Поход клюнутого Чичин Сергей
— Вы меня уж простите, сэр Малкольм, а только тое подозрение я имею по полной программе, — заключил Сигурд тоном категоричным, как стук Большой Печати.
А ведь все так и есть, запоздало сообразил капитан. Именно такой разговор и проводил он с доверенными людьми, которых ставил старшими над участками, и благодаря сей накачке сумел крепко приструнить в городе бесчинства, творимые зачастую людьми, привыкшими, что громкое имя защищает лучше щита; сам имел не раз головомойку от вышестоящих, но и сам не гнулся, как сейчас этот вот Сигурд. Что значит — старая школа!
— Что ж, благодарю за бдительность. Это, Сигурд, мой гость. — Слово еле удалось спихнуть с языка и протолкнуть между самопроизвольно сцепившимися зубами. — Звать его сэр Бингхам Драгонслейер, как видишь, попал он в передрягу, изо всех лат один лишь шлем и сохранил. Так что мы ненадолго — я обещался помочь ему подобрать доспех у Крейга и одолжить боевого коня.
— И накормить! — встрял Бинго, за что получил ошеломляющей силы плюху разгневанным капитанским взглядом, и уточнил примирительно: — К этому уже приступил.
— Вона как, — миролюбиво протянул Сигурд, сделал малозаметный жест «отбой» своей бригаде, уже готовой пустить гоблина в топоры. — Да, это бывает. Так сэр Бингхам, как я разумею, к нам ненадолго, и компанию ему предлагать, дабы ни в какой корчме не затерялся и не подвергся новым нападкам, не следует?
— В корчме? — мечтательно откликнулся Бинго и вдумчиво завалил шлем на плечо.
— Не следует, — спешно перебил его сэр Малкольм. — Я проведу, я и выведу. Будь уверен, Сигурд, я уж дорогого гостя и на миг без внимания не оставлю. И таковы мои теплые чувства к сэру Бингхаму, что, коли ты его вдругорядь без меня завидишь в этих ли окрестностях, или вообще в городе, так ты немедля отправляй ко мне гонца, где б я ни был, и тогда уж одного его не бросай. А то он такой… его любой может обидеть.
— Совершеннейше любой! Хоть пеший, хоть конный, а единожды даже с летучего корабля обгадили, — признал Бинго сокрушенно. — Бабы тряпками, дети огрызками… я это… лыцарь я пострадавшего образа.
Сигурд едва не прослезился от сочувствия и даже лошадь Бингхамову, пропуская мимо, по крупу похлопал дружелюбно. Понятливый малый — даже рожу означенного сэра Бингхама не попросил продемонстрировать, справедливо полагая, что такого никогда ни с кем не спутаешь. А вот относительно представления Бинго странствующим рыцарем — эта мысль достаточно интересна, к таким отношение в близких Амберсандеру кругах обыкновенно на порядок лучше, нежели к праздношатающемуся гоблину, а стало быть — и путей побольше будет открыто… До того Дэбоша дороги вовсе не такие уж дикие — рухуджийские бароны, сами из вольного рыцарства, славны своими запутанными кодексами и со всяким, кого почитают недостойным, обходятся порой грубовато. Рыцарю среди них повольготнее было бы. Правда, налагает свои стереотипы и обязанности, навроде ломания копий во имя Дамы Сердца… Навряд ли у него не то что дама, а и само сердце-то есть, а копья ломать он небось станет попросту о коленку. Нет, даже и думать нечего — не продержится в такой роли нисколько. Пусть уж лбом дорогу торит, как у их племени заведено.
— А вот у нас все просто, — нарушил капитанские суждения глухой голос из горшка. — Ежели заехал на клановую землю, то тебе сразу в грызло. А потом пиво пить. Если же ты сам в грызло первый — то сразу пиво, минуя первую стадию. Такие дела, и никаких вопросов.
— Полагаю, спрашивать «зачем в грызло» — бессмысленно?
— Ага. Это ж всяк знает! Ежли ты вдруг инкорпореальное создание, то бишь бесплотная субстанция, то пиво скрозь тебя протекет и на землю выльется. Кому оно надо? А вот ежели в грызло — так бесплотные мигом отсеются. А ежели ты, к примеру, эльф, то, почитай, — все едино бесплотный. Ну а ежели ты плотный, то тебе и не привыкать.
Сэр Малкольм досадливо потряс головой, отгоняя гоблинскую социологию, и указал на обширное подворье:
— Здесь у нас резиденция купца Крейга, который имя себе сделал на торговле воинским снаряжением. Большинство наших городских оружейников на него работает, да и по части привозного он мало что не монополист… Дерет втридорога, зато товар свой знает, и ежели у кого в закромах найдется доспех на тебя, так только у него. Ты держи рот на замке — говорить буду я. На Крейга где сядешь, там и слезешь, вроде как у тебя с лошадью, но попробовать стоит.
— Чей-та я молчать буду?! — возмутился Бинго. — А ежли вы мне какое непотребство сторгуете, в оборках да рюшечках? Или там ежели в груди жать будет, а оно завсегда жмет, я тогда так скажу, что затыкайте ухи. Может, и не надо мне вовсе доспехов ваших. Может, мне и книг ваших не надо и других доблестей! И гномы пускай все на свете забирают — не жалко, все равно, куда ни сунься, везде уже все чье-то. И горшок свой забирай, подумаешь, щедрость он проявил!
Амберсандер в великом изумлении вытаращился на неожиданную истерику. Бинго аж на стременах привстал в напряженной позе. Вот уж чего от гоблина никак не ожидал, так это таких фортелей, более подходящих кисейной барышне.
— Да что с тобой стряслось?! Вроде только что был бугай как бугай, секирой не обидишь.
— Жопу натер, — пояснил Бинго стеснительно. — Я-то думал, оно так просто. Сел — поехал. А оно — сплошные неприятности. Разве это правильно? Вот так же ты и за книжкой меня… вроде просто, а потом небось ни встать ни сесть станется!
Сэр Малкольм безнадежно попытался обжечь его очередным пламенным взором, но за осознанием бесполезности не очень старался и даже лошадь не напугал. Слез с Клепсидры, метнул поводья выскочившему из пристройки младшему приказчику и направился, звякая доспехами, к парадному входу. Бинго ничего не осталось, кроме как поспешить за ним; щит и палицу он по врожденной лености оставил на седле, посох посеял еще в оружейне, так что руки имел непривычно свободные, а потому на первых же шагах успел почесаться в четырех местах, показать Клепсидре обидный кукиш и стащить с башки шлем, явив миру похабную свою рожу, с непривычки покрытую обильной испариной.
Хозяин, поднятый по тревоге бдительными сотрудниками, встретил сэра Малкольма сразу за дверью со старательно наведенной на жестком узкоглазом лице радушной улыбкой. На городских заказах, этим самым Амберсандером сделанных, он в свое время заработал немалые деньги, а вопросы персональной безопасности его собственности в опасных районах капитан всегда принимал близко к сердцу и пониманию, так что мог со всеми основаниями величаться гостем дорогим и важным; правда, и сам сэр Малкольм периодически обращался к торговцу по своим специфическим нуждам, ни одному истинному рыцарю не чуждым, — латы ли подобрать для турнира, редкий привозной меч заказать и всякое такое. В общем, паритет был в отношениях меж двумя столпами общества — административным и экономическим, добрый такой паритет, без камня за пазухой и сдавленного зубовного скрежета. Потому и направился сэр Малкольм к нему напрямую — знал, что уж этот-то старый лис никогда не станет требовать немедленного расчета. Другое дело, что и самому одалживаться — поперек горла, ну да порой не до выбора. Из собственного снаряжения, которого у капитана, как у всякого приличного рыцаря, не один подвал, Бинго разве что балластные мешки сооружать, чтобы не очень шустрил.
— Приветствую, мой добрый друг, — расплылся Крейг навстречу посетителю и почтил взглядом следующего, за ним вошедшего. — Вот эту мать!.. Кто пустил сюда гоблина?
— Он, — накляузничал Бинго, обозначая перстом капитана и бодро ухмыляясь в сторону качнувшихся к нему дюжих приказчиков. — Везде за собой таскает! В кабак, в оружейную палату, в лавку вот… Верите, ночи жду с содроганием.
— Сэр Малкольм… — Крейг растерянно развел руками. — Ну что вы, право слово! Нешто в нашем замечательном городе уж и спутника другого не найти?
