Подпольные миллионеры: вся правда о частном бизнесе в СССР Козырев Михаил

Прямые хозяйственные обмены не приветствовались, но с их существованием приходилось мириться. Для того чтобы это все работало, необходимы были соответствующие люди – «снабженцы», «толкачи».

Назвать этой второй вид деятельности полностью нелегальным нельзя. Прямые хозяйственные обмены не приветствовались, но с их существованием приходилось мириться. Для того чтобы это все работало, необходимы были соответствующие люди – «снабженцы», «толкачи». Деятельность их априори считалась сомнительной. ОБХСС и прочие карательные органы видели их своей мишенью номер один.

Кто они были? В общественном сознании того времени – авантюристы, мошенники, хапуги, воры. И это было недалеко от истины. Чтобы проворачивать дела в этой мутной воде, надо было обладать соответствующим складом характера. Но без них предприятие просто могло остановиться. Хороший снабженец был для директора на вес золота. Кроме штатных, своих специалистов, не могли не появиться и «свободные художники». Люди, досконально знающие, как работает система, и предлагающие свои услуги по выбиванию нужных ресурсов. Марк Шерман был одним из них.

Глава VIII Советским трейдер

В октябре 1980 года в кабинет к товарищу Митрофанову, зам гендиректора Магнитогорского металлургического комбината (знаменитой «Магнитки»), зачастил невысокого роста плотный, крепко сбитый пожилой мужчина. Одет он был в помятый, затертый на локтях серый пиджак с небрежно завязанным галстуком. Но держался самостоятельно. Всякий раз Митрофанов, отложив все дела, принимал, судя по всему, важного посетителя. Всем, кто часами просиживал в приемной, ожидая аудиенции, приходилось лишь провожать «счастливца» взглядами.

Но попробовал бы Митрофанов не принять. Комбинат задыхался от нехватки вагонов. На подъездных путях «Магнитки» в сутки простаивало до 20 000 железнодорожных платформ. Перед тем как грузить на них металл, вагоны надо было чинить. Чтобы починить, требовался лес. А вот леса-то и не было. Лес обещал достать тот самый человек в мятом костюме. Это был Марк Шерман.

1

Доску он достал – около 3000 кубометров. Это, конечно, не закрыло всех потребностей комбината, но позволило пережить очередное обострение вагонного кризиса. Не появись вовремя Шерман, дело могло закончиться для начальства комбината печально – 26 октября на предприятие пожаловал куратор из ЦК КПСС товарищ Кириленко. Как раз по поводу срыва выполнения плана отгрузок. Если бы работу не удалось наладить к его приезду, кое-кому пришлось бы распрощаться со своей должностью.

Но как так получилось? Легендарная «Магнитка» – один из флагманов советской индустрии, предприятие с десятком тысяч сотрудников и мощным плановым отделом, – оказалась бессильной. А к тому времени инвалид и безработный Марк Шерман смог?

Всех обстоятельств дела сейчас, наверное, уже не восстановить. Но если упрощать, то схема была такова. Шерман договорился с Митрофановым на поставку с «Магнитки» так называемой «катанки», мягкой толстой проволоки. Для тех времен – очень ценная вещь, ею увязывали «пакеты» досок, перевозившихся по железной дороге. Она использовалась на стройках, на лесоповале, при сплаве плотов по рекам, на промышленных производствах. И являлась предметом острого дефицита.

Шерман же, как он сам об этом пишет, получил на меткомбинате кредит доверия. На практике это означало – по просьбе Шермана комбинат в любое время и любому адресату отгружал катанку. Остается, правда, вопрос, откуда бралась эта лишняя проволока у самого комбината? Ответ очевиден – за счет сверхлимитного производства. О том, как такое было возможно – читайте в предыдущей главе.

Но вернемся к Шерману. Имея в кармане такой ресурс, он ехал на лесодеревообрабатывающие комбинаты – ЛДК. Там предлагал поставить дефицитную проволоку в обмен на лес. Руководство комбината хваталось за возможность достать ценный материал. Шерман подписывал с ним договор на взаимообмен и приступал к следующей стадии операции – поиску железнодорожных вагонов.

Заковыка была в том, что у каждого предприятия – свой лимит на вагоны. Он формировался, исходя из производственного плана. И даже в этих рамках вагоны приходилось «выбивать» у железной дороги. Естественно, запасные, сверхлимитные вагоны у железнодорожников имелись – как раз на случай если кто план перевыполнит. Были они и у некоторых крупных предприятий, снабженцы которых ухитрялись правильно договориться с МПС. Но их надо было сперва найти, а потом взять себе.

Шерман вступал в эту игру. У него была катанка. У него был лес, который ему обещали в обмен на катанку. И у него были связи – в красноярском, западносибирском и южно-уральском управлениях железных дорог. Там он и добывал вагоны. Как это называлось на сленге советских снабженцев – «за встречное снабжение». Катанка отправлялась на лесоперерабатывающий комбинат, в обратном направлении – необходимая для Магнитки доска.

Почему этого не могли сделать заводские снабженцы? Наверное, могли. Но они сидели за своими столами в теплом помещении, получали 140 рублей в месяц. Им было важно выполнить план, то есть написать бумажку, что план выполнен. Ехать за тысячи километров, о чем-то тереть с незнакомыми и неприятными людьми?

Зачем? Чтобы этим заниматься, нужен талант, страсть, неумение жить по-другому. Нужно быть предпринимателем. Шерман им был.

2

Свой первый срок он получил в 1950 году. Ялтинский прокурор Жукова и судья Миграхи дали 17-летнему парню 10 лет. Статья – хищение государственного имущества в составе организованной группы (шайки). В 1953 году судимость была снята и погашена. Второй срок – семь лет колонии – Шерман получил в 1971 году. Обвинение все то же – хищение государственного имущества в крупных размерах. Вышел из тюрьмы в 1974 году, условно-досрочно.

Характерная деталь – практически сразу устроился на работу заместителем генерального директора по снабжению объединения «Курганоблобувьсбыт». Я же ведь говорил где-то выше, что хваткие снабженцы, пусть и со «сроком», в СССР были на вес золота.

Вскоре у Шермана был диагностирован рак. Дали первую группу инвалидности. Нет худа без добра – можно было официально не работать и не попасть при этом под статью о тунеядстве. За те три года, что оставались Шерману до следующей посадки, он сумел развернуться по-настоящему.

На сибирские лесоперерабатывающие предприятия Шерман поставлял не только катанку. С заводов на Урале и в Поволжье он тащил кабель. С Челябинского трубопрокатного завода – трубы. С курганского комбината «Синтез» – полиэтилен. Металлический трос из Белореченска. Три вагона ламп с расположенного в

Саранске завода. Стальной прокат, провода, грузовики, трактора… Шерман стал заметной фигурой для всей Сибири и северной части Казахстана. Ключевым элементом в системе, выстроенной Шерманом, было несколько десятков совхозов южных областей Сибири и прилегающих к ним регионов Казахстана.

Зная о возможности поставки некондиционного пиломатериала Лесосибирским и Новоенисейским лесодеревообрабатывающими комбинатами Красноярского края, Шерман с [Николаем] Шириным разъезжали по совхозам Курганской, Кустанайской, Тургайской областей и, пользуясь тем, что эти хозяйства остро нуждались в стройматериалах, предлагали свои услуги по заключению договоров на поставку совхозам леса из вышеназванных лесодеревообрабатывающих комбинатов с оплатой его по безналичному расчету.

Приговор Кустанайского областного суда от 23 июня 1983 года по делу Марка Шермана

Что же, так оно и было. Только выражение «остро нуждались» не вполне точно описывает ситуацию с поставками пиломатериалов для расположенных в степной зоне сельхозпредприятий. Леса у них просто не было, заготовить его было негде. А доска нужна была катастрофически.

И тут появлялся Шерман. В мае 1979-го к зданию конторы совхоза «Утятский» (Кетовский район Курганской области) подкатили белые «Жигули». Из машины вылезли Шерман и его водитель Николай Ширин. Поднялись на крыльцо здания и, скрипя рассохшимися половицами, направились в кабинет директора. Михаил Юдицкий, давний знакомец и приятель детства Шермана, визиту старого друга обрадовался. Освободил стол, достал бутылку, крикнул в коридор, чтобы принесли чем закусить.

