Цвет боли: белый Хансен Эва

Ларс серьезен:

— Мне никто другой не нужен. С той самой минуты, как ты промчалась мимо меня в кафе. Ты зря себе чтото придумываешь. Об одном прошу: доверься мне.

После его ухода я некоторое время сидела оглушенная, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Пока на меня смотрели эти непостижимые глаза, все казалось простым и понятным, я верила и была готова подчиниться. Но стоило остаться одной, как снова нахлынули сомнения, уже через пять минут я не была уверена, что не удеру в любую минуту, бросив все на свете.

Сколько же еще должно пройти времени, чтобы проклятое прошлое перестало давить?! Смогу ли я вообще когданибудь его забыть?

Из своей комнаты высунула нос Бритт:

— Ты как, не давит, не трет?

А меня вдруг захлестнуло желание от всего избавиться, сбросить веревки, смыть с себя все, словно змеиную кожу при линьке.

— Давай, развяжем.

— Хорошо, сейчас развяжу…

Накатил страх, вдруг у Бритт не получится? Только бы не затянула какойнибудь не тот узел, чтобы я не задохнулась в этих узлах. Вот оно, подвал здесь ни при чем, я кожей чувствовала совсем другие веревки, те, в которых побывала на грани жизни и смерти, те, которые на моем теле вязала АннаПаула! Как Ларс мог забыть о них?

С трудом удалось сдержать приступ паники, заставив себя дышать глубже и спокойнее, я попросила:

— Бритт, поскорей, пожалуйста. Если, конечно, хочешь, чтобы я осталась жива.

Она развязала быстро, но руки тряслись.

— Больше не соглашусь ничего делать без Ларса.

— И с Ларсом тоже не стоит, Бритт, это очень опасные игрушки.

— Да ничего здесь опасного, один узел держал остальные, потянула за веревку, все и развязалось.

— А если бы не за ту потянула?

Но стоило веревкам оказаться снятыми, как мне захотелось вернуть их на место. Подруга крутилась вокруг:

— Правда, это эротично? Давай, посмотрим видео или хотя бы фото?

Пришлось согласиться, что эротично и сильно обостряет ощущения, но от попыток Бритт самой повторить на моем теле то, что делал Ларс, я категорически отказалась. Впрочем, Бритт и не настаивала. А вот фото разглядывала долго и с удовольствием, активно комментируя:

— Смотри, вот так тебя надо!

Глядя на фотографию хорошенькой японочки, изогнутой до невозможности, ягодицы которой были призывно выпячены, я живо представила на ее месте Бритт, решила, что это было бы еще эффектнее, и поинтересовалась:

— А почему не тебя?

— Меня некому так вязать.

— Вернется Том, научится.

— Вот еще! Смотри как… — На лице подруги презрение стремительно сменилось восхищением.

— Это «еще» относится к Тому или к картинкам?

— К Тому. Не отвлекайся, смотри. Ух ты!

Действительно эротично, но я все равно задала вопрос:

— Как ты думаешь, зачем этим занимаются?

— Для красоты! — уверенно ответила подруга, словно она всю жизнь только и делала, что вязала узлы шибари.

Следом Бритт прочитала мне лекцию о чувственности этого вида связывания.

Впечатлило…

— А откуда у тебя такие познания?

— Я всегда стараюсь изучить теорию того, что предстоит попробовать на практике.

Вот здесь Бритт не преувеличивала, она действительно изучала все досконально, будь то история костюма, верховая езда, кравмага или вот шибари… Но из такого заявления следовало, что подруга намерена заняться практикой связывания, как только освоит теорию. Это меня обеспокоило, потому что за неимением такого партнера, как Ларс, она может либо угодить в руки комуто не слишком умелому и пострадать, либо все сделать сама, что закончится еще хуже.

Высказанные мною сомнения Бритт ничуть не смутили:

— В чем вопрос? Вяжи меня ты.

— Я?!

— А что такого? Вот веревка, вот схемы… Мало будет, еще купим.

— Ты с ума сошла?

— С тобой сойдешь. Давай, приступай. Помнишь, ты меня распяла и шариков внутрь натолкала? Мне очень даже понравилось. Не трусь, мы не будем подвешиваться. Пока.

Если честно, была такая практика — я повторила с Бритт коечто из того, что со мной делал Ларс, и подруге действительно понравилось.