Тут только капитан запоздало сообразил, что отношение Крейга к гоблинам едва ли можно назвать беспристрастным. Водя свои караваны через Гобляндию, купец неизменно претерпевал там убытки попросту безобразные; пробовал ходить с караванами сам, не доверяя компетенции наемников, потом долго ходил, кривясь от боли в сломанных ребрах и осторожно баюкая руку с распухшими пальцами… черен шестопера, как оказалось, постоянно норовит вывернуться из руки от удара по гоблинской башке. С тех пор маршруты свои Крейг строил в обход Гобляндии, входя в лишние расходы, и на лихих обитателей горных круч затаил самое натуральное хамство. Окажись сейчас Бинго прикручен к столбу на площади, в связку хвороста под ним Крейгов факел прилетел бы вторым. Обогнать старого рыцаря какой-то купчишка нипочем не сумел бы.
— Сам бы с радостью его разменял на двух помельче, — ответствовал капитан степенно, выдерживая полыхающий обидой взор купца. — Да не ко времени такие торги. Дела наши, господин Крейг, серьезные, дела служивые — не стал бы иначе беспокоить столь мною ценимого предпринимателя. Нужно мне этого малого одоспешить в путь, да так скоро, чтоб уже вчера на полпути отсюда оказался. Кто еще во всем городе с такой задачей справится?
Бинго подозрительно всхрюкнул и, возведя очи к потолочным балкам, начал вычислять. По первой прикидке вышло, что вчера он и так был на полпути отсюда, и недобрый пузан в богато шитом поясе казался тут ни при чем. По прикидке же второй мысли в голове гоблина плотно сцепились извилистыми тентаклями вокруг понятий «отсюда» и «досюда», потом еще нарисовалось некое «сюдо в пейях» (личное изобретение малолетней племянницы) и клюнуло «досюда» в загривок… На этой ноте Бинго от общей увлеченности покачнулся и рефлекторно повел локтем в сторону выставочного доспеха, неосторожно случившегося поблизости.
Сэр Малкольм, однако, был начеку и преступный разрушительный локоть перехватил на полпути стальной хваткой старого бойцового пса.
— Сказать, что малый слаб на голову и движений своих не контролирует, означало бы жестокое приукрашательство действительности, — пояснил капитан насупившемуся еще пуще Крейгу. — Вот потому, почтенный Крейг, его и не след выпускать без должной экипировки.
— Да я сколь с их братом знаком — они нашими-то поделками брезгуют, — пробурчал купец недоброжелательно, хотя взор его уже обрел свойства мерной рулетки.
— Так то брат! — охотно признал Бинго. — Брат у меня тот еще милитарист и агрессор, ему для дела нужна вся эта амуниция, по нему тролли, бывает, мутузят, и иные другие огры на зуб пробуют. Ему ваши хумансовые доспешки, кривыми руками из сырого железа насилу выгнутые, и впрямь не по ранжиру… тут гузно всамделишно прикрывать приходится. Ай!
— Пасть завали, не то пособлю! — вышипел сквозь усы капитан, с наслаждением пытаясь вдавить Бингхамову ступню поглубже в доски пола… и с тоской понимая, что получается это из рук вон плохо — гоблинская нога и пол по твердости отличались друг от друга мало, и даже непонятно, с чьим преимуществом. — Не марайте слух, друг мой, он не имел в виду ничего обидного, просто несет его безостановочно…
— Только когда кабачки молоком запиваю!
Крейговы приказчики, дюжие молодцы ростом аж по Бингхамов клюв, недоуменно переминались с ноги на ногу — хозяин гнать не велел, а за самодеятельность еще и самим по первое число напесочит, но и терпеть это кошмарище в родной лавке… Хозяин же только фыркнул, заправил за пояс большие пальцы, мельком бросил взгляд на Амберсандера (и хороший же счет прозорливый капитан углядел представленным в этом взгляде) и уточнил непосредственно у гоблина:
— А тебе, стало быть, доспех не для дела, а для похвальбы?
— Для маскировки, — попытался было ответить капитан за Бинго.
Но тот и сам себе имел представление, которое к тому же никогда ни от кого не скрывал, и немедленно вывалил:
— Мне б главное, чтоб не дуло ветрами в стыки, а тако же, чтоб всякие оглоеды поостереглись мне на пути чинить препоны. Ты это, слыхал байку про Цепного Демона или там иномировых существов спайкеров? Вот таких бы мне дрючек и прибамбасов зловещих, и чтоб звякало да скрежетало противно, навевая мысли о грядущих неприятностях! Чтоб паника и опасение обуяли каждого, который задумает путь преградить!
— Гм! — только и ответствовал Крейг, переводя внимательный взор на безудержно краснеющего Амберсандера. — И, поди, шлем со злобной личиной, чтобы зубами клацала, и щит с башкой медузы, что в камень взглядом оборачивает?
— Толковый ты дядька, не то что… — Бинго деликатно зажевал продолжение, ибо заметил, как рука капитана ползет к эфесу, — другие всякие. А ежели эта конструкция еще и без меня внутри обойдется, а будет самочинно на лошади трюхать и оскорблять мимохожих, так я тебе спасибо скажу от всего сердца, а как вернусь, так и пивком проставлюсь с премии!
— Хороший латный доспех по нему, верю, найдется в вашем хозяйстве, да вряд ли ему понадобится. — Сэр Малкольм решительно попятил гоблина, пихая его стальным шарниром локтя в твердое брюхо, из Крейгова поля зрения. — К тому же без оруженосца его не вздеть и не снять — я-то уж это знаю доподлинно. Потому, думаю, надо ему что-нибудь навроде бригантины, чтоб через голову влезать, да чтоб шнуровки на боках поменьше — из него тот еще, чувствую, рукодельник. Или, может, кольчугу? Да уж больно он габаритный, откуда на такого бугая кольчугу сыскать, а задерживаться, чтоб мастер надставил, не резон — не на один день работы.
— Кольчугу не обещаю, хотя посмотреть можно. — Крейг кивнул одному из подручных: — Принеси-ка ту, верзильную, что на болотного тролля собирались мерять. Но и бригантину его размеров не очень-то сыщешь. Умеете, сэр Малкольм, озадачить. Кабы день-другой…
— Нету ни дня, ни тем паче другого! — истово заверил Амберсандер, затылком чувствуя недоуменный гоблинский взор. Ну да, не он же ответственен за сохранение городского покоя! — Дела срочные, неотложнейшие, с самого верху, — многозначительно обозначил перстом отмытые дочиста потолочные балки, — по наши души переданные. Да и удовольствие с ним нянчиться, то еще, поверьте уж, врагу пожелать не решусь.
— Очень ты много нянчишься, — оскорбился Бинго. — Только и того, что корчмаря запугал — да я бы и сам справился! А то ишь, грузит, обязывает, настропаливает и авторитетом давит, ну чисто клановый шаман. Вот в детстве голожопом бабка со мною нянчилась — чтоб со всеми так! И сюсюкнет, и потетешкает, а что со скалы уронит через раз — так не со зла же, а по наскрозь благородному пьяному делу!
И в запале попробовал случайным пируэтом внестись в витрину с золоченой кольчугой, но бдительный Амберсандер и здесь случился на дороге.
— Еще раз дернешься, пойдешь у меня по совсем другому этапу! — свирепо упредил капитан, отпихивая гоблина в относительную безопасность посреди лавки. — Ну, может, какие кожи найдутся, а, мастер Крейг? Все равно доспехи растеряет, дурила, а в самом удачном случае пропьет за четверть стоимости.
— Кожи, капитан, на него растягивать придется, это тоже небыстрый процесс. А погоду обещают солнечную, начнет растянутое подсыхать — прикипит намертво, дышать не сможет.
— Дышать мне важно для жизни, — встревожился Бинго и в подтверждение этого факта запыхтел показательно, так что шлемы на полках задребезжали. — Не хочу этих ваших кож, сами их напяливайте! Слышь, усатый, а может, ну его к лешему? Давай я вон в то завернусь, дырок там накручу для рук и иных надобностей — красиво будет и представительно.
И обозначил перстом роскошную занавесь, которой Крейг с претензией занавесил примерочную кабинку.
— Это не отдам, это самому надо, — отрезал купец. — Можно вон кирасу какую ни на есть приспособить, там на ремешках все, подтянуть, где тесно… Стремгод его побери, да ему везде тесно будет. Сэр капитан, а может, его правда завернуть в какую рогожу? У меня мешки от добра на складу есть. Хорошие мешки, большущие, жать нигде не будут, и надеть при известном усилии сам сумеет.