Повспоминав общих знакомых, Шерман довольно быстро перешел к делу, вкратце рассказал Юдицкому о своих возможностях по добыче пиломатерилов. Юдицкий чуть не поперхнулся, заедая очередную стопку. То, что предлагал Шерман, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Недостроенный коровник, столовая, несколько жилых домов – лес нужен был, что называется, «кровь из носу». И тут приезжает человек и спокойно говорит – все можно достать.

Как? Схема такова – совхоз поставляет на лесокомбинаты необходимые ЛДК товары, а в обмен получает лес. При этом товары можно поставлять не только из числа того, что у совхоза есть фактически на данный момент. Задействовать можно то, что предприятие должно получить по «фондам». Но еще не получило. «Выбиванием» этих «фондов» Шерман займется сам, и необходимые товары (трактора, металл, оборудование) уйдут прямо на ЛДК, минуя совхоз.

Шерман просил лишь заплатить за организацию схемы. И просил относительно недорого – что-то около 1000 рублей. Эти деньги он в тот же день получил в кассе совхоза. Основание – выписанные ему липовые накладные для заготовки и последующей распиловки леса. Вроде бы как полученные деньги Шерман должен отдать бригаде лесорубов. Но всем участникам операции понятно – никаких лесорубов не будет. А деньги возьмет себе за хлопоты Шерман.

Приехав на лесокомбинат, Шерман заключает от имени совхоза договор на встречную товарную поставку – ту же катанку, электролампы, автомобильную технику или тяжелые трактора. Тарифы? К примеру, грузовик «ЗИЛ-130» стоил 150–200 кубометров доски. Или 4 крытых железнодорожных вагона, заполненных пиломатериалами. Совхозы, в которые советское государство в начале 80-х годов все вливало и вливало фонды, по многим товарным позициям буквально купались в изобилии. Теперь благодаря Шерману они могли часть этих товаров обменять на то, что им действительно было нужно.

3

Первые несколько операций Шерман прокрутил со знакомыми директорами. Затем, когда слухи о человеке, который может достать дефицитную доску, распространились достаточно широко, на «трейдера» стали выходить и люди со стороны. Шерман встречался с ними у себя на квартире. Здесь в самой маленькой из трех комнат он оборудовал кабинет. Тут же принимал деньги. Обычно люди их приносили уже с собой – в банковских пачках. Кто платил тысячу рублей, кто пять, кто шесть. Большей частью платежи оформлялись как наряды на рубку леса.

Всего Шерман заработал за три года активных операций около 90 000 рублей. Или в среднем по 2500 рублей в месяц. Но он их именно заработал. Ведь после того как деньги были получены, за них надо было проделать адову работу. Начать с того, что требовалось быть все время в разъездах. В месяц Шерман накручивал тысяч по двадцать километров по дорогам Сибири и Казахстана. Ему пришлось раскошелиться на транспорт – подержанные «Жигули» четвертой модели и новенькую «Ниву».

Подписав договор на поставку леса в совхозе, Шерман садился в свою «Ниву» и ехал из Кургана в Красноярский край, в Лесосибирск, на ЛДК. Завизировав бумажки там, отправлялся в краевую столицу – это еще 400 километров. Там оформлял наряды на отгрузку леса в головном тресте. Оттуда – обратно в Лесосибирск.

Получив наряды, ЛДК мог начинать погрузку. Но сначала ему нужно было подогнать вагоны. Значит, нужно ехать на узловую станцию, там брать вагоны, лимит на которые уже «выбит». Со станции обратно на комбинат – следить, чтобы выгоны загрузили именно тем, чем нужно. А не гнилью и обрезками доски. Проконтролировать, чтобы вагон был загружен полностью. Все 50 кубов и все нужного сорта: 25 кубов «тридцатки» (доска толщиной 30 мм), 20 кубов – «сороковка» и 5 кубов бруса. Именно то, что заказывал совхоз.

Груженые вагоны шли обратно на станцию, на «горку». Там формировался состав, на отправку потребителям. Когда вагоны уходили, Шерман мчался на телеграф – отбить телеграмму заказчику, чтобы ждали. Ведь от казахских совхозов, например, до станции назначения – еще километров 700. Пока не подгонят «КамАЗы», вагоны с лесом будут стоять. Каждый день простоя убивает шансы получить лимит на вагоны в следующий раз.

Станция, почта, телеграф, комбинат… Это в городе все рядом. Пешком дойти. В степях и тайге, где мотался Шерман, дорога занимает бесконечные часы, а то и сутки. Сезонные дороги – лежневки, практически непролазные летом. Тучи мошкары. Осыпи в Саянских горах.

Зимой – мороз минус сорок, и надо за ночь три-четыре раза выйти прогреть мотор, а то утром не заведется. А в пять утра на комбинат. Затем – на грузовую площадку. Затем – на станцию. Изо дня в день. Из недели в неделю. Жизнь за рулем. Мозоли от «баранки» у Шермана сошли только в колонии, лет через пять после вынесения приговора.

«…В тайге раз «летал». В Саянах, в Кемеровской области. На «Ниве». Долго летел. Сам машину направил – и прыгнул. Выхода не было…

Впереди шел «КамАЗ». Прилично топил, километров сто с лишним. За ним аж вьюном снег завивает. А я давай его обходить. У меня где-то 140 км в час было. 5,5 тысячи оборотов на тахометре. Там был левый поворот. Достаточно плавный. Градусов 65–70.

Хожу я за рулем крепко. Расстояния же покрывать надо, а если держать 80–90 км в час, то сколько будешь еще «пилить» до Хабаровска, скажем? Так что скорость надо держать максимальную. Обхожу я этого «дальнобойщика». Глянули друг на друга. Я ему еще подмигнул. А вперед-то как посмотрел…. Встречно прут в лоб «КамАЗы»… Уж сколько не знаю. Колонна. Хвост за хвостом. Тормозить? Боже тебя упаси! Закрутит, в такую «кашу» попадешь. Беда.

Ну дальнобойщики это знают. На стоянках мы всегда вместе отдыхаем. «Посидим», у кого что есть. Я вот всегда маринованное мясо в термосах имел, на вине, на уксусе, для шашлыков. У кого-то водочка всегда. Одним словом, знаем мы друг друга. А этот парень – незнакомый. Глаза его, вижу, от страха округлились. Я переключаюсь на третью, на вторую. На спидометре 80! 50! Завожу вправо и… Смотрю, стоп-сигнал у него красный! Все… Иду ему под кузов.

Мгновенно принимаю решение: руль влево! И прыгаю вниз. А там – макушки елей только видно. Метров 50–60. А может, и больше. Дальше считаю только, сколько раз перевернулся. 13! Счастливое число… Снизу встал на колеса. Глянул наверх – все шофера стоят на обочине. Смотрят на меня, стало быть.

Тогда дуги спасли. Под крышу дополнительные трубы дюймовые подвожу. У нас тут автобусный парк, там по блату и делают…»

«Записки советского брокера», Марк Шерман

4

Хотя, конечно, только лишь длинными перегонами по плохим дорогам сложности бизнеса Шермана не ограничивались. Представьте себе – таежная станция. Погрузкой вагонов занимаются зэки и вчерашние зэки. Что им надо от жизни? В большинстве своем – денег и водки. Они загрузили плановые вагоны. Все! Как их заставить делать то, что они делать не обязаны? Это задачка посложнее, чем удержать машину на скользком зимнике.

У Шермана были методы. Он знал, кто главный на станции на самом деле. Это не начальник. Не его зам по сбыту. И не администрация местного исправительно-трудового учреждения. Это учетчица Мария Конова, или, как называет ее Шерман в своих воспоминаниях, «Маша, рубщица кубатуры в вагонах».

Так вот в руках этой Маши, тетки лет сорока пяти, был самый мощный инструмент воздействия на местную публику – учет отгруженного бригадами грузчиков леса. Маша могла посчитать «правильно», а могла и пересчитать в «неправильную» для бригады сторону. Говорила она с контингентом на одном языке. Захочет – мертвого поднимет. С ней и надо общаться по всем вопросам.

