Спящие красавицы Гареев Зуфар
– Если б он еще понимал так глубоко музыку, как я! Сколько раз Рафаэль посмотрел на меня?
– Трижды… А вот снова… в четвертый раз…
Пушкин открывает глаза:
– Какие на даме ужасные тапочки.
Вера надменно замечает:
– Тише, дайте послушать музыку.
Потом говорит после паузы:
– В самом деле, зачем на ней эти ужасные тапочки? Она молодая, красивая…
Она холодно обращается к Козыреву:
– Чудовище! Вы понимаете, что женщина хотя бы после смерти имеет право одеваться красиво?
Переводчица синхронно спрашивает:
– Вы не открывали мне глаза? Откройте. Пусть он увидит, что у меня мальвиньи глаза…
Переводчица ближе подкатывает кресло к скрипачу и открывает глаза Риты.
Старичок напуган бельмами глаз Риты, на которые упал его взгляд. От неожиданности он выронил смычок.
– Не беспокойтесь, – успокаивает старичка Рита. – Так она лучше слышит. – После паузы она добавляет. – Вы заметили, что у нее синие глаза как у куклы Мальвины?
Она обращается к Козыреву:
– Я не могу обманывать ее! Я раскаиваюсь, что с самого начала не сказала ей правду. Мне надоел этот дурдом.
Козырев отмахнулся.
– Что сказал господин Пушкин? «Тьмы низких истин нам дороже Нас возвышающий обман»… Егор Кузьмич, Вы говорили?
– Да…
– А что у нас там Петряева? Родила-не родила?
Пушкин открывает второй экземпляр сценария.
– Вот здесь она у нас бежит…
Входит декламатор. Он воет как Качалов.
– Но в горло я успел воткнуть, И там два раза провернуть Оружие мое… Декламатора вызывали?
Переводчица сухо отвечает:
– Не «провернуть», а «повернуть». Проворачивают делишки.
– Так нужен?
– Вы что не видите, что сегодня у нас скрипичная музыка?
Козырев засыпает:
– Куда Петряева бежит?
Бормочет:
– А хрен его знает, куда бежит…
Вера надменно отвечает по слогам:
– Она бежит вдаль под музыку!
Козырев вдруг открывает глаза; из них катятся скупые пьяные слезы.
– Откуда мне взять ощущение счастья, Лиза? Иногда кажется, вот оно… вот придет это ощущение… Но открываешь глаза – и стоишь в этом мире тупой и одинокий… Одинокий и тупой… Так, Лиза?
В голосе Веры вызов:
– Я не Лиза!
– Сценарий!
Он тупо тычет в листы:
– Петряеву того… дети до 16… Понятно?
Показывает неприличный жест:
– Хватит ей бегать вдаль! Нужна обнаженка.
Пушкин возмущен:
– Ее только что! И минуты не прошло! Как мы художественно оправдаем?
Он получает от Козырева меткий тычок в живот; сгибается.
– Что Вы все время деретесь? Мы же взрослые люди…
Вера холодна и аналитична:
– Ее и так уже все!
Козырев горяч и порывист:
– Там был какой-то старик на печи… Еще Кузя какой-то был… Кузю можно подписать под это дело?
– Кузя – собачка!
Переводчица синхронно переводит Риту:
– Он видит мои глаза?
– Да, – отмахивается Вера. – Ответьте ей «да».
Переводчица синхронно:
– Интересно, что он думает? Он еще совсем неопытный мальчик.
Отвечает:
– Да, неопытный… Мальчик…
Старичок опять роняет смычок.
Переводчица синхронно переводит:
– Это ничего, что так близко и внезапно перед молодым мужчиной открылось так много красоты? Впрочем, это всего лишь легкий флирт…
Старичок закончил игру, положил скрипку в футляр, откланялся и вышел.
Вера приказывает:
– Скажите ей, что она была перед ним в дерматиновых тапочках за 18 рублей из секонд-хенда! Мы не имеем права ее обманывать! Это безнравственно!
Переводчица нервно переводит:
– Вы были перед ним в дерматиновых тапочках за 18 рублей из секонд-хенда? Так захотел Роман Григорьевич!
31. Наши зомби не чета вашим трупикам!
В Клинике Сна профессора Майера исключительно Зоя Борисовна Иванова (педагог-организатор) до конца верит, что образовательные гранты для зомби нужны. Практически каждый день ей приходится работать с европейскими делегациями и убеждать в своей правоте. Сегодня на очереди очень упитанный профессор-гуманитарий с сухопарой дамой-коллегой. Они в окружении зомби бредут по алее, а Зоя Борисовна поясняет иногда на плохом французском, иногда через переводчицу.
– Это только на первый взгляд кажется, что они бессмысленные существа…
Она подтягивает чулок одной даме.
– Каждый из них полон тайн и загадок. Если б вы слышали как они прекрасно воют на луну в полнолуние! Хоть фильм снимай!
Она свирепо накручивает ухо молоденькой девушке:
– Нина, скажи «у» нашим гостям…
Тут же Лиза.