— А ну как шальная стрела или еще какая оказия?
— Шальная? Да окститесь, сэр Малкольм, шальная небось и не протолкнется среди нарочитых. Вы уж поверьте старому доспешнику, я всякую природу изучил — если б их, гоблинов, только латы и защищали, так повывелись бы они еще задолго до наших времен. Я так полагаю, кольчуги свои они начали на драконариев навьючивать, сугубо чтоб прыть их поумерить, а что до противоударности — так она где-то в самой их природе.
— Расовый natural armor, — подтвердил Бингхам самодовольно и постукал себя по груди кулаком, это понятие иллюстрируя. — А от доспехов есть тот великий толк, что они о колючки почти не рвутся, вопреки нормальным штанам. По грибы ходить — кто ж откажется!
Приказчик с натугой выволок из подсобки свернутый рулон, тускло отсвечивающий металлическими кольцами, и встряхнул его, разворачивая. Массивное полотнище кольчуги с бряком стукнуло по полу.
— М-дя, — только и выразился Амберсандер, и не чаявший воочию увидеть доспех, который на Бингхама придется подгонять не растягиванием, но ужатием. Болотные тролли все-таки поздоровее гоблинов всеми статями, так что при наличии должных распорок из этой кольчуги получилась бы для Бинго неплохая палатка. Правда, плетение оставляло желать лучшего, дуть сквозь крупные ячеи наверняка станет адски, от дождя тем паче не укроешься.
— Не-э-э-э, — решительно возразил гоблин. — Это что? Это мне? Не сезон для тулупа, я так скажу. В нем разве убежишь?
— А ты убегать собрался?
— Ну да. Панически, это самое. Я ж не какой-нибудь там ухарь типа рыцаря, чтоб все вопросы решать пиханием железными пузами! Наш путь благ — добро, любовь, вранье и кражи со взломом.
— Да умолкни ты уже! — Сэр Малкольм потряс сжатыми кулаками, не будь в гостях — не сдержался бы и отоварил ближайшую стену, а так пришлось ограничиться жестом бессильной ярости. — Мастер Крейг, прошу как друга, дайте хоть мешок, лишь бы быстрее. Ежели он тут еще пять минут проведет — гроша ломаного не поставлю на то, что все вокруг не осыплется.
— Хозяин, еще доспех мамонтовой шкуры есть куда как немаленький, — тихо прогудел в сторону Крейга приказчик.
— Волоки, — откликнулся Крейг, начавший проникаться паническим настроением сэра Малкольма. — Тащите также клепаную кожу оркской серии, какая есть поболе, и панцирь амазонского фасону… у него допуски большие, есть что выгнуть и что выпрямить.
— Не надо прямить, так возьму, на привалах время коротать, — мечтательно возжелал Бинго, острым взором приметив оный панцирь, оснащенный по фасаду парой сферических выгнутостей на полгаллона каждая.
— Тогда отдавай разговорную лошадь, — мстительно потребовал капитан. — А то слишком насыщенный досуг как бы не сказался плачевно на твоем слабом здоровье.
— Твоя правда, — скрепя сердце признал Бингхам. — Непременно между ними растеряюсь, неудобняк получится. Забирай свою лошадь, у железной полутетки хотя бы нет копыт для моего обижания.
Доспех из мамонтовой шкуры приказчикам пришлось тащить вдвоем — толстая косматая шкура и сама по себе весила немало, а тут еще скрепляющие все ее перегибы металлические пластины, крючья и заклепки… Бинго сразу скептически покачал головой, а капитан все-таки попытался себе представить, как гоблин будет выглядеть в этом дикарском ансамбле и с турнирным топфхелмом на голове. Вышло смехотворно даже с поправкой на совсем несмешные гоблинские стати, а в этом суровом мире над шутами принято назойливо потешаться, вместо того чтоб дать дорогу. Ну, или пытаться потешаться. Тяжела доля проходного персонажа в приключенческой истории! Появляешься на страницах мимоходом, облучаешься с невыгодной стороны, представляясь ограниченным и недалеким, и, вместо того чтобы излить наболевшее и нащупать в зыбком море жизни брод к счастью, вынужден подгрести к нахально жизнерадостному главному герою с надуманной придиркой, схлопотать от него по шее и вылететь далеко на обочину истории… Несправедливость, а что поделать — каноны жанра, в котором все уже придумано до нас, гибкостью не отличаются.
— А поцивильнее бы. — Капитан с трудом отогнал мрачные думы, уверив себя, что он-то уже не проходной, он важная фигура, его вот так просто из повествования уже никакой Бинго не выдвинет! — Чтоб не дикарем с горных круч смотрелся, но воином грозным и опытным, какового задирать себе дороже…
— Чтоб не дикарем с круч — тут без магии трансмутации не обойтись, — сварливо отрезал Крейг. — Вы, капитан, от меня чудес-то не дождетесь. Вам ли не ведать, что доспех мало напялить… это и на манекен можно. А чтоб смех не вызывать, его надо уметь носить, чтоб ни ногами не загребать, ни плечи не натирать, и чтоб локти в нужную сторону гнулись.
— В нужную?.. — Бинго задался самоочевидным вопросом и погрузился в изгибание локтей. То, что обе руки охотно согнулись в одну сторону, его не порадовало, ибо с детства он накрепко помнил, что одна из них левая, а другая правая, и соответственно в действии их должны быть какие-то различия, желательно доходящие до противоположности. Городские нравы! Из очевидного сложное состряпали.
— Вот такое могу еще предложить. — Крейг принял у приказчика увесистый доспех из толстой кожи, усаженной крупными железными бляхами. — Орки делают, среди них и крупные бывают… В наших краях популярностью не пользуются, но работа хорошая, добротная и аккуратная. Все на боковых ремнях, в комплекте поножи, оплечья по локоть, даже сапоги для рукопашной… или ногодрыжной? Воинственный народ, эти орки, у них все в дело идет.
— Сапоги-и-и! — В голосе гоблина прорезалось неподдельное счастье. Капитан и купец машинально опустили взгляды на его обувку — вроде не сношенные опорки, замены которым нищий владелец уж и подобрать не чает, а новенькие, еще пахнущие просмоленной ниткой ботфорты. Что ему не так? Шипов да подковок для грозного битья не хватает или же опасается, что свои засмеют, величая модником? — Чего лупитесь? Размер малость не мой, брал в спешке… очередь стояла… — Бинго очень постарался засмущаться, но не преуспел. Очередь, к слову, в тот раз и впрямь стояла — и даже не стояла, а двигалась уверенной поступью бывалых облавщиков, не то бы помимо сапог одолжил у их былого обладателя еще чего-нибудь из вычурной его амуниции. Ботфорты пришлись не то что не впору, а начали лопаться сразу после того, как гоблин на передышке остервенело вколотил в них свои заскорузлые пятищи. Обманулся с размером на добрых полдюжины, до какой-то степени спасла нынешняя нелепая мода носить обувь непомерно длинноносую, но в жмущих сапогах какие уж подвиги! — Давай, добрый господин из торгового сословия, оркский наборчик! Я раз видел орка — потом штаны стирал, а при ближайшем рассмотрении пришлось и штопать. Сапоги размеру пятнадцатого, который эльфийскому полусотенному соответствует.
— Снегоступы отстегнуть не пробовал? — ворчливо отозвался Крейг, кивая приказчику.
— Со второго раза получилось, — похвалился Бинго с гордостью. — Ходить легче стало, это ты прав. Ушлый ты дядька, как я погляжу! Все в жизни попробовал, все знаешь, тебе небось и книги всякие без надобности, не то что некоторым.
«Некоторые» разразились предупредительным кашлем, за что и огребли от бдительного и услужливого Бингхама промеж лопаток. Пятерня гоблина, размером с хорошее весло, жахнула в панцирь с гулким отзвуком погребального колокола. На миг капитан Амберсандер осознал, что мир-то — вот он, с овчинку, к тому же быстро движется навстречу… а потом на какое-то время его мироощущение помрачилось вовсе, и только сковавшая члены контузийная вялость воспрепятствовала обращению капитана в безудержного берсерка. Она да еще жестокое осознание, что порубить он тут, пожалуй, ухитрится всех, кроме того единственного, по которому и впрямь плачет разящее лезвие.
— Да ты буян, братец! — укорил Бингхама купец, проследивший, однако, за миграцией дорогого гостя через половину лавки не без удовольствия. — Ты хоть ведаешь, почем ныне покушение на должностное лицо при исполнении?
