Ловушка для тигра Мороз Николай

— Менты закрыть велели, — пояснила невысокая, коротконогая тетка в серой куртке и голубом халате под ней. В руках женщина держала сигарету, затягивалась глубоко и морщилась, как от кислятины. Она сплюнула, выругалась негромко и договорила: — Еще и хозяйку дождаться надо. Сказала, что через час приедет. Полтора уже прошло, где ее только носит…

— А, понятно. Случилось что? — попытался разговорить женщину Максим.

Тетка, похоже, соскучилась в одиночестве, поэтому охотно заговорила:

— Да, вот теперь и у нас началось. Парня тут ночью убили, прирезали, как курицу. Моя сменщица нашла. Утром покурить вышла, а заодно коробки пустые вынести, а он лежит, в кровище весь. Она увидела — и в обморок, даже крикнуть не успела. Потом еще кто-то мимо шел, увидел их. Ну, набежали тут, милиция приехала, увезли всех. Этого в морг, напарницу мою в больницу — сердце прихватило. Я уже ее и так спрашивала, и этак — ничего не видела, ничего не слышала. Он и не орал, похоже, парень-то этот, — закончила тетка рассказ.

Максим выслушал ее молча, спросил только:

— И что — она никого не заметила, никто не заходил, не покупал ничего, перед тем как это случилось?

— Заходили, конечно. Тут народу по вечерам много трется, кто за пивом, кому чего покрепче. Разве всех упомнишь? Постоянных, кто каждый день приходит, мы в лицо знаем, а остальных… — Тетка махнула рукой, отвернулась.

Максим потоптался еще немного у магазина, обошел его, подождал, пока толпа поредеет, и подобрался наконец к стене. На белой поверхности сайдинга следов крови нет, зато рядом ее целая лужа. Правда, уже основательно разбавленная дождем и снегом. Следов тоже полно, ничего уже не разобрать. Под скамейкой валяется полупустая пластиковая бутылка с водой. Все, делать тут больше нечего, можно уходить. Максим развернулся и быстро пошел прочь. Хорошо бы узнать, где нашли других убитых… Хотя это неважно, просчитать действия фанатиков невозможно. Ими движет не логика, а желание, вернее, страсть к уничтожению. У зомбированных существ мотивация настолько сильна, что им даже не надо приказывать, не надо заставлять, угрожать или шантажировать. И самым страшным для них наказанием будет заблокированный пропуск в райские кущи. Максим видел, что дело усложняется: эти ребятки не будут проводить свободное от убийств время в кабаках. Они действительно законопослушны и помнят, что всему свое время и место под солнцем. Сейчас убийцы затаились перед следующей акцией, найти бы их логово… Или хотя бы свидетелей, не может быть, чтобы никто, ни один человек в этом городе ничего не слышал и не видел.

— Стой, стой, кому говорю! — раздался крик за спиной.

Максим застыл на мгновение, потом обернулся. Прямо на него по тротуару мчалась маленькая рыжая собачка — мордочка у нее была острая и хвост колечком. А за псиной неслась свора разномастного беспородного же зверья, их удерживала тощая растрепанная бабка в древнем, как она сама, пальто и резиновых сапогах. Максим отступил в сторону, пропустил рыжую собачонку вперед и наступил на тащившийся следом за ней поводок. Псина дернулась, закрутилась на месте, затявкала на Максима.

— Благодарю вас, — церемонно поблагодарила Максима собачница, намотала грязный поводок на рукав пальто.

— Это все ваши? — Максим смотрел на рвущихся во все стороны разнокалиберных псов. В своре присутствовали и мелкие особи, и довольно крупные. Но все чистые, ухоженные, шерсть расчесана, и, похоже, сытые.

— Да, я очень люблю животных, и они отвечают мне тем же, — гордо заявила бабка.

— Я тоже. — Максим отошел подальше от своры — два здоровенных кобеля проявляли интерес к содержимому его рюкзака.

— Я поняла это, ваш поступок говорит сам за себя. Не то что некоторые — они орут на моих собачек, бросают в них камнями и бутылками. Что вы сделали им плохого, мои хорошие? — проворковала старуха, и псы бросились к ней. Максиму показалось, что свора сейчас разорвет бабку, но нет — поцеловав каждую псину в нос, бабка продолжала: — Нам даже по ночам нет покоя. Когда я вывожу их гулять, я всегда сначала смотрю в окно во двор. Главное, чтобы там не было мальчишек, — шепотом поделилась она своими опасениями, — мои собачки их не любят.

«Чокнутая». Максим начал потихоньку отступать, но бабка не отставала. Она нашла наконец благодарного слушателя и вцепилась в жертву намертво. Собаки крутились рядом, обнюхивали Максима, но агрессии не проявляли.

— Поэтому часто мы выходим гулять, как только стемнеет, и ходим часа полтора-два вокруг дома, — распиналась бабка, отсекая Максиму путь к бегству.

— Ночью? — насторожился Максим, — скажите, а прошлой ночью вы…

Но бабка нетерпеливо перебила его:

— Вот! Вот об этом я и говорю! Никогда, никогда я не понимала людей, которые не любят собак! Он сказал, чтобы я убиралась отсюда и увела своих нечистых животных! Да они чище его в десятки раз, я покупаю для них специальные шампуни и бальзамы! Я так и сказала, что пусть сначала отмоется сам — от него воняло чем-то мерзким, тухлым. И он спрятался за деревом, потом обругал меня и убежал!

Бабка говорила еще что-то, но Максим ее не слушал. Старуха могла стать очередной жертвой, ее спасли «нечистые» животные, которые могут осквернить одежду, пищу и самого человека. Похоже, что эта свихнувшаяся на почве любви к бездомным собакам женщина — единственная, кто видел убийц и ушел от них живым.

— А сколько их было? Как они выглядели, что говорили? — набросился с расспросами Максим, но внятного ответа не добился.

Бабка помнила только, что собаконенавистник был один. И одет обычно: куртка, джинсы, шапка. Лица не видела, потому что было темно. Говорил человек нормально, только очень тихо, некоторые слова неразборчивы, словно у него каша во рту. Зато запомнила рост неприятного человека.

— На целую голову ниже вас. И ходит странно, набок, вот так. — И продемонстрировала — согнулась на левую сторону, проковыляла пару шагов.

Все, портрет одного из духов почти готов, правда, не хватает существенных деталей, но хоть что-то. По разговору Максим понял, что бабка ничего не знает о том, что произошло ночью, после того как она увела своих собачек домой. Встретила она того человека во дворе своего дома, собачница показала на старую кирпичную пятиэтажку неподалеку. Максим посмотрел в конец улицы — магазин, рядом с которым убили парня, отсюда почти не виден. Повезло старухе — это ее сегодня могли запаковать в пластиковый мешок и увезти в морг, но собачки постарались, не дали прирезать свою хозяйку. Максим хотел сказать бабке, что сегодня ночью у нее был второй день рождения и ушла она не просто от убийцы, а от существа, готового уничтожать других самыми изощренными способами, повторить которые не способен ни один вменяемый человек. Но не успел — бабка вскрикнула и рванула с неплохой для своего возраста скоростью следом за заскучавшей сворой. Максим посмотрел безумной старухе вслед, подождал, пока ее отнесет подальше, двинулся прочь. И все думал по дороге в гостиницу: какая задача поставлена этой группе? Скольких они должны убить — двадцать человек, тридцать, пятьдесят? И чего хотят добиться, что доказать, чего потребовать? Уж не бартерную ли сделку они собираются провернуть — капитана Логинова в обмен на прекращение террора? Если так, то в новостях об этом не будет ни слова, дальше этого городка информация не уйдет. А если все-таки просочится, то на уровне сплетен и слухов, не больше.

Вечерний выпуск новостей подтвердил подозрения Максима: об очередном убийстве не было сказано ни слова. Он выключил свет, стоял у окна и смотрел в темноту перед собой, не зная, что делать. Сейчас же идти на улицу и обойти весь город? Толку-то, ну пробегает он до утра, и что? Вылезти эти твари могут в любом месте, если уже не вылезли. И завтра по городу пробежит слух о том, что найден очередной труп. И кто это будет — мужчина, женщина или ребенок, предсказать невозможно, остается только ждать. Так, стоп — ребенок. Женщины в автобусе говорили что-то про убитых девочек — одной было, кажется, двенадцать лет, вторая немного постарше. Уж их-то точно убили не ночью, значит… Значит, думать надо быстрее, вот что это значит. И представить себе, что он — не Максим Логинов и даже не Кириллов Игорь Владимирович, а впервые в жизни выехавший за пределы родного села некто, без имени и прошлого, отправленный сюда с одной целью: охотиться на людей. Но сначала обобщить все, что узнал и увидел сегодня.

Тот парень, Ворошилов Сергей, был убит именно так, как говорил утром охранник, — человеку перерезали горло. При повреждении двух главных шейных артерий смерть наступает быстро, и у жертвы нет возможности закричать. Человек падает, хватая ртом воздух, и истекает кровью. Так, с этим понятно, теперь о том, кого видела безумная собачница. Человек, совершивший убийство, ростом ниже Максима, речь его неразборчива — «каша во рту». Или акцент — так говорят те, кто плохо знает язык, на котором приходится общаться. Или люди с дефектами речи: «смазанная» речь, нарушение произношения звуков, ритма, интонации и темпа речи. Сюда же добавим возможные шепелявость, картавость, заикание. Что еще, какие особенности? Ходит согнувшись на левый бок, и воняет от него чем-то тухлым. И самый главный признак: он ненавидит собак. Маловато, но все же. Искать полусогнутого, дефективного, вонючего собаконенавистника проще, чем обычного, неприметного человека. Вот только где? Ладно, сейчас все равно метаться без толку, утро вечера мудренее.

Но что-то в нарисованном портрете Максиму не то чтобы не нравилось — вызывало подозрения, настораживало. Он ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Все прокручивал в голове возможное развитие событий последней ночи, ставил себя на место убийцы. Вот он идет по улицам, сворачивает в первый попавшийся двор, затаивается в темноте, ждет жертву. Готовится совершить очередной подвиг во имя своей «высшей цели», достигает нужного душевного состояния, и тут… И тут на него вылетает свора нечистых тварей с безумной бабкой на поводке. Старуха по виду — сущая Баба Яга — псов удержать не может, они пытаются познакомиться с незнакомцем и нарываются на решительный отпор. Но собаки наверняка успевают и обнюхать его, и даже лизнуть — одежду, обувь. А что после этого полагается сделать? Вымыться и сменить одежду! А что сделал этот? Обругал бабку и пошел себе дальше — искать другое место для засады. И сделал все, что планировал. Это в оскверненном-то виде! «Хрень какая-то». Максим сел на кровати, включил маленькую настольную лампу на тумбочке рядом. Он чувствовал, что запутался окончательно: «идейные» так не поступают. Боевики обязательно вышли бы снова на «дело», но после очистительных обрядов. И тот парень остался бы жив, жил бы себе дальше, взрослел, женился, завел детей… Но все получилось по-другому. Похоже, эти ребятки не такие уж и фанатики, что облегчает задачу.

Максим выключил свет, лег. Мысли не отступали, продолжали мучить. Если предположить, что убийства совершают не боевики, то кто тогда? Местные гопники? Но сам способ, одинаковый для всех жертв? Наши поступили бы по-другому: проломили голову, избили до смерти. И обязательно набросились бы стаей, а этот был один. Попробуй перережь человеку горло в одиночку! Тут, кроме навыка владения «инструментом», еще и опыт нужен, и практика соответствующая. К тому же наши обязательно обшарили бы карманы, а здесь ничего не тронуто: телефон и деньги убитого парня были на месте. А дети? Их-то кто убил? И главное, зачем? Максим снова включил лампу, посмотрел на часы: половина третьего. Нет, так дело не пойдет, утром надо быть свежим и готовым к действиям, а не измотанным бесплодными размышлениями. «Завтра. Я подумаю об этом завтра», — так говорила героиня любимого Ленкиного фильма. И тут же мысли потекли в другом направлении, Максим попытался представить себе встречу с женой и дочерью и сразу заснул.

С утра и почти до самого вечера Максим слонялся по городу, прятался от ледяного ветра и дождя в кафешках, присматривался к людям. В городе заметно увеличилось количество милиции, некоторые из сотрудников, возможно, были в штатском. Что произошло в городе за истекшие с последнего убийства часы, Максим не знал. И поэтому старательно прислушивался к обрывкам разговоров, случайно брошенным фразам, пытался выловить хоть каплю нужной информации. И ухватил-таки за хвост крошечную рыбешку. И теперь рассматривал ее со всех сторон, думал, что с этим делать. Максим услышал разговор двух девушек-продавщиц в книжном магазине. Одна из них, высокая, с длинными мелированными волосами, рассказывала напарнице о том, что случилось сегодня утром с ее племянницей. Девочка вышла из подъезда и направлялась к школе, когда к ней подошел какой-то человек. Сказал, что на улице полно собак и они на всех бросаются. Но ей бояться нечего, потому что он ее проводит. К счастью, девчонка настолько испугалась, что немедленно развернулась и рванула домой. Потом позвонила матери и все рассказала — о собаках и о странном человеке, который очень плохо говорил и от него мерзко пахло. Мать девочки примчалась домой и теперь на пару с дочерью трясется от страха, боясь выйти из квартиры. В милиции ей предложили провожать ребенка в школу и встречать после занятий самостоятельно, а не беспокоить занятых людей.

