Неизвестный Хейнкель. Предтеча реактивной эры Анцелиович Леонид

От автора

Более ста лет человек летает на созданных им машинах с мотором. Это чудо стало возможным благодаря неимоверным усилиям самых талантливых и смелых. Эрнст Хейнкель был одним из них, и он был среди первых. Его выдающееся техническое творчество охватило целую эпоху в развитии авиации, и он выпускал самолеты в непростых условиях смены времен и режимов. В этой книге отражены не только личность авиаконструктора Хейнкеля, его жизненный путь, но и его историческая эпоха, события и люди.

Мои профессиональная подготовка и опыт авиаконструктора позволили в увлекательной форме донести до читателя сущность проблем, которые пришлось решать Эрнсту Хейнкелю при разработке конструкции своих уникальных самолетов.

Выражаю глубокую благодарность Сергею Конявко, Евгению Полевому и моему сыну Павлу Анцелиовичу за их ценные замечания по рукописи.

Но эта книга не могла состояться без внимания, понимания, поддержки и содержательных рекомендаций моей жены Майи. Моя благодарность ей безмерна.

Глава 1

ПРИЗНАНИЕ

В день своего пятидесятилетия, 24 января 1938 года, профессор Эрнст Хейнкель проснулся необычно поздно. Но все равно вставать не хотелось. Сквозь подернутые легким морозным рисунком стекла огромного окна его спальни ему были видны поредевшие верхушки деревьев, покрытые инеем, и водная гладь Балтийского моря. Солнце уже посылало свои косые зимние лучи. Безоблачное голубое небо обещало редкий для января погожий день.

И вдруг Эрнст вспомнил: сегодня его день рождения, юбилей — он прожил полвека! От этого озарения он окончательно проснулся, произнес благодарение Богу за то, что он дает этот новый день, и решительно откинул одеяло с широкой низкой кровати. Облачившись в теплый халат, он взял с тумбочки и надел свои «очки-велосипед» с круглыми линзами в темной пластмассовой оправе, подошел к окну и приоткрыл створку. Морозный воздух рванулся к нему, и Эрнст целую минуту в полной утренней тишине глубоко и с наслаждением вдыхал этот чистейший морской эликсир. Перед его взором, спускаясь к ледяной кромке моря, лежала огромная территория его сада с многочисленными деревьями, большой оранжереей и собственным пляжем. Сейчас все было покрыто толстым слоем искрящегося на солнце голубоватого снега. Он смотрит на далекие белые барашки волн незамерзшего в этом году моря и испытывает чувство радости и гордости за свое решение построить этот двухэтажный красивый дом на большом участке побережья Варнемюнде и не очень далеко от его авиационного завода.

Морозный воздух заставил его очнуться и закрыть окно. День рождения всегда был для него хорошим поводом собрать друзей, выпить и узнать, что о тебе думают. Эрнст любил застолья, и сегодня на вечер в большом зале местного казино был заказан грандиозный банкет. Конечно, сегодня, как всегда, он приедет на завод. Его директора и ведущие конструкторы — такова уж традиция — обидятся, если он лично не примет их поздравлений. Вход в его кабинет будет бдительно регулировать секретарша, так что все должно пройти спокойно. Наверное, будут и визитеры из министерства, научно-исследовательских институтов, авиационных фирм и местных властей. У его секретарши сегодня будет особенно много работы.

Уже несколько лет он живет в этом доме один и ведет холостяцкий образ жизни. Дом содержится в полном порядке целым штатом надежных людей, которым он платит очень хорошую зарплату. Несколько гостевых комнат в доме редко пустуют — у него гостят очень интересные и выдающиеся личности, от общения с которыми Эрнст получает огромное удовольствие.

Но главное в его жизни — это работа. Его самолетостроительная компания для него все. И его положение ведущего авиаконструктора мира уже давно превратило его работу и в призвание, и в страсть, и в хобби. Ему приходится часто бывать то на своих серийных заводах в Маринее под Ростоком и в Ораниенбурге под Берлином, где строятся его самолеты, то в Летно-испытательном центре Люфтваффе в Рехлине, где заказчиком испытываются его новые образцы.

Но может ли Эрнст сказать самому себе, что он счастливый человек? Пожалуй, да! Он здоров, полон энергии и самый богатый человек в северной части Германии. Он не красавец, маленького роста, с длинным носом и в очках, но молодые женщины признают его очень привлекательным. Когда он смотрит на себя в зеркало, то видит, что к пятидесяти и волос стало меньше, и цвет их изменился и превратился в серебряный, и животик стал немного выпирать. Но все равно Эрнст ощущает себя борцом, и для него синонимом счастья является успех.

Сегодня он очень успешный авиаконструктор Германии. Такого числа и разнообразия типов самолетов, состоящих на вооружении Люфтваффе, нет ни у кого из его конкурентов. У него прекрасные отношения с заказчиками, высшими руководителями Министерства авиации и Люфтваффе. А с тех пор, как он по рекомендации Геринга вступил в члены партии, его перестал третировать и местный гауляйтер.

Надо было побриться, и Эрнст увидел себя в большом, во всю ширину стены, зеркале его ванной комнаты. Такой же ширины был и узкий мраморный стол с двумя раковинами. Почему-то Эрнст всегда пользовался только левой. Вот и сейчас он повернул сразу оба ее хрустальных крана, и полилась струя той температуры, какую он любил. Да, что-то левый глаз стал совсем сдавать, он почти закрылся — надо будет навестить доктора. И снова мысли о сегодняшнем юбилее захватили его сознание. С тех пор как он построил свой первый самолет, который чуть не отнял у него жизнь, пролетело двадцать семь лет — целая жизнь. И какое же богатство он нажил? Конечно, это не стоимость акций его компании и не его счет в банке — это его коллектив, его верные помощники, его конструкторы, производственники, финансисты и юристы.

Эрнст представил себе их лица, улыбающиеся и выражающие искреннюю симпатию и уважение юбиляру.

Вот Карл Шварцлер. Молодым двадцатилетним инженером, безумно увлеченным конструкциями самолетов, пришел он к Эрнсту шестнадцать лет тому назад и бессменно возглавляет его конструкторский коллектив. Всегда спокойный, четко мыслящий, он мог все. Но главное его достоинство состояло в деликатном умении гасить холерические приступы гнева шефа. Эрнст признавал за собой такую слабость и всегда был очень признателен Карлу. Своим безупречным внешним видом Карл Шварцлер служил примером для остальных. Безупречный пробор с левой стороны, коротко постриженные и гладко зачесанные назад волосы, которые, правда, открывали его оттопыренные уши, но в сочетании с пронизывающими внимательными глазами и маленькими усиками под носом, белоснежной рубашкой с темным галстуком и идеально скроенным костюмом создавали респектабельный образ интеллектуала.

Проектировщик от бога Зигфрид Гюнтер, чувствующий и «видящий» воздушный поток, обтекающий самолет, пришел к нему со своим братом Вальтером, который нелепо погиб в автомобильной катастрофе на своей машине всего четыре месяца тому назад. А тогда, в 30-м году, оба они, молодые и амбициозные инженеры, влили свежую струю в форму обводов его самолетов и позволили создать самые скоростные машины в мире. Зигфрид, с лицом интеллигента в очках с еле заметной оправой и вьющейся шевелюрой, скорее был похож на молодого университетского профессора, чем на конструктора.

Да, пожалуй, эти двое — самые близкие, самые надежные сотрудники. Но кроме них, очень много молодых и достойных людей. Тут и его технический директор, профессор Хертель, и его заместитель по испытаниям Джозеф Кехлер, рассчетчик Адольф Енсен, прочнист Бош, каркасник Регнер и шассист Якоб. Давно прошли те времена, когда он проектировал самолет впятером. Теперь его конструкторское бюро — несколько сот только дипломированных инженеров. У него своя аэродинамическая труба, где продуваются модели его секретных проектов, которые он не хочет пока никому показывать. На каждом из трех его заводов имеется летная станция, где трудятся сотни квалифицированных и опытных инженеров и механиков. Среди них группа его особой заботы — ведущие конструкторы по летным испытаниям самолетов и летчики-испытатели. Вальтер Кюнцель организует и проводит летные испытания в кратчайшие сроки, а смелые и грамотные пилоты Герхард Ничке, Ганс Дитерле и Фридрих Ритц не раз, рискуя жизнью, спасали его опытные самолеты.

Когда Эрнст спустился в столовую, легкий завтрак уже стоял на столе. Его экономка, фрау Шенке, все приготовила в лучшем виде. Сегодня гостей в доме не было, и Эрнст завтракал один. Юбилейное настроение вызвало новые воспоминания о событиях и достижениях последних лет.

Конечно, самое важное достижение — это двухмоторный средний бомбардировщик Не-111. Уже три года он модифицирует эту машину. И теперь он довел ее до совершенства. Конструкция полностью отвечает требованиям серийного производства и боевой эксплуатации. Крылья уже не эллипсовидные, а трапециевидные с прямыми передней и задней кромками. Существенно переделана кабина экипажа. Она теперь в полностью застекленном носу. Эрнст даже ухмыльнулся, похвалив себя за такое смелое конструкторское решение. Он уверен, что для будущих бомбардировщиков такая кабина в самом носу фюзеляжа станет нормой. Но он пошел в своем новаторстве еще дальше — не побоялся несимметричности обводов носа и сдвинул установку пулемета вправо.

Обзор из кабины значительно улучшился. Нижняя гондола стрелка сменила убираемую «корзину», которая создавала много проблем. Новые более мощные двигатели повысили летные характеристики бомбардировщика. Щелевые закрылки выпускались гидравлически, элероны зависали одновременно с выпуском закрылков. Основные стойки шасси были двойными с масляной амортизацией и убирались назад в гондолы двигателей.

Эрнст гордился, что его модифицированному бомбардировщику нет равных ни на Западе, ни на Востоке. На скорости 400 км/ч он мог залететь в глубину территории противника до 600 км с грузом бомб в одну тонну. Уже год, как несколько специальных разведывательных машин с дополнительными баками и фотоаппаратами летают на большой высоте над Советским Союзом, залетая в Крым и на Кавказ. Их эксплуатируют в «команде Ровеля». Эта команда находилась в непосредственном подчинении Геринга и возглавлялась подполковником Теодором Ровелем. Она была разведывательной частью, чьи самолеты с гражданской регистрацией, действуя на авиалиниях, вели фоторазведку территорий Англии, Франции и СССР. Один Не-111 был разбит в одном из таких полетов, но секрет удалось сохранить.