— Два пейсят, я слышал, — не очень уверенно предположил Бинго, потрясая отбитой дланью. — Это если покушение с пивом, но без крепких напитков. На столько одно должностное это лицо при мне покушествовало. Не лицо, по сути, а ряха — в три дня не обхаркать! Мы-то попроще, нам и на полтинник питаться не привыкать.
Капитан, буде остановлен в своем полете нежными объятиями пары дюжих приказчиков, на некоторое время затих, собирая силу духа, что позволила бы ему обернуться, не вытягивая попутно меч. Дышал, как сам учил молодых рыцарей, через нос, пропуская мощные ровные волны через все тело, вымывая с ними слепой гнев и всесокрушающую ярость, заминая инстинкты прирожденного рубаки, вспоминал доброе, успокаивающее: резню в городских притонах, пыточные застенки безумного колдуна, бессонное ожидание жены с бала, куда сопроводить ее не мог по причине ранения. Все, что было до появления этого ходячего кошмара, расцветало яркими, сочными красками. Так вот что имел в виду престарелый наставник, когда повторял, что крепиться надо всю жизнь, ибо чем дальше — тем круче будет каша! Каждый раз, когда кажется, что худшее уже пережито и больше уж ничего стрястись не может, заходит в город совершенно сторонняя образина и враз эту иллюзию прерывает. Поспеть бы помереть до тех пор, как жизнь зайдет на новый виток и случится нечто, с чем рядом гоблин покажется приятным воспоминанием!
Впрочем, есть такое мнение, что всякое неприятное воспоминание на деле приятно — если сравнивать его с еще не исчерпанными обстоятельствами. И пожалуй, приятно будет щекотать капитанские нервы память о том, как боролся он с собой, стальною волей обуздывая ползущую к эфесу руку, и как в конечном счете победил, одолел, не дал низменному инстинкту возобладать над несокрушимым воззванием разума!
Или дал?
— Че-то он пыжится недобро, — посетовал Бинго, осторожными шажками сдвигаясь за Крейга. — Вы б у него железку приняли, служивые. Я ж чего? Я ж по добру, я ж помочь! Кабы хотел обидеть, нешто бы стал об евоное железо лапу портить? Которые в жесткой оковке — тех свалить проще, нежели продубасить скрозь скорлупу.
Разумность этого аргумента Амберсандер отмести не смог. В самом деле, заподозрить гоблина в нарочитом оскорблении действием сложно. Чтоб субординацию нарушить умышленно, в ней хотя бы разбираться надо! А этот что ни делает — все невзначай, чихнет ненароком — так непременно угодит в монаршую лысину.
— Надевай-ка ты скорее доспех, покуда господин капитан благодарственную речь готовит, — хмуро посоветовал ему Крейг, смекнув, что тут и жареным пахнуть может. — Что ж, сэр Малкольм, покуда он тут модничает, мы можем пройти поглядеть на новые образчики, что вполне могут подойти вашему ведомству. Не хотелось бы, понимаете ли, чтоб кто-либо пострадал. Кровь опять же замывать повсеместно — забота та еще, никому не пожелаю, да и вы, верю, того же мнения.
Этот выстрел попал в наиболее чувствительное капитанское чувство — ответственность. В чужой монастырь он никогда со своим уставом не хаживал, а если и врывался с клинком наголо в чужие владения, так не рассчитывая при этом сохранить с хозяином дружеские отношения. Последнее усилие — и латные пальцы наконец перестали сходиться в кулаки.
— Буду рад, — сипло выкаркнул Амберсандер в сторону Крейга, вложив, надо признать, в этот выдох немалую толику признательности. В ситуации, когда сам с собой не разберешься, как никогда кстати бывает вмешательство понимающего товарища! Капитан тряхнул головой, изгоняя звон, оскорбленно выпростался из пальцев купеческих подпевал и, пошатываясь, двинулся за ведущим хозяином.
Оставшись почти что без присмотра, Бинго чуть не совершил неожиданное — ничего не сломал, но в последний момент не удержался и, лихо набрасывая через голову врученный ему орочий доспех, слегка задел им светильник под потолком. По случаю раннего времени светильник не горел, так что обошлось зловеще забрякавшей цепью, брызнувшим на стену маслом и легким перепугом среди приказчиков. Доспех напялился легко и вроде бы даже не сильно мал приключился; гоблин потыркал пальцем в пару пряжек и искательно оглядел окружающих в поисках сочувствия и поддержки.
Приказчики, приученные не язвить и вообще относиться к самым чудаковатым клиентам с уважением, пока хозяин не велел гнать в шею, приступили к делу незамедлительно. Ремни замкнулись в пряжках, заскрипели подтягиваемые слои плотной кожи, звякнули сходящиеся пластины. Бинго удивленно хрюкнул, надул пузо, проверяя доспех на прочность, и остался им вполне доволен — ничего не поотлетало. Последний кожаный доспех, который на него удалось напялить до сего момента, сперва поплатился тремя комплектами шнуровки, а потом, буде стянут стальною цепочкой, неудержимо лопнул по всему фронту, обратившись в кокетливый жилет. Контроль же качества на оркском производстве оказался на высоте — кожи затрещали, физиономия гоблина налилась не то что красным, но прямо-таки фиолетовым окрасом, а финальным аккордом воздух в лавке стремительно утратил в свежести.
— Мощно, — признал старший приказчик полуодобрительно, потрясая головой, ибо уши ему наглухо завалило мощностью звукового аккомпанемента.
— Да, хорошо сшито, — невпопад согласился и Бинго, утер рукавом заслезившиеся глаза и попутно куснул зачем-то оплечье. — Смотри-ка, с корой дубили, совсем как в наших широтах, только шкура нездешняя, толстая больно и невкусная… Сапоги принесли? Давайте сюда, я на них и повелся! У нас что ни сказка, так у героя непременно меч-кладенец, оркские сапоги да верный спутник инородного происхождения… До сего мига я полагал, что все три сущности сплошь сказочные. Да портянки найдите, сделайте такое одолжение — я, чтоб в это моднявое безобразие втиснуться, свои выкинул, да и то мало что не пришлось ноги обстругивать.
И ведь почти что не соврал, ибо портянки и впрямь выкинул — не в последнюю очередь ради того, чтобы была возможность присесть и втиснуться в сапоги. Ничто так не отбивает у преследующих собак желание да и возможность преследовать беглеца, как умело размещенная поперек следа гоблинская портянка. Жалко, конечно, хрупкую здоровьем фауну, подвергнутую губительным эманациям, но тут уж кому что дорого.
Сапоги подали без промедления — здоровущие, как раз по Бингхамовым копытам, кожи твердой и столь шершавой по наружной стороне, что можно ножи затачивать, как о точило, да к тому же с короткими подбойками-клинками на подошвах, вшитыми за голенище кинжальными ножнами, шипами-шпорами и мощными стальными подковами, какой попасть в лоб — и никакой палицы не потребуется. Бинго даже не поленился сперва надеть сапог на руку и приглашающе помахать ею в поисках приключений, но опытные Крейговы сотрудники на посулы не повелись, а вовсе даже напротив — убрались подальше. Бингхам деликатно выбрал выставочный панцирь попроще и на пробу посадил на него пару устрашающих вмятин. Результат оказался неизменно превосходен, хоть проси пару дополнительных сапог на руки… хотя нет, это все-таки не вариант — кружку держать будет нечем, подал голос внутренний Бингхамов мудрец, имя коему в обиходе — спинной мозг.
Общими стараниями упаковка Бинго прошла без больших проблем — разве что младший приказчик в кровь рассадил ладонь о травмоопасную шкуру сапог, а сам Бинго, проверяя подвижность пальцев в боевой варежке, запихнул большой палец в ноздрю, где тот и застрял. Если не считать этого досадного экзерсиса, вид гоблин обрел вполне деловитый и убедительный. Правда, уверенности в том, что самому ему удастся замкнуть все пряжки в нужном порядке, у него отнюдь не возникло — их на одном панцире нашлось с полдюжины, а еще все дополнительные элементы, которые, впрочем, проще вообще не снимать, а то потом хрен сообразишь, что куда приспосабливать. Сколько там до этого Дэбоша?.. Рукой, не погрязшей в носу, Бинго поскреб затылок, два раза подряд сбился в подсчете и постановил считать, что в целом терпимо. Все равно переодеваться не в его привычках, да и особо не во что. Проще потерпеть, не снимая, до возвращения. Или до оказии, в результате которой станет не до выбора.