А как общаться? Денег не предложишь – на таком месте и с таким опытом, все деньги уже собраны. Надо выстроить отношения. Шерману удавалось. Другие, кто, соблазнившись «легкими» деньгами, из того же Казахстана приезжал работать от совхозов по той же схеме, ничего, кроме мордобития не добились.

Сеть, выстроенная Шерманом, работала без сбоев до самого его ареста. Не помешал даже крупный пожар, произошедший на Лесосибирском ЛДК. Выгорела половина предприятия, но именно благодаря Шерману, оперативно наладившему поставки материалов, необходимых для восстановления комбината, предприятие смогло быстро оправиться. Однако в декабре 1981 года Шерман был арестован.

Свою деятельность он вел, не слишком-то и скрываясь. В дневнике Шерман пишет, что заняться снабженческими операциями в Курганской области его пригласило тогдашнее руководство обкома. А оно действовало в духе решений очередного пленума ЦК КПСС, где Леонид Брежнев призвал директоров совхозов и председателей колхозов «проявить самостоятельность и инициативу на местах». Некоторые проявили. А спустя три года, на ноябрьском пленуме 1982-го был поставлен ребром уже другой вопрос – «о восстановлении народного хозяйства в стране» и о закручивании гаек в этой связи.

Руководство в Курганском обкоме сменилось, начались большие «чистки». С десяток руководителей предприятий и областных учреждений приговорили к серьезным срокам. Пришли и за Шерманом. Он был арестован в своей квартире, той самой, где принимал деньги от «ходоков» из совхозов. Из 90 000 рублей, уплаченных за организацию поставок, которые позже следствие назвало похищенными, половина была потрачена. На них Шерман купил две машины, которые за три года постоянных разъездов успел основательно «убить». Деньги ушли на бензин, оплату гостиниц, организацию «столов» и выпивки с нужными людьми. Наконец, Шерман, уже серьезно больной, много денег тратил на покупку дорогих лекарств – мумие, женьшеня. Оплачивал экзотическое по тем временам лечение иглотерапией и гомеопатию. Взыскать в счет возмещения ущерба с Шермана удалось около 45 000 рублей.

Каков был масштаб деятельности Шермана? На этот вопрос есть вполне определенный ответ. В конце 80-х годов, когда частное предпринимательство было в СССР вновь разрешено, а те преступления, которые совершил Шерман, перестали быть таковыми, он вместе со своим адвокатом бомбардировал инстанции просьбами о пересмотре приговора. В этих материалах есть и скрупулезный перечень товаров, поставленных «трейдером» на сибирские лесокомбинаты. Всего при его посредничестве с Лесосибирского и Енисейского комбинатов в совхозы Курганской, Кустанайской и Тургайской области было отгружено около 40 вагонов леса – обрезной доски, горбыля, бруса, шпал. Встречные поставки составили около 120 тонн проволоки-катанки, 60 тонн троса, 120 тонн трубы, три вагона электроламп, десятки единиц техники.

5

Показательно, что никто из участников операций претензий к Шерману не имел. Достаточно почитать свидетельские показания на суде, состоявшемся в июне 1983 года.

Герасимов, директор совхоза «Ершовский» (Курганская область)

У нас не было другого выхода, поэтому мы и шли на нарушение финансовой дисциплины. Никаких фондов и нарядов у нас не было, поэтому мы и обращались к Шерману. Претензий к Шерману совхоз не имеет. Весь лес ушел на хозяйственные нужды. Лес нам нужен и сейчас «позарез».

Комяков, директор совхоза «Маяк» (Курганская область)

Мы просили Шермана помочь, так как знали, что он поставляет лес другим совхозам.

Деньги – 6000 рублей, я распорядился выдать для поставки пиломатериалов.

Прорабу Иванову я говорил, что деньги надо платить Шерману, когда лес пойдет. На таких же условиях договаривался и прораб Чудинов.

Шерман нам никогда не говорил, что он представитель с ЛДК и что там у него есть бригады.

Об его связях я знал. Он говорил, что поможет нам все сделать сам, и поставил за нас электролампочки.

Мы знаем, что пиломатериал к нам не идет, потому что органы следствия наложили арест на договора его поставки.

Дорошко, директор совхоза имени Козлова (Курганская область)

Совхоз очень большой. Требуется очень много строить. Требуется очень много пиломатериала. Вот почему мы с Шерманом и договорились.

Ранее мы занимались заготовкой леса, и порядок его заготовки знаем. Фондов на лес у нас не было. Шерман говорил, что в этом поможет.

Польза от его поставок пиломатериалов большая. Претензий к Шерману не имеем. Вот только за то, что недопоставил пиломатериал (все незавершенные поставки были прекращены в конце 1981 года по решению следствия. – М.К.).

Кузнецов, директор совхоза «Первая семилетка» (Кустанайская область)

Я уже знал, что Шерман и Ширин работают у Дорошко. Звонил тому. Он сказал, что надежные ребята. Поэтому я решил поступить таким же образом. Ведь лес нам нужен был позарез. Никаких разговоров о бригадах не было. Решили, что деньги надо выдать по расходному ордеру Ширину. 7000 рублей.

Был совместный договор, что для начала работ по поставке пиломатериалов требуются деньги, поэтому и выдали 7000 рублей. Никаким представителям ЛДК они не представлялись. Шерман говорил, что у него там есть связи. Знаю, что мы должны были поставить катанку. Но ее за нас поставил Шерман. Претензий к Шерману совхоз не имеет. Шерман нас не обманул. Прибыль совхоз получил от его пиломатериалов немалую.

Ващенко, директор совхоза «Шоптыкольский» (Кустанайская область) Привез Шермана в совхоз мой зам Копылов. В разговоре выяснилось, что Шерман имеет возможность помочь в поставке пиломатериала. О бригадах никакого разговора не было. О порядке заготовки леса «на корню» я знал. Мы и сейчас ведем заготовку лесодревесины законным путем. В этом случае мы сознательно шли на нарушение, так как нам нужен был пиломатериал. Я знал, что такие же договоры уже заключали и другие совхозы. Весь полученный пиломатериал ушел на хозяйственные нужды. И лично я претензий к Шерману не имею.

Фомин, директор совхоза им. К. Маркса (Кустанайская область)

В настоящее время и ранее мы занимались заготовкой леса в Тюмени, поэтому порядок заготовки леса я знал.

Фондов у нас никаких не было, а лес нужен был. Вот мы и пошли на нарушения. Пиломатериал весь ушел в хозяйство. Претензии мы имеем лишь на то, что недопоставлен лес. Нам сказали, что ОБХСС наложил арест.

Одинцов, председатель колхоза им. Ломоносова (Курганская область)

Меня с Шерманом познакомил мой знакомый Стражков. Шермана он никак не представил. Предложил свои услуги по поставке пиломатериала. Оговорили цену – 600 рублей за вагон. Шерман говорил о трубах, которые надо поставить на ЛДК. Но сказал, что за колхоз он трубы достанет сам. У нас фондов на лес, на вагоны не было. Шерман говорил, что он имеет связи, что наряды достанет.

Нас не интересовало, как это сделает Шерман. Нам любой ценой нужен был пиломатериал. Нам пиломатериала было поставлено еще больше. Шесть вагонов вместо четырех. Нас Шерман не обманул.

Я так считаю и так тогда понял, что Шерман посредничает между нами и ЛДК. Ущерб мы возместили с прорабом Сивковым, поскольку нам сказали так в ОБХСС.

Копылов, прораб совхоза «Шоптыкольский» (Кустанайская область)

Да, мы знали, что они – Шерман и Ширин – поставляют пиломатериалы в другие совхозы. Узнали от Дорошко (директора другого совхоза в Курганской области. – М.К.). Директор моего совхоза «Шоптыкольский» послал меня к ним.

Мы уже знали, что они поставляют лес по 12 рублей за куб сверх инкассо. Такой разговор был и с Дорошко, то есть он нам сказал об условиях поставки.

Хотя мы в штат приняли Ширина, но директор распорядился деньги в сумме 8000 рублей отдать Шерману, так как мы чувствовали, что Шерман главный, и мы ему полностью доверяли. По взаимной договоренности и по распоряжению директора сдал на ЛДК трактор К-700 в аренду. А как будут поступать пиломатериалы – нас это не касалось.