Уже построено более полутысячи его бомбардировщиков, и за каждый он получил свою денежку. Эрнсту очень льстит, что даже компанию «Юнкерс» заставили выпускать по лицензии его Не-111, не говоря уже о «Дорнье» и «Арадо». Важным событием прошедшего года было открытие в мае серийного авиационного завода в Ораниенбурге. Теперь там производится существенная часть этих бомбардировщиков.

Вспомнилась прошлогодняя эпопея с парадной дивизией Не-111, которая в Нюрнберге участвовала в воздушном параде перед партийным съездом. Абсолютно новенькие бомбардировщики в количестве восьмидесяти одного тренировались для полетов плотным строем, когда один из них рухнул на землю. Об этом Эрнст узнал от главного инженера Люфтваффе, генерала Лухта, который очень взволнованно сообщил по телефону о катастрофе из-за разрушения крыла. Он заявил, что полеты прекращены и весь парк бомбардировщиков Не-111 будет подвергнут одноразовой проверке с отстыковкой консолей. Для Эрнста тогда это был шок. Но через два часа его представитель уже докладывал, что он выудил. Оказалось, что при роспуске строя пилоты для быстроты вводили самолеты в крутое пикирование. Но последующий вывод из него требовал больших усилий, и они пользовались триммером, который не предназначен для маневров самолета, но может создать аварийную перегрузку. После соответствующего инструктажа пилотов тренировочные полеты продолжили. В день открытия ежегодного съезда над Нюрнбергом проплыла в четком строю армада бомбардировщиков Хейнкеля, вселяя гордость делегатов за свою непобедимую Германию.

На заводе, куда приехал Эрнст, царила юбилейная суматоха. Люди, которых он встречал, загадочно улыбались и низко кланялись. Сегодня он прошел в свой кабинет через приемную, в которой уже было много посетителей и букетов цветов в вазах. Секретарша положила на его стол свежую почту. Эрнст, как всегда, просматривает почту с легким радостным любопытством. Но сегодня оно особенное. Так и есть, сверху лежит поздравительная телеграмма от Гитлера, под ней — почти с таким же текстом от Геринга. Потом красивая поздравительная открытка от генерала Удета, начальника Технического управления Министерства авиации, от которого зависят все заказы новых самолетов и с которым Эрнста связывают долгие годы близкого знакомства.

Стопка поздравительных телеграмм, писем, открыток была такой внушительной, что Эрнст отодвинул ее на край стола и попросил секретаршу пригласить первых посетителей. Ими оказались его самые близкие сотрудники — целая делегация ветеранов конструкторского бюро во главе с Карлом Шварцлером. Он преподнес Эрнсту прекрасно исполненную модель нового двухмоторного торпедоносца на поплавках Не-115, который совершил свой первый вылет полгода назад. Их теплые слова грели душу, и Эрнст, смотря им в глаза, почувствовал надежность своей гвардии и уверенность в ее силе.

Следующая группа сотрудников представляла летные испытания. Здесь были ведущие по самолетам и летчики-испытатели. В руках Кехлера была метровая демонстрационная модель новейшего истребителя Не-100, который взлетел только два дня назад. Изящные формы и стремительность модели лишний раз приятно напомнили Эрнсту его надежду — этот самолет без радиаторов будет самым быстрым в мире. Об этом же говорил и шеф-пилот Ничке.

Зашел его технический директор Хертель, один. У Эрнста были с ним сложные отношения. Хертель долго жал руку Эрнста, говорил всевозможные пожелания и преподнес бутылку коллекционного очень старого вина в дорогой подарочной упаковке. Разговор незаметно перешел на новый проект их тяжелого дальнего бомбардировщика, который недавно получил обозначение Не-177. Эрнст особо не вникал в детали этого проекта, им всецело руководил Хертель. Он с возбуждением докладывал сейчас о его решении максимально использовать проверенную на скоростном разведчике Не-119 силовую установку из двух спаренных моторов Даймлер, вращающих один четырехлопастной винт. Для охлаждения моторов, как и на Не-119, будут использоваться крыльевые герметичные панели вместо выступающих в поток радиаторов. Расстались они очень тепло.

Следующая делегация — ракетчики. Из Пенемюнде приехали молодой доктор Вернер фон Браун и бесстрашный военный летчик Эрих Варзиц, летавший на истребителе Не-112 с ракетным двигателем в хвосте. С ними был ведущий конструктор ракетного самолета Кюнцель. Он преподнес Эрнсту небольшую, но со всеми деталями выполненную демонстрационную модель этого экспериментального, очень маленького самолета, в котором ничего не было, только кабина пилота в носу и ракетный двигатель фон Брауна в хвосте. Теплые рукопожатия, пожелания многих лет жизни и творчества. Варзиц заверил Эрнста, что готов лететь на его новом чисто ракетном самолете, а Кюнцель обещал построить этот самолет в начале следующего года.

Эрнст принимал поздравления до самого обеда. А вечером состоялся банкет, на котором присутствовало множество гостей. Тут были и офицеры Люфтваффе во главе с инженер-генералом Лухтом, и многие конструкторы из других компаний, среди которых был Клау-диус Дорнье, и друзья — артисты, кинорежиссеры, пилоты. Юбилейные торжества удались на славу.

В первой половине 1938 года Эрнсту Хейнкелю удалось несколько раз громко о себе заявить. Огромное впечатление в высших авиационных кругах произвели доклады о том, что его воздушно-реактивный двигатель для самолетов уже устойчиво работает на стенде и выдает тягу в полтонны. А конструкторы Хейнкеля разрабатывают первый в мире реактивный экспериментальный самолет под этот двигатель.

Публично лавры выдающегося авиаконструктора были принесены Хейнкелю еще раз после того, как 20 марта его двухмоторный гидросамолет на поплавках Не-115 установил сразу восемь мировых рекордов скорости на двух дальностях и с разными весовыми нагрузками.

Но еще больший резонанс у высшего руководства страны произвел новый мировой рекорд скорости по замкнутому кругу, установленный на опытном истребителе Хейнкеля Не-100. Благоприятные последствия этого события для Эрнста Хейнкеля неизмеримо возросли потому, что рекорд был установлен не простым летчиком-испытателем, а самым именитым пилотом Германии, асом Первой мировой войны, а ныне начальником Технического управления Министерства авиации генерал-майором Удетом. Он прилетел на заводской аэродром 5 июня, как раз тогда, когда подготовка истребителя к рекордному полету закончилась, и просто попросил у Хейнкеля разрешения полететь вместо летчика-испытателя. Полет закончился успешно потому, что в новой для него кабине Удет не заметил загоревшихся красных лампочек аварийной сигнализации перегрева мотора.

Меньше чем через месяц, 2 июля, Германия узнала, что самолеты Хейнкеля могут устанавливать не только рекорды скорости, но и дальности полета. Перегруженный залитым «под завязку» бензином четырехмоторный разведчик Не-116 взлетел с помощью ракетных сбрасываемых ускорителей и пролетел без малого десять тысяч километров. Такую дальность полета еще не демонстрировал ни один самолет Германии.

И наконец 20 августа Хейнкель удачно выступил в спектакле, разыгранном начальниками Люфтваффе перед командующим ВВС Франции с целью многократно преувеличить авиационную мощь Германии и запугать французов, а через них и англичан. Серийный авиационный завод в Ораниенбурге под Берлином, который Хейнкель спланировал со своим архитектором, был образцово-показательный и совсем новый. Больше года назад он начал выпускать каждый месяц до сотни новейших бомбардировщиков Хейнкеля Не-111. Это был самый большой авиационный завод в Европе.

Туда и прилетели французы во главе с генералом Вюлемином. Хейнкель встречал гостей вместе с высшими чинами Люфтваффе и организовал экскурсию по заводу, а затем воздушный показ. Пустой бомбардировщик Не-111 выделывал в воздухе невероятные фигуры, затем продемонстрировал полет на одном моторе. Полет бомбардировщика и десятки уже сданных заказчику таких же машин, выставленных на стоянках, произвели на французов ошеломляющее впечатление. По заготовленному сценарию Удет приглашает генерала Вюлемина в свой тихоходный «Шторх», чтобы показать ему весь авиационный завод с высоты птичьего полета. А когда самолет Удета медленно заходил на посадку, перед его носом на огромной скорости пронесся истребитель, сделал красивую горку и, мягко приземлившись, подрулил к толпе гостей и хозяев. Затем совершил посадку и Удет.

Французы кинулись к истребителю и начали его рассматривать со всех сторон. Это действительно был очень красивый новейший истребитель Хейнкеля Не-100, но он был всего-навсего пятым опытным и последним. В серию его запускать не собирались, поскольку уже наладили выпуск «Мессершмиттов».

Но Мильх объявляет французам, что это новейший истребитель Германии, и просит Удета сообщить о состоянии его массового производства. Тот уверенно «докладывает» в присутствии конструктора истребителя, что второй конвейер уже работает, а третий заработает через две недели. Французы в это поверили и сообщили англичанам. Франция и Англия воздержались от войны с Германией из-за Судетской области Чехословакии. Вклад Эрнста Хейнкеля в эту игру демонстрации мощи военной авиации Германии был очень высоко оценен руководителями страны.

Приближался сентябрь — время открытия партийного съезда в Нюрнберге, и Эрнст получает приглашение на съезд и праздничный спектакль в тамошней опере. Открытие съезда — 6 сентября. Он никогда не был поклонником оперы, но любил побыть на природе и уже дал согласие своим венгерским друзьям на участие в шикарной охоте на оленя, как раз в это же время. Эрнст пишет письмо с отказом от приглашения на съезд и извинениями. Но через день — звонок гауляйтера Нюрнберга:

— Вы не можете отказаться и обязательно должны прибыть на съезд, сам фюрер хочет, чтобы вы присутствовали.

— Хорошо, я приеду, — ответил Эрнст, подумав, что его охота на оленя погорела.

