Коктейль «Россия» Безелянский Юрий

Великое противостояние

• О, Запад есть Запад, Восток есть — Восток, и с места они не сойдут,
• Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд…

Редьярд Китинг

Статичный Восток и динамичный Запад как два полюса мировой цивилизации. Созерцание и действие, размышление и поступок, Восток и Запад — это две реки, впадающие в единый мировой океан культуры. Да, мы очень разные в силу сложившихся исторических особенностей, этнических, национальных, религиозных, социокультурных и иных факторов. Но мы все — дети одних родителей, Адама и Евы. Увы, никаких родственных чувств друг к другу не питаем. Более того, нами всеми правит если не ненависть, то уж точно неприятие друг друга. Особенно это было заметно в советские времена, когда в мире сцепились, как два бульдога, две общественно-экономические системы — социализм и капитализм, Советский Союз и США Советские коммунисты упорно считали, что социализму принадлежит будущее, а загнивающий капитализм обречен на смерть. На этом строилась и идеология, и пропаганда, и воспитание. Однако американцы никак не хотели умирать и по-своему боролись против коммунистической агрессии, вынашивая планы крестового похода, строя проекты всяких там звездных войн. Они воплощали идею Джона Фостера Даллеса — «отбросить коммунизм вспять во всемирном масштабе». Долгие годы шло «великое противостояние».

— вопрошал Андрей Вознесенский и ставил диагноз:

Не в идиотах, конечно, дело. Проблема противостояния значительно глубже. Просто два атомных гиганта, две супердержавы были одержимы манией величия и пытались одержать верх над противником, чтобы или завладеть всем миром, или диктовать ему свои условия жизни. Прибрать к рукам чужие природные богатства, а заодно приобрести и дешевые рабочие руки.

И вышел любопытный исторический фокус: в XIX веке Восток боялся Запада как источника революционных идей, «французской заразы», а затем уже Запад страшился «экспорта революции» Востока, из России. Вот такой произошел преудивительный исторический перевертыш, своеобразная рокировка страха.

Конец XX века проходил в жесткой «холодной войне», которую советская империя вчистую проиграла. Надорвав свою и без того неэффективную экономику, страна потеряла часть своих обширных территорий. Распад Советского Союза стал неким «парадом суверенитетов», и вот уже нет советской Украины, Прибалтики, советских среднеазиатских и кавказских республик. Нет больше СССР, а есть Россия, Российская Федерация, потерявшая статус великой державы, погрязшая в международных долгах, не решившая своих социально-экономических проблем, но не потерявшая своих былых имперских амбиций.

Бывшие грозные соперники США и Россия ныне в неравных условиях. Американцы продолжают процветать, наращивать свой экономический потенциал и диктовать почти всему миру свои правила игры. А Россия обижается и хрипит, бросая обвинение за обвинением. Какие? Америка — это историческое недоразумение… Америка лишена свойства регенерации, не в пример России, которая есть эманация в бесконечность… Америка — в театральных терминах — постановочная конструкция, мюзикл… Америка есть не что иное, как зыбкая и недолговечная модель (зеркальный фантом)… Американский этнический конгломерат лишен пассионарного элитарного материала… И вообще американцы как были, так и остались провинциалами.

Кто так рассуждает? Обыватели-дилетанты? Нет, профессионалы-геополитики из газеты «Завтра» (номер 27 за 1996 год).

Как это сладко — ругать преуспевающего противника и растить в себе чувство своего превосходства. Превосходство никак не доказано на практике, но в теории… Гей, славяне! Мы — сказочные богатыри. Мы всё можем. А они? Кто они такие?! Жалкие провинциалы! Нувориши со звездным флагом. А мы, а мы!.. Туг следует сопение, бормотание, размазывание пьяных слез по щекам и тихий всхлип жалости к самим себе. Не повезло… обманули…

Всю эту гамму разноречивых чувств — от гордости до унижения — прекрасно уловил Юрий Кузнецов и выразил в стихотворении «На пирушке». Вот оно:

Конечно, пирушка — это аллегория. И вместе с тем «махнуть стакан» — это наше национальное пристрастие. Можно, конечно, объявить врагом номер один Америку или сионистов, что с рвением делают наши громкоголосые патриоты, но на самом деле наш враг иной. Пьянство — самый сильный, самый энергичный, самый беспощадный враг русского народа. Не хочется приводить количество выпитого, число дебилизированных и умерших людей — цифры эти известны.

Пьянство — главный, но не единственный враг России. В нашем национальном характере есть и другие пороки, которые сковывают силы и не дают развернуться и проявить себя во всем блеске. Как считает писатель Вячеслав Пьецух: «Русские — народ, в котором существует множество разных наций. Поэтому у нас вечные недоразумения, неурядицы, нелепости, поэтому ни один народ не знал таких тяжелых потрясений. Мы еще не сложились как нечто цельное»… («Куранты», 1996, 16 марта).

Ну что ж, пришла пора поговорить о национальном характере, о менталитете и прочих духовных материях.

Типология русской души

«Дана нам красота невиданная. И богатство неслыханное.

Это — Россия. Но глупые дети — всё растратили.

Это — русские».

Василий Розанов. «Мимолетное»

Недоверие и вражда между Востоком и Западом накапливались веками. Западному человеку казалось, что люди, живущие на восточной окраине Европы и далее за Уралом, совсем другие, отличные от него. Громадные просторы России всегда пугали, но именно эти просторы и сформировали национальный характер русских людей, «загадочный славянский характер», в котором столкнулись и противоборствуют между собой восточный и западный элементы.

«Читая любую русскую историю, — отмечает философ Федор Степун в сборнике статей «Чаемая Россия», — получаешь впечатление, что русский народ не столько завоевывал землю, сколько без боя забирал ее в плен. Это военноплененная земля работала на русский народ, работала без того, чтобы он сам на ней по-настоящему работал».

Отсюда Степун выводит термин, применимый к русским: «бездуховное отношение к труду».

Да, и без потерянных имперских земель Россия огромна по территории, но, увы, на этих безбрежных просторах живет слишком мало людей — на каждый из 17 075 тысяч квадратных километров приходится в среднем 8,5 человек, а трудоспособных ровно в два раза меньше. Это вам не Голландия, где каждый сантиметр земли на вес золота, ее обрабатывают и холят. А у нас?.. Помните подвыпившего лектора из «Карнавальной ночи»: «Люди, где вы, ау?!» Только русский поэт мог написать такие строки:

Это блистательный перифраз классика — «Жалоба чурки» Тимура Кибирова.

