельством этого стали его рассуждения о понятиях, остающихся вдали, и понятиях сильнейших, выдвигаемых вперед, участвующих в образовании новых мыслей (Потебня 1993: 83).
Предпосылки для формулирования объекта когнитивной науки присутствуют и у И.А. Бодуэна де Куртене, писавшего, что «из языкового мышления можно выявить целое своеобразное знание всех областей бытия и небытия, всех проявлений мира, как материального, так и индивидуально-психологического и социального (общественного)» (Бодуэн де Куртене 1963: 312).
В качестве основных источников когнитивной лингвистики традиционно выделяют целый комплекс научных направлений.
1. Начало изучению проблемы взаимоотношения языка и мышления было положено психологами, врачами, нейрофизиологами (В.М. Бехтерев, И.П. Павлов, И.М. Сеченов). Немаловажное значение имели и работы нейролингвистов (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия). Возникшая психолингвистика начинает изучать процессы порождения и восприятия речи, процессы изучения языка как системы знаков, хранящейся в сознании человека, соотношение системы языка и ее использования (американские психолингвисты, А.А. Леонтьев, А.А. Залевская и др.).
2. Лингвистическая семантика. Когнитивную лингвистику именуют «сверхглубинной семантикой». Для когнитивизма характерно стремление увидеть за категориями языковой семантики (прежде всего грамматической) более общие понятийные категории, которые являются результатом освоения мира человеческим познанием.
3. Когнитивная наука (cognitive science). Предметом когнитивной науки является устройство и функционирование человеческих знаний; сформировалась она в результате работ по созданию искусственного интеллекта. Складывающаяся на этой основе теория оказалась неспособной объяснить познавательные процессы человека и описать эти механизмы, что вызвало необходимость в междисциплинарном синтезе. Когнитивная наука объединила усилия философов, психологов, нейрофизиологов, лингвистов, специалистов в области искусственного интеллекта. Свою роль в становлении когнитивной лингвистики сыграли также данные лингвистической типологии и этнолингвистики, позволяющие определить, что в структурах языков универсально, и обусловившие поиск внеязыковых причин универсалий и разнообразия.
Зарубежные исследования по когнитивной лингвистике длительное время представляли собой совокупность индивидуальных исследовательских программ, слабо связанных либо вовсе не связанных между собой (Паршин 1996: 30). Практически параллельно развивались теория прототипов и категориальная семантика Э. Рош, теория концептуальной метафоры и структурирования непредметного мира Дж. Лакоффа – М. Джонсона, теория этнокультурной семантики ключевых культурных концептов А. Вежбицкой, теория структурирования пространства и фонообразования Л. Талми, «ролевая» когнитивная грамматика Р. Лэнекера (часто цитируемого как Р. Лангакер), теория фреймов М. Минского и Ч. Филлмора. Тем не менее в центре всех исследований находилась «связь знаний, заложенных в языке, с субъектом восприятия, познания, мышления, поведения и практической деятельности; преломление реального мира – его видения, понимания и структурирования – в сознании субъекта и фиксирование его в языке в виде субъектного (и этнически) ориентированных понятий, представлений, образов, концептов и моделей» (Рябцева 2000: 3).
К настоящему времени когнитивная лингвистика представлена в России и в мире несколькими мощными направлениями, каждое из которых отличается своими установками, областью и особыми процедурами анализа. Основными центрами когнитивной лингвистики за рубежом являются отделения Калифорнийского университета в Беркли и Сан-Диего, Центр когнитивной науки Университета штата Нью-Йорк в Буффало. В Европе когнитивная лингвистика активно развивается в Германии и Голландии.
В России достаточно продуктивно работают когнитивные школы в Москве (В.А. Виноградов, Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, А.Е. и А.А. Кибрик, И.М. Кобозева, Е.В. Рахилина и др.), Волгограде и Краснодаре (С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин и др.), Воронеже (З.Д. Попова, И.А. Стернин, А.П. Бабушкин и др.), тамбове (Н.Н. Болдырев, Е.М. Позднякова, т. А. Фесенко), Кемерово (Е.А. Пименов, М.В. Пименова), Иркутске (А.В. Кравченко, В.А. Степаненко) и др. Для всех этих школ характерно стремление объяснить языковые факты и языковые категории и так или иначе соотнести языковые формы с их ментальными репрезентациями и с тем опытом, который они в качестве структур знания отражают.
В целом же достаточно сложно описать основные течения, которые сформировались в русле когнитивной лингвистики в данный момент, настолько они разнообразны, отличны по своим установкам и методикам анализа. Обзор существующих тенденций потребовал бы специального труда. Сложность подобной задачи усугубляется тем обстоятельством, что несмотря на значительное количество работ, посвященных когнитивной лингвистике, и в западной, и в отечественной традиции отсутствует единое и общепринятое определение термина "когнитивный". На это обстоятельство указывает ряд исследователей, среди которых А.А. Залевская, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Р.М. Фрумкина. Так, Р.М. Фрумкина отмечает, что «к сожалению, термин "когнитивный" размыт и почти пуст» (Фрумкина 1996: 55), а Е.С. Кубрякова говорит о «некоторой неясности и расплывчатости самого термина "когнитивный" или даже понятия когнитивной лингвистики» (Кубрякова 1999: 4).