В этот вечер здание оперного театра Нюрнберга выглядело особенно нарядным. В большом фойе толпился цвет нацистской Германии. Все были в строгих вечерних костюмах со всеми регалиями. Эрнст, как и все штатские, был в черном фраке с ослепительно белой манишкой и белой бабочкой. Ниже бабочки у него свешивался престижнейший орден германского орла — светлый мальтийский крест, между лучами которого располагались четыре орла со свастиками. На левом лацкане черного фрака контрастно выделялись три значка. Выше всех был круглый со свастикой посередине — значок члена партии. Нижний, которым он очень гордился, — знак пилота.

Неожиданно к Эрнсту направился Геббельс, протянул руку и, смеясь, произнес пару своих шуточек, смысла которых Эрнст не уловил. Видя обескураженное выражение лица Эрнста, Геббельс сдался и по-простому сообщил: «Господин Хейнкель, мы присудили вам Национальную премию по науке и искусству.

Вам, Порше, Тодту и Мессершмитту. Скоро вы об этом услышите».

Эрнст слышал, что в прошлом году Гитлер учредил самую престижную награду для любого ученого Германии — Национальную премию в области науки и искусства. Это был противовес Нобелевской премии, которую теперь запрещалось получать немецким ученым. Это произошло после «позорного», по мнению Гитлера, присуждения Нобелевской премии мира за 1935 год журналисту и писателю Карлу фон Оссетцки, которого нацисты уже держали в концентрационном лагере. По мнению Гитлера, теперь немецкие ученые не будут подвержены международному «еврейско-либерально-му» влиянию. Запрет Гитлера не позволил Ричарду Куну получить Нобелевскую премию по химии за 1938 год и Герхарду Домаку — по медицине за 1939 год. С момента учреждения Германской национальной премии ее лауреатами стали всего восемь человек.

Предупрежденный Геббельсом, Эрнст теперь искал глазами своего заклятого конкурента Мессершмитта, моториста Порше и строителя автобанов Тодта. Они уже стояли вместе на противоположной от входа стороне, но Эрнста не тянуло к ним. Открылись двери зрительного зала, прозвенел звонок, и все медленно направились к своим местам. В пригласительном билете Эрнста было проставлено: первый ряд, место № 1. Действительно, крайние четыре места в первом ряду пустовали — они были предназначены для новых лауреатов Германской национальной премии. Эрнст сел на свое место. Бросилась в глаза сцена театра, утопающая в цветах. Тут же подошли и остальные три лауреата, тепло поздоровались с Эрнстом. Рядом с ним уселся Мессершмитт, далее Фердинанд Порше и одетый в генеральскую форму Фриц Тодт. Зал оперного театра заполнялся, Эрнст оглянулся назад — одни генералы в черной и цвета хаки униформе. Вот в зале появляются Гитлер, Гесс и Геббельс и занимают места в первом ряду. Сразу за Тодтом сел Гесс, за ним Гитлер и Геббельс. Все трое в одинаковом одеянии — светлокоричневые мундиры с красной повязкой со свастикой на левом рукаве, белые рубашки с темным галстуком и несуразные сапоги.

Наконец, на сцене театра появляется ведущий вечера и в наступившей тишине объявляет о вручении дипломов лауреатов Германской национальной премии за 1938 год. Гитлер и Геббельс встают со своих мест и подходят к четверке самых результативных строителей военной Германии, которые встают. Объявляются имя, титулы и заслуги Фрица Тодта. Гитлер жмет ему руку, смотрит прямо в глаза и говорит приветственные слова. Помощник в черной офицерской форме уже протягивает полуметровую красную папку с дипломом в широкой золоченой рамке и орлом, который держит в лапах герб со свастикой. Геббельс берет папку и двумя руками протягивает ее Тодту, улыбается и произносит слова приветствия. Тодт принимает диплом двумя руками и благодарит. Какое-то время оба стоят друг против друга и четырьмя руками держат папку. Этот момент вызвал у Эрнста приступ смеха, но он сдержался и подумал, что ему хорошо — он последний.

Процедура повторилась еще три раза. Теперь все четверо стояли с дипломами и слушали заключительные слова Гитлера. Знакомый генерал Энгель потом расскажет Эрнсту подоплеку его награждения этой премией. Борман был против его кандидатуры, видимо начитавшись толстого досье на Эрнста, составленного людьми гауляйтера Хильдебранда сразу после 1933 года, когда он категорически отказывался уволить своих конструкторов-евреев. Но Геринг настаивал на кандидатуре Хейнкеля и вынес вопрос на рассмотрение Гитлера. Тот взял сторону Геринга и сказал: «Мы должны дать этому швабскому мулу то, что он заслужил». После вручения диплома у Эрнста осталось лишь смутное представление о том, что именно ему говорили Гитлер и Геббельс.

Пролетели четыре месяца, и опять приглашение, от которого нельзя отказаться. На этот раз в Берлин, в рейхсканцелярию, на прием к Гитлеру. Опять черный фрак с белой бабочкой, опять рукопожатие Гитлера и какие-то незапоминающиеся слова его приветствия. Всем четверым лауреатам Германской национальной премии за 1938 год Гитлер вручил именные золотые медали с бриллиантами и чеки на крупную сумму.

Наступил 1939 год — начало великих испытаний и лишений для всех людей планеты Земля. Эта горькая участь не минует и Эрнста Хейнкеля, который, повинуясь своей судьбе, внес немалый вклад, чтобы эта катастрофа состоялась.

Глава 2

НАЧАЛО

Он родился в страшно морозный день, 24 января, за 12 лет до наступления бурного XX века в тихой горной деревушке Грюнбах, затерявшейся на просторах Швабии, недалеко от Штутгарта. Бургомистр зарегистрировал малыша под двойным именем — Эрнст Генрих.

Его отец, Карл, как и все мужчины Хейнкели, был мастеровым, лудил и паял. Из медного и железного листа мог соорудить любую полезную в деревне вещь, и у него всегда было много работы. Если при кормлении маленьких детей им надевали нагруднички, то для Эрнста отец выколотил из тонкого медного листа удобный специальный лоток.

Его мать, Катарина Хейнкель, урожденная Хандер, была из той же деревни. Хандеры испокон веков занимались в окрестностях Грюнбаха выращиванием винограда. Катарина окружила маленького Эрнста таким теплом и заботой, на какие могла быть способна только самая преданная и любящая мать. По воскресеньям она надевала свое единственное черное платье, наряжала во все лучшее детей, следила, чтобы и муж выглядел прилично. Все вместе они отправлялись послушать проповедь их уважаемого пастора.

Эрнст родился в большом доме на деревенской улице, где на первом этаже размещались лавка и мастерская отца. Зимой в этой горной местности выпадало много снега. Чтобы не чистить крышу, все дома в деревне были островерхие.

Когда Эрнст стал школьником, он уже проявил свой необузданный темперамент и невероятную энергию. Женщины Грюнбаха в ужасе заламывали руки при виде маленького Хейнкеля, мчавшегося на велосипеде с горы по крутой улочке, ноги которого даже не доставали до педалей, чтобы затормозить. Пастор утверждал, что этот сорванец никогда не станет респектабельным гражданином.

Маленького Эрнста интересовало буквально все. Он уже чувствовал себя свободным и независимым. Авторитетов для него как будто бы не существовало. Он все хотел попробовать сам. И только когда обжигался, признавал, что это плохо. Сельский учитель и пастор были вынуждены с грустью сообщить отцу Эрнста, что его младший сын делает все то, что запрещено Священным писанием.

Тем не менее к моменту окончания начальной сельской школы успехи Эрнста Хейнкеля были признаны достаточными для поступления в среднюю школу в соседнем городке Шорндорфе. Эта школа была желанной для тех родителей деревни, которые хотели обеспечить лучшее будущее их детям. И Эрнст оправдал надежду своих родителей, окончил эту школу и был принят в старшие классы школы города Канштадт. Здесь уже проявилась целеустремленность Эрнста — он окончил школу одним из шести лучших учеников. На глазах матери были слезы радости. Отец же убежденно заметил, что в голове его младшего сына, Эрнста, есть что-то кроме глупостей, недомыслия, девочек и беспрестанного желания выпить в прокуренных кабаках.

Теперь вся семья Хейнкелей реально начала мечтать, что их Эрнст получит высшее образование и будет инженером. Да и Эрнст уже понял, что диплом инженера — это билет в сказочную, полную чудес техническую страну. Отец согласился оплачивать учебу Эрнста в вузе. Но сто лет тому назад в Германии перед поступлением в высшее техническое учебное заведение надо было пройти годичную практику на заводе. И Эрнст отправляется в городок Биссинген, севернее Штутгарта, на завод Гротца, который в то время производил высокоточный инструмент и коленчатые валы к двигателям. Разве мог он предположить, что через много лет этот завод будет его собственностью и только маленькой частичкой его авиационного концерна?

Наставником практиканта Эрнста оказался пожилой мастер Шейбле, в доме которого, в небольшой мансарде, Эрнст и поселился. Ему установили первую в его жизни зарплату — 12 марок в неделю, и он последовательно обучался слесарному мастерству, работе на токарном и фрезерном станках. Потом была еще грязная, пыльная и шумная литейная мастерская. На прощание улыбающийся мастер Шейбле подарил Эрнсту цепочку для карманных часов, выполненную из металла, который практикант перевел в стружку.

Теперь перед деревенским сорванцом Эрнстом Хейнкелем открылись двери Высшей технической школы Штутгарта.

Утренние газеты 5 августа 1908 года сообщили, что над долиной Рейна летит гигантский дирижабль Цеппелин LZ 4 со своим создателем на борту и что его маршрут пролегает от озера Констанца, где расположен его плавучий ангар, до Франкфурта и обратно. Сотни тысяч немцев всматривались в небо, надеясь своими глазами увидеть это чудо. Но вот прошел слух: дирижабль прилетел и совершает посадку на западной окраине Штутгарта, на поле Эхтердингена. Кто на велосипедах, мотоциклах и автомобилях, кто в переполненных поездах устремился туда. Среди пассажиров одного из поездов был и 20-летний студент Эрнст Хейнкель.