— Хоть верьте, хоть нет, а начинаю уважать ваше торговое предприятие, — вполне искренне выразился Бинго, обращаясь за отсутствием в поле зрения хозяина к приказчикам. — Ранее я по наивности полагал, что торговое дело — глупство и… как это, эльфийское такое словечко… нонсенс. Ныне же вижу воочию, что оно славно, когда не приходится полжизни ходить в одной латной варежке, при дележке трофеев перепавшей! Буду восвояси, так и передам нашим, что, мол, совершенно благородное дело — подобное запасение и распределение, и все врут, что, мол, козленочком станешь. Вы, други, ни единожды не козленочки — настоящие матерые козлища, ажно завидки берут. Ныне у меня дела великой важности, как там этот усатый выражался — государственной надобности. Но как вернусь с победой, ждите в гости — с меня пиво с сушками. Пока же бывайте, передавайте привет старшому, а от головных болей…
— Ну давай, рискни.
И столько леденящего, как пороша на вершинах Железных Гор, холода было в голосе капитана Амберсандера, что Бинго враз согласился про себя со всеми его постулатами о несовершении антиобщественных поступков, отказался от идеи наградить приказчиков дружественными зуботычинами и даже руки сложил по швам, причем одну из них выдрал из носа буквально с мясом, но боли не почувствовал.
— Достал ты меня, гоблин Бинго, как даже законной теще никогда не доводилось, — с тихой ненавистью прошипел капитан, предусмотрительно далеко не отходивший и вовремя успевший возникнуть в дверном проеме. — Я-то с тобой по-хорошему, не хотел тебе жизнь осложнять, а ты…
Бинго открыл рот, чтобы возразить, но вместо этого инстинктивно попробовал извиниться. Техникой извинения он отродясь не владел, потому сказалось им что-то невразумительное, типа:
— Не буду, ветчина с песнями, до самых седых подмышек!
И шмыгнул носом, рассчитывая сделать это трогательно и умилительно, но взамен того некрасиво заляпав пол и доспех кровью из поврежденной ноздри.
Капитан нимало не впечатлился и с сурового пути обрекающей своей мысли не свернул.
— Будем, стало быть, с тобою по-суровому, — обронил он веско. — А ну, за мной топай, да не думай свернуть или там сбежать — хуже будет. Благодарю за содействие, мэтр Крейг, за мною, вы ж знаете, не заржавеет. Да вот, кстати, могу ли еще об услуге попросить? Отрядите человека ко мне домой со словом к дворецкому. Пускай велит заседлать в поход моего старого боевого коня Рансера и отвести к Змеиным воротам. Ежли полагает нужным выбросить не без пользы какое-нибудь старое железо, из того хлама, что в чулане, может и его нагрузить.
— Удачи, сэр капитан, да и тебе, сэр гоблин, — благодушно пожелал купец из-за спины сэра Малкольма. — Ежли я чего в жизни разумею, от сего момента она тебе ох как кстати придется.
Бинго панически всхлипнул и покорно поволокся за капитаном. Со страху в нем прорезалось понимание, что шутки и впрямь кончились, а когда без шуток — тогда затеваться не резон даже с маломерком. Так маленькая белочка, защищающая свое потомство, обращается в злобного демона, с коим не совладать и знатному клановому бойцу, и лучшее, что можно сделать, — не злить ее дальше, а позволить ей идти, куда хочет, не совершая резких движений. От переживаний гоблину опять захотелось кушать, а поскольку желудок его, имеющий какой ни на есть конечный объем, заполнен был и так практически до отказа, его вполне логично затошнило, но расставаться с поглощенной халявой и тем более выплескивать ее на голову мерно шагающего впереди капитана, этого клубка грядущих неприятностей, Бинго был не готов, так что ограничился глубоким паровозным пыхтением и мученическим выпучиванием глаз.
Сэр Малкольм стремительным нахрапом преодолел двор, внушил эквивалентные чувства и Клепсидре и вмиг взвился в седло. Бингхам, стесняясь заскулить, тоже полез на свою конягу, а капитан, не заботясь более его присутствием, немедля развернул кобылу в ведомом ему направлении и чувствительно ее пришпорил. Незримый поводок, протянутый меж ним и гоблином, натянулся и на миг опасно завибрировал, но выдержал. Взгромоздясь верхами и матеря про себя не понимающих шутки рыцарей, Бинго последовал за работодателем, забыв даже, что управлять лошадью не умеет, а оттого непривычно легко добившись от нее потребного.
На этот раз ведущий был столь суров и стремителен, что не состоялось ни разговоров, ни попутных приключений; стремительная скачка во весь опор, добавочно осложнившая болезненное положение Бингхамовой задницы, а в конце маршрута — самый натуральный казенный дом.
3
Кварталы пронеслись мимо и вскоре, к вящему опасению и неудовольствию Бингхама, обрели вид нежилой, но казенный. Совсем же испарились надежды гоблина на то, что все еще может обойтись, когда Амберсандер решительно припарковался возле здания, на вид донельзя сурового — сложенного из массивных серых глыб и забранного на всех окнах толстыми железными решетками, какие не факт что и при желании удастся выломать.
— Может, не надо?.. — осмелился пискнуть гоблин, с неприязнью оглядывая крупных парней при полном вооружении, вытянувшихся во фрунт при виде капитана.
— Надо, — сквозь зубы огрызнулся сэр Малкольм. Негодование, бурлившее в его недрах с самого момента исторической встречи, перестало полыхать ярким пламенем, зато смерзлось в ледышку, которая, как известно, при общем обморожении организма тоже может ощущаться как ощутимо теплящаяся. Паника, обуявшая гоблина, приятно оттеняла это иррациональное тепло, а осознание, что вот-вот кончится гоблинская масленица, сияло в мозгу капитана ярким светочем, идти на который в любой кромешной тьме легко и приятно. — Не отставай, не то заблудишься, и я тебя тут с удовольствием потеряю. Дубину свою прихвати, если хочешь.
Бинго постарался решить, хочет ли он прихватывать дубину, и уяснил для себя, что то, чего он хочет, находится миль за пять от нынешнего его местонахождения — все равно, в какую сторону. С лошади он сваливался совсем уже мешком, колени подрагивали, так что дубину прихватить все-таки пришлось — в основном в качестве посоха. Капитан широким шагом направился к самой неприятной на вид двери — обитой железом, снабженной засовом и опекаемой сразу четырьмя окольчуженными верзилами.
— Этот со мной, — кратко объяснил им сэр Малкольм. — Открывайте!
Спорить с капитаном в его нынешней целеустремленной ипостаси дураков не нашлось — засов мигом сдвинули, а кольчужные хлопцы, отставив неудобные внутри помещения пики, выстроились в колонну по двое перед дверью, поместив руки на рукояти мечей.
— Отбой, — огорчил их капитан. — Сами обойдемся. Факел только дайте.
Факел немедленно появился из караулки, бородатый сержант споро высек на него искру и, прикинув субординационные моменты, вручил его Бингхаму в свободную руку.
— А еще чего-нибудь? — вяло пожелал Бинго, совершенно растерявшись, — то ли ему хотеть казаться как можно меньше и незаметнее, то ли, напротив, как можно больше и всех застращать. — Золото, брульянты, может, у кого дочка симпатишная?
— Арбалеты заготовьте, — оборвал его пожелания Амберсандер. — Коли этот крендель без меня возжелает выскочить, дырявьте его без жалости. Да на всяк случай бронебойными заряжайте, он из прочного семейства, сам давеча хвастал.
— Бронебойный дырявит хорошо, а убивает скверно, — уныло признал Бинго. — Может, срезнем лучше? Чик — и не мучайся.
— Ничего, помучаешься. Свети!
И двинулся капитан в темноту за дверью, а Бинго, ежась от скрипа за спиной арбалетных воротов, неволей потащился следом, высоко задрав факел. Самому-то ему этот неровный свет даром был не нужен, гоблины и в сумраке видят преотлично, а тут тем более смотреть было не на что — сплошные ровные каменные стены да лестница под уклон, время от времени загибающаяся налево под прямым углом. Глянув в лестничный колодец, Бинго немедленно пожалел о такой предприимчивости — лететь вниз получалось не так чтоб очень долго, но сугубо неприятно, ибо даже соломки подстелить не удосужились — через сотню футов ждал сплошной каменный пол, голый, как череп шамана. Из такого, поди, выбираться — сплошное удовольствие, но и оно теряется, если вспомнить про арбалеты с бронебойными игольчатыми болтами, ждущие наверху под ласковым солнышком.