Но вернемся к русскому характеру. Одна из характернейших черт — безалаберность, беспечность, нежелание точно учитывать то, чем обладаешь. Не об этом ли сложены многочисленные народные поговорки про «авось» и «кабы». Или всякие присказки: лошадь съели да в Новгород писали, чтоб еще прислали… Вспомним у Булгакова: «и чтоб из города привозили — керосин!»… Подставьте вместо лошади нынешние кредиты от МВФ, и получится то же самое: ничего не изменилось…

«Простое обычное русское интеллигентное неумение практически делать дела — бестолковщина и безалаберщина…» — говорил Ленин в 1922 году с трибуны XI съезда партии.

И еще одна важнейшая черта. «Русский народ, — писал Константин Аксаков, — есть народ не государственный, то есть не стремящийся к государственной власти, не желающий в себе даже зародыша народного властолюбия…»

Не самого себя, не свои права, не демократию любит русский народ, а своего хозяина, властелина, барина, будь он царь, генеральный секретарь ЦК или президент страны, — его, родимого, он обожает и ему поклоняется. Вадим Кожинов, наш современный пламенный критик, полагает, что любовь к «сильной центральной власти» (считай: самодержавной власти) есть одна из ярких черт русской души.

Не эта ли мысль прозвучала в стародавние времена царствования Павла I? «Здешний народ, — писал шведский посланник королю Густаву IV, — очевидно, создан для слепого повиновения и безусловной покорности».

Дореволюционный публицист-сатирик Варфоломей Зайцев отмечал: «Насчет терпения и говорить нечего. Это наша исконная добродетель, в которой мы за пояс заткнем всех ослов и дворняжек».

«И терпентин на что-нибудь полезен», — заявлял Козьма Прутков. Но он преуменьшил роль этого чудодейственного успокоительного лекарства. Терпентин — это наше все. Как Пушкин.

Все это трудно понять человеку Запада, который не ждет милостей от природы и царей, а сам добивается того, к чему стремится.

Не случайно Артур Миллер писал о непостижимости России, этого «дремлющего доисторического животного, к которому не знаешь, с какой стороны подступиться».

«Русский медведь» — вот самое частое определение России на Западе. Большой. Ленивый. Но и яростный в гневе.

Как известно, литература является отражением жизни. А кого возвеличивала русская литература? Какого героя возводила на пьедестал? Критик Игорь Золотусский отмечает: «…среди типов, созданных русскими писателями, нет типа делового человека, человека расчета, жесткой практической регламентации. И все попытки создать его заканчивались неудачею. Зато героев воображения, рыцарей на поприще духа создано предостаточно. Какого героя литературы XIX века ни возьми, он более специалист по душе, нежели по какому-то житейскому делу, он не прагматик, а мечтатель и поэт. Даже гоголевский плут Чичиков, собиратель копейки, — и тот романтик, и тот Дон Кихот».

«И именно эта мечтательность и непрактичность, — заключает Золотусский, — и стала в глазах того же Запада главной чертой в определении русского характера, загадочной русской души и русского менталитета» («Независимая газета», 1998, 16 января).

А вот еще «лишние люди»… Откуда взялись они и почему оказались так созвучны нашему национальному характеру? Об этом пишет Г. А. Лескис в книге «Национальный русский тип. От Онегина до Живаго».

Типология русской души выражена, как считает Николай Бердяев, в таких началах, как утопизм, нигилизм, анархия, экстремизм, фанатизм и тоталитаризм…

Вы думаете, это все? Нет, не все. Национальному характеру русского народа Бердяев приписывает дионисизм и аскетизм, бунтарство и рабскую покорность (заметим: черты все крайние!). И философ делает окончательный вывод: «Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли».

И сразу ассоциация. В 1955 году в эмиграции Георгий Иванов написал стихотворение «Пейзаж», концовка его такая:

Бывший российский премьер-министр Черномырдин отличается удивительным простодушием. В одном из интервью он признался: «Недавно госсекретарь США Мадлен Олбрайт меня спросила: «Виктор Степанович, у русских столько золота, столько бриллиантов, почему же вы так бедно живете?» Я ей сказал: «Да люди мы такие»» («АиФ», 1998, № 47).

В конце октября 1998 года «Литературная газета» провела опрос: «Почему нам не везет?» Среди главных причин были названы такие: народная глупость, несчастная судьба, неверный выбор руководства, неумение работать, воровство… Глас народа — глас Божий? Поэтесса Марина (фамилия не приведена) ответила так: «Все наши беды оттого, что мы отталкиваемся от чуждого нам западного прагматизма. Витальность России в материальной нищете, если хотите, и в нравственном богатстве» (ЛГ, 1998, 28 октября). Итак, черномырдинское: «Да люди мы такие».

Обратимся к старым высказываниям (а вы уж сами судите, сохранили они свою актуальность или нет).

Р. Ченслер, английский мореплаватель, побывавший в Московии в 1553–1555 годах:

«Если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними, а их соседи не имели бы покоя от них. Но я думаю, что не такова Божья воля: я могу сравнить русских с молодым конем, который не знает своей силы и позволяет малому ребенку управлять собою и вести себя на уздечке, несмотря на всю свою великую силу; а ведь если бы этот конь сознавал ее, то с ним не справился бы ни ребенок, ни взрослый человек».

С. Главинич, священник Австрийского посольства в Москве в 1661 году:

«Нужны Фараоновы казни, чтобы Московский народ захотел поумнеть, либо же могучий противник, который до того прижал бы его, что не в силах бы был и подняться, потому что в угнетении этот народ самый готовый на всякое дело, а если хоть немного приподнимается, не знает уже и пределов своему благополучию».

Юрий Крижанич, которого царь Алексей Михайлович посчитал шпионом Ватикана и сослал в Сибирь, отмечал, что «ни один народ не бывает так легко обманут, как славяне, поскольку постоянно бываем обмануты красотой, красноречием, хитростью и лестью чужеземцев».

Значит, еще и легковерный?.. Писатель и историк Давыдов считает, что высшее воплощение русского народа — святость. Ну что ж, запишем и святость. Но тогда возникает вопрос: откуда на Руси разгул воровства и казнокрадства? Французы еще во времена Петра обсуждали: «Можно ли что-то сделать в России без взяток?» И отвечали: «Нет».

