Туз в трудном положении Мартин Джордж
– Не хотелось бы тебя бить, старина.
Тони вскинул руки.
– Демократия в действии, – пожаловался он и направился обратно в гостиную.
– Ага! – воскликнула Тина.
– Моя королева убила твоего последнего туза, – Джеффри разложил карты пальцами ног. – Я выиграл.
– Поздравляю, ребята, – сказал Спектор. – Иногда этого хватает. Запомните это.
После падения, когда он врезался в рояль, а потом провалился сквозь пол на нижний этаж, Джек изумился, почувствовав, что начал всплывать вверх сквозь дыру, которую только что проломил.
Хирам сделал его легче воздуха! Вот дерьмо.
Перед тем как всплыть обратно в фойе, Джек ухватился за кусок скрученной арматуры из перекрытия и повис вниз головой. Его ослепили фотовспышки. Софит телекамеры впился ему в лоб. Пианист ковылял вокруг рояля, словно в сильном подпитии. Сквозь яркий свет он увидел одутловатое лицо пялящегося на него Хирама.
– Тут болтается убийца! – заорал он. – Карлик в кожаной куртке. Он – дикая карта!
– Где? – вопросил Хирам.
– На этаже президента.
Хирам мертвенно побледнел. Развернувшись, он бросился бежать, отчаянно работая ногами и руками. В толпе воцарился хаос.
– Хирам! – крикнул Джек. – Уорчестер, так тебя!
Он по-прежнему оставался легче воздуха. А ведь только он знал, как выглядит убийца и как его остановить. Пианист в белом смокинге приплясывал перед ним, тыча в Джека пальцем:
– Он пытался меня убить! Он уже до этого мне угрожал!
– Заткнись! – потребовал Джек.
Пианист стал белее собственного смокинга и смылся. Через несколько минут влитая Хирамом антигравитация уменьшилась, и Джек попытался броситься к лифтам. Он все еще оставался очень легким и подскакивал, словно астронавт на Луне, и в результате перепрыгивал через фойе, не попадая к лифтам. Безопасники готовились перекрыть все двери, что не смогло бы остановить человека, способного проходить сквозь стены. Наконец какой-то незнакомец за руку отвел Джека к лифту.
Поднимаясь наверх, Джек старался не думать о том, что тощий горбун может сейчас сидеть наверху, перерезая своей пилящей рукой трос. Охранники столпились в коридоре, ведущем к номеру Хартманна и его штаб-квартире. Билли Рэй в фирменном белом мундире демонстрировал свою мускулатуру толпе агентов Секретной службы, облаченных в серые тройки. Некоторые держали свои автоматы «Узи» наготове.
Отряхивая цементную пыль с испорченной одежды, Джек прошел к Рэю и описал ему убийцу, включая и то, что тот способен становиться нематериальным. Ради разнообразия Рэй отнесся к делу серьезно и даже не стал одарять Джека презрительными ухмылками. Он передал сведения по рации и попросил Джека пройти в соседнюю комнату для подробного рассказа. Джек спросил, нельзя ли ему сначала переодеться: вся его одежда была порезана на ленточки. Рэй кивнул.
Джек отправился к себе в номер. Уже зайдя в него через распахнутую дверь, он сообразил, что не потрудился сказать кому-то, что сражение произошло именно там.
Он направился в спальню – и запнулся обо что-то, валявшееся на ковре. Оказалось, что это часть Сариной сумки. Наклонившись, он открыл ее. Оттуда вывалилась треть ноутбука, а следом на пол посыпались обрывки бумаги.
Джек подобрал бумаги. Несколько листков были скреплены вместе и аккуратно срезаны почти по самому верху: это был раздаточный материал для прессы, в котором сообщалось о выступлениях Лео Барнета перед началом съезда.
А еще там оказался желтый листок блокнота с неровно накарябанными буквами. Там были написаны слова «Тайный туз», несколько раз жирно подчеркнутые.
Ниже он увидел только механически начертанные загогулины, ряд крестов и надгробный камень. Следующей оказалась фотокопия, явно сделанная довольно давно. Это явно был какой-то официальный документ.
«МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ, – значилось на нем. – МО № 864–558–2048(б). АНАЛИЗ КРОВИ НА КСЕНОВИРУС ТАКИС – А».
Остальное оказалось отрезанным.
Несколько мгновений Джек взирал на бумагу и думал о том, что тайный туз, похоже, перестал быть тайным.
22.00
Спектор был рад, когда пришло время уезжать. Все попрощались, кроме Армана, который вряд ли вообще мог говорить. Пока они стояли в дверях, Тони сунул Шелли конверт. Спектор решил, что внутри находится чек. Шелли помахала им на прощание и закрыла дверь. Спектор и Тони начали спускаться по ступенькам к машине.
– Видишь, какие они, если дать им хоть полшанса, – сказал Тони. – Ох, твою мать!
Кто-то краской из баллончика двадцатисантиметровыми желтыми буквами написал на его «Ригале»: «БАРНЕТА В ПРЕЗИДЕНТЫ!».
Спектор ничего не сказал, но про себя подумал, что хартманновские стикеры на машине Тони оказались слишком большим соблазном для подонков с краской.
– На что спорим, что это были те кретины из «Шеви»?
– Угадал! – Голос раздался у них за спинами. Спектор и Тони развернулись обратно. Их оказалось семеро, в пропотевших футболках и джинсах. На самом крупном была коричневая летная кожаная куртка. – Только нам не слишком нравится, когда нас называют кретинами. Думаю, надо поучить вас вежливости.
Остальные одобрительно заворчали.
Спектор уже много раз видел и слышал подобное, но на этот раз дело обстояло иначе. Ему нельзя было просто поубивать этих хулиганов: тогда Тони догадался бы, что он – туз. Семеро против двоих – соотношение поганое. Их наверняка изобьют.
Парнишка в куртке вытащил бронзовый кастет и двинулся на Тони. Остальные рассредоточились и тоже начали приближаться. Тони пригнулся, подняв кулаки. Спектор встал рядом. Надо надеяться, что парня с кастетом он сможет занять. Это будет больно, но на нем все заживет быстро, а вот на Тони – нет. Хорошо хоть, что ни у кого не было ножей или пистолетов.
Главарь замахнулся на Тони – и в награду был отоварен ударом правой руки в челюсть. Парнишку отбросило назад на шаг, но остальные ринулись вперед. Спектор попал локтем в горло одного из банды, но в таких драках он был не слишком хорош. Его быстро повалили на тротуар и начали бить ногами в живот. Спектор свернулся калачиком, закрывая голову. Они еще немного его попинали, а потом прекратили.
– А теперь давайте устроим этим любителям джокеров настоящий урок!
Парнишка говорил с такой бравадой, на которую способен только безмозглый уличный хулиган.
Спектор перекатился на живот и поднял голову. Тони лежал рядом, и у него изо рта и носа шла кровь. Глаза закрыты: он в отключке. Парнишка в куртке вытащил выкидной нож и со щелчком раскрыл его. Спектор понял, что игры кончились. Он несколько раз моргнул, стараясь разогнать туман в голове и готовясь убить парня.
Из окна позади него прозвучал выстрел. Паренек упал со странным выражением лица, а его нож отлетел в темноту. Остальные хулиганы разбежались еще до того, как Спектор успел встать. Паренек опомнился от первого шока от огнестрела и теперь вопил, валяясь на тротуаре. Его правая рука от плеча до локтя была залита кровью.
Спектор с трудом встал и ударил парня ногой в зубы.
– Заткнись, или я вырву тебе язык, кретин!
Парнишка перестал орать, но все равно издавал жалкие протяжные стоны.
По ступенькам сошел Арман с винтовкой в руке. Шелли держалась за ним, прижимая ко рту резиновую руку. Тина прижалась лицом к стеклу и всматривалась вниз. По всей улице зажигалось освещение входных дверей – по крайней мере там, где оно работало. К ним направлялись несколько местных жителей. Спектор осторожно перевернул друга. У Тони был рассечен лоб, а несколько передних зубов оказались сломаны или выбиты.
