Игра с огнем Джейн Анна

Огонь злости мгновенно потух, головастики тоже моментом уменьшились до нормальных размеров, потеряли где-то свои клыки, раскаивающиеся посерели и дружно стали писать извинительные записки. Про Князеву я мигом забыла. Боже, что я сделала? Что я наделала?

Молодой человек запрокинул голову вверх.

– Не запрокидывай голову, кажется, нельзя… Дима, прости, я не хотела. – Я тут же полезла в сумку за влажными салфетками. – Дима, ты в порядке? Вот, возьми. Дима… Тебе больно?

– Ты так говоришь, будто бы меня переехала тачка, а теперь не знаешь, в реанимацию меня везти или в морг, – заметил он спокойно приглушенным голосом.

Ребята из подгруппы подошли к нам и, с опаской глядя то на меня, то на парня, зажимающего нос, то на салфетку с небольшими красными пятнами, поинтересовались, что случилось. Похоже, они не видели, что я ударила Чащина. Он понял это и сказал им с болезненной улыбкой:

– Фигня какая-то. Кровь носом идет. Нервы по ходу, сдают. Из-за экзаменов.

– Англичанка нервы последние вытянет, – согласно кивнули ему.

– Димыч, с тобой точно все в порядке? Может, тебе домой, а не на экзамен? – спросил один из парней.

– Да нормально все. Уже проходит. Не, реально все о’кей. Не смотрите на меня как на инвалида, – даже заржал Дима, и ребята, успокоившись, отошли от нас.

Я, расстроенная до ненависти к самой себе, медленно села на лавку рядом с ним и закрыла лицо руками. И что я в очередной раз сделала?

– Бурундукова?

– Что? – побоялась повернуться я к Чащину.

– Ну чего ты? – ткнул шутливо меня в бок парень. – У меня уже все нормально.

– Я дура. Прости меня.

– Все в порядке. – Русоволосый молодой человек вздохнул. – Нет, правда, у меня реально сосуды слабые в носу.

– Дим, я не хотела. – Мне, правда, было невероятно стыдно. Я вообще в себе?

– Да знаю я, что не хотела. Эй. Бурундук, можно я теперь тебя буду так называть? Типа в знак компенсации? – В его звонком голосе появились обычные задорные нотки.

Я всего лишь кивнула. Моя покорность еще больше шокировала Чащина.

– Когда ты так себя ведешь, я чувствую себя полным идиотом. Бурун… Я тебя даже не могу называть так теперь! Маша, да хватит, ты же не хотела и все такое. Маша? Маша. Маша! – прокричал он мне почти на ухо.

Я повернулась к нему. Кажется, у меня глаза до сих пор были не только большие, но еще и красные. Плакать я, естественно, не собиралась – это я делаю очень редко, и только в одиночестве. Но было почему-то и обидно, и стыдно одновременно. И эта Князева… За неделю она правда умудрилась достать меня, хотя я и очень сдерживалась и старалась не обращать внимания.

И еще – Димка был прав. Смерча у меня может увести кто угодно, та же Князева, ведь я до сих пор считаю, что она влюблена в Дэна, поэтому и занимается такой ерундой, как копирование меня. А Денис не знает о ее чувствах. Думает, она влюблена в кого-то, а Ника боится. Он верит своим друзьям – тем, кого таковыми считает.

«Но захочет ли он, чтобы его уводили от тебя?» – сказал смутно знакомый голос в глубине меня, и головастики заявили, что это им, видите ли, передал некий полупрозрачный Дэнни. Я только отмахнулась от этих мыслей.

– Маша, да что ты? – беспомощно посмотрел на меня Димка. – Ты плакать собралась?

– Нет, – сказала я, глядя в пол, ногтями впиваясь в ладони – самый лучший способ от слез, эксплуатируемый мною с детства. – Нет. Дима, извини.

Он внезапно обнял меня одной рукой, очень осторожно, что было не похоже на него, прижав к себе.

– Бурундучатина, ну чего ты такая глупая? Все в порядке. Правда.

– Нет.

– Маша, да прекрати, все хорошо.