Законы писаны не для русских — еще одно печальное историческое наблюдение. Герцен об этом сказал прямо и честно: «Русский человек, какого бы звания он ни был, всегда старается обойти закон, где это возможно, безнаказанно. Точно так же поступает и правительство».

Такой вот менталитет, как говорится, снизу и доверху. В 1998 году в издательстве «Радуга» вышла книга Дмитрия Панина «Мысли о разном». Панин — видный русский мыслитель, который изведал ужасы советских лагерей и горечь вынужденной эмиграции.

«Страшный вопрос: почему все-таки наш народ оказался таким свирепым, жестоким и дал такое количество палачей, негодяев, стукачей, всякой нечисти и, главное, каких-то кровопролитных зверей? — спрашивает себя Панин. — Сейчас такой уж отбор людей проведен за шестьдесят лет, что иначе и быть не может. Но ведь это началось в семнадцатом году, когда страна еще христианской была. Откуда всё это зверье? Нельзя все валить на евреев да на латышей. В том-то и дело, что мы сами или труса праздновали, или какой-то нейтралитет держали, или как дураки последние себя вели, или поджимали хвост и ждали, пока потащут нас в чрезвычайку…»

«Дала ли наша русская культура положительные решения для развития человечества, для развития общества? Перебираю по пальцам. У Достоевского их нет, у Пушкина нет, у Лермонтова, конечно, тоже нет. Гоголь все-таки подошел к этим решениям. Он один из тех, кто очень многое понял. Он понял страшную вещь в России: с виду она Святая Русь, а по сути дела, немножко поскреби, и в ней не то что татарин — диавол сидит. Это обнаружилось в семнадцатом году и после катастрофы»…

По поводу «диавола» можно вспомнить и высказывание Вячеслава Иванова, которое записал Моисей Альтман (книга «Разговоры с Вячеславом Ивановым»): «Русский народ — Богоносец, а после революции 1917 года — сатаноносец». А далее: «но он не себяносец, каковыми являются немец, француз, англичанин…»

Да, большевики задумали великий эксперимент: создать нового человека, и, к горькому сожалению, этот эксперимент им почти удался. Славист Николай Струве в статье «Советский человек, 60 лет спустя» утверждал, что в Советском Союзе культивируются не только новые сорта пшеницы, но и новая биологическая разновидность человека, не имеющая ничего общего с человеком западным».

«Хомо советикус» — человек бездуховный, лишенный способности мыслить, деморализованный, аполитичный… — такова формула советского человека, бытовавшая на Западе в период «холодной войны». «Принижаем русских, чтобы возвысить себя?» — задавал вопрос Дэввд Шиллер в «Нью-Йорк тайме», но его одинокий голос тонул в мощном хоре антисоветизма.

Однако действительно годы советской власти не прошли даром для народов России. И впрямь появился и «хомо» и «хамо» «советикус».

После разоблачения культа личности Сталина, произошедшего на XX съезде, Анна Ахматова сказала так: вот сейчас одна Россия посмотрит в глаза другой, те, кто сажал, — тем, кто сидел, и наоборот. Миллионы людей были участниками общей трагедии. «Когда-нибудь дошлый историк возьмет и напишет про нас…» — мечтал Галич. Написали, но далеко не всё… Но мало исследовано, как эта лагерная трагедия (полстраны сидит, полстраны сторожит) деформировала души людей.

«Мы нация, которая обожает убийства, — пишет Анатолий Приставкин. — Мы народ, в котором соединены признаки самоистребления. Ну, то есть мы с удовольствием стреляли и в других, чужих, тех, кому не повезло с нами граничить! Но мы никогда не жалели себя. Да и вообще, особенности русского национального менталитета — это все-таки охота на своих…» («Московские новости» 1998, № 47).

«Идет охота на волков, идет охота!..»

«Почему мы воспеваем наших наиболее кровожадных разбойников в культуре крестьянской и восторгаемся террористами в культуре дворянской? — спрашивает другой писатель Борис Васильев. — Стенька Разин, Емельян Пугачев, Иван Каляев, Андрей Желябов, Степан Халтурин и другие до недавнего времени ходили в народных героях».

«Почему советский городской фольклор прямо-таки из кожи лез вон, воспевая уголовников?» — задает еще один вопрос Борис Васильев. Действительно, почему нам многим ближе Беня Крик и Остап Бендер, а не какой-нибудь положительный герой советского писателя Шундика? И почему мы с особым удовольствием поем блатные песни, типа:

Заметки «Вопросы к самому себе» Бориса Васильева неисчерпаемы.

«…Почему мы воруем у себя же самих и неудержимо, по-детски, врем, что в стране люди умирают с голоду, хотя потребление водки на душу населения красноречиво опровергает этот убийственный факт?..

Почему мы со всенародным восторгом празднуем свои победы и тихо помалкиваем о своих поражениях с их миллионами погибших, хотя победы никогда и ничему не учат, а учат только поражения? Откуда в нас такая ярость отрицания, которая всегда одерживает верх над яростью созидания?..» (ЛГ, 1999, 12 апреля).

«От каких несчастий мы произошли?» — этот вопрос задает уже Валентин Распутин.

«Суть нашего характера — суть географическая, а также исторических условий, — отмечает Распутин. — Максимализм нашей души — от неоглядных просторов, испытующих желания и волю: нам или все, или ничего, на половину мы не согласны. Оборотная сторона всякой положительной черты — вероятно, от резкой смены климата, а отсюда — нередко затраченного впустую труда. Наша порывистость — от необходимости успеть, уложиться в короткие сроки. У нас и сама природа порывиста: расцветает за день, блекнет за ночь. Завтрашний день у нас постоянно был ненадежен. За четыре века Русь 250 раз отражала внешние нашествия, за последующие пятьсот лет она провела в войнах почти триста. Еще и в конце XVIII века на азиатских рынках торговали русскими невольниками. Эта практика возобновляется сейчас в Чечне. Занимая большие площади в Европе и Азии, мы не Европа и не Азия. Вторая раздвоенность — психическая, между святостью и стихией, между небом и землей. Третья: мы не рождены для материального порядка вещей, но и не утвердили духовный…»

И еще несколько мыслей Распутина: «Русский человек не умеет себя беречь… Культа денег у нас не было… Наша бедность стояла на богатстве, которое долго не давалось. Бедность по-своему услаждает нашу душу, что видно и по народным песням, и по песням духовным…» («АиФ», 1998, № 42).

