Нормы в пространстве языка Федяева Наталья
Введение
Центральное понятие исследования – понятие норма – толкуется в научной традиции, в том числе лингвистической, крайне противоречиво. В связи с этим представляется необходимым начать с определения места работы в кругу исследований, обращающихся к понятию нормы, и формулирования исходных позиций.
Термин норма применяется в научной традиции для обозначения широкого круга явлений, многие из которых кажутся весьма далекими друг от друга (ср., например, давление в норме, нормы поведения, нормы выпадения осадков, нормы языковые и т. п.). Наиболее отчетливо противопоставлены две группы употреблений: в первой норма понимается как некий императив, предписание, правило (норма 1), во второй – как нечто стереотипное, обычное, среднее (норма 2). Многозначность термина отражена в словарных дефинициях; так, в «Философском энциклопедическом словаре» норма определяется как 1) средняя величина, характеризующая массовую совокупность событий, явлений; 2) общепризнанное правило, образец поведения или действий, с помощью которого осуществляется упорядоченность и регулярность социального взаимодействия [181, с. 441][1]. Важно отметить, что словарная традиция квалифицирует данную ситуацию именно как полисемию.
Несмотря на традиционное для науки требование однозначности термина, в границах одной науки могут быть обнаружены оба способа употребления. При этом в большинстве случаев не объясняется, чем одна норма отличается от другой, в результате чего создается впечатление, что каждый из подходов полностью игнорирует другой.
Как и для других гуманитарных наук, такое положение характерно и для лингвистики.
С одной стороны, в рамках культурно-речевого подхода (С. И. Ожегов, Г. О. Винокур, Р. И. Аванесов, Б. Н. Головин, Л. И. Скворцов, Б. С. Шварцкопф, Н. Н. Семенюк, К. С. Горбачевич, Е. Н. Ширяев и др.) исследуются нормы-правила – наиболее пригодные, правильные и предпочитаемые для обслуживания общества средства. Примыкают к культурно-речевому подходу исследования, направленные на установление соотношения «система – норма» (Э. Косериу, Л. Ельмелев, А. А. Леонтьев и др.). Норма в этой оппозиции представляет собой совокупность реализованных возможностей языковой системы, причем конфликт системы и нормы относится к числу факторов развития языка. Для современных исследований, оперирующих дихотомией «система – норма» (Г. Г. Хазагеров, Э. Г. Куликова), характерно сближение лингвистики и синергетики и, как следствие, понимание нормы как механизма, стабилизирующего систему.
С другой стороны, термин норма в значении «отправная точка, стандарт, середина и т. п.» используется в семантических исследованиях при описании как значений отдельных слов и разрядов слов, так и семантических категорий (Ю. Д. Апресян, А. Н. Шрамм, Н. Д. Арутюнова, Е. В. Урысон, Г. И. Кустова, Ю. Л. Воротников и др.). Так, норма рассматривается как один из компонентов, формирующих категории градуальности (Ю. Л. Воротников, С. М. Колесникова, Н. Д. Федяева, Н. В. Халина), интенсивности (И. И. Туранский, Е. В. Бельская), оценки (Е. М. Вольф, Т. В. Маркелова, Н. Д. Арутюнова). Обобщая характеристики нормы, можно утверждать, что в рамках семантического подхода норма понимается как коллективно-субъективное представление о признаковых характеристиках стереотипа оцениваемого объекта, с которым соотносится реальный признак воспринимаемого предмета.
Крайне редко оба значения встречаются в одном контексте. Так, Е. В. Урысон указывает на возможный конфликт значений. По мнению исследователя, употребление элемента «норма» в толкованиях слов противоречиво: лексикографы используют его в терминологическом значении «среднестатистическое, обычное, типичное», а читатели словаря понимают в обыденном – «установление, предписание, действующее в социуме» [172, с. 243–245]. Нельзя согласиться с тем, что эти значения противопоставлены как специальное обыденному (несомненно, и это подтверждают словари, что и наука, и обыденный язык знают оба значения), однако чрезвычайно ценен сам факт сопоставления значений.
Итак, термин норма используется лингвистами в рамках культурно-речевых и семантических исследований, при этом фактически отсутствуют пояснения относительно того, как именно соотносятся норма 1 и норма 2. В связи с этим возникает ряд вопросов:
1. Существует ли вообще связь значений или лингвистика оперирует терминами-омонимами?
2. Если связь существует, то каков инвариантный компонент значений?
3. Если может быть установлен инвариантный компонент, можно ли объединить две нормы в рамках одного исследования?
Мы полагаем, что ответить на поставленные вопросы можно следующим образом:
1. Значения термина норма – «правило» и «отправная точка, стандарт, середина» – имеют общий компонент.
2. Этим инвариантным компонентом является рациональный характер (любая норма – результат осмысления) и общность функций: и норма-правило, и норма-стандарт выполняют регулятивную, оценочную, унифицирующую, стабилизирующую и селективную функции.
3. Обращение к норме 1 и норме 2 в рамках одной работы может быть осуществлено, если отправной точкой исследования сделать функциональные особенности обеих норм. Полагаем, что обобщающее исследование нормы 1 и нормы 2 даст дополнительные сведения о каждой из них.
Сформулированные выше ответы порождают трудность прикладного характера – разграничение значений полисемантичного термина. Мы предлагаем следующий вариант решения. Норма 1 – норма-правило культурно-речевого подхода – может быть названа социальной; норма 2 – норма-стандарт семантического подхода – когнитивной. Уязвимость подобного терминологического решения в том, что любая норма, в том числе языковая, является социальной, так как норма – неотъемлемый признак общества, и когнитивной, так как представляет некое знание. Это обстоятельство является подтверждением гипотезы о близости нормы 1 и нормы 2. Полагаем, однако, что наше терминологическое решение вполне правомерно, так как в каждом случае определение вычленяет ведущий признак нормы. Для социальной нормы наиболее важно то, что это установление, действующее в социуме, предписывающее его членам некие правила. Определение когнитивный подчеркивает, что норма 2 аккумулирует и типизирует результаты познавательной деятельности человека.
В рамках нашего исследования осуществляется семантический подход к норме, при этом одним из принципиальных моментов является обоснование сходства социальных норм и семантической нормы, делающее возможным синтез названных подходов.
Предельно общим, исходным является для нас понимание нормы как такой характеристики объекта, которая осознается человеком как правильная, обычная и наиболее распространенная. При этом феномен определенной таким образом нормы мы предполагаем рассмотреть на нескольких уровнях, что потребует использования частных терминов-понятий, конкретизирующих аспекты рассмотрения. Среди них:
– онтологическая категория нормы, отражающая представления человека об этой (правильной, обычной, распространенной ей) характеристике и занимающая определенное место среди онтологических категорий;
– семантическая категория нормы, представляющая языковую интерпретацию соответствующей онтологической категории и отражающая значения «соответствие / несоответствие норме» в лексикосемантических и грамматических категориях русского языка;
– представления о норме – знания, мнения носителей русского языка о норме и отклонениях от нее;
– нормативные представления – знания, мнения носителей русского языка о нормальных (типичных, обычных, правильных, массовых) проявлениях того или иного объекта.
Соответственно этим исходным понятиям выделяются аспекты рассмотрения нормы.
Функциональный аспект предполагает исследование комплекса функций, выполняемых нормой. Мы полагаем, что социальные и когнитивные нормы имеют один и тот же комплекс функций, и это верно для любого частного типа норм.
Категориальный аспект заключается в последовательном описании онтологической (понятийной) и семантической категории нормы. Подробный анализ значений и форм, составляющих категорию, осуществлен нами в монографии «Наивные представления носителей русского языка о норме и антинорме в эксплицитной и имплицитной семантике языка и речи» [179].
Лингвокультурологический аспект подразумевает описание представлений о норме и нормативных представлений носителей русского языка и опирается на предположение о национальной специфичности и культурной значимости этих представлений.
Основная гипотеза предпринятого нами исследования заключается в следующем: семантика нормы, репрезентирующая представления носителей русского языка о норме и их нормативные представления о мире, является для русского языка функционально-значимой (как на системно-категориальном уровне, так и на уровне реализации системы) и культурно-специфической. Конкретизация гипотезы может быть осуществлена в системе тезисов:
• Сущностной спецификой феномена нормы является функциональный изоморфизм, проявляющийся во всех сферах действия норм, а также значимое взаимодействие с аномалиями, позволяющее моделировать семантическую категорию нормы как бинарную систему; описывать типы речевой культуры в терминах «нормативное – девиантное»; оценивать культурно-значимый потенциал языковых аномалий.
• Норма как функциональный феномен речевой деятельности характеризуется универсальностью для всех сфер языка / речи и представляет собой единый комплекс функций, включающий регулятивную, унифицирующую, оценочную, стабилизирующую, селективную, при явном доминировании регулятивной функции.
• Когнитивная функция нормы реализуется в нормативных представлениях носителей языка как результатах обыденной интерпретации мира социумом, влияющих на категоризацию действительности и получающих то или иное выражение в языковых единицах. Нормативные представления носителей языка – это представления о нормальном (=правильном и обычном) проявлении объекта, инвариантные, эталонные образы объекта, ситуации, воплощенные в языковых значениях.
• Нормативные представления носителей языка о том или ином объекте действительности – условие категоризации нового. На этапе формирования категории наивным сознанием норма обусловливает совокупность смыслов, входящих в одну и ту же категорию, их иерархию, способствует включению / невключению нового объекта в категорию. На этапе речевой реализации в ходе формирования высказывания норма обусловливает процесс актуального именования и действие разных когнитивных операций: выбранное слово указывает на результаты категоризации, завершение последней определено наличием у носителей языка нормативных представлений о классе объектов.
• Нормативные представления имеют пресуппозитивный, фоновый, характер. Полученные в ходе познавательных контактов с миром знания о его нормальном устройстве в результате интериоризации переходят на неосознаваемый уровень, но присутствуют в каждом акте восприятия мира, результаты которого обусловлены нормой.
• Представления о норме и нормативные представления о мире являются культурно-значимыми и культурно-специфическими. Одним из образов русской языковой картины мира является образ нормального человека, имеющий видовой и родовой статусы и объединяющий частные образы: человека обычного, среднего и т. п.
Глава I Норма: сущностные характеристики
1.1. Категориальный статус нормы
Среди категорий разных типов, попадающих в сферу внимания лингвиста, можно выделить категории семантические, функциональносемантические, грамматические, коммуникативные, лексические, лексико-словообразовательные и т. п. Многообразие исследований, выполненных в рамках категориального подхода, неизбежно приводит к размыванию границ ключевых понятий, в связи с чем представляется необходимым начать с четкого определения терминологической позиции.
Для нашего исследования целесообразным видится обращение к терминам-понятиям онтологическая, понятийная и семантическая категория.
Онтологические (логические, философские) категории – это «философские понятия, являющиеся средствами выработки а) картины мира, б) способов освоения человеком различных объектов, в) норм понимания бытия вообще и человеческого бытия в частности» [65, с. 249].
Онтологические категории, представляющие общий строй человеческого мышления, находят отражение в языке через систему понятийных категорий. По словам И. И. Мещанинова, в лексических группировках и соответствиях, в морфологии и синтаксисе прослеживается выражение тех понятий, которые создаются нормами сознания и образуют в языке выдержанные схемы; эти понятия, выражая в языке нормы действующего сознания, отражают общие категории мышления в его реальном языковом проявлении [99, с. 14–15]. Таким образом, понятийные категории, с одной стороны, соотносятся с универсальными онтологическими категориями, с другой – имеют языковое содержание и выражение. Присоединимся к определению понятийных категорий, данному А. А. Худяковым на основе критического анализа и синтеза существующих концепций:
«Понятийные категории – это релевантные для языка ментальные категории, ориентированные, с одной стороны, на логико-психологические, а с другой – на семантические категории языка. Представляя собой опосредованный универсальными законами мышления результат человеческого опыта, они, в свою очередь, являются основой семантических структур языка, необходимой предпосылкой функционирования языковой системы в целом» [188].
По мысли А. В. Бондарко [22, с. 63–66], система понятийных категорий, составляющих системно-категориальный аспект мыслительного содержания, имеет уровневую организацию (см. рис. 1).
Рис. 1. Уровни понятийных категорий
Универсальные смыслы фундаментальных категорий интерпретируются, репрезентируются в конкретном языке, составляя его семантические категории. Семантические категории – интегрирующие ментально-языковые сущности, воплощенные в конкретных языковых средствах и тесно связанные со сферой коннотаций, а также структурных значимостей и функций [28, с. 4]. Среди отличительных признаков семантических категорий называют следующие:
– единство семантики и закрепленных форм выражения;
– наличие хотя бы одного специализированного средства выражения;
– обобщенная интерпретация объективной действительности;
– иерархическая организация;
– способность формировать вокруг себя однородные категории [163, с. 49–50].
Итак, предельно общие онтологические категории находят отражение в языке через систему понятийных категорий, которые, в свою очередь, выступают основой семантического строя языка, в том числе задают координаты системы семантических категорий. Одним из существенных отличий онтологических категорий от семантических является принципиальная универсальность первых и национальная специфичность последних: семантические категории, несмотря на свою производность от универсальных онтологических категорий, представляют собой особое явление конкретного естественного языка. При исследовании семантических категорий семантические структуры языка рассматриваются как репрезентанты жизненного опыта, культуры социума.
Ниже попытаемся определить место нормы в системах онтологических и семантических категорий, показать обусловленность специфики семантической категории нормы ее онтологическим прообразом, а также назвать специфические для русского языка средства выражения категории нормы.
1.1.1. Норма в системе онтологических категорий
Философская традиция не располагает законченным специализированным описанием нормы как онтологической категории, при этом во всех классических категориальных системах норма «фактически присутствует и действует» [65, с. 327], будучи одной из ключевых реализаций категории «мера». Классические категории философии включают явным или неявным образом нормативные функции и, благодаря этому, играют роль ориентиров человеческой деятельности [65, с. 327]. Последние замечания позволяют нам сформулировать тезис: норма – один из значимых узлов сети онтологических категорий[2]. Подтвердить правомерность предположения, заполнить существующий в описании нормы пробел и выявить ее базовые характеристики возможно, на наш взгляд, через ряд исследовательских шагов.
Во-первых, необходимо разграничить две содержательно близкие и генетически родственные категории – мера и норма.
Во-вторых, следует определить направления взаимодействия нормы и основных онтологических категорий.
Мера понимается философами как границы (интервалы), в пределах которых целое покоится, сохраняет свое качество и себетождественность, несмотря на движение частей, нарастающие между ними противоречия и происходящие количественные изменения [128, с. 166167]. Мера определяет свойства и качества вещей, общность и особенность явлений [127, с. 280]. Мера присуща каждому целому, осознанному или не осознанному, освоенному или не освоенному человеком, созданному им или природой. В отличие от меры, норма, на наш взгляд, характеризует не все бесконечное множество объектов, а лишь то множество, в которое входят объекты, осмысленные и оцененные человеком. Нормативный фрагмент обыденной картины мира включает знакомые объекты, по поводу которых в социуме выработано устойчивое мнение. Нормативные представления о каком-либо объекте являются результатом сложных мыслительных процедур сравнения, обобщения, типизации и проч.; сформированные, они входят в систему мировоззрения человека и общества и служат ориентиром при характеристике нового. Устойчивость нормативных представлений не в последнюю очередь определяется их распространенностью в социуме: для общества, помимо прочих, характерны такие свойства, как системность (общество – целостная система, обладающая устойчивостью, определенным консерватизмом) и внутренняя саморегуляция (вся система социальных отношений постоянно воспроизводится благодаря особым институтам норм – морали, идеологии, права и т. д.). Невозможность достичь стабильности без культивирования норм делает последние характерным признаком общества. К системе норм можно применить определение, данное Ф. де Соссюром языку: «система, виртуально существующая у каждого в мозгу или, точнее сказать, у целой совокупности индивидов» [160, с. 52].
Таким образом, норма – это мера объектов, освоенных, осмысленных и оцененных человеком; учитывая социальный характер нормы, ее можно определить как социально обусловленную меру. Отметим, что в лингвистике традиционно выделяется языковая категория меры, которая рассматривается как отражение одноименной онтологической категории. Закономерно возникает вопрос о соотношении языковых категорий меры и нормы. В лингвистических исследованиях [12; 13] мера – субкатегория категории недискретного количества, «которая фиксирует, характеризует различные количественные признаки со стороны их внутреннего проявления в качественно определенном предмете, действии, признаке» [12, с. 12]. Качественно-количественная категория меры позволяет определить характер, степень, величину количественных изменений. Содержание данной категории составляют значения величины измеряемого предмета или признака, интенсивности (степени) изменения этой величины. Заметно, что, несмотря на признание качественно-количественного характера категории, при таком понимании ведущим оказывается количественный аспект, содержание категории фактически сводится к ответу на вопрос сколько? Этот подход отражен, например, в традиционных классификациях семантических разрядов наречий, типов обстоятельств и придаточных предложений и т. п. Так, к обстоятельствам меры и степени относят те, которые отвечают на вопрос сколько? как? в какой степени? и обозначают разнообразные количественные характеристики действия или признака, наречиями меры считаются наречия, которые отвечают на вопрос сколько раз? во сколько раз? на сколько частей? и т. п. Значение количества доминирует над значением качества, и представления о мере как о границах, в которых качество сохраняет себя, остается только в декларативной части, но не в практике лингвистического анализа. Нам представляется, что в содержании категории нормы акценты следует расставить по-иному. Норма – это не просто сколько, но сколько нужно для того, чтобы не произошло изменение качества, т. е. не просто количество, а необходимое количество. Таким образом, языковые категории нормы и меры не дублируют друг друга, а представляют различные языковые интерпретации онтологической категории меры.
Вопрос о природе нормы в самом общем виде также может быть разрешен через противопоставление категорий явления и сущности. Восприятие человеком мира начинается с восприятия множества разрозненных объектов наличного бытия – явлений. Осмысление качеств этих объектов приводит человека к более или менее достоверным выводам об их сущности – «внутреннем содержании предмета, выражающемся в единстве всех многообразных и противоречивых форм его бытия» [3, с. 526]. Познание сущности приводит к формированию нормативных представлений о том или ином объекте. Норма, следовательно, результат осмысления, постижения сущности совокупности явлений, иными словами, рациональный феномен. Последующее восприятие объектов осуществляется уже с опорой на норму, которая становится ориентиром для квалификации, характеризации, оценки и проч.
Среди других онтологических категорий, так или иначе соотносящихся с категорией нормы, мы считаем целесообразным назвать следующие:
1) качество, количество;
2) тождество, различие;
3) пространство, время;
4) субъект, объект.
Определим линии взаимодействия этих категорий.
Качество, количество, норма.
Качество и количество нераздельны в любом реальном объекте. Качество – это существенная, а количество – несущественная определенность вещи. Качество имеет интервал количественного изменения, выйдя за который оно становится другим качеством [128, с. 163–166].
Интервал количественного изменения качества представляет собой меру, а будучи осознанным человеком – норму для данного качества. Нормативные представления включают компонент «сколько нужно»; норма здесь количество, необходимое, достаточное для проявления типичных свойств объекта: столько ума, чтобы считаться умным, столько добра, чтобы соответствовать представлениям о добром и т. д.
Тождество, различие, норма.
Тождество – предельный случай неразличимости, равенства, сходства объектов; различие – их несовпадение, несходство по каким-либо признакам. Наличие объективно-общих моментов у нескольких объектов позволяет человеку осуществить их отождествление [128, с. 161–163]. Норма в этой связи представляет собой результат отрешения от индивидуальных различий; это диапазон таких вариаций качества, при которых сохраняется его тождество самому себе. Множество объектов, более или менее непохожих друг на друга, могут соответствовать норме, и в этой нормальности быть тождественными друг другу. Все пространство некоего признака организовано с учетом нормы, при этом даже значительные отклонения от нее не выводят объект за пределы, следовательно, качественная тождественность характерна для всех проявлений признака, нормативных и ненормативных.
Пространство, время, норма.
Пространство и время – формы бытия, выражающие соответственно сосуществование объектов и смену объектов друг другом. Временная структура бытия характеризуется длительностью, сменяемостью объектов, их стадий и состояний, пространственная – взаимодействием, сочетанием. Пространство и время могут быть представлены в качестве внешнего масштаба, фиксирующего порядок сосуществования и смены различных объектов, а также как внутренняя мера отдельных систем [65, с. 90–91].
По отношению к норме время – преимущественно внешняя характеристика: с течением времени (за годы, века и проч.) нормы могут изменяться, сменять друг друга. Описать культуру, образ жизни эпохи – значит в том числе описать действующие в это время нормы. Аналогично можно представить и пространственный аспект нормы: одновременно существуют разнообразные нормы, распространенные в более или менее крупных сообществах, действующие в различных сферах жизни и т. п. Помимо этого, норма имеет и внутреннее пространство, так как представляет собой, как правило, не точку, а зону, сферу – иначе говоря, пространство, на котором расположены более или менее непохожие друг на друга объекты, которые при этом все оцениваются как нормальные. Так, множество нормальных людей объединяет различных индивидов, к каждому из которых при всей непохожести на других можно применить характеристику «нормальный». Такое пространство нормы характеризуют как диапазон допустимых отклонений.
Субъект, объект, норма.
Субъект вступает в контакт с миром, изменяя предметную обстановку своего бытия и самого себя в процессе решения практических и духовно-теоретических задач. Объект – часть бытия, та реальность, на которую субъект направляет свое познание и обращает свою деятельность [65, с. 341–342, 525–526].
Процесс нормирования может быть рассмотрен в двух аспектах:
1) нормирование как процесс создания нормы; 2) нормирование как процесс оценивания объекта с точки зрения соответствия/несоответствия норме. Объектом нормирования в каждом из этих случаев является все многообразие реалий объективного мира, абстрактные, психоэмоциональные сущности и проч., попавшие в поле зрения человека. Иными словами, все, что воспринято и осознано, то осмыслено и охарактеризовано через понятие нормы.
Субъекты нормирования-создания и нормирования-оценки могут несколько различаться. Из тезиса о социальном характере норм следует, что позиция субъекта нормирования всегда занята социальным индивидом, при этом его роли неоднозначны. Так, при нормировании-оценке субъект на основании имеющихся у него представлений о норме оценивает объект с точки зрения соответствия/несоответствия этим представлениям. Субъект в таком случае активен как оценивающее лицо, но пассивен как пользователь нормами. При нормировании-создании норм возможны, например, такие ситуации:
а) нормы императивного типа творятся людьми, действующими от лица всего социума, поэтому, будучи творением отдельных людей, воспринимаются при этом как объективное начало. Это правила для всех, являющиеся предметом почитания, трансляции сами по себе, а не как произведение некоего автора;
б) нормы могут быть созданием конкретного человека и при этом восприниматься как субъективные. В таком случае другие не обязаны соблюдать эти правила, в крайнем случае последние могут быть распространены на микросоциум, центральной фигурой которого является создатель норм (на семью, небольшой коллектив и др.).
Таким образом, все, что попадает в поле зрения человека, оценивается им с позиций «как надо», «как должно быть», «как обычно бывает», «сколько нужно» и т. п., т. е. становится объектом нормирования. Человек в процессе нормирования всегда выступает оценивающим субъектом, но не всегда – творящим.
На основании сделанных частных выводов предлагаем следующее определение нормы. Норма, сформировавшаяся в результате осмысления и оценивания человеком совокупности явлений, представляет собой социально обусловленную меру, задающую пределы качества и сохраняющую его себетождественность, имеющую пространственную и временную характеристики. Схематично место нормы в системе онтологических категорий может быть представлено следующим образом (см. рис. 2).
Рис 2. Норма среди онтологических категорий
1.1.2. Норма как семантическая категория русского языка
Пересечение онтологической категории нормы с другими онтологическими категориями (качество, количество, мера, пространство, время, субъект, объект, сущность, явление, тождество, различие) проецируется и на язык, среди семантических категорий которого можно обнаружить те же отношения. Кроме того, языковой материал позволяет дополнить список категорий, взаимодействующих с категорией нормы, или уточнить особенности языковой интерпретации того или иного аспекта взаимодействия категорий.
Отправной точкой для определения специфики нормы являются, по-видимому, семантические категории качества и количества (по терминологии А. В. Бондарко, качественности и количественности), в основе которых лежат соответствующие онтологические категории. Нормативные представления лежат в основе определения качества, которое осуществляется с опорой на стандарт – «общие для говорящего и слушающего усредненные представления о данном классе» [168, с. 131]. Соотношение с нормой позволяет также решить вопрос о наличии количественных отношений, в основе которых «лежит сравнение вещей, принимаемых за относительно однородные, одноименные, т. е. сравнимые» [168, с. 163].
Онтологическая связь категорий качества и количества определяет наличие частных качественно-количественных категорий, в том числе меры, градуальности, интенсивности и др.
Одной из основных качественно-количественных семантических категорий этого уровня является, на наш взгляд, категория градуальности, для которой понятие нормы принципиально важно: категория градуальности демонстрирует значимость нормы для категорий качества и количества в их синтезе.
Исследованию категории градуальности посвящено несколько серьезных трудов, в первую очередь следует отметить работы Ю. Л. Воротникова [38; 39; 134] и С. М. Колесниковой [69; 70]. Вместе с тем заметно, что схожие вопросы поднимаются при описании других категорий, прежде всего категории интенсивности. В целом описания категорий градуальности и интенсивности, данные в лингвистической литературе, имеют общие базовые положения, а именно:
1) констатируется качественно-количественный характер категорий;
2) называются основные компоненты семантики категорий: субъект, объект, мерный признак, основание;
3) устанавливается статус нормы как ориентира, основания градуирования/интенсификации, соотнесение с которым определяет степень проявления признака в конкретном объекте;
4) определяется суть нормативных представлений как коллективно-субъективных представлений о нейтральном, стереотипном, стандартном проявлении качества, являющихся результатом типизирующей, абстрагирующей деятельности сознания;
5) осуществляется описание категорий в виде шкал, на которых функцию точки отсчета выполняет норма.
При несомненном сходстве описаний различается определение статуса категорий. Так, по Ю. Л. Воротникову, градуальность – семантическая категория, а в работе И. И. Туранского [170] она названа понятийной категорией, реализуемой в системе языка через категорию интенсивности, отражающую возможность различной проявленности признака по отношению к точке отсчета – норме. Описание градуальности как семантической категории русского языка реализовано в упомянутых работах С. М. Колесниковой; определение интенсивности как семантической категории, основанной на понятии градации количества, принимается, например, С. В. Маклаковой [94] и т. д.
Разведение понятий градуальность и интенсивность может быть осуществлено, как нам кажется, на основе противопоставления объективного и субъективного компонентов семантики соответствующих категорий. Внимание к объективному компоненту выявляет сущность и свойства самого объекта, к субъективному – особенности воспринимающего субъекта. Эта оппозиция нашла отражение в работе И. И. Туранского. Исследователь предлагает различать интенсивность как 1) восприятие явлений как объективных данностей и объективную оценку, сопровождающую это восприятие; 2) субъективное восприятие и субъективную оценку, являющиеся отражением экспансивности речевого темперамента языковой личности [170, с. 23]. Очевидно, что в основе в обоих случаях лежат представления носителей языка о возможности качества быть выраженным в разной степени, однако акценты расставлены по-разному. В связи с этим видится следующее терминологическое решение: для обозначения семантической категории, представляющей собой языковую интерпретацию неразрывного онтологического единства качества и количества, использовать термин «градуальность», а термином «интенсивность» называть категорию экспрессивно-стилистического характера, на первый план выдвигающую фигуру говорящего субъекта. Понимаемая таким образом интенсивность – составляющая оценки, суть которой заключается в приписывании предмету речи признака положительного или отрицательного ценностного отношения к нему субъекта [96, с. 108].
Все сказанное обосновывает рассмотрение категории нормы в связи с 1) качественно-количественной категорией градуальности, основанной на представлении о количественной неоднородности качества, и 2) субъективно-объективной категорией оценки, выражающей отношение говорящего к предмету речи-мысли. При этом анализ взаимодействия категорий градуальности и оценки, в свою очередь, дает основания судить об их генетической близости, которая подтверждается следующим:
1) значимостью бинарного противопоставления, которое выступает как структурный принцип организации семантического пространства измеряемого/оцениваемого качества;
2) представлениями о возможностях различной степени проявления признака, в том числе признака ценностного отношения к объекту;
3) возможностью представить семантическое пространство в виде динамической шкалы, отражающей свойство признака убывать, нарастать, существовать в различных проявлениях;
4) субъективно-объективным характером полученной шкалы: градуирующий/оценивающий субъект опирается на свое отношение к объекту и на существующий оценочный стереотип, объект, в свою очередь, сочетает в себе и объективные, и субъективные признаки;
5) значимостью понятия нормы: при градуировании/оценке субъект соотносит реальные признаки объекта с нормой для данного класса.
Итак, названные выше категории – градуальность, интенсивность, оценка – имеют генетическую общность. Первичной является качественно-количественная категория градуальности, которую мы, вслед за Ю. Л. Воротниковым, понимаем следующим образом: это семантическая категория, отражающая способность качественного признака выступать в данном носителе в той или иной степени проявления относительно другого носителя или относительно нормы этого признака, а также находиться в состоянии перехода от одной степени проявления к другой [38, с. 20]. Категории интенсивности и оценки являются производными от категории градуальности: они также базируются на представлении о мерности бытия, но отражают уже не столько объективные свойства явлений, сколько отношение воспринимающего субъекта к этим явлениям. Рассматривая соотношение нормы с основными онтологическими категориями, мы выявили, в частности, линии взаимодействия «качество – количество – норма» и «субъект – объект – норма»; очевидно, что те же линии обнаруживаются и при анализе семантических категорий.
Несмотря на близость категорий градуальности, интенсивности и оценки, значение для них нормативных представлений имеет специфику в каждом случае.
Градуальность, норма.
Специфика ментальной процедуры градуирования обусловлена обстоятельствами, непосредственно связанными с двумя основными участниками градуирования – градуируемым объектом и градуирующим субъектом:
1) особенностью признака-качества, заключающейся в существовании количественного параметра, в связи с чем формирование значения происходит с учетом возможного количественного изменения признака [46; 195; 196; 197];
2) существованием в организме сенсорных шкал, оценивающих различные величины, что позволяет признать за организмом способность быть своеобразным измерительным прибором и путем чувственного восприятия разных величин судить об их количественной стороне [187].
Таким образом, реальные объекты, обладающие набором измеряемых признаков, воспринимаются человеком посредством органов чувств, далее сознание осуществляет сопоставление воспринятого с представлениями о размерных характеристиках класса, к которому относится объект, и «выносит вердикт» относительно степени проявления какого-либо признака. В сознании воспринимающего субъекта оказываются закрепленными представления как о принципиальной мерности, неоднородности качеств, так и о существовании некой нормы, через соотнесение с которой можно установить степень проявления признака реального объекта.
Многообразные количественные проявления качества можно упорядочить посредством модели шкалы. Шкала градации представляет собой градуированное семантическое пространство признака, ограниченное с обеих сторон его возможными полярными реализациями. Эта шкала отражает способность качества изменять свои количественные характеристики при сохранении неразрывной связи противоположностей, т. е. при сохранении качественного тождества. В середине шкалы проходит так называемая ось симметрии, соответствующая усредненной реализации признака и свидетельствующая о балансе сем «больше/меньше» (о шкале градации см. [8; 36; 131]) (см. рис. 3).
Рис. 3. Шкала градации
Норма, или нулевая степень измерения, выполняет в данном случае классифицирующую функцию, определяя степень проявления признака, задавая образец, стандарт и формируя модель качества [70, с. 18]. Учитывая ведущую роль нормы в шкалообразовании, можно заключить, что градуальная семантика всегда включает признак отношения к норме.
Представленная таким образом шкала градации носит, по-видимому, предельно упрощенный характер. Думается, что среди усложняющих факторов можно назвать непосредственно связанные с феноменом нормы, а именно:
1. Разнообразие объектов, обладающих одним качеством. В действительности шкала одного качества, например длины, должна быть представлена множеством шкал, промеряющих длину объектов разных классов: веревок, дорог, волос и др. Разумеется, для каждого класса существует своя норма, организующая видовую шкалу. Заметим, что сами нормы также существенно различаются, представляя собой то среднее арифметическое, то некий прототип-ориентир и проч. Выбор же нормы определяется, по-видимому, упомянутой выше способностью человека быть измерительным прибором. Эта способность обусловливает «человеческий» характер многих норм: норма устанавливается относительно человека, параметры которого во многих случаях являются естественной нормой градации [134, с. 192]. Таким образом, одно качество может быть представлено множеством шкал со своими нормами, при этом норма выступает не только фактором, организующим каждую шкалу, но и фактором, объединяющим множество шкал: будучи антропоцентричной, норма оказывается «в известной мере абсолютной» [134, с. 193].
2. Организация отдельных участков шкалы. Графическое представление шкалы может стать источником заблуждений о реальном устройстве семантического пространства признака. Так, можно предположить, что на шкале градации есть только одна точка нормы (в месте пересечения с осью симметрии), что участки шкалы (в том числе участок нормы) – это именно точки, т. е. своеобразные атомы, неделимые далее проявления качества. Такие предположения не вполне корректны. Действительно, норма является для шкалы градации основным организующим фактором, однако речь должна вестись не об одной норме, а о целом комплексе. Примем за основу утверждение Н. Д. Арутюновой о том, что каждая точка на шкале имеет свойство растяжимой точечности, т. е. должна быть представлена как особая зона, локализованная на определенном пространстве шкалы [8, с. 233]. В таком случае каждый участок также является градуированным пространством со своей нормой. Иными словами, свою норму имеет не только шкала целиком, но и отдельные ее участки, в том числе полюса: «Качественные слова в большинстве своем не просто называют качество, но и указывают на степень отклонения от средней нормы. Сами же эти отклонения тоже обычно бывают нормативными» [125, с. 122]. Следовательно, можно говорить о некой центральной норме и о множестве норм отдельных участков шкалы. Последние, в свою очередь, представляют собой частные мини-шкалы градации, организованные по тому же принципу, что и базовая шкала.
Таким образом, на семантическом пространстве признака наблюдаются две разнонаправленные тенденции. С одной стороны, имеет место своеобразная полинормативность: качество представлено частными разновидностями с видовыми нормами, а участки шкалы градации, как и целое, являются градуированными каждый относительно своей нормы. С другой стороны, имеет место тенденция к мононормативности: антропоцентричность картины мира делает параметры человека практически абсолютной нормой, которая и формирует базовую шкалу градации. В целом «отношение качественного признака к норме – универсальный семантический признак градуальности» [70, с. 188].
Категории нормы и градуальности находятся друг с другом в отношениях взаимообусловленности. Значение нормы как фактора, формирующего шкалу градации, было рассмотрено выше, другой аспект – градуирование самой нормы. Норма может быть представлена как точка только на шкалах градации простейшего типа, например 36,6° на градуснике. Однако в большинстве случаев, как и другим значениям на шкале, норме отводится определенное градуированное пространство. Это пространство занято явлениями, которые в целом можно счесть нормальными, но которые, однако, обладают различными количественными характеристиками. Так, русский язык позволяет говорящим обозначить разную степень нормальности, охарактеризовав объект как почти, не вполне, вполне, совершенно, абсолютно, более чем и т. п. нормальный. Представление нормы как градуированного пространства соотносится с ее пониманием как диапазона допустимых отклонений, не сопровождающихся значительными количественными изменениями.
Итак, в сознании человека представления о степени проявления того или иного признака формируются в результате соотнесения с нормой, а представления о норме включают такой компонент, как возможность градуирования.
Интенсивность, норма.
Отметим, что статус категории интенсивности определяется по-разному: утверждается, что это категория грамматическая [150], лексико-грамматическая [75], семантическая [170], лексическая [14]. Пересечение в семантике интенсивности парных понятий «качество – количество», «субъект – объект» подчеркивается в определении Е. В. Бельской: семантическое основание лексической категории интенсивности – «представление некоторого субъекта о ненормативности определенного объекта в аспекте степени проявления качественно-количественных характеристик последнего (курсив мой. – Н. Ф.)» [14, с. 6]. Интенсивность, следовательно, представляет собой своеобразную авторскую интерпретацию, субъективное видение мерных качеств объекта. Исследования категории интенсивности сосредоточены на описании единиц с выраженной интенсивностью, однако их обнаружение и семантический анализ не были бы возможны без обращения к понятию нормы, представляющему нейтральную, нулевую интенсивность.
Для определения особенностей соотношения «интенсивность, норма» рассмотрим несколько шкал интенсивности (см. рис. 4).
Рис. 4. Шкалы интенсивности
На обеих шкалах существует зона, соответствующая коллективно-субъективным представлениям о нейтральном, исходном, обычном [170, с. 32], иными словами, о норме. Значение нормы может быть вербализовано через определитель «в меру» [129, с.7], единицы же с семантикой выраженной интенсивности называют такие характеристики объекта, которые, по мысли говорящего, этой мере не соответствуют. Представления о норме являются для шкалы интенсивности основным организующим началом, точкой отсчета, так как в каждом случае устанавливается оппозиция с типовым значением «норма – не-норма». Обязательность нормы, ее функция быть точкой отсчета подтверждается следующим фактом: реальные языковые единицы далеко не всегда представляют все шаги по шкале интенсивности, однако минимум – две лексемы со значением нормы и не-нормы – обычно имеет место.
Симметрия идеальной шкалы интенсивности не соответствует реальному положению дел. Исследователи отмечают, что, во-первых, в реальном языке единицы со значением усиления интенсивности представлены в большем количестве, чем единицы, называющие ослабление признака. На материале говоров Среднего Приобья Е. В. Бельская указывает следующее соотношение: 96,5 % диалектных интенсивных единиц указывает на превышение нормы и только 3,5 % – недостижение. В связи с этим на шкале, заполненной единицами конкретного языка, зона нормы оказывается сдвинутой к основанию [170, с. 32]. Во-вторых, несмотря на возможность бесконечного числа шагов по шкале, лексические ряды интенсивности обычно состоят не более чем из трех компонентов. В диалектах, например, наиболее частотны следующие ситуации:
1) норма – усиление первого шага: окунь – окунище;
2) норма – усиление первого шага – усиление второго шага: идти – хлестать – хлобыстать (о дожде);
3) ослабление первого шага – норма – усиление второго шага: горьковатый – горький – горьчущий [14, с. 91].
Используя понятия шага, можно констатировать, что традиционно специальное словесное выражение получают степени проявления признака, относительно близкие к норме. Такое положение дел обусловлено следующими особенностями нормативных представлений. Известно, что последние характеризуются расплывчатостью, доходящей до полной неосознанности [9, с. 66; 70, с. 26]. Между тем само существование этих представлений – реальность нашего сознания, без которой человек не смог бы осуществлять классификационную и оценочную деятельность. Именно в сравнении с нормой оказываются очевидными качественно-количественные особенности объекта, потому наиболее естественной и генетически первичной является оценка по принципу «норма – не-норма». Разнообразные случаи несоответствия норме с большими трудностями подвергаются упорядочению, так как лишены специального ориентира. Таким образом, обязательное наличие единицы со значением нормы и вербализация шагов, соответствующих первичному отклонению от нормы, – очередное свидетельство базового значения нормы для осознания степени проявления признака.
Итак, шкала интенсивности образуется вокруг нормы, которая противопоставлена другим точкам шкалы по характеристике «в меру – не в меру». Выбор слова из комплекса интенсивной лексики осуществляется говорящим на основе его представлений о степени несоответствия норме.
Оценка, норма.
В самом общем виде оценка – это выражение человеком своего отношения к предмету. Как следствие, тремя наиболее очевидными компонентами содержания оценки являются оценивающий субъект, оцениваемый объект, характер оценки [36; 96]. Разнообразие оценочных ситуаций позволяет говорить о различных субъектах оценки (один человек, группа, социум) и о бесконечном многообразии ее объектов. Действительно, восприятие мира человеком таково, что в фокус оценочной деятельности может попасть практически любой объект и любое свойство объекта. Одно из важнейших свойств оценки – сочетание субъективного (отношение субъекта к объекту) и объективного (свойства объекта) компонентов, причем даже доминирование одного из компонентов не означает полного отсутствия второго. Субъект, оценивая предметы, опирается 1) на свое отношение, в основе которого – широкий спектр мотивов: взгляды на жизнь, требования ситуации, настроение и проч. (изменение отношения может привести к смене оценочного знака), 2) на стереотипные представления об объекте и шкале градации, на которой расположен оцениваемый признак. В свою очередь, объект сочетает субъективные (отношение субъекта) и объективные (не зависящие от воспринимающего, но впоследствии им осмысленные) признаки [36]. Добавим, что в виде шкалы градации можно представить не только пространство признака объекта, но и пространство отношения субъекта, каждое из которых градуировано. Таким образом, для семантики оценки остается актуальной модель шкалы градации, а следовательно, очевидна значимость нормативных представлений, формирующих эту шкалу. Норма как представление о некотором стандарте, образце для данного класса [196, с. 62] является четвертым обязательным компонентом оценочной семантики – основанием оценки.
Для результата оценочной деятельности имеет значение природа представлений о стандарте, которые могут быть частью как индивидуальной картины мира (это вкусы, о которых, как известно, не спорят), так и национальной (это некие социальные стандарты и эталоны, общеодобряемые образцы). Во втором случае результат оценивания обладает высокой степенью предсказуемости и массовости.
Несмотря на значительное сходство шкал градации и оценок, место нормы на них различно. Как уже отмечалось, на шкале градации норма (параметрическая) расположена в средней части, а по обе стороны от нее симметрично возрастает или убывает степень проявления признака. На шкале оценок позиция нормы иная.
Шкала оценок ограничена полюсами, соответствующими противопоставленным оценочным значениям (в общем виде это значения «хорошо – плохо»). В средней части шкалы расположена зона нейтрального (термин Е. М. Вольф), нейтральная полоса (термин Т. В. Маркеловой), где баланс плюса и минуса дает нулевую оценку. Между полюсами устанавливаются отношения неполной обратимости: плохой – это «лишенный положительных качеств, не удовлетворительный, не удовлетворяющий каким-нибудь требованиям», в то время как хороший – «положительный по своим качествам, вполне удовлетворительный, такой, как следует» [120, с. 452, 754]. Иными словами, плохое определяется через отрицание хорошего, а хорошее – через констатацию положительных качеств. Общим моментом, присутствующим в обеих дефинициях, является указание на некие требования, которым, по мнению субъекта, должен удовлетворять объект; эти требования не что иное, как норма. Таким образом, можно предположить, что хороший – «соответствующий норме», плохой – «не соответствующий». Следовательно, полюса противопоставлены друг другу не только, как хороший плохому, но и как нормальный ненормальному (см. рис. 5):
Рис. 5. Шкала оценок (идеализированная картина мира)
Такое представление, однако, верно для идеализированной (=нормативной) картины мира, в которой наблюдается отождествление понятий доброго и должного, а нормы являют собой идеальные объекты. Применительно к обыденной картине мира уместнее говорить о сближении зоны нормы и положительного полюса, но не об их отождествлении (см. рис. 6).
Рис. 6. Шкала оценок (обыденная картина мира)
Кроме того, значение имеет сфера оценочной деятельности (например, этические нормы – благо, а эстетические могут перерождаться в штампы и клише), а также индивидуальная система ценностей оценивающего субъекта, который может не признавать нормы общества. В таком случае на шкале оценок придется устанавливать позиции для двух норм – индивидуальной и общественной, определяя позицию каждой относительно полюсов.
Итак, норма – основание оценок, тот стандарт, стереотип, на который опирается оценивающий субъект. При этом оценочный знак, присваиваемый самой норме, не является безусловно предсказуемым. Так, характеристика объекта как нормального от лица всего социума в принципе ассоциирует положительные оценочные смыслы. Такая оценка часто оформляется высказываниями, представляющими оценку как бессубъектную и истинную в реальном мире [36, с. 58]. С другой стороны, при конфликте оценок между социумом и индивидом возможно и изменение оценки нормы: каждый из субъектов оценивает свою норму положительно, чужую – отрицательно. Следует учесть и категоричность оценки. В случае с нормой можно, видимо, говорить о смягченной оценочности: норма в обыденной картине мира – это почти, но не совсем хорошо, почти, но не совсем плохо. Очевидно, что норма не входит в нейтральную полосу шкалы оценки, а напротив, всегда каким-то образом оценивается, при этом оценка, как правило, не является аффективной. Думается, что это можно объяснить рациональным характером нормы: это результат сложных ментальных процедур абстрагирования, типизации и т. п., и рациональная основа препятствует чрезмерной эмоциональности.
Таким образом, взаимодействие категорий оценки и нормы очевидно. Сам процесс оценивания и его языковая интерпретация невозможны без ориентира, каковым является норма, при этом сама норма может выступать как объект оценочной деятельности.
Выше были рассмотрены линии взаимодействия категории нормы и категорий градуальности, интенсивности и оценки. Обобщим сказанное.
1. Семантическая категория градуальности представляет собой языковую интерпретацию неразрывного единства онтологических категорий качества и количества. Градуальный фрагмент картины мира включает практически бесконечное множество объектов, обладающих мерными свойствами. Для определения степени проявления признака в конкретном объекте необходимо иметь представления о норме для данного качества объекта определенного класса. Таким образом, норма является основой градуирования, фактором, формирующим шкалу градации.
2. Категория градуальности является основанием категорий интенсивности и оценки, каждая из которых основывается на представлениях о мерности качеств и отношений. «По наследству» от генетически первичной категории категориям интенсивности и оценке передается качественно-количественный характер, градуируемое семантическое пространство и функция нормы как классифицирующего понятия.
3. Во взаимодействии с категориями градуальности и оценки норма выступает не только основанием градуирования/оценивания, но и объектом этих действий. Так, при градуировании выявляются разные степени нормальности, при оценивании норма сама становится средоточием оценочных смыслов. См.:
Мне лично было бы здесь жить приятнее, чем в Москве: здесь более нормальный образ жизни (М. Игнатушко, ruscorpora[3]): большая нормальность выступает своеобразным синтезом объекта и мотива сенсорно-вкусовых оценок; Тут, правда, директор ее оборвал: «Может быть, он в вожатые не годится, но он совершенно нормальный» – и попросил Нину принести ему наш классный журнал, чтобы доказать Стрельцовой, насколько я нормальный: дескать, я вам сейчас покажу, как он учится (В. Железкин, ruscorpora): «градус нормальности» определяет пригодность для той или иной сферы деятельности и вновь становится объектом оценок.
Для категории интенсивности, по-видимому, такая взаимообусловленность не свойственна: семантика категории предопределяет внимание к разнообразным отклонениям от нормы, последняя же используется только как ориентир для выявления ненормального. Приведем в этой связи замечание К. И. Чуковского: «Большой простор для обогащения словаря детей новыми словами дает воспитателю окружающая природа. “Сильный дождь (слово дождь указывает на нормальную силу проявления признака, признак интенсивности вносится прилагательным. – Н. Ф.) пошел, настоящий ливень!” – говорит воспитатель детям, и они прочно связывают свои непосредственные впечатления с новым словом ливень», а также примеры «игры» со словами дождь – ливень в художественных текстах:
Еще кинологи только что приехали с собакой, но эта тварь след не берет. Дождик-то какой был – настоящий ливень! – Ливень, это точно, – согласился Крячко, крутя шеей направо и налево (Н. Леонов, А. Макеев, ruscorpora); Шумит дождик, и все сильней, – уже настоящий ливень (И. Шмелев, ruscorpora). В обоих примерах показателен выбор уменьшительно-ласкательного деривата дождик, включающего, в отличие от производящего дождь, сему интесивности, которая вступает в оппозицию с аналогичной семой слова ливень.
4. Категории градуальности, интенсивности, оценки имеют субъективно-объективный характер. Норма, определенная как социально-одобренная мера, отражает эту двойственность. Мера – свойство объекта – осознается субъектом-социумом и культивируется; для каждого конкретного человека такая норма воспринимается как нечто само собой разумеющееся, т. е. объективно данное. В то же время вопрос о соответствии/несоответствии норме лежит в поле оценочной деятельности человека, воспринимающего объекты окружающей действительности сквозь призму собственного отношения к миру, не всегда близкого к мнению социума. Приведем пример сопоставления нормального и ненормального в мировоззрении отдельного человека:
У его предшественника в спальне над кроватью висел даже ящик с африканскими бабочками, а в столовой на особом столике блистала и переливалась голубым и розовым перламутром горка колибри (мир праху вашего хозяина, птички!). Всё это было в порядке вещей (норма для говорящего и его круга. – Н. Ф.), но чтоб какой-нибудь следователь занимался нумизматикой! Да ещё такой следователь, толстый местечковый пошлячок и ловчила, в этом для сына столичного присяжного поверенного, старого московского интеллигента, было что-то почти оскорбительное (не-норма для субъекта. – Н. Ф.). Но, впрочем, если подумать, то и это норма! (изменение взглядов субъекта на соотношение «норма – не-норма» в связи со сменой ситуации. – Н. Ф.) Мало ли археологов и историков провалились в землю через полы тихих кабинетов пятого этажа! А дальше все уже было проще простого: сначала «и с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества», затем «столько-то килограмм белого и желтого металла по цене рубль килограмм». – И много у вас монет? – спросил прокурор (Ю. Домбровский, ruscorpora).
5. Семантическая категория нормы обозначает количество, необходимое для сохранения качества. Как качественно-количественная категория, она взаимодействует с другими категориями этого типа: градуальностью, интенсивностью и оценкой. При этом нормативные представления не только обобщаются в самостоятельную семантическую категорию, но и являются условием, необходимым для функционирования как базовых категорий качества и количества, так производных от них категорий. Исследование нормативных представлений как условия формирования, организации других семантических категорий русского языка актуализирует идею регулятивного характера нормы. На уровне семантических категорий мы сталкиваемся с той же закономерностью, которая была отмечена на уровне категорий философских: норма и самостоятельная категория, значимо взаимодействующая с другими, и механизм регулирования. Для иллюстрации тезиса приведем несколько примеров высказываний с отрицательной конструкцией «это уже не Х», в которых отрицание номинирует несоответствие норме:
Я вспомнил Бабеля: еврей на лошади – это уже не еврей (Ф. Искандер, ruscorpora): значительное нарушение нормы влечет изменение качества;
Это уже не беспорядок, а помешательство. Кучи обуви, одежды, куски хлеба, грязная посуда. Никогда не убираемые постели (И. Грекова, ruscorpora); Смотрят так, что из треснувшего пылесоса Демьяна, набитого перхотью барабашек, внезапно вырастает роза! Невероятно! Обоим только и нужно было, что встретить себе подобного! Да, это уже не любовь, это страсть! – воскликнул Ягун (Д. Емец, ruscorpora): превышение количественных показателей, высокая интенсивность – основание для изменения статуса явления.
Схематично соотношение категорий показано на рис. 7 (пунктирная линия обозначает направление регулирования категорий, осуществляемое нормативными представлениями).
Рис. 7. Норма в системе семантических категорий русского языка
Семантическая категория «норма» организована по бинарному принципу на основе противопоставления значений «норма (соответствует норме) – не-норма (не соответствует норме)». Как семантическая категория норма составляет фрагмент мыслительного содержания, который реализуется в грамматических, а также в словообразовательных и лексических значениях. С учетом выявленных особенностей нормы, в частности ее качественно-количественного и субъективно-объективного характера, а также с учетом взаимодействия семантики градуальности, оценки, интенсивности, нормы представляется логичным и обоснованным включить в поле нормы следующие разноуровневые единицы:
Значение соответствия норме
• Качественные прилагательные и наречия в форме положительной степени, а также те прилагательные и наречия, которые способны иметь дериваты с размерным значением (типа красный, так как есть красноватый, краснющий);
• глаголы с грамматически не выраженным способом глагольного действия;
• существительные, имеющие дериваты с количественным значением (типа дом на фоне домик, домище, домина);
• однородные ряды с союзом и;
• утвердительные предложения определительной характеризации X есть Y;
• предложения с модальностью естественности (с модальным оператором типа естественно, что);
предложения с квантором всеобщности.
Значение несоответствия норме
• Производные прилагательные и наречия с размерными аффиксами;
• глаголы, детерминированные по способу действия (например, перекупаться на фоне купаться – искупаться);
• производные существительные с размерными аффиксами;
• однородные ряды с союзом но;
• отрицательные предложения определительной характеризации X не есть Y;
• предложения с модальностями неожиданности, странности, удивления и т. п. (с модальными операторами типа странно, удивительно, что).
Заметим, что единицы, включенные нами в поле, неоднократно становились объектом внимания лингвистов (см., например: [88; 125] (степени сравнения); [21; 55] (СГД); [61; 142; 144] (модальности странности и т. п.); [6; 9] (предложения определительной характеризации); [18; 109] (предложения с квантором всеобщности) и др.), однако синтезирующее описание, интегрирующим принципом которого являлась бы семантика нормы, отсутствует.
Выделение двух семантических центров поля продиктовано спецификой соотношения нормы и аномалии. С одной стороны, они, несомненно, взаимообусловлены, с другой – выделить доминанту в этой паре представляется проблематичным. Так, норма логически первична (ненормально то, что не соответствует норме); показательны в этой связи толкования значений: недо– значение неполноты по сравнению с нормой, – аст– значение превышения нормы и т. п. Это логическое доминирование отражается в направлении производности: от производящего со значением соответствия норме – к производному со значением аномалии. При этом формально «лидирует» значение несоответствия норме: именно оно эксплицитно и именно благодаря ему можно обнаружить противоположное значение: если есть домина, домище – дериваты со значением чрезмерного по сравнению с нормой размера, значит, «от противного» можно предположить, что в производящем дом скрыта норма.
Целесообразность рассмотрения онтологической и семантической категории нормы в синтезе полностью подтверждается при исследовании семантической категории нормы. Так, в определении последней нашел отражение прогнозируемый качественно-количественный характер и т. п. В итоге мы определяем семантическую категорию нормы как качественно-количественную категорию, структура которой задана оппозицией «соответствует норме – не соответствует норме», реализующейся в частных значениях (как эксплицитно, так и имплицитно) на всех ярусах русского языка. Языковая единица, вовлеченная в поле категории нормы, так или иначе обозначает совпадение / несовпадение признаков воспринимаемых объектов с нормативными представлениями, существующими в сознании носителей русского языка.
При определении места нормы в системе семантических категорий русского языка была обнаружена та же ситуация, которая характерна и для категорий мыслительных: норма одновременно является и самостоятельной категорией, и важным звеном категориальной системы. Качественно-количественный характер нормы определяет ее взаимосвязь со всеми категориями, которые отражают «мерность» мира – как материального, так и идеального. Анализ речевых фактов показывает, что мерные характеристики приписываются самым разнообразным объектам, признакам, в том числе тем, которые логически измеряемыми не являются (так, абсолютность признаков слепой, хромой не является препятствием для отражения различий в степени проявления). Измерение – соотношение параметров объекта с некой величиной – оказывается одним из важнейших способов осмысления мира. Норма в этом процессе играет роль величины, с которой сравнивается новое, причем подобное измерение не нуждается в дополнительных приборах, так как норма интериоризирована.
Отношение членов семантической оппозиции, формирующей категорию нормы, отражают общие закономерности взаимодействия нормы и аномалии.
Во-первых, норма и аномалия невозможны друг без друга, так как определяют друг друга. В связи с этим сводить нормативные представления к представлениям о соответствии норме невозможно; нормативные представления – это обыденные представления носителя русского языка как о нормальных, так и об аномальных проявлениях неких объектов. Бинарное противопоставление, лежащее в основе семантической категории нормы, отражает это нераздельное единство.
Во-вторых, оппозиция «норма – не-норма» коррелирует с оппозицией «фон – фигура»: норма – фон, на котором заметны отклонения. Эта закономерность находит отражение в значениях и форме языковых единиц с семантикой аномалии. Так, значения не-нормы соотносятся с глубинными нормативными представлениями; как следствие, номинации аномалий опосредованно указывают на норму. Значения нормы, в свою очередь, практически не осознаются таковыми, они содержат эталоны в скрытом виде. Показательна и форма: традиционное направление словообразования – от нормы к не-норме, производное отсылает к скрытой в лексических значениях производящих слов норме.
В-третьих, оппозиция «норма – не-норма» обеспечивает динамику системы, кроме того, категория нормы взаимодействует с категорией времени. Эти два обстоятельства привносят в значения категории аспект изменения во времени. Воспринимаемый объект осознается как способный меняться, причем характер изменений непосредственно связан с нормой: результат можно прогнозировать, если признаки объекта соответствуют норме, но итог непредсказуем, если мы имеем дело с аномальным объектом.
1.2. Понятийное поле нормы
Предельно абстрактная категория нормы конкретизируется в понятиях идеала, норматива, эталона, образца, стандарта, правила, традиции, обычая и др. (см., например: [128; 151; 156; 157; 162] и др.). Отражение многообразия проявлений нормы наблюдается как в научной традиции, так и в обыденной речевой практике, для которых характерно употребления слова норма применительно к широкому кругу явлений. Для нас принципиально важно очертить круг этих явлений, так как от этого зависит полнота дальнейшего описания. Представляется возможным решить эту задачу через моделирование понятийного поля нормы. Использование термина понятийное поле видится целесообразным по следующим причинам. Совокупность рассматриваемых единиц обнаруживает основные признаки поля: системные отношения элементов, имеющих семантическую общность, ядерно-периферийная организация, наличие микрополей, диффузность границ. При этом единицами, входящими в состав поля, являются понятия, которые условно можно охарактеризовать как научные, т. е. отражающие существенные и необходимые признаки объекта и обозначенные специальными терминами. Условность характеристики понятий как научных определяется взаимодействием, взаимопроникновением результатов повседневного и научного познания мира и, следовательно, невозможностью полностью обособить одни от других. В связи с этим термины коррелируют с обычными словами, которые также могут быть включены в поле. Моделируя понятийное поле нормы, мы основываемся на данных основных гуманитарных наук: философии, социологии, культурологии, каждая из которых характеризуется особым подходом к объему понятия нормы. Понятийное поле, построенное на основе синтеза научных традиций, является для нас теоретическим конструктом, необходимым для описания комплекса языковых значений.
Предварительный анализ подходов к описанию нормы, реализованных в рамках философии, социологии и культурологии, определил основные принципы устройства моделируемого нами понятийного поля. Во-первых, поле должно быть многокомпонентным, так как понятие нормы является родовым для большого числа частных понятий. Во-вторых, понятийное поле должно быть полицентричным, так как в полной мере сущность нормы может быть освещена только в сои противопоставлении с антинормой[4]. Предварительно следует упомянуть уже существующие в научной традиции версии поля нормы. Так, Н. Д. Арутюнова, исследуя в рамках логического анализа языка значение слов, указывает и на неразрывную связь нормы и не-нормы, и на многочленность поля[5]. Автор указывает также, что понятия, входящие в состав поля, не противопоставлены четко, а образуют группы с диффузными границами. Другая масштабная попытка моделирования поля нормы предпринята Л. А. Нефедовой при исследовании языковых девиаций. Сформированное поле также представляет собой реализацию принципов многокомпонентности и полицентричности[6]. Сравнивая поля Н. Д. Арутюновой и Л. А. Нефедовой с полем, предлагаемым нами, отметим следующие различия. Во-первых, различия касаются исходных установок: в обеих упомянутых работах основным объектом исследования является аномалия. Из этого следует, во-вторых, различие в перспективах применения поля при анализе языкового материала: привлекаются в основном те единицы, которые так или иначе номинируют отклонения, кроме того, при анализе языковых фактов практически не осуществляется обращение к довольно сложной структуре поля. Наконец, процедура моделирования поля не эксплицируется, однако полученные результаты позволяют предположить, что оно носит умозрительный характер.
Итак, предпринимаемое нами описание поля нормы
– базируется на научной традиции;
– отвечает требованиям многокомпонентности и полицентричности;
– в перспективе должно быть использовано при анализе фактов языка и речи.
Как упоминалось выше, норма – социально обусловленная мера – конкретизируется в ряде частных понятий, каждое из которых соответствует определенной форме фиксации нормы. Полагаем, что логично использовать критерий «форма фиксации» в качестве одного из оснований моделируемого поля.
Одно из существенных отличий модификаций нормы друг от друга заключается, по мнению исследователей (см., например: [1]), в способе ее закрепления в социокультурной практике – социальном или семиотическом. В первом случае нормы встроены как схемы в деятельность человека, его поведение, общение. Во втором – закреплены в санкционируемых культурой кодексах, законах, сводах правил, текстах, в том числе художественных и др. Различие между закрепленными знаково и социально нормами может быть, на наш взгляд, обозначено устойчивой языковой формулой писаные и неписаные законы: при различиях в форме фиксации императивно-рекомендующий характер нормы сохраняется.
К нормам, носящим характер схем деятельности, ученые относят: традиции – генетически первичную форму упорядочения и структурирования социокультурного опыта и деятельности социальных объектов;
обычаи – стереотипизированную форму деятельности, лежащую в основе повседневного бытия этнокультурной или социальной группы и задающую схемы поведения в наиболее типических ситуациях общественной жизни;
нравы – формы поведения, представления, системы ценностей, которые складываются в социальной группе, одобряются ее большинством, приобретают характер общественной привычки, охватывают все необходимые для группы сферы деятельности [92, с. 464–465];
нормы морали, формирующиеся в процессе жизнедеятельности и общения людей и поддерживающиеся силой общественного мнения [92, с. 408–409].
Для нашего исследования важно определить психоментальную основу норм-схем. Традиции, нравы, обычаи представляют собой стереотипную форму деятельности, стереотипы же, в свою очередь, действуют как некие психические и поведенческие автоматизмы и являют собой психические остатки социального опыта предков. Сформировавшись естественно-исторически, стереотипы закрепляют в сознании человека определенные общественные формы и тем самым поддерживают структурность социальных связей [66, с. 678]. Представления, лежащие в основе норм-схем, – это представления о естественном, привычном, само собой разумеющемся положении дел. Иными словами, нормы-схемы приобретают характер естественной установки – свойственного обычным людям в реальной жизни «натурального» отношения к миру. Укорененность норм-схем в сознании делает их неотъемлемым компонентом мировидения.
Разнообразные нормы, закрепленные семиотически, характеризуют различные сферы деятельности человека. Так, в сфере производства действуют зафиксированные в документах нормативы – универсальные, широко распространенные нормы, относящиеся преимущественно к удельному расходу сырья, материалов, энергии на единицу количества продукции, на километр пробега, на другие единицы, характеризующие объект потребления ресурсов. Для сферы экономики также характерны нормативы, определяемые как обобщающие нормы, которые устанавливаются для обширного круга однородных экономических показателей (оплата труда, его эффективность и др.). Особое значение для промышленности и точных наук имеют нормы в «вещной форме» – эталоны (например, эталоны мер и весов), образцы (образцы продукции), стандарты (например, система ГОСТ).
Общеобязательные правила поведения составляют содержание норм права, зафиксированных в специальных документах и охраняемых государственной властью. Нормы права, с одной стороны, обеспечивают, а с другой – ограничивают свободу человека в его отношении с другими членами социума. Несмотря на конкретно-историческую и национальную специфику норм права, можно говорить об их единой природе – это так называемый минимум морали, т. е. элементарные нравственные нормы – и базовой функции: они задают своеобразную меру свободы, равенства и справедливости.
Семиотически закрепленными являются и нормы языка. Усилия лексикографов-кодификаторов направлены на закрепление норм в специальных источниках. На примере языковых норм отчетливо видно, что нормы-схемы и нормы, семиотически зафиксированные, не противопоставлены друг другу, а, скорее, продолжают друг друга. Так, литературные нормы складываются как совокупность устойчивых, традиционных реализаций языковой системы и представляют собой принятые в общественно-языковой практике образованных людей правила употребления языковых средств. Впоследствии же, будучи осмысленными, литературные нормы подвергаются кодификации. Таким же образом большинство норм, прежде чем быть семиотически закрепленными, составляют некий автоматизм человеческой деятельности. Верно и обратное направление: фиксация постепенно делает норму обычной, в результате чего она входит в привычку, составляет традицию.
Эта двойственность отчетливо проявляется при обращении к высшим нормам – идеалам. В определениях идеала выявляются следующие аспекты рассматриваемого феномена:
а) оценочный: идеал – возвышенное, совершенное, благое, прекрасное;
б) целевой: идеал – высшая цель деятельности, предел стремлений;
в) функциональный: идеал – образец, ориентир деятельности;
г) императивный: идеал – должное, регулирующее, направляющее деятельность человека.
Таким образом, идеал – хорошее, которое является должной целью и образцом для подражания. Идеал может быть недостижим, однако стремление к нему обязательно, иными словами, идеал – императивная норма, с одной стороны, регулирующая деятельность человека, а с другой – определяющая оценку реальных явлений: соответствие норме-идеалу, а также стремление, приближение к нему оценивается позитивно, несоответствие же норме и ее сознательное игнорирование – негативно. Особые формы идеала, задающие верхний и нижний предел характеристик объекта, – эталон и стандарт, выделяемые наряду с «вещными» промышленно-научными эталонами и стандартами. В сфере культуры эталоны – это некие образцы для подражания, мерила, идеальные типы чего-либо, следование которым особым образом характеризует деятельность человека. Эталоны, в том числе персонифицированные (великие личности, персонажи художественных произведений), обеспечивают культурную преемственность и характеризуют ориентирующуюся на них социальную группу. Некий стандарт определяет поведение и образ жизни. Так, стандартный набор вещей в известной степени определяет элементы образа жизни, деятельностные операции, заполняющие свободное время [175, с. 677]. Идеал посредством своих форм – эталона и стандарта – может быть семиотически закрепленным. Так, идеал женской красоты может быть описан в стандартных формулах типа 90-60-90, иметь эталонные воплощения (актрисы, модели и т. п.) С другой стороны, стремление к идеалу, желание достичь сходства с эталоном и соответствовать стандарту становятся постоянным элементом деятельности, определяют поведение и образ жизни человека, иными словами, становятся нормами-схемами.