В результате многие из «когнитивных» лингвистических исследований таковыми не являются, а многие семантические исследования, не ставя перед собой собственно когнитивных задач, по существу выполняют именно их (см. работы Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, т. В. Булыгиной и А.Д. Шмелева, И.Б. Левонтиной и др.).
Подобная ситуация вызывает к жизни попытки сопоставить теоретические и практические результаты деятельности различных школ, перевести их терминологический аппарат на один язык, выявить сходства и различия. Среди наиболее интересных изысканий этого типа можно назвать статью Е.В. Рахилиной (2000), посвященную «переводу» основных терминов и задач когнитивного направления на язык Московской семантической школы. Такие исследования имеют немаловажное значение, поскольку позволяют эксплицировать общность многих моментов когнитивной лингвистики и российских семантических направлений, до этого скрытых за специфичной для каждого из подходов терминологией. Учет достижений западной когнитивистики и отечественной лингвистической традиции способен обогатить любое исследование и представляется весьма важным.
Все сказанное позволяет Е.С. Кубряковой и В.З. Демьянкову утверждать, что область когнитивных исследований еще окончательно не сложилась (КСКт 1996: 54). В рамках когнитивной лингвистики наблюдается активное изучение различных областей языкознания – словообразования, морфологии, синтаксиса. Особое внимание уделяется исследованию семантики, разрабатываются ее разные виды – концептуальная, прототипическая, фреймовая (подробнее о тенденциях в развитии когнитивной семантики см.: Баранов, Добровольский 1997, Ченки 1996).
Анализируя положение дел в когнитивной науке, Е.С. Кубрякова отмечает, что к сегодняшнему дню с уверенностью можно говорить «о двух противопоставленных ветках когнитивизма – "машинной" и лингво-психологической, между которыми располагаются направления, тяготеющие к одному из названных полюсов» (Кубрякова 1997: 23). В машинной (компьютерной) версии когнитивной науки доминирует связь основных проблем и основных достижений с электронно-вычислительной техникой.
Однако не все когнитивные процессы поддаются воспроизведению на компьютере, и для когнитолога важны в первую очередь те особенности, которые отличают человека от машины. В познавательных процессах велика роль интуиции, воображения, фантазии, аналогов которых у машины нет, необходим также учет культурологических и этнических факторов. Эти особенности принимаются во внимание во втором подходе. В лингво-психологическом направлении преимущественно используются «данные естественной категоризации мира и изучаются особенности наивной картины мира, обыденного сознания» (Кубрякова 1997: 23).
В 1999 г. Е.С. Кубрякова более детально описывает круг проблем, требующих рассмотрения в когнитивном аспекте. Это проблема соотношения концептуальных систем с языковыми, научной и обыденной картин мира – с языковой, проблемы соотношения когнитивных или концептуальных структур нашего сознания с объективирующими их единицами языка, проблемы роли языка в осуществлении процессов познания и осмысления мира, в процессах его концептуализации и категоризации (Кубрякова 1999: 4–5).
Связь процессов категоризации и концептуализации действительности демонстрируется в «Кратком словаре когнитивных терминов». Указанные процессы представляют собой классификационную деятельность, но различаются вместе с тем по конечному результату и / или цели деятельности: «первый направлен на выделение неких минимальных единиц человеческого опыта в их идеальном содержательном представлении, второй – на объединение единиц, проявляющих в том или ином отношении сходство или характеризуемых как тождественные, в более крупные разряды» (КСКТ 1996: 93).
В настоящем пособии под процессом концептуализации понимается «определенный способ обобщения человеческого опыта, который говорящий реализует в данном высказывании. Ситуация может быть одна и та же, а говорить о ней человек умеет по-разному, в зависимости от того, как он ее в данный момент представляет – и вот эти представления как раз и называются концептуализацией» (Рахилина 2000: 7). Как отмечает Е.В. Рахилина, данное понятие когнитивной лингвистики не является неожиданным, так как в Московской семантической школе и в Школе логического анализа языка широко используется термин «наивная картина мира», который тоже служит своеобразным посредником между действительностью и смыслом.
М.В. Пименова соотносит понятия концептуализации действительности и наивной картины мира: «В современной лингвистике под языковой картиной мира традиционно понимается совокупность знаний о мире, которые отражены в языке, а также способы получения и интрепретации новых знаний» (Пименова 1999: 9). В частности, ею отмечается, что «наивные представления народа – это не что иное, как сложившаяся давно и сохранившаяся доныне национальная картина мира, дополненная ассимированными знаниями, отражающая мировоззрение и мировосприятие народа, зафиксированная в языке, ограниченная рамками консервативной…культуры этого народа» (Пименова 1999: 10–11). «При таком подходе язык может рассматриваться как определенная концептуальная система и как средство оформления концептуальной системы знаний о мире» (Пименова 1999: 9).