Все же Бритт пришлось потратить немало времени и слов, чтобы меня убедить. Но если Бритт чтото задумала, ее не остановят ни мировой кризис, ни всемирное потепление, ни полное оледенение планеты. Я не смогла, и пршлось брать в руки веревку.

Мы включили видео инструкцию и следующие пару часов осваивали вязку «Пентаграмма». Вернее, осваивала я, а Бритт меня подбадривала. В результате она оказалась связана, не сильно пострадав при этом. Пару раз я протянула по ее телу веревку и быстро запомнила, что этого делать нельзя — веревка обжигает кожу. Во избежание подобных травм было решено впредь связываться одетыми хотя бы в легкие рубашки.

— Или в купальник, — объявила Бритт.

— Толку от него, если тело голое?

— А оно и должно быть голым, иначе не то.

Я снова смотрела на фотографии и пыталась представить на месте моделей себя саму. Нет, далеко не все подходило, были и откровенно уродливые связки, позы, слишком много узлов или самих веревок… даже у японцев. Пытаясь понять, что нравится или возбуждает, я поняла, что правы те, кто во главу угла ставит эстетику и… подчинение.

Для того, кто связывает, возможно, самое главное — красота, а для модели, во всяком случае японской, это покорность, чувство беззащитности и защищенности одновременно. Они послушны, подчиняются, явно испытывая боль или неудобство, иногда даже мучительное, но не сопротивляются, отдавая себя в руки тех, кто с ними работает.

Причем шибари на сцене, где связывание происходит без эротического подтекста, вызывали просто удивление выдумкой и мастерством, а фото, где модель наедине с мастером, поражали именно выражением лиц и покорностью этих девушек.

Я поймала себя на том, что вовсе не хотела бы висеть у целого зала на виду даже в латексе или свитере с джинсами не говоря уже об обнаженке, но совсем не прочь испытать некоторые связки на себе, но с Ларсом в качестве мастера. Только как ему об этом скажешь?

Покорность, доверие, готовность все вытерпеть от любимого… не этого ли Ларс добивается от меня? Зачем тогда пороть, сразу связал бы! Или он работал только на публику, для него важна красота узлов, а не покорность партнерши?

Черт! Лучше бы об этом не думала, потому что сразу полезли мысли о самих партнершах. Нет, я не знала, кого он связывал, но попыталась себе это представить. Как связывал, вот так? Или так? Нет, уж тогда лучше на сцене, чтобы латекс и полное равнодушие к сексу, по крайней мере, демонстрация такого равнодушия.

Как и следовало ожидать, подруга потребовала от меня не отставать от жизни и, пока Ларс отсутствует, посетить сексшоп, чтобы купить веревку и все остальное.

Казалось, после комнаты боли и особенно подвала со снаффвидео удивить меня уже нельзя ничем, я если и не пробовала на себе, то видела применение стольких изобретений для доставления боли человеческому телу, что ничего нового просто невозможно предложить. Но я ошиблась.

У Ларса, конечно, был широчайший ассортимент, но он не включал в себя орудия приватных пыток, то есть того, что может зажимать, выкручивать, жечь или впиваться в тело, но не ради погибели или съемки настоящих мук, а для «разогрева». Понимаю, грань очень тонкая, но мастерство опытного топа в том и состоит, чтобы удержаться на грани.

По тому, как у Бритт заблестели глаза, я поняла, насколько реальна угроза превращения квартиры фру Сканссон в филиал сексшопа, причем с садомазохистским уклоном, и быстро пресекла ее интерес к тискам, колодкам и прочему:

— Бритт, вряд ли фру Сканссон поймет необходимость такого в своей квартире.

— Я только посмотрю.

С большим трудом мне удалось убедить ее не покупать большую колодку для шеи и рук, а также скамью для порки, распятие и еще много что… Домой мы скромно унесли лишь несколько бобин с веревками, большой набор плагов, упаковку лубриканта и видеодиск в записью шибари.

Бритт согласилась только в одном:

— На первый раз достаточно.

Продавец не понял нашего стремления изучить шибари и все пытался всучить дорогие наручники, удивительно похожее на настоящее дилдо и прочую чепуху.