— Ежли ты вдруг обиделся, таки ж я обратно говорю — не со зла я, — проблеял Бингхам жалобно. — Ну, тресни меня ответно, даром что я особо не кашляю… чего сразу в такие пенаты? Я птичка вольнолюбивая, горная, в эдаких казематах у меня эта, как бишь ее… проклятые эльфы горазды словеса выдумывать — язык сломаешь!.. клаустрофобия!
— Раньше сядешь — раньше выйдешь, — отмахнулся капитан от его излияний. — Молчи уже, береги дыхание, да и образ не порть. Даром, что ли, я тебя в герои ряжу?
— А я железную башку там забыл, на лошадке-то! Какой я герой с такой-то паскудной рожей? Мож, того… вернемся за ведром? Заодно сядем, дух переведем, перетрем за наше ничего… а?
Капитан ни возвращаться, ни поддерживать диалог не пожелал, а пожелал он со всей доступной скоростью преодолеть лестницу, опустившись на самое дно каземата. Здесь обнаружился длинный коридор, по обе стороны которого тянулись бесконечные ряды каморок, замкнутых толстенными решетками из деревянных брусьев, а где и из прутьев, в которых под ржавчиной угадывалось неплохое железо. Вот тут факельный свет оказался нелишним и для гоблина — настолько густой, непролазный мрак стоял в темнице. Смрад висел — куда там пресловутой гоблинской портянке, отродясь не стиранной. И не только нормальный, физический смрад нечистот и немытых тел, но и характерный для натуральной темницы запах безысходности, безнадежности, неволи. Бинго на миг даже забуксовал, размышляя, не разменять ли таки сулимое здесь сомнительное счастье на попытку прорваться через арбалетчиков — а то потом выбирайся еще и из камеры… но в последний миг смекнул, что в каталажку вот так вот, с факелом, палицей и при полном доспехе, обыкновенно не конопатят, так что собрал, сколько оставалось, самообладания и поволокся вслед за капитаном к самым дальним камерам. По пути огляделся по сторонам, утешая себя наблюдениями — и впрямь заросшие особи, донельзя неопрятные и грязные, не могли похвастаться наличием оружия и доспехов. Иные боязливо жались по углам своих каморок, некоторые же, напротив, приникали к решеткам, блестя в тусклом факельном свете глазами. Один аж длинную ручищу выпростал навстречу источнику света — капитан его миновал, не удостоив вниманием, а гоблин хотел было по совести отмахнуться дубиной, но разглядел длинный потек слюны, свисающий из бездумно оскаленного рта бедолаги, и сердобольно обошелся легким шлепком наотмашь, чисто чтобы дорогу не застил.
— Я все понял уже, — хлюпнул Бинго в капитанский затылок. — Больше не надо! Я так не хочу… я себя хорошо буду…
Амберсандер досадливо дернул плечом — заткнись, мол, — и остановился, только достигнув самой дальней камеры. К которой и повернулся лицом, сложивши руки на груди и словно ожидая чего-то.
Бингхаму, пришвартовавшемуся за капитанским плечом, сперва показалось, что в камере обитает животное бабизяна, про каких в числе прочих сказывали заезжие менестрели. В аккурат так, по-звериному неразумно, вел себя тутошний поселенец. Не сидел и не валялся на прелой соломе, как разумные и цивилизованные соседи, не лез на решетку, как тот полоумный, а висел, уцепившись за что-то под самым потолком, и методично двигался всей тушей то вверх, то вниз, насколько хватало длинных рук. Раз, другой, третий… дальше Бинго никогда не учился считать, обходясь общим «много». На визитеров жилец внимания не обращал, капитан тоже не стремился форсировать общение, так что через некоторое время Бинго пересмотрел первичный диагноз и присудил жителю камеры статус механизма. Сам он давно уже — с тех пор, как вышел из-под сурового контроля Мастера Боя Громелона — не злоупотреблял нарочитыми физическими упражнениями, с лихвой обходясь жизненными оказиями, но представление о нормативах имел самое яркое и сильно сомневался, что обычное живое создание вообще способно подтянуться столько раз, тем паче без стимула в виде здоровенного жлоба с доброй плеткой.
— Это кто? — вопросил гоблин наконец, не без раздражения.
Капитан брезгливо мотнул головой и не ответил. Туша продолжала мерно вздыматься и опускаться. Бинго подождал еще с полминуты, набрался решимости и поднес факел поближе к решетке. Пляшущее бледное пятно вытянуло из темноты белесую тушу, шириной не уступающую Бингхамовой, а то ее и превосходящую… вот только с пропорциями у туши что-то не ладилось. Бинго поприкинул так и эдак и наконец сообразил, что не так. Потолок камеры был чуть повыше его макушки, так что сам он, ухватись за какую-нибудь балку руками, вынужден был бы стоять на полу на коленях, а местный обитатель, даже повисая на прямых руках, до пола решительно не дотягивался. «Ноги, гады, отрубили бедолаге!» — пронзила Бингхама жалостливая мысль, но тут же и отпустила, поскольку ноги у туши, как оказалось, были на месте — душевные такие пятки, тоже размером с гоблинские. Не заметить их было трудно, ибо хозяин держал их на виду, выставив прямо перед собой и таким образом являя своим телом прямой угол. Бинго поприкинул, какой чудовищной мощью должен быть наполнен торс этого странного малого, чтоб удерживаться в таком положении, и осторожно попятился.
— Не дождешься, — тихо, но твердо пообещал он капитану. — Я лучше как этот буду. — И обозначил факелом безумца, который, не восприняв шлепок впрок, продолжал из своей камеры безнадежно тянуться к свету.
— Может, и будешь, — неопределенно откликнулся капитан, голову слегка склонил набок и продолжил созерцать бледнопузый «вечный двигатель».
Бинго потерпел еще немножко, но неуютность все нарастала, а оттого захотелось и еще по одной знаменитой нужде. Проситься же в камеру к этому пану спортсмену, дабы воспользоваться удобствами, решительно не казалось достойным вариантом.
— Таки я пойду или мы ждем чего? — уточнил гоблин нервно.
— Мы ждем, — ответствовал Амберсандер сухо.
— Чего?
— Кого. Его.
— А чего его ждать? Он уже пришел.
— Ну так войди и поздоровайся. Или ключ нужен?
— От замка, где деньги лежат?
— Как будто ты в замки через двери ходишь.
— Я б ходил, да не пускают. А может, в него того… из бронебойного арбалета, чтоб свалился? Чего он, как сволочь, — к нему пришли, а он знай испра… это… упражняется.
— Учись терпению, Бингхам из рода Гого. — В голосе сэра Малкольма проскользнула злорадная нотка. — Не знаю, как там насчет везения, что тебе Крейг желал, а вот терпения тебе потребуется куда как много.
— Ты бугор, — признал Бинго.
Вроде бы незримый аркан, на котором капитан его волок от Крейга, испарился, и сам Амберсандер несколько вышел из роли лорда-демона, которому можно только подчиняться, но к этому времени Бингхам настолько запутался в ситуации, что счел за лучшее не рыпаться, пока снова не увидит знакомое небо и желательно поменьше взведенных арбалетов. Так что, дабы не утруждаться понапрасну, он привычно уселся на задницу, поджал ноги, дубину положил рядом, а освободившейся рукой подпер голову и приготовился терпеть.
И не успел еще задремать, как вместо очередного подъема к потолку обитатель камеры разжал пальцы и с мягким шлепком босых пяток приземлился на каменный пол.
— Приветствую тебя, Малкольм Амберсандер, — прогудел он звучно и отвесил глубокий церемонный поклон, и даже одетость его исключительно в набедренную повязку и безразмерную бороду почему-то не сделали сей жест нелепым или комичным.
Бинго немедленно встрепенулся, оглядел заключенного и изумленно квакнул. Дварф! Живого дварфа он отродясь не видал — да, говорят, не видал никто уже несколько поколений, с тех пор как последние кланы ушли в свои подземные твердыни и запечатали за собой входы. Но тут уж сомнений быть не может — ростом по плечо капитану, буквально поперек себя шире, борода, какой ни в жизнь не отрастить другим расам… Самый натуральный дварф, как на лубочных картинках, — только секиры да блистающих мифрильных лат и не хватает для полного образа.