Таким образом, знания о мире и человеке, знания языка и знания о языке, знания о знаниях, процессы концептуализации действительности, механизмы формирования концептуальной картины мира и ее фрагментов, а также их объективация в языке являются одной из основных областей рассмотрения современной когнитивной лингвистики. Особую область в этом ряду составляют концептуальные исследования.
1. Что является объектом изучения когнитивной лингвистики?
2. Каковы предпосылки возникновения когнитивной лингвистики?
3. Охарактеризуйте основные источники когнитивной лингвистики.
4. Опишите взаимоотношения когнитивной науки и когнитивной лингвистики.
5. Когнитивная лингвистика и лингвистическая семантика: общее и различное.
6. Какие проблемы находятся в центре внимания когнитивной лингвистики?
7. Дайте определения терминов категоризация и концептуализация действительности.
8. Перечислите основные зарубежные исследования по когнитивной лингвистике.
9. Какие школы когнитивной лингвистики в мире и в России вам известны?
• теория прототипов Э. Рош.
• теория фреймового анализа М. Минского и Ч. Филлмора.
• Когнитивные исследования в работах Р. Лэнекера и Л. Талми.
• Современные когнитивные подходы к семантике.
• Когнитивная лингвистика на современном этапе развития.
1. Апресян Ю.Д. Теоретическая семантика в конце XX столетия // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – 1999. – т. 58. – № 4. – С. 39–54.
2. Баранов А.Н. Постулаты когнитивной семантики / А.Н. Баранов, Д.О. Добровольский // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1997. – т. 56. – № 1. – С. 11–21.
3. Бодуэн де Куртене И.А. Избранные труды по общему языкознанию. – М.: АН СССР, 1963. – т. 1.
4. Болдырев Н.Н. О функционально-семиологическом подходе к анализу языковых единиц // Когнитивная лингвистика: современное состояние и перспективы развития. – тамбов, 1998. – Ч. 1. – С. 3–4.
5. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. – 1994. – № 4. – С. 17–32.
6. Краткий словарь когнитивных терминов / под общ. ред. Е.С. Кубряковой. – М.: Филол. ф-т МГУ, 1996.
7. Кубрякова Е.С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) / Е.С. Кубрякова // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – т. 56. – 1997. – № 3. – С. 22–31.
8. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективации в языке) // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – 1999. – т. 58. – № 5–6. – С. 3—12.
9. Паршин П.Б. Теоретические перевороты и методологический мятеж в лингвистике XX века // Вопросы языкознания. – 1996. – № 2. – С. 19–42.
10. Пименова М.В. Этногерменевтика языковой наивной картины внутреннего мира человека: монография. – Кемерово: Кузбассвузиздат, Landau: Verlag Empirische Pdagogik, 1999 (Серия «Этно-герменевтика и этнориторика». Вып. 5).
11. Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике / З.Д. Попова, И.А. Стернин. – Воронеж: Истоки, 2002.
12. Потебня А.А. Мысль и язык. – Киев, 1993.
13. Рахилина Е.В. О тенденциях в развитии когнитивной семантики // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – 2000. – т. 59. – № 3. – С. 3 – 15.
14. Рябцева Н.К. Ментальная лексика. Когнитивная лингвистика и антропоцентричность языка // www.dialog-21.ru/archive_article.asp?param=6355&y=2000&vol=6077.
15. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: Сходства и различия в теориях и целях // Вопросы языкознания. – 1996. – № 2. – С. 68–78.
1.3. Лингвокультурология: истоки, проблемы и задачи
Лингвокультурология – одно из направлений современной лингвистики, складывающееся в рамках антропоцентрической парадигмы. В.В. Воробьев констатирует, что лингвокультурологическое исследование «соответствует общей тенденции современной лингвистики – переходу от лингвистики „имманентной“, структурной, к лингвистике антропологической, рассматривающей явления языка в тесной связи с человеком, его мышлением, духовно-практической деятельностью» (Воробьев 1997: 6). В.Н. Телия подчеркивает, что «лингвокультурология ориентирована на человеческий, а точнее – на культурный фактор в языке и на языковой фактор в человеке. А это значит, что лингвокультурология – достояние собственно антропологической парадигмы науки о человеке, центром притяжения которой является феномен культуры» (Телия 1996: 222).
Лингвокультурология – это отрасль лингвистики, возникающая на стыке лингвистики и культурологии, исследующая проявления культуры народа, которые отразились и закрепились в языке (Маслова 2001: 9). Как самостоятельное направление в лингвистике лингвокультурология оформляется в 90-е годы XX в. Термин «лингвокультурология» появился в связи с работами Московской фразеологической школы, возглавляемой В.Н. Телия. В качестве альтернативного для обозначения данного направления используется термин «лингвокультуроведение» (Хроленко 2000).