Весь вечер Бритт изучала теоретические основы шибари, без конца цитируя понравившиеся фразы вслух и пытаясь представить, как она будет выглядеть вот в такой позе или вот в такой… Я писала работу по истории идей и старалась не отвлекаться не бесконечные:

— Ты только посмотри! Как он ее, а?! А вот это мне не нравится совсем. Слушай, ей же больно, но терпит.

Закончился просмотр заявлением:

— Всетаки, в садомазохизме чтото есть… садомазохистское!

Да, логика моей подруги непоколебима.

А на следующий день Бритт ждал сюрприз. Том, наконец, закончил обучение, и между одним и следующим семинарами у него образовалась свободная неделя. Подозреваю, что, не будь у нас запаса веревок для шибари и эротического видео, Бритт ни за что не пустила бы Тома к себе так надолго, она часто разглагольствовала о том, что мужчина в спальне больше чем на ночь сродни надоедливому насекомому или крошкам от печенья. Но ей так хотелось испытать роль покорной жертвы на себе, что сгодился даже Том.

Я ему не завидовала, бедолага Том просто не представлял себе покорную Бритт. Честно говоря, я тоже, наверняка, это еще хуже Бритт буйной.

Выручил появившийся, как всегда кстати, Ларс.

Он быстро уловил суть проблемы, выставил нас с Бритт в мою комнату, закрылся на полчаса с Томом в комнате Бритт, и все было решено. Они срочно кудато съездили, вернулись загадочные и довольные.

Все это время мы сидели в моей комнате тихо, как мышки, и шепотом пытались обсудить, что нас ждет. Это было так эротично… чувствовать себя почти рабынями, отданными на утеху двум красавцам, мускулы которых играют под футболками при малейшем движении, ммм… мы с Бритт млели, я даже ненадолго забыла, что такое быть настоящей пленницей.

Вопервых, нам было приказано разойтись по комнатам и носа оттуда не высовывать. Парни договорились в чужие комнаты не заглядывать ни под каким предлогом.

Вовторых, проведена ревизия имеющихся девайсов, наличествующие поделены поровну, от видеодисков Ларс отказался, его опыта хватало и без того.

Когда Ларс вошел в комнату и плотно прикрыл дверь, я уже чувствовала, как по спине ползут мурашки.

— Кому из вас пришло в голову пройтись по сексшопам? — его пальцы привычно подняли мою голову за подбородок.

Я нерешительно проговорила:

— Мы только в один…

— Худший, — кивнул Ларс.

— Разве? Там было много всякого…

— Много не значит качественно. Вы выбрали худший из всех мне известных.

Хотелось поинтересоваться, как часто он бывает в подобных заведениях и по какому поводу, если так хорошо знает какой лучший, а какой хуже, но спрашивать не пришлось, Ларс объяснил сам.

— Я, когда готовил комнату боли для тебя, обошел все магазины Стокгольма, пока не нашел лучшее, а вы сами для себя купили первое попавшееся в ближайшей помойке. Потому сегодня полноценного шибари не будет, я и Тому запретил использовать ту веревку, что принесли вы. Так что прости, висеть под потолком тебе сегодня не придется.

Он смотрел с насмешливым вызовом. Я решила подыграть. Нет, не подыграть, у меня было именно такое настроение, потому склонила голову:

— Да, господин…

Физически не могла заставить себя произнести слово «хозяин», язык не поворачивался, это ассоциировалось с подвалом.

— Совсем с ума сошла? Но твоя покорность мне нравится, будешь послушной, получишь массу удовольствия не только от меня, но и от самого послушания. — Он уже готовил чтото для предстоящего действа.

Японская философия в действии. Посреди Стокгольма, за многиемногие тысячи километров от Японии шведская девушка намеревалась подобно японским подругам покорно принимать все, что бы с ней ни делал швейцарский мужчина… Чуден нынешний мир!

— Иди сюда, — Ларс протянул ко мне руку.

Я приблизилась.

— Скажи, вы с Бритт только сами схемы смотрели или об эстетических принципах читали.

— Все.

— И сами чтото пробовали? — глаза подозрительно прищурились.

— Да, я выполнила «Пентаграмму».

Ларс даже присвистнул:

— С кем связался? Веревку хоть по коже не тянула?

— Протянула пару раз.

— Больше не смей. Но у меня для тебя другое. Рубашку оставим, а вот все что под ней сними.