– Как он?
Шелли рукавом промокала кровь у Тони со лба.
– Думаю, будет в полном порядке, – ответил Спектор, открывая заднюю дверцу и хватая Тони под мышки. – Помогите мне его уложить. Надо отвезти его в больницу.
Арман взял Тони за ноги, и они заволокли его на заднее сиденье. Спектор повернулся к Шелли:
– Ты знаешь, где ближайшая больница?
Шелли кивнула.
– Тогда садись вперед и говори, куда ехать.
Спектор выудил у Тони ключи от машины, закрыл дверцу и пошел к водительскому месту.
Арман схватил его за локоть и кивнул в сторону паренька.
Спектор кашлянул.
– Тони посоветовал бы вам передать его полиции и надеяться на лучшее. А лично я перерезал бы ему глотку и скормил соседским собакам.
Лицо Армана переменилось, но Спектор не был уверен в том, что джокер улыбнулся. Он сел за руль и включил двигатель.
– Пристегнись, Шелли, – приказал Спектор, закрепляя свой ремень безопасности.
Она послушалась. Спектор включил скорость, и Тони застонал. Они унеслись в ночь.
Глава 5
22 июля 1988 г., пятница
6.00
Темнота должна была бы успокаивать. Вместо этого кондиционер подвывал, словно спящий злобный зверь, а на сумеречном потолке плясали демоны. Грег чувствовал, что у него трясутся руки. Он был на грани нервного срыва. Паника подбиралась к нему: он вот-вот начнет орать от ужаса.
– Грег? – прошептала рядом с ним Эллен. Ее мягкая рука прикоснулась к его груди. – Сейчас всего шесть. Тебе надо спать.
– Не могу.
Он едва сумел выдавить из себя этот ответ: ему казалось, что если он снова откроет рот, то у него вырвется вопль. Она погладила его по щеке – и паника постепенно ушла, хотя ее тень осталась. Он лежал совершенно неподвижно, чувствуя, как при этом прикосновении Кукольник внутри него пополз к ее руке, словно забравшийся прямо под кожу слизняк.
– Я буду рада, когда этот съезд закончится – с любым результатом, – сказала Эллен.
– Я пролетаю, Эллен. – Грег закрыл глаза и протяжно вздохнул, но это не помогло ему успокоиться. Призраки продолжали плясать прямо у него под веками. – Все рушится, все разваливается.
– Грег… Милый… – Эллен обняла его, прижимаясь теснее. – Прекрати. Это просто стресс. Может, если ты обратишься к Тахиону, он пропишет…
– Нет! – решительно прервал он ее. – Тут врач не поможет.
Его резкий тон заставил Эллен отстраниться, но она тут же снова его обняла.
– Я тебя люблю, – сказала она, не находя других слов утешения.
– Знаю. – Он вздохнул. – Знаю. И это так хорошо! Господи, ты все прощаешь, когда я веду себя как…
На секунду он был близок к тому, чтобы во всем признаться, открыть ей всю безумную ситуацию и просто с этим покончить. Но тут Кукольник предупреждающе шевельнулся внутри, и он осторожно оттолкнул свою способность.
«Ты ничего сказать не сможешь, – сообщила ему сила, – я тебе не дам».
– Ты слишком сильно переживаешь. Тебя либо выдвинут, либо нет. Если не выдвинут на этот раз, то у тебя будет сильная позиция на следующих выборах. Мы можем подождать. А пока малыш немного подрастет. – Он почувствовал ее храбрую улыбку: это был ее личный пунктик. – Наш сынок или дочка не дадут тебе скучать. Маленькая частица нас обоих.
Эллен взяла его руку и положила к себе на живот под пупком.
– Чувствуешь? – спросила она. – В последние дни он постоянно лягается. С каждым днем становится все активнее и сильнее. Сейчас он просыпается. Вот, чувствуешь? Поздоровайся с папой, малыш! – проворковала она.
Внезапно Грегу захотелось, чтобы она была права и чтобы все было позади. Она заговорила о ребенке после тех лихорадочных месяцев кругосветки – и он на удивление легко согласился. Это казалось правильным – символом нормальной жизни после этого насилия и ненависти. На это ушло несколько месяцев, и он был так рад, когда Эллен наконец забеременела. Несмотря на все, он хотел ребенка не меньше, чем она. Ему нравилась роль гордого будущего отца. Казалось, что даже Кукольник разделяет его радость.
«Маленькая частица нас обоих».
Теперь он с трудом мог вспомнить все эти чувства. Гордость, любовь и надежда – все было вытеснено оголодавшим Кукольником. Его пальцы ощутили слабое трепетание. Эллен радостно засмеялась движениям малыша.
«Пусть ребенок немного подрастет».
И Грег чуть не отдернул руку, словно от ожога. Он понял – и от этого понимания Кукольник взвыл у него в голове.
Проблемы с Кукольником возникали постепенно и нерегулярно, и началось все всего несколько месяцев назад. Присутствие Гимли было слабым, неясным и плохо сформированным, и его легко удавалось подавить. Но с каждым днем он становился все активнее и сильнее.
– О боже! – прошептал Грег.
Плод снова слабо лягнул его. Грег отпустил свою силу – совсем чуть-чуть. Он заглянул Эллен в живот, рассматривая простые цвета плода. И там, обвившись вокруг эмоциональной матрицы младенца удушающей лианой, проявились и другие тона. Очень хорошо знакомые ему оттенки и переходы цветов.
Гимли так и сказал: он не умер. Просто изменился. «Мне долго не удавалось вернуться».
– Я порой и сама не верю! – со смехом сказала Эллен. – Просто невероятное ощущение – знать, что эта жизнь, наш ребенок, растет во мне.
Грег лежал, устремив округлившиеся глаза на ее живот и свою руку.
– Да, – отозвался он. – Да, это просто невероятно.
– Интересно, на кого он будет похож? – Эллен похлопала Грега по руке. – Могу спорить, что на тебя, – добавила она.
«Не может быть, – говорил он себе. – Пусть это будет неправда!» Но он знал, что все обстоит именно так.
7.00
– Господи Иисусе, перестань меня лапать! Только этого мне не хватало! – Джек схватил такисианца за руки и отбросил их, словно смахивая пролившуюся на него воду. – Господи!
Тах решительно подавил раздражение, поднимавшееся к его горлу, словно желчь, и чуть обиженно сказал:
– Я просто встревожился. Тебя могли убить.
Джек закурил, щелкнув зажигалкой.
– Ну так найди другой способ это демонстрировать. Кстати, выглядишь погано.
– Огромное тебе спасибо. Я этой ночью не спал.
– Я тоже.
– Джек, что случилось? Из новостей ничего невозможно понять. Я как раз чистил зубы, когда увидел, как ты врезаешься в рояль. – Наклонив голову и чуть подумав, он добавил: – Наверное, это единственная случайная удача во всем этом деле.
– Случайная, как же! Я целился в этот чертов рояль!
В нескольких скупых фразах туз изложил остальные события вечера: неуклюжие заигрывания Сары, решение нейтрализовать журналистку, появление жуткого горбуна, драку. Коньячная рвота ударила Тахиону в глотку, и он метнулся в ванную.
– Ну, что еще? – вопросил Джек.
Тах вернулся, вытирая рот влажной салфеткой.
– Сара. Где она сейчас?
– Понятия не имею. Она вылетела из номера ракетой – и я ее не виню. С тех пор я ее не видел.
Тахион закрыл лицо ладонями:
– Матери моей матери, простите меня! Я ей не поверил!
– Что?
– Она приходила ко мне в понедельник поздно вечером. Пыталась сказать, что ей грозит опасность. Я не стал слушать.
Смысл собственных слов так потряс Тахиона, что он снова рванулся в ванную.
Его рвало уже только желудочным соком и желчью, от которых жгло весь пищевод и глотку. И такая же жгучая кислота разъедала его доверие и решимость. Хартманн – туз.
«Помоги мне! Ты пожалеешь!»
Обхватив руками унитаз и прижавшись щекой к прохладному фарфору, Тах пробормотал:
– Помоги мне…
Джек поставил его на ноги и спросил:
– Как? Что тебе нужно? Что, черт возьми, происходит? Почему ты в понедельник заговорил о тайном тузе? Объясни мне, Тахи!
– Не сейчас, Джек. Потом. Надо найти Сару.
8.00
Билли Рэй постучал и тут же заглянул в открытую дверь:
– Безопасники говорят, что на лестнице чисто, сенатор. Вы оба готовы?
– Уже идем, – сказал ему Грег.
Он завязал узел галстука и теперь поправлял его.
Кукольник хищным барсом разгуливал под самой поверхностью его сознания. Эллен вышла из спальни и бросила на Грега встревоженный взгляд. Грег в ответ успокаивающе улыбнулся, ненавидя собственное притворство.
– Я в порядке, – сказал он. – Этим утром благодаря нашему разговору мне стало гораздо лучше. Вернулся в норму. – Он обнял ее за плечи, а другой рукой погладил по животу. – Ведь у малыша папа все-таки может оказаться президентом, правда?
Эллен привалилась к нему и молча его обняла.
– Он продолжает тебя лягать, милая?
– А ты так уверен, что это мальчик? – поддразнила его Эллен и еще раз его обняла.
Грег молча пожал плечами. «Уверен, потому что мой ребенок – гребаный джокер, который вообще-то должен быть мертвым. Потому что слышал, как он со мной говорит».
– У меня просто такое чувство, моя хорошая.
Эллен негромко засмеялась, уткнувшись ему в грудь.
– Ну, он ведет себя довольно тихо. Кажется, спит.
Грег шумно выдохнул и на секунду закрыл глаза.
– Хорошо, – сказал он. – Отлично. Ну, пойдем. Эми и Джон, наверное, уже нас ждут.
Он махнул Билли.
Утренние совещания сотрудников проводились в штаб-квартире этажом ниже. Грег всегда спускался туда по лестнице: хотя он мог бы вызвать лифт, это казалось бессмысленным. Сегодня он был рад, что завел такой порядок. Он совершенно определенно знал, что ему необходимо сделать.
«Ты уверен? Уверен, что все закончится?»
Кукольник буквально вибрировал, и его голос звучал напряженно.
«Не знаю. Если нет, то мы найдем другой способ. Обещаю. Теперь, когда мы все поняли, мы можем строить планы. Просто жди и будь наготове».
Лестница, в отличие от коридоров, выглядела уродливо: грязные бетонные площадки, соединенные крутыми металлическими пролетами. Они кивнули Алексу Джеймсу, который как обычно там дежурил. Разбудив гулкое эхо, Билли открыл дверь и пропустил Эллен вперед. Грег ухватился за дверь и жестом велел Билли идти перед собой.
«Не хочу это делать. Не хочу», – подумал Грег.
«У нас нет выбора!» – нетерпеливо возразил Кукольник.
Грег поискал у себя в голове Гимли и ничего не обнаружил. И выпустил Кукольника на волю.
Когда Эллен подошла к первой ступеньке, способность стремительно вырвалась из Грега, опасаясь, что если тот промедлит, то Гимли снова ему помешает. Он влетел в ее давно вскрытый разум и нашел там необходимое.
Все оказалось на месте, как он и рассчитывал: легкое головокружение при взгляде вниз, беспокойное ощущение разбалансированности от непривычной тяжести в выросшем животе. Кукольник зверски рванул обе реакции, подавив у нее в голове все остальное. А когда за этим последовала неизбежная паника, он усилил и ее.
Все заняло меньше секунды. И оказалось хуже, чем он ожидал.
Эллен пошатнулась и испуганно вскрикнула. Ее рука запоздало потянулась к перилам.
В это же мгновение Кукольник метнулся к Билли Рэю. Он срезал выброс адреналина, возникший у Билли при виде потерявшей равновесие Эллен, замедлив великолепную реакцию этого туза.