Все представители лингвокультурологии акцентируют внимание на междисциплинарной природе этого направления (см., например: Воробьев 1997, Маслова 2001). Но если культурология исследует самосознание человека по отношению к природе, обществу, истории, искусству и другим сферам его социального и культурного бытия, то языкознание рассматривает мировоззрение, которое отображается и фиксируется в языке в виде ментальных моделей языковой картины мира. Лингвокультурология имеет своим предметом и язык, и культуру, находящиеся в диалоге, взаимодействии (Телия 1996: 222; Маслова 2001: 9).
Язык в лингвокультурологической традиции понимается прежде всего как орудие культуры, ее часть, и в то же время – необходимое условие ее существования. Следовательно, лингвокультурология изучает язык как феномен культуры (Маслова 2001: 8). Культура – сама по себе является исторической памятью народа, язык же, «благодаря его кумулятивной функции, хранит ее, обеспечивая диалог поколений, не только из прошлого в настоящее, но и из настоящего в будущее» (Телия 1996: 228).
В развитии лингвокультурологии выделяют следующие периоды: первый – предпосылки развития науки (труды В. фон Гумбольдта, Э. Бенвениста, Л. Вайсгербера, А.А. Потебни, Э. Сепира и др.); второй – оформление лингвокультурологии как самостоятельной области исследования; в данный момент начинает складываться третий период – развитие фундаментальной междисциплинарной науки – лингвокультурологии (Маслова 2001: 28).
Первоначально лигвокультурология воспринимается исключительно как ответвление этнолингвистики. Такое понимание содержится в работах В.Н. Телия, определившей лингвокультурологию как «часть этнолингвистики, которая посвящена изучнию и описанию корреспонденции языка и культуры в синхронном их взаимодействии» (Телия 1996: 217). В концепции В.Н. Телия задачи лингвокультурологии мыслятся как близкие к задачам этнолингвистики, сформулированным Н.И. Толстым и заключающимися в «рассмотрении соотношения и связи языка и духовной культуры, языка и народного менталитета, языка и народного творчества, их взаимозависимости и разного рода их корреспонденции» (Толстой 1983; цит. по: Телия 1996: 217). Отличие, по мнению В.Н. Телия, состоит в том, что этнолингвистика исследует материал в исторической ретроспективе, а лингвокультурология же занимается исключительно изучением синхронного взаимодействия языка и культуры (Телия 1996: 217).
Сходным образом представляет задачи лингвокультурологии и С.Г. Воркачев, отметивший, что в задачи лингвокультурологии «входит научное описание взаимоотношений языка и культуры, языка и этноса, языка и народного менталитета, она создана, по прогнозу Э. Бенвениста, "на основе триады – язык – культура – человеческая личность" и представляет лингвокультуру как линзу, через которую исследователь может увидеть материальную и духовную самобытность этноса – Folksgeist В. фон Гумбольдта и Г. Штейнталя» (Воркачев 2002: 65).
В настоящий момент формируется тенденция видеть в лингвокультурологии не ответвление этнолингвистики, а самостоятельную научную и учебную дисциплину. Подобный подход представлен, в частности, в работах В.В. Воробьева (1997) и В.А. Масловой. Свою точку зрения В.А. Маслова аргументирует тем, что современная этнолингвистика рассматривает лишь те элементы языка, которые соотносимы с определенными материальными или культурно-историческими комплексами, кроме того, она оперирует преимущественно исторически значимыми данными и стремится в современном материале обнаружить исторические факты того или иного этноса. Лингвокультурология же исследует и исторические, и современные языковые факты сквозь призму духовной культуры (Маслова 2001: 11).
Концепция В.А. Масловой обнаруживает и другие отличия от концепции В.Н. Телия. В частности, по-разному решается вопрос о синхронии и диахронии в линвокультурологических изысканиях. В понимании В.Н. Телия лингвокультурология занимается рассмотрением только синхронных взаимодействий языка и культуры: она исследует живые коммуникативные процессы и связь используемых в них языковых выражений с синхронно действующим менталитетом народа (Телия 1996: 218). В.А. Маслова убеждена, что лингвокультурология исследует и исторические, и современные языковые факты сквозь призму духовной культуры (Маслова 2001: 11), поэтому внутри лингвокультурологии выделяется как особая область диахроническая лингвокультурология.
Напрямую с вопросом о статусе лингвокультурологии как дисциплины связан вопрос об ее объекте. В понимании В.Н. Телия, объектом лингвокультурологии является культурная информация не только сугубо национальная, но и общечеловеческая, например закодированная в Библии, т. е. универсалии, присущие разным народам (Телия 1996). В.А. Маслова предлагает более узкое понимание объекта лингвокультурологических исследований. С ее точки зрения, объектом «является только та культурная информация, которая присуща конкретному народу либо близкородственным народам, например, восточным славянам» (Маслова 2001: 12).