— Приветствую тебя, Торгрим Даймондштихель, — ответствовал капитан и, углубляя Бингхамово изумление, ответил ровно таким же поклоном. Это уж совсем встало вразрез с гоблинским пониманием человеческих порядков. С этой стороны решетки, как Бингхаму было доподлинно известно, находящихся внутри камер принято оскорблять и подвергать поношениям, а если ты такой добрый и вообще либерал, так лучше лишнюю миску репы просунь между прутьями, но кланяться-то зачем?
— Как здоровье твоей почтенной супруги? — как ни в чем не бывало продолжил светскую беседу дварф, приближаясь к решетке и фривольно на нее облокачиваясь.
— Благодарю, чувствует себя превосходно. Сэр Даймондштихель, я пришел не с праздным визитом.
Дварф неспешно поворотил голову в сторону Бингхама, и тот запоздало подхватился, подобрался и воздвигся в рост, едва не запутавшись в ногах.
— Точно так, это и есть причина, по которой я вынужден просить тебя о помощи, — подтвердил Амберсандер, ощутимо кривясь. — Это Бингхам из рода Гого… Надеюсь, с этим племенем тебя не связывают никакие душегубские обязательства, Торгрим?
Дварф призадумался, вместо ответа обратился непосредственно к Бинго:
— Здоровья тебе и крепкого кайла, Бингхам из рода Гого.
— Спасибки, с кайлом у меня порядок, в три руки не согнешь, — независимо ответствовал гоблин, ответно пораскинул мозгами и предположил следующее: — Надеюсь, и твоя борода не редеет, Торгрим из… э-э-э… с первого раза не запомню.
— А чего ей редеть? — подивился дварф и вернулся к беседе с капитаном. — Мой клан не связан кровной враждой с родом Бингхама. Хотя имею смутное чувство, что убить его мне очень скоро захочется. Это тревожит меня, сэр Малкольм.
— Это совершенно нормально, — утешил его капитан. — И именно потому я обращаюсь к тебе, ибо ты единственный известный мне витязь, которому хватит силы воли этого не сделать… до поры до времени. Сэр Даймондштихель, готов ли ты сменить добровольно принятое заключение на епитимью по моему выбору?
— Я дал слово, сэр Амберсандер.
— Что ж, в таком случае вот тебе моя просьба. Ты должен отправиться с этим гоблином на остров Дэбош, помочь ему добыть то, что ему поручено, и вернуть это сюда, мне. Речь идет о книге… книге, принадлежащей древним араканским владыкам. — Как ты понимаешь, подобное задание я бы с большей охотой доверил тебе одному, но в свете наших странных отношений и кое-какой производственной специфики вынужден предложить тебе роль второго плана при гоблине. Если что-то случится с Бингхамом, ты должен будешь взять книгу и привезти ее сам, хотя этот вариант грозит известными осложнениями. После этого ты будешь полностью свободен от всех обязательств передо мной и другими воинами Аракана, и мы наконец вздохнем свободно, потому что жрешь ты в своем заключении так, что и сэр Бингхам не в любой день обставит.
Торгрим раздумчиво запустил руку в бороду и там пошарил (Бинго сразу заподозрил, что в поисках бутылки для увеличения ментальной силы).
— Это и есть задание, чья ценность равна моей жизни, врученной в твои руки, рыцарь Амберсандер?
— Торгрим, да ты глянь на него. Я знаю, что ты аскет и паладин, но после недели в его компании даже ты начнешь требовать компенсации и молока за вредность.
— Э-э-э, а мне за вредность? — возмутился отставленный от разговора Бинго. — И вообще, как-то ты, почти не спросясь, меня сосватал. Я-то надеялся, в детской наивности, что ты мне амазонку видную предложишь в спутники или хотя бы охотника, чтоб голод на полпути не настиг. На шиша мне такое сопровождение, да еще, как ты говоришь, падл-один. То меня замаскировать пытаешься, а то такой, с позволения и без обид, архетип навьючиваешь. Я б, может, лучше без ансамбля, сам, … один, …?..
Но высказывал он все это без особой категоричности. В пути, особенно в опасном пути, нет ничего лучше надежного спутника, который и в бою прикроет, и на привале покараулит. А сбежать, судя по длине дварфовых ног, от него всегда можно невозбранно.
— В одном юноша прав, — дварф кивком подтвердил, что под юношей имеется в виду вон та каланча с факелом, — если важна скрытность и некипишовость, так я стану плохим выбором, сэр Малкольм.
— Да так уж прямо и скажи, что тебе тут темно и уютно, — спешно поддел Бинго, ощутив опасение, что этот подарок судьбы, коему предначертано прокладывать ему путь большой секирой, может соскочить с крючка. — Еще вот, говорят, и кормят от пуза. Слышь, старшой, а мож, я тоже тут с ним рядом присоседюсь? А то садись с нами третьим, я игру знаю на фофаны… то есть, по сути, в фофаны, поскольку никаких карт или там костей в такой темени не побросаешь. Никто никуда не идет, всем спокойно…
— Думаю, даже до Дэбоша не доживет, — печально заключил Амберсандер.
— Ты недооцениваешь крепость самурарфского слова, — упрекнул его Торгрим. — До Дэбоша, обещаю, доживет. Ну, может, только немного потише станет… и, возможно, малость покороче, чтоб мне не прыгать всякий раз, дабы ему кляп вставить.
— Злой ты какой! — ахнул Бинго всполошенно. — А и продолжай гнить в своем этом самом, аскет пакостный. Без тебя съезжу!
— Никуда ты без него не поедешь, — сурово возразил сэр Малкольм. — Хватит с меня, насмотрелся на твои индивидуальные бесчинства. В колодках бы тебя отправить, да сгинешь. А сэр Торгрим — не только знатный воитель, но и истинный столп законной праведности, коему равных я не встречал отродясь, а встречал я всяких! У него не забалуешь. Одного б его отправил, как уже сказано, да репутация его в высоких кругах такова, что поручить ему государственное дело — это как в измене расписаться.
— Да вот теперь назло поеду сам собою, — немедленно ввинтился в бутылку склочный гоблин. — Хошь — отменяй заказ, служивый, а только координаты тобою мне опрометчиво выданы, вот вернусь с твоим мануалом дурацким — тут-то поторгуемся!
В запале он даже совершил вызывающий шажок, малость приблизивший его к камере, и случился этот шажок лишним. Рука дварфа, несообразно росту длинная, как у той бабизяны, стремительно метнулась меж прутьев решетки навстречу гоблину. Хватай он, как заказано лучшими традициями благородного быдла, за шею, Бинго бы еще побарахтался, отжимаясь от решетки собственными неслабыми лапами; глядишь, и авторитет бы утвердил. Торгрим, однако, меряться равными силами не собирался, а то ли попросту не понадеялся достать до маячащей в вышине гоблинской холки, так что хватанул страшно и подло… что там капитан вещал про законность и праведность?.. В общем, так хватанул, что пальцы его, подобные толстенным мифрильным штифтам, на раз промяли новенькую паховую панель толстенной кожи, какую и копье возьмет не всякое, и причинили деликатнейшим Бингхамовым органам немалое смятение.
— Ва-а-а-а-а! — только и смог выдать Бинго, никак такого гадства не ожидавший от столь бородатого мужичины, по всем статьям и общерасовой репутации обязанного таким близким общением брезговать.
— Ты, Бингхам из рода Гого, уясни простую вещь, — прогудел Торгрим доброжелательно, сделал легкое усилие бицепсом, и Бинго почуял, что еще малость — и макушка его повстречается с низким темничным потолком, но он этого, скорее всего, уже не почувствует. — Рыцарь Амберсандер вправе дать мне задание, какое сочтет нужным, и твое дело тут малое — молчи, а хочешь — поддакивай. Коли он сказал, что мне с тобой идти — так я пойду. Я лишь хочу, чтобы через это сам сэр Малкольм не пострадал пуще, чем ему уже довелось по моему недомыслию. Уразумел?
— Наилучшим образом, — согласился Бинго с небывалым энтузиазмом. — Я ж и сам говорю, вдвоем веселее, и девок вдвое больше попортим по пути… Только, ежли продолжишь эту свою странную гимнастику, я на твой счет заимею некоторые неприятные подозрения.
Дварф недоуменно хмыкнул в усищи, но лапу прибрал, и Бинго, спешно сдавши назад, перевел дух.
— Рад, что вы подружились, — с удовлетворением подытожил капитан. — Что ж, время, как шутит канцлер, деньги, не будем сорить деньгами. Прояви добрую волю, Бинго, отомкни камеру, символически освобождая будущего товарища.
— Ключ где?
— Не нужен тут ключ.