– Не хорошо.

Одногруппники на нас опять подозрительно взглянули. А я положила ему голову на плечо и только вздохнула. Вот же я дура!

Так мы просидели пару минут, пока я почти совсем внешне не успокоилась. С Димкой было удобно. Ведь мы так давно друг друга знали и воспринимали друг друга такими, какими были. На миг я даже подумала, а что если бы Смерч не появился в моей жизни, смогла бы я обратить внимание на Чащина, ну, при условии, что Дэн прав и я ему реально нравлюсь? Ведь любить Ника всю жизнь я бы не смогла – теперь я отлично понимаю, что эти мои чувства к нему – максималистское подростковое проявление симпатии к несуществующему идеалу.

А еще… Еще… Его тоже зовут на букву «д». Вдруг не Смерч, а он – моя так называемая судьба?

– Ты точно в порядке? – спросила я Димку, отстраняясь от него.

– Да. Кровь не идет. И вообще ее мало было же. Так, чуть-чуть. Поэтому забудь, хорошо?

– Я не хотела, – жалобно повторила я и готова была повторять еще сто раз.

– Я знаю.

– Хочешь, ударь меня, – с готовностью предложила я, но, кажется, этим только оскорбила Чащина.

– Маша, просто успокойся. Хорошо?

– Хорошо…

– Вот и отлично. Дай минералочки, кстати, – попросил он, увидев на лавке мою бутылку.

– Там вода кончилась. Хочешь, я тебе другую, холодненькую куплю? – тут же спросила я, желая хоть как-то загладить свою вину.

– Хочу, – невольно улыбнулся парень.

– Что? – тут же вскочила я.

– Можно делать заказ? – рассмеялся Чащин. Я кивнула. – Тогда «Спрайт».

– Сейчас исполню! – С этим криком я умчалась по направлению к буфету, вспомнила, что забыла сумку с деньгами, вернулась за ней и все тем же галопом ускакала назад. Перед этим парнем мне никогда еще не было так стыдно.

– Маша, прости, – одними губами произнес Дима вслед обескураженной и чувствующей себя виноватой девушке – а это было заметно по ее глазам и уголкам опущенных бледных губ. К тому же он видел, как она ногтями впивалась в кожу ладоней, и прекрасно понимал, зачем Мария это делает. Не хотела заплакать при нем.

Она и вправду очень расстроилась, что не сдержалась и ударила его. А он тоже расстроился – из-за того, что девушка, которая ему нравилась, да куда там – которую он любил, огорчилась. Он ведь сам провоцировал ее – только бы она поменяла тему для разговора.

И куда она так побежала? Сейчас опять грохнется, как она это любит делать, где-нибудь на лестнице и разобьет коленки. Глупая Бурундукова!

На миг Димке подумалось, что если бы каждый раз после того, как Маша награждала его ударом, разрешала бы обнимать себя, то он бы позволял себя бить кучу раз за день. И куда сильнее, чем сейчас это сделала она. Он ведь правда почти ничего не почувствовал. Может, Бурундукова и спортивная девочка, хорошо бегает, отлично сдает нормативы и радует преподов по физре, но рука у нее все равно женская, слабая, нетренированная для ударов.

Почему у него пошла кровь в таком случае, Димка и сам не понял. Но сосуды у него действительно были слабые.

Он вздохнул и машинально вытащил из рюкзака билеты на премьеру для англичанки, которая вот-вот должна была прийти. Смерч – молоток, все смог сделать, чтобы его девчонка без проблем сдала английский. А билеты он отдал Димке не потому, что вдруг проникся к нему всепоглощающей любовью, а потому, что не хотел подставлять Машу.

– Королевой билеты отдашь ты, хорошо? – серьезно сказал ему Смерч в тот день. – То есть ты невзначай намекнешь, что вы дарите ей крутые билеты на премьеру мюзикла, а она вам – хорошие оценки. Сделаешь?

– Сделаю, – кивнул Чащин. – А почему не Машке отдаешь?