В.Н. Телия предлагает вести анализ материала с позиции внутреннего наблюдателя, изнутри языка. В рамках концепции В.А. Масловой предлагается, кроме того, вести анализ материала с позиции внешнего наблюдателя (Маслова 2001: 33). Г.Г. Слышкин, анализируя концепты прецедентных текстов, отмечает необходимость обращать внимание также на проведение лингвокультурологического анализа не только по принципу «от единицы языка к единице речи», но и от «единицы культуры к единицам языка». Главная задача лингвокультурологии в рамках второй парадигмы состоит «в установлении, во-первых, адекватных языковых средств, выражающих ту или иную культурную единицу в дискурсе, и, во-вторых, основных прагматических функций апелляции к данной культурной единице в различных коммуникативных ситуациях» (Слышкин 2000: 8).
В настоящий момент в лингвокультурологической парадигме плодотворно работает несколько школ, во главе которых стоят такие лингвисты, как В.Н. Телия, В.А. Маслова, В.В. Воробьев, А.Т. Хроленко. При всем разнообразии трактовок представителей данного направления объединяет интерес к культурной функции языка, изучению образа мира, закрепленного в языке, и его детерминированности культурным своеобразием определенного этноса. Таким образом, в центре исследовательских интересов лингвокультурологии находятся «национальные формы бытия общества, воспроизводимые в системе языковой коммуникации и основанные на его культурных ценностях, все, – что составляет «языковую картину мира».
Лингвокультурология, наряду с когнитивной лингвистикой, является одним из самых активно развивающихся направлений современной антропоцентрической парадигмы. Оба направления относятся к наиболее актуальным в современном языкознании, представлены значительным количеством крупных научных школ. Когнитивная лингвистика и лингвокультурология, несомненно, представляют собой вполне самостоятельные научные феномены, обладающие собственной спецификой.
На основании приведенного выше краткого обзора, призванного выявить лишь главные особенности двух основных направлений современной антропоцентрической парадигмы, можно отметить, что обладая собственной научной спецификой, указанные направления обнаруживают ряд общих черт.
1. И когнитивная лингвистика, и лингвокультурология реализуют интегративный подход к языку. Возникнув в результате междисциплинарного синтеза, в исследовании языка они учитывают как собственно лингвистические данные, так и достижения смежных дисциплин, что позволяет дать более глубокую и многоаспектную характеристику изучаемого феномена.
2. В соответствии с особенностями антропоцентрической парадигмы оба направления связаны с рассмотрением языка в диаде «язык и человек», но в каждом из них она приобретает разные формы. В когнитивной лингвистике язык изучается прежде всего как когнитивный механизм, играющий роль в кодировании и трансформировании информации, а в лингвокультурологии – феномен культуры, как хранитель культурного кода нации. Иными словами, диада «язык и человек» преобразуется в когнитивной лингвистике в триаду «язык – человек – познание», в лингвокультурологии – в триаду «язык – человек – культура». Когнитивная лингвистика сосредоточена на рассмотрении прежде всего когнитивной функции языка, лингвокультурология – культурной.
3. И когнитивная лингвистика, и лингвокультурология высоко оценивают роль метафорического анализа с точки зрения достижения целей, стоящих перед ними. В рамках когнитивизма теория концептуальной метафоры рассматривается как способная выявить особенности концептуализации человеком действительности. В.А. Маслова, описывая методологический инструментарий лингвокультурологии в одноименном пособии, отмечает, что «аппарат анализа метафоры, предложенный Дж. Лакоффом, обладает большой объяснительной силой и позволяет получить результаты, важные для решения проблемы языка и культуры» (Маслова 2001: 34). В частности, исследовательница указывает, что когнитивная теория метафоры во многом позволяет устанавливать когнитивно обусловленные несовпадения между языками, и подобные различия свидетельствуют о разном осмыслении фрагментов мира определенными народами.
4. Оба направления уделяют значительно внимание проблеме картины мира и различным ее вариантам. Для когнитологов приоритетным является вопрос о механизмах ее формирования, для лингвокультурологов – ее национально-культурная специфичность.
5. И когнитивная лингвистика, и лингвокультурология оперируют термином концепт, но в восприятии каждой из них данный термин имеет ряд своеобразных черт (подробнее о терминах картина мира и концепт см. пп. 2.1 и 2.2 настоящего пособия).
6. Оба направления апеллируют к понятию человеческого сознания. А поскольку «именно в сознании осуществляется взаимодействие языка и культуры…любое лигвокультурологическое исследование есть одновременно когнитивное исследование» (Карасик, Слышкин 2001: 76).