Валентин Распутин — прозаик. А теперь послушаем мнение поэта Татьяны Щербины о русском народе:

«Мы — вечная жертва…

Мы переполнены самомнением, гордыней, чья оборотная сторона — самоуничижение. Или я (как и нация в целом) рву на себе волосы: какое я дерьмо и в каком дерьме живу, или бью себя в грудь, что я — обладатель Истины, и пусть кто-нибудь попробует с этим не согласиться.

«Плохой» у нас сильнее «хорошего». Почти в любой компании не трезвенник пристыдит пьяницу, а пьяница укорит: ты вроде как не свой, не родной, не пьешь — значит, что-то скрываешь. Не честный пристыдит вора, а вор — честного: чистеньким хочешь быть? Ленивый презирает работящего: самый умный, что ли, больше всех надо? Отказываешься брать взятку — дурак. И действительно дурак. Берущий и дачу построил, и машину купил, и в Ницце отдыхает, а ты в нищете, и жена каждый день попрекает. Начинаешь завидовать, начинаешь хотеть быть плохим.

«Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Страх Божий у русского народа отсутствует. Как и вообще Закон, по которому бы жили из поколения в поколение, соблюдая хотя бы 7 заповедей из 10 (не сотвори себе кумира, чти отца и мать, не убий, не прелюбодействуй, не укради, не лжесвидетельствуй, не желай чужого), вошедших в учение Христа. Заметив, что русский активизируется из азарта, фанатизма или под страхом смертной казни, Сталин построил на этом свою систему…

Мы патологически романтический народ (в чем, конечно, и наше обаяние) — без увлечения, вдохновения мы увядаем, загниваем, запиваем и пропадаем. Сколько бы ни было у нас денег — мы прогуляем их все сегодня же, на что будем дальше жить — неважно. (А уж кто начнет считать деньги, того сразу припечатают: жлоб!) Нам не интересно точить каждый день по сто гаек, нам интересно поставить рекорд: не спать двое суток и выточить миллион гаек, а потом — пусть ржавеют…

Мы мало способны к индивидуальной жизни… Русский человек если не вслух, то внутренне живет в позиции претензии ко всем, кроме себя. Так живет и нация в целом…» («Известия», 1998, 28 ноября).

Не знаю, как вам, а мне понравилось это наблюдение по поводу гаек: не сто, а миллион — вот это интересно! Вот и я пошел на какой-то рекорд: собрать как можно больше высказываний о России и русском народе. Собрать в мешок, а потом с шумом вывалить — смотрите, удивляйтесь! И это действительно прелюбопытно и архиинтересно. Разные люди. Разные взгляды. Разные ракурсы. Разный лексический ряд. Разные цвета мыслей и разные ароматы мнений.

Обратимся к журналисту Владимиру Чернову, к его заметкам «Рус Иван»:

«Проклятый Запад изобрел комплекс неполноценности. А мы — комплекс недоданности. Мы — единственная, наверное, страна, где о человеке всегда судили не по оценке его со стороны, а по тому, что сам о себе говорил. А он говорил: ах, были б возможности! Но сегодня — на редкость задумчивый день, а вчера был дождь, играть было лень. Наверное, завтра. Завтра наверняка. Во славу музыки — сегодня начнем с коньяка! О, yes!

У нас плеяды непризнанных гениев. И до сих пор наши женщины любят подбирать этих непризнанных где-нибудь под заборами. Она его за высокие слова подберет, отчистит, вымоет, рубаху ему выстирает, за стол посадит, кормит и любуется: бедный мой! А он уйдет к ночи и снова ляжет под забор. А она, плача тихо, снова его из канавы достанет, вымоет. И жизнь ему свою отдаст.

Оттого так любят западные джентльмены жениться на наших женщинах, такой сладкий контраст после эмансипированных своих, такая самозабвенная отдача, такое растворение в мужике. А на наших мужиков нигде спроса нет. Кому они нужны, глашатаи своей неповторимости?

И вся загадка русской души в том, что душа эта — женская. В сиволапом, вонючем мужике — женская душа. Отсюда его беды и порывы. Вот он загуляет, взовьется, всех отлупит и вдруг зарыдает и — простите, говорит, меня, гада!..

Русский характер непредсказуем. В нем сразу — жестокость и жалость, тупость и творческий восторг. И все — в крайних проявлениях…»

Отложите книгу. Сделайте выдох. Я прекрасно понимаю: кипит ваш разум возмущенный. Но что делать? Наберитесь мужества и дочитайте сей нелицеприятный подбор. Итак, что там дальше говорит Владимир Чернов?

«Россию формирует слово. Больше ничего. У нас всё — чужое: великий поэт наш — эфиоп, великий тиран — грузин, цари — все немцы, народ — с тяжелым татаро-монгольским прошлым. В общем, ничего своего. А живем и считаем себя могучим этносом. Язык общий…» («Огонек», 1995, № 39).

Еще один журналист — Валерий Кичин. Тоже не удержался от исследования на интересующую нас тему и написал статью «Русский синдром, или Мат коромыслом». Начинается она так:

«Мы изумляемся: почему нас не любят? Такая хорошая страна Пушкина, Чайковского и Аллы Пугачевой, а — не любят. Боятся. Образ русского на мировом экране сведен к ясно узнаваемым чертам: шапка-ушанка, плохие зубы, расплывшаяся фигура, нелепая повадка, непредсказуемость, водка и мат» («Известия», 1998, 2 июля).

Это расхожий стереотип. Обидный, конечно, но, слава Богу, не все так представляют русских. К примеру, корреспондент китайской газеты «Гуанмин жибао» Ван Сыньцзюй, проработавший в Москве больше десяти лет, выделил 10 признаков россиянина Вот они:

«Мощный творческий потенциал… Мужество, стремление к победе… Стремление к лидерству в мире… Небрежность в малых делах и собранность — в больших… Повышенная возбудимость, необдуманная поспешность в действиях… Однобокий способ мышления… Любовь к крайностям и противоречивость — это, пожалуй, самые главные особенности характера русского человека… Чувство юмора… Чувство собственного достоинства… И последнее: освобождение от гнета» («АиФ», 2000, № 3).

Ну что ж, этот портрет более или менее приятен и не вызывает особых раздражений. Но надо ли им обольщаться? Как говорил тургеневский Базаров: «Русский человек только тем и хорош, что сам о себе прескверного мнения».

