Спящие красавицы Гареев Зуфар
1. Страшная, очень страшная история
Друзья мои! Вы прекрасно знаете: сколько бы Добро не боролось со Злом, последнее всегда побеждает. Также вы знаете про ту очередную напасть, которая свалилась на голову человечества в наши дни. Вы помните – женщины разных возрастов вдруг в массовом порядке стали засыпать летаргическим сном. И до сего дня продолжают засыпать навсегда.
Для тех, кто не совсем в курсе поясню: засыпают только те дамы, которые четыре года назад просмотрели популярный сериал «О, смазливчик!» Главную роль в этой бяке сыграл парень исключительной красоты – некий Алексей Синица.
Сейчас этот сериал запрещен к показу (хотя его успели показать еще дважды), а засыпающих женщин продолжают доставлять в частную Клиника Сна в Подмосковье, которой руководит небезызвестный европейский профессор Хольт Майер.
К несчастью, феномен массового летаргического засыпания до сих пор не разгадан. Федеральная Комиссия в своих расследованиях топчется на месте, растет количество ученых, которые убеждены что таким образом через Алексея Синицу в наш мир прорывается альтернативная реальность.
То есть, уснувшие в этом мире женщины, возможно, проживают свои сценарии жизни в другом. Этому есть немало косвенных, а теперь и прямых доказательств, спустя год после того, как заснула Яна Смирнова – главная героиня моих записок.
Впрочем, ясно одно.
Чтобы остановить летаргическую эпидемию, ученые придерживаются неутешительного вывода. Биопроводник альтернативной реальности (Алексей Синица) должен быть физически уничтожен.
Убить Аполлона, чтобы спасти тех, кто в него влюблен… В общем, страшная история!
Но есть одно утешение – никто не знает как это сделать.
Тем более, что с некоторых пор актер бесследно исчез. Поиски пока не дали никаких результатов.
2. Все уснут и всё умрет…
От Москвы до «Клиника Сна профессора Майера» в Подмосковье – часа полтора езды, это за Чеховым.
Голубоглазый детина (бывший десантник) по прозвищу Старшина и его закадычный друг – тощий и лоховатый Леха Богатырев – привинчивают новую табличку у входа.
Клиника живет своей будничной жизнью.
Из кареты скорой помощи уже выгрузили очередные носилки. Пятые за последние две недели. Около каталки – врач, санитары и молодая дама. В каталке – полная мадам.
Дама всхлипывает.
– Мама, мама… Ну, зачем ты смотрела этот идиотский сериал… Зачем?
Врач почти что безразличен:
– Все так говорят задним числом: идиотский…
– Писала письма этому Синице… Доктор, у мамы осталась вот такая кипа неотправленных писем Алексею Синице. Получается, своему убийце…
– Ну, Ваша мама жива, вообще-то…
– Откуда мы знали, что он убийца? Вы знаете, какой он красивый? Он потрясающий!
Она достает фотографию.
– Смотрите! Ди Каприо отдыхает!
На фотографии – смазливый парень.
– Он не может быть убийцей женщин! Он даже красивее Ди Каприо! Это против разума!
– А кто может быть убийцей женщин?
– Как это кто? Вы не знаете кто?
– Тем не менее мы уже четыре года привозим сюда уснувших… Кстати, Ваша мама жива, не забывайте. Это просто внезапное летаргическое засыпание. Как ни крути, это форма жизни.
Дама всхлипывает:
– Это вы называете жизнью? Она спит уже восемьдесят семь часов, ей все обзвонились!
– Тогда все претензии, пожалуйста, к этому… как его… Ди Каприо.
Он бросает санитарам:
– Семьдесят первая палата, третий этаж.
– Доктор, как такое может быть? Сериал шел пять лет назад…
Врачи и дама идут следом за каталкой.
– Сколько проспит мама?
– Лет пятнадцать, до конца жизни. С мамой будете общаться через переводчицу. У нас большой штат переводчиц. Вам надо сегодня же заключить договор.
Каталка въезжает в холл и продолжает движение. Дама внезапно останавливается.
– Доктор, так значит… так значит и я? Значит, скоро все человечество уснет и перестанет разговаривать?
Врач отвечает довольно раздраженно:
– Да, уснет. И перестанет разговаривать. Наступит мертвая вселенская тишина. Никогда не откроются магазины, спа-салоны, клубы, бассейны, парикмахерские, тренинги харизмы и красоты.