Максим едва сдержался, чтобы не заорать во все горло: «Где? Где это произошло?» — но вовремя взял себя в руки. Побродил еще между стеллажей, вышел из магазина. Так, уже неплохо — сегодняшняя жертва сорвалась с крючка, следовательно… Следовательно, эта тварь бродит сейчас по городу и выбирает новую. Или уже нашла. Но снова что-то не состыковывалось, что-то было не так. Девчонка молодец, конечно, но вряд ли ей удалось бы так легко уйти от специально обученных охоте на людей существ. Убийца подошел к ней слишком близко, на расстояние вытянутой руки. Но почему-то отпустил, даже не попытался преследовать, не догнал в подъезде… Может, его спугнул кто-то ненароком? Но тогда свидетеля постигла бы участь жертвы, это не обсуждается. Или был соблюден не весь ритуал действа, или убийца пожалел ребенка в последний момент?.. В голове намертво застряло одно-единственное слово: ритуал. И собаки, сегодня про них снова упоминалось. Вообще, собак становилось слишком много в этой истории. Максим тщетно пытался связать воедино две свои версии, пока возвращался в гостиницу. Но бросил эту затею — мысль показалась ему глупой и неуместной, отвлекала, не давала сосредоточиться. «При чем здесь собаки? Какая связь между ними и всеми убийствами? Нет ее и быть не может!» Максим почти бежал к гостинице. Погода испортилась, поднявшийся ветер и вновь пошедший мокрый снег к прогулкам не располагали. В темноте Максим решил срезать путь, свернул во двор, быстро миновал детскую площадку и остановился. Прямо по курсу маячили мусорные контейнеры. В их внешнем виде не было ничего необычного — просто металлические ящики, переполненные всякой дрянью. Максим тупо смотрел на эту деталь пейзажа, понимая, что выглядит он сейчас по-идиотски. Кому придет в голову пялиться на вонючие груды мусора? Только тому, кто привык обращать внимание на любую мелочь, не упускать из виду ничего. А уж тем более того, что не вписывается в повседневность, заставляет остановиться и задуматься о причинах происходящего. Дворовому пейзажу не хватало одной детали — бродячих собак. Максим пытался припомнить, когда он в последний раз видел этих представителей городской фауны, но в памяти осталась только встреча с безумной бабкой-собачницей. И все. Ни одного бездомного пса во всем городе. И запах от того человека — Максим пока не мог понять, догадывался на уровне подсознания, что эти две вещи связаны между собой. Оторвался наконец от созерцания груды отбросов и направился к гостинице. Первым делом спросил администраторшу, вернее, поделился своими наблюдениями.

— Город у вас какой чистый. И собак бродячих нет, — одобрительно произнес Максим, и девица немедленно включилась в диалог:

— Да, нету, ни одной. Редко-редко забежит какая залетная, но сразу же пропадает. Отлавливают их регулярно, а еще полгода назад такие стаи по городу носились, что страшно было. Кошек рвали, на людей нападали, на детей даже.

Максим забрал ключ, поднялся к себе в номер. Отлавливают, отлавливают… И что дальше? Ничего, кроме того, что администрации города можно сказать сердечное спасибо за такую заботу о горожанах. Впрочем, нет. Кто занимается отловом собак? Вроде для этой работы существуют специальные службы. Максим рванул вниз, схватил со стойки бесплатную газету с объявлениями, улыбнулся удивленной девице, помчался в номер. Внимательно изучил информационный листок и сразу нашел объявление конторы, предлагающей услуги по отлову безнадзорных животных. Еще не совсем понимая, зачем он это делает, Максим позвонил туда, узнал перечень услуг, стоимость отлова и смотрел теперь бессмысленно в стену перед собой, пытаясь увязать все полученные сведения в одну цепочку.

Как обычно действуют подобные службы? Работенка у них еще та: выезжают к готовому заплатить заказчику, стреляют в животное шприцем с седативным препаратом, накидывают на собаку петлю, уносят в машину. И… выкидывают где-нибудь в тихом месте. Пес отлеживается, приходит в себя и возвращается к привычному образу жизни. Да и переловить подобным способом целую стаю нельзя — она просто разбегается, отдав на растерзание ловцам двух-трех собратьев. А диких, пугливых или осторожных собак, которые не подпускают к себе человека, отловить таким образом вообще невозможно. Все просто — ловцам надо зарабатывать, как и всем, поэтому им достаточно переловить «легких» собак, а из кожи лезть у них нет ни сил, ни времени, ни желания. Здесь же все было сделано на совесть, кто-то очень постарался, поработал, так сказать, от души. То ли работник был ответственный, то ли фанатично, даже маниакально ненавидел собак… Фанатик, маньяк, ритуальные убийства… Сначала собак, потом людей… Вот, собственно говоря, и весь результат аналитической работы. Упрекнуть Максим себя мог только в одном — ждать этого результата пришлось слишком долго, мог бы и побыстрее сообразить. Отвык, расслабился на полулегальном положении. Значит, завтра надо проверить свои догадки. Странно, что убийца бабку ту с ее зверьем не тронул — то ли псов было слишком много, то ли старуха своим видом напугала, а может, звезды не так расположились на небе в ту ночь. И крайним стал Сергей Ворошилов — парень двадцати двух лет, еще толком и не начавший жить. Впрочем, и первую версию, родившуюся еще в автобусе, со счетов тоже сбрасывать пока рано, надо проверить обе. Но пока все говорило в пользу второй. Максим еще раз повторил про себя весь логический ряд — все известные ему факты укладывались в него идеально. И вонь от человека, и его невнятная — скорее всего из-за акцента — речь, и ненависть к псам. Остается выяснить одно — по каким признакам убийца выбирал своих жертв. Их обязательно должно что-то объединять. А что общего могло быть у двенадцатилетней девочки, Сергея Ворошилова и остальных девяти? Это можно выяснить только при непосредственном контакте с убийцей, и Максим очень надеялся, что встреча состоится очень скоро. А также и на то, что безумная тварь не выйдет сегодня ночью на охоту.

И просчитался: первой новостью утра следующего дня стала очередная страшная находка. Жертвами стали парень и девушка, их нашли рядом с домом последней. Вся картина как под копирку с предыдущими случаями — та же лужа крови на асфальте, только в два раза больше. Максим побродил во дворе рядом с новыми многоэтажками, посмотрел издалека на место, где вчера поздним вечером были убиты двое. Потом обошел, не торопясь, окрестности, остановился у торцевой стены последнего дома. Дальше дорожка обрывалась, переходила в тропу. И вела она к начинавшему замерзать пруду, заросшему по берегам тростником и осокой. За прудом начинались длинные приземистые строения — склады и ангары промзоны. Место для того, чтобы быстро скрыться после совершения убийства, идеальное. Можно заодно нож и руки в пруду отмыть — прирезать сразу двоих и не запачкаться кровью невозможно. Максим спустился к пруду, двинулся вдоль тонкой кромки льда у берега. И быстро нашел то, что искал, — взрытый песок, разбитый лед и бурые пятна на прозрачной хрупкой поверхности. Присел на корточки, осмотрел следы. Ничего не разобрать, земля успела замерзнуть, зато вид льда говорил о многом. Да, здесь кто-то был недавно, пытался отмыться и действовал в темноте. Иначе не разрезал бы руку об острый как бритва край ледяной кромки. Продолговатое бурое пятно отлично просматривалось на безупречно чистом льду. Что ж, учтем.

Максим поднялся на ноги, прошел немного вперед, остановился на взгорке. Дальше тропинка пропадала между кирпичных и бетонных зданий. Идти туда бесполезно, не зная окрестностей. Искать надо в другом месте, адреса известны, времени мало, вернее, его вообще нет. Остановить упыря, изуродовать его так, чтобы мать родная не узнала. Но не до смерти, а отдать родственникам убитых… Или на растерзание собакам — тоже неплохой вариант. Правда, все из области фантазий, самосуд в нашей стране карается по закону. Посмотреть бы на тех, кто соблюдает эти законы… Дураков, кроме капитана Логинова, похоже, уже не осталось. Присяга, приказ, долг — слова из языка давно покинувшего эту страну народа. Или умершего от болезней, погибшего в войнах. Пришло время выучить новые слова: месть, справедливость и смерть.

Максим вернулся к домам, подошел к небольшой толпе, все еще топтавшейся рядом с местом убийства. Что-то показалось Максиму знакомым, где-то он видел подобное совсем недавно. Нет, не жуткого вида бурую лужу, это было что-то другое. Двор совершенно обыкновенный — детская площадка, парковка, кусты вдоль тротуара, где все и произошло. И полупустая пластиковая бутылка с водой, торчавшая среди голых ветвей. Правда, чтобы обнаружить ее, надо сделать несколько шагов назад. Максим так и сделал, смотрел бессмысленно на смятую емкость, на крыльцо перед подъездом, на скамейку рядом. И вспомнил: «у палатки», вернее, за ней, тоже стояла лавка. И под ней в тот день, когда Максим познакомился с безумной бабкой, тоже валялась полупустая бутылка с водой. Может, это и есть то самое связующее звено между всеми жертвами маньяка? У него что, помимо ненависти к собакам, еще и водобоязнь? А это еще и один из симптомов бешенства у животных, у тех же собак, например. Вывод: кто пьет воду, того убей? Проверим, но сначала надо добраться до конторы, где, возможно, трудится убийца, — посмотреть, что там да как.

Осмотр здания на окраине города, где располагался офис, ничего не дал. Максим побродил рядом, рассмотрел увешанные блоками кондиционеров стены, несколько припаркованных у входа иномарок. Район безлюдный, прохожих почти нет. А рядом старое кладбище и линия железной дороги за ним. Местечко — просто мечта маньяка: оттащи жертву чуть подальше от домов, и все. Никто не увидит, никто не услышит. И рабочее место рядом. Позади Максим услышал звук работающего двигателя, обернулся, отошел к стене здания. Мимо проехал фургон «собачников», остановился перед входом. Из кабины выскочил человек с бумагами в руках, крикнул что-то и бегом направился к зданию. Максим не спеша подошел к фургону, обошел его, перешел на противоположную сторону улицы. Сделал вид, что разговаривает по телефону, а сам косился на оставшегося в фургоне пассажира. Тот копался в черном пакете, вытаскивал из него коробки, похожие на упаковки лекарств, перекладывал их по-своему. И мельком взглянул в окно. Этих секунд Максиму хватило, чтобы его рассмотреть, не помешала даже надвинутая на глаза черная шапка. Узкие, припухшие глазенки, желтоватая кожа на плоском лице. И выражение — отстраненное, безразличное ко всему. Зрачки разглядеть не удалось, и Максим так не понял: эта тварь в машине — она обдолбанная или именно так выглядит лицо серийного убийцы? С подобными экземплярами Максиму встречаться еще не доводилось. Надо же когда-то начинать, будем считать это дебютом. Водитель выскочил из подъезда, матюкаясь, полез в кабину. Из выкриков Максим понял, что сейчас фургон поедет на вызов. Вот и хорошо, будет время подготовиться. Главное, чтобы бабка оказалась на месте.

Старуха не подкачала — неслась, причитая, по проезжей части следом за своей сворой. Псы тявкали, крутили хвостами и не пропускали ни одного дерева. Максим дождался, когда процессия поравняется с ним, шагнул ей навстречу. Бабка сразу же его узнала, открыла было рот, чтобы пожаловаться Максиму на свои беды, но он не дал ей сказать ни слова:

— Бабуля, выручай. Собака нужна позарез. Через час верну.

Чокнутая старуха обалдела настолько, что временно лишилась дара речи. И молча наблюдала за тем, как Максим отцепляет от ошейника карабин поводка и уводит с собой самого крупного и общительного пса. Полдела сделано, теперь надо найти подходящее место. Желательно пустое и открытое. Максим успел неплохо изучить город и помнил, что неподалеку имеется заброшенный стадион и заросшее футбольное поле. «На ристалище вызываются…» — мелькнули в голове строки из давно прочитанной книги. Да, если он прав, то минут через сорок здесь произойдут поединок и коррида в одном флаконе. И черт знает чем все закончится. Максим переложил пистолет в карман куртки, достал телефон и набрал номер, закричал, стараясь придать голосу злость и растерянность одновременно:

— Вы собак ловите? Очень хорошо, у нас бездомные собаки кошку разорвали, рядом с домом! И убежали. На стадион. Да, я их вижу, ой, нет, только одну, вторая пропала! Приехать можете? А то уже третьего кота сожрали, на людей бросаются. Они бешеные, наверное!