Действительно, мы оформили документы сразу под сумму подотчета, а пиломатериалы пошли потом.

Никаких у них бригад не было. Просто они занимались поставкой леса. Фондов у нас не было. Они и фонды «пробили» на лес и на вагоны.

Были случаи, когда лес шел плохой. Мы обращались к Шерману. И дело налаживалось, далее лес шел хороший.

Я считаю, что Шерман нас ни в чем не обманул. Лес он поставил, но не весь. Мы знаем, что на договоры был наложен арест.

Иванов, прораб совхоза «Маяк» (Курганская область)

Вся договоренность о поставке пиломатериала шла через инженера Кетовского Управления сельского хозяйства Варламова. Он нас познакомил с Шерманом.

Когда мы поехали к нему домой, то Шерман нам сказал, что за 10 вагонов пиломатериалов нужно 6000 рублей. Мне дали под отчет эту сумму. Директор совхоза «Вишневский» своему прорабу Чудинову дал такое же указание, то есть договориться о поставке леса и уплатить деньги в сумме 6000 рублей Шерману.

Деньги мы с Чудиновым отдали по 5000 рублей. Я не видел, как он их отдавал Шерману. Это со слов Чудинова. По 1000 рублей мы оставили на расходы на проезд, питание, платили за гостиницу, другие расходы.

Нет, у нас никаких фондов не было. Всего это для нас добивался Шерман. Как он уже это делал, нас не интересовало. Нам нужен был пиломатериал.

Потом нам сказали, что наложили аресты на все договоры, и что сам Шерман тоже арестован. Пиломатериал к нам не поступил.

Никаких разговоров с Шерманом о том, что он является представителем ЛДК и что там у него есть бригады – не было.

Он говорил, что у него там есть связи, и он нам поможет в поставке пиломатериала. Вот почему ему и были выданы деньги.

Чудинов, прораб совхоза «Вишневский» (Курганская область)

Я ездил в Кетовское управлении сельского хозяйства и спросил у инженера Варламова о поставке леса. Он мне, помнится, посоветовал обратиться к Шерману.

На квартире Шерман нам с Ивановым сказал, что надо за вагон пиломатериала платить по 600 рублей, за 10 вагонов – 6000 рублей. Я обо всем доложил директору, и он дал указание деньги Шерману уплатить и ехать с ним в Красноярский край. Деньги я отдал Шерману, и он еще говорил, что для заключения договора поставки пиломатериала надо поставить на ЛДК электролампочки. Но это он возьмет на себя.

Часть денег – 1000 рублей, я взял себе на все другие расходы. Купили два колеса для машины Шермана, колеса все уже износились. В дороге покупали запчасти, бензин. В общем, 1000 рублей ушла на все расходы по дороге.

Говорил ли Шерман, что он представитель ЛДК? Нет, такого разговора вообще не велось. О бригадах тоже. Он говорил, что у него есть связи и он поможет. У нас не было никаких фондов, поэтому мы и обратились к Шерману. Он добился фондов. Заключил договора. Но лес не пошел, так как потом органы милиции наложили аресты на договоры поставки и Шермана тоже арестовали.

По договоренности с директором мы составили фиктивные наряды и ведомости, чтобы покрыть мой подотчет.

На мой взгляд, Шерман во всех этих операциях выполнял роль посредника. Знаю, что электролампочки за нас на ЛДК Шерман поставил. Как это он сделал – мы не знаем.

Из протокола заседания Кустанайского областного суда по делу Марка Шермана, июнь 1983 года

Таких показаний в деле Шермана – десятки! И нет ни одного, где свидетели бы утверждали о хищениях средств Шерманом, о невыполнении им своих обязательств. Все, на что Шерман «подписался» – было сделано. А если лес в итоге не пришел – то лишь по вине органов, заморозивших все операции.

Оспорить этот факт не смогли даже прокуроры – в приговоре Шермана черным по белому написано: поставки были осуществлены, хозяйства извлекли из деятельности Шермана пользу. Но вот то, что эта полезная деятельность должна быть вознаграждена – это для советского суда было неприемлемо. «Гонорары» Шермана за организацию поставок были квалифицированы как хищения государственных и общественных средств в особо крупных размерах с использованием поддельных документов.

«Документы» – это липовые наряды, которые выписывались совхозами-колхозами на якобы существовавшие бригады лесорубов, которые должны были заготавливать лес. С точки зрения сегодняшнего дня, это были типичные операции по обналичиванию. Чтобы заплатить Шерману, нужны были наличные. Вот в совхозах их и получали по своим же состряпанным на коленке документам. При чем здесь сам Шерман?

6

Вопрос риторический. Как пишет сам «трейдер», «было принято решение меня посадить». А как же все те, кто создавал инфраструктуру для его деятельности? Сотрудники местных райкомов и районных управлений сельского хозяйства? Директора и председатели совхозов-колхозов? Если преступной является схема сама по себе, значит, надо сажать всех участников. Не так ли? Вовсе нет.

Крутили, лепили… С допросами, со свидетелями, протоколами. Ничего не получается по закону. Если привлечь Шермана как посредника, надо директоров [совхозов] и прочих примазывать. Ведь все эти липовые документы на оплату мертвых душ (вальщиков леса), на которые списывались расходы на разъезды, оказались написаны не рукой Шермана. Ну что за следствие! Срок содержания под стражей истекает, а судья требует проведения новых экспертиз. Сплошные беды и неувязки… Многократно пытались направить следствие в «законное русло», то есть арестовать всех причастных руководителей. Но тут обком закусил удила: судить одного Шермана! Как? Вы юристы, вы и решайте!!

«Записки советского брокера», Марк Шерман

Дело ограничилось Шерманом, Шириным и парой прорабов. Их посадили. Шерману дали 14 лет колонии. Но изменилась ли система? Вряд ли. Все так же у совхозов не было доски и бруса. И все так же находились люди, обеспечивавшие ее поставку. Просто фамилия нового «трейдера» была не Шерман. И пригласил его «заняться МТС области» уже новый первый секретарь обкома.

По-другому быть просто не могло. Официальная распределительная система не справлялась со своими функциями. Образовавшиеся «пустоты» заполняли предприимчивые люди. Неформальные связи между госпредприятиями и организация «внеплановых» товарных потоков между ними были действительно массовым явлением. Равно как массовыми были и «посадки» такого рода предпринимателей, как Марк Шерман.

Официальная распределительная система не справлялась со своими функциями. Образовавшиеся «пустоты» заполняли предприимчивые люди.

В середине 60-х был осужден Борис Фельшин, обвиненный в «коммерческой деятельности по поставке спирта организациям и предприятиям». В 1970-м срок получил Владимир Андрушко, который, как и Шерман, занимался поставками леса, правда, на Украине.

В конце 70-х был арестован и отсидел несколько лет в лагерях Сергей Демурчан, строивший схемы снабжения лесом и цементом предприятий Алтайского края. Выйдя на свободу, он вновь принялся за знакомое дело. И вновь получил срок. Как значилось в приговоре – занимался «коммерческим посредничеством» и «необоснованно обогатился на 22 000 рублей». И таких историй десятки, если не сотни.

Теперь частная собственность разрешена. Про нетрудовые доходы власти помалкивают. Но расклад остается все тот же – предприниматель в подчиненном положении, чиновник – командует.

Но кроме констатации того факта, что без оборотистого частника не могла обходиться даже насквозь государственная советская экономика, важно и другое. Была проблема с лесом – Шерману дали возможность ее решать и зарабатывать на этом на жизнь. Но власть сменилась – и «трейдеру» указали его настоящее место. В колонии. Что изменилось с тех пор? Многое, но главное осталось неизменным.

Да, теперь частная собственность разрешена. Про нетрудовые доходы власти помалкивают. Но расклад остается все тот же – предприниматель в подчиненном положении, чиновник – командует. Зарабатывать могут только «свои» бизнесмены. А те, кто хочет и может быть самостоятельным – как Ходорковский, – в Краснокаменск! Варежки шить!