– Ну, она же девчонка, а они, сам знаешь, глупые, – рассмеялся Смерчинский, а потом его тон стал доверительным. – На самом деле я отдаю их тебе, потому что не хочу, чтобы в случае чего Королева обозлилась на Чипа. Если вдруг у нее не прокатит с таким подарком.

– А что, может не прокатить? – поинтересовался второй молодой человек, облокотившись о стену университетского коридора.

– Прокатить должно, но всякое бывает, – пожал плечами Денис. – Дим, сделай все ты. Тебе я доверяю.

– А, может быть, зря мне доверяешь, а, Дэнв? – улыбнулся Дмитрий.

– Я людей чувствую. Ты – свой парень. Я на тебя надеюсь.

Димка только кивнул, пряча билеты во внутреннем кармане рюкзака.

– А твоя девушка… Спасибо, что тогда поехал ее утешать, – улыбнулся ему неожиданно, как брату, Смерч. – Она очень любила свою собаку.

– Что? О чем ты? – замер Чащин. – Кто она?

– Сам знаешь. Да знаю я, с кем ты иногда встречаешься, – поднял слегка сочувствующий взгляд на собеседника Смерчинский.

– Откуда? Она сказала? – поинтересовался со вздохом русоволосый парень.

– He-а, видел вас вместе. Смотрите, чтобы это кое-кто еще не увидел, – с явным намеком произнес Дэнни и похлопал Димку по плечу. Уже тогда Лаки Бой начал кое-что подозревать об одном интересном парне.

– Да уж постараюсь, – хмуро отозвался одногруппник Маши, пиная носком кроссовка ножку лавки.

– Отлично. Если будут какие-то проблемы, обращайся ко мне.

– Заметано.

– И не обижай свою Викторию, ладно? – напоследок попросил Смерч Диму. – Я понимаю, что она сама заинтересована в ваших отношениях и что тебе нравится Маша, но постарайся не делать ей больно. Эти девчонки такие ранимые.

– А про Машу откуда знаешь? Нашептал кто? – будничным тоном поинтересовался Дима. Длинный беловолосый друг Смерча, похожий на девчонку и стоящий в паре метров от них, внимательно посмотрел на него, с сочувствием.

«Да пошел ты», – мысленно послал его за это Дима. Сочувствие ему было не нужно.

– Сам понимаю, – задумчиво отозвался Дэн.

– Раз понимаешь, тогда заткнись, и не будем об этом говорить, – свел брови к переносице одногруппник Чипа.

– Как скажешь, – поднял руки вверх его собеседник.

Тогда Смерчинский уехал вместе со своим белобрысым другом, оставив Чащина наедине со своими заботами и думами.

Димка засунул яркие билеты обратно. И почему он, кретин, попал в такую нелепую ситуацию?

Машки все не было. Англичанки, впрочем, тоже.

«Вот я дурак», – подумал парень с сожалением.

А ведь Бурундучок была права – он пытался сделать так, чтобы девушка рассердилась и выплеснула свой гнев на него, а не на Ольгу Князеву. За годы совместного обучения он выучил Машкин характер и знал, что когда ее что-либо злило, она была похожа на порох, готовый взорваться от любого источника огня, то есть по любому поводу. Выплеснув эмоции, она на время становилась спокойной. Не зря она напоминала ему огонь. Вернее, ласковый огонек ночного костра, трещавшего в лесу, под темно-синим небом и звездами.

А еще потому, что он точно знал, зачем вдруг Ольга Князева решила начать копировать свою одногруппницу, к которой всегда относилась с самым обычным безразличием. А сказать об этой причине Димка Марии не мог, хотя и очень хотел. Трудно что-то недоговаривать близкому человеку и видеть, как он мучается.

А еще труднее в это же время иногда быть с одной, нелюбимой, но испытывающей к нему искренние чувства, а любить совершенно другую, равнодушную. Эту глупую и ничего не замечающую Машку.