Максим проорал эту чушь, поклялся, что заплатит любые деньги, убрал телефон. Пес внимательно смотрел на человека, вертел лобастой башкой и слабо помахивал хвостом. Агрессии у него не было и в помине, пес даже понимал команды. Бабка, похоже, обучала своих питомцев еще и правилам хорошего тона.

— Не бойся, я тебя ему не отдам, — пообещал псу Максим. — Ты только беги быстрее. И вернуться потом не забудь. Пошли.

Он отвел пса в негустой березняк рядом с кирпичными развалинами, приготовился ждать. Фургон «собачников» Максим заметил издалека, подождал, когда машина подъедет поближе, и отпустил пса. Тот бежать отказывался, улегся на траву, положил голову на лапы. Пришлось дать ему несильного пинка и свистнуть вслед, чтобы придать ускорение. Последний прием помог, пес вспомнил проведенную на улице молодость и рванул по полю. Максим помчался в другую сторону, навстречу двум охотникам за собаками.

— Вон она, вон! — орал он на бегу и показывал себе за спину. А сам смотрел во все глаза на человека в черной куртке.

Тот старался идти быстро и при ходьбе заваливался на левый бок. Вот, собственно говоря, и все: убийца найден и сам идет навстречу своей смерти. Максим притворился, что подвернул ногу, скривился, как от боли, и свистнул еще раз — пес уже решил, что пора возвращаться. Но тут же опомнился, побежал обратно.

— Да не ори ты, — сквозь зубы процедил тот, кто по совместительству был еще и водителем.

В руках он тащил что-то вроде огромного сетчатого сачка, второй нес нечто похожее на клещи. Оказывается, использованием ветпрепаратов они себя не утруждают, действуют по старинке. Максим лихорадочно соображал, что ему делать: пес снова возвращался, а действовала эта парочка живодеров слаженно. Он не придумал ничего лучшего, как швырнуть в пса ком смерзшейся земли. Тот понял, что дела его плохи, и рванул через поле прочь.

Водила выматерился, обернулся, рявкнул Максиму:

— Не лезь! Без тебя разберемся!

Ага, давайте, разбирайтесь.

Пес, умница, был уже черт-те где, останавливался, подпускал ловцов поближе и драпал дальше. Максиму послышался за спиной разноголосый лай, но проверять свою догадку он не стал, помчался следом за «собачниками». Догнал, пробежал немного рядом и сделал вид, что падает. Толкнул того, кривого, тот грохнулся, Максим рухнул рядом. И едва не задохнулся от жуткой густой вони — то ли псины, то ли никогда в жизни не мытого тела, то ли пропитавшейся кровью одежды. Так, все предположения верны. Кто обычно соглашается на самую тяжелую и грязную работу? Правильно, гастарбайтеры. А ножом дети пустынь и степей обучены владеть с детства. Кому придет в голову заподозрить в безликом тихом азиате серийного убийцу? Максим успел рассмотреть, что рукава черной куртки азиата покрыты бурыми засохшими пятнами, похожими на запекшуюся кровь. Узкие, припухшие глазки распахнулись, едва не вылезли из орбит — убийца понял, что попался. И завыл, заорал что-то на своем языке, извернулся так, что куртка осталась у Максима в руках. Вскочил навстречу бабке, мчавшейся спасать пса. Максим отшвырнул куртку, погнался за убийцей. Но не успевал, отставал, хоть и ненамного. За спиной слышалась качественная ругань напарника маньяка. Максим промчался мимо обалдевшей бабки, вытащил на бегу пистолет, но тут же убрал его. Если бы убийца рванул за собакой, то можно было бы попробовать — за полем начиналась лесополоса и берег реки. Но тот бежал в сторону домов, рядом люди, стрелять нельзя. О том, что его самого могут задержать, Максим сейчас не думал. Главное — догнать выродка, а там посмотрим. На оставшиеся в гостинице вещи наплевать, главное, что вокзал близко — первый раз что ли? Он резко остановился, задышал тяжело, восстанавливая дыхание. Откуда только взялся этот шкет — только что здесь, на узкой разбитой дороге между домами и стадионом, никого не было, и вот на тебе — выехал этот артист на велосипеде. И дрожит теперь, водит глазами вправо-влево, а шевельнуться боится. И не зря — в горло, под нижней челюстью, упирается острие ножа.

— Все, все, я тебя понял! — Максим поднял пустые руки, сделал шаг вперед, но снова остановился.

Убийца отступил назад, потащил за собой мальчишку. Тот всхлипнул, покосился по сторонам, и колени у него подогнулись. Максим рассмотрел наконец маньяка. Черные расширенные зрачки, желтые острые зубы в оскале, по подбородку течет струйка слюны. Похоже, что у человека тяжелое психическое заболевание или он умственно отсталый. Такие обычно убивают первого встречного, не стараясь скрыть улики и труп. Социально не адаптированы, занимаются трудом, не требующим высокой квалификации и общения с людьми. Хотя в этом случае не исключается и клинический бред с галлюцинациями. Но постановку диагноза лучше оставить специалистам, сейчас надо думать о другом. Максим снова сделал вид, что оступился, вскрикнул, и расстояние между ним и полуживым от страха мальчишкой еще немного сократилось.

— Слышь, ты чего, ты чего? Отпусти его, придрок, кому говорю! — это неуверенно выговорил подошедший второй ловец. Он остановился рядом с Максимом и топтался на месте.

«Тебя мне только не хватало!» — Максим еле сдержался, чтобы не сказать это вслух. Сейчас еще бабка со своей сворой подтянется, и тогда… Максим пристально смотрел на мальчишку, словно гипнотизировал. Тот среагировал, шевельнулся слабо, открыл глаза. Максим чуть наклонил голову, прошипел: «Падай!» Повторил еще раз для верности. Но пацан не двигался, смотрел на него во все глаза, и, кажется, был готов потерять сознание. «Да падай же ты!» Вдруг что-то серо-рыжее промчалось между ним и водителем фургона, закрыло собой мальчишку. Это вернулся пес и залился злобным лаем, прыгал на одном месте, шерсть на загривке собаки поднялась дыбом. Убийца завыл, сделал выпад ножом. И выпустил на мгновение из рук ткань куртки, за рукав которой держал мальчишку. Пацан быстро сообразил, упал на колени, откатился в сторону, и на воющее человекоподобное существо бросились сразу двое — Максим и пес. И неизвестно, кто в этот момент был страшнее — человек или собака. Максим вывернул руку маньяка за спину так, что хрустнула кость. Пальцы разжались, нож выпал. Азиат заорал, из его неразборчивой речи Максим разобрал что-то вроде: «Я не хотел, мне приказали глаза в воде». Глаза в воде, говоришь? В пластиковой бутылке с водой, наверное. А сюда, тварь, ты тоже по их приказу приперся? Или безнаказанно резать людей можно только в наших городах, а у вас за такие «шалости» живьем камнями забивают? А собаки тебе что сделали, скотина? В детстве напугали? Жаль, что не загрызли тогда… Максим не слышал и не видел вокруг себя ничего, бил корчившееся на траве существо чем придется — ногами, руками, рукоятью пистолета. И скорее почувствовал, чем увидел, что еще два удара — и тварь сдохнет прямо здесь. Пес метался рядом, не решаясь помешать Максиму, только сопровождал рычанием каждое его движение. Увидев, что все закончено, уселся рядом с убийцей.

— В ментовку звони, — приказал Максим онемевшему «коллеге» гастарбайтера, отошел от неподвижного тела, направился к мальчишке.

Тот сидел, уткнув голову в колени. «Не видел ничего. Вот и хорошо». Максим заставил мальчишку поднять голову, посмотрел ему в глаза, спросил тихо:

— Ты меня слышишь?

— Да, — сразу отозвался тот, — и сейчас, и тогда. Я сразу хотел, но он меня держал…

— Молодец.

Максим обернулся на шорох за спиной. Бабка, куда ж без нее? Стоит рядом с притихшей сворой и смотрит на бесчувственное тело.

— Ой, — громко и отчетливо произнесла старуха, — это что же получается… — И плавно опустилась на землю. Отличный выход — обморок, защитная реакция организма, это нормально.

Максим хотел помочь пожилой женщине, но ее окружила скулящая свора взволнованных разномастных питомцев. Самый же здоровый пес только гавкнул коротко — мол, держись, хозяйка, я пока занят. И не тронулся с места, где сидел, — сторожил полуживого убийцу.

— И в «скорую» позвони. Да быстрее! — рявкнул Максим на оторопевшего мужика, но без толку.

Тот смотрел перед собой безумными глазами и повторял только, как попугай:

— Так это он что ли? Это он… А я с ним полгода ездил… — И сел на траву рядом с отключившейся бабкой.

Максим не выдержал, обыскал впавшего в ступор водилу, нашел в нагрудном кармане его куртки телефон, набрал номер. И сказал коротко:

— Стадион за улицей Спортивная. Нашли убийцу. И «скорая» еще нужна, нет, все живы, женщине пожилой плохо с сердцем, а у ребенка шок.

Он отдал трубку водиле, снова подошел к уже приходящему в себя маньяку, врезал ему еще раз носком ботинка в грудь. Погладил по голове вскочившего пса и быстро, не оглядываясь, двинулся прочь. Миновал один дом, второй и через несколько минут вышел на оживленную улицу. Ничего, эта тварь далеко не уйдет, даже если до приезда милиции очухается. Если вообще передвигаться самостоятельно теперь сможет. Максим шел по городу, не реагируя на звуки, шумы и голоса. Он не чувствовал ничего, не было ни мыслей, ни эмоций, ни переживаний. Только ощущение, что за спиной чисто и можно спокойно уходить. Вернее, возвращаться к тем, кого не видел уже два с лишним месяца. Он добрался до гостиницы, рассчитался за номер, забрал вещи.

— Надеюсь, вам понравился наш город, — произнесла на прощание заученную фразу туповатая размалеванная администраторша.

Максим не знал, что сказать в ответ. Понравилось? А черт его знает. Но чище здесь стало, это точно.

— Да, — буркнул он, отказался от предложения вызвать такси и пешком направился к вокзалу.

Щедростью Романа злоупотреблять Максим не собирался, за последние дни с карточки и так ушло слишком много денег. Уже на вокзале он подумал о том, что бабка, когда придет в себя, сможет описать внешность того, кто задержал маньяка. Да и мальчишку наверняка спросят о том, как выглядел его спаситель. Да и черт с ним: в городе несколько дней жил Кириллов Игорь Владимирович, а не находящийся в федеральном розыске капитан Логинов. Пусть ищут ветра в поле. Вряд ли кто-нибудь догадается связать описание внешности беглеца и человека, избавившего город от многодневного ужаса. Хотя как знать, как знать.

Знакомая и привычная до тошноты суета вокзала, очередь в кассу, покупка билета — все это быстро осталось позади. Максим снова устроился в самом последнем ряду транзитного автобуса, смотрел в окно на знакомые улицы городка. Уже вечерело, пошел мокрый снег. Ехать до пересадочной станции оставалось часа три, дальше электричкой еще полтора. Если повезет успеть на последнюю, то уже сегодня он увидит жену и дочь. Максим достал телефон, набрал номер Ленки. И даже не удивился, услышав знакомое: «Аппарат абонента выключен». Ну и ладно, оно и к лучшему. Заявится домой муж и отец, как положено, посреди ночи. Зато трезвый и соскучившийся. Большую часть пути Максим проспал, растолкали его попутчики уже на конечной остановке. Он выскочил из автобуса последним, осмотрелся, сориентировался и помчался к походящей к перрону электричке. Похоже, это последняя, следующая будет только через несколько часов, ранним утром. От перспективы ночевки на вокзале Максим даже скривился, прибавил шагу и вскочил в предпоследний вагон. Двери с шипением сошлись за спиной, электричка тронулась с места и с завываниями полетела через ночь.

В вагоне он оказался в полном одиночестве, по традиции все припозднившиеся пассажиры собираются в головных вагонах, но Максим общения не искал. Перебирал мысленно события последних недель. Если все сделано правильно, то пока ни ему, ни Ленке с Васькой ничего не угрожает. Из оставшихся в живых обо всем знает только Роман Назаров, но ему Максим доверял, как себе. Еще трое уже никогда никому ничего не расскажут, но плата за их кровь получена. Поэтому единственный и главный вопрос сейчас — легализация под новым именем. Справка на имя Кириллова Игоря Владимировича действительна еще полтора месяца, времени мало. А денег на новые документы нет, и этим следует заняться в первую очередь. А что касается Ленки, так что с одинокой женщины взять? Вчера развелась, сегодня нового мужика себе нашла — обычное дело. Ее с беглым капитаном Логиновым могут развести и заочно, только подождать надо пару месяцев. Идеальный вариант — уехать на новое место, о квартире в Александрове узнают рано или поздно. Или уже узнали, Ленка могла просто не заметить слежки. Или заметить, но сказать мужу, что все в порядке, чтобы тот не дергался. Ладно, завтра, вернее, сегодня он будет знать все.