Мы предоставляли слово людям известным и, как говорится, пожившим, а вот мнение молодого Ильи Тюрина. К сожалению, он трагически погиб в 19 лет. Был способным молодым человеком, писал стихи, эссе, статьи, рассказы. Вот отрывок из его статьи «Русский характер», написанной за две недели до гибели:

«За свою тысячелетнюю историю русский народ терял больше, чем успевал накопить. Уже в обозримом прошлом многие наши прекрасные черты претерпели разрушительное отражение в кривом советском зеркале. Исконная крестьянская любовь к земле и работе на ней обернулась стремлением переселиться в город и вести по возможности легкую жизнь (а иногда и просто иждивенческую — вспомните «обманутых вкладчиков»). Русские люди были доверчивы, но умели за себя постоять (облаву на разбойника или конокрада устраивали всей деревней) — теперь они подозрительны к каждому встречному и при этом беспомощны. Русское великодушие превратилось в равнодушие, гостеприимство — в скопидомство. Да и многое другое, что прибрели наши честные и добрые предки, мы, не всегда по своей вине, растеряли. Но вот все жалкое, глупое, детское осталось и преумножилось. Остались и живут на всех уровнях общества недальновидность, беспечное невнимание к себе и своему будущему. Осталась слепая вера в исполнение несбыточных грез, соседствующая с неумением извлечь выгоду из простых подручных вещей. Осталось тупое чванство ко всему новому и иноземному, обратная сторона которого — глубокое неуважение к собственной истории и пренебрежение традициями. Черты, простительные неграмотному земледельцу средневековья, свободно перекочевали в конец тысячелетия — и продолжают укреплять свои позиции. Почему же так? Разве за века не изменились люди? Нет. Люди изменились, но народ — не столько люди, сколько отношения между людьми. Главный исход всех исторических и социальных перипетий нашей России в том, что мы уже очень давно не можем по-настоящему почувствовать себя народом, нацией, этносом. Единственная ситуация, когда это ненадолго удается, — война…» (ЛГ, 1999, 6 октября).

Вот вам мнение не мальчика, но мужа — Ильи Тюрина. Что ж, в коллекции мнений и суждений о России и русском народе, я надеюсь, оно будет не последним. Коллекционирование мыслей, афоризмов и прочих словесных перлов — дело не новое. К примеру, в начале XX века, а точнее, в 1904 году, вышла «Маленькая хрестоматия для взрослых. Мнения русских о самих себе». Ее составил Константин Скальковский, чиновник и внештатный сотрудник суворинского «Нового времени», известный собиратель, имевший репутацию «маленького Вольтера». В наше время книжечку Скальковского переиздали. Выберем несколько цитат:

«Нам, русским, не надобен хлеб; мы друг друга едим и от того сыты бываем»

(Аким Волынский).

«Любить русскую грязь, любить Россию со всеми ее темными сторонами, со всеми пороками, прыщами и бородавками? Нет, слуга покорный»

(Иван Тургенев).

«Мы — европейские слова и азиатские поступки»

(Николай Щербина).

«Коль скоро в стране остаются открытыми антинациональные вопросы, то это значит, что во всех отправлениях государственной и общественной жизни присутствует враждебное начало, которое действует как отрава, и оно-то, если зорким глазом проследить его действия, вносит повсюду смуту и расслабление»

(Михаил Катков).

Так что ничто не ново под Луной (или под Солнцем, — говорят так и эдак). До меня собирали, коллекционировали высказывания и мысли, вот и я этим болен давно. Собираю, собираю… В советские времена приобрел огромную томину «Симфония разума». В ней о России и русском народе практически ничего нет, зато выделен специальный раздел «О родине, патриотизме и интернационализме». И сплошные ленинские россыпи о том, что «мы в несколько дней разрушили одну из самых старых, мощных, варварских и зверских монархий…» Это так о России написал ретивый вождь мирового пролетариата; ну и, конечно, прикладистые слова о Западе: «Зарвавшийся капитализм».

Читать «Симфонию разума» немного смешно и грустно: все высветленно и пафосно, вроде приведенных там слов Белинского: «Я душевно люблю русский народ и почитаю за честь и славу быть ничтожной песчинкой в его массе».

Более веселый подбор сделан в «Словаре современных цитат» Константина Душенко (1997), одно «Руссо туристе, облико морале!» чего стоит! Помните «Бриллиантовую руку»?..

Но, кажется, надо закругляться с главой. Все равно разгадать загадку России, расшифровать русский национальный характер вряд ли удастся кому-то до конца. Лучше положим еще один камешек в русскую мозаику. Петербуржец Александр Образцов написал;

«Хороша Швейцария, создавшая для своих граждан рай на земле в рамках здравого смысла. Хороша Франция, импульсивная любительница быстротекущих форм.

Темна, убога Россия, и вдруг — победоносна, стремительна, все в нее влюблены, но только на один день. Завтра здесь будут вешать и пытать. Послезавтра — каяться, говорить пошлости. Еще через день обнаружатся в ее громадных карманах седые старцы не хуже буддистов и неожиданные гении вроде Лермонтова и Платонова. Евреи, давно ничему не удивляющиеся и лишь делающие заинтересованные глаза по поводу различных событий в мире, сатанеют от тупости, упрямства, пошлости русских, а когда уезжают из России — умирают по ее канавам и кустам…» («Независимая газета», 1996, 29 августа).

Эх-ма! Стихов не хватает. Что бы такое привести в подверсточку? Да хотя бы эскапады Михаила Задорнова: «Мы всегда считаем себя умнее других, поэтому постоянно оказываемся в дураках». И еще: «Мы непредсказуемые люди! У нас любовь — с синяками, а добро — с кулаками».

Ну и, конечно, не обойтись без Михаила Жванецкого, короля современного юмора, хотя в последнее время его юмор соединен с горькой сатирой. Я надеюсь, что Михаил Михайлович не обидится, если я приведу несколько отрывков из его наблюдений «О нас» — это прямо в десятку для данной главы. Итак:

Вот такая программа Михаила Жванецкого из восьми пунктов. Чем не национальная идея, которую так упорно ищут наши политики?! А пока Жванецкий выступал на эстраде, пока я собирал и систематизировал факты и мысли для своего «Коктейля «Россия», Виктор Ерофеев выпустил книгу «Энциклопедия русской души» — вот что значит «идеи носятся в воздухе». Виктор Ерофеев написал свою книгу «со стороны энциклопедиста и аналитика». Почти что с моей стороны. И рассыпал в ней Виктор Ерофеев свои афоризмы:

Как отметил критик Глеб Шульпяков, Ерофеев «собрал весь клишированный отвал» (от русской непунктуальности до русской блудливости) и предъявил сумму в качестве русского бога». Естественно, сразу за это получил сполна: «совершенно одиозная книга», «сумма русофобии» а сам автор — «Чаадаев — но только с очень маленькой буквы».