Данные особенности объясняют, почему в последнее время ученые все чаще стремятся интегрировать в своих исследованиях достижения этих двух направлений (см., например, комплексное исследование русской и немецкой концептуальных систем эмоций, выполненное с лингвокультурологической и когнитивной позиции Н.А. Красавским (2001)). Подобный подход соответствует закономерностям антропоцентрической парадигмы, и, думается, детерминирован ее экспансионизмом, тенденцией к объединению усилий смежных дисциплин в достижении единой цели, и представляется весьма продуктивным.
1. Как соотносятся между собой когнитивная лингвистика и лингвокультурология? Что между ними общего и отличного?
2. Определите междисциплинарный характер лингвокультурологии.
3. Каковы предпосылки возникновения лингвокультурологии?
4. Охарактеризуйте основные этапы развития лингвокультурологии.
5. Как соотносятся лингвокультурология и этнолингвистика?
6. Перечислите задачи, стоящие перед лингвокультурологией.
7. Что является объектом лингвокультурологии?
8. Опишите проблему синхронных и диахронных лингвокультурологических исследованиях в концепциях В.Н. Телия и В.А. Масловой?
9. Расскажите об известных вам лингвокультурологических школах.
10. Какие методологические установки являются общими для когнитивной лингвистики и лингвокультурологии?
• Лингвокультурология и лингвострановедение.
• Лингвокультурологическая концепция В.В. Воробьева.
• «Лингвокультуроведение» А.Т. Хроленко.
1. Верещагин Е.М. Лингвострановедческая теория слова / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. – М.: Русский язык, 1980.
2. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.
3. Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа. – Краснодар, 2002.
4. Воробьев В.П. Лингвокультурология (теория и методы). – М.: РУДН, 1997.
5. Кошарная С.А. Миф и язык: Опыт лингвокультурологической реконструкции русской мифологической картины мира. – Белгород: Белгородский гос. ун-т, 2002.
6. Карасик В.И. Лингвокультурный концепт как единица исследования / В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 75–79.
7. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. – Волгоград: Перемена, 2001.
8. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. – М.: Academia, 2001.
8. Слышкин Г.Г. От текста к символу: Лингвокультурные концепты прецендентных текстов в сознании и дискурсе. – М.: Academia, 2000.
9. Телия В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.
10. Хроленко А.Т. Лингвокультуроведение: пособие к спецкурсу по проблеме «Язык и культура». – Курск, 2000.
Раздел 2
Терминология концептуальных исследований
2.1. Термин картина мира в современных лингвистических исследованиях
Термин картина мира введен в научный обиход физиком Г. Герцем, определившем его как совокупность внутренних образов внешних объектов, служащих для выведения логических суждений о поведении этих объектов. Позднее термин переносится в гуманитарные науки, появляется в работах К. Ясперса и Л. Витгенштейна («Логико-философский трактат»), а также у Л. Вайсгербера. На данный момент можно говорить о безусловном вхождении понятия картина мира в терминологическую систему современной лингвистики. Наряду с традиционным наименованием «картина мира» в научной литературе используются и менее распространенные и ориентированные на индивидуальные исследовательские традиции термины – «образ мира» и «модель мира».
Предпосылки формирования концепции картины мира присутствовали уже в античных теориях языка (анализ подобных представлений изложен в работе Л.Г. Зубковой 1998 г.). Центральным импульсом для развития лингвистической концепции картины мира послужили работы В. фон Гумбольдта, Э. Сепира, Б.Л. Уорфа, A.A. Потебни. В. фон Гумбольдт рассматривал язык как опосредующее звено между человеком и миром. По A.A. Потебне, поэзия, проза, искусство и наука, т. е. мировоззрение народа, обретают жизнь в языке и обусловлены языком. Идеи, близкие к теории В. фон Гумбольдта, высказывались как зарубежными – Г. Гердером, Я. Гриммом, Ф. Шлегелем, так и отечественными лингвистами – Ф.И. Буслаевым, Ф.Ф. Фортунатовым и др.
В России изучение картины мира начинается в 60-е годы XX в. и связано с работами Г.А. Брутяна, Г.В. Колшанского, Р.Й. Павилениса. Общепринятым считается истолкование картины мира как «глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» (Постовалова 1988: 21). Следовательно, картина мира является субъективным образом объективной реальности и входит в класс идеального, которое, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них. Целостная картина мира реализуется как сумма теоретических (философско-научных), внетеоретических (религиозно-художественных) и донаучных форм познания.
Изначально было выявлено, что вопрос о статусе картины мира связан с проблемой взаимодействия языка, мышления и действительности. Так, В. фон Гумбольдт рассматривал язык как способ видения мира, аналогичные трактовки присутствуют в гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира – Б. Уорфа, исследованиях американских этнолингвистов. Показательна в этом отношении и неогумбольдтианская концепция языка как промежуточного мира.