Максим вышел на конечной станции и быстро пошел по знакомому маршруту. Миновал хорошо освещенную привокзальную площадь, остановился у стоянки маршруток. Ни одной «газели» поблизости, что неудивительно — уже почти час ночи. Пришлось топать через половину города пешком. Под ледяным ветром и снегом Максим промчался последние километры дистанции и наконец оказался перед старым кирпичным домом. Обошел его, остановился. В окнах угловой квартиры на первом этаже света нет — Ленка и Васька давно спят. И даже не подозревают, что их блудный муж и отец наконец-то вернулся домой. Максим подошел к подъезду — дверь нараспашку, о существовании домофонов здесь никто и знать не знает. Внутри темно, как в пещере, единственная лампочка горит на третьем этаже, передвигаться приходится ощупью. Максим поднялся по лестнице и еле слышно постучал в дверь. Потом еще раз и еще, уже громче, приник ухом к замочной скважине, прислушался. Из квартиры не доносилось ни звука, словно за дверью находилось давно заброшенное, нежилое помещение. Максим потянулся к клавише звонка, но отдернул руку — не следует привлекать к себе внимание. Резкий звук может разбудить чутко спящих стариков-соседей, и кто-нибудь из них обязательно заинтересуется поздним Ленкиным гостем. Максим снова достал мобильник, набрал номер жены. И тут же нажал отбой, услышав автоответчик. Максим грохнул с досадой кулаком по дверце щитка на стене и убрал телефон.

Раздумывать дальше было некогда, Максим достал Пашкин нож, присел на корточки перед дверью. Как бы там ни было, ему надо войти в квартиру. Максим старался не думать о том, что могло произойти за те несколько дней, что он не звонил жене, и что может ждать его за дверью. С улицы послышался звук двигателя — это подъехала и остановилась машина, захлопали дверцы, раздались голоса людей. Через окно в подъезд ворвался луч дальнего света фар. Максим вскочил и в два прыжка взлетел на площадку второго этажа, вжался спиной в стену около окна. Перед подъездом стояла патрульная милицейская машина, и двое стражей порядка уже, чертыхаясь, поднимались по лестнице. Максим чуть приоткрыл деревянную створку и приготовился к броску — сразу под окном находился козырек подъезда. При удачном раскладе с него можно десантироваться на дорожку перед домом. В машине остался только один, уйти от него легко. А эти двое — пока сообразят, пока выбегут… Но все обошлось — менты потоптались перед дверью Ленкиной квартиры, толкнули ее несколько раз и направились к соседней. Ее дверь сама распахнулась им навстречу, и через щель между приоткрытой дверью и стеной на пол упала узкая полоска света. Максим успел заметить короткую толстую цепочку и блики от стекол очков. Все понятно: у соседа-пенсионера бессонница, он услышал шум на площадке, увидел «вора» в глазок и вызвал милицию.

— Все, дед, все нормально, нет тут никого. Спать ложись, ночь уже, — пробурчал один из милиционеров.

— Спасибо вам, спасибо, — блеял в ответ старик, — а я уж подумал, что как в прошлый раз…

Он даже вышел на площадку и рассыпался в благодарностях уже в спину поспешно покидавшим подъезд милиционерам. Те не слушали, спустились по ступеням вниз, грохнули входной дверью.

«Как в прошлый раз». Максим сбежал на первый этаж, вылетел из темноты, затолкал обалдевшего деда в его квартиру и захлопнул дверь.

— Ты чего, ты чего? — забормотал старик испуганно. — Иди давай отсюда.

— Тихо, дедуля, не ори, — вполголоса проговорил Максим.

— Сам не… А я вас помню, вы в прошлом году с Леночкой приезжали. — Дедок даже заулыбался на радостях, что так легко отделался.

— Приезжал, — подтвердил Максим, — я вас тоже помню.

И действительно помнил: старик тогда сразу притащился знакомиться с новыми соседями, поговорил с Ленкой про ее деда и попытался угостить Ваську конфетой. Но та спряталась за отца и притихла, как мышь под веником, — то ли испугалась незнакомого человека, то ли застеснялась. Пауза затягивалась, и Максим только собрался задать вопрос, как дед заговорил первым:

— Опоздали вы, увезли ее. И дочку вашу тоже.

— Куда увезли? Кто? Когда? — вопросы сыпались один за другим.

Но толком дед ничего рассказать не смог — разволновался, начал хвататься за сердце. Максим его не торопил, не перебивал, сам почти перестал дышать, чтобы не пропустить ничего, ни одного слова. Старик уселся на полку с обувью и довольно быстро и связно рассказал, как слышал за стеной сначала тихие, потом громкие голоса людей, потом крики — женский и детский, потом все разом стихло. Потом, кажется, кто-то плакал, но в этом дед не был уверен, затем вниз по лестнице сбежали несколько человек и сели в машину у подъезда.

— Машина какая была?

Этот вопрос остался без ответа.

— Не знаю, как называется, но не иномарка, — вот и весь сказ.

Зато утром, когда дед собрался идти в аптеку, он увидел, что дверь соседней квартиры приоткрыта, а внутри все тихо. Дед прошел мимо, домой он вернулся примерно часа через два и застал на площадке ту же самую картину. Он выждал еще час, но ничего не происходило. Тогда старик решился и позвонил наконец «куда следует». К дому сначала подъехала патрульная машина, милиционеры зашли в квартиру, а еще минут через пятнадцать у подъезда остановился микроавтобус. В его салон через заднюю дверь втащили тяжелый сверток, завернутый в одеяло. Этого зрелища дед не выдержал, побежал пить лекарство, а когда вернулся к окну, все уже закончилось.

— Милиция что сказала? — тут Максим попал в точку.

— Сказали, что скорее всего убийство с целью ограбления, — сообщил дед.

— С целью ограбления, — повторил Максим. Какое, к черту, ограбление, что там брать, в этой развалине? Крики в квартире, плач, сверток в одеяле, который вынесли из подъезда… Ловко провернули все, очень ловко и оперативно.

— Опоздали вы, — вновь произнес старик, — на несколько дней всего.

Максим, не отвечая, вышел из квартиры деда, захлопнул за собой дверь и сбежал вниз по ступеням лестницы. Остановился на крыльце подъезда, вдохнул несколько раз холодный сырой воздух и вернулся обратно. Подождал немного на площадке, прислушиваясь: за дверями обеих соседних квартир тишина. Максим присел на корточки и осмотрел ячейку замка. Следов взлома не заметно, дверь открывали и закрывали «родным» ключом. Значит, «в прошлый раз» Ленка дверь открыла сама. Или ключ уже был у «гостей» в руках, к такому замку дубликат изготовить — раз плюнуть. Или…

Вариантов того, как развивались события, было много. Максим поколдовал над старым замком, потянул на себя за ручку дверь. Вошел в квартиру. Постоял в прихожей, подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Прав старик: он опоздал, и опоздал безнадежно. В квартире тихо, как в склепе, даже слышно, как капает где-то вода. Закрыл входную дверь, положил на пол рюкзак и двинулся налево, вошел в комнату. Похоже, здесь обитала Васька, об этом можно догадаться по огромному количеству ее рисунков, разбросанных на полу, на старом письменном столе, на кровати и на подоконнике. Остальные вещи тоже разбросаны, двери шкафа раскрыты, ящики стола вырваны, валяются рядом. На полу у окна разбитый горшок с цветком, здесь же куча земли, ею присыпан край полуоборванной шторы. Максим вернулся в коридор, заглянул в совмещенный санузел, прошел во вторую комнату. Та же картина — разгром, хаос и пустота. Здесь что-то искали, и с большим усердием, чем в комнате Васьки. Диван отодвинут от стены, подушки валяются на полу, рядом осколки — выбито стекло в серванте. Перевернутые горшки с цветами, земля вперемешку с бумагами и мелкими вещами рассыпана по полу.

Максим вышел из комнаты, боком прошел на кухню. И, как всегда, забыл — врезался лбом в притолоку. Охнул сдавленно, пригнулся, вошел в тесное помещение. Первым делом поплотнее завернул кран над раковиной — слышать душераздирающий звук капели было уже невмоготу. Здесь тоже разгром, вплоть до того, что перевернуты банки с крупой, пол усыпан вермишелью. Вернулся в Ленкину комнату, постоял в темноте, бессмысленно глядя в одну точку. Что-то не то здесь, не так, неправильно. К чему весь этот бардак, что могли искать убийцы? Да ничего, они просто перевернули все вверх дном, имитируя ограбление, вот и все. Максим очнулся от звуков шагов над головой в квартире на втором этаже. Стряхнул оцепенение, придвинул к стене диван, бросил на него подушки. И уселся на них, продолжая сжимать в кулаке рукоять ножа.

Скорее всего то, чего Максим боялся больше всего, произошло сразу после того, как он в последний раз поговорил с женой. И те, от кого он пытался уберечь семью, нашли ее. Все верно, кровная месть распространяется на всех членов семьи, даже на детей. Когда вышла та заметка в газете? Со дня ее публикации прошла неделя, не больше. Заказчик все понял правильно и поступил так, как и диктуют людоедские законы его племени. Но на этот раз плата за кровь четверых боевиков оказалась слишком высока. Максим прошелся по комнате, затем присел на корточки, пытаясь разглядеть, нет ли на грязном, затоптанном полу пятен крови. Потом рванул в соседнюю комнату и долго ползал там по ковру. Но в темноте ничего не высмотрел, взял первый попавшийся Васькин рисунок, поднес к глазам. Васька нарисовала автопортрет — себя верхом на лошади. Лошадь, похоже, шла иноходью — обе левые ноги вынесены вперед, правые опорные. Хвост и грива стелются по ветру, девочка сидит в седле прямо, локти прижаты к бокам. Все верно, посадка почти идеальная — Васька запомнила все, о чем ей говорил отец. Максим отложил рисунок, вернулся в коридор, подобрал с пола Ленкину сумку, открыл ее. Внутри пусто — ни кошелька, ни телефона, ни документов. «Убийство с целью ограбления» — сейчас, так я вам и поверил. Дедушкам и бабушкам будете эти сказки сказывать. Убить человека за тысячу-полторы рублей или за мобильник… Хотя наркоши в поисках денег способны и не на такое, но тот, кто пришел сюда несколько дней назад, искал не деньги на дозу или на бутылку. У него, вернее, у них была другая цель. А телефон и деньги из сумки могли прихватить и приехавшие по вызову менты. И, судя по словам деда, понятых они не приглашали, экспертов тоже не было, старик рассказал бы об этом. Даже дверь не опечатали. Значит, выполняли приказ начальства — представить все как обыкновенную уголовщину. Неудивительно: заказчик — обеспеченный человек, ему хватит средств, чтобы купить все правосудие в этой стране.

Максим бросил сумку на полку в прихожей, заглянул в ванную. Здесь тоже бардак, перевернуты коробки с порошком, оборванная занавеска повисла на старой «стиралке». На плитках пола Максим обнаружил размазанные темные полосы. Рискнул, включил свет и долго стоял над ними на коленях. Очень похоже на кровь, ее то ли пытались замыть, то ли вытереть, но сделали это очень неаккуратно, вернее, наспех. Максим вышел из ванной, хлопнул ладонью по выключателю, прошел в комнату и снова уселся на диван. Сейчас, как тогда, на берегу «моря», и потом, после телефонного разговора с вдовой Михаила, и у сгоревшего дома Волковых Максим снова ничего не почувствовал. Это хорошо, в таких случаях эмоции должны отключаться автоматически, и горе тому, кто уступит их напору. Потом будут и злость, и ярость до онемения губ, до темноты в глазах. Сейчас всю свою способность соображать, анализировать и принимать решения надо бросить только на планирование дальнейших действий. Впрочем, все уже понятно и так. Кровь за кровь — формула стара как мир, она даже старше человека. Или: «В ответ на нанесенный ущерб следует поступать по отношению к чужим ровно так, как они поступают по отношению к тебе и твоим сородичам». Это звучит более цивилизованно, но суть та же. Возмездие должно быть адекватно преступлению: глаз за глаз, зуб за зуб, рука за руку, рана за рану, душа за душу. Во всех нормальных странах правосудие вершит государство, но только не здесь, не в России. Он, капитан Логинов, уже успел убедиться в этом на собственной шкуре. Двадцать три года колонии за то, что выполнял приказ командования, — этого достаточно, чтобы сделать для себя выводы на всю оставшуюся жизнь. Она, собственно говоря, уже закончилась — полчаса назад или чуть больше. Вокруг пустыня, выжженная земля — здесь нельзя жить, здесь никого нет, кроме Максима. Он остался один на пепелище и чувствует, что ему не хватает воздуха, он не может глубоко вздохнуть и перед глазами уже пляшут желтые искры. Ничего, это нормально — организм приспосабливается к новым условиям существования, как ушедшая на глубину подводная лодка в «автономке».

