Записки на кардиограммах (сборник) Сидоров Михаил
Звёздный час…
Прислали медаль, одну.
Наградите, мол, кого-нибудь у себя…
Решили – диспетчерм.
Во они разосрались!
А вот ещё ассоциация – японские лётчики. Те, что во Второй мировой: ни наград, ни званий, ни даже звёздочек на фюзеляж. Ушёл на дембель и до конца жизни – рыбаком, официантом, наборщиком в типографии…
Первый в очереди.
Ходишь-ходишь… а-а, пёс с ним!
Снял обувь, лёг:
– Двадцать шесть, поехали, двадцать шесть!
Етит твою!
«Газель» на ходу.
Внутри – как на досках.
Полнолуние.
Конвеер.
Не вынимая.
Псы в такие дни тоже на Луну воют.
Трижды за ночь – нормально.
Утренние – те, что после шести, – не в счёт.
Так, на закуску.
«Я не знаю, что такое счастье, но горные лыжи мне его вполне заменяют».
Жан-Клод Килли
Сочувствую, Жан!
Вот смотри:
Три часа ночи.
Затишье.
Перед тобой пятеро, и все карты написаны.
Понял теперь?
…за полночь.
…минус двадцать.
…в нетопленую машину.
– А что, приветливости в медицинском теперь не учат?
Двадцатый вызов.
Остекленение.
Строя фразу, вспоминаешь слова.
Идёшь по району и вдруг: ё-моё, ведь в каждом подъезде был!
Старушки на лавочках.
Остановишься, типа шнурок завязать, и:
– Я, чтоб быстрее, «задыхаюсь» всегда говорю.
– Во-во! А ещё лучше «после инфаркта» добавить.
Убеждены: лежим – ноги на стену, отдуваясь, пуская газы…
– Да что вы тут лапшу вешаете – у меня мама участковой работала, так что я в теме…
Класс!!!
Сядьте.
Уймите клёкот.
Представьте: шесть машин разгоняют по вызовам за десять минут.
И до утра.
Каждый день.
Ну?
Прониклись?
Слабо?
Здесь обычно уход от темы в духе: мы на своём месте стране нужны!
Водила в отпуск, оставшимся тянуть через сутки.
Месяц.
Без отдыха.
Один уже нарушился[6] – прям посреди трассы.
Перехватили руль, прижались к обочине.
«А сажал… Сажал уже штурман».
Читал о подводниках: напряг, нервы, ни жрать, ни спать, долг юбер аллес, и в рейд, в рейд, в рейд! Стал номер бригады вместе с «U» писать: U-348, U-507…
Глянул в Гугл – всех потопили.
До единого.
Всю станцию.
К однокашнику прикрепили актёра.
Рассказывай, велели, о чём спросит, – врача играть будет.
– Я, бл…дь, тут зубы съедаю; к инфаркту, бл…дь, приготовился; е…ут, бл…дь, меня ежедневно, а этот сидит, вальяжный: а вы мне вот что скажите! Игрун, бл…дь!
Благодарности пишут редко.
Хотя нынче же, нынче же обещают…
В лицо не помнишь.
Здороваются на улице: э-э-э… простите?
Школьная, тридцать семь?
Тахикардия?
Желудочковая?
А-а, да-да…
Было дело.
Первый день после отпуска.
Эпистатус.
Потом инфаркт.
Открытый череп на ДТП.
Отёк лёгких на низком давлении.
И шок – инфекционно-токсический.
С выходом!
Юные ипохондрики с интернетом.
Божья кара.
То аневризма, то менингизм, то лимфома неходжскис… неходжинск… тьфу, бл…дь, не выговорить!
Седина, манеры, усы.
Воротничок, твид, манжеты.
Аристократ.
Пэр Франции.
Иглы боялся – вымпелом трепетал.
Джигиты не терпят боли.
До неприличия.
Всегда удивляло.
Старательней всех болеют цыгане.
Самозабвенно и артистически.
Армянам важно, чтоб весь клан в изголовье.