В XX в. вопрос о роли языка в формировании картины мира оказался в центре внимания исследователей. Возникают две точки зрения по вопросу о способности языка отражать окружающую действительность. Согласно первой, язык отражает мир. Подобный взгляд присутствует, например, в работе Г.Г. Почепцова, утверждающего, что «с помощью языка мы отражаем мир. Именно отражаем, а не описываем или, точнее, не только описываем, поскольку описание – это лишь одна из форм языкового отражения мира. Вопросы, побуждения – это такие же формы отражения, или представления, мира, как и все остальные речевые акты» (Почепцов 1990: 110).
Иной взгляд на данную проблему содержится в коллективной монографии «Роль человеческого фактора в языке.
Язык и картина мира» (1988). В предисловии Б.А. Серебренников подчеркивает, что «утверждение многих лингвистов и философов, будто бы язык отражает действительность, основано на недоразумении. Звуковой комплекс, образующий слово, ни к какому отражению сам не способен. Фактически результатом отражения являются концепты или понятия. Язык связан с действительностью через знаковую соотнесенность. Язык не отражает действительность, а отображает ее знаковым способом» (Серебренников 1988: 6). Таким образом, язык, в понимании большинства исследователей, представляет собой инструмент, с помощью которого происходит концептуализация мира человеком.
Поскольку концептуализация мира осуществляется через язык, возникает вопрос о соотношении мира, его образа, существующего в сознании, и образа, закрепленного в языке. Постановка подобной проблемы способствовала выделению двух форм картины мира – концептуальной (в иной терминологии – когнитивной) и языковой. Г.А. Брутян в своей статье 1973 г. одним из первых четко разграничивает эти две картины мира. Выделение языковой и концептуальной картин мира позволяет, по мнению Г.А. Брутяна, раскрыть взаимоотношение языка и мышления в процессе познания, показать роль языка в формировании картины мира в сознании людей, избежать схематичности при воссоздании действительной картины мира и более полно представить проекцию окружающей действительности в нашем сознании (Брутян 1973: 108).
Г.А. Брутян определил концептуальную картину мира как «не только знание, которое выступает как результат мыслительного отражения действительности, но и итог чувственного познания, в снятом виде содержащийся в логическом познании» (Брутян 1973: 108). Соответственно, языковая картина мира понимается исследователем как «вся информация о внешнем и внутреннем мире, закрепленная средствами живых, разговорных языков» (Брутян 1973: 108). Практически сразу же за разведением этих двух понятий в лингвистических исследованиях возникает вопрос о соотношении концептуальной и языковой картин мира, формируется три подхода к названной проблеме.
Согласно первому, идущему от Г.А. Брутяна, считается, что языковая картина мира шире концептуальной. Исследователь развивает мысль о том, что концептуальная картина мира совпадает «с сердцевиной, основной частью» языковой картины мира, т. е. «основное содержание языковой модели мира покрывает все содержание концептуальной модели мира». За пределами концептуальной картины мира, по мнению ученого, остаются периферийные участки, которые выступают как носители дополнительной информации о мире. При этом информация, входящая как в концептуальную, так и в языковую картину мира, является инвариантной, независимо от того, на каком языке она выражается, а информация, содержащаяся в периферийных участках языковой картины мира, т. е. в тех участках, которые остаются за пределами концептуальной картины, варьируется от языка к языку (Брутян 1973: 109–110).
Второй подход исходит из совпадения, идентичности языковой и концептуальной картин мира. Элементы этого подхода присутствуют в работе Г.В. Колшанского, в частности, в его высказывании о том, что «в гносеологическом плане действительно не отношение "язык-мышление", а "языкомышление – мир"» и «правильно поэтому говорить не о языковой картине мира, а о языково-мыслительной картине мира» (Колшанский 1990: 37). Хотя далее автор признает, что «языковая картина мира есть вторичное существование объективной картины мира» (Колшанский 1990: 40), и такая вторичность означает не что иное, как принципиальную зависимость языка от мышления.
И, наконец, согласно третьему подходу, концептуальная картина мира признается более масштабной по сравнению с языковой. Эта точка зрения присутствует в работах большинства лингвистов (Почепцов 1990, Попова, Стернин 2002, Серебренников 1988, Телия 1988). Так, Г.Г. Почепцов утверждает, что языковое представление мира «информационно неполно и / или неточно», и причину этого он видит в том, что «отражению подвергается не мир в целом, а лишь его пики, т. е. его составляющие, которые представляются говорящему наиболее важными, наиболее релевантными, наиболее полно характеризующими мир» (Почепцов 1990: 111–112).
В.Н. Телия указывает, что «то, что называют языковой картиной мира, это информация, рассеянная по всему концептуальному каркасу и связанная с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители языка. Языковая картина мира не имеет четких границ, поэтому ее место относительно концептуальной картины мира не может быть определено как периферия» (Телия 1988: 177–180). Обобщение этого подхода содержится в работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина, отмечающих, что в языке «присутствует далеко не все содержание концептосферы, далеко не все концепты имеют языковое выражение и становятся предметом коммуникации» (Попова, Стернин 2003: 6).