Он, как и тысячи горожан, любовался невиданным гигантским воздушным кораблем, который прилетел в эти края как будто из другого мира. Эта граненая сигара невероятно больших размеров, надутая изнутри, с вертикальными и горизонтальными плавниками в хвосте, двумя мотогондолами снизу по бокам, перед которыми вращались пропеллеры, медленно и лениво приближалась к земле, явно намереваясь совершить посадку. Это выдающееся летающее инженерное сооружение заворожило студента четвертого курса Высшей технической школы в Штутгарте. Эрнст сразу отметил, что горизонтальных плавников в хвосте дирижабля было четыре, а вертикальных только два и что руль направления крепился отдельно от вертикальных плавников и почему-то имел овальную форму. Пока он размышлял о конструктивных особенностях летательного аппарата, гигант благополучно приземлился. С его носа на канатах был спущен якорь и закреплен на земле. Из кабины внизу корпуса вышли люди. Подъехали автомашины, и часть пассажиров дирижабля уехала.

Прошло некоторое время, и поднялся ветер. Сильный порыв так надавил на дирижабль, что его якорь вырвался из земли и зацепил за бедро бородатого мужчины, оставив рваную рану. Он беспрерывно вопил от боли. Другого беднягу из стартовой команды, вцепившегося в канаты якоря, освободившийся дирижабль поднял в воздух и понес на край поля. При этом его корма подошла совсем близко к густым невысоким деревьям.

И вдруг яркая вспышка вырвалась из нижней части кормы, и в одно мгновение весь корпус дирижабля охватило голубоватое пламя, он стал прозрачным и начал оседать на землю. Вопль ужаса тысяч зрителей слился в один цепенящий сердце рев. На глазах Эрнста летающее чудо техники превратилось в груду искореженных легких металлических ферм, которая шевелилась и потрескивала в белых остатках пламени на земле с высокой травой и красивыми полевыми цветами.

И тут до слуха Эрнста на фоне рева толпы, со стороны дороги, прорвался душераздирающий отчаянный голос, который повторял лишь одно: «Мне конец! Мне конец!..» Эрнст повернул голову и сразу узнал семидесятилетнего графа Фердинанда фон Цеппелина. Он стоял в своей открытой автомашине и смотрел на то, что осталось от его детища. Его большое мертвенно-белое лицо почти слилось с пышными усами того же цвета, кончики которых, обычно лихо закрученные, теперь опустились. Только родинка на правой щеке сохранила свой обычный цвет. Его широко раскрытые от ужаса глаза были полны слез. Он стоял с вытянутыми к пепелищу трясущимися руками и механически повторял свое заклинание.

Как потом стало известно, после приземления дирижабля LZ 4 на поле Эхтердингена водитель доставил графа к ближайшему телефону — необходимо было дать указания по дальнейшему маршруту дирижабля после его полета, прерванного неполадкой мотора. Теперь, после десяти лет недоверия и насмешек, конструктор дирижаблей надеялся выдавить из рейхстага два с половиной миллиона марок, поскольку его LZ 4 выполнит поставленное условие — продержаться в воздухе не менее 24 часов. Деньги Цеппелину были очень нужны, поскольку на реализацию своих проектов управляемых воздушных кораблей он уже истратил все свое состояние.

Эрнст в каком-то оцепенении смотрел на трясущиеся руки графа Цеппелина, и ему до слез было жалко этого старого технического гения. Такие же чувства испытывали и многие зрители. Вокруг автомобиля Цеппелина образовалась толпа, самые смелые кричали ему: «Мужайся! Мужайся!..» Один рабочий бросил в автомобиль к ногам Цеппелина свое портмоне с деньгами, его примеру последовали другие. Послышались призывы: «Давайте соберем много денег, чтобы граф Цеппелин построил новый дирижабль!»

В переполненном вагоне поезда, куда Эрнст проник через окно, он стоял, прижатый к стенке, и был счастлив, что возвращается в Штутгарт. Вокруг все обсуждали детали катастрофы дирижабля и спорили о количестве денег, которые надо собрать для постройки нового. Его мысли всецело занимали версии причины этого страшного события. Конечно, он понимал, что горел водород, которым был заполнен корпус и благодаря которому дирижабли и аэростаты поднимались в воздух. Он знал, что матерчатую обшивку гигантского корпуса сделать полностью герметичной очень трудно — утечки водорода были вероятны. И тут он явственно вспомнил, что, когда огромный корпус несло ветром, его хвост подошел вплотную к деревьям. Ведь если матерчатая обшивка коснулась их, то она могла легко разорваться… Но что же подожгло водород? Ответа он не находил из-за множества возможных источников огня, начиная от горящей сигареты близко стоящего зрителя и кончая электрическим разрядом между наэлектризованным корпусом дирижабля и деревьями.

Студент инженерного вуза Эрнст Хейнкель уже чувствовал, что сама идея летательного аппарата, наполненного горючим газом, несла в себе огромную опасность. Но были уже и другие летательные аппараты, которые использовали подъемную силу движущихся в воздухе крыльев. Он, как и все юные и пытливые будущие инженеры, знал из газет и технических журналов истинное состояние развития этих рукотворных летающих машин. Только пять лет прошло, как взлетела первая в мире такая машина — братьев Вильбура и Орвилла Райт. А уже в этом году в январе самолет Вуазена под управлением пилота Анри Фармана завоевал Гран-при в сумме 50 тысяч франков за облет круга в один километр. В мае второй биплан американцев Белла, Кертисса и Болдуина «White Wing» взлетел под Нью-Йорком и три дня спустя на соревнованиях Кертисс пролетел на нем более 300 метров. В июле Глен Кертисс пролетел один километр на своем биплане «Июньский жук» и завоевал Scientific American Trophy. Он был известным американским мотоциклистом и на шестицилиндровом мотоцикле установил неофициальный мировой рекорд скорости — 217 км/ч. Его мотоциклетные двигатели были идеальными для легких самолетов. «Июньский жук» он спроектировал сам. Братья Райт уже вовсю торговали своими самолетами, готовили серийный образец для армии и отправили другой свой самолет в Европу для рекламных полетов во Франции. Самолетостроение делало первые, но уверенные шаги.

Поезд мчался к Штутгарту. Под впечатлением увиденной катастрофы неожиданно для себя Эрнст вдруг пришел к твердому умозаключению, изменившему всю его жизнь. Да, будущее принадлежит не дирижаблям, а летательным аппаратам тяжелее воздуха — самолетам. И в нем проснулось страстное желание посвятить себя их созданию, стать главным конструктором будущих самых совершенных летающих машин.

Студент Эрнст Хейнкель был невысокого роста, но крепкого телосложения. Его голова не была похожа на голову Сократа и не выказывала черт гениальности, но упрямые, цепкие глаза сразу говорили о волевой натуре. Длинный прямой и чуть опущенный швабский нос, который он получил в наследство от своих родителей, производил двоякое впечатление. Сначала он смешил и придавал облику Хейнкеля черты комедианта, и это всегда располагало к нему собеседника. Но потом этот же нос уже казался атрибутом очень хищной птицы, которая внушала страх и уважение.

Студенческая вольная жизнь затянула в свой круговорот юношу из глухой швабской деревни. И тут проявился его коммуникабельный характер и такие качества, которые позволили ему занять лидирующее положение среди студентов. В студенческом клубе, куда вступил Эрнст, студенты любили посидеть за бутылкой красного вина. Его способность много выпить сыграла важную роль. Он получил прозвище Нос бутылки и занял должность адъютанта куратора клуба. Им был заядлый выпивоха — престарелый доктор Хедингер, который завещал клубу огромную сумму в 25 тысяч марок. Эрнст был обязан сопровождать президента после занятий, а по вечерам составлять ему компанию за столом ресторана, где они ели копченые языки и запивали красным вином. Для бедного студента Хейнкеля это было более приятным занятием, чем разбирать задачи по высшей математике. Все его предки, как и отец, были мелкими деревенскими ремесленниками, котельщиками и водопроводчиками, и в провинции, где вино было очень дешевым, они не обременяли себя чрезмерным воздержанием. Некоторые из Хейнкелей отличались довольно буйным нравом, особенно в подпитии. Эрнст родился самым маленьким, но когда вырос, то по силе духа и количеству алкоголя, которое он мог выпить, ни в чем не уступал своим мощным родичам.

В то же время Эрнст очень гордился своей будущей специальностью — инженера-механика. Она открывала перед ним широчайшие перспективы. Сенсационные открытия в технике следовали одно за другим. Бурно развивались все отрасли машиностроения. Электротехника, паровые двигатели и моторы внутреннего сгорания невероятными темпами двигали морской, речной, железнодорожный, шоссейный и теперь воздушный транспорт.

Эрнст Хейнкель мог посвятить себя любому направлению техники — для каждой компании он был бы желанным приобретением. Но после катастрофы дирижабля у него появился один интерес — самолеты. Куратор студенческого клуба, старик Хедингер, недоумевал: «Что случилось с Хейнкелем? Он совсем забыл нас». Теперь Эрнст был увлечен скрупулезным сбором каждой крупицы информации о конструкциях самолетов.

В начале нового учебного года Эрнст случайно узнает, что профессор математики Бауман начинает читать новый курс лекций по авиации. На первой лекции, кроме Эрнста, слушателями оказались всего три женщины. Маленький коренастый профессор Бауман с черными усами рисовал на доске графики и писал формулы, из которых Эрнст понимал только половину. Количество слушателей профессора-теоретика на второй лекции не увеличилось — те же три женщины и Эрнст. Его подозрение подтвердилось — это были жена, теща и домработница профессора. Они были здесь по просьбе профессора, который не рассчитывал на популярность нового курса его лекций. Даже на Эрнста они наводили жуткую скуку. Но ничего другого он найти не мог и остался преданным студентом профессора Баумана.

В это же время профессор-математик Жуковский в Московском высшем техническом училище читает лекции по теории полета и собирает большую аудиторию студентов — энтузиастов авиации. Среди них будущие конструкторы самолетов и их двигателей: Архангельский, Делоне, Лейбензон, Микулин, Стечкин, Юрьев и др. Потом вокруг Жуковского организуется ЦАГИ.