А кто не весь – тот на посадку уже заходит.
Из Еревана.
Евреи же деликатны.
Дышат в затылок, заглядывают в ЭКГ.
Ковыряют в блюдце, звякая ампулами.
Оч-чень ответственны.
А таджики, как входишь, встают поголовно.
Битые проститутки.
Все, как одна, медсёстры.
Все, как одна, в зонах конфликтов.
Мальчишеские мечты: стать капитаном, биться за справедливость…
Что ни ханыга – то боец Моторолы!
Что ни обрыган – то командир АПЛ!
Профессура.
– Не-е, – с усмешкой, – врач «Скорой» – это не специальность!
А приедешь к такому и – чётко:
– Коллега… коллега…
Пожалуй, только бабы с членом ещё не видел на вызовах.
Не теряю надежды.
Один за другим:
Брутальный мачо.
Кубики пресса, серьга, бритый зад и подмышки.
Кинокритик.
Невзрачный шпендик, худоба с лысиной.
Вертолётчик, Герой Союза, ветеран заварух по всему миру.
Ровесники.
Притон гомосеков.
Воочию.
Как в говно вляпался.
Кстати, о говне.
Ввалились в лифт, под ноги не посмотрев.
Два бинта извели на оттирку.
Шестнадцать лет.
Джазовый гений.
Показалось, что умирает.
Разубедили.
Дали рекомендации, открыли дверь.
– Постойте, это что, всё, что ли? Не-е-ет, я вас не отпускаю…
37,5
10:30
Участкового?
Фиг!
– Не ваше дело! Кого хочу, того вызываю.
Этот постарше – двадцать.
37,1
Болит горло.
Вторую неделю.
– Я не знаю, где у нас поликлиника…
Совсем взрослый – двадцатьодин.
Госпитализация.
Два вопроса.
– Надолго?
Это больной.
– А обратно вы отвезёте?
Это сопровождающий.
«…посему ссаные тряпки, коими Вы, милостивые государи, иного лекаря намерение гнать имели, благоволите надеть обратно и, гордыню свою зело обуздав, пребывать далее в мире и кротости, не искушая Провидения Божьего, бо в руце Онаго и живот и смертия всякоей твари быть имеет по Воле Его».
От «Скорой» ещё никто не уходил.
Подмечено.
Даже телеведущие с журналистами.
Профессионализм.
Знания, опыт, навыки.
А ещё: порою на вызов с ненавистью, но пациент об этом – ни сном ни духом!
Верхние этажи хрущоб.
Хронь – там.
Сперва бесило, потом допёр: в шестидесятых, когда вселялись, им было по тридцать.
Видишь – тупая бестолочь!
Это мешает, сильно.
Подумаешь: а ведь была когда-то девчонкой – трёхлетней, отзывчивой и открытой…
И совсем иной коленкор.
А бывает – никак.
Ну ведь был же, зараза, он малышом!
Маленьким чудом.
С ручонками, волосёнками, глазёнками в пол-лица… куда, бл…дь, всё делось?
Лежит, годами не мытый, перегар – мухи дохнут, и ханыжник вокруг, ханыжник, ханыжник…
Язык.
Зев.
Миндалины.
Периферические лимфоузлы.
Стетоскоп в уши:
– Повернитесь спиной.
Свастика!!!
Меж лопаток.
Аж затрясло.
У дедов моих семь орденов, пять ранений, а я – ноблесс облидж! – с собой совладал.
Raptus[7].
Бешенство.
Клокотание за грудиной.
Спокойно!
Выдохни.
Закрой глаза, посиди.
Ничего.
Пусть смотрят.
Подождут, гады!
Так.
Хорошо.
Отпустило?
– Э-э-э…На чём мы с вами остановились?
«Частота угроз увольнения», исходящих от пациентов, обратно пропорциональна тяжести их диагнозов.
Аксиома.
Лучше не спрашивать:
– за что сидел;
– кем служил;
– где работает.
Беспристрастность страдает.
Я?
Что вы!
Читать бесплатно другие книги:
