И осталась только надежда… Бульба Наталья
Костюм был моего размера. Белые сапожки на небольшом каблучке с длинным узким кармашком на внутренней стороне голенища. Память тут же услужливо подсказала – черные ребристые рукояти ножей с крупным камнем сверху, которые смотрелись украшением на фоне заправленных в сапоги брюк.
Сочетание холодного оружия и технологии, с которым я здесь столкнулась, почему-то не казалось мне противоречивым.
Белье короткие шортики и не прикрывающая пупок майка. Мысль о склонности даймонов к минимализму у меня уже возникала.
Когда я покинула купальню, как назвал Туоран ванную комнату, он все так же сидел за столом спиной ко мне. Он не обернулся, давая мне возможность понаблюдать за собой, хотя я была уверена, что о моем присутствии ему известно.
Ни следа усталости, легкие, небрежные движения пальцев в воздухе, за которыми мгновенно следовало изменение картинки. Идеальная осанка, но при этом абсолютно прямая спина не казалась напряженной, широкие плечи, легкий наклон головы…
Могла бы я влюбиться в него?
«Нет!»
Ответ прозвучал раньше, чем я закончила задавать себе вопрос. Я уже догадалась, что они с Кириллом вполне могли принадлежать к одной расе, помнила проявившийся на одну секунду четко очерченный контур иного лица, антрацитовую кожу и алмазный блеск на ресницах и по краю темного зрачка. Но если Кир внушал доверие, то Туоран вызывал настороженность.
Теперь я точно знала, что мое первое впечатление о нем оказалось верным.
– Это ограничители магии. – Я в испуге вздрогнула и отпрянула, опять не заметив, как он оказался рядом, но мужчина уже успел застегнуть на моих запястьях широкие браслеты. А потом, никак не отреагировав на мой невольный жест, все так же холодно продолжил: – Ты будешь носить их, пока не научишься контролировать себя.
Я продолжала молчать, не находя сил на то, чтобы произнести хоть слово. А мозг лихорадочно подбирал ассоциации, в которых я выступала то в роли щепки в бушующем море, которым был он, то песчинкой в пустыне, то пылью под его ногами. На большее моего воображения не хватало, но даже этого оказалось достаточно, чтобы понять: рассчитывать я могу только на фортуну, если я ей еще пригожусь.
– Наш мир жесток. – Его ладонь тяжело легла на мое плечо, он сжал пальцы, вызывая у меня болезненную гримасу. – Тебе стоит осознать это как можно скорее.
Мне пришлось прикусить губу, чтобы сдержать слезы. Это не ускользнуло от его внимания. Я пыталась найти дерзкие или грубые слова, которые добавили бы мне твердости, чтобы выдержать его присутствие рядом. Но их не было. А к тем чувствам, которые я уже испытывала, добавилось еще одно, запоздало догнавшее меня.
Я уже знала, во мне живет его ребенок. И хотя я спокойно восприняла рассказ Амалии о том, что ее отцом был темный эльф, представить, каким именно будет это дитя…
Мне не удалось сдержать родившийся в груди крик. Но на истерику он отвел мне лишь одно-единственное мгновение. Я еще не успела захлебнуться воем, как уже была жестко прижата к стене, а его взгляд буквально пронизывал меня ранящим спокойствием.
– Поверь мне, это не самое страшное, что могло случиться с тобой. – Его речь была больше похожа на рык, но какой-то бесчувственный. – Я дал тебе шанс выжить, дам еще один – отомстить. Я сделаю даже больше, когда наступит момент, ты возьмешь мой кинжал, и я пропущу один твой удар, сыграв в игру со смертью. Но только в обмен на клятву, которую возьму с тебя.
Дошедший до меня смысл был похож на ушат ледяной воды: такой же отрезвляющий.
– Какую? – то ли проблеяла, то ли прошептала я.
Он же продолжал быть все таким же равнодушным.
– Ты дашь мне клятву, что родишь этого ребенка. Мои родичи о тебе позаботятся. Не сможешь полюбить, оставишь его им и уйдешь. Тебя никто не будет останавливать.
– А если я ее нарушу? – Не смелость заставила меня задать этот вопрос. Страх, который сковал все внутри.
– Не нарушишь. – Мне показалось, что в его глазах мелькнуло облегчение, но я была настолько взбудоражена, да и не слишком разбиралась в движениях чужой души, чтобы утверждать это. К тому же его голос оставался холодным. – Есть клятвы, которые нарушить невозможно. Ты же не хочешь, чтобы из-за твоей легкомысленности пострадали близкие?
Он был прав, я не хотела.
– А если ты нарушишь?
Его смех был горьким. Но он не позволил мне разобраться в том, что скрывалось за ним, резко оборвав мнимое веселье.
– Нарушение наших клятв тянет за собой бесчестье. Это значительно страшнее смерти.
– Что я должна сказать? – Мои ноги дрожали, но я сделала попытку выпрямиться и развернуть плечи, давая ему понять, что слабость моя была мимолетной.
– Ничего. – Он отступил на шаг назад, окидывая меня с ног до головы оценивающим взглядом. – Приняв это предложение, ты приняла и ответственность. И будет лучше, если ты это запомнишь. Законы магии более непреклонны, чем те, что создаются для управления обществом. За каждое слово, за каждую мысль, за собственные колебания, за ошибочную убежденность – за все приходится отвечать. Собой, своим будущим, своими потомками.
– Ты меня запугиваешь? – Ничто из сказанного им не звучало угрозой, но чем дольше мы говорили, тем увереннее я становилась.
Нет, мои боль, страх, отчаяние никуда не делись. Они были со мной, и я догадывалась, что теперь каждая секунда моей жизни будет наполнена ими. А еще я знала, что теперь постоянно буду прислушиваться к себе, осознавая, что во мне растет похожее на него существо. У него будут его глаза, черная кожа и крылья, ажурные крылья, похожие на звездную ночь.
Но для меня он навсегда останется чужим, не моим ребенком, которого я никогда не смогу полюбить.
Разве можно любить того, кто рожден от насилия?!
– Учу. – Он как-то устало вздохнул, мгновенно потеряв свою бесстрастную высокомерность, и добавил, уже совершенно иным тоном, сквозь который пробивалась мягкая улыбка: – Пойдем поедим. Не знаю, как ты, а я уже двое суток ничего не ел.
Моего ответа он дожидаться не стал, словно ощутив, что единственным откликом на эту метаморфозу стал вспыхнувший в душе гнев. У меня мысли не возникло, что он таким образом пытался добиться моего расположения, но это все равно воспринималось как издевательство.
Все было слишком по-человечески.
Сдержаться мне удалось на пределе собственных сил. Помогла убежденность – он мне не лгал. Ни тогда, когда утверждал, что иного выхода нет, ни тогда, когда говорил о моем будущем.
Не потому что сочувствовал мне и пытался хоть чем-то поддержать. Нет. Ему не было смысла лгать – я была в его власти.
– Эта панель открывает доступ к… – Он на секунду замялся, словно подбирая слово, а потом уверенно закончил: – Гостиной. Мы не нуждаемся в уюте, но для тебя я решил сделать исключение.
Стена справа от его рабочего стола разошлась, открывая проход. Туоран сделал шаг внутрь и остановился, дожидаясь меня. Причин проявлять упертость я не нашла и последовала за ним, готовая в любой момент отступить, если вдруг в выражении его лица проскользнет удовлетворение моим послушанием.
Он продолжал оставаться отстраненным и тогда, когда мы сели за стол.
– Через восемнадцать дней в этом мире проявится храм, в котором находится преобразователь вероятностей.
Я успела немного расслабиться, успокоившись под его молчание.
Он не навязывал мне себя, лишь изредка взглядом указывал на какое-нибудь блюдо, предлагая попробовать. В первый раз я с опаской взяла в рот кусочек чего-то запеченного, но вкус оказался приятным, так что потом я уже не испытывала подобных сомнений. И даже когда он пододвинул мне массивную кружку с источавшим пряный аромат напитком, смело сделала глоток, в очередной раз оценив его умение угадать мой вкус.
Так что когда он вдруг заговорил, словно вновь возвращая к памяти все случившееся, почувствовала, как невольно сжимаюсь, пытаясь стать меньше и незаметнее.
Мы сидели друг против друга, но его взгляд был прикован к большому экрану слева от меня, на котором плавно, словно камера медленно двигалась вкруговую, менялись пейзажи. Я редко когда покидала город, и единственным известным мне местом за его чертой был коттеджный поселок, в котором жила бабушка. Но то, что я видела, казалось мне знакомым.
Особенно когда среди яркой зелени вдруг мелькал полуразрушенный ангар, а сквозь траву просвечивали бетонные плиты дороги. И хотя я точно знала, что никогда там не была, определенные ассоциации эти картинки навевали. Рассказывал мне Костя когда-то о заброшенных во время перестройки ракетных шахтах.
Воспоминание о нашем системном администраторе тут же отозвалось еще одним. О Кирилле. И о том самом храме, о котором заговорил Туоран.
Но теперь я уже держала себя в руках.
– Находящийся в нем кристалл дает доступ к власти над всеми мирами Веера, над всеми расами, живущими в них, над прошлым и будущим.
– И все это ты готов бросить к моим ногам? – Я хотела, чтобы мои слова прозвучали язвительно, но получилось, скорее, беспомощно.
– Ты поможешь активировать систему, дав нам с отцом доступ к управлению.
Отставив кружку в сторону (желание бросить ее в даймона становилось невыносимым), я пристально посмотрела на Туорана, только теперь, наверное, осознав, что это существо является моим мужем.
Вот только переживать по этому поводу сейчас было глупо. То, что он говорил, полностью игнорируя мои реплики, было более важным, чем чувства, которые я испытывала.
– Тот день, когда это случится, станет первым днем новой истории. Начало ей положишь ты.
– Мне начинать трепетать от подобной чести?
Резко отодвинув стул, я поднялась из-за стола, надеясь хоть таким образом вернуть его в реальность. Я не знала, как проявляется у даймонов сумасшествие, но искренне опасалась, что именно это вижу сейчас перед собой.
– Этому миру уже давно нужна встряска, и мой сын когда-нибудь станет его правителем.
Его слова пугали и вызывали желание сбежать. Вот только бежать было некуда. И все, что я могла, – продолжать говорить в надежде, что какая-нибудь из моих попыток окажется успешной.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
Вопрос вырвался сам собой до того, как я осознала, что мне не стоило его задавать.
То, что я была права, стало ясно довольно быстро. Из его взгляда исчезло безумие, а в появившейся на его губах улыбке была уверенность, что деваться мне некуда.
– Я хочу, чтобы ты не обольщалась. Я сдержу свою клятву, но только после того, как все произойдет. Так что смирись, пути назад для тебя нет.
Лера
– Я пойду с ними.
Вилдор отвернулся к окну за мгновение до того, как я начала говорить, словно знал, что именно услышит. Впрочем, это было весьма вероятное предположение. Меня он знал значительно лучше, чем я его. Он так и оставался для меня непредсказуемым.
Сашка хмыкнул и переглянулся с Кадинаром – опять спорили. И, похоже, сын выиграл. В какой-то мере это успокаивало. Причем сразу по двум причинам. Первой было наличие оптимизма в наших рядах, раз они способны на ставки, значит, еще не все потеряно. Ну а второй – он явно не собирался меня останавливать.
Сартарис опустил взгляд, но я успела заметить, что смотрел он перед этим на бывшего ялтара. Очередная порция пищи для размышления. В последние дни именно этот даймон все чаще находился рядом с дарианцем, в то время как его помощник старался держаться поближе к Саркату. Объяснить происходящее я не могла, но была уверена, что за этим скрывается нечто важное.
В отличие от них, Костя, фамилию которого я все забывала узнать, и Андрей выглядели удивленными моим решением, но свое мнение высказывать не торопились.
– Никто, кроме меня, не может полностью скрыть свою магию. К тому же этот мир для меня родной.
– Ты настолько скромно оцениваешь мои способности? – Вилдор обернулся лишь на мгновение. Но этого оказалось достаточно, чтобы понять – он чем-то очень доволен.
Я проснулась очень рано, еще было темно, но дарианца в коттедже уже не было.
Мирно дремавший в кресле гостиной на первом этаже Кадинар (абсолютно невероятное зрелище) на мое появление отреагировал весьма сдержанно: приоткрыл один глаз, буркнул, что отдых пошел мне на пользу, добавил, что наш неуловимый обещал быть к обеду, и вновь его закрыл.
Желание задавать вопросы у меня пропало напрочь, как и настроение. Я не сомневалась, что каждый из них делал не только все возможное, но и невозможное тоже. И лишь я чувствовала себя вне событий, несмотря на все их уверения, что это не так.
Я всегда считала, что моя жизнь научила меня терпению. Как оказалось, сильно ошибалась.
Он появился сразу после завтрака. Закрылся в комнате, которую выбрал для себя, и вышел оттуда буквально за несколько минут до того, как прибыли Андрей и Константин. Красавчика в этот раз Сизов с собой не взял. Жаль. Мне не хватало простых, пусть и собачьих, чувств.
Спина стоящего у окна дарианца меня не смутила, она была не менее выразительна, чем его мимолетный взгляд. Так что ответ я адресовала именно ей.
– В отличие от тебя я помню про твой генетический маркер. Закираль утверждает, что продолжает ощущать родство с тобой. Или ты уже забыл, что мы здесь благодаря стараниям твоего старшенького?
Ехидство меня не красило, но сейчас это не имело никакого значения. Я осознавала, что он намеренно выводит меня из себя, но сдержаться не могла.
Возможно, и зря. Сизов нахмурился, явно оценивая информацию, которую я ему так неосторожно подкинула, но ничего не сказал, чем меня очень обрадовал.
– Карту.
Игнорирование как ответ на вопрос? Знакомый метод и, надо признать, весьма действенный, потому как злит значительно сильнее. А самое главное, повторить подобное с ним вряд ли удастся.
Сартарис, реагируя на приказ, активировал управляющий стержень, а я подала ему ментальный накопитель, с которым работала уже несколько дней, занося туда все изменения магического фона.
Дарианский аналог компьютера вывел прямо в воздухе мерцающую дымку экрана, который тут же растянулся кубом, заливая все вокруг призрачным светом, и словно втянул всех присутствующих в свое нутро. Затем расчертился сеткой, став подобием знакомого мне с детства кубика Рубика, только слишком большого, и распался, подчиняясь мысленной команде Крылатого.
Я отошла в сторону, стараясь не замечать горящего взгляда Константина (сама, увидев в первый раз, не сдержала восторженного вздоха), и остановилась только у стены, на самой грани контура, подальше от дарианского кошмара. И только там отдала команду:
– Город.
Мое общение с их системами хранения и обработки данных оставалось на самом примитивном уровне. Были у меня некоторые навыки поиска информации, давшиеся мне относительно легко, так как навевали воспоминания о зачетах по вычислительной технике в институте. Даймоны поклонялись Хаосу, но в жизни придерживались жесткой структуры.
Еще я справлялась с простейшими одно-, двухуровневыми блоками баз данных, визуально напоминающими пирамиды. На первом уровне – ввод, хранение. На втором – обработка, анализ, возможность внедрения магической составляющей, включая простейшие заклинания. Третий уровень – анализ, выводы, сложные многокомпонентные магические цепочки – был мне практически недоступен, мешали сложившиеся на Земле стереотипы мышления.
Всего их было семь, и когда Сашка, уверенно работающий с каждым из них, пытался объяснить мне принципы их действия «своими словами», я ощущала себя даркешем (первоначальная заготовка для меча) – по-нашему «чайником». Закираль, бывший когда-то моим наставником, утешал, что с моими темпами освоения их технологий лет так через тысячу я вполне смогу стать младшим сотрудником в аналитическом центре.
Я не стала напоминать ему, что координаты Дарианы-2 нашла именно я.
Раскинувшееся в воздухе трехмерное изображение моего родного города как раз и являлось таким двухуровневым блоком. Довольно подробная масштабируемая карта с дополнительными схемами и диаграммами, захватывающая пару сотен метров над и под землей, на которую с помощью поисковой сети я нанесла все основные характеристики магических потоков.
– Управляющие импер-коды: от минус шести – начало измерений – до нуля – текущие показания.
Как я ни старалась говорить спокойно, волнение прорывалось в голос. Но Вилдор, который затеял это представление для наших гостей, – сам он постоянно отслеживал мое художество, – этого словно и не замечал.
Я не обольщалась, у него просто было более интересное занятие. Он из-под полуопущенных ресниц наблюдал за Андреем. В отличие от Кости тот выглядел слишком безмятежным.
– Общий магический фон несколько снижен и продолжает снижаться, скорость изменения постоянная, что должно было позволить хотя бы приблизительно оценить, когда этот процесс запустили. – Сартарис поймал мой умоляющий взгляд и взял дальнейшие объяснения на себя.
Нормальный отдых, как правильно отметил Кадинар, сказался на мне благотворно. Появилось несколько неожиданных идей, легко объяснявших те явления, суть которых никто из нас до сих пор не мог понять.
– Однако, – продолжил он, весьма откровенно не заметив многозначительной ухмылки Вилдора, – результат нас смутил. Архивные записи относились к периоду десяти – двенадцатилетней давности, а полученное значение соответствовало нижней границе прогноза. Следующее предположение – изменение скорости – мы отбросили. За дни наблюдения отклонение было настолько незначительным, что принимать во внимание его не стоило.
– Постоянную скорость изменения истолковать несложно – работа накопителей. – Я влезла в пояснения Крылатого, воспользовавшись паузой, которую он сделал. Но если все, что говорил он, предназначалось, скорее, Андрею и Косте, то мое вмешательство тут же вызвало интерес и у остальных. – А если предположить, что скорость менялась скачкообразно?
– И что это нам дает? – небрежно уточнил Кадинар.
Я могла бы поверить, если бы не видела его взгляда. Он уже взял след.
– Тарагор.
Недоумение отразилось только на лицах у наших гостей, но те просто не знали, что означает это слово. Те же, кто был в курсе, пытались связать сказанное и увиденное с этим легендарным магическим существом.
– Объясни. – Первым сдался Вилдор. Просто не захотел терять зря время.
– Можно, конечно, предположить, что скачкообразность связана с изменением количества накопителей. Но это не кажется логичным, наибольшая мощность Яланиру была нужна на этапе создания базы и проведения генетических опытов, сейчас же только поддержание защиты. А как только храм проявится, дополнительные источники ему уже не потребуются. Так что я никак не могла связать воедино то, что видела, с тем, что представляла в собственном воображении. Пока не вспомнила про питающегося магией дракончика. И вот тут-то и появилась эта мысль. Мы с Таши как-то пробовали разобраться в алгоритме действия магических заклинаний, обеспечивающих его существование. И нечто подобное я наблюдала на тех листочках из лабораторного журнала, которые мы нашли.
– Ты думаешь, что созданное сыном существо само является магическим накопителем? – Голос дарианца был ровным и холодным. Не самый оптимистичный признак.
– Я бы пошла дальше – блокиратором. Накопителем с огромной емкостью.
Художественный свист Сашки очень точно характеризовал сказанное мной. Я до сих пор помнила встречу с хасарами, любившими полакомиться чужой магией. Пара минут, и единственным твоим оружием остается меч. Тарагор способен истощить мага высокой степени за пару мгновений. Чего ожидать от этого создания, можно было только догадываться.
– А что в запасе?
Никто не впал в ступор. Одни не знали, насколько это серьезно, а других подобные проблемы остановить не могли. Но неожиданно насмешливый голос моего личного кошмара заставил и тех и других несколько напрячься. Такие интонации при общении со мной редкостью не являлись, но в этот раз звучали по-особенному.
– А ты догадливый, – фыркнула я и подмигнула сыну, намекая на то, что ему будет приятно услышать, что я скажу дальше. – В тех формулах присутствовали цепочки обеих основ и всех стихий. Не было там только одного.
Движение Вилдора было, как всегда, молниеносным, но плавным. Ткань набиру скользнула по застывшим в воздухе улицам и домам города, пронизывающим его магическими и воздушными потоками, а на лицевом платке, который он сегодня так и не отстегнул, тонкой мерцающей линией засветилась крыша музыкального театра в виде трамплина.
– Даже не рассчитывай на это! – прорычал он мне в самое ухо.
Я, сдерживая первый порыв – забыть о самообладании и устроить небольшой такой поединок, попыталась прикинуть, какая именно часть города сейчас красовалась на моем лице, но запуталась в масштабе.
Всколыхнувшийся в душе гнев так и не утих.
– Как ты думаешь, сколько их там? Десять? Двадцать? Сотня?
Наверное, впервые за время нашего знакомства мне удалось довести его до состояния, когда желание немедленно убить меня брало в нем верх не только над здравым смыслом, но и над теми клятвами, которые он дал.
Я же, чувствуя, как ярость медленно уступает первенство азарту, наслаждалась моментом.
– Но сейчас меня больше интересует другой вопрос, – продолжила я, еще сильнее нагнетая обстановку. Весьма удачно. Сашка, почуяв неладное, попытался встать между нами, но был вынужден отступить. Два одинаково жестких взгляда обещали ему большие проблемы, если он этого не сделает. – В чем опора твоего спокойствия? Что знаешь ты, о чем не догадываюсь я? И зачем тебе все это надо?
– Я бы добавил еще один, – фыркнул Сартарис с другой стороны комнаты. – Но моя жизнь мне еще дорога, так что я придержу его до более подходящего случая.
– Это ты про семейную сцену? – как-то по-детски уточнил Костя, одной фразой не только разряжая обстановку, но и давая понять, что он в этой компании уже стал своим.
Шутливый удар ладонью по затылку от Сарката, многообещающее шипение от Кадинара, и нам с Вилдором приходится разойтись по разным углам.
Он возвращается к окну, у которого стоял, так и не просветив меня в отношении собственных тайн, а я улыбкой успокаиваю несколько встревоженного Андрея.
Жаль, я не успела предупредить его о том, что подобные развлечения ничуть не мешают нам действовать сообща.
– Разница в показателях фона на правом и левом берегу Иртыша, который служит естественной преградой для нижних потоков, и вектор изменений дают достаточно четкое направление.
Я, уменьшив, движением руки отвела изображение города к себе за спину, яркими стрелками обозначив течение магической реки. Место будущего поиска очертилось алым абрисом. Леса, болота, ближайший населенный пункт километрах в сорока, коттеджный поселок, где жила мама с детьми и та девушка, которой не повезло оказаться потенциальным магом Равновесия.
Мысль об Алене потянула за собой другую. В отличие от меня, имеющей в предках большую часть рас, населяющих миры Веера, она была человеком без малейшей примеси иной крови. И я даже боялась представить, чем именно станет для нее инициация.
Будь рядом с ней любой маг, кроме владеющего Хаосом, я бы переживала, но была уверена, что она выдержит. Порядок и стихии действуют мягче, позволяя осторожно вывести сознание на другой уровень восприятия мироздания и подготовить тело к раскрытию каналов.
А вот проявление Пустоты… В нас, людях, жило стремление к разрушению, так что Хаос чувствовал себя вольготно в наших душах. И мало кому из не подготовленных к этому было дано пережить встречу с ним.
– Мне известно это место.
Все размышления вышибло из моей головы одной-единственной фразой Андрея.
– Мне тоже. – В отличие от Сизова, который не сводил глаз с меня, Костя смотрел на Вилдора. – Приходилось там бывать.
«Юношеское увлечение. Он был диггером», – пояснил дарианец, заставляя меня стиснуть зубы. А то я не знала этой подробности из жизни Константина.
– В этом районе находилась база ракетных войск стратегического назначения. Все давно заброшено, шахты затоплены. Черметчики прошли там, как саранча, страшное место.
А вот этот термин Вилдору был явно не знаком. На мгновение он словно выпал из разговора, похоже уйдя на ментальный уровень общения, но его возвращение выглядело неординарно.
Мне не удалось заметить, сначала раздался звук его голоса или он сделал тот шаг к Сизову, в котором очень четко и бескомпромиссно проявилась его суть. Суть правителя мира, который не проигрывал даже тогда, когда признавал свое поражение.
– А ведь ты об этом уже знал?
Он остановился рядом с сидящим на диване Андреем, успев уменьшить куб, который теперь напоминал повисшую в воздухе картину. Замер. Внешне расслабленно, но, возможно, только Костя не был способен до конца определить цену этой расслабленности, для всех же остальных это было началом броска, который мог завершиться в любой миг.
Мое желание вмешаться Вилдор пресек жестким ментальным приказом: «Нет».
Возмутиться я не успела. Сизов медленно, слишком медленно, чтобы это выглядело естественно, поднялся.
Между ними было не более двух шагов, да только смотрелись они бездонной пропастью. Один оказался выше больше чем на голову, да и значительно шире в плечах, но второму это не мешало выглядеть таким же неприступным.
Для бывшего ялтара стоявший напротив человек не был противником, лишь помехой. И Андрей это знал еще тогда, когда столкнулся с дарианцем в первый раз. Вот только его это не смущало. Он не пытался казаться спокойным, он им был. Впрочем, я этому не удивлялась. Даже я воспринимала видящих как существ не от мира сего.
– Не знал. Вычислил. Я видел эту базу в своих видениях, бродил по ее ярусам, слышал разговоры на незнакомом мне языке.
– И его тоже?