Я притащила «Спрайт» Димке, отстояв бесконечную очередь в буфете. Он, кажется, обрадовался напитку, а может быть, обрадовался мне, но не успел сделать и пары глотков под моим немигающим взглядом провинившегося котэ, нашкодившего в ботинки, как нелегкая принесла нашу преподавательницу по английскому. Она поздоровалась со студентами, явно пребывая не в духе, зашла в аудиторию первой и кивнула нам, чтобы и мы входили. Я, настороженно глядя то на нее, то на Чащина, у которого была наша палочка-выручалочка, вернее, билеты, уселась на самую последнюю парту. Димка взял букет цветов у девчонок, на который мы складывались недавно, и, улыбаясь, как Леонардо ди Каприо в лучшие годы, подошел к преподавательнице.

– Что это? – хмуро взглянула на него англичанка сквозь нацепленные на нос очки, доставая из сумки ведомости и какие-то еще бумаги.

– Это вам, – проговорил Дима. – Чтобы перед экзаменом вам настроение поднять.

– Чтоб вы стали добрее, – выкрикнул кто-то из ребят.

– Чтобы оценки нам хорошие поставили! – добавил кто-то еще.

Взгляд преподавательницы, которым она окинула аудиторию, явно говорил: «Не дождетесь», – но женщина только промолчала, улыбнувшись краешком накрашенных яркой бордовой помадой губ. Кажется, она предвкушала пересдачу восьмидесяти процентов студентов своей группы.

«Страшно-то как», – нацарапали гвоздем по стеклу головастики.

– Так, убираем все с парт, все, кроме зачеток. – Велели нам. – И словарей. Надеюсь, вы помните, что я их вам разрешила приносить еще на консультации. И сейчас я вам… А это что еще? – недовольным голосом спросила она, узрев рядом с букетом билеты на мюзикл. – Чащин, это ты забыл?

– Что я забыл?

– Вот это, – помахала билетами англичанка. Она явно была раздражена.

– He-а, это не я забыл. Это тоже вам для настроения, – отвечал Димка. – Вдруг вам скучно будет, и вы сходите на мюзикл, чтобы повеселиться.

Одногруппники с удивлением глянули в его сторону.

– Чащин, что за глупости? Ты что, не готов к экзамену? – прямо спросила Королёва.

Естественно, он был не готов, да и я тоже!

– Ну что вы, – потупил взгляд парень, – конечно же я готовился всю неделю.

– Вот сейчас и проверим, как ты готовился, – сказала преподавательница с довольным взглядом и все же более внимательно посмотрела на то, что ей преподнес Чащин.

– «Разгневанный царь»? – Широко распахнула глаза за стеклами очков преподавательница. – Партер? Первый ряд? Сегодня в семь?

Кажется, она была удивлена, так же, как бывают удивлены коллекционеры, которым кто-то совершенно случайно безвозмездно подарил редкую штуку для их коллекции.

– Это мне? – почти с придыханием спросила театроманка.

– Вам. – И Чащин опять улыбнулся, подмигнув мне.

– Дима, идите на место, – слабым голосом сказала преподавательница, почему-то назвав Чащина на «вы».

– А это… вы… нам не хотели бы… – начал было он.

– Дима, огромное спасибо за такой подарок, но я попросила бы тебя сесть на свое место. У нас, как-никак, экзамен, – взяла себя в руки женщина. – Надеюсь, вы все к нему готовы, потому что на пересдаче я на балл оценку снижаю. – Она все еще глядела на билеты, но сумела взять себя в руки.

Я похолодела. Не прокатило?!

Димка, пожав плечами, сел передо мной, загораживая спиной. Блин, да что такое?

– Не получилось? – повернулся он ко мне.

Темные глаза парня были обеспокоены, а мои, кажется, напуганы. Привет, пересдача! Я, наверное, теперь точно не попаду на свадьбу собственного братца…

– Ты ведь не готова, Бурундукова? – прошептал Димка, пока англичанка лично каждому раздавала задания. Экзамен должен был состоять из двух частей: письменной, заключающейся в решении длинного теста и ответа на теоретический вопрос по грамматике, и устной, то есть в пересказе одной из тем по искусствоведению, которые по идее мы должны были выучить дома.