Эрнст Хейнкель продолжает искать информацию о построенных самолетах и находит ее в кафе «Рейнсбург». Тут был целый клад новейших иностранных журналов и газет с подробными описаниями и фотографиями французских и американских машин. Теперь Эрнста Хейнкеля можно было часто застать за столиком в этом кафе, увлеченно читающим очередной журнал или газету с картинками самолетов. Франция в этом была бесспорным лидером, в то время как в немецких изданиях эксперты и корреспонденты прославляли дирижабли и пренебрежительно описывали достижения в самолетостроении, называя братьев Райт «братьями-лжецами».

Тут, в кафе «Рейнсбург», молодой Хейнкель узнает о триумфальных полетах Вильбура Райта во Франции в сентябре 1908 года. За два часа он пролетел почти 130 км. Это было грандиозно, и все разговоры о «братьях-лжецах» были моментально подавлены. Французы Блерио и Фарман строят свои новые самолеты. Луи Блерио на своем самолете модели XI 25 июля 1909 года перелетел Ла-Манш за 32 минуты, изумив весь мир. Безумная радость! В Лондоне — тысячные очереди, чтобы взглянуть на чудо-самолет. По возвращении в Париж — прием с высшими почестями. Его самолет в сопровождении эскорта провезли по парижским бульварам.

Эрнст узнает, что даже Австрия обогнала его Германию. Австрияк Иго Этрих воспользовался исследованиями немецкого профессора Альборна из Гамбурга. Профессор скопировал форму крыльев с летающих семян тропического растения, которые ему доставляли из ботанического сада на острове Ява. Построенный в Австрии по его рекомендациям самолет назвали «Голубь Этриха», и он хорошо летал.

Несколько разрозненных энтузиастов авиации в Германии начали на свои деньги и на свой риск строить свои самолеты, копируя их у французов и устанавливая на них французские моторы. А иногда они просто по своему разумению дорабатывали купленные французские самолеты.

Однажды Эрнст прочитал в газете, что мэр Франкфурта планирует провести в своем городе с 1 по 10 октября 1909 года Международную авиационную выставку. Городской Совет установил высокие призы за лучшие летные достижения в разных категориях и приглашает знаменитых французских и бельгийских пилотов посоревноваться. Эрнст сразу решил: он должен это увидеть, чего бы это ни стоило.

Деньги, которые давал отец, полностью тратились на самое необходимое, и выкроить из них сумму на покупку железнодорожного билета в оба конца до Франкфурта, расположенного в двухстах километрах от Штутгарта, было нереально. Попросить у отца дополнительные деньги на праздник авиации он не мог, потому что знал его крайне отрицательное отношение к этому модному увлечению людей. Отец все еще видел в нем подающего надежды инженера-машиностроителя старых добротных механизмов. А когда Эрнст пытался аккуратно заговорить с ним о летающих машинах и пилотах, он неизменно слышал: «Это сброд канатоходцев! Они все должны быть в цирке».

Оставалось только одно — продать свою какую-нибудь ценную вещь. Выбор пал на толстую, хорошо изданную книгу Баха «Детали машин». Эрнст успокаивал себя — он купит ее позже, но этого не произойдет. Получив за нее только шесть марок, он через три дня уже ехал в поезде во Франкфурт, куда так настойчиво стремился и где его ждали важные открытия.

Международная авиационная выставка во Франкфурте 1909 года показалась молодому Хейнкелю фантастической. Он увидел здесь уже целый ряд немецких самолетов, выстроенных в линейку. Среди них были даже такие, которые могли взлетать с палубы корабля, но выглядели они очень громоздкими. К потолку огромного павильона был подвешен недостроенный самолет братьев Райт, а на видном месте, на углу экспозиции, стояла летательная машина, построенная шофером Кайзера Вильгельма II. Все попытки немецкого пилота поднять ее в воздух окончились неудачей. Она подскакивала, но лететь не хотела, чем и заслужила язвительные насмешки зрителей. Явным контрастом было появление французов и бельгийцев на обтекаемых монопланах и бипланах, которые уверенно взлетели и совершили свой первый полет вокруг летного поля. Десятки тысяч зрителей приветствовали их аплодисментами. Бельгиец де Катере находился в воздухе час и семнадцать минут и выиграл главный приз города Франкфурта за продолжительность полета — 40 тысяч марок.

После всего увиденного Эрнст почувствовал, что может и должен принять участие в создании самолетов в Германии. Если в прошлом году потрясение от катастрофы дирижабля Цеппелина открыло ему важность покорения воздушного океана летающими машинами тяжелее воздуха, то теперь, разобравшись в их конструкциях и оценив уровень их развития, он твердо убеждается, что полученного технического образования достаточно, чтобы стать конструктором самолетов.

В возрасте 21 года Эрнст Хейнкель принимает кардинальное для всей своей жизни решение. Он будет авиаконструктором и строителем самолетов. Прощай, студенческая жизнь! Все равно его Высшее техническое училище Штутгарта больше ничего не может ему дать того, что пригодится для предстоящей работы, а тратить время на абстрактный дипломный проект какой-то устаревшей машины он не намерен. Он будет строить свой собственный самолет по своему проекту. Как это все будет, он пока не знал, но это была цель.

Теперь его маленькая комнатка с небольшим количеством мебели, которую он снимал в доме бондаря Роммеля на Гимназиум-штрассе, превратилась в конструкторское бюро с одной чертежной доской. Вся французская периодика, содержащая сведения о самолетах, была вновь перечитана. И на эскизах появились варианты биплана, очень похожего на тот самолет, на котором летал Анри Фарман. Наконец, на чертежной доске Хейнкеля появился общий вид в трех проекциях его первого самолета.

Но чтобы выпустить его рабочие чертежи, закупить материалы и готовые изделия, нанять конструкторов и рабочих, арендовать ангар для сборки и ангар на летном поле, нужны были тысячи марок, а у молодого Хейнкеля была только идея его самолета и страстное желание ее осуществить. В поисках богатого спонсора Эрнст стал просматривать объявления в рекламных газетах. Ничего не было. Но назад, в студенты, ему уже пути не было. Он еще не знал, как об этом сказать отцу, но был уверен, что найдет свой путь в авиацию. Ведь он уже принял окончательное решение.

Симпатичный пожилой механик Фридрих Мюнц понравился Эрнсту с первого взгляда. Его мастерская находилась на первом этаже дома № 27 по Блюмен-штрассе. А когда он терпеливо выслушал пламенный рассказ Эрнста о своем самолете и о себе, то рассмеялся и просто сказал: «Переезжай ко мне и будешь платить мне за комнату».

На следующий день большой лист ватмана с тремя

проекциями самолета был развернут на рабочем столе тесной мастерской Мюнца. Не спеша надев очки, он долго смотрел на чертеж, не произнося ни слова. Затем обернулся к Эрнсту:

— Да-а… В целом это выглядит неплохо. Но прежде всего ты должен иметь большую мастерскую.

— Но у меня для начала нет денег, — мрачно заметил Эрнст.

— Для студента это не удивительно. Пойдем со мной, — пригласил Мюнц.

Они поднялись на второй этаж и оказались в просторном зале, который раньше арендовался для богослужений.

— Здесь молились так долго и громко, что с твоим самолетом ничего плохого не случится. Давай начинать, — твердо заключил Мюнц, прищурив свои веселые глаза.

На рассвете следующего утра Эрнст уже ехал в соседний городок покупать отборную и выдержанную древесину для своего самолета. Он уже не был бедным студентом, он был компаньоном известного мастера-механика, которому товар отпускали в долг. Вернулся Эрнст с грузом отобранного им дерева, стоимость которого записали на счет Мюнца.

Фридрих Мюнц вскоре пригласил двух столяров, которых так вдохновила идея постройки самолета, что они согласились работать без оплаты. Весь следующий, 1910 год компания друзей с частыми перерывами строила самолет Эрнста Хейнкеля. Сам он работал со всеми наравне, но и еще числился студентом в своем Высшем училище, посещая самые необходимые мероприятия. Эрнст продолжал читать французские газеты и не жалел денег, чтобы переснять каждую фотографию самолета на слайд. Их собралась целая коллекция, и он внимательно изучал каждый. В одной из газет была маленькая заметка о том, что в последних маневрах французской армии принимали участие самолеты. Эрнста осенило — военные могут стать его спонсором!

Теперь уже остро встал вопрос о моторе. Он стоил несколько тысяч марок, и Эрнст предпринимал различные попытки найти источник финансирования. Он даже решился прочитать лекцию военным на тему «Самолеты в будущей войне», надеясь на их поддержку проекта его самолета. В ней он рассказал об участии самолетов в маневрах во Франции и обосновал необходимость принять срочные меры к ликвидации отставания Германии в самолетостроении. Но все напрасно. После лекции старший по званию подозвал Эрнста: «Молодой человек, это было очень интересно, но мы все это знаем намного лучше».

Эрнст был в отчаянии. Постройка самолета застопорилась. Как же достать дорогущий мотор? Спасителем молодого конструктора опять оказался Фридрих Мюнц. Через своих знакомых он достал лодочный мотор мощностью 22 л.с. Когда Эрнст осмотрел мотор, то сразу запротестовал — он был слишком тяжелый. Мюнц спокойно, но твердо отпарировал: «Лучше иметь тяжелый, чем ничего». И Эрнст с ним согласился.

Теперь надо было решать проблему ангара на поле, пригодном для взлета и посадки. Зал на втором этаже дома Мюнца, где Эрнст с помощниками изготавливал детали и собирал отдельные агрегаты своего самолета, был капканом. Даже собранные консоли крыльев из него вытащить было невозможно. Они не проходили ни через двери, ни через окна. Об общей сборке самолета нечего было и думать. Дальнейшие работы над самолетом опять приостановились.

Недалеко от города Штутгарта было одно место, которое казалось удобным для полетов. Эта северо-восточная окраина города с ровным лугом за рекой Некар называлась Канштадтен Васен. Это место и облюбовал Эрнст и решил, что здесь он должен построить ангар для общей сборки и предполетной подготовки своего самолета.

Опять помогли связи Мюнца. Через его знакомого городского чиновника вышли на депутата местного парламента Кейната, который хотел заработать на стремительно развивающейся авиации. Пока Эрнст корпел над изящными деталями своей машины в бывшем молельном зале, самолеты действительно привлекли внимание высшего руководства Германии. Военный министр распорядился о формировании воздушного корпуса и открытии летной школы. В небольших бараках под Берлином биолог Доктор Вальтер Хут и Отто Винер организовали компанию «Альбатрос» по строительству самолетов и привлекли наиболее удачливых одиночек, строителей собственных самолетов. Инженер Румплер попытался строить австрийский самолет «Таубэ».

На фоне этого авиационного бума депутат швабского парламента Кейнат решает сыграть на национальных чувствах своих избирателей и не уступать «проклятым пруссакам» юг Германии. Швабы должны строить свои прекрасные самолеты! И тут ему представляют шваба Эрнста Хейнкеля и приглашают посетить его мастерскую, где строится его «швабский» самолет. Ничего не понимая в конструкции самолетов, Кейнат пришел в восторг от увиденных крыльев, оперения, стоек и расчалок. После непродолжительных расспросов конструктора самолета он делает Эрнсту Хейнкелю лестное деловое предложение.

Кейнат покупает строения школы верховой езды, которые подлежат сносу, перевозит их на поле для полетов в Васене, там их заново собирает и предоставляет Эрнсту Хейнкелю право пользования большим залом для сборки, регулировки и хранения его самолета. За это Эрнст должен обещать продать ему самолет за 13 тысяч марок после того, как будет продемонстрирована его способность пролететь расстояние в сто метров. Кейнат также планирует основать самолетостроительную компанию «Аэропланы Южной Германии» и приглашает Хейнкеля занять пост ее технического руководителя.

Эрнст сразу сказал, что он согласен. И все завертелось. На краю поля в Васене появился ангар, сильно напоминающий павильон для верховой выездки. Теперь надо было вытащить консоли крыльев из западни бывшего зала для молитв. Когда стало ясно, что без поломки дома не обойтись, то Мюнц предложил лучший вариант — выпилить промежуток между двумя окнами. Теперь проход для консолей крыльев был открыт. Они благополучно выпорхнули из клетки и вместе с остальными деталями самолета оказались в ангаре в Васене. Работа тут закипела. Слухи о новом строящемся самолете передавались из уст в уста энтузиастами авиации. Каждый день все больше и больше любознательных людей приходили взглянуть на самолет, который создавался в их родном Штутгарте, и на его молодого конструктора. Школьники и студенты, мастеровые и солдаты, знатные дамы с кавалерами — все старались побывать в ангаре Хейнкеля. Даже его профессор Бауман приехал на целый день и помогал в сборке самолета. В некоторые дни в ангаре трудилось до десяти человек. Полотнища матерчатой обшивки крыльев и оперения сшивали на обычной ножной швейной машинке «Зингер». Австрийский летчик Файдлер приземлился на поле на построенном им самолете типа Блерио, зашел в ангар и был в восторге от самолета Хейнкеля.

Поле, которое облюбовал Эрнст Хейнкель, постепенно становилось аэродромом Штутгарта. В январе 1911 года сюда приехал король Вюртемберга со свитой посмотреть на полеты самолета, но не повезло с погодой — снежная круговерть в воздухе и непролазная грязь на поле. Летчик долго не решался лететь, но король проявлял нетерпение. И вот ворота ангара открылись, и самолет взлетел в снежную пургу. Он набрал высоту 10 метров, сделал полукруг и пошел на посадку. На этом показ закончился. Многочисленные зрители были разочарованы и проявили большой интерес к строящейся машине Хейнкеля. Тогда его помощник встал у ворот и стал собирать за вход небольшую плату. Эти деньги для команды Эрнста были очень кстати.

В этот чудный день, 12 мая, на аэродроме были назначены показательные полеты самолетов. Опять приехал король. Но теперь у всех настроение было праздничное. И у Эрнста тоже — его самолет был почти готов. После удачного, но очень скромного полета немецкого самолета, который взлетал в снежном январе, появился австрийский «Таубэ». Этим красивым самолетом управлял немец Хельмут Хирт.

Эрнст его прекрасно знал. Они учились вместе в старших классах школы. Хельмут учиться не любил, оставался на второй год. Мотоциклы и автомашины интересовали его намного больше. Но он был одним из двух сыновей очень богатого и известного шваба из Штутгарта, Альберта Хирта. Его изобретения в области шарикоподшипников использовались во всем мире, а он, с развевающимися бакенбардами, мчался по городу на мотоцикле, летал на воздушном шаре, управлял автомобилем и разрабатывал проекты летающей лодки и гигантского самолета на гусеничном шасси, на котором он мечтал достигнуть Северного полюса.

Хельмут сначала пытался помогать отцу в его бизнесе, но потом увлекся полетами на самолетах. В Австрии он изучил и освоил их знаменитый двухместный моноплан «Таубэ», в Вене окончил летную школу. И вот теперь эта восходящая звезда немецких летчиков во всем блеске была представлена королю Швабии. Красивый и высокий молодой человек с черными, как смоль, волосами, аккуратно уложенными на пробор, щегольскими усами и обворожительной улыбкой стоял с пробковым летным шлемом в правой руке возле изящной большой птицы на колесах и пропеллером впереди, которая всем своим видом показывала многочисленным зрителям, что готова взлететь.

Хельмут занимает место пилота, выхлопные патрубки мотора выплюнули облачка синего дыма, и изящный «Таубэ» легко скользнул в небо. Со скошенными назад концами крыльев и птичьим хвостом он был очень похож на коршуна. По большой спирали он поднимался все выше и выше, вызвав неописуемый восторг зрителей на поле. Наконец, он как бы устал и какое-то время летел горизонтально, отдыхая. Но высота была такой большой, что самолет смотрелся на фоне голубого неба совсем маленьким. Когда Хельмут заходил на посадку, духовой оркестр тяжелой кавалерии грянул «Встречный марш». Завершив пробег по траве точно напротив большой палатки, перед которой на походных стульчиках расположились король и его свита, Хельмут сорвал бурные аплодисменты всех присутствующих.

Хельмут увидел Эрнста, скромно стоящего недалеко от палатки короля, узнал его, подошел, и они обменялись рукопожатием. Хельмут был уже наслышан о работе Эрнста над аэропланом и предложил ему осмотреть его «Таубэ» с размахом крыльев в 14 метров и посидеть в кабине. После того как Эрнст полностью удовлетворил свое любопытство, Хельмут неожиданно предложил: «А почему бы нам не слетать вдвоем? Давай, перелезай осторожно в переднюю кабину — будешь пассажиром. Но у тебя на коленях прокатится и мой младший братишка Вольф». Вольфу было одиннадцать, и он бредил полетами. Со временем он станет знаменитым планеристом Германии.

Эрнст летел на самолете первый раз в своей жизни. На разбеге сильно трясло. И момент отрыва поразил этой резкой сменой тряски на плавное покачивающее движение в воздухе. Треск мотора и свист ветра сливались в одну завораживающую мелодию. Очень быстро палатка короля Швабии и люди возле нее становились все меньше и меньше. Рычаги и педали управления самолетом были только в кабине Хельмута, но Эрнст заметил, что скошенная назад округлая концевая часть крыла отгибалась вверх или вниз перед началом виража. Скоро ему одному придется оторваться от земли на опасную высоту, управляя собственным самолетом. И сейчас в роли воздушного пассажира, да еще и с ребенком на коленях, Эрнст ощутил всю ответственность конструктора и пилота за жизнь человека, которого самолет с его мотором поднимает так далеко от земли. Но философские размышления об опасности творений человеческих быстро уступили место чисто практическим оценкам расстояний и ракурсов применительно к его первому самостоятельному полету на его самолете. Особенно важно было для Эрнста — это увидеть из кабины, как Хельмут заходит на посадку, от какой точки начинает планирование и с какой высоты задирает машину до касания. Пробег не был очень длинным, и они, к всеобщему восторгу зрителей, снова оказались напротив палатки короля.

Лето полностью вступило в свои права, когда Эрнст запустил лодочный мотор на своем самолете и начал пробежки по полю аэродрома Васен. Он уже освоился и пытался совершить подлет, но мощности тяжелого мотора явно не хватало, чтобы разогнать самолет до нужной скорости. Неужели весь его проект обречен на провал? Что же делать? Где достать мощный и легкий мотор? Эрнст вспомнил — его двоюродный брат Меркле работает инженером у Даймлера. Переговоры дали плоды — авиационный двигатель мощностью вдвое большей, чем у лодочного мотора, компания Даймлер согласилась дать Хейнкелю в аренду.

9 июля 1911 года запомнится Эрнсту Хейнкелю на всю жизнь. С новым мотором он разогнался и очутился в воздухе. Он до сих пор восхищается собой. Без всякой летной подготовки, без наставника, имея только общее теоретическое представление о работе поверхностей управления самолетом и слайды с фотографиями разных конструкций, не зная особенностей управления созданной им машины, молодой и упрямый Хейнкель летит на самолете своей конструкции. Он сидит, совершенно открытый ветру, на маленьком сиденье между нижним и верхним крыльями. Правая его рука держит рычаг управления, а левая — рычажок оборотов мотора. Ноги его почти в горизонтальном положении уперты в педали рулей направления. Впереди него только воздух и переднее горизонтальное оперение, вынесенное далеко вперед. Сзади — рокочущий мотор, который вращает толкающий пропеллер, и бак с бензином, закрепленный над мотором. Вместо фюзеляжа — продуваемая ферма без обшивки, из деревянных стоек и проволочных растяжек.

Собравшиеся поглазеть завсегдатаи аэродрома и случайные посетители, глядя на неуверенные и вынужденные маневры самолета Хейнкеля на сравнительно малой высоте, не могли точно сказать, чем закончится этот отчаянный полет — успешным приземлением или катастрофой. По рассказам пилотов Эрнст знал, что взлететь — это полдела. Главное — безаварийно сесть. Но уже с первых минут в воздухе Эрнст стал чувствовать, чего хочет его самолет, как он реагирует на ничтожные отклонения рычага управления и педалей, как он начинает подниматься при увеличении числа оборотов мотора и снижаться при их уменьшении.