Сизов не стал уточнять, кого именно имел в виду дарианец. Подтверждая, кивнул. А спустя секунду добавил:
– Мне показалось, что и он меня видел…
…Все это происходило вчера. Сегодня же идея отправиться вместе с группой Архангела, чтобы посмотреть на место своими глазами, уже не казалась мне удачной.
Глава 8
Вилдор
Это было странное ощущение. Я словно смотрел на свой мир чужими глазами. Мое сознание находилось в чужом теле, я знал, что мои воспоминания не являются полными, и все это добавляло новизны тому, что я видел.
– Сравниваешь?
Я не стал оборачиваться, его появление ощутил. Да он и не прятался, трудно скрыть что-либо от самого себя.
– Стараюсь этого избежать.
Он подошел вплотную, остановился за правым плечом. Оглянись я сейчас, увидел бы айлара Дарианы-2, Альтерры, как мы ее называли. Вот только в знакомом каждому жителю этого мира теле сейчас находилась душа совершенного иного Вилдора. Вместо меня – Владыки – последние две луны им правил Защитник, мой первообраз.
– А вот я не удержался.
В его голосе мне послышалась горькая усмешка. Уточнять не стал, его память была при мне, и я мог без труда понять, к чему именно относилось пробившееся сквозь барьеры выдержки чувство. Одно-единственное событие резко развело наши миры в разные стороны.
За прошедшие две тысячи лет нам удалось достичь того, что только предстоит сделать его сыну.
Но я не торопился спрашивать, готов ли он был потерять надежду ради того, чтобы добиться подобного. Я пришел сюда, чтобы задать другой вопрос. Но неожиданно для себя растерялся. Впервые за свою жизнь.
– Олейор нарушил договоренность. Он был на Земле.
Его ответ прозвучал беспощадно:
– Он ее любит, как и она его. Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Изменить это может только одно – та встреча.
Слова ранили, будоражили память, которую я обрел, но теперь мечтал потерять. А еще они наводили на мысль, что из нас двоих он знает больше, чем я. И чтобы так случилось, я должен был на это согласиться.
Сейчас я об этом жалел.
– Я не позволил ему поговорить с ней.
С ответом он не задержался:
– Я бы тоже не позволил. Но это не значит, что ты поступил правильно. Когда все закончится, ей будет трудно.
Отстегнув лицевой платок, я откинул капюшон на спину. Мне было тесно. От непонимания, заставлявшего сомневаться, от обстоятельств. В каждом из миров я был вынужден рыскать голодным хасаром. Хотелось вырваться, выпустить на свободу своего зверя, дав ему утолить жажду крови, ощутить свою мощь, вновь поверить в то, что именно я контролирую ситуацию.
Я резко обернулся. Не знаю, что я надеялся увидеть на лице того, кто сумел обмануть собственную смерть. Если только рассмотреть в глазах ответ раньше, чем он его произнесет.
– Ты ведь помнишь все?
И я его получил:
– Это было твое решение. Себе ты не доверял.
– У меня были для этого причины? – уточнил я, предполагая, что он скажет.
Но прежде чем удостоверился в этом, был вынужден последовать за ним.
Встреча с Олейором вызвала у меня странные чувства. Не я вел игру на Дариане, пытаясь заставать Леру ощутить свое предназначение, не я, осознав, что невозможно возродить обратившееся в прах, поставил ее на кон, уходя с арены, но именно я видел в нем соперника, отнявшего у меня самое дорогое.
– Скорее, – он, сбросив маску бесстрастности, усмехнулся, став похожим на того ялтара, каким видела его Лера в редкие мгновения их взаимопонимания (у двух Вилдоров: меня и того, каким он был до своего триумфального ухода, было одно лицо), – тебе последние лет триста не хватало моего совета талтаров. Твои подданные позволили тебе потерять звериную хватку, признав, что их устраивает жизнь под твоей властью.
Мне ничего не оставалось, как, соглашаясь, кивнуть. Теперь, когда у меня был доступ к его воспоминаниям, я имел возможность сравнить его жизнь и свою. Да, мне пришлось очень тяжело, пусть я и стал правителем своего мира четко в соответствии с кодексом. Тот день, когда я произнес клятву айлара Альтерры, был первым, который мне позволили увидеть выставленные блоки. Но мне еще не дано было узнать, почему в то утро я метался по собственным покоям, не в силах усмирить свою ярость.