– Очень плохо. С грамматикой напряг, только с темами более-менее…

«Нам хана», – сжались головастики, и я обхватила голову руками. Неужели план гениального Смерчинского оказался провальным? Лучше бы мы с Димкой купили этой англичанке коньяк и шоколад. Нет, лучше бы я училась прилично в течение всех этих трех лет! А она ведь честно предупреждала меня, что экзамен сдавать будет ох как непросто! А я… Ну, это же я, тупица Бурундукова!

– Ну, я тоже. Пока я перед тобой сижу, можешь попытаться списать, закрою, – сказал мне в это время Чащин и, подумав, протянул мне свой мобильный со словами: – У меня есть встроенный словарь. И, если что, сможешь в Инет зайти. Держи.

Я помотала головой, и мне показалось, что в его взгляде я вновь увидела знакомые искры. Димка – человек-искра! И чего только в стрессовой ситуации в голову не приблудится…

«А мы любим фейерверки…» – задумчиво сообщили мне головастики.

– Сам пользуйся. Я на пересдачу. И не надо быть со мной таким добрым.

– С тобой добрым не будешь, – проворчал Дмитрий, – то на том свете это за грех зачтут. А я все-таки лелею надежду попасть в рай.

«А мы лелеяли надежду попасть хотя бы на свадьбу собственного брата», – высказал свое мнение тот самый смелый и нагловатый головастик, что писал дружественное письмо обитателям головы Смерча на озере.

– Сам списывай, – прошептала я Димке.

Нам раздали задания, и я с видом святой мученицы посмотрела на него. Зря только Смерчик на билеты потратился.

– «Разгневанный царь», надо же… Премьера… А вы знаете, – обвела вдруг нас медленным и слегка обалделым взглядом англичанка, вернувшись на свое место, – я тут подумала… Мы же три года вместе, с первого курса, и я вас всех как облупленных знаю… то есть, конечно, хочу сказать, знаю уровень каждого из вас. Я тут подумала, а не поставить ли мне вам автоматы?

Студенты зашумели, как советский пылесос шестидесятого года выпуска, и гул этот нельзя было назвать печальным. Скорее, дико радостным. У меня у самой вдруг за спиной выросли крылья надежды, напоминающие собой смесь крыльев орлиных и ангельских.

– Поставьте!! – мигом сориентировались студенты самой слабой группы по английскому языку на всем потоке. У них вдруг появилась надежда на безболезненное проведение экзамена, к которому они были очень и очень плохо готовы.

– Да, думаю, поставлю, – медленно, удивляясь сама себе, кивнула Королёва. – В самом деле, я же знаю, на какую оценку каждый из вас английский знает, – она посмотрела в нашу с Димкой сторону, – или не знает.

– А это Бурундукова билеты доставала, – не нашел ничего лучшего, чем крикнуть англичанке Чащин. Я ткнула ему в спину кулаком. – Она через каких-то знакомых за ними неделю охотилась!

– Надо же, – удивилась преподавательница. – Спасибо, очень приятно. Я даже не ожидала, право. Ладно, с автоматическими оценками все согласны?

– Все! – тут же подтвердил нестройный хор тех, кто начинал верить в чудеса.

– Тогда хорошо, – отозвалась она, все еще сжимая в пальцах заветные билеты на мюзикл, и добавила с чувством: – Маша, а я и не думала, что вы такая заботливая студентка.

– А?

– Вы прямо-таки осуществили мою крохотную мечту. На «Царя» же билеты не купить просто так… А тут премьера, да еще и партер… Спасибо вам, Маша. Не зря мы три года мучали… – Она поправилась. – Изучали английский. Так?

– Так, – выглянув из-за Димкиной спины, кивнула я, улыбаясь.