Но отчего это важно? В конце концов, что Шерман, что Ходорковский, да и все остальные – они отнюдь не ангелы. Они жесткие, циничные… Многое из того, что они делали, находится в противоречии с общественной моралью. Не укради, не обмани – это далеко не про них. Зачем сочувствовать сильным и богатым? Ах, они упали с высоты на землю. Были богаты, а стали бедны. Ну что ж… Бывает. А кто посочувствует миллионам их сограждан, живущих в нищете? Как при советской власти жили, так и сегодня живут, в России?

Соглашусь, это все так. Но, похоже, без них, без богатых и предприимчивых, эти миллионы бедных так бедными и останутся. Построить что-то, что может приносить пользу всему обществу, даст возможность развиваться и жить лучше, причем жить лучше сразу многим, сегодня может только высвобожденная частная инициатива. Достаточно посмотреть вокруг. За последние двадцать лет в России, как ни крути, выросло кое-что новое и полезное. И это новое вырастили отнюдь не государство и не чиновники. Скорее наоборот, они стремятся все это придушить.

Глава IX Торговая «мафия»

24 июня 2009 года в супермаркете «Перекресток» на Осеннем бульваре в Москве случился большой переполох. В магазин нанес молниеносный визит премьер-министр Владимир Путин. Он подошел к прилавку с колбасными изделиями. Сверился с некими привезенными с собой таблицами и заявил, что наценка достигает 52 процентов. Затем подошел к холодильнику со свежим мясом. Тут выяснилось, что свинина продается с наценкой 120 процентов. Путин назвал ее слишком высокой – такого, мол, нет ни в одной цивилизованной стране. Приехавший вместе с Путиным представитель компании X5Retail Group, которой принадлежит сеть «Перекресток», угодливо закивал – «Да, да! Завтра же снизим в два раза». Столь же стремительно Путин вместе с сопровождающими покинул магазин.

Премьер вернулся в Белый дом на совещание, посвященное разрабатываемому «Закону о торговле». Спустя пять месяцев этот документ был принят Госдумой и подписан президентом Дмитрием Медведевым.

Результат: у властей появилась возможность вводить предельные наценки на продаваемые в магазинах товары, торговым сетям навязаны бессмысленные правила взаимодействия с поставщиками. Введены также ограничения на открытие новых магазинов – торговым сетям запрещено занимать более 25 % на местных рынках.

Кто считает эти проценты? Какие такие муниципальные статистики? Что за предельные наценки и правила работы с поставщиками? Если отбросить шелуху, новый закон означал одно – развитие отрасли было поставлено под контроль государства, то есть чиновников.

Законодательные изменения 2010 года стали самым серьезным шагом по ограничению развития торговли в России с конца 80-х годов, когда было отменено наказание за спекуляцию.

Законодательные изменения 2010 года стали самым серьезным шагом по ограничению развития торговли в России с конца 80-х годов, когда было отменено наказание за спекуляцию. За тот период торговля в России, или как теперь модно называть – ритейл, прошел гигантский путь. От знаменитой «Лужи» – барахолки рядом со стадионом Лужники, до сетей Auchan и «Перекресток». Индустрия ритейла, пожалуй, одна из немногих отраслей современной российской экономики, выросших с нуля, не паразитируя на советском «наследии».

Ее главным двигателем развития был рынок, свободные цены. Конкуренция за покупателя. Теперь здесь, как и по многим другим направлениям, власти хотят отыграть назад. Чем они руководствуются? Мне, честно говоря, сложно это понять. Ведь очевидно, что рынок, частная инициатива – это единственный принцип, на котором может быть организован сложный и на самом деле очень уязвимый бизнес сетевой торговли.

Почему этого не понимает власть? Может быть, все дело в том, что премьер Владимир Путин и его заместитель, давний знакомый еще по временам питерской мэрии, отвечающий за торговлю вице-премьер Владимир Зубков сформировались в то время, когда слова «торговец» и «продавец» были едва ли не ругательными? А спекуляция, то есть «перепродажа с целью извлечения прибыли», была уголовно наказуемым деянием (до семи лет тюремного заключения с конфискацией имущества согласно ст. 154 УК РСФСР)? Не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос.

Но, в любом случае, тем, кто разрушает современную рыночную торговлю, загоняя ее в рамки государственного регулирования, полезно вспомнить, что собой представляла советская торговля. Когда на прилавках государственных магазинов было хоть шаром покати. А все товары, имеющие минимальную потребительскую ценность, продавались из-под полы и по блату.

Советские суды штамповали приговоры по статьям о хищениях в особо крупных размерах людям, энергия которых могла бы решить проблему снабжения населения продовольствием и потребительскими товарами еще в прошлом веке.

Привыкнув к сегодняшнему изобилию на прилавках, это сложно представить. Между тем все это было. Как были тысячи людей, которые промышляли бизнесом, паразитируя на уродливой и бессмысленной системе. Многих из них ждала тюрьма. Кого-то – «вышка». Советские суды признавали их расхитителями социалистической собственности, штамповали приговоры по статьям о хищениях в особо крупных размерах. Но это все были люди, энергия которых, не будь она бессмысленно растрачена, могла бы решить проблему снабжения населения продовольствием и потребительскими товарами еще в прошлом веке.

1

Но хватит патетики. Начнем с конкретного случая. С хрестоматийной истории. 60-е годы прошлого века. Небольшой городок Сенаки в Западной Грузии, недалеко от Кутаиси. Центр города. Площадь, на которой располагается местный базар. В первых этажах домов, выходящих на площадь, и в отдельных киосках – с десяток магазинов и магазинчиков. Там продаются одежда, продукты, книжки, бижутерия и прочее. Рядом – несколько ресторанов. Формально все это государственное. Все товары, которые там продаются, государственные и торговля идет по установленным государством ценам. Зарплата продавцов тоже фиксирована в соответствии с утвержденной государством тарифной сеткой.

Естественно, это зарплата нищенская, и на нее прожить невозможно. Все, кто работает в магазинах в центре Сенаки, делают возможное и невозможное, чтобы ее увеличить. Как?

Колхозники, например, воруют с полей урожай и продают его на рынке, вместо того, чтобы сдавать государству по фиксированным ценам. Рыночные, или в данном случае «базарные», цены в несколько раз превосходят цены в государственных магазинах. Зато на рынке продукты есть, а в магазинах их нет. Продавая товар по высокой цене, торговцы на базаре отстегивают заметную часть своей прибыли администрации рынка и местной милиции, чтобы те закрывали глаза на нелегальное происхождение товара. Передача этих платежей, или лучше сказать взяток, происходит как в денежной форме, так и в натуральной – продаваемыми товарами.

В расположенных рядом государственных магазинах происходит примерно то же самое. Товары продаются по ценам в несколько раз выше, чем официально установлено. Продавцы просто заменяют этикетки на товарах и выставляют их на витрину по новой цене, в 2–3 выше той, что назначена вышестоящей торговой организацией. Естественно, получаемую прибыль они кладут себе в карман далеко не полностью. Большая часть уходит директору магазина. Тот передает торговым инспекторам из отдела торговли местного райисполкома, а также прочим проверяющим – милиции и местному ОБХСС.

Таким образом формируется устойчивая и жизнеспособная система, «торговый кластер», цементирующим началом которого является коррупция, пронизывающая сообщество сверху донизу. Даниэль Леви, эмигрант из Грузии, научный сотрудник университета Bar-Ilan в Израиле, посвятил анализу функционирования такого рода псевдорыночных структур целое исследование. Его ценность прежде всего в том, что Леви выступает не только в роли наблюдателя и исследователя, но и непосредственного участника описываемых процессов. Его старшие братья как раз и работали теми самыми сотрудниками государственных магазинов, которые переклеивали ценники на товарах.

Как пишет Леви, вздувание цен в розничных магазинах по сравнению с официально утвержденным уровнем носило в Грузии (или скажем так, по крайней мере – в Грузии) тотальный характер. Благо тому были объективные предпосылки. Взять хотя бы происхождение товаров. Большая их часть, продаваемая через государственную торговую сеть, были отечественными, произведенными в СССР Меньшая часть – импорт восточно-европейского происхождения (из Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши и т. д.). Импортное априори считалось лучшим. Однако ценники, которые на основе спущенных сверху нормативов утверждало управление торговли местного райисполкома, происхождение товара не учитывали.