– Никогда? Да что Вы такое говорите?
– Все уснут, вся планета превратится в одно сплошное кладбище гниющих трупов…
– Это глобальная катастрофа, доктор!
– Разве? Успокойтесь, этого не произойдет! Потому что Земля состоит не из одних женщин, которые смотрят сериалы.
– А что будет со мной? Вы спасете меня?
Носилки въезжают в лифт, двери захлопываются.
3. Козырев в мужских руках не писает
Часто в холле на первом этаже у окна нетерпеливо расхаживает кубышечка – женщина-даун неопределенных лет в бейсболке, в платье (крупный горошек). Это Лиза. Она явно кого-то ждет, поглядывая на подъезжающие машины. В руках Лизы старомодный ридикюль рябинового цвета. Секонд-хэнд. Время от времени она показывает молодому человеку на ресепшене колечко ОК, прицокивая. Лиза всегда разговаривает сильно в нос – гундит, то есть.
– Вся на нервах… Господи, вся на нервах…
Во двор клиники въезжает машина. Лиза торопливо катит к ней коляску, в которых здесь возят летаргиков.
Из машины показывается молодая девушка Вера, она вытаскивает из салона пьяного импозантного мужчину чуть за сорок – высокого, крупного. Это главный редактор кинокомпании Козырев. Он пошатывается, с трудом открывает глаза.
Вера надменна:
– А вот и Ваша экзистенциальная любовница пришла… Заждалась. Мона, так сказать, Лиза.
Лиза жестом приглашает Козырева сесть в коляску.
– Вся на нервах с утра…
Козырев кладет руку на голову Лизе.
– Спасибо, голубушка, я постою. Вера, когда мы писяко-писяко?
– Как я ненавижу Ваш мочевой пузырь, Роман Григорьевич! Не-на– ви—жу!
Троица ковыляет к подъезду. Во двор въезжает еще одна машина. Из нее вываливается худой пьяненький старик – сценарист Пушкин с потертым портфелем. Косит под Жванецкого.
– Эй, а меня возьмите! – стучит он по портфелю. – Роман Григорьевич, тут есть чего почитать! Всю ночь переписывал!
Козырев не поворачивает головы:
– Пушкин пьян?
Вера надменна:
– Да. Вместе пили, не забыли?
– Вместе? Почему я уже в работе, а он пьян? Мерзкий старик, не находите, Вера? Тухлый конъюнктурщик, бездарь… А как ловко присосался к сериалам. Печет как блины.
Пушкин догоняет:
– Ну-с… Читанем, Роман Григорьевич?
Козырев снимает башмак и запускает в Пушкина, бормочет:
– Удивительно крепкий старик… Ровесник Мавзолея… Гниды ведь долго живут.
– Вы не любите людей! – Вера открыто презирает Козырева. – О, как Вы их ненавидите!
– Разве это любимец богов, Вера? Только фамилию позорит.
Пушкин не обижен:
– И чего Вы все деретесь? Как дитя малое…
Он кидает башмак обратно. Козырев снова швыряет в Пушкина – на этот раз попадает.
Пушкин почесывает ушиб:
– Ну не надо башмачком, не надо, Роман Григорьевич. Зачем же в бедных людей…
Он подбирает башмак, поясничая, целует. Козырев тем временем бухнулся в коляску.
– Хороший башмачок… Вот мы его целоватеньки… Миловатеньки… Позвольте надеть, Роман Григорьевич?
Пушкин надевает башмак, завязывает шнурок. Козырев погружается в дрему.
Пушкин продолжает поясничать:
– В этой услужливости – бессмертие наших подоночных дел. Вы-то еще молодой… жизни до конца не знаете… Писяко-сисяко хотите?
Козырев приоткрывает туманные глаза:
– Птица в клетке что? Не поет. Я в мужских руках не писаю. Вера, правильно?
Группа скрывается в подъезде.
4. Пора! Лиза уже достала веревку!
Куда привезли Козырева? Его привезли к бывшей жене Маргарите. Рита тоже впала в летаргический сон года два назад. В свое время она жадно поглощала сериал «О, смазливчик!»
Для своих 35 лет Рита выглядит пожалуй несколько старовато. Как всегда рядом топчется Лиза. Переводчица держит Риту за руку и синхронно переводит:
– Ты получил записку, Роман? Это мое последнее послание.