Выходит, что я иду вослед Виктору Ерофееву. Интересно, на какие орехи могу рассчитывать я? Ответ впереди, а пока — новая глава.

Пресловутый пятый пункт

Мы говорили о русском народе, но в понятие «русский народ» входят и другие, малые национальности. И чтобы знать — «кто есть кто», в советское время была введена пятая графа. Графа в анкете. Графа в паспорте.

Во всех странах, где строится гражданское общество, в официальных документах национальность не принимается во внимание. На национальность наложено как бы табу — на нее нельзя указывать без очевидной необходимости. В научных статьях можно, в газетах — нет. Но это у них! Однако возникает и другой важный вопрос: как определить национальность? Возьмем два громких имени. Кем, например, считать Альберта Эйнштейна? Он — еврей по национальности, родился в Германии, а многие годы жил в Швейцарии и США. Или Франц Кафка — еврей по национальности, пражанин по месту рождения и жительству, немецкий писатель по языку и культурной традиции.

Согласно международным нормам, начиная с Международного статистического конгресса, который проходил в Санкт-Петербурге в 1872 году, национальность при переписи населения определяется исключительно по самосознанию людей, а не по крови, не по национальности отца или матери. В Советском Союзе же была принята милицейская практика, когда по достижении 16-летнего возраста при получении паспорта гражданин мог выбрать национальность только одного из родителей. И вот тут у детей разнокровных родителей начинались мучения: как записаться, к примеру, в паспорте, как еврей или как русский? И, естественно, возникали всякие коллизии.

Рабинович женится на Ивановой: «Ты возьмешь мою фамилию, чтобы она не пропала. А я возьму твою, чтобы я не пропал».

Это шутка, придуманная Константином Мелиханом, а вот жизненные истории. Знаменитая Паша Ангелина, героиня сталинского времени, вырастившая за свою жизнь 30 урожаев и 30 раз собравшая их. Вдохновительница почина: «Сто тысяч подруг — на трактор!» Так вот эта Паша Ангелина выросла в греческой семье и в паспорте была обозначена как гречанка. Когда ее дочь Светлана, учась в МГУ, объявила о национальности своей матери, ее засмеяли: «Не пори глупость. Наша народная героиня Паша Ангелина не может быть гречанкой, она — русская!»

Бог баскетбола Александр Гомельский, получая во время войны новые метрики, был из еврея превращен в русского, а затем, будучи взрослым, снова вернул свою национальность, за что получил прозвище «дважды еврей Советского Союза».

Один из современных политиков Юрий Гехт признается: «У меня мать еврейка, а отец немец, я всем говорю, что я русский».

В славные советские времена многим приходилось скрывать, ловчить, отмазываться. Поэт Павел Коган громогласно заявлял: «Я патриот, /я воздух русский, /я землю русскую люблю…»

Осенью 1997 года во многих газетах прошла дискуссия на тему: «Нужна ли графа национальности в новом российском паспорте?» Вот некоторые ответы из газеты «Вечерний клуб»:

Борис Васильев: «Нет, не нужна. Надо ощущать себя русским, чтобы быть русским, а не документ иметь. Надо знать историю своей страны, любить культуру — и вы будете человеком своей национальности. Паспорт тут ни при чем».

Алла Гербер: «Каждый носит свою национальность в себе, это выражается в верности традициям. Я — еврейка и всегда была ею, но как же мне мешал в жизни 5-й пункт! У нас есть право быть равными в России, и никакой графы в паспорте не нужно».

Григорий Поженян: «Не нужна такая графа. Люди, чувствующие себя русскими, — русские, армянами — армяне, чеченцами — чеченцы. Зачем графа? Быть бы достойными людьми, гражданами России».

Тема эта очень серьезная. Серьезная до головокружения и боли в затылке. Давайте-ка ее немного разбавим анекдотами.

Встречаются два еврея. Один спрашивает:

— Слушай, Сёма, ты знаешь, кто по национальности Мао Цзэдун?

— Не может быть! — в ужасе восклицает другой.

Или вот такой анекдот, названный «Совет Сталина»:

Горбачев звонит на тот свет Сталину и жалуется на происходящее в стране:

— Что делать с Арменией и Азербайджаном, как прекратить войну? Как решить национальный вопрос?

— Очан просто, дарагой. Надо объединить две республики в одну.

— Но после объединения опять начнутся споры о том, где делать столицу — в Ереване или в Баку.

— Зачем Ереван? Зачем Баку? — говорит Сталин. — Сталица будет Магадан.

Ну, и последний анекдот — «Шестой пункт»:

— Будет ли при коммунизме пятый пункт в паспорте?

— Нет, будет шестой: «Был ли евреем при социализме?»

Газета «МК» в рубрике «Глас народа» провела анкету «Нужно ли гордиться своей национальностью?» (1997, 30 октября). Некоторые ответы явно просятся в нашу книгу:

— У меня в графе написано «эстонка», а я не знаю ни языка, ни культуры. Понять это в силах только тот человек, который сам в таком положении. Я очень ждала момента, когда отменят национальности (Марина Халилова, программист).

Многие — за. Но есть и противники отмены национальной графы. Вот их аргументы:

— Сейчас исчезнет слово «русский», а потом исчезнет слово «Россия». На это надеются наши недруги (Виктор Зотов, 82 года).

— До глубины души мы, ветераны, возмущены. Это мафия: чтоб ни прописки, ни нации. Мы и так живем за железными дверями и с решетками на окнах (Валентина Николаева, 75).

— Это выдумка евреев, они — 99 процентов — и так стали русскими. В Москве — одни евреи, хоть телевизор не включай (Зоя Барышникова, 56).

Пенсионер Александр Митрохин меланхолично ответил:

— Бьют по морде, а не по паспорту.

Что ответить на это? Горькой печалью или веселым мажором, как это сделала татарка Гульсина Гумерова:

Коктейль «Россия»! Бродит и пенится… Мы живем в одной стране. Сидим за одним столом. Что нас объединяет? Русский язык. Мы — русские лишь потому, что русская культура, растворенная в языке, является основой всей нашей жизни. В России всяк русский тот, кто говорит и мыслит по-русски, для кого русский — это его родной язык, независимо от паспортной национальности.