Цены вообще имели очень отдаленное отношение к реальной стоимости товаров и степени его востребованности на потребительском рынке. И всегда были, как пишет Леви, ниже той цены, которую люди действительно были готовы платить за них. Это была та база, на которой строилась «игра».

На практике все происходило до безобразия примитивно. Приходила партия рубашек. На них – этикетки с назначенной ценой. Там же – дата и место производства, состав, инструкция по использованию (условия стирки, глажки и т. п.). То есть просто отодрать ценник нельзя. Его надо заменить.

Цены имели очень отдаленное отношение к реальной стоимости товаров и степени его востребованности на потребительском рынке.

Леви со своими братьями аккуратно отпарывали ценники с официальной ценой.

В местной государственной (как и все вокруг) типографии печатали новые этикетки (с датой, производителем и т. п.), пришивали их к рубашкам и уже с новой ценой выкладывали товар на прилавок. Вместо четырех рублей она теперь стоила 12, а то и все 16 рублей. Так происходило практически со всеми новыми вещами, поступавшими в магазин.

Естественно, с этим шла «борьба». Печатать в типографии ценник было запрещено. И естественно, ценники продолжали печататься. Разве что их цена включала «премию» за риск.

Интересный вопрос, как определялась стоимость взятки. Леви пишет, что как такового торга, в процессе которого бы и выяснялась точная сумма, не было. Стороны просто знали, какой размер взятки будет правильным. Это знание формировалось исходя из взаимодействия с контрагентами, постоянного общения с людьми, подвизающимися в той же сфере.

Система нелегальных продаж, прикрываемая системой взяток, успешно функционировала, поскольку каждый из ее участников в точности знал размер свой доли в доходе. Высокопоставленные чиновники, милиция, менеджмент на уровне магазинов и продавцы – все. Механизм распределения прибыли работал эффективно и мог адаптироваться к изменениям обстановки.

Доля семьи Леви, находившейся практически на самом нижнем этаже пирамиды, была в этих доходах невелика. Как он сам пишет, в среднем «наценка» к официальной цене составляла 200–300 %. Скажем, на рубашке с госценой в 4 рубля семья «зарабатывала» дополнительные 8 рублей. Но из них оставляла себе лишь один рубль, а семь рублей передавались директору магазина. Тот оставлял рубль себе, а остальные отдавал директору базара. На уровне администрации рынка оседали два-три рубля. Остальное отправлялось участковому милиционеру. Тот делился со своими дружками в местном райотделе внутренних дел.

2

Рассказ Леви о семейном бизнесе мог бы стать сценарием для фильма в стиле старого советского грузинского кино. Леви пишет – ему хоть и было около 8 лет, но он принимал непосредственное участие в процессе. По воскресеньям на рыночной площади Сенаки бурлила толпа народа. В эти дни перед магазином, где работали братья Леви, выставлялся стол размером три с половиной на полтора метра. На него выкладывались товары – стопки одежды, обувь, украшения.

Работа мальчика Даниэля заключалась в том, чтобы сидеть под столом и с помощью наборного штампа ставить на подошве обуви ту цену, которую брат объявлял покупателю. Обычно клиент, подойдя к столу, и заинтересовавшись обувью, видел пары либо очень маленького, либо слишком большого размера. Ценника на них не было. Покупатель осведомлялся – нет ли, скажем, 43-го размера? Брат Леви начинал рыться в коробках. Делал это достаточно долго и говорил – к сожалению, уже кончились. Покупатели, как правило, были готовы к такому ответу. И обычно продолжали настаивать, потому что знали, что «последняя», случайно оставшаяся пара обязательно «найдется». И естественно, она обнаруживалась. Долгие поиски нужны были прежде всего для того, чтобы понять, насколько покупатель платежеспособен и насколько он готов совершить покупку. Оценив эти факторы, старший брат принимал решение о цене, называл ее, а младший тут же ставил ее на обувь.

Или вот другой эпизод, с торговлей «левой» продукцией местной швейной фабрики. Сперва Леви организовали на фабрике официальную закупку товара. «Тестировали», насколько пользуется спросом вещь. Если народ покупал, допустим, те же футболки, то Леви заказывали швеям с фабрики дополнительные поставки. «Левый» товар производился тут же на фабрике из сэкономленного сырья и в официальной отчетности не отражался. Обходились эти футболки заметно дешевле официальных – по 1,5 рубля вместо трех. Продавались же все по той же, вздутой по сравнению с государственной цене, по 8 рублей. Естественно, при этом официально полученная с фабрики одежда отправлялась в подсобку магазина и оставалась нераспроданной.

Еще один способ заработка – создание искусственного товарного дефицита. Его Леви описывает на примере с резиновыми галошами. Этот вид обуви всегда был в дефиците, и на него существовал большой спрос. Особенно зимой, особенно со стороны местных крестьян. Завоз галош происходил 2–3 раза в году. Старший брат Даниэля обычно выкладывал на прилавок либо одну левую, либо одну правую галошу. И когда покупатели спрашивали, нет ли у вас, допустим, 5-го размера, обычно уверенно отвечал – «Закончились».

Если покупатель начинал настаивать и явно был готов заплатить гораздо больше официальной цены, брат Даниэля предлагал «вариант». Мол, у них в магазине галош не осталась, но если покупатель готов заплатить 2 рубля вот этому мальчику – и тыкал пальцем в своего младшего брата, то он готов сбегать в соседний магазин, где они, возможно, есть, и принести нужный размер. Но только там дорого, и стоят галоши рублей восемь, не меньше. Обычно покупатель, уже настроенный на покупку, соглашался. Естественно, галоши в «другом магазине» находились. И тогда на операции удавалось заработать не обычные 200–300 % к официальной цене, а все 500 %.

3

Наконец, едва ли не ключевой момент – взаимодействие с правоохранительными и контролирующими органами. Кроме регулярно передаваемых вверх по цепочке доходов от продажи каждой вещи в Сенаки с местных «бизнесменов» взимался и другой вид «налога». Упрощая, его можно было назвать «чрезвычайный взнос».

На практике это выглядело следующим образом: участковый или наряд из районного отделения милиции заходил в магазин, и, будучи в курсе нелегальной торговли по завышенным ценам, начинал искать товары с этими самыми завышенными ценами. Естественно, они находились. В это время, пока милиционеры копались в вещах, директор магазина и его сотрудники быстро собирали от 600 до 800 рублей – такая сумма считалась достаточной, и вручали их старшему наряда.

Кроме регулярно передаваемых вверх по цепочке доходов от продажи с местных «бизнесменов» взимался и другой вид «налога». Его можно было назвать «чрезвычайный взнос».

Другой механизм взимания ренты сверх обычных платежей заключался в том, что милиционеры договаривались с покупателем, который шел и приобретал что-то в магазине по завышенной цене. После этого он возвращался назад уже в сопровождении милиции, и проводилась очная ставка. В одном из таких случаев, брат Даниэля Леви, увидев покупателя, возвращающегося в сопровождении милиционера, просто сбежал из своего магазина. Милиционеры пытались его задержать, но он успел убежать с рыночной площади и спрятался у родственников в одной из соседних деревень.

К несчастью для семьи Леви, милиционер, который нагрянул в магазин, оказался одним из редких для Грузии того времени честным милиционером (это уже, пишет Леви, выглядело в Грузии 60-х годов шуткой). Его старшему брату пришлось скрываться несколько недель, пока не удалось договориться с начальником РОВД, который замял дело. Обошлось это отцу Леви в 1500 рублей. По тем временам – серьезные деньги.

В 1966 году, когда старшему брату Леви исполнилось 23 года, в магазин нагрянул с проверкой заместитель начальника райотдела милиции. После обыска он пригнал грузовик, в который загрузил все найденные в магазине товары и вывез их на милицейский склад, как вещественные доказательства. Брату Леви и еще нескольким сотрудникам удалось улизнуть в ходе обыска. Они попрятались у знакомых.

Брат взял билет на поезд и уехал на несколько дней к дяде, который жил в Сухуми. Вернулся он лишь когда «нужным» людям были переданы деньги и товар был возвращен. Как потом выяснилось, рейд в магазин был проведен по личной инициативе замначальника местной милиции в рамках ежегодной кампании по «сбору дополнительных доходов». Такого рода «наезды», как пишет Леви, происходили каждые 6-12 месяцев. Поборы, которые приходилось платить по их итогам, воспринимались как вполне адекватная часть «налогообложения».