С каждой минутой полета Эрнст учился управлять своим самолетом, и он становился все послушнее. План посадки Эрнст составил в уме заранее и мысленно проигрывал ее много раз. Вот он подойдет к краю поля на высоте 30 метров, плавно развернется к его середине, уберет обороты мотора до холостых, даст самолету плавно снижаться, удерживая его в горизонтальном положении, а когда земля будет совсем близко, поднимет нос машины, и она последние метры высоты будет лететь параллельно земле и плавно на нее опустится. Сейчас от того, как он все это сделает, ничего не забыв, зависит его жизнь и его будущее. Он все сделал точно, и шквал аплодисментов свидетелей его первого вылета донесся до него, когда самолет, уже обессиленный, еще катился по ровной траве.

На следующий день популярная газета «Штутгартер Тагблатт» писала:

Вчера рано утром из Васена пилот Хейнкель совершил первый вылет на его вновь построенном биплане.

Мотор колоссальной мощности обеспечил полет в воздухе одного пилота на высоте десять метров. При посадке несколько стоек биплана согнулись.

В каждом следующем полете обязательно гнулась какая-нибудь стойка, или обрывалась проволочная растяжка, или же гнулась ось шасси. Но самолет ремонтировали, и Эрнст снова взлетал в любую погоду. Он бесстрашно осваивал летное мастерство и выявлял достоинства и недостатки своего первого детища. А когда полеты на аэродроме прекращались, толпы жителей Штутгарта собирались на его краю, чтобы увидеть и приветствовать смелого авиатора Эрнста Хейнкеля.

Своими полетами молодой конструктор Хейнкель убедил всех, что он может создавать успешно летающий самолет, способный покрыть расстояние не в сто метров, как предусматривалось в его соглашении с депутатом и владельцем его ангара Кейнатом, а в сотни километров. Конечно, самолет Хейнкеля выглядел архаичным по сравнению с австрийским монопланом «Таубэ», но он создан в Швабии, и он летает.

Среда, 19 июля, была обычным летным днем. Белые кучевые облака украшали голубое небо, но летние грозы уже нередко гремели и сверкали над Штутгартом. В ангаре Хейнкеля готовили самолет к полету. Эрнст еще раз обошел вокруг машины, внимательно осматривая каждый узел и пробуя натяжение проволочных растяжек. Все было в порядке, и можно было взлетать. Но когда начали выкатывать самолет из ворот ангара, Эрнст вдруг почувствовал, что его сердце екнуло и в глазах потемнело, как будто темное облако спустилось сверху и обволокло все кругом. Он на минуту остановился, упираясь руками в заднюю кромку нижнего крыла. Потом облако исчезло. Что это было? Какой-то знак? Эрнст отбросил дурные мысли, и они поставили самолет носом против ветра.

— Собираешься взлетать? — приветливо спросил проходящий пилот воздушного шара.

— Да, и сегодня это будет мой смертельный полет, — неожиданно для себя выговорил Эрнст.

— Не шути такими вещами, — улыбаясь, по-дружески сказал пилот.

Эрнст шутить и не собирался, просто так вырвалось. Но надо было лететь. Пропеллер завертелся, под его струей рули направления встали по потоку, и Эрнст это сразу почувствовал — педали стали тугими. Но тут опять защемило в груди, а он и на этот раз не внял этому сигналу оттуда. Мотор прогрелся, и Эрнст двинул его рычажок вперед, до упора. Тряский разбег, и… он уже в воздухе. Еще пара минут, и он уже на высоте 40 метров летит в сторону завода Даймлера.

Он хотел сделать правый вираж, чтобы вернуться на летное поле. Машина накренилась вправо, ему показалось, очень сильно. Эрнст пытался выправить самолет, но ручка управления влево не двигалась. В это мгновение сильный порыв ветра подхватил самолет и швырнул его опять вправо. Он, накренившись, как бы соскользнул в правую сторону с большой боковой перегрузкой. Ноги Эрнста сорвались с педалей, и, чтобы не вывалиться, он уперся ими в расположенную впереди стойку. Эрнст уже ничего не мог соображать. Все проплывало, как во сне. Но ясно чувствовал, что самолет переворачивается на спину и устремляется почти вертикально к земле. Он потерял сознание еще в воздухе, поэтому удара не почувствовал.

Механик Стока, работавший на заводе Даймлера, ехал на работу на велосипеде и любовался полетом самолета. Вдруг самолет перевернулся и рухнул на землю. Стока изо всех сил нажал на педали и подлетел к обломкам самолета, когда они только начали гореть. Тут же появился полицейский, прискакавший на лошади. Вдвоем они вытащили бездыханного окровавленного пилота из горящих обломков, освободив его от запутавшихся на нем проволочных растяжек. Они успели оттащить пилота, когда взорвался бензиновый бак и раскидал обломки самолета.

Эрнст очнулся, когда его везли на автомобиле в госпиталь. Нестерпимая боль разрывала голову и ногу. Несколько дней он пребывал в полубессознательном состоянии. Наконец Эрнст услышал над собой голос доктора: «А-а-а… Он постепенно приходит в себя». Но все окружающие предметы еще имели неясные очертания.

Через неделю Эрнст был уже в состоянии прочитать перечень полученных им повреждений, прикрепленный к его кровати:

— перелом черепа и кровоизлияние;

— повреждение затылка, кровотечение из носа и ушей;

— сломаны верхняя и нижняя челюсти;

— сломаны левая бедренная кость и третий палец на правой ноге;

— ожоги второй и третьей степени на левой стороне лица.

Шло время, и оно, как лучший лекарь, но с участием докторов, постепенно избавило Эрнста от жутких физических болей. Но по мере выздоровления его все больше стали мучить боли душевные. Когда он думал, сколько усилий, времени и изобретательности было потрачено, сколько надежд и денег многих людей он похоронил в пламени обломков самолета, ему становилось не по себе, дикая тоска и неисправимое чувство вины разрывали его сердце. Лежа на кровати в госпитале, он думал о Мюнце и остальных своих помощниках, которым так и не заплачено ни пфеннига. Не только за дерево, но и за матерчатую обшивку крыльев и оперения тоже ничего не заплачено. А разбитый мотор Даймлера?

Эрнст думал о несчастливой судьбе авиаконструктора, о тех отвесных скалах и глубоких ямах, которые неожиданно возникают на его пути к созданию надежно летающей машины. Но чем больше он об этом думал, тем тверже утверждался в мысли и яснее сознавал, что назад ему уже пути нет. Он прошел такую школу практического конструирования и постройки самолета, получил такие знания, какие ни один университет дать не может. А главное, он ощутил сладость независимого конструирования своего самолета и своих открытий новых путей в самолетостроении.

Полное разрушение самолета Хейнкеля и тяжкие ранения, которые он при этом получил, были для Штутгарта событием № 1. Соратники, друзья и тысячи горожан хотели помочь своему авиаконструктору построить новый самолет. В газете «Штутгартер Тагблатт» было опубликовано следующее обращение:

«После неудачного очередного полета инженер Хейнкель, серьезно раненный, лежит в госпитале Канштата. Его модель летательной машины, по мнению экспертов, имеет большое будущее. Но в результате аварии его аппарат полностью разрушен. Результат его двухлетних напряженных исследований, работы и значительных финансовых затрат уничтожен. Поэтому в магазинах должны продаваться почтовые фотооткрытки с изображением пилота и самолета во время успешных испытательных полетов. Доход от их продажи пойдет в фонд его новой работы».

А через несколько дней в той же газете новое обращение:

«Не заботься о своем физическом комфорте, хорошей еде и выпивке, а купи почтовые карточки авиатора Хейнкеля, который вложит деньги в хорошее дело. Дай хорошему человеку шанс полететь снова».

Эрнста навестил в госпитале его двоюродный брат Меркле и объявил решение руководства компании Даймлер: не взыскивать с Хейнкеля стоимость данного ему в аренду мотора.

Прошло полтора месяца, как добрые люди привезли полуживого Эрнста в госпиталь. И вот сегодня, 26 августа 1911 года, его выписывают. Вот он появляется, сгорбленный и осунувшийся, с бинтами на голове и шрамами на лице. Он сильно хромает и опирается на трость. Друзей он встречает с кислой и виноватой улыбкой. Действительно, его дела плохи. Собранных от продажи почтовых открыток с его изображением еле хватило, чтобы оплатить счет госпиталя. Он попросил отвезти его к ангару. Ворота открыли, и он, ковыляя, вошел внутрь. Тут царило полное запустение — искореженная проволока от растяжек, обгорелые стойки фермы фюзеляжа, погнутые детали шасси и кусок пропеллера. Это было все его имущество, кроме долгов. Пройдет еще несколько лет, прежде чем он сможет вернуть долги до последнего пфеннига всем, кто ему помогал.

У Эрнста не было сейчас материальной возможности самому построить новый самолет, но и отказаться от разработки самолетов он уже не мог. Каждую крупицу знаний конструктора самолета он добыл своим огромным трудом и стал профессионалом. Поэтому он решает пока наняться на должность конструктора в одну из множества небольших компаний по производству самолетов, которые, как грибы, выросли в разных частях Германии.

Побитый, но не побежденный, Эрнст Хейнкель вступал в новый этап своей жизни.

Глава 3

СТАНОВЛЕНИЕ

Выживший после вертикального падения в своем самолете, Эрнст Хейнкель искал работу. В 1911 году за постройку самолета в Германии брались многие. Казалось, тут — мотор с пропеллером, крылья, фюзеляж, оперение и пара колес для шасси. Шоферы автомобилей, владельцы мастерских мотоциклов и велосипедов открывали свои маленькие самолетостроительные компании, в сараях которых рождались приблизительные копии удачных самолетов. Газеты пестрели объявлениями: требуется инженер по строительству летательного аппарата.

Через три недели после выписки из госпиталя Эрнст на двух костылях уже ехал в поезде по одному такому объявлению, мечтая занять должность конструктора и построить самый совершенный самолет. Но перед ним стоял старый сарай, внутри которого за столом сидел скучающий усатый человек. Это был директор компании. Он предложил Эрнсту присесть на разваливающийся стул и объявил, что может установить ему самую большую зарплату — 160 марок в месяц.