Послушаем, что говорят на этот счет некоторые наши современники.

«Я, Елена Боннэр, год рождения 1923, еврейка-армянка, русскоязычная, русскопишущая. Сны вижу на русском. Ученые считают, что язык снов — родной…» («Московские новости», 1992, 24 января).

Выступая на встрече Бориса Ельцина с интеллигенцией в июне 1997 года, Мариэтта Чудакова сказала: «Есть три вещи, которые нас объединяют: земля под ногами, небо наше цвета линялого ситчика и язык…»

Режиссер Станислав Говорухин, рассуждая о России, сказал: «Я вообще не верю в русскую национальную идею. Очень трудно найти этнически русского человека, практически в каждом намешано несколько кровей. На мой взгляд, сегодня есть только одно понятие — россиянин, это человек, родина которого — Россия, будь то Татарстан, Якутия или русский Север…» («Мегаполис-экспресс», 1991, 24 января).

Генерал Александр Лебедь на эту тему выразился так: «Что касается понятия «русский»… идти по пути «отлова» этнически чистых русских бессмысленно. Достаточно вспомнить хотя бы триста лет монголо-татарского ига. Русские — это 120 миллионов людей, государствообразующая нация. Русские — те, кто считает, что Россия — их родина, русский язык — их родной, русская культура — их культура. А всяких там баркашовцев я не понимаю. Для меня национальность никогда значения не имела. У власти должны быть умные люди» («Новое время», 1995, № 37).

В другом интервью Лебедь сказал, как отрезал: «В России выявлять чистую расу — дело безнадежное! Разумный, государственный, прагматический подход прост: кто говорит и думает по-русски, кто считает себя частью нашей страны, для кого естественны наши нормы поведения, мышления, культуры, — тот и русский…» («Сегодня», 1996, 26 апреля).

Руководитель «Черной сотни» Александр Штильмарк представил свою позицию следующим образом: «Под русской национальной властью я имею в виду не обязательно русского человека — по крови. Бывает, национальность по ушам или по зубам циркулем вымеряют… У русского должна быть русская душа. Это главное! Тогда он будет болеть за Россию…» («Книжное обозрение» 1995, № 7).

Вот такая лукавая позиция: благо России. А что во благо или во вред — будут определять по чисто политическим или иным конъюнктурным соображениям. Очень удобно. Если не в общем строю, то сразу — инородец и враг. А еще масон и сионист!.. И пошло-поехало, вперед, к гражданской войне!.. О разжигании национальной вражды мы обязательно поговорим. А сейчас вспомним еще одного человека, он явно заслуживает память о себе.

Профессор Дитмар Эльяшевич Розенталь. Подлинный знаток русского языка. А между тем Розенталь — не русский человек, и русский язык ему даже не родной. Он родился в Польше. Его отец обожал Германию, говорил по-немецки и дал сыну немецкое имя — Дитмар. В России Розенталь-сын впервые оказался в 16-летнем возрасте, во время первой мировой войны, когда бежал из Польши. Поступил в Московский университет на историко-филологический факультет. Полюбил Россию. Пленился русским языком. И стал знаменитым Розенталем, знатоком и мэтром русского языка. И если сравнить Дитмара Эльяшевича с какимни-будь патриотом-златоустом, то… извините, тут я умолкаю..

Сузим лучше тему и поговорим о пятой графе… Москвы. В нашей столице около 140 национальностей числом 8 миллионов 875 тысяч 579 человек.

Еще одна деталь: в Москве много смешанных этнических семей: русских и украинцев, русских и татар и т. д. Столица России меняется с каждым годом, и вместо московского аканья все чаще слышится кавказский акцент. Москва перестает быть русским городом? Лично я так не думаю, просто город на семи холмах всегда был достаточно пестрым по национальному составу, вспомним средние века: в Москве были Английский, Гишпанский, Персидский, Литовский, Армянский дворы, Грузинский вал, Немецкая слобода и т. д. А вот сегодня появились и темнокожие москвичи. Первый опыт — фестивальные дети (когда к нам в 1957 году приехали гости со всех континентов).

От дружбы к вражде народов?

Когда-то нас учили, что СССР — это крепкая спайка всех народов, населяющих страну. Сомневающихся убеждал золотой фонтан «Дружбы народов» на ВДНХ в Москве. Но эта официальная дружба рухнула вместе с распадом Советского Союза, и теперь внутри новых, самостоятельных образований СНГ отнюдь не миролюбиво складываются отношения между коренными и некоренными народами. К примеру, можно упомянуть о невеселой участи русских в Прибалтике или массовом оттоке русских из республик Средней Азии.

В 90-е годы XX века высоко поднял голову национализм. В одном из писем Альберт Эйнштейн писал, что «национализм — разновидность детской болезни: это корь человечества». Нет, все гораздо сложнее и запутаннее. Ухудшение политической и экономической ситуации всегда дает импульс к стремительному развитию этнофобии: начинает казаться, что жизни одной нации мешает другая. Помимо традиционных обид на Запад и иностранцев, многие русские винят в своих бедах евреев; украинцы все трудности сваливают на «москалей» и т. д. Вот что пишет по этому поводу политолог Эмиль Пайн:

«Можно выделить три типа основных проявлений ксенофобии среди русского населения:

1. Абстрактный комплекс обиды — представление русских как о народе обижаемом, обманываемом, эксплуатируемом (без точного представления о том, кто обидчик: коммунисты, начальство, инородцы, Запад и т. д.), короче, «все едут на бедном Иване», «тянули с нас все что можно, а теперь русские, славяне во всем виноваты», но «русский мужик терпелив, всегда все сносил» и т. д.

2. Антизападничество — мнение о распродаже национальных богатств России, растаскивании их иностранцами, неприятие всего иностранного (товаров, культуры, нравов и пр.), представление о том, что реформы инспирированы «агентами влияния» (ЦРУ, США, Израиля и т. д.) или выгодны лишь Западу; в наиболее радикальном варианте это идеи о направленном уничтожении — геноциде — или тайном плане, долженствующем вызвать деградацию русских.

3. Этнофобии — представление о том, что в бедах, постигших Россию, повинны в той или иной степени инородцы (нерусские или неправославные люди), что нерусские в России пользуются слишком большими правами, злоупотребляют предоставленными им возможностями; эта ксенофобия особенно остро проявляется в отношении чеченцев, азербайджанцев, армян, грузин и других этнических групп, образовавших достаточно эффективные структуры этнического предпринимательства в городах России, а потому часто вызывающих чувство зависти и недоброжелательства; в крайнем варианте — утверждения, что русские в России должны обладать большими правами, чем другие этнические группы…» (ЛГ, 1999, 27 января).