Максим лег на диван, вытянулся во весь рост, закрыл глаза. Странное состояние — как будто заново рождаешься или, наоборот, умираешь. Осознание того, что в этом мире ему никто не поможет, никто не поддержит и возвращаться тоже некуда, способно превратить человека в жалкую полураздавленную тварь или в чудовище. Максим физически чувствовал, как он проходит точку невозврата, умирая и воскресая одновременно. Капитан Логинов отныне не в бегах, он выполняет очередное задание. И рассчитывать ему придется только на себя — на собственную голову, руки и отработанные, доведенные до автоматизма навыки ведения разведки и боевых действий. «Готовьтесь, дети гор, продажные судьи и сбежавшие от ответственности командиры. Я дотянусь до вас даже с того света, хоть с Луны, для этого броска мне хватит сил, возможностей и ненависти. Утром отсюда выйдет уже не человек, а лишь его оболочка». Максим чувствовал, как внутри у него догорает все, что заставляло его сдерживаться, не переходить границ. Последний барьер не выдержал давления и разлетелся в прах. «Цена крови — какова она? Я сам решу, когда хватит, когда пора остановиться. Если кому-нибудь не удастся прикончить меня раньше». Максим открыл глаза, посмотрел в переплетение теней на потолке. Надо отдохнуть, набраться сил — на это осталось часа три, не больше. Потом возвращаться на вокзал и ехать в Москву, чтобы найти тех, кто приказал убить сослуживцев Максима, его жену и дочь. О том, что будет после того, как свершится правосудие, Максим даже не задумывался. Охота, на которую он собирался выйти, скорее всего станет для него последней. Но это неважно, пусть так и будет, главное — забрать с собой побольше выродков, которые никогда не станут людьми.

Из квартиры Максим вышел рано утром. Прислушался к шумам и шорохам в подъезде, постоял перед закрытой дверью и вышел на улицу. Снова сыпал снег, и грязь пряталась под белым «маскхалатом». Максим шел к вокзалу и все ускорял шаг. «Быстрее, быстрее», — твердил он себе на ходу. Но не для того, чтобы поскорее добраться до цели, — действия не давали задумываться, отгоняли мысли прочь, заставляли думать о насущном. О том, например, что уже несколько минут следом за ним едет грязная, с заляпанными номерами «девятка». А по противоположной стороне улицы, чтобы не отстать от Максима, почти бегут трое. Даже издалека видно, что это не низкорослые ленивые существа с дебильно-агрессивным взглядом, а спокойные, резкие, тренированные ребятки. «Выследили все же. Молодцы!» — мысленно похвалил их Максим, остановился рядом с палаткой. Трое немедленно замерли, «девятка» проехала немного вперед и затормозила, но двигатель ее продолжал работать. Трое на другой стороне разбрелись в разные стороны, один скрылся из виду, вроде как за угол ему приспичило. Максим купил поллитровую бутылку воды, сунул ее в рюкзак, осмотрелся. Место выбрано удобное, сразу за палаткой стена дома, в ней арка, дальше — проходной двор. Если пройти через него, то до вокзала можно добраться минут за пять. Ну, приступим, как говорится, откроем счет. Максим неторопливо пошел по самой кромке тротуара, поравнялся с «девяткой». Рывком вытащил из-за пояса пистолет, выстрелил несколько раз через тонированные стекла. И потом еще два раза — по целям на противоположной стороне улицы. Хорошо, что вышел рано, — машин мало, людей еще меньше. Но эхо выстрелов разнеслось далеко, кто-то заорал за спиной, резко затормозила белая пассажирская «газель», вылетела на встречку. И сбила третьего, выбежавшего из-за угла на звуки стрельбы. Максим осмотрелся: пассажиры и водитель «девятки» признаков жизни не подавали, а рассматривать, что там делается внутри салона, Максим не стал. Двое на другой стороне тоже не шевелились, третьего под колесами маршрутки вообще не было видно. Все заняло не больше минуты, никто вокруг еще толком не понял, что произошло. Максим убрал пистолет, свернул в проходной двор и знакомой тропой двинул к вокзалу. Но не бежал, просто шел быстро, не оглядываясь, хоть из-за спины и неслись крики и пронзительный рев автомобильных гудков. На привокзальной площади народу было уже полно несмотря на ранний час — половина трудоспособного населения Александрова ехала на работу в мегаполис. Максим вклинился в толпу, перепрыгнул через турникет у входа на перрон и подумал мельком, что зря он так. Не надо выделяться из толпы, безопаснее сохранять личину законопослушного человека. Но, оглянувшись, увидел, как по его следам идет еще десятка полтора человек — платить двести рублей за дорогу в один конец собирались не все. Контролеры — два пожилых неповоротливых мужика в темно-серой форме охранников — беспомощно метались по перрону и матерились бессильно. Максим втиснулся в переполненную электричку, пробрался в середину набитого людьми вагона и увидел, как по платформе несутся три милиционера, один орет что-то в рацию, двое пытаются влезть в вагон.

— Осторожно, двери закрываются! — прохрипел динамик над головой, и милиционер едва успел отпрыгнуть назад.

Электричка дернулась и поползла по рельсам, постепенно набирая ход.

— Бывайте, ребята, — пробормотал Максим, наблюдая через окно, как отстает погоня. Все, здесь больше делать нечего, Александров остался за спиной. Впереди у Максима была встреча с «куратором» крупнейших ресторанов, гостиниц и офисных комплексов Москвы.

Глава 5

«Три вокзала» встретили метелью, толчеей на перроне и давкой у входа в метро. Максим выбрался из толпы в последний момент, взял чуть правее и протиснулся через дверь с надписью «Выход в город». Оказался перед зданием Ярославского вокзала, отошел к стене, чтобы осмотреться. Прямо перед ним кассы пригородных экспрессов, слева — павильон станции метро «Комсомольская», хаотическое скопление палаток и стены здания Ленинградского вокзала. Чтобы попасть на третий — Казанский, — надо пройти немного назад и по подземному переходу перейти Краснопрудную улицу. Максим планировал обосноваться рядом с крупнейшим транспортным узлом Москвы, затеряться среди десятков тысяч человек, ежедневно прибывающих в столицу. Он двинулся к павильону станции метро, постоял немного под табло с расписанием электричек, присматриваясь к толпе. Заметил закутанное в пуховик и платки существо неопределенного пола с табличкой в руках «Сдаю комнату», направился к нему.

— Документы, — внезапно услышал он сзади, и эти слова, сказанные вальяжным и хамоватым тоном, ничего хорошего не предвещали.

Максим остановился, снял с плеча рюкзак, обернулся. Два милиционера стояли перед ним — один начал обходить его слева, отрезая путь к отступлению, второй занял позицию справа, в шаге от Максима. Оба жирные, заспанные, форма мятая, грязная, на оплывших лицах — туповато-безразличное выражение.

— Пожалуйста. — Максим медленно расстегнул «молнию» на кармане рюкзака, достал уже изрядно потрепанную справку об утере паспорта, подал ее милиционеру.

Тот покрутил бумагу в пальцах, передал второму, подошел к Максиму вплотную и предложил негромко:

— Пройдемте с нами, по базе справочку проверим. Это недолго. — И бережно взял Максима под руку.

— Как скажешь, командир. — Максим излучал спокойствие и уверенность в себе. И полную покорность, даже желание выполнить все требования стража порядка. Пошел рядом со вторым милиционером, первый, со справкой Максима в руках, шел впереди.

Они вошли в здание Ярославского вокзала, оказались в толпе у пригородных касс. Очереди к каждой образовывали затейливые хвосты, переплетались, в них то и дело вспыхивали ссоры. Разобраться, кто за кем стоял и кто тут крайний, было непросто. Максим скосил глаз: так, слева есть выход, это хорошо. Широкие двери нараспашку, народ, нагруженный багажом, ломится в обе створки сразу. Как только «конвой» поравнялся с дверьми, Максим резко ударил идущего рядом милиционера правым локтем в бок. От неожиданности тот охнул, вытаращил глаза, но от резкой боли не смог произнести ни слова. Максим рывком развернул его лицом к себе и два раза врезал кулаком под дых. Бить пришлось через толстую зимнюю куртку, и все равно страж порядка, почти потеряв сознание, повис на руках у Максима.

— Эй, ты чего?! — заорал Максим во все горло, делая вид, что держит кабанообразного держиморду из последних сил.

Его напарник обернулся и секунд десять соображал, что происходит, потом бросился к Максиму.

— Что случилось? — Он глупо вылупился на бледного бездыханного товарища.

— Не знаю, мы шли, все нормально было, потом он падать начал, сознание потерял, — торопливо врал Максим, косясь одновременно по сторонам и следя за реакцией пока еще дееспособного мента.

Тот топтался на месте, не обращая внимания на окружавшую их толпу. Максим решил, что с него хватит, представление и так слишком затянулось.

— Держи. — Он почтительно прислонил бесчувственную тушу к недоумевающему напарнику, не забыв выхватить у него из рук свою справку, и нырнул в толпу приезжих, заполнивших здание вокзала. Гигантские клетчатые сумки, огромные чемоданы скрыли его из виду.

Страж порядка, держа в объятиях товарища, уже начал подозревать, что дело нечисто, даже крикнул что-то вроде «Стоять!», но Максим с невозмутимым видом уже проталкивался к выходу из вокзала. Вскоре он оказался на площади перед подземным переходом. Пересек его, поплутал немного в хитрых закоулках, вышел на первом этаже огромного универмага. Прошел через все здание до следующей двери и оказался рядом с Казанским вокзалом. Здесь тоже лучше не задерживаться, тот, раненый, уже наверняка пришел в себя и рассказал напарнику о вероломном поступке Кириллова Игоря Владимировича. И наверняка обиделся, пожаловался по рации остальным, передал приметы нехорошего человека. Максим быстро прошел мимо входа в здание вокзала, пересек железнодорожную колею и оказался на Каланчевке. Высотка гостиницы «Ленинградская» осталась позади справа. Максим шел по улице к следующей станции метро и думал о том, как поступить дальше. Реализовать удалось только часть плана, а жилье надо найти до вечера. Выход один — купить газету, открыть раздел с соответствующими объявлениями, выбрать район, поторговаться. Максим добрался до высотки над станцией метро «Красные Ворота», остановился на перекрестке, как витязь на распутье. Все по сценарию: направо пойдешь — голову потеряешь, налево — коня лишишься. Можно, конечно, для разнообразия пойти прямо, но загвоздка в том, что русский богатырь прямо не ходит.

Максим заметил у отделанной серым гранитом стены здания газетный ларек, направился к нему. Но прошел мимо, увидев, что впереди, на тротуаре у пешеходного перехода, что-то произошло. Рядом с автобусной остановкой неподалеку от центрального входа в высотку собрались несколько человек. Максим протиснулся сквозь толпу. На асфальте лежал мужчина лет шестидесяти, полный, лицо покрыто испариной, очки валяются рядом, одно стеклышко треснуло от удара об асфальт. Максим подошел поближе, наклонился над человеком и почувствовал отчетливый запах ацетона. Медлить нельзя — человек вот-вот потеряет сознание и умрет прямо здесь, почти под колесами машин. Максим присел на корточки рядом с пожилым человеком и принялся обшаривать его карманы.

— Эй, ты чего творишь? — немедленно заорали из-за спины. — Сдурел? Я сейчас ментов позову!

— Зови, — огрызнулся Максим, — только уж пусть они и труповозку сразу вызывают. Гликемическая кома у него, он диабетик, такие всегда с собой хлеб или сахар носят, чтобы симптомы снять.

Слова Максима оказали на толпу волшебное действие — никто больше не орал, все затаили дыхание и ждали развязки. Но помогать не спешили. Черт бы с ними, но в карманах одежды полуживого уже человека Максим ничего не обнаружил. А действовать надо быстро, иначе сейчас, на глазах у всех, здесь появится «двухсотый». Максим поднялся на ноги, и окружавшие его люди резко подались назад. В том числе и мальчишка лет пяти — он, набычившись, смотрел то на старика на асфальте, то на Максима, а в кулачке сжимал чупа-чупс.

— Дай-ка сюда. — Максим осторожно отобрал у мальчишки конфету. — Тебе мама еще купит.

Мамаша — пухлая бабенка в грязной белой куртке и черных джинсах со стразами, заправленными в грязные сапоги, — что-то вякнула возмущенно, но, перехватив взгляд Максима, отступила назад, потащила за собой сына. Максим сорвал обертку, заставил человека разжать зубы, запихнул леденец ему в рот.