Эрнст возвращался в Штутгарт ни с чем в очень подавленном настроении. Но в его комнате на столе лежала телеграмма. Его приглашали на должность инженера в только что основанную самолетную компанию LVG (Luftverkehrs-Gesellschaft), расположенную в юго-восточном пригороде Берлина, который назывался Йоханнисталь. Для начала предлагалась зарплата в 200 марок в месяц.

«Это уже похоже на дело», — решил Эрнст и стал упаковывать вещи. Когда через две недели он ступил на травяное поле аэродрома Йоханнисталя, то подумал, что теперь его надежды, кажется, оправдываются. На краю возвышался огромный ангар для дирижаблей, к нему пристраивалось здание компании LVG. Создавался немецкий авиационный центр со своим персоналом конструкторов, производственников, администраторов и пилотов. В светлом помещении конструкторского бюро Эрнст обнаружил три чертежные доски и выжидательно улыбающегося ему рыжего и веснушчатого конструктора, оказавшегося поляком по фамилии Школьник. Только через несколько недель из Швейцарии на должность главного конструктора и технического директора прибыл господин Шнейдер. До этого он работал во французской компании «Ньюпор» и разработал для нее маленький скоростной моноплан с радиальным мотором «Гном-Рон», который хорошо летал. Теперь немецкая компания LVG с помощью Шнейдера решила построить копию «Ньюпора». Этот самолет можно было продемонстрировать на предстоящих весной следующего года больших воздушных гонках по маршруту Берлин — Вена. Был и дальний прицел — получить заказ от немецких военных на его серийное производство.

Аэродром Йоханнисталь принадлежал компании LVG. Она извлекала доход от сдачи в аренду участков земли, ангаров, организации испытательных полетов и проведения выступлений пилотов на своих самолетах перед зрителями, для которых были сооружены трибуны. Из столицы на аэродром приезжало все больше и больше народа. Часто толпа зрителей выходила из-под контроля и вырывалась на летное поле. Особенно когда случалось падение самолета, все хотели своими глазами увидеть вблизи, что конкретно произошло.

Эрнст часто видел, как администратор аэродрома, господин фон Тшуди, наводил порядок с палкой в руке и браунингом в кармане.

В то время огромное число предприимчивых немцев арендовали ангары на аэродроме и воздвигали в них неимоверные по изобретательности летающие конструкции. Было очень престижно — окончить местную летную школу. Центрами общения на аэродроме служили два кафе. Эрнст всегда видел здесь много красивых и веселых девушек не из самых благополучных семей, которые приезжали из Берлина. Пилоты, постоянно рисковавшие жизнью, проживали каждый день как последний и были очень щедры. А у Эрнста денег было мало, их хватало только на самое необходимое. Здесь Эрнст часто встречал тощего и долговязого датчанина Фоккера. Он был убежденный холостяк, и полеты на самолетах доставляли ему истинное наслаждение. Во время Первой мировой войны Фоккер создаст знаменитые немецкие самолеты-разведчики.

Другой выдающейся фигурой на аэродроме был хозяин деревянного ангара, где изготавливались и продавались пропеллеры. На самолетах они часто ломались и пользовались повышенным спросом. Вильгельм Сикац зарабатывал в десять раз больше, чем Эрнст, и щеголял в полосатых брюках, цветастом галстуке и летном шлеме. Через сорок лет он будет работать у Хейнкеля одним из директоров по продажам.

Маленькая черноволосая Мелли Бизе из Дрездена была королевой среди пилотов. На аэродроме ее знали все. Помимо необыкновенного обаяния, она отличалась высоким летным мастерством и сохраняла за собой рекорды по высоте и продолжительности. По основной профессии она была скульптором, и у нее была своя студия в Мюнхене. Но она слишком сильно хотела летать и очень преуспела в этом. Даже несколько падений, после которых она чудом осталась жива, не остановили ее.

Боссом Эрнста оказался Шнейдер, у которого молодому конструктору можно было многому научиться.

И Эрнст жадно впитывал новые для себя премудрости. Но скоро обнаружил, что все творческие возможности Шнейдера замыкаются внутри проекта французского Ньюпора. Весь французский опыт Шнейдера, с которым его пригласили, Эрнст отлично усвоил.

Но тут открылось такое, что поставило под сомнение компетентность Шнейдера. Из шести немецких монопланов, похожих на Ньюпор, построенных для гонок Берлин — Вена, почти все разбились в процессе летных испытаний. Причина, которую Шнейдер отказывался признать, скрывалась в недостаточной прочности крыльев. Теперь военное ведомство Германии разочаровалось в монопланах и на много лет сохранило предубеждение к этой прогрессивной схеме самолета.

Компания LVG приступила к разработке бипланов. Тут уж Хейнкель проявил себя. Он уже был в компании за главного конструктора. Биплан, который он разработал, существенно отличался от его первого и несчастливого самолета. Теперь мотор он расположил в носу с тянущим воздушным винтом и отказался от переднего горизонтального оперения. Схема биплана принимала классические очертания.

А кругом творилось невероятное. Самолеты в разных странах семимильными шагами утверждали свою привлекательность в разных областях человеческой деятельности. Под Парижем на военном параде биплан компании Кодрон с небольшим радиальным двигателем уверенно летал, хотя его фюзеляж из труб и расчалок и не был покрыт обшивкой. Такая схема была в моде. Ей следовали Сикорский, Харт и др.

Появился бизнес воздушного цирка и гастролеров-пилотов, зарабатывающих в день до тысячи долларов. Начали процветать школы летчиков и авиашколы конструкторов самолетов. Француз Луи Полан на «Фармане» установил рекорд высоты — 1270 мина состязаниях под Лос-Анджелесом заработал за неделю больше других участников — 19 тысяч долларов. Он также выиграл приз газеты «Дейли Мейл» в 10 тысяч фунтов за перелет из Лондона в Манчестер протяженностью 300 км.

Пилот Чавез перелетает на «Фармане» через Альпы из Швейцарии в Италию, чтобы получить приз в 14 тысяч долларов. Но перед посадкой у его моноплана отвалились оба крыла. Чавез скончался через четыре дня. В это же время в Бостоне на соревнованиях американец Грахам-Вайт побеждает в упражнении бросания гипсовой бомбы в макет корабля. Рекорд высоты уже 3,5 км, затем — 3,9 км; скорости — 132 км/ч, дальности — 736 км. Французский радиальный мотор «Гном» уже развивает мощность 100 л.с.

Самолет американца Кертисса взлетает в Сан-Франциско и садится на палубу авианосца «Пенсильвания», затем взлетает и совершает посадку на аэродроме взлета.

В то же время количество самолетов, которыми располагает Воздушный корпус немецкой армии, составляет менее двух десятков. Через два года их будет в двадцать раз больше.

Эрнсту Хейнкелю прибавили зарплату, и в свои 24 года он почувствовал себя достаточно взрослым и прочно стоящим на ногах.

С Паулой он познакомился в Штутгарте, еще когда был студентом. Она была очень хорошенькая, и он влюбился с первого взгляда. Паула ценила его энергию, увлеченность авиацией, его практичность и его искреннюю улыбку. Ее не смущал маленький рост Эрнста. Она как-то сразу доверилась ему. Он казался ей очень надежным. Но, конечно, решающим в ее выборе было удивительное сходство маленького Эрнста с ее отцом. Отец был для нее олицетворением мужского достоинства. Она всегда, еще со школьной скамьи, мечтала, чтобы ее суженый был бы похож на отца. И чтобы его улыбка была бы такой же обворожительной, как у отца. И чтобы он так же нежно обнимал ее, как отец. Ее отец тоже был маленького роста.

Бурный роман Паулы и Эрнста продолжался несколько месяцев. Но этот его злосчастный самолет! Он оторвал Эрнста от нее. Потом эта авария… Она навещала Эрнста в госпитале, жутко переживала. Но даже его жалкий вид и искалеченное тело не отвратили ее от любимого.

Эрнст очень ценил ее верность. И он любил ее. Иногда он сравнивал Паулу с другими девушками, которые были в его поле зрения. И всегда эти сравнения были в пользу Паулы. Теперь, когда он оправился от полученных при падении самолета травм, когда у него была стабильная работа и хороший заработок, когда ему осточертели эти аэродромные кафе с их бесшабашным народом, решение жениться пришло, как надежда на новый, более высокий уровень жизни.

Он поехал в Штутгарт свататься. Его красноречие не встретило особого сопротивления. Паула хотела выйти замуж за Эрнста, и ее родня не возражала. Свадьбу назначили на первый день осени — 1 сентября 1912 года, и Эрнст уехал в свой Йоханнисталь, переполненный радужных надежд.

Как раз в это время его компания переживала трудные дни — уже разбилось насколько их скоростных монопланов типа Ньюпор. Еще летали оставшиеся два, но гонки Берлин — Вена уже состоялись без них. Нервозность была предельная. В конце августа приходит тревожное сообщение — в Чехии, в районе Прерау, упал предпоследний «шнейдеровский» моноплан. Хейнкеля с двумя механиками посылают туда в командировку, чтобы во всем разобраться на месте.

Наступило первое сентября, и в доме семьи Паулы в Штутгарте драматическая ситуация накаляется. Невеста в белом платье. Многочисленные гости, приглашенные на свадьбу из разных мест Германии, приехали, оделись во все самое лучшее и ждут команды отправиться в костел на бракосочетание. А от жениха ни слуху ни духу. Очень похоже, что он передумал. Невеста в слезах. Все ее утешают разными доводами, но общая тревога за судьбу их девочки достигла своего апогея. И в этот момент посыльный приносит телеграмму от Эрнста: он находится в командировке по срочному делу в Чехии и не сможет приехать в ближайшие два дня. Все вздохнули с облегчением и убеждали невесту и ее родителей, что работа авиатора всегда сопряжена со множеством непредвиденных важных событий, что авиаторы вообще не женятся. А раз уж Эрнст прислал телеграмму, то он наверняка хочет жениться, надо только подождать.

И действительно, свадьба состоялась по всем канонам и традициям порядочных швабов. Молодые уехали в Йоханнисталь и арендовали небольшой семейный дом с мебелью на тихой Йоханис-Вернерштрассе. Эрнст наслаждался семейным счастьем. Впервые в жизни он спал на широкой деревянной кровати в отдельной спальне, а обедал за большим столом в красивой столовой