Самовосхваление («Россия — великая держава») и мания величия стали в последние годы просто невыносимы. Ностальгия по былому имперскому величию захлестывает почти всех россиян. Чем дальше нас отбрасывают на периферию мировых событий, тем больше воображаем, что именно мы — центр Вселенной и пуп земли.

«Русская национальность велика, сильна и жизнеспособна, — писал в «Русских ведомостях» (27 января 1910 года) Федор Кокошкин. — Она не боится конкуренции других национальностей и не нуждается ни в каких допингах, ни в каких возбуждающих жизненную энергию секретных средствах. Национальное лицо, как и лицо индивидуальное, прекрасно и благородно только тогда, когда владелец его не думает о нем, не старается искусственно придать ему то или другое выражение. А кто, став перед зеркалом, задается заранее обдуманными намерениями сделать во что бы то ни стало «национальное лицо», у того выйдет лишь жалкая и отталкивающая националистическая гримаса».

Лично мне кажется, что мы вертимся перед зеркалом и строим надменное лицо великой державы. Мания величия и мессианство русского народа — две наши родовые беды. Эти первые роли в мире давно нам не по карману, мы надорвались в этом «вечном бою» «сквозь кровь и пыль», наша российская кобылица еле перебирает копытами от напряга. Нашим патриотам всё неймется: никак не хотят довольствоваться малым, все их тянет на грандиозные проекты, людские жертвы при этом во внимание никак не принимаются. У русских государство — превыше всего!

Так простенько, по-житейски формулирует свои (и наши с вами) тревоги обычный школьный учитель Евгений Никифоренко. А пока геополитические планы новых походов и новых захватов вынашиваются и выстраиваются в головах патриотов-державников, идет локальная, внутренняя борьба с чужаками. В книге «Ксенофобия и национализм в современной России» (1998) упоминается около 200 отечественных общественных организаций — религиозных, политических, культурных, — подпадающих под определение «ксенофобских», для которых наипервейший лозунг: «Бей «чужих», спасай Россию!» Многие читатели знают, что это за организации, и поэтому не буду педалировать эту тему.

У патриотов всегда большого обижает маленький, какой-нибудь сионистский эльф обижает Илью Муромца. Краснодарский губернатор Николай Кондратенко прямо говорит: «Навязав нам общечеловеческие ценности, враги внутренние и внешние подорвали наш экономический потенциал и ослабили потенциал военный» («Завтра», 1999, 24 марта).

Не мы прозевали, прошляпили, пролузгали (глаголы можно подбирать и дальше), а они, ВРАГИ, во всем виноваты. То есть вовсю работает комплекс неполноценности.

Требовательность к себе, к горькому сожалению, не наша национальная черта. Мы слишком широки и раздольны, чтобы зацикливаться на себе и что-то от себя требовать.

Как выразился «консервативный революционер или национал-большевик» Александр Дугин: «Русские — нация андрогинов, могучие и женственные, имперски агрессивные и жалостливые, мы убиваем, рожаем, бушуем и плачем на одном дыхании. Мы не разделяем точно «да» и «нет». Всё приблизительно…» (газета «Евразийское вторжение», 1999, № 20).

И хочется добавить к этому «убиваем и рожаем»: и делаем большие глупости. Мы можем себе это позволить, а другие — нет. «Моя нация, по счастью, слишком мала, чтобы делать большие глупости». Кто это сказал? Альберт Эйнштейн.

Национализм — тема необъятная, как море. Не будем тонуть в этой морской пучине. Побарахтаемся лучше в более узкой теме, хотя по поводу такого определения многие со мной будут не согласны.

А если говорить честно, то боюсь, у данной книги будет много противников. Одному не понравится одно, другому — другое. Нравится всем лишь доллар, да и то — в большом количестве. Но я заговорился. Итак:

Антисемитизм, евреи, Израиль

• Вечно и нисколько не старея,
• всюду и в любое время года
•  длится, где сойдутся два еврея,
•  спор о судьбах русского народа.

Игорь Губерман

О евреях в этой книге мы говорили не раз, но что делать: целый пласт — «Евреи в России», никуда от него не денешься. Евреи вписаны кровью и судьбой в русскую историю, да так, что порой даже трудно узнать, кто еврей, а кто нет. Один французский медик на вопрос своего русского коллеги: «Есть ли во Франции антисемитизм?» — ответил так: «Наверное, есть, но как узнать, кто еврей?»

Знаменитый советский диссидент Натан Щаранский тоже в затруднении и говорит, что определение еврейства — «колоссальная философская, историческая и религиозная проблема». И ее мы тоже не будем касаться. Вот антисемитизм — это другое дело, без него тема России была бы неполная.

Начнем издалека. Рассказывают, что, когда Наполеон Бонапарт осаждал Вену, в одной из синагог он услышал громкий плач.

— Почему плачут евреи? — спросил полководец.

— Они оплакивают Соломонов храм, — ответили генералы.

— Его разбили наши войска? — поинтересовался Наполеон.

— Нет, ваша милость, — возразили ему. — Храм был разрушен еще при царе Ироде почти две тысячи лет назад!

— И они до сих пор плачут?! — удивился Наполеон.

Да, евреи до сих пор плачут, а если не плачут, то печаль не уходит из их глаз. И храм разрушили, и ненависть их преследует со стороны многих, если не всех народов. Истоки ненависти, причины антисемитизма уходят в глубины веков, сокрыты в тумане, спрятаны в далекой-далекой дохристианской поре. В принципе об этом написана не одна книга, и желающие могут углубиться в дебри национальной распри.

Почему антисемитизм живет уже три тысячелетия? Хороший вопрос. На него дано множество ответов, ибо многие умные люди хотели и продолжают хотеть понять, в чем же суть негативного отношения к евреям.

«Антисемитизм — это не идеология. Это — душевная болезнь», — утверждает один из наиболее авторитетных богословов в мире Адин Штейнзальц.

Василий Розанов отмечал, что антисемитизм — это зависть к биологической природе, некий страх перед еврейством, потому что «еврей — тип человека, более активного, более приспособленного и жизнестойкого, чем русский тип» (запись от 26 марта 1915 года).