— Тихо, дед, спокойно, — заметив, что лежащий подает признаки жизни, проговорил Максим, помог старику подняться на ноги.

Тот трясся, мычал что-то невразумительное и все пытался отряхнуть грязь со старого пальто и обтрепанных брюк. Толпа рассосалась, и Максим облегченно выдохнул.

— Ты где живешь? Говори, провожу, — обратился он к деду. Вопрос пришлось повторить дважды, пока тот сообразил, о чем его спрашивают.

Он дрожащими руками нацепил на нос очки и наконец сказал название улицы и номер дома. Максим подхватил его под руку и потащил по указанному адресу. Благо идти пришлось недалеко — обойти высотку над метро, палатки у ее стен, повернуть и войти в маленький дворик. Три старые девятиэтажки смотрели окнами друг на друга и на величественное, уходящее ввысь белоснежное здание со шпилем на вершине. Между домами, к которым они шли, вилась узенькая тропка. И вела она, похоже, к проходным дворам, что было очень даже недурно. Лифт в доме не работал, и Максим почти втащил на себе старика на четвертый этаж, дождался, когда тот раскопает в кармане ключ и откроет дверь.

— Все, дед, больше так не делай, или помрешь прямо на улице. Тебе это надо? Вот и я так считаю, — наставлял старика Максим.

Тот благодарил плачущим голосом, предлагал зайти. Максим приглашение принял, вошел в малюсенькую темную однушку, прошел на кухню. Представился хозяину, сказал, что приехал в Москву искать работу. И поинтересовался ненавязчиво, не знает ли старик — его звали Валерий Николаевич — кого-нибудь, кто сдает комнату. Или однокомнатную квартиру. Дед закивал головой, потащился в прихожую к телефону, долго крутил диск древнего аппарата с замотанной скотчем трубкой. Потом поговорил с кем-то минут пятнадцать и вполз наконец обратно.

— Вон в том доме, — показал он через окно на девятиэтажку напротив, — шестой этаж, квартиру сдают, но на три месяца, не меньше. Хозяйка через час подъедет, я ее матери звонил. У меня пока посиди, — предложил старик.

Время пролетело быстро, Максим слушал старика, не перебивая, иногда задавал вопросы, чем вызвал к себе горячую любовь и доверие одновременно. Дед напоил его чаем и долго говорил о том, как работал учителем физики и математики, как недолго, до начала смутных времен, был директором школы. И как его выпроводили на пенсию, потом лишили надбавок за стаж, как все подорожало в магазинах… И что из дому невозможно выйти по вечерам из-за припаркованных у подъезда машин, как орет из них до утра музыка, не дает заснуть. Максим посидел еще немного, потом попрощался с Валерием Николаевичем, записал его телефон, пообещал позвонить. Сбежал вниз по лестнице, направился на встречу с квартирной хозяйкой в дом напротив.

Лифтом он по привычке не пользовался, поднялся наверх пешком, позвонил в указанную квартиру. Дверь открыла худющая сутулая женщина неопределенного возраста, остроносая, с короткими обесцвеченными волосами. В первый момент Максиму даже показалось, что она лысая. Потом присмотрелся, понял, что ошибся. Поздоровался, осмотрел квартиру, покрутил краны в ванной и на кухне. Все работает, все исправно. Ремонта, правда, здесь не было давно, и по всему видно, что квартиру часто сдают внаем. Общага общагой, только что сортир и кухня свои собственные. Зато и цена гуманная, особенно учитывая близость к метро и трем вокзалам. Торговаться не стал, но пришлось идти вместе с хозяйкой квартиры вниз, к банкомату. Там же и рассчитались. Максим отдал деньги сразу за три месяца и получил ключ и напутствие: не пить, гостей не водить, стекла не бить. Поклялся выполнять эти заповеди и вернулся в свое очередное съемное жилье. Бросил на полку шкафа в прихожей рюкзак, прошел в кухню, открыл холодильник. Осмотрел пустые полки и понял, что придется снова идти в магазин. А заодно прикупить пищи для ума — той, что послужит материалом для анализа обстановки и планирования дальнейших действий. Ждать дальше, затягивать Максим не мог себе позволить. Осознание того, что приказавшая убить его близких и сослуживцев тварь еще дышит воздухом, ходит по земле и смотрит на солнце, подстегивало, заставляло спешить.

Максим потратил остатки наличных, сделал запас продуктов, чтобы показываться в магазине пореже. Но пришлось все же еще раз идти к банкомату. Максим поклялся себе в очередной раз, что все до копейки отдаст Роману — заработает или украдет, если понадобится. Кстати, отличная мысль, надо заставить «куратора» оплатить пребывание Максима в столице, осталось только продумать, как это сделать. У стойки с газетами он задержался надолго, вышел из магазина с ворохом желтой прессы. «Дома» вдумчиво изучил макулатуру, кое-что запомнил, кое-что записал. План дальнейших действий созрел мгновенно. У кривого, трухлявого, но с глубокими, цепкими корнями дерева было три молодых побега. И начинать нужно с них. О похождениях наследников московского бизнеса «куратора» газетенки и журналы писали взахлеб. Но статьи разрозненные, чтобы определиться, с кого начать, нужна база данных поосновательнее. Интернет — вот что нужно. В этой всемирной помойке можно найти все недостающие сведения. Посещение интернет-кафе Максим оставил на завтра, занялся первоочередными делами. Убрал нож и пистолет в надежные, но легкодоступные места, приготовил ужин. Поел без аппетита, заставил себя проглотить все только потому, что в ближайшие дни ему должны были понадобиться силы, способность быстро соображать и принимать верные решения. Уже перед сном он прокручивал мысленно свой завтрашний день, обещавший быть насыщенным. Завтра состоится его первая встреча с убийцей его жены и дочери, что-то вроде смотрин. Тот еще даже не подозревает, что превратившаяся в охотника добыча уже пришла за его жизнью. А заодно и за жизнями трех выродков, двое из которых были его сыновьями, а третий — любимым племянником.

Утром Максим с пользой для себя провел в интернет-кафе почти час. Узнал много интересного об «объекте», начать обзорную экскурсию решил с посещения бизнес-центра рядом с Киевским вокзалом. Продолжить планировал осмотром другой достопримечательности — гигантского торгового центра на Смоленской площади, а закончить — посещением еще одного здания на Краснопресненской набережной. Никаких активных действий на сегодня не намечал, собирался просто присмотреться, изучить свои охотничьи угодья. И декорации, среди которых будет проводиться спецоперация по уничтожению бешеной собаки. Личной встречи с «куратором» Максим искать пока не собирался, она обязательно произойдет, но в свой срок. Как и положено главарю военного и экономически-политического объединения, «куратор» прописан был в горном селе, но проживал, естественно, в Москве. Славился своей способностью бескровно улаживать дела с бандитами и мирно уживаться с криминальными авторитетами, хоть и пережил несколько покушений на себя. Если верить фотографиям, выглядел он для своих шестидесяти с лишним лет просто отлично — гладко выбритое лицо, светлая кожа, подтянутая фигура. Его можно было бы по ошибке принять за человека, если бы не взгляд — надменный, неживой, полный злобы. И поза, положение рук, поворот головы — во всем читались спесь, наглость и звериная готовность в любую секунду разорвать любого. Того, кто усомнится в превосходстве шакала над человеком разумным.

У здания-монстра из стекла и бетона Максим оказался в полдень. Вышел на кольцевой станции метро, миновал здание Киевского вокзала, остановился за оградой парковки. Потом двинулся неторопливо к центральному входу, вошел в гигантский гулкий холл. Постоял немного, осмотрелся, направился к стойке ресепшен. Замедлил шаг, отступил за гигантское развесистое дерево в керамической кадке. И замер там, повернувшись к входным дверям вполоборота. К входу подкатила тонированная иномарка, остановилась резко, захлопали дверцы. Из машины вышли четверо и направились через холл к лифтам. Забегали служащие, заметалась охрана, вскочила за стойкой девушка-секретарь (или как она там правильно называется?). Максиму показалось, что все сотрудники делового центра сейчас рухнут на колени, приветствуя хозяина, как это было принято в Древнем Египте, но нет, обошлось.

Это был не хозяин, а его сын. И, насколько успел рассмотреть человека Максим, младшенький. Генетически заложенную дурь невозможно скрыть ни дорогой одеждой, ни стрижкой, здесь бессильны косметолог и стилист. Через холл в сопровождении то ли охраны, то ли друзей двигалось промежуточное звено между обезьяной и человеком. Развязная походка на полусогнутых, размашистые, раскоординированные движения рук, гогот и ржание вместо человеческой речи… Все охранники были одеты как под копирку — в спортивные костюмы и разноцветные кроссовки, кое у кого даже со стразами. В руках у каждого орущий на все лады мобильник. Спасибо, что не нож или пистолет, с них станется. Максим видел, как вслед вошедшим оборачиваются иностранцы, переговариваются в недоумении. Впрочем, отморозков и уродов хватает во всех нациях, с этим не поспоришь. «Вот, полюбуйтесь. Так выглядит наша бизнес-элита». Максим проводил гоп-компанию взглядом, подождал, когда те скроются за сверкающими дверьми кабины лифта. Ну что ж, вот и познакомились, день прожит не зря. С этого и начнем, так тому и быть. Максим пересек холл, вышел на улицу, осмотрел бронированную иномарку, запомнил номер. Но сделал это по привычке, так, на всякий случай. Эта машина — наверняка одна из многих, пятая, если не десятая в автопарке бандита.

Максим вернулся на съемную квартиру еще до темноты, осматривать остальные достопримечательности не поехал. Что он там увидит? Набитые охраной огромные, как космодром, помещения? Зомбированных служащих? Или очередной «броневик», по-хамски перегородивший вход? С него хватит сегодняшней поездки — цель выбрана, метод ее устранения тоже. Осталось исследовать окрестности будущего театра военных действий и купить недорогой, но эффективный реквизит. И запастись терпением — неизвестно, сколько придется ждать часа икс. Младший сын «куратора» может оказаться в нужном месте в нужное время уже завтра или через неделю. Или через две — неважно. Максим будет ждать сколько потребуется. И дождется, своего не упустит.

На выполнение первой части плана понадобилось несколько дней. Максим оказался рядом с дорогим, «элитным», как значилось в рекламном объявлении, конным клубом рано утром. Осмотрел издалека здание конюшни, крытого манежа, леваду и плац, но приближаться к ним не стал. Нечего там делать, и так понятно, что местечко действительно не их дешевых. На таких «постоялых дворах» жизнь у лошадей сказочная. Кормят по восемь раз на дню, водят в солярий, моют с шампунями и бальзамами. «Расчистка» и ковка по графику, выводка, берейтор, ветеринар — все как положено. Стоит весь набор услуг тысячи две долларов в месяц, если не больше. Сущие копейки для такого обеспеченного человека, как «куратор». И его младшенького — любителя лошадей. Максим с особым вниманием изучил страницы «желтушного» журнальчика, где живописалась любовь младшего сына к животным. Лошадей, судя по фотографиям, у него было две, и обе стоили, как иномарка представительского класса. И обе «стояли» в этой конюшне, а может, и весь загородный клуб в пяти километрах от МКАД принадлежал бандитам. Максима такие интимные подробности не интересовали, сейчас ему было важно другое. Территорию он осмотрел издалека — входы, выходы, ворота, посты охраны — и на этом успокоился. И двинулся по утоптанному проселку в лес, который начинался сразу за левадой. В последний месяц осени она не пустовала, закутанные в попоны лошади свободно гуляли в ней, две особо резвые носились, взбрыкивая, и шарахались от изгороди с «электропастухом». Максим дошел по проселку почти до кольцевой дороги, остановился, услышав впереди звуки работающих двигателей, двинулся назад. Только уже не по схваченной морозцем грязи, а по лесу, параллельно прогулочной тропе. Добрался до развилки, прошел по боковой, узкой и заросшей дорожке до глухого бетонного забора, постоял немного. Ну, вот и все, место выбрано, осталось определиться со временем. А для этого нужно выяснить, как часто наведывается сюда младшенький, какой маршрут прогулок предпочитает. То, что он не станет проводить время в крытом манеже или на плацу, это понятно. Скорее всего будет носиться по лесу — до МКАД и обратно, пока не надоест. Или пока лошадь не выдохнется.

Первое же появление сына «куратора» подтвердило предположения Максима. Это произошло уже на второй день наблюдения. Конюшня располагалась недалеко от съезда с Щелковского шоссе, и «броневик» со знакомыми номерами остановился на парковке. На этот раз из машины вышел только один человек, грохнул дверцей, направился к зданию клуба. Все, время пошло. Максим бегом рванул на свой наблюдательный пункт, добрался до развилки за пятнадцать минут, успел отдышаться. Встал за ствол огромной сосны, приготовился ждать. Топот копыт по мерзлой земле отлично слышен издалека, и он предупредил Максима о приближении всадника. Погодка не для прогулок — резкий ветер швыряет во все стороны мелкий снег, холодно и мерзко. За весь вчерашний день мимо Максима по лесу проехали только два человека, больше желающих не нашлось. Зато в манеже наверняка столпотворение — машин на парковке полно, людей в клубе тоже. Зато здесь все спокойно, оно и к лучшему, свидетели не нужны.