Лиза добродушно тычет стейком в тех зомби, которые пытаются свернуть с аллеи в глубину парка. В особых случаях нажимает кнопочку на стейке – вылетает электрический разряд с сильным шорохом. Зомби боятся разряда.
Нина мычит:
– Ыыыы…Ыы…
– Дорогая, ы» мы без тебя знаем! Какая наглая и развратная девица, между нами! В голове только мальчики и ночные клубы!
Переводчица переводит профессора:
– Профессор говорит, что в гуманитарной комиссии по восточным странам сейчас на рассмотрении восемь образовательных грантов для людей с ограниченными возможностями. Как вы думаете, кто из Ваших подопечных наиболее перспективен?
Сзади к профессору подходит девочка-зомби и наносит удар, как это делают зомби в хоррорах.
Зоя Борисовна поясняет:
– Знакомьтесь, Катя. Это она Вас превратила в зомби. Пожалуйста, превратитесь в зомби и походите с ней. Они имеют право на маленькие удовольствия в виде ролевых игр.
Профессор пытается превратиться – делает бессмысленное лицо и шагает, за ним Катя. Настигает и снова бьет.
– Катенька, ты чего? – удивляется Зоя Борисовна. – Что-то не так Вы делаете… Смотрите…
Сама «превращается» в зомби и шагает, под аплодисменты профессора и его коллеги…
Толпа удаляется все дальше…
Профессор с коллегой понимают – что-то пошло не так. Торопятся к Зое Борисовне, профессор тянет ее за рукав.
– Госпожа Зоя… Коллега… Вы в порядке?
Зоя Борисовна бьет его рукой по лицу, лицо профессора от испуга принимает выражение зомби. Он тащится рядом с Зоей Борисовной.
Автоматически и дама-коллега принимает мертвяцкое выражение лица. Коллега тянет за рукав профессора.
– Роберт, ты в порядке?
Тишина, только шорох шагов…
Тем временем из подъезда Клиники торопливо выскакивают Любовь Семеновна, два молодых врача, профессор Майер, Хильда.
Молодые врачи настигают Зою Борисовну и хорошенько ее трясут. Заодно трясут профессора и даму-коллегу. Лиза пускает разряды. Потом подходит к профессору и достает фото мужской задницы.
– Мне кажется, этого мужчину я где-то уже видела.
Профессор кивает:
– О, да! Крайне запоминающаяся внешность.
Майер горячо лопочет по-русски:
– Залипание… Клинч…
Любовь Семеновна разводит руками:
– К сожалению у Зои Борисовны происходят «залипания», бывает уйдет в роль и долго не может выйти…
Хильда переводит профессора:
– Господин Майер говорит, что иногда зомби бывают биометрически заразны как насморк. Это заражение мы нейтрализуем в лаборатории…
Любовь Семеновна широко улыбается:
– Наша Зоя Борисовна – герой.
Подумав, добавляет:
– А что делать? Где других людей взять? Никто кроме Зои Борисовны не соглашается больше работать с такими трудными пациентами.
Гости вежливо кивают.
Зоя Борисовна открывает глаза:
– Итак, коллеги на чем мы остановились? Кто из них заслуживает персонального гранта на дальнейшее образование… Ну, во-первых, я сама…
Не договорив, она опять «залипает».
Глаза ее закатывается, она делает первый зомбацкий шаг в сторону, второй… Профессор неожиданно тоже «залипает». Делает первый шаг, второй…
Майер заполошно что-то говорит, жестикулируя.
Хильда в тревоге:
– Немедленно на биометрическую нейтрализацию! Это приказ профессора!
Любовь Семеновна громко зовет:
– Старшина! Срочно ко мне!
Из хозблока выбегают Леха Богатырев и Старшина.
– В лабораторию! На нейтрализацию!
Старшина, дико взревев «Ротабля! Подъем!», трясет Зою Борисовну.
– Зойка! Зойка, не спи, сука!
Любовь Семеновна сокрушается:
– Нет, милый, сегодня это уже не поможет! Срочно в лабораторию!
Старшина торопливо забрасывает на себя Зою Борисовну и семенит вперед.
Любовь Семеновна указывает на профессора:
– Этого тоже! Богатырев!
Щуплый Леха забрасывает профессора на себя, делает несколько шагов и, петляя, валится на землю. Огромная туша упитанного профессора накрывает его.
Леха верещит от боли:
– Руку прищемил, урод! Руку отдай!
Любовь Семеновна успокаивает:
– Богатырев, что Вы кричите, он все равно по-русски не понимает!
Леха верещит:
– А по-зомбацки как я ему скажу? По зомбацки я дуб-дубом!
Старшина возвращается, забрасывает на себя еще и профессора и ковыляет вперед. За ним – Леха.
32. Портрет экзистенциальной любовницы
У кого-то рано или поздно возникнет вопрос: а кто она такая вездесущая Лиза? Откуда она вообще взялась?
Идентификация Лизы произошла однажды в полдень, – и вот при каких обстоятельствах. Как всегда за Артуровым и Козиным спешат журналисты.