Сам Грег ничего не смог бы сделать, даже если бы захотел, поскольку оказался позади Рэя. Билли отважно рванулся к Эллен: кончики его пальцев скользнули по ее дернувшейся руке и сжали пустоту. Эллен упала. Казалось, ее падение длится невероятно долго.
Грег проскользнул мимо застывшего в ужасе Рэя, рука которого все еще была бесполезно вытянута вперед. Эллен лежала у стены на следующей площадке. Глаза у нее были закрыты, из глубокой раны у виска текла струйка крови. Когда Грег оказался рядом, ее глаза, помутневшие от боли, открылись. Она попыталась сесть. Грег обнял ее, а Рэй заорал Джеймсу, чтобы тот вызвал «Скорую помощь».
Эллен застонала и резко схватилась за живот. У нее между ногами появилось яркое пятно крови. Ее глаза распахнулись.
– Грег! – выдохнула она. – Ох, Грег…
– Мне очень жаль, Эллен. Боже, как мне жаль!
Она начала плакать, захлебываясь рыданиями. Он плакал вместе с ней, горюя о неродившемся ребенке, но другая часть его личности ликовала.
В эту секунду он ненавидел Кукольника.
9.00
Завтракавших становилось все меньше. Те, кто сюда приходил – черные и белые, – были простыми работягами, и теперь для них наступало время начинать свой день. Спектору тут было не в пример комфортнее, чем в «Мариотте». Там было слишком много людей, которых его тянуло убить, а после вчерашнего нападения он был в особенно мерзком настроении. Он просматривал утреннюю газету, но пока не нашел там сообщения о том, что Тони оказался в больнице после нападения антиджокерски настроенных бандитов.
Госпитализацией Тони он предоставил заниматься Шелли. Ему не хотелось задерживаться до появления полисменов, которые начнут задавать всяческие вопросы. Рисковать ни к чему. Когда он смывался, Шелли бросила на него странный взгляд, но он знал, что она ничего говорить не станет. Ей достаточно того, что он на их стороне.
Спектор расправился с порцией картофельных шницелей с беконом.
Кофе был горячий, и его постоянно подливали, так что ему совершенно не хотелось никуда идти. И вообще это дело больше не вызывало у него энтузиазма. Может, ему лучше навестить Тони и смыться из города.
Репортеры набились в приемную. Грег мельком видел их каждый раз, когда открывались двери: поток света от переносных софитов, разрывы фотовспышек, разноголосица громких вопросов… Новость о падении Эллен распространилась стремительно. Они уже ждали, когда машина «Скорой помощи» добралась до больницы.
Хмурый Билли Рэй стоял привалившись к стене.
– Если хотите, я велю их убрать, сенатор. Стервятники! Упыри!
– Пусть их, Билли. Они просто делают свою работу. Забудь о них.
– Сенатор, говорю же: я был так близко! – Билли поднес кулак к лицу, губы его кривились. – Я должен был ее поймать! Это я виноват!
– Билли, перестань. Ты не виноват. Никто не виноват.
Грег сидел на банкетке в коридоре у операционной. Поза была продуманной: «Переживающий супруг». В его сознании ликовал Кукольник. Он поглощал боль Эллен, наслаждаясь ею. Даже под наркозом он мог заставить ее содрогаться от боли. Ее тревога за малыша ощущалась как холодная синева, но Кукольник превратил это чувство в до боли насыщенный сапфир, который медленно перетекал в красно-оранжевый цвет ее собственных травм. Но лучше – во много раз лучше – был Гимли. Сущность Гимли, прицепившаяся к его ребенку, испытывала муки, и никакой наркоз не мог притупить эту боль или помешать Кукольнику многократно ее усилить. Грег чувствовал, как Гимли задыхается, давится, вопит у Эллен в утробе.
А Кукольник хохотал. Он радовался смерти ребенка, потому что с нею умирал и Гимли. Он хохотал, потому что это безумие наконец-то закончилось.