Я осталась в рубашке на голое тело и джинсах. Поджилки тряслись, внутри все сжималось в предчувствии чегото такого…

— Угу. Снимай джинсы. Снимай, снимай. И остальное тоже. Только рубашка.

Я слабо пискнула:

— Ларс, мне нельзя…

— Что тебе можно и что нельзя, я знаю, беседовал с твоим врачом только сегодня. Даже секс в разумных пределах можно. Так что не ври, коленки у тебя трясутся просто от страха.

Оглядев меня, он довольно кивнул:

— Не растолстела на гамбургерах и без утренних пробежек.

Я не стерпела и возразила:

— Я бегаю по утрам.

— Да ну? Открывай рот.

— Зачем кляп?

— Чтобы не болтала и не задавала лишних вопросов.

Рот заполнил кляп с ванильным привкусом, ремешки прижали его плотней.

— Не жмет?

Я помотала головой: все в порядке.

— Садись на диван ближе к краю. Согни ноги в коленях и подними их. Теперь руки под колени… Сцепи кисти рук так, чтобы было удобно, эта поза надолго.

Ничего себе! Это я буду в таком неприглядном виде, выставив все, что можно на обозрение, сидеть долго?

В ответ на мой умоляющий взгляд Ларс рассмеялся:

— Ты же собиралась быть терпеливой? Терпи. Кстати, смотришься потрясающе. Так, плаги здесь давно не бывали…

При упоминании плага я сжалась, но он не обращал ни малейшего внимания. Это не опасно, а если немного… своеобразно, так на то я и рабыня, чтобы терпеть.

Уже знакомо: побольше лубриканта и в меня плавно входит плаг. Он довольно большой или я совсем отвыкла? Наверное, все же больше обычного.

Додумать не успеваю, потому что Ларс плаг шевелит, от чего я буквально взвиваюсь. Так нечестно, я же кончу через минуту.

— Угу… не забыла…

Он добивается того, чтобы кончила, и заявляет:

— Не хочешь секса со мной, будешь так.

Я бы заорала, что хочу, но во рту кляп, к тому же вспоминаю о покорности и успокаиваюсь. Пусть делает со мной все, что хочет, я потерплю. Тем более, это приятно.

Ларс с любопытным удивлением заглядывает мне в лицо:

— Какой прогресс, ты даже не дергаешься. Молодец, потом еще помучаю.

Честное слово, в его глазах горечь.

— Ладно, хватит валяться, вставай.

Руки развязаны, я усажена на стул, и они снова связаны, но за спиной, а ноги привязываются к ножкам стула. Совсем как тогда в подвале…

Как в подвале… И тут на меня охватывает настоящая паника, я начинаю буквально задыхаться.

В мгновение ока Ларс вырывает кляп:

— Дыши! Дыши!

Я беспомощно киваю, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце и восстановить дыхание, но это не удается. Паника растет, а воздух в легкие не поступает, я забыла, как надо дышать!

Паника вещь страшная, но Ларс приходит на помощь, не тратя время на развязывание, он склоняется надо мной и командует:

— По моей команде: вдох… выдох… вдыхай, ты можешь… медленно и понемногу. Не пытайся сразу полной грудью. Чутьчуть.

Его спокойный голос, его приказы и то, что он сам не паникует, благотворно действует на меня, я начинаю дышать. Сначала мелкими вдохамивыдохами, сипло и с трудом, но постепенно мои нос, легкие и все остальное словно вспоминают о том, для чего предназначены, и паника прекращается вместе с восстановлением дыхания.

Ларс осторожно отпускает веревки, я была связана так, что для этого достаточно одного движения, переносит меня на диван и присаживается рядом. Только тут я понимаю, что он бледен, как мел, и сам дышит с трудом, видно сильно испугался за меня.

— Ларс… все в порядке…

Он кивает, укрывает пледом и отправляется в кухню за горячим чаем. В ответ на мои возражения мотает головой:

— Нужно обязательно.

Я уже успокоилась, выпила чаю, оделась и сидела на диване с ногами, когда Ларс, все убрав, присел рядом.

— Линн, как ты перенесла это там? У тебя клапан залипает.