Максим выглянул из-за укрытия, пригнулся, подбежал к кромке леса, затаился в кустарнике. И вовремя: из-за изгиба дороги уже показался всадник на гнедой лошади, промчался мимо, поскакал дальше. Этих мгновений Максиму хватило, чтобы рассмотреть все детали. Да, все пока шло так, как он и предполагал. Это был первый круг дистанции, скоро всадник промчится мимо еще раз. А лошадь у него великолепная, то ли арабской, то ли ахалтекинской породы. Красавица кобыла-трехлетка, не старше. И сидит на ней это существо, как на заборе, за такую посадку Максима тренер бы убил на месте. И даже не потому, что вылететь из седла при таком положении корпуса и ног — раз плюнуть, не говоря уже о том, чтобы через препятствия прыгать. Но ведь можно на раз угробить лошадь, сбить ей спину так, что на восстановление уйдут недели. Но младшенький о таких мелочах не задумывался — эта сдохнет, папа новую купит, еще дороже. Или еще одну, пока около этой ветеринары и конюхи прыгать будут, — надо же джигиту на чем-то ездить?

Минут двадцать все было тихо. Перед взгорком, за которым открывался вид на МКАД, лесная дорога делала поворот, и в замерзшей грязи там Максим видел множество отпечатков подков. «Младшенький» сделает полный круг и скоро снова будет здесь. Максим ждал, слушал, как шумит лес, рассматривал опавшую листву у себя под ногами. Снег, падавший на нее, уже не таял. Глухой ритмичный стук заставил насторожиться. Максим привстал, выглянул из-за укрытия — так и есть, джигит пошел на второй круг. Вот и хорошо, вот и славненько. Максим достал из кармана куртки петарду, зажигалку, приготовился. Момент броска надо рассчитать так, чтобы напуганная взрывом лошадь рванула в сторону глухого забора по узкой тропе. Поджег фитиль и швырнул шипящий искрящийся снаряд почти под копыта лошади. И следом — для верности — бросил вторую петарду. Эффект превзошел все ожидания: кобыла от взрыва прыгнула вбок на всех четырех ногах одновременно. Всхрапнула, закусила трензель и понесла, но только не по тропе, а прямо через лес. Максим едва успел убраться с дороги обезумевшего животного, вскочил, помчался следом. Вспомнилось, как учил тренер: если чувствуешь, что лошадь пошла вразнос, а остановить ее не можешь, бросай стремена и падай немедленно. Целее будешь. Но джигит до такого опуститься не мог, гордость не позволяла. Он мешком телепался на спине лошади, бросил повод, вцепился в гриву и что-то орал, как женщина в истерике. Максим уже решил, что придется изменить первоначальный план и все-таки пристрелить младшенького, когда все вернулось на круги своя. Кобыла тащила всадника по лесу, между деревьями, не разбирая дороги. Повод давно болтался у нее почти на ушах, и взять его всадник даже не пытался. Поэтому сделать ничего не смог — врезался коленом в ствол сосны, заорал не своим голосом и вылетел из седла. Вторая нога застряла в стремени, и трюк «волочение за лошадью» джигит исполнял еще минут пять. До того момента, пока лошадь не остановилась перед бетонной плитой забора.

С такой скоростью бегать по пересеченной местности Максиму не доводилось давно. Больше всего он боялся, что «младшенький» придет в себя и попытается удрать. Но опасался этого Максим зря — тот лежал неподвижно, нога в остроносом лакированном ботинке так и торчала в стремени. И была неестественно вывернута. «Вывих или перелом», — на глаз определил Максим, но уточнять диагноз не стал. Двинулся осторожно с левого бока к лошади, заговорил с ней спокойно и даже ласково:

— Тихо, дурочка, тихо, не бойся. Иди сюда, моя хорошая, иди. — А сам подбирался мелкими шагами, стараясь двигаться плавно.

Кобыла — настоящая красотка, невысокая, метра полтора в холке, маленькая сухая голова с чуть вогнутой переносицей и белой проточиной по ней, шея длинная, черный «петушиный» хвост держит высоко. Лошадь косилась на незнакомого человека огромными блестящими глазами, всхрапывала, вздрагивала всем телом, шарахалась из стороны в сторону. И тащила за собой по кочкам и корням еще живого всадника — тот слабо стонал в ответ на каждое движение лошади. Максим не сдавался, шел слева и чуть позади лошади и в конце концов прижал ее к забору. Схватил поводья, взял кобылу под уздцы, погладил по храпу, потрепал по шее. Лошадь фыркнула, дернула головой, но вырваться не смогла. Максим обмотал поводья вокруг тонкого ствола молодой ольхи, обошел лошадь, остановился. Джигит слабо шевелился, его рука тянулась к карману кожаной куртки, где заливался мобильник. Максим вытащил телефон у него из кармана и с силой швырнул мобильник в забор. Пластиковая коробка уцелела, отлетела только крышка, лязгающий восточный мотив испугал лошадь. Она заржала коротко, рванулась назад, чуть присела на задние ноги. Седло со спины съехало набок, пустое стремя лежало почти на спине лошади.

— Тихо, тихо, сейчас, — негромко произнес Максим, подобрался к орущему мобильнику, поднял его и добил о бетонную плиту.

Телефон разлетелся вдребезги, трель оборвалась. Надо спешить — этого урода могут начать искать, если уже не начали. Максим снова огладил лошадь, и она почти успокоилась, только дрожала всем телом, но уже от холода. Простаивать после такой скачки лошадь не должна, ее надо поводить полчасика, желательно под попоной. Иначе — пневмония и мясокомбинат, а губить такую красоту у Максима не поднялась бы рука.

— Сейчас, сейчас, постой, постой, красавица моя, — почти пропел он, вытащил, не церемонясь, ногу джигита из стремени, отволок его в сторону, в лес.

Тот пытался что-то говорить, он то ли угрожал Максиму, то ли предлагал ему денег — непонятно. Оттого что все прошло так легко и быстро, Максим чувствовал прилив сил, почти эйфорию. Сегодня в городе станет немного чище, а совесть и чувство вины чуть-чуть разожмут челюсти, дадут хоть одну ночь спокойного сна. Ненадолго, но этой передышки хватит. Дальше потребность убивать сыновей «куратора» превратится в зависимость. Только вид крови этих существ даст анестезию, заглушит боль и чуть умерит злость. Максим швырнул «младшенького» на присыпанные снегом листья и мох, ударил носком ботинка по ребрам. Посмотрел на покрытое щетиной, перекошенное от боли и страха, перемазанное кровью из разбитого носа лицо, на расширенные зрачки. Похоже, он еще и обдолбанный. Уроды, как есть уроды. Интересно, он сам был за рулем, когда ехал сюда, или его привез водитель? И понимает ли это существо, что его никчемной жизни пришел конец? Да какая теперь разница! Максим пинком перевернул скулящего от боли джигита на бок, потом на живот. «Младшенький» еще рыпался, даже попытался ползти. Максим не мешал ему, шел неторопливо рядом, сжимая в кулаке рукоять Пашкиного ножа. Все, ждать больше нельзя, надо заканчивать. Максим нагнулся, схватил сына «куратора» за волосы, приподнял немного и одним быстрым движением перерезал ему горло. Швырнул на землю. Постоял немного, смотря то в снежное мутное небо, то на пляшущую от холода лошадь, потом опустил глаза. Джигит лежал неподвижно в черной луже, над ней поднимался легкий парок. Все, можно уходить. Максим вытер нож об одежду убитого, убрал его в карман и двинулся к забору.

Кобыла рвалась с привязи, лягалась, угрожающе ржала. Максим размотал поводья, забросил их на шею лошади, взял ее под уздцы. Вывел ее на тропу, поправил седло, осмотрел холку лошади. Так и есть — видны потертости, на шерсти засохшая кровь. То ли джигит сам ее седлал — кое-как, наскоро, то ли сбил уже во время скачки. Кобыла мотнула головой, дернулась, но Максим поводья не выпустил. Подогнал стремя под себя, сжал пальцами левой руки поводья и черные пряди гривы, правой рукой ухватился за заднюю луку седла. Нога вошла в стремя и чуть коснулась бока лошади. Та вздрогнула, попыталась шагнуть вперед, но не позволил натянутый повод. Максим уперся левым коленом в крыло седла, оттолкнулся правой ногой, перенес ее через спину лошади и оказался в седле. И понял, что легкой прогулки не получится: только он успел разобрать поводья, как кобыла ударила задом. Потом пошла боком, вывернула голову, пытаясь укусить всадника за колено, подпрыгнула несколько раз на месте, опустив голову. То ли лошадь чувствовала запах крови и смерти, то ли не прошел еще испуг после взрыва петарды, но подчиняться она отказывалась. Максим удержался в седле, выдержал все выкрутасы полной сил застоявшейся лошади и наконец заставил ее двигаться вперед. Но только для того, чтобы позволить ей пойти вразнос. С этим он справился быстро — коротко выбрал внутренний повод, завернул лошади голову так, что был виден край налившегося кровью белка глаза. Заставил ее побегать по кругу со свернутой набок головой и остановил.

— Не дури, не дури, — приговаривал Максим, оглаживая кобылу по шее, — тебе мерзнуть нельзя, давай, девочка. — И снова попытался выслать лошадь вперед.

Она послушалась, присела на задние ноги и рывком взяла с места, но лишь для того, чтобы резко остановиться метров через двадцать и попытаться сделать «свечку». Но Максим был начеку, он успел поймать момент подъема и врезал лошади кулаком между ушей. На этом вопрос был закрыт. Кобыла исчерпала ассортимент подлянок, смирилась и поскакала по гулкой подмерзшей земле ровным плавным галопом. В лицо летели колючие снежинки, Максим отворачивался, опускал голову. Началась настоящая метель, когда не видно ни неба, ни земли. Даже лес по краям дороги скрылся за мутной бледной сеткой. Максим услышал впереди шум автомобилей на МКАД, набрал повод, заставляя лошадь сбавить темп. Та подчинилась, пошла тише, Максим увидел пригорок, развилку перед ним и чуть наклонился в седле вправо. Кобыла вписалась в поворот и снова понеслась во весь опор, почувствовав отпущенный повод. Пять, десять, пятнадцать минут безумной скачки, и Максим понял, что пора останавливаться. Он осторожно перевел кобылу на рысь, потом на шаг. Заставил остановиться, спрыгнул на землю, повел за собой лошадь в поводу. Перед очередным поворотом, откуда уже были видны крыши конюшни и крытого манежа, Максим отпустил поводья, хлопнул перед мордой лошади в ладоши:

— Давай, домой, домой, пошла.

Кобыла дернула головой, шарахнулась в сторону, но затем побрела обратно к Максиму. Тот отступил назад и хлопнул лошадь ладонью по крупу. Кобыла всхрапнула, прижала уши и поскакала по дороге, но снова остановилась. Максим пожалел, что не прихватил еще одну петарду, и свистнул резко, так, что у самого заложило уши. Этого оказалось достаточно — кобыла рванула в сторону конюшни, исчезла из виду. А Максим снова свернул в лес и двинулся параллельно кольцевой дороге к Щелковскому шоссе. Вышел из леса, добрался до автобусной остановки, спрятался от снега под крышу павильона. Все, ищите меня сколько хотите, ни одной собаке не найти. Петарды, конечно, обнаружат, но того, кто их бросил, — вряд ли. Пришел с одной стороны, а куда ушел — непонятно. Считайте, что улетел. И уже в теплой маршрутке, согревшись на заднем сиденье, попытался предположить, как скоро заказчик сообразит связать между собой смерть четырех его посланцев в небольшом городке в центре страны и гибель своего младшего сына. А сообразив и связав, что будет делать, как поведет себя и, главное, что почувствует? Если хоть каплю, крохотную частицу той боли и пустоты, что терзали Максима, то дело можно считать сделанным. На треть. Или на четверть? В любом случае впереди еще много работы. Кто будет следующим — старший сын «куратора» или его племянник? Надо подумать, до кого проще и быстрее дотянуться.

Вечером Максим, закупив в газетном ларьке очередную партию желтой прессы, возвращался на съемную квартиру. На шестой этаж поднялся на лифте, вышел из кабины, держа в одной руке пачку яркой макулатуры, в другой — пакет с продуктами. Подошел к дверям квартиры и остановился, глядя прямо перед собой. Потом закрыл на секунду глаза, снова уставился на коврик перед дверью. На нем сидела Фекла — такая же трехцветка, словно сестра-близнец той, из прошлой жизни. Кошка подняла голову, зажмурилась и снова вытаращила желто-зеленые глаза. Осмотрела Максима и поднялась, отошла в сторону, словно уступая дорогу.