– На той неделе ты говорила то же самое, – Козырев прикладывается к фляжке с коньячком.
– Я не могу уйти, не сказав тебе в лицо все! Ты понял ее глубинный смысл?
– Да. Я должен тебя повесить. Ты уже не можешь жить. Нет цели, так? Кстати, сколько раз ты вешалась в этом месяце? Раз пять? А в прошлом? Ты что – бессмертная?
Переводчица раздражена:
– Я не могу перевести это по этическим соображениям.
– А почему ее суицидом должен заниматься я? Это этично?
– Вы забываете, Роман Григорьевич, что у нее никого нет. Ни любовников, ни мужа, только Вы.
– Мы в разводе уже семь лет!
– Но она до сих пор считает, что Вы должны любить ее!
Не получив ответа, она берет интонацию Риты:
– Что ты думаешь по поводу моего послания?
Лиза из ридикюля достает блокнот:
– Записывать?
– Поздно думать, мне надо поторопиться с веревкой. На след могут напасть детективы. Так поторопимся?
Переводчица к чему-то как бы прислушивается, тихо произносит:
– Похоже она плачет…
После паузы снова берет интонацию Риты:
– Ты не повесишь меня, пока не скажешь, что ты думаешь по этому поводу. Неужели тебе нечего сказать с того времени, когда ты перестал видеть мои глаза… перестал слышать шелест моих волос… видеть ямочку на щеке…
– Дорогая, нам надо поторопиться, так мы никогда…
– Я отказываюсь!
– Это уже не смешно. Лиза уже достала веревку.
Лиза в самом деле достает из ридикюля веревку, Козырев набрасывает веревку на шею Риты.
– Ах, оставьте это дешевое комедиантство. – Переводчица снова раздражена. – Надоело.
– Должна же она когда-нибудь увидеть лицо Бога. Маргарита, ты готова?
В голосе переводчицы сарказм:
– Она еще не сказала последнее слово…
Она нервно встает:
– Я отказываюсь работать, отказываюсь! Я не могу работать с психами!
Переводчица отходит к открытому окну, закуривает.
– Я тоже псих? – интересуется Козырев.
– Хуже.
Козырев не мешает ей больше курить. Переводчица, успокоившись, садится к Рите, берет ее за руку, оборачивается к Козыреву:
– Я понимаю Ваше горе, но меня тоже надо понять… Маргарита спрашивает: Лиза – секси?
– Нет.
– Она блондинка?
– Она лысая.
– Какого она роста?
– Метр сорок четыре.
– Какая у нее талия?
– Метр сорок четыре… или около того. Какая ей разница в конце концов ТАМ?
– Вы можете уступить покойнице? Покойнице-женщине? Рита говорит: я не могу пойти вешаться до тех пор, пока не узнаю, прочитал ли ты все остальное, что было в записке.
5. Почему люди впадают в летаргический сон?
Как всегда Клинику Сна профессора Майера не забывают журналисты. Вот и сегодня группа журналистов и несколько врачей поднимаются по лестнице. Впереди представители Федеральной Спецкомиссии – специалист по биоэнергетике Козин и человек в штатском по фамилии Артуров. Замыкает шествие профессор Хольт Майер, с ним его переводчица с русского на немецкий (и обратно) Хильда.
Козин в который раз уже отвечает на один и тот же вопрос:
– Итак, что это может быть? Это может быть брешь между параллельным миром и нашим. Вполне возможно, что смазливый киноартист Алексей Синица является биологическим проводником иной энергии в наш мир.
– Зачем, вообще, показали этот сериал? – с удивлением спрашивает девушка-журналист.
– Но кто ж мог знать, что женщины после него будут впадать в летаргический сон?
Артуров добавляет:
– Кстати, не только женщины. Среди пациентов – один трансвестит и один мужчина преклонного возраста… Это господин Перепечкин.
– Господин Перепечкин – гей?
– Нет. Господин Перепечкин – исключение подтверждающее правило.
Довольно смущенно молоденький журналист спрашивает:
– Скажите, надо обязательно испытать волнение… эротического свойства… к Алексею Синице, чтобы стать летаргиком?
– Да. Все уснувшие признаются в этом врачам. За исключением господина Перепечкина.