Медленная жуткая смерть младенца была вкусной. Она была питательной. Грег отупело воспринимал происходящее. Он разрывался пополам.
Та часть его личности, которая была Грегом, содрогалась: ликование Кукольника ужасало и внушало ей отвращение. Этому Грегу хотелось плакать, а не смеяться.
«Ты не имеешь права испытывать облегчение. Это твой ребенок умирает, частица тебя самого. Ты хотел ребенка – и ты его потерял. А Эллен… Она любит тебя и без вмешательства Кукольника, а ты ее предал. Как ты можешь не горевать, подонок?»
Но Кукольник только презрительно усмехался. «Гимли свое получил. Это был уже не твой ребенок. Хорошо, что он умирает. И еще лучше – что он при этом нас кормит».
Грегу было слышно, как рыдает Гимли. Это был странный звук. Кукольник смеялся над мучительным одиночеством, звучавшим в этом плаче.
Крики Гимли внезапно превратились в нарастающий безнадежный вопль. Он становился все пронзительнее и при этом постепенно стихал, словно Гимли летел в глубокую темную пропасть.
А потом наступила тишина. Кукольник застонал в оргазме.
Дверь операционной распахнулась. Врач в пропотевшем хирургическом костюме вышла в коридор. Кивая Грегу и Билли, она поморщилась и медленно пошла к ним. Грег поднялся на ноги.
– Я – доктор Левин, – сказала она. – Сейчас ваша жена спит, сенатор. Для женщины в ее положении падение было ужасным. Мы остановили внутреннее кровотечение и зашили рану на голове, но у нее сильные ушибы. Позже я собираюсь сделать рентген таза: перелома там нет, но я хочу убедиться, что в костях нет трещин. Мы будем ее наблюдать как минимум сутки или двое, но, думаю, со временем она полностью поправится.
Левин замолчала, и Грег понял, что она ждет его вопроса. Того самого вопроса.
– А ребенок? – спросил Грег.
Врач поджала губы.
– Мы ничего не смогли поделать. Это был мальчик. Там был пролапс пуповины, а плацента отделилась от стенки матки. Ребенок несколько минут не получал кислорода. Это и другие травмы… – Она снова поморщилась, глубоко вздохнула, и в ее темных глазах отразилось сочувствие. – Наверное, это к лучшему. Примите мои соболезнования.
Билли заколотил кулаком в дверь, пробив в дереве ощетинившуюся щепками дыру и сильно расцарапав руку чуть ли не до локтя. Он начал сыпать ругательствами – тихо и непрерывно. Кукольник решил было присосаться к его раскаянию, но Грег снова загнал свою способность в клетку. Впервые за много недель его сила проявила послушание. Грег на секунду отвернулся к стене.
Теперь, когда Кукольник напитался, вторая часть его личности могла свободно горевать.
Он судорожно сглотнул, обуздывая свои чувства. Когда он повернулся обратно, врач дрогнула при виде блеска искренних слез.
– Я бы хотел пройти к Эллен, – сказал он.
Его голос был чудесно блеклым, несравненно измученным – и все это почти не было наигранным.
Доктор Левин грустно и понимающе улыбнулась.
– Конечно, сенатор. Идемте…
10.00
Услышав про Эллен, Джек сразу же подумал: «Да. Тайный туз».
– Где сенатор сейчас?
– В больнице.
– А где Рэй?
– С ним.
Можно было надеяться на то, что Рэй справится с уродцем. У Джека были дела поважнее.
Изрезанные записки Сары лежали в нагрудном кармане Джека холодным грузом. Он осмотрелся: сотрудники бестолково метались по штабу, молчаливые и растерянные, словно немногие выжившие после страшной катастрофы. По сути, так оно и было.
Джек решил, что секретный туз первым взялся за Хартманна, потому что за Хартманна голосовало больше всего депутатов. Только этим можно было бы объяснить все странные события, начиная с того, как телевещание прервало рекламой речь Картера, выдвигавшего кандидатуру Грега, кончая буйством перед обсуждением платформы и выкидышем Эллен.