Я знаю, что это такое. В горле есть такой листовидный хрящевой клапан, который перекрывает вход в гортань, когда человек делает глотательное движение, чтобы вместо воздуха в легкие не поступила пища или та же слюна. Это очень сложный и нужный клапан, без него люди просто захлебнулись бы от любого, что попало в рот. Но если он закрыт надолго, воздух тоже не попадает. Залипший клапан может означать смерть.

Да, у меня легко залипает клапан, потому я с трудом переношу потоки воды на лице, не могу опустить лицо в воду, не могу нырять и плавать под водой, а еще могу погибнуть в минуты вот такой паники, которая только что случилась.

Но в подвале паники не было.

— Там было не до паники.

Он кивнул, чуть посидел, словно чтото обдумывая, и потребовал:

— Чтобы не вздумала заниматься чемто без меня! Ни с Бритт, ни сама. Ты поняла?

— Да.

Я тоже испугалась и поняла, что смогу вернуться даже к веревкам нескоро. Поймет ли это Ларс? Оставалось надеяться, что поймет. Он топ заботливый, очень заботливый, поступает, как хочет, но в обиду не даст. Наверное, топ таким и должен быть, тогда с ним не страшно.

Бритт тоже испытала шок, но другого порядка. Оказалось, что представлять себя на месте моделей это одно, а самой оказаться связанной и беспомощной во власти мужчины совсем другое. Том не обладал терпением и вниманием Ларса, он связал Бритт довольно качественно, но не удержался, чтобы не доставить себе и физиологическое удовольствие.

Бритт говорила, что она совсем не против, но надо же сначала спросить ее согласие…

— Ты удовольствие получила?

— Спрашиваешь! Он был как изголодавшийся лев.

— От чего получила?

— Как от чего, от секса.

— А должна была сначала от своей беспомощности, от готовности вытерпеть все и доставить удовольствие ему. От самого ожидания предстоящего, от каждого прикосновения, даже если они достаточно грубы. И тот, кто связывает, никакого согласия у тебя спрашивать не должен, на то он и топ. А ты обязана не просто подчиняться, а делать это с пониманием и даже удовольствием. Ему определять — связать или нет, подвесить или нет, воспользоваться вибратором или все самому. Когда и как тоже определять ему, понимаешь? Это и есть подчинение и доверие. Если ты, нижняя, тем более рабыня, будешь диктовать топу, что ему делать, то этому подчинению грош цена.

— Ну ты и подкована… А прикидывалась, что ничего не знаешь о шибари.

— Это не осведомленность, Бритт, это сама философия отношений топ — боттом, тем более в шибари. Ты отдаешь себя в руки и во власть топа, его обязанность не причинить тебе невыносимой боли и не довести до беды, но прислушиваться к твоим советам, как и что сделать, он вообще не должен, иначе он не топ, а исполнитель твоих прихотей.

Бритт с сомнением посмотрела на меня и помотала головой:

— Нет уж, я лучше буду госпожой, чем рабыней.

— Тогда не лезь в шибари, там нужна покорность и готовность терпеть и ждать, даже если то, чего ты жаждешь, будет нескоро.

— Ждать задом кверху, когда тебя возьмут? Экзотика, конечно, но не для меня.

Я не обратила внимания на ключевые, как оказалось, слова Бритт о том, что лучше быть госпожой. А зря, потому что это едва не привело к печальным последствиям. А заниматься шибари мы не прекратили, мы с Ларсом, потому что он видно решил выбить клин клином, но не в квартире фру Сканссон, а привезя меня в свою в «Квартале жаворонков».

— Ты собиралась подчиняться? Подчиняйся. Я помню о твоих проблемах и физических, и моральных. И о том, что у тебя строптивый характер, тоже помню. Доверься мне, Линн, проблем больше не будет.

Как же ему объяснить, что проблемы могут возникнуть из ничего, я и сама не могу предусмотреть момент, в который вдруг начнется паника. К тому же у меня болел низ живота, доктор, так похожий на Клуни, не прав, мне еще рано заниматься сексом. Но как отказать тому, кого любишь?

Подвал и снаффвидео не собирались отпускать. Отпустят ли вообще, не сломало ли мою психику пребывание там? У моих подруг по несчастью пострадали тела, а у меня мозги. Как выбраться из этого кошмара? Смогу ли я сделать это сама или лучше попросить помощи у Ларса? Нет, лучше сама, как мжно просить другого уничтожить тараканов в своей голове? Решит еще, что я подобна Жаклин.