Спустя двадцать минут мы покинули аудиторию с зачетками, в которых английский был закрыт. Покидали ее шумно, с улыбками и сдвоенными чувствами: вроде бы все три года так мучились из-за инглиша, конечно же, по студенческому обыкновению, обвиняя во всем препода, а тут она, эта самая зловредная препод, заставила нас переоценить себя как личность, совершив такой классный поступок! По-моему, до конца своих дней наша подгруппа будет вспоминать ее как доброжелательную милую женщину и настоящего, серьезного преподавателя одновременно. Все пришедшие студенты стали счастливыми обладателями «автоматов»: пятерок, конечно, не было, но и троек было мало. Я и Чащин получили, к нашему обоюдному счастью, четверки, и чуть так же дружно не померли от счастья. То, что я нечаянно врезала ему, одногруппник, кажется, уже благополучно забыл и, как всегда, светился беззаботным мальчишеским оптимизмом. Он же, кстати, растрезвонил всем остальным, что благодарить нашей подгруппе по английскому надо господина Смерчинского – это он достал билеты. И наши парни и девчонки, посовещавшись, решили стать очередными шляпниками в окружении Дэна. С веселыми рожами они подошли ко мне и спросили, как бы им отблагодарить Смерча за идею с билетами и ее удачную реализацию?

– Да не надо никак, – прижимала я зачетку к груди с совершенно наисчастливейшим выражением лица, совсем позабыв про дрянного Тролля.

– А что он любит? Что ему нравится? – не отставали сокурсники. – Что ему в ответ хорошего сделать?

– А я-то откуда знаю? – слегка прибалдела я от таких расспросов.

– Ты же его девушка, ты должна знать! – заныли ребята. А, ну да, точно. И в их глазах – уже давно так…

– Сладкое он любит. И людей доканывать, – объявила я, чуть подумав, вспомнив, с каким постоянством Дэн покупает что-нибудь вкусное. Тогда, в кино, еще и попкорн велел прихватить…

– Давайте ему сюрприз устроим? – вдруг предложил кто-то. – Подарим ему что-нибудь классное за то, что он нам халяву с английским устроил!

Это предложение устроило всех, кроме меня.

– Э, нет, – замахала я руками в шоке от того, как народ любит моего почти настоящего парня, хотя, признаю, за дело, – не надо ему никаких сюрпризов!

– Надо! – заверещали девочки. – Смерч нас спас от осенней пересдачи!!

– И от гнева Королёвой!

– Давайте ему торт подарим огромный?

– Со стриптезершей? – заржал Димка на полкоридора.

– И в роли стриптизерши будешь ты, – кинула я на него косой взгляд. Остановить этих беспредельщиков я уже не могла. Они, видите ли, хотели отблагодарить Лаки Боя, и баста! Только им не повезло – сегодня его в универе не было – Дэнва вновь увезли на какие-то спортивные мероприятия. Поэтому новоиспеченные отморозки решили всей толпой припереться и «отблагодарить» спасителя завтра, когда он появится. К тому же у всего нашего потока в этот день стояла еще одна консультация.

Они не собирались закатывать ничего такого сверхграндиозного, как друзья-шляпники Смерчинского (их поступок мне, наверное, никогда не забыть), а просто от души по-человечески отблагодарить. С меня взяли твердое слово, что я тоже приду – вроде как буду «главная благодарствующая». Представляю, как он начнет ржать.

– Ребята, вы нормальные? – спросила я устало.

– Мы просто рады, что с английским так вышло, – признался кто-то из одногруппников. – Я и не думал, что у меня будет четверка. Смерч – офигенский мужик!

Да-да, их коллективное мнение о том, что Дэнни – парень что надо, только упрочилось. Глядишь, еще немного, и они начнут ему поклоняться. Объявят богом, а я примажусь и стану богиней. Создадим мы секту и будем жить припеваючи…

Проторчав в универе еще пару часиков, морально поддержав подруг, тоже сдающих английский со своей подгруппой, и, слава Богу, больше не встретив Князя, я зашагала, довольная, на остановку вместе с Димкой. Выглядел он радостно – до тех пор, пока ему не позвонила его Виктория. Он о чем-то тихо побеседовал со своей девушкой, тяжело вздохнул и сказал, что приедет.

– А когда ты мне ее покажешь? – спросила я с любопытством, когда Чащин прекратил разговор.

– Кого тебе показать?

– Себя, раздетого, – закатила я глаза.