– Потому ты и согласился сыграть мою роль?
Мы остановились на краю уступа. В отличие от ялтара, любившего тихие озера, меня привлекало буйство воды. С той стороны ущелья обрушивал свою мощь на каменное дно красивейший в нашем мире водопад. Это потом, спустившись в низину, он обернется широкой и вальяжной рекой, здесь же он неукротим.
– Кто-то из моих предков совершил ошибку, породив вас. Почему бы не помочь ее исправить?
– Не хотел бы я стать палачом собственному сыну, – озвучил я то, что он не посмел сказать.
– Надеюсь, мне и во второй раз удастся избежать этой участи.
Когда-то мы были с ним не просто похожи, мы были одним целым. В момент корректировки наши миры на мгновение слились, чтобы вновь пойти каждый своим путем. Разрушенным оказалось все, что мы создавали. Многие из тех, кто жил до этого на Альтерре, перестали существовать, их место заняли другие.
И я благодарил Хаос и свой первообраз, что за время моего правления такого больше не повторилось. Само осознание факта, что это может произойти вновь, способно было лишить сил идти дальше.
Это уже позже, когда меня посетила неожиданная мысль попытаться не только отыскать источник этой напасти, но и научиться прогнозировать подобные события, я нашел Сартариса. Он загорелся этой идеей.
Воспоминание о начальнике управления контроля вероятностных прогнозов вернуло меня еще к одному волнующему меня вопросу.
– Как много помнит Кадинар?
Мы не друзья, не враги, не соперники. Но прочувствованное удовлетворение моей сообразительностью я оценил весьма высоко.
– Он – мой гарант рядом с тобой.
Ответ слишком многословен, значительно короче произнести лишь одно – все. Но это тоже игра. Наша с ним игра. Не против друг друга – за то, что считаем достойным этой игры.
И я без малейшего недовольства не только выслушиваю то, что он сказал, но и делаю вывод, приоткрывающий мне происходящее в последнее время. Кадинар помнит все, и память вернулась к нему не больше двух дней назад. Потому он с трудом и сдерживается, находясь поблизости. Допустив в себя грань души своего господина, он вынужден принять и меня.
Но что же вызывало в нем отторжение?! Сложившаяся ситуация?
Нет. Сама задумка все еще мне недоступна, как и события, предшествующие ритуалу, но я понимаю, что помощник и друг Вилдора просто не мог не присутствовать при них. А значит, тогда он был согласен с необходимостью этого.
Что же происходит теперь? Что заставляет его раз за разом терять присутствие духа, встречая меня или Леру?
Алена? От этой версии я отказался сам. Да, потеря девушки лишила его самообладания. Но на одно мгновение, которого хватило, чтобы принять решение. Он знал, что у него есть только один способ вернуть потенциальную Единственную – идти вместе с нами до конца.
– Подобная сложность оправданна?
Он обернулся ко мне, вновь удивив. Теперь уже отеческой заботой, которая была в его глазах. Что ж… он имел право и на нее.
– И нет, и да. Осталось немного, поймешь сам. Но одно могу сказать, это ты пришел ко мне. Ты приходил ко мне дважды. Первый раз – больше двадцати лет тому назад. Тогда ты рассказал, что произойдет с твоим миром, если тебе не удастся оказаться в зале с управляющим контуром. Второй – в ту ночь, когда Лера нашла графа Авинтара. Ты и Сартарис. Вы появились, как только она покинула мои владения. И именно ты рассказал мне о найденных записях в лабораторном журнале, о храме и о том, кто именно стоит за этим.
– А ты об этом не знал?
Мое равнодушие было данью привычке. А вот он своих эмоций от меня не скрывал. Впрочем, его смерть изменила в нем многое.
– Лера уже давно не задает мне этого вопроса.
Его уклончивые ответы открывали многое. Я знал практически все о последних двух тысячах лет его жизни, но эти знания были для меня чужими. В те дни, когда моя собственная личность не проявлялась, прячась за его образом, я был им, но не был собой. Потому осознавал необходимость каждого его действия, находясь в плену сложившихся условий, не имея возможности понять их, оценить их с собственной точки зрения. Я лишь принимал то, что мне было навязано.
Когда же начала возвращаться моя собственная память, он отступил, становясь для меня набором фактов и событий, принятых решений. Он стал тем, кем я мог восхищаться, кому я мог сопереживать.