— Дашка, Дашка! Ты где? Иди сюда?

Максим даже вздрогнул от звуков голоса. Поставил осторожно пакет на пол, положил газеты и журналы сверху, присел рядом с кошкой на корточки.

— Ты кто? — тихо спросил он, и зверек подошел на голос, потерся головой о рукав.

Максим взял кошку на руки, и та немедленно заурчала, завозилась, устраиваясь поудобнее. И пошевелила ушами, снова услышав свое имя. Прижимая кошку к себе, Максим спустился на пятый этаж, потом на четвертый, на третий. Никого, только хлопнула внизу дверь подъезда. Он посмотрел в окно на площадке, но в темноте никого не разглядел, только заметил, как метнулась почти неразличимая в метели чья-то тень. Запиликал домофон, дверь подъезда снова открылась, и кто-то уже бежал вверх по лестнице, остановился на втором этаже. И вскрикнул с досадой — тонко и словно обиженно. Максим перегнулся через перила, посмотрел вниз. У двери однокомнатной квартиры стоял человек, искал что-то в карманах клетчатого пальто. И обернулся, услышав шаги за спиной.

— Дашка! Где тебя носит? Спасибо!

Навстречу Максиму шагнула девушка, высокая, очень бледная, с длинными темными волосами, собранными на затылке в растрепавшийся хвост. А глаза, кажется, заплаканные. Или Максиму в полумраке это просто показалось? Он передал кошку хозяйке и почувствовал, как вздрогнули холодные тонкие пальцы девушки от его прикосновения.

— Я ее перед своей квартирой нашел. Погулять, наверное, захотела, — сказал Максим.

Девушка кивнула в ответ:

— Спасибо. Я уж за ней и на улицу сбегала, только там темно и снег. И ничего не видно. — И осталась стоять перед дверью, прислонилась к ней спиной.

— Пожалуйста. — Максим идти к себе не торопился, медлил. Что-то произошло, раз девушка с кошкой в обнимку продолжает подпирать дверь и не торопится возвращаться в квартиру. Она что, и ночевать собирается здесь, на лестнице?

Девушка словно прочитала его мысли, посмотрела на Максима, улыбнулась невесело и пояснила:

— Я дверь захлопнула, когда за Дашкой бегала, а ключ в сумке забыла. А мне на работу ехать надо, я посменно работаю. И телефон тоже дома остался. — Снова улыбнулась, посмотрела в потолок, погладила разомлевшую кошку.

Максим подошел к двери, осмотрел замок. Можно попробовать, замок старый, но все равно придется повозиться. Он сжал в кармане ножны с Пашкиным ножом, сказал девушке:

— Я могу попытаться открыть ее. Только одно условие — никому не говорить. Квартира точно ваша?

— Нет, — созналась хозяйка Дашки, — не моя. Снимаю. Но я никому не скажу, а завтра, когда приду со смены, сразу поменяю замок. И позвоню хозяину. Помогите мне, пожалуйста. Иначе меня уволят.

— Хорошо.

Максим провозился минут пятнадцать, но все же одолел хитрый замок. За время битвы с дверью он успел узнать, что девушку зовут Юля, она работает в колл-центре одного из многочисленных банков оператором посменно, по двенадцать часов. В Москве живет почти год и уже привыкла.

— Все, — Максим распахнул дверь чужой квартиры, — прошу.

Первой, как и положено, внутрь вбежала кошка, скрылась на кухне. Юля схватила стоявшую на полке в прихожей сумку, порылась в ней, вытащила ключ.

— Закрыть можно? — спросила она и посмотрела на Максима.

— Сомневаюсь. Менять надо. Ячейку замка я раскурочил основательно, по-другому просто не получалось.

— До завтра, Игорь, спасибо вам большое. — Юля уже порывалась бежать, и, кажется, ей было наплевать на то, что квартира простоит открытой всю ночь. Главную ценность там представляла кошка, но ее вместе с лотком и миской закрыли на кухне.

Максим кое-как прикрыл входную дверь, пообещал попозже зайти посмотреть, все ли в порядке. А заодно и проведать Дашку, возмущенно орущую из-за кухонной двери. Сказал девушке номер своего телефона и поднялся к себе, на шестой этаж. Подобрал пакет и газеты, открыл дверь. Бросил все в прихожей и снова пошел вниз, постоял на площадке перед дверью Юлиной квартиры, прислушался. Вроде никого, в подъезде все тихо. Вошел внутрь, открыл дверь кухни и успел перехватить бросившуюся под ноги Дашку.

— Пошли со мной, нечего тебе тут одной сидеть, — сказал он кошке, снова кое-как запер дверь и пошел «домой».

Дашка к переезду отнеслась спокойно, обследовала квартиру и уселась рядом с Максимом на диван, принялась умываться. Максим внимательно смотрел на кошку — ну точно клон Феклы, не отличишь. С другой стороны, и он сам уже не Максим Логинов, а Кириллов Игорь — вроде разные люди, а суть одна. Те же цели и задачи. Ждать нельзя, времени нет, того джигита за городом уже наверняка нашли. И сообщили отцу, какой смертью умер его младшенький. Охрану — свою, старшего сына и племянника — «куратор» теперь усилит, это несомненно. Да и черт с ней, с охраной, всегда найдется лазейка, главное, суметь увидеть ее и не проскочить мимо. Максим приготовил себе поесть и ужинал, одновременно читая прессу. Потом позвонила Юля, Максим сообщил, что все нормально, а кошку он забрал с собой.

— Спасибо вам, — в который раз за этот вечер повторила девушка. — Вы меня просто спасли. Я теперь работать спокойно могу. До завтра.

— До завтра. — Максим нажал отбой, посмотрел на Дашку.

Та сидела на подоконнике, следила за падающими снежинками, помахивала недовольно хвостом. Середина ноября, а уже настоящая зима. Хорошо, что удалось прикончить первого сына «куратора» до того, как лег снег. Следов меньше. Дальше все будет гораздо сложнее. Больше всего информации Максиму удалось собрать о племяннике «куратора». Тот свою буйную натуру ублажал по-другому — его страстью были уличные гонки. Рекорды, поставленные им на дорогом спорт-каре, впечатляли: Садовое кольцо — за пять минут, МКАД — за тридцать. Ну просто властелин московских колец какой-то! При том, что средняя скорость должна составлять около двухсот — двухсот десяти километров в час, он так и сказал в одном из своих интервью бульварному листку. И фотография в тему — скалится за рулем зеленой спортивной иномарки. На такой в космос улететь можно, а не только Москву за полчаса обогнуть. Интересно, станет ли он осторожнее после смерти родственника? И надолго ли? Вряд ли, дурь потребует выхода, браваду и бьющий через край гонор в себе эти ребятки держать не привыкли. Максим отложил глянцевую макулатуру, снова посмотрел на кошку. Та уже улеглась на подоконнике, свесила хвост и лапы к теплой батарее. Все, поздно уже, спать пора.

Он уже засыпал, когда на диван запрыгнула Дашка. Прошлась по-хозяйски по одеялу, покрутилась на месте и улеглась рядом с Максимом. Фекла, если ее не скидывали в первые же секунды после вторжения, поступала точно так же. Поневоле поверишь в переселение душ, пусть даже и кошачьих. Надо спросить у девушки, когда у нее появилась кошка. И помнить, что для Юли и всех остальных он — Кириллов Игорь Владимирович, приехавший в Москву на заработки. И только для троих в этом городе — капитан Логинов. Успел еще подумать, что надо бы пойти посмотреть, как там обстановка в квартире на втором этаже, но поленился. Чего таскаться, когда главная ценность — вот она, под боком дрыхнет. А квартира у девушки, насколько успел ее рассмотреть, такая же «общажная», как и у него. Только поуютнее — цветы на подоконниках и яркие шторы придавали помещению жилой вид. Но брать там в самом деле было нечего.

И не ошибся ночь прошла спокойно, никто на Юлино жилье не покушался. На следующий день замок благополучно заменили, кошку водворили на место. Потом нарисовался хозяин квартиры — недовольный, надутый мужик лет под пятьдесят, отобрал у квартирантки запасные ключи и сразу же уехал. Максим в этот день оказался в квартире Юли последним гостем. Зашел посмотреть на новый замок, посмотрел и… остался там на весь день. И на весь вечер. И на большую часть ночи тоже. Дашку снова выкинули в кухню, но на сей раз она могла орать сколько угодно — хозяйке было не до нее. Кошка быстро сообразила, что истерика тут не поможет, и смирилась. Обиделась и даже проводить Максима не вышла, когда он уходил, уже в половине второго ночи.

— Спи, — шепотом сказал он девушке, — мне уйти надо.

— Сейчас? — прошептала она удивленно, но больше вопросов не задавала.

Вышла в коридор, как сомнамбула, только что от сквозняка не покачивалась вправо-влево. И неудивительно — почти две бессонные ночи подряд сделали свое дело. Спросила только, когда Максим в темноте возился с новым замком:

— Ты придешь?

— Да, — ответил он. Обернулся, обнял девушку, поцеловал ее, повторил тихо: — Да, приду. Нормально все будет, не бойся ничего.

Юля что-то ответила, но Максим ее недослушал. Вышел из квартиры, направился к лифту. Потом посмотрел на часы: почти два, самое время пойти прогуляться. А заодно и посмотреть на покорителей Садового кольца, благо идти минуты три быстрым шагом. Уличные гонки начинались часа в два ночи, когда поток машин минимальный, пробок нет. Светофоры, естественно, в расчет не принимались, пэпээсники тоже. Тем более что санкции за проезд на красный сопоставимы со стоимостью превышения скорости. Такой штраф для любимого племянника «куратора» — мелочь, о ней даже говорить неприлично.

Максим вышел из подъезда, пересек двор, повернул направо. Миновал скопище палаток у стены высотки, подошел к перекрестку. Но переходить дорогу не стал, сделал несколько шагов в сторону, к павильону автобусной остановки, сел на скамейку. Даже в этот глухой час жизнь в городе не замерла, в обе стороны по дороге проносились машины, светофоры, огни витрин и уличное освещение работали исправно. И бродили люди — поодиночке, по два, по три человека перебегали дорогу, сновали вокруг, как бездомные кошки. Это и были бездомные — бомжи шастали рядом с палатками, собирали бутылки и объедки, ссорились друг с другом. Максим поморщился, услышав ругань, поднялся с места, направился к дороге. И снова глянул на часы: третий час ночи. Где эти придурки, ему тут что, до утра торчать? Мог бы провести время более приятным способом, если бы… И только подошел к бровке тротуара, как пришлось делать шаг назад. Слева, со стороны Садовой-Черногрязской, вылетела первая «гоночная» машина, пронеслась мимо по крайнему правому ряду, исчезла за деревьями. Следом, секунд через десять, промчалась вторая — эту мотыляло по проезжей части, как горнолыжника на склоне. «Не гонки, а слалом. Интересно, из них все до финиша доезжают?». Максим проводил взглядом машины, посмотрел направо. И дождался: зеленая, как яблоко, иномарка летела по разделительной полосе, что неудивительно — другую разметку водитель не замечал в упор. Или не признавал, или просто плохо видел — других объяснений этого феномена у Максима не было. Машина вильнула, взяла немного вправо, пересекла несколько полос, обогнала снегоуборочную машину. И снова рванула по разделительной, пропала за поворотом. Максим постоял еще немного, посмотрел по сторонам и пошел к дому. Все, что нужно, он увидел, вывод сделал. Этот горный орел сам выбрал свою смерть, мчался со скоростью двести километров в час ей навстречу. Надо только сделать так, чтобы они не разминулись. Надо хорошенько все обдумать, просчитать и предусмотреть. И выбрать место — в городе осуществить задуманное Максимом было бы слишком рискованно. Может помешать множество случайных факторов, тех, о существовании которых до последнего момента даже не подозреваешь. Надо действовать наверняка, там, где скорости выше, а дистанция длиннее. И такое место есть, это тоже кольцо, но диаметром больше ста километров — МКАД. Там тоже периодически устраиваются гонки, и тоже по ночам. Дело за малым — выяснить дату ближайшего старта. И подготовиться к нему. Снова помог Интернет — к вечеру следующего дня Максим уже знал «расписание» заездов. До гонки по МКАД оставалась неделя, завсегдатаи форума утверждали, что этот заезд последний в году и участвовать в нем будут все. Дело чести, так сказать, доблести и идиотского геройства. Ну что еще можно сказать о любителях полетать по дороге общего пользования со скоростью под триста километров в час? Слова бесполезны, убеждать надо примером, который, как известно, другим наука.

Страницы: «« « 1234567 » »»