6. Господин Перепечкин точно не гей!
Не гей, – именно так! Ведь богатый коллекционер антиквариата Иван Михайлович Перепечкин хочет жениться. Он и при жизни хотел, а тем более сейчас. Это доподлинно известно…
Его палата – самая большая. В ней – широкая двуспальная кровать (хм…), просторные диваны для гостей, небольшая дорогая библиотека-салон, где нередко вечерами вслух читаются стихи.
А вот и сам он, старик Перепечкин, в шикарном двухместном электрокресле – одет с иголочки. Иван Михайлович любит роскошь и может себе позволить менять костюмы хоть каждый день. Он и при жизни был большой щеголь, а уж тем более сейчас…
На его плече – попугай-жако Иннокентий. Рядом со стариком – лучшая переводчица Клиники Любаша. Она держит в руке огненный парик и довольно яростно, бесцеремонно его начесывает.
Прежде чем водрузить парик на плешь старика, Любаша плюет на пальцы и приклеивает одинокий вихор к его лысине. Все это рассеянно наблюдают две пожилые (к 50-ти) дамы. Это любовь Семеновна – гендиректор клиники (внушительная и авторитетная) и Ксения Михайловна.
Ксения Михайловна снова и снова уточняет, словно не веря счастью:
– Так он мечтает жениться? А не просто, побаловаться, значит… Ну, по-молодежному, так сказать, быстренько…
Любаше не занимать озорства:
– Куда уж тут по-молодежному…
Хихикнув, указывает на пах:
– Есть тут чем побаловаться? Вы совсем облысели, что ли?
Иннокентий вздыхает о тщете земной суеты:
– Господибожемой…
Ксения Михайловна строго одергивает переводчицу:
– Любаша, а Вы без пошлостей, пожалуйста. Женитьба – шаг серьезный. И это здесь ни при чем.
Любовь Семеновна внимательно разглядывает фото претендентки:
– Что это у Вашей Анжелы одно ухо вроде как пельменем? Второе тоже?
Любаша уходит в туалет, на пороге роняет:
– Я на минутку…
– Ухо пельменем? Просто ракурс невыгодный. А потом – он же все равно слепой…
Иннокентий тянет голову, чтобы заглянуть в фотографию. Снова вздыхает:
– Господибожемой…
Любовь Семеновна бурчит:
– Ну, слепой… А я на что?
– Извиняюсь, хотела сказать глухой.
– Глухой… А я на что?
– Слепой или глухой, а все равно подавай первый сорт, так? Эта кофточка Вам так к лицу…
– Если бы первый. От высшего тоже не откажется.
Иннокентий почему-то впадает в ужас:
– О темпора, о морес!
Любовь Семеновна замахивается на птицу:
– Опять за свое?
Поясняет:
– Говорит, застегни ширинку. Где ты тут видишь ширинку?
– Ну, он же по-английски… Нам-то что?
– По-английски… А то мы не понимаем матюков!
Иннокентий уточняет:
– Застегни ширинку, о темпора, о морес!
– Видите! У-у, так бы и треснула! Пойдемте ко мне. Невозможное общество.
В кабинете гендиректора дамы пьют чай с отдохновением. Наступает время крупной взятки. Ксения Михайловна достает конвертик и негромко произносит:
– Здесь 50 тысяч. Это пока. Какие блестки у Вас хорошие, только что заметила…
Любовь Семеновна мечтательно закатила глаза:
– Сколько богатства отвалится вам с Анжелкой, если выдадим ее за Перепечкина! Адвокат только и мечтает как бы быстрее женить – гора с плеч.
– Вас тоже не обойдет вниманием это богатство, как и договаривались, Люба…
Любовь Семеновна снова кивает на фото, несколько поморщившись:
– Ну а как наша невестушка на первом этапе? Так сказать, в постели…
Ксения Михайловна оживляется:
– На зависть развратна… Она у нас тут недавно в Турции была. Так там ей один мужчина такое сказал, такое сказал… Голландец.
И Ксения Михайловна деликатно шепчет на ухо гендиректору что-то.
Любовь Семеновна опешила:
– Что-о-о-о? Тьфу! А она?
– Не стала. Гадость ведь какая!
– Правильно! За две копейки! Ну, тут у нас не две копейки. Тут дело серьезное.
7. Пока Перепечкин собирается…