– Приходи, покажу, – пожал он плечами.

– Ой, а можно? – хихикнула я, наклоняя голову к плечу, глядя на него большими глазами невинного лемура и накручивая прядь волос на палец.

– Можно. – Он внезапно наклонился к моему уху и шепнул: – Маша.

– Что? – от неожиданности я вздрогнула.

– Маша. – Я почувствовала его дыхание на своей коже, и это меня слегка напугало. – Я буду ждать.

– Чего ждать? – таким же шепотом переспросила я, забыв нахамить по привычке.

– Теб… Того. Через лет восемь обращайся, вырастешь уже, наверное. Тогда и поговорим, – был в своем репертуаре Чащин.

– Вот козел!

Мы, как и всегда, какое-то время перепирались на остановке, не уставая улыбаться и придумывать друг другу мелкие обидные прозвища.

– Мой автобус, – вздохнул парень, – пока, Бурундукова. До дома-то без приключений доберешься?

– Ага. Дим, тебе точно не больно? – напоследок спросила я.

– Все в порядке, – нахмурился он. – Машка, замучила уже этим вопросом.

Одногруппник осторожно хлопнул меня по предплечью, прокричал: «Будь здорова!» – и уехал в автобусе. Сел в маршрут, который ехал не к нему домой – точно, поехал к своей Вике, которая от нечего делать запихала меня в черный список в мобильнике Чащина.

А я через пару минут села в свой автобус, поскучала, подумала о сложившейся ситуации с Ольгой и позвонила Дэнни. Нажаловалась ему на Тролля – хорошо, что я больше ее не видела в универе, а то бы точно начала выяснение отношений прямо там. Зачем, зачем, зачем она так подстриглась? Что она от меня хочет? Она совсем оборзела?

– Чип, забудь ты про Ольгу. Мало ли что она сделала с собой, – посоветовал мне по телефону парень. – Давай-давай, забывай.

– Не могу. Меня это, видишь ли, выводит из себя. Оч-ч-чень.

– Успокойся. Не обращай внимания на малышку Князеву.

– Не обращать? А если бы тебя какой-нибудь умалишенный пробовал бы копировать? Что бы ты чувствовал?

– Меня невероятно трудно копировать, – заявил мой Нарцисс без зазрения совести. – Я бы чувствовал, как мне смешно от этого. Как думаешь, меня смогли бы заменить, Бурундучок?

– Незаменимых людей не бывает, – вспомнились слова Сталина.

– Но есть такие, замена которых чревата, – мигом нашел, что ответить, Дэн.

– Смерч, послушай, твоя малышка Князь… – Я не выдержала и добавила обычное: – Гоблинов меня копирует, потому что…

– Потому что? – подбодрил меня парень. – Потому что?

– Потому что любит тебя, – как на духу выложила я.

Дэн сначала замолчал – в телефоне я услышала лишь его тихий вздох, а потом он набрал воздух в грудь и весело засмеялся. Сказал, что я настоящая сочинительница. Добавил, что мне нужно думать не о таких глупостях, а о стоящих вещах. Например, о нем. Говорить, что я и так о нем постоянно думаю с недавних пор, я не стала. Но то, что Смерч так резко отверг мое предположение, которое вот-вот грозило вылиться в правдивую реальность, меня насторожило. Почему он так верит словам Оли? Может быть, тогда, в парке, мне не стоило поступать так опрометчиво и следовало бы послушать его рассказ о прошлом с этой сестричкой Князя, Инной, которая меня раздражает сейчас почему-то не меньше, чем одногруппница.

Но нет, жалеть о прошлом – не мое!

«Я не хочу быть одноглазым», – сообщил уныло головастик, отвечающий за прошлое. Когда остальные припомнили поговорку о том, что тот, кто припомнит прошлое, благополучно лишится ока.

– Лучше расскажи про английский. Я ведь волновался, – укоризненно добавил тем временем молодой человек.

Я вяло рассказала об «автомате» и билетах, не понимая, почему и Сморочок защищает эту идиотку с зеленой кожей, и злясь.