Реальным смыслом проверок было не наведение порядка в нижестоящих подразделениях, а взимание дополнительной ренты.

Кроме милиции, Леви пишет еще об одном контролирующем органе – вышестоящей торговой организации, или «конторе». Раз в год ее представители приезжали в магазин с целью аудита товаров и торгового инвентаря. В дополнение к плановым проверкам проводились также внеплановые, неожиданные для магазина инспекции. Последние были особенно опасны – в магазине могли быть обнаружены нелегально закупленные товары и товары со вздутыми относительно официальных ценами. В течение этих проверок, которые длились обычно несколько дней, представители «конторы» проверяли записи, наличие чеков, сравнивали их с товарными остатками.

Впрочем, реальным смыслом этих проверок было не наведение порядка в нижестоящих подразделениях, а взимание дополнительной ренты. Именно так рассматривали цель своего приезда сами проверяющие. Они оставались в городе в течение двух-трех недель, проверяя одновременно с дюжину магазинов. В таких случаях деньги для проверяющих собирались коллективно, со всех магазинов, и затем через одного из уважаемых людей города, лично знакомого проверяющих, передавались им при встрече в гостинице или ресторане. Сумма могла составлять 10 000-20 000 рублей, и рассчитывалась как примерно 1000 рублей с магазина. Преподносилось это проверяющим как подарок, знак благодарности от городского «делового сообщества».

Получив подношение, проверяющие, конечно же, все равно оставляли в акте проверки записи о многочисленных нарушениях. Но они касались прежде всего недостачи денег, которую надо было восполнить. А такие тяжкие и уголовно-наказуемые нарушения, как продажа нелегально произведенного (ворованного) товара, завышение цен и т. п. оставались вне поля зрения проверяющих. На этом эпизоде Даниэль Леви свой анализ функционирования государственной торговли в Советской Грузии заканчивает.

Ценность его работы как научного исследования – вопрос спорный. На мой взгляд, она страдает излишней прямолинейностью и гипертрофированным вниманием к личном опыту автора. Но с точки зрения представления о том, как делались дела в сфере торговли в Закавказье и других южных регионах СССР в 60-70-е годы, – чтение познавательное. Несмотря на оптимистичное описание «похождений» братьев-торговцев, чувствуется, что ходили они, что называется, по краю. И, скорее всего, рано или поздно кто-то из семейства все-таки сел бы. Чего в реальности, впрочем, не произошло. В 1971 году семья эмигрировала в Израиль.

4

Но система, описанная Даниэлем Леви на примере коррумпированного «торгового кластера» в Сенаки, никуда не делась. Конечно, столь красочных деталей, как в Грузии, торговля из-под полы, допустим, в центральных областях России не имела.

Однако в своей основе принцип сохраняла все тот же.

Свободно купить в магазинах можно было лишь ограниченный перечень товаров первой необходимости – хлеб, молоко, крупы, мучные изделия, консервы. Все остальное представляло собой так называемый дефицит. Когда партия дефицита выбрасывалась на прилавки, товар тут же сметался потребителями. Дефицитом была модная одежда, бытовая техника, материалы для ремонта, обувь, фрукты, мясо, колбаса… Да практически все, без чего сегодня невозможно представить жизнь современного человека.

Решить проблему дефицита могло бы увеличение торговой цены на пользующиеся спросом товары. Однако такой подход отвергался по идеологическим соображениям.

Характерная деталь – решить проблему дефицита могло бы увеличение торговой цены на пользующиеся спросом товары до уровня равновесной. То есть такой, при которой количество покупателей, способных приобрести этот товар, соответствовало бы объему доступного к продаже товара. Однако такой подход отвергался по идеологическим соображениям. «Мне пришлось слышать в частной беседе от довольно крупного чиновника, занимающегося ценообразованием, такое объяснение наличия ряда дефицитных товаров, – пишет Арон Каценелинбойген. – Он считал, что наличие заниженных цен вызвано следующими политическими соображениями. Заниженные цены, по его мнению, позволяют создать у населения иллюзию доступности этих товаров, того, что в принципе человек с невысоким доходом может их купить – надо лишь выстоять очередь. В этом случае невозможность покупки без очереди обусловлена, мол, лишь временными трудностями, временной нехваткой товаров. По мере увеличения производства дефицитных товаров очереди будут сокращаться».

Ну а на практике существование дефицита порождало систему нелегальной продажи товаров через государственную торговую сеть. Механизмы могли быть самые разнообразные. Например, продавщица магазина сообщает знакомым, когда будет привезен дефицитный товар, – покупатель приезжает и покупает товар. Или вот, например, интересная форма – «отложить» товар. Дефицитная вещь убирается с витрины (прилавка), прячется от простых покупателей и продается нужным людям.

Сумма доплаты в таких случаях минимальна. Но весь секрет в том, чтобы найти подход к человеку, который «сидит» на дефиците. Надо подружиться с продавцом. Заинтересовать его. Постепенно вокруг продавца формируется проверенный контингент покупателей. Некоторые из них выступают при этом и в качестве спекулянтов, то есть перепродавцов товаров.

Система торговли в СССР мутировала в рассадник коррупции, внедрения худших из возможных поведенческих практик.

В такого рода схемы вовлечено подавляющее большинство продавцов. Ведь дефицитные товары есть практически во всех магазинах. И даже если пришедший в систему новый продавец, скажем, честная молодая девушка (что уже вызовет усмешку у тех, кто помнит времена «совка»), то к работе в «схеме» ее принудит заведующий отделом.

Ведь он должен получать от нее часть дохода от продажи дефицитных товаров. Потому что ему, в свою очередь, необходимо передать часть дохода директору магазина. Тому – в райторг и на базу, где, собственно, и выдают в сеть дефицитные товары. Ведь в следующий раз дефицит может быть отдан и другому магазину. В конце 1950-х годов, пишет Каценелинбойген, в СССР была вскрыта подобная цепочка, доходившая до самого верхнего эшелона – заместителя министра торговли СССР.

Бороться с этим явлением советская власть так и не научилась. И действительно, как? Средняя зарплата продавца в магазине – заметно меньше 100 рублей в месяц. И при этом под рукой, в практически полном распоряжении ресурсы, которые могут приносить доходы на порядок большие. Добавим – высокий уровень личной безопасности. Кому позвонила продавщица? Для кого отложила товар? Выяснить это непросто. Да и отложила ли? Может, он просто так лежит.

В результате система торговли в СССР мутировала в рассадник коррупции, внедрения худших из возможных поведенческих практик. И это неизбежное зло государственной организации распределения. Там где есть дефицитный ресурс и административно регулируемый доступ к нему – неизбежны воровство, взятки и формирование нелегальных каналов продаж.

5

Драконовские карательные меры лишь задирают премию за риск, создают дополнительные тромбы в системе снабжения. Однако явление в корне победить не в состоянии. Один из наиболее красноречивых примеров тому – волна репрессий против «торговой мафии» в Москве при Юрии Андропове. Одним из символов той эпохи стало дело Юрия Соколова, директора московского магазина «Елисеевский», расстрелянного в декабре 1984 года.

Соколов родился в Москве в 1925 году. Фронтовик, награжден несколькими орденами и медалями. После демобилизации работал таксистом. Затем пошел в продавцы. В 50-е годы отсидел пару лет – был осужден за мошенничество, но затем оправдан. После освобождения вновь устроился работать в торговле. Сделал хорошую карьеру, и в 1963 году был назначен заместителем генерального директора в легендарном московском гастрономе № 1, более известном под названием «Елисеевский».

Внутри этого помпезного здания с лепниной и колоннами на улице Горького (сегодня – Тверская) размещался главный продуктовый магазин СССР. Впрочем, несмотря на громкий статус, полки магазина не потрясали посетителей ассортиментом. То есть, конечно, с прилавками советских «сельпо» «Елисеевский» было не сравнить. Но и с нынешней «Азбукой вкуса» – тоже. Впрочем относительная бедность прилавков «Елисеевского» была обманчива. Здесь можно было достать настоящие деликатесы. Но именно достать, а не купить.