Вспомнив о Жаклин — сестре Мартина, которая изза душевной болезни живет в замке в своем крыле и никуда не показывается, а так же о том, как бережно обращается с ней Ларс, я почувствовала облегчение и боль одновременно. Он не бросит меня, будет опекать, оберегать, заботиться, но это не та забота, которой мне хотелось бы.

Представила себя, живущей под крылышком Ларса и его Свена в замке, и его, улетающего в Лондон или еще кудато, чтобы отдохнуть от психопатки, и стало так больно, что горло сдавило кольцом. Тут же участилось сердцебиение… еще шаг и клапан залипнет!

Я заставила себя задержать дыхание и успокоиться. Сколько могла, стояла, не пытаясь вдохнуть, просто понимала, что неудачная попытка может вызвать настоящую панику. Медленно потянула воздух в себя. Совсем чутьчуть. Получилось. Выдохнула, снова вдохнула…

Какой кошмар, неужели это будет со мной всегда?

Нет, я справлюсь, пойду на какиенибудь курсы, к психотерапевту, наконец. Я успокоюсь, и все пройдет, я же нормальная шведка, не истеричка, не дура, просто однажды побывавшая в тяжелой ситуации… У меня нет даже депрессии, которая у каждого второго, если не первого.

В комнате боли в его квартире на Эстермальмсгатан мне легче, там у нас было немало счастливых минут.

В квартире ничего не изменилось, но заметно, что здесь никто не живет. Мелькает мысль, где же живет сам Ларс, не на Кунгсхольмене же? До острова далеко… Хотя, кто знает, сколько у него еще квартир в Стокгольме?

И снова Ларс отвечает на мои невысказанные вопросы:

— Я живу на Кунгсхольмене.

Та квартира у меня связана с образом красивой и уверенной в себе Джейн Уолтер. Тоже мало приятного. Но если об этом думать, то скоро во всем Стокгольме негде жить будет, кроме разве СоФо.

— Ты только с Бритт играешь? Со мной не хочешь?

Это нечестно, он отлично знает, как я люблю его собственное исполнение хорошей музыки, неважно, на рояле или скрипке.

Ларс протягивает мне скрипку и садится за рояль.

— Что будешь играть?

Некоторое время мы играем, но уж слишком заметно, что мысли обоих откровенно далеки от музыки. Ларс прерывает игру посередине мелодии, встает и, отняв у меня скрипку, берет за руку:

— Пойдем.

Но идем мы вопреки моим ожиданиям не в комнату боли, а в душ.

— Я уже забыл, как ты выглядишь голой.

Я судорожно вспоминаю, не появились ли безобразные целлюлитные впадинки? Но уже поздно, Ларс бережно раздевает меня и констатирует:

— Черт! Еще лучше, чем раньше. Ты хорошеешь с каждым днем, я буду ревновать.

Неудачная шутка, и он понимает это сам. Смущенно набрасывает на мои плечи свою рубашку:

— Тебе идет, когда сверху рубашка, а внизу ничего.

— Ларс!

— Да, дорогая…

Боже, как я люблю это его «дорогая», оно обещает неземное блаженство!..

Секс в душе прямо под струями воды, в рубашке… и плевать на все запреты. Тело быстро вспоминает, каково это — выгибаться дугой от одних прикосновений его рук, задыхаться от игры языка, замирать от нежности и бешеного желания одновременно.

Бритт всегда твердила, что для нее хорош только чумовой секс, когда одежда летит клочьями, а страсть зашкаливает. Помоему, она просто не испытывала вот такого — медленно сводящего с ума, несущего на волне не бешеной страсти, а нежности, и только потом, в конце взрывающегося вулканом чувств. Иногда предвкушение лучше того, что ждешь, пусть не лучше, но желанней. Много теряют те, кто предпочитает бурный секс предварительным играм.

С Ларсом я познала это сполна.

Обессиленную, он перенес меня на руках в комнату и бережно уложил на диван.

На то время, пока мы в квартире на Эстермальмсгатан, Ларс заставляет меня забыть обо всем плохом, что случилось, я таю в его руках, от его губ, дрожу при любом прикосновении и млею от предвкушения каждого следующего.

Что особенного в том, чтобы провести пальцами по позвоночнику, обвести округлости ягодиц, погладить их?..