– О, да. Это сработало. Мой Бурундучок получил автоматом четверку? – обрадовался на том конце провода Дэн. – Да ты умница. Правда, умница. Ну-ка подтверди, что ты умница? Давай-давай, раскрывай свой прелестный ротики говори: я – умница.

– Ага, я умница. Умница… Это ведь ты помог, вот я и сдала. И не только я.

Я хотела рассказать ему про сюрприз, запланированный на завтра, но промолчала. Денис такой замотанный в последнее время, что сюрприз ему не повредит. Мне кажется, что все же приятные неожиданности он любит – есть у него в душе что-то этакое, что постоянно требует экстравагантности и веселья. Это заставляет его переставать думать о своих тайных, мало кому ведомых проблемах. Хотя мало кто замечает в нем усталость – все, очаровываясь Смерчем, прежде всего видят в нем задорность и обаятельную жизнерадостность. Они не обращают внимания на усталый взгляд синих глаз. Они замечают их необыкновенный редкий цвет, миндалевидную форму, длинные ресницы, а самые внимательные – едва заметные морщинки-лучики, сбегающие от уголков глаз – такие часто бывают у тех, кто много и часто смеется.

Что же он все-таки прячет в самых потаенных уголках своих зрачков?

– Я передал часть своей удачи тебе. Правда, иногда мне кажется, что ты насильно забрала ее у меня. Но я рад за тебя. – Его голос стал плохо слышен из-за рева двигателя где-то у него на заднем плане, и мне пришлось сделать связь громче – на самый максимум.

– Дэн, спасибо, мы все благодаря тебе спасены! Ну, хочешь, я тебя даже зайчиком назову? Прелесть моя карамельная, – засюсюкала я.

– С тебя сто поцелуев, малышка. – Не остался он в долгу.

– А двести не хочешь? – Я рассмеялась. После общения с этим парнем настроение мое повышалось. Люди в автобусе то и дело косились на веселящуюся меня. А мне было все равно.

– Хочу. Серьезно?

– Дай подумать… Знаешь, ради тебя – согласна, Смерчинский, – отозвалась я, уже скучая по его пальцам. Проклятье! Когда я была влюблена в Ника, по его пальцам я не скучала – потому что они никогда не держали мою ладонь и не касались моего лица. Все это досталось наседке Олечке. А теперь эта же курочка решила заполучить еще и Дениса.

«Ага, щас», – единодушно решили головастики и зловеще переменили цвет с благодушного зеленого на темно-бордовый.

– Точно согласна?

– Да.

– Двести поцелуев приравнивается к одной совместной ночи, – невозмутимо отозвался молодой человек. – Так что, Чип, готовься.

– Это кто такое тебе сказал? – возмутилась я. – Что у тебя за мысли однобокие все время?

– Очень здоровые мысли, моя фея. Нет, правда, что плохого в том, что заложено во мне природой и подкрепляется моими чувствами? – И тут этот начинающий извращенец принялся распространяться на тему того, какими должны быть отношения между парнем и девушкой, которые действительно доверяют друг другу. Порою он произносил очень даже откровенные слова и фразы – как само собой разумеющееся.

– Дэн, давай потом об этом поговорим, – чуть ли не взмолилась я, пытаясь все это время сделать связь вновь тише, но мобильник конкретно заглючило. Звук соединения продолжал оставаться неприлично громким, а голос Смерча – отчетливым. Он продолжал объяснять мне, что даже, несмотря на дефицит капусты в детстве и подростковом возрасте, я вроде как уже не девочка, а почти что леди – очаровательная леди. На мои укоризненные замечания говорить тише Дэнка в лучшей своей эгоистично-пофигистичной манере не реагировал.

– Заткнись ты уже! – не выдержала я наконец.

– Какие эмоции. Ты что, меня боишься? Эй, Бурундучок, ты же мне доверяешь? – мягким голосом профессиональной лисы спросил он меня.

– Доверяю, – отозвалась я деланно мрачно, потому что видела, как половина автобуса наслаждается речами парня. Нажимать на кнопку, регулирующую звук связи, я уже устала.