Как? По системе предварительного заказа, или, как тогда говорили, через черный ход. Импортный алкоголь и сигареты, черная и красная икра, финский сервелат, ветчина, балыки, шоколадные конфеты, кофе, цитрусовые… Все это было в гастрономе № 1 и его семи филиалах. И все это могли приобрести представители избранного круга клиентов «Елисеевского» – партийные бонзы, их родственники (включая семью тогдашнего генсека Леонида Брежнева), писатели, космонавты, академики, генералы и т. п.

Естественно, чтобы пробиться в это «сообщество», надо было платить. Либо деньгами, либо бартером – полезными для руководства универмага услугами и товарами. А руководство – это Юрий Соколов, возглавивший универмаг в 1972 году и в течение последующих десяти лет, времен самого махрового застоя, управлявший системой. Как было написано потом в его «расстрельном» приговоре, «используя ответственное должностное положение, Соколов в корыстных целях с января 1972 по октябрь 1982 г. систематически получал взятки от своих подчиненных за то, что через вышестоящие торговые организации обеспечивал бесперебойную поставку в магазин продовольственных товаров в выгодном для взяткодателей ассортименте».

Иными словами, получаемые в разных видах взятки, Соколов распределял между начальниками оптовых баз, внешнеторговых организаций, управлений Минторга, чтобы обеспечить бесперебойные поставки избранным клиентам.

Естественно, такого рода деятельность была бы невозможна, не будь у Соколова того, что сегодня называется «крыша». Директор «Елисеевского» дружил с Николаем Трегубовым, начальником главка торговли Мосгорисполкома, и Владимиром Промысловым, председателем Мосгорисполкома. На вершине же пирамиды покровителей Соколова был всесильный «хозяин» Москвы, первый секретарь горкома партии и член политбюро ЦК КПСС Виктор Гришин. Кроме того, все, кому надо, были осведомлены о том, что директор «Елисеевского» дружен с дочерью Брежнева Галиной и ее мужем, заместителем министра внутренних дел Юрием Чурбановым.

Однако 10 ноября 1982 года Леонид Брежнев умер. Вскоре рухнула и отстроенная Соколовым система. В ноябре к нему в кабинет явился начальник одного из управлений КГБ. Протянул руку для рукопожатия, а когда Соколов ответил тем же, провел болевой прием и, оттащив директора «Елисеевского» от стола с кнопкой вызова охраны, объявил ему об аресте. Немедленно начались обыски и аресты сотрудников магазина. Уголовные обвинения были предъявлены, помимо Соколова, одному из его заместителей и начальникам трех отделов. Главный их пункт – «хищение продовольственных товаров в крупных размерах и взяточничество».

Как потом выяснилось, уголовные дела в отношении руководящих сотрудников «Елисеевского» были возбуждены в октябре 1982 года, еще до смерти Брежнева. За Соколовым была установлена слежка. За месяц до ареста его кабинет был нашпигован «жучками» и разного рода записывающей аппаратурой (для этого в магазине устроили «короткое замыкание электропроводки», отключили лифты и вызвали «ремонтников»). Одновременно «технические спецсредства» были установлены и во всех филиалах «Елисеевского». В результате все встречи Соколова и его подчиненных фиксировались на аудио– и видеоносители.

В числе прочего было зафиксировано, что каждую пятницу руководители филиалов приезжают к Соколову и передают ему конверты с недельной «выручкой» от нелегальных операций. Соколов складывал полученные деньги в сейф. Потом передавал их начальнику торгового управления Мосгорисполкома Николаю Трегубову и другим влиятельным людям. В одну из пятниц после передачи денег все приехавшие были арестованы. Затем настал черед Соколова.

По словам очевидцев, во время ареста директор «Елисеевского» держался спокойно. Видимо, он рассчитывал на свои разветвленные связи в высших эшелонах власти. Но вскоре стало понятно, что его арест – это не случайная акция. «Разработкой» директора «Елисеевского» занимался КГБ. Операция была тщательно спланирована и имела целью скомпрометировать ближайшее окружение Леонида Брежнева, в том числе тогдашнего первого секретаря московского горкома Виктора Гришина. У Гришина были шансы стать генсеком. Однако «выявившиеся» масштабные злоупотребления в московской торговле сводили их к нулю. Генеральным секретарем был избран председатель КГБ Юрий Андропов.

Когда Соколов осознал, что дела обстоят именно так, он начал давать подробные признательные показания. Где, сколько, кому, на каких условиях… Бывший директор универмага № 1, видимо, надеялся помощью следствию смягчить свою участь. Однако то ли он рассказал слишком много, и возникли опасения, как бы его разоблачения не ударили по тем, кто пришел к власти после Брежнева, то ли в пропагандистских целях – но Соколову вынесли смертный приговор. Он был расстрелян.

Еще до окончания следствия по делу Соколова и до передачи обвинительного заключения в суд начались повальные аресты директоров крупных столичных торговых предприятий. Всего в системе столичного Главторга начиная с лета 1983 года к уголовной ответственности были привлечены более 15 тысяч человек.

Всего в системе столичного Главторга начиная с лета 1983 года к уголовной ответственности были привлечены более 15 тысяч человек.

В самом сердце СССР, в Москве, была выявлена настоящая «преступная империя». Криминальное сообщество в составе семисот с лишним человек – директора магазинов, торговых баз, функционеры разного ранга. Назывались астрономические по тем временам суммы ущерба государству и взяток, проходивших через руки обвиняемых – миллионы рублей.

По итогам десятков судебных процессов были вынесены приговоры с большими сроками тюремного заключения. Сергей Наниев, директор Смоленского универмага, застрелился. Мхитар Амбарцумян – директор дзержинской плодоовощной базы, расстрелян. Что ему вменили в вину? Если коротко – он занимался приписками, фальсифицировал данные о сохранности и объемах выбракованной продукции, а также брал у директоров магазинов деньги за то, что выдавал им наиболее востребованные у покупателей виды овощей. От всей этой деятельности имел «нетрудовые доходы». Приговор был приведен в исполнение в 1986 году.

6

Но вот вопрос, изменилось ли хоть что-нибудь в работе системы советской торговли после волны репрессий против «торговой мафии»? Кое-что – да. Но сами принципы работы – нет. Послушаем, что говорит непосредственный участник процесса. Это заведующий одного из московских плодоовощных магазинов, которого Сергей Белановский проинтервьюировал в 1986 году:

Вопрос: Кому подчиняется ваш магазин, откуда вы получаете товары, перед кем отчитываетесь?

Ответ: Формально магазин подчиняется плодоовощному объединению, которое, в свою очередь, входит в состав Главмосплодоовощпрома (Главного управления при Мосгорисполкоме). Это объединение охватывает несколько районов. В Москве таких плодоовощных объединений около 20. Немного меньше, чем в Москве районов. В такое объединение входит 20–30 или до 50 специализированных плодоовощных магазинов. Мы находимся на балансе этого объединения, отчитываемся перед ним за выполнение плана. Оно проводит ревизии по магазинам для проверки состояния материальных ценностей. В дисциплинарном порядке, кроме того, мы подчиняемся торгинспекции, органам МВД, отделу по борьбе с хищениями социалистической собственности, органам местной милиции, общественным организациям, таким как народный контроль, административной инспекции. Кроме того, существует пожарный надзор и санэпидстанция.

Вопрос: Товар вы получаете с базы, к которой прикреплены?

Ответ: Да, мы прикреплены к базе, с которой получаем товар. Сначала делаем заказ товара, и предполагается, что на следующий день этот товар должен поступить с базы к нам в магазин. Вопрос: Как вы это делаете?

Ответ: По звонку. Каждый день я звоню товароведам на базу и заказываю: капусты – 2 тонны, моркови – 200 килограммов, апельсинов – 1 тонна и т. п.

Вопрос: Исходя из чего вы формируете эти заявки?

Ответ: Исходя из спроса населения, который виден по товарным остаткам в магазине по каждому виду товара. Нет капусты – надо заказать, нет лука – надо заказать и т. д.

Вопрос: Вы примерно знаете дневной оборот по этим видам товара?

Страницы: «« « 123456 » »»