В настоящий момент практически общепринятым является положение о несовпадении концептуальной и языковой картин мира, при этом подчеркивается глобальность, объемность концептуальной картины мира по сравнению с языковой. Языковой мир рассматривается как репрезентант концептуального мира, который, в свою очередь, репрезентирует реальный объективный мир, а репрезентирующая система всегда беднее репрезентируемой, как метаязык беднее естественного языка.
Различия концептуальной и языковой картин мира можно проследить по следующим параметрам:
1. Отношение к действительности: концептуальная картина мира является более близким образом действительности, нежели языковая (как это было рассмотрено выше).
2. Характер восприятия действительности: непосредственное восприятие при формировании концептуальной картины мира и опосредованное языковыми знаками – при формировании языковой.
3. Участие в формировании каждой из картин определенных типов мышления: в отличие от языковой, в создании концептуальной картины мира принимают разные типы мышления, в том числе и невербальные (Постовалова 1988: 33, Серебренников 1988: 6).
4. Основные единицы (структурные составляющие). Уже в работе Г.А. Брутяна акцентируется, что каждая из картин мира обладает своими структурными элементами, в частности, «сердцевиной КММ является информация, данная в понятиях, главное же в ЯММ – это знание, закрепленное в словах и словосочетаниях конкретных разговорных языков» (Брутян 1973: 108).
Данный тезис получает развитие в работах других исследователей. Так, Е.С. Кубрякова указывает, что «содержательным компонентом языковой модели мира… является семантическое поле, а единицами концептуальной модели мира… – константы сознания. КММ содержит информацию, представленную в понятиях, а в основе ЯММ лежат значения, закрепленные в семантических категориях, семантических полях, составленные из слов и словосочетаний, по-разному структурированные в границах этого поля разных языков. ЯММ должна быть организована по законам языка, КММ – по законам физики» (Кубрякова 1988: 142).
Аналогичная позиция представлена и в работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина, утверждающих, что концептуальная картина мира «существует в виде концептов, образующих концептосферу народа, языковая картина мира – в виде значений языковых знаков, образующих совокупное "семантическое пространство языка"» (Попова, Стернин 2003: 6).
5. Степень подвижности, изменчивости: концептуальная картина мира регулярно обновляется, «перерисовывается», тогда как языковая картина мира отличается большей стабильностью, она достаточно медленно реагирует на изменения, происходящие в осознании мира человеком. Н.С. Новикова и Н.В. Черемисина рассматривают языковую картину мира как наиболее долговечную, устойчивую и во многом стандартную, так как воспроизводятся именно стандартные единицы языка, ставшие узуальными (Новикова, Черемисина 2000: 45).
По наблюдениям В.Б. Касевича (Касевич 1996), картина мира, закодированная средствами языковой семантики, со временем может оказываться реликтовой, лишь традиционно воспроизводящей былые оппозиции в силу естественной недоступности иного языкового инструментария. Возникают расхождения между архаической и семантической системой языка и той актуальной моделью мира, которая действительна для языкового коллектива в данный момент.
В итоге можно констатировать, что концептуальная картина мира и языковая картина мира «связаны между собой как первичное и вторичное, как ментальное явление и его вербальное овнешнение, как содержание понятия и средство доступа исследователя к этому понятию» (Попова, Стернин 2003: 8). Языковая картина мира означивает основные элементы концептуальной картины мира и эксплицирует концептуальную картину мира средствами языка. Необходимо отметить, что языковая картина мира лишь частично отражает концептуальную систему. Поэтому изучение языковой картины мира «лишь фрагментарно позволяет судить о концептосфере, хотя более удобного доступа к концептосфере, чем через язык, видимо, нет» (Попова, Стернин 2003: 8).
Еще одна проблема, связанная с картиной мира, это разработка классификации (типологии) картин мира. Решение данной задачи во многом зависит от того, какие признаки картины мира берутся исследователями за основу классификации. В.И. Постовалова считает, что «в основу исчисления картин мира может быть положена деятельностная парадигма:
1) субъект картины мира (ее «деятель», «кто»),
2) изображающий; предмет картины мира (ее объект, «что»), изображаемое;
3) результат деятельности (сам образ, собственно картина) (Постовалова 1988: 32).
В зависимости от субъекта картины мира, смотрящего на мир и выражающего свое видение, выделяется картина мира отдельного человека, группы людей (сообщества), определенного народа, человечества в целом. Различаются картина мира взрослого человека и ребенка, психически нормального лица и лица с нарушениями психики, людей современной цивилизации и архаического мировидения.
В зависимости от объекта рассматривается мир в целом (целостная картина мира) или его отдельный фрагмент (локальная картина мира), определенный его срез или аспект. Примерами целостных картин являются мифологические, религиозные, философские, а из числа научных – физическая картина мира (Постовалова 1988: 33).