Артуров отмахивается от акул пера:
– Всё, господа, всё! Все новые вопросы в следующий раз!
Козин и Артуров выходят из дверей, торопливо направляются к машинам.
Артуров еще раз проясняет позицию Козина:
– Коллега, так Вы не допускаете, что если этого носителя бреши мы уничтожим физически, то все эти безобразия прекратятся?
– Этот молодой человек ни в чем не виноват, – отвечает Козин. – Он не виноват в своей дьявольской красоте, которая привлекает женщин и будоражит их!
Они оборачиваются. За ними ковыляет Лиза, делая пальцами ОК.
Артуров задумчиво произносит:
– Красота будоражит…
Он рассеянно и мельком бросает взгляд на Лизу:
– Да, красота – страшная сила. Кто эта женщина?
– Так просто… Прибилась сюда по социальной квоте. Она слушает социальные лекции для населения: «Как обезопасить себя от летаргического засыпания под воздействием Алексея Синицы?»
Мужчины останавливаются у машины.
Козин спрашивает:
– Скажите откровенно, вы хотите его убить? Убийство запрещено законом.
Артуров открывает дверь, берет маленькую пластиковую бутылку с водой, полощет рот и выплевывает.
– Извините, коллега, мне пора. Вы слишком сентиментальны в некоторых вопросах, когда речь идет о спасении человечества.
33. Кровавый зуб Шапы
Вечером в квартире Шапы довольно душно. Во всяком случае со Старшины и Лехи, которые сидят на диване пот катится градом. И совсем не спасает от духоты пластиковый пузатый жбан пива о 5 литрах, который стоит у них в ногах. У молодежи нынче все понятно: где пиво, там и секс.
Перед ними, прихрамывая, возмущенно расхаживает Шапа. Опять ее голова перебинтована, под левым глазам фингал.
– Миха, ну ты сам посмотри на меня – вылитый гадкий утенок! Чисто синюга!
– Шапа, прости, – говорит Старшина.
– Всю избил позавчера, всю! Как еще ноги не вырвал, урод! Посмотри на эту ногу!
– Шапа, ну прости… Все равно скоро свадьба.
– Я в ЗАГС без ноги пойду? Нет, мальчики – к психиатру! Или другую девчонку найдите!
Леха после доброго глотка выдвигает новые аргументы:
– Шапа, ты же знаешь! Ему нельзя другую девчонку, ты проверенная. А другая девчонка может помереть со страху… Или прикончит он ее в угаре – тогда что? На нары?
– Их нельзя, а меня можно? А если меня прикончит?
– Нам еще жениться надо, ты забыла?
Леха канючит:
– Шап, ну ты же проверенная…
Шапа пока не сгибается:
– Но он же контуженный! Коматозный! Он за себя не отвечает.
– Я за него отвечаю, клянусь! – горячится Леха.
В конце концов Шапа и Старшина удаляются в отдельную комнату. Шапа тут же выглядывает из-за двери.
– Лех, скалку!
Леха приносит скалочку-выручалочку, радостно напевая: «Ты беременна, это временно».
– Да не бойся, я если что, прямо за дверями… Сразу услышу, если начнет коматозить.
Шапа со скалкой и Старшиной закрывается на ключ в своей комнате. Леха садится рядом с дверями, блаженно вытягивает ноги и вытаскивает книжицу кроссвордов. Под кроссвордик пиво само течет в горло: бульк-бульк.
Вскоре Леха накрывает лицо журналом и блаженно дремлет.
Разбужен он грохотом и воплями Старшины:
– Ротабля, подъем! Ассильбеков, сучара!
– Ё-моё!
Леха спросонья торкается в дверь, но она закрыта.
Он мечется по квартире, прибегает из кухни с разделочной доской.
Вопит:
– Шапа, дура, открывай! Зачем ты закрылась?
Из дверей вываливается споткнувшийся Старшина с воплями:
– Ротабля!
За ним лысая и голая Шапа со скалкой.
– Все, Леха, приплыли! Достал контуженный твой! Еще один зуб выбил! Засунь такой секс знаешь куда? Подсказать?
– Шапа, Шапа, ну чего ты… – бормочет Леха, вертя в руках кровавый зуб, который ему сунула Шапа.
34. Осторожно, это похоть!
Сегодня снова радостный день – Романа Григорьевича привезли к жене Валерии! Вера тащит Романа Григрорьевича на плече, за ними Лиза катит кресло, ожидая, когда Козырев соизволит в него бухнуться. В отдалении – чайный стол, за ним – Валерия с Майей.
Вера бухтит с затаенной злобой, которая не предвещает ничего хорошего:
– Значит, Михайлов хорошо стонет, а Михайлова лежит как бревно…
– М-да… Возможно… – невпопад бормочет Козырев. – Пушкин пьян? Ну не скотина, а?
Вера закатывает глаза к небу:
– Хорошо стонет… Лежит как бревно… Ну и дела, мамочка!
– Да если б я знал раньше, Вера, что Михайлов Вам нравится!