Проверяют, понял Бинго. Что ж, это ли не повод показать дварфу, что и он не абы какой слабачок, только разве что врасплох и прихватишь, а случись сойтись на равных, так дешевле будет разойтись по добру! Шагнул к камере, передал факел Амберсандеру, ухватился за прутья решетки и налег, что было силищи. Железо заскрипело, затрещал доспех, распираемый грудами вздувшихся мускулов, заскрежетали остаточные зубы, шея пошла кошмарными тросами жил, и даже на физиономии дварфа образовалось смутное подобие уважения, хотя и вперемешку с каким-то дополнительным чувством, отнюдь не столь безоблачным. Прутья посопротивлялись да и поползли, с хрустом взламывая потолочные и напольные брусья, из гнезд. Гоблин тянул исступленно, как сказочное семейство репку, чувствуя бешено стучащую в ушах кровь, но уже ощущая скорую и неминуемую победу над гадостной постройкой, и вот оно! Тупое железо, не наделенное волей, подалось — сперва один, а затем и другой прут выломились из крепежей и натужно отогнулись в стороны, образовав вполне приличную дыру — лошадь, пожалуй, не пройдет, а дварф вполне протиснется, если подожмет плотное пузо и приберет бороду.
— Вылазь, бородатый, — выдохнул Бинго гордо и отступил. — И знай наших.
— Буду знать, — согласился дварф, шагнул почему-то не к дыре, а в сторонку и ненатужно отворил неприметную на общем фоне часть решетки, оказавшуюся незапертой дверцей.
— Не запирать же его, в самом деле, — с очевидным удовольствием объяснил гоблину капитан, а дварфу выразительно кивнул: вот, мол, знай наперед, с каким долбоклюем подписался сотрудничать. — А то вообще разожрется, выйти не сможет. Так хоть в коридор выходит и по нему бегает для моциону.
— И по лестнице еще доверху, — признал Торгрим, оглаживая бороду. — Две тыщи раз в день туда-обратно. Рекомендую! Ноги укрепляет, дыхание выправляет опять же.
— Чёта вы меня совсем с панталыку сбиваете, — огорчился Бинго, разминая отдавленные о прутья пальцы. — Сколь знаком с тюремным укладом, а меня с ним на правах местных достопримечательностей норовят познакомить повсеместно, нигде таких условий не видывал. Даже не берусь определить, то ли у вас тут курорт, то ли, напротив, сплошная пыточная.
— Тело и так тюрьма для духа, — изрек странное дварф, вернулся в глубину камеры и завозился там в уголку, что-то собирая и словно бы подтягивая.
— Только от доброй плюхи и выходит амнистия, — на всякий случай поддакнул Бинго, пользуясь проверенным в веках методом аналогий. — Ты там чего? Чёта хорошее собираешь, что притырил при разгульной свободной жизни да отобрал у сокамерников? Я помогу!
— Вот и славно, помоги, дружок. — Торгрим развернулся, и недоброе заподозрил гоблин в его натужном кряке. Штуки, на какую от дварфа потребуется нешуточное усилие, он и вообразить себе не умел… вот корова разве что, да откуда в темнице корова. А дварф, ощутимо приседая под непомерной тяжестью, рывком оторвал от пола внушительный тючок, в котором угадывалось некоторое родство с гранитным блоком, и впарил его в неосторожно протянутые Бингхамовы лапищи — убрать их гоблин не поспел вовремя. Инерцией тючка Бингхама неудержимо вынесло в коридор, даже тяжести особо познать не успел, только мощное сносящее движение, словно сдуру пытался принять на торс мкаламийского боевого носорога на полном скаку. Протащило по коридору, шлепнуло о решетку противоположной камеры, за спиной кто-то панически заскулил, а тюк, зараза, тут-то и явил свой истинный вес, да такой, что загребущие гоблинские лапы, отродясь с добычей подобру не расстававшиеся, вытянулись ниже колен. В тюке что-то коротко ерзало, как бывает, по слухам, с хорошо пригнанными походными вещмешками, — собственный Бингхамов мешок, когда ему случалось оказаться набитым, трясся и громыхал, как банка гвоздей, даже если не содержал ничего тверже свежепридушенной курицы.
— Он тут побег готовил, камни в сумке прятал! — догадался Бинго как бы и вслух, но за собственным сипением сам себя не расслышал. — Кхе! Что у тебя тут, замшелый?! Не иначе Каменный Трон попятить решился?!
— Доспех, — кратко пояснил дварф. — И иные фамильные реликвии. Уронишь… лучше не роняй. Доспеху что, а вот ноги береги.
— Чего?! Какой доспех? Да ты ж не шевельнешься в таком весе!
— Шевельнусь. — Торгрим выразительно перекатил по плечам грозные валуны. — Хотя, признаю ради справедливости, шевелиться в таком доспехе особо и не принято — он как раз для стояния насмерть. Ну и надевал я его в жизни всего раз — когда примерял и подгонку делал, ибо традиции — вещь столь великая, что нечего ее по пустякам мутузить.
— Беспредел! — возмутился Бинго, привлекаючи внимание капитана попытками попрыгать на месте, — получилось бы лучше, не плющи его вес тючка по-черному. — Это нынешние порядки такие — в тюрьму со всем, что нажито непосильным трудом? У меня каженный раз выгребают все до последней пряжки!
— Торгрим не тать, чтоб его по полной программе обслуживать, — объяснил Амберсандер нехотя. — Он тут по своей воле, кою я и сам не постигаю по сию пору, а захоти мы его держать в целях воспитательных противу его воли, тут уж весь Королевский Совет головы поломал бы, как это дело обустроить. В каменных темницах дварфа запирать глупо, а деревянных тюрем мы давно не строим, небось не дикари.
— Меня б спросили, я разное повидал. В краях периферийных таких бугаев сплавляют в бараки при лесозаготовках, а вместо стен там реки в обвод пускают, с хищными рыбами и зверьми водоплавающими. Зубы — во! Выйдем на свет, покажу следы, только этот пущай отвернется, при нем штаны спускать боязно, всего так срамно облапил, как не всякая пейзанка преуспеет.
Торгрим подобрал ранее прикрытую тюком секиру и выдвинулся с нею в коридор. Бинго с тоскою отметил, что шутить с ним хочется все меньше. Секира была в почти полный дварфов рост, с лезвием примерно вполовину, и даже в чахлом факельном свечении сияла заточкой так, что глаза заслезились. Толстое древко, причудливо выгнутое, смотрелось целиком железным. Такому агрегату свежеоторванный доспех — что ломтик масла! Будучи по природе оптимистом, Бингхам решил радоваться, что дварфа сосватали ему в помощь, а не в противники, но опыт уныло забубнил в ухо, что ни у кого не получается с ним, Бингхамом, так уж долго сосуществовать в доброжелательных отношениях. Все потому, что вокруг народ злой, нервный и шуток не понимает, а еще не хотят делиться, много о себе понимают и пьют слишком много. Последние пункты, впрочем, гоблин самокритично и за собою знал, но не изменять же любимому и столь чудесному себе, отказывая во вкусной выпивке и отрекаясь от последнего в чью-то сомнительную пользу!
— Ты имей в виду, я в нашей конфессии старший, — важно сообщил он дварфу. — Ежели скажу — прыгай, ты прыгай, а не канючь, что дна, мол, не видно.
— Прыгну, — пообещал дварф без колебаний. — В аккурат за тобой. У нас так заведено — чье решение, тот и вперед.
— А у нас заведено поиначе — у которого идеи, тот их и выдает, а иные проверяют, как сработает. Разделение труда, прогрессивная кадровая политика!
— Вот для своих и придержи, — обрезал его капитан. — Сэр Торгрим тебе не на побегушки придан, а в качестве надзирателя. Ежели чудить будешь, так он тебя наставит, как в нашем цивилизованном мире положено. А ежели станешь зарываться — так и в разум вернет любыми доступными средствами.
— В ум меня лучше всего возвращает пиво, — поделился Бинго доверительно. — Сразу бузить прекращаю, добрею, сажусь враскоряку и, покуда пиво не кончилось, пребываю в дивном блаженстве духа.
— Прямо как всамделишный дварф! — подивился Торгрим. — Только бороду отрастить осталось, ну а проблемы с долговязостью мы уладим путем хирургическим.
— Эй-эй, я тебе улажу! Чтоб ты знал, ростом своим я горжусь и пользуюсь им на общее благо — которые ниже меня, к тем отношусь снисходительно.
— А как насчет огров?