Мастер гнева Грановский Антон
– Завтра, – ответил Терехов, покосившись на Волчка. – Хотя Егор еще не сказал своего окончательного слова.
– Он согласится, – убежденно проговорил Рогов и посмотрел на Егора. – Ты ведь согласишься, студент?
– Не знаю, – пробурчал Егор, покручивая в пальцах фужер. – А вы бы согласились?
– Иван предлагал свою кандидатуру, но я был вынужден ему отказать, – за соседа ответил Терехов.
– Почему?
– Мой геном не годится, – пробасил Рогов. – В отличие от твоего. – Он положил ладонь Егору на плечо. – Не менжуйся, парень. Многие готовы были бы отдать все, что имеют, лишь бы оказаться на твоем месте. Это я тебе точно говорю. Ты только представь, какие перспективы откроются! Говорю без балды, парень: не пройдет и месяца, как ты станешь миллионером.
– Ты что-то не о том, Иван, – заметил, потягивая вино, профессор. – При чем тут деньги?
Рогов снисходительно улыбнулся:
– По-моему, вы слишком узко мыслите, профессор.
– Я?
– Да. Не нужно замыкаться на вещах вашего брата. Необходимо расширить границы эксперимента.
– Расширить?
– Ну да. Можно отправить этого парня в прошлое… ну, скажем, на пару лет назад. И послать его ко мне или к вам, чтобы он рассказал нам все, что произойдет в ближайшие два года.
Терехов нахмурился.
– Погоди… Кажется, в твоей вихрастой голове созрел какой-то коммерческий план? Какие-нибудь махинации с лотерейными билетами и букмекерскими ставками, а?
Рогов обиженно фыркнул:
– Фу, профессор! Что за грязные у вас мысли! Мне такое и в голову не могло прийти.
Небритый вояка взялся за бутылку, а профессор Терехов достал из кармана халата курительную трубку и жестяную коробочку с табаком.
– На самом деле Иван мне сильно помог, – сказал Терехов, набивая табаком костяного дьявола. – Как ни крути, а я всего лишь немощный старик с больными суставами. А Иван Рогов – не только ветеран войны и мой добрый сосед, но и отличный токарь. Если бы не Рогов, я бы никогда не собрал машину. Не говоря уже про Квантовый навигатор.
Щеки Рогова зарделись.
– Не преувеличивайте, профессор, – проронил он.
– А я и не преувеличиваю. У тебя золотые руки, Иван, и ты это знаешь.
– Были бы «золотые», меня бы не вышибли из НИИ.
– Тебя вышибли за пристрастие к водке.
Рогов ухмыльнулся:
– Точно. Они вышибли, а вы приютили.
– В моих глазах пьянство – не такой уж страшный порок, – сказал Терехов. – До тех пор, пока не мешает работе. А мы с тобой, Иван, эту границу еще не пересекли.
Профессор пыхнул трубкой, посмотрел сквозь облако дыма на Волчка и спросил:
– Так что ты решил, Егор?
– Вы насчет ванны-джакузи, в которую я должен залезть?
– Да.
Волчок посмотрел на громоздкое сооружение в углу комнаты, усмехнулся и задал вопрос:
– И как далеко вы намерены меня зашвырнуть?
– Если верить показаниям Квантового навигатора, то нужная нам вещь находится в тысяча девятьсот восьмидесятом году.
Егор наморщил лоб.
– Моему отцу тогда было… лет тридцать. Постойте… но мне, наверное, нужно что-нибудь почитать про то время?
Терехов покачал седовласой головой.
– Не обязательно. Ты останешься собой, Егор, но будешь знать и помнить все, что знает и помнит носитель.
– Носитель?
– Тот из твоих предков, чье тело ты временно займешь. В нашем случае это будет твой отец.
– Гм… – Волчок задумчиво поскреб ногтями нос. – А как я узнаю, где искать трубку?
Профессор вынул изо рта мундштук, посмотрел на костяную чашу, сделанную в виде ухмыляющегося дьявола, снова сунул мундштук в зубы и сказал:
– Ее точное местонахождение мы определим по корректировочной шкале Квантового навигатора. Но для этого ты должен попасть в прошлое. Твой разум будет чем-то вроде передающей антенны. Это сложно звучит, но на деле все будет гораздо проще. Так что ты решил, Егор? Ты согласен?
Волчок вздохнул и ответил:
– Почему бы нет? Думаю, мне стоит попробовать.
На лицах профессора и соседа Рогова появилось выражение глубочайшего удовлетворения.
– Эксперимент проведем завтра, – заявил профессор. – А сейчас всем пора спать. Егор, я постелю тебе в спальне, а сам переночую на диване.
– Я и сам могу на диване, – сказал Егор.
Терехов покачал головой.
– И не мечтай. Ты должен хорошенько выспаться.
6
Егор лежал на широкой кровати, закинув руки за голову и глядя в темный потолок. Лежал и думал о том, что он и впрямь оказался на помойке жизни. Вот уже и третий десяток разменял, а впереди никаких перспектив. Прошлое – беспросветно, будущее – неопределенно, и уж в любом случае оно ничуть не лучше прошлого. Нет, в самом деле, ну что ему светит?
Устроиться на работу и стать офисным планктоном? Ежедневно просиживать в вонючем офисе по девять часов и вздрагивать каждый раз, когда лицо босса будет выражать недовольство?.. Бр-р-р, какая гадость. Попробовать сделать карьеру и самому выбиться в начальники? Можно, конечно, но это ж сколько задниц придется вылизать!
Егор усмехнулся и покачал головой: нет, ребята, сами тоскуйте в своих офисах, считая дни до отпуска и мечтая о неделе пьянства и обжиралова на каком-нибудь задрипанном турецком курорте.
Егор вздохнул и стал думать о другом. Что же заставило его поверить словам профессора? Что заставило его поверить во весь этот бред о пропавших вещах, о перемещении во времени и о брате, застрявшем на границе миров?
– Что меня заставило поверить во всю эту ахинею? – тихо спросил себя Волчок. И сам себе ответил: – Очки.
Да, очки. Вернее – то, что он сквозь эти очки увидел. При воспоминании об истинном облике людей Егор передернул плечами.
«Человечество неоднородно», – сказал профессор. И был прав. Вполне возможно, что все мы, люди, – потомки беглецов из разных уголков Вселенной. Или даже – из разных измерений. Обломки погибших цивилизаций, собранные на одной планете.
Мысль эта Егору понравилась. А следом за ней пришла и другая. Интересно было бы взглянуть сквозь эти очки на Гитлера и его приспешников. Вполне возможно, что вместо человеческих лиц Егор увидел бы оскаленные звериные морды, покрытые гнойными волдырями. И вполне вероятно, что морды эти были бы одинаковы.
В самом деле: что, если представители каждой «человеческой породы» подсознательно тянутся к своим собратьям? Тянутся чисто по биологическому, видовому признаку, хотя сами уверены, что притягивают их друг к другу общие идеи, пристрастия, общая ненависть или общая цель!
Что, если все в мире объединения, от самой захудалой политической партии до профессионального союза краснодеревщиков, – результат такой вот «животной» тяги особей одного рода и вида друг к другу?
Егор тряхнул головой, прогоняя эту мысль. Мысль эта унижала человеческий род, сводя все тончайшие движения души к элементарной биологии. Впрочем, о каком «человеческом роде» может идти речь после того, что он видел сквозь стекла очков?
Тут мысли Волчка потекли в другом направлении. Профессор сказал, что все пропавшие предметы приобрели необычные свойства. Вполне вероятно, что он прав. И если обыкновенные очки стали сказочным «оком правды», то какими же фантастическими опциями обладают теперь другие вещи! От одной только мысли об этом у Егора захватывало дух! Ведь вполне возможно, что ему самому доведется подержать эти вещи в руках. Да что там вещи – он сможет побывать в шкуре своего отца! Или деда!
У Егора даже закружилась голова, а сердце в груди забилось учащенно, и он вынужден был сделать над собой усилие, чтобы успокоиться.
«А если эксперимент закончится неудачно? – спросил себя Егор. – Если, забравшись в ванну, я никогда больше из нее не выберусь?»
Ответ пришел тут же. В любом случае, в его жизни нет ничего такого, о чем стоило бы пожалеть. А раз так – да здравствует эксперимент профессора Терехова!
С этой мыслью Егор зевнул, повернулся на бок и закрыл глаза. Вскоре он уснул.
Ночью Егор вставал, чтобы попить, и, проходя на кухню, увидел в гостиной профессора Терехова. Гостиная была освещена настольной лампой. Профессор сидел в кресле с фужером красного вина в руке и смотрел на ламповый приемник «Рассвет». Циферблат на панели приемника тускло поблескивал, отражая свет лампы.
– Вы так и не ложились? – тихо спросил Егор.
Терехов посмотрел на лампу сквозь фужер с вином, чуть прищурил свои черные глаза и изрек:
– «Когда птица сна собралась свить гнездо в моем зрачке, она увидела ресницы и испугалась быть пойманной в сети».
– Цитата, – кивнул Егор. – Кто это сказал?
– Ибн Аль-Хамар. Арабский поэт из Андалусии.
– Я такого не знаю.
Профессор перевел взгляд на Волчка.
– Ты многого не знаешь, дружок.
Егор вдруг подумал, что непроницаемые глаза профессора похожи на двух черных жуков, запутавшихся в густой паутине морщин.
– Вы слишком много пьете, – сказал Егор.
– А разве это не мое личное дело?
Волчок покачал головой:
– Нет.
– С каких это пор?
– С тех пор, как я дал согласие на участие в вашем эксперименте. Я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от пьяницы с дрожащими руками.
– Вино не влияет на четкость моего восприятия, – возразил Терехов. – И никогда не влияло. К тому же к утру я совершенно протрезвею, а похмелья у меня не бывает никогда.
Волчок усмехнулся:
– Вы искушаете провидение, профессор.
– Провидение давным-давно научилось не поддаваться искушениям. А теперь иди спать. Завтра очень ответственный день.
Оставшись один, профессор Терехов раскурил трубку и снова погрузился в размышления. На душе у него было тревожно. Кроме того, старика-профессора мучила совесть. Он многого не сказал Егору.
Не сказал, что археолог, нашедший трубку, был немцем. И что никакого касательства к организации «Мемориал» этот немец не имел. И что трубку он обнаружил в древнем напластовании, на глубине пяти метров. И что лежала трубка не просто так – ее сжимал в полуистлевших пальцах мужчина, давным-давно превратившийся в скелет. А состояние скелета было таким, что при первой же попытке извлечь трубку костяная рука, сжимающая золотой мундштук, рассыпалась в прах. И, наконец, что рядом со скелетом немецкий археолог нашел старинную бронзовую пряжку, на которой была изображена лилия, а под лилией – два перекрещенных меча.
Ничего этого Терехов парню не сказал. И не собирался говорить. Люди рождаются и умирают, таков закон жизни, но в мире есть гораздо более существенные и значимые вещи, чем жизнь одного, отдельно взятого молодого человека. То, что должно произойти, произойдет в любом случае, вне зависимости от того, хотим мы этого или нет.
7
Когда девять часов спустя Егор открыл входную дверь, у порога стоял Иван Рогов. Он был гладко выбрит и аккуратно причесан. А вместо военной рубахи, тельняшки и треников на нем были тщательно выглаженные коричневые брюки и белая рубашка. На ногах красовались остроносые черные туфли.
– Не прогоните? – весело спросил Рогов.
– Что ты, Иван, заходи! – проговорил Терехов за спиной у Волчка.
Рогов вошел в квартиру величественным шагом и с торжественным выражением лица, он выглядел взволнованным, хотя и старался сохранять спокойствие.
– Ну как, парень? Ты готов отправиться в прошлое?
Егор кисло улыбнулся и ответил:
– Всегда готов.
Улучив момент, когда профессор повернулся спиной, Рогов быстро приник к уху Волчка и зашептал:
– Слушай, брат, у меня тут с собой лотерейка. Когда будешь в прошлом, разыщи меня и…
– Иван! – строгим голосом окликнул соседа Терехов. – Мы же с тобой об этом говорили! И ты мне обещал!
Рогов отпрянул от Егора и вздохнул:
– Ну да, обещал. Ничего не попишешь. – Он сунул измятую лотерейку в карман брюк. Снова вздохнул и проговорил с сожалением: – Хорошая была идея.
Пять минут спустя профессор подвел Егора к машине.
– Просто ложись в ванну и ни о чем не думай.
– Джинсы и футболку снимать? – поинтересовался Волчок, изо всех сил стараясь говорить спокойно.
– Только если боишься испачкать их маслом.
– Пожалуй, я лучше останусь в одежде.
– Твое право.
Егор взглянул на стальную ванну, наполненную маслянистой жидкостью. Ванна как ванна, если не брать в расчет россыпь лампочек на стенках. Егор перенес ногу через борт и опустил ее в жидкость. Она была теплая и пахла травами.
Терехов протянул ему пластиковую маску, похожую на респиратор с очками и наушниками (от аппарата к нему тянулась тонкая гибкая трубка).
– Надень это и ложись на дно. С головой.
Егор сделал, как он велел. Маслянистая жидкость приятно обволокла его тело, создавая ощущение пребывания в невесомости. Лица профессора и Рогова, которые Волчок видел сквозь толщу жидкости, были искажены.
– Ключ на старт! – весело крикнул Рогов.
Профессор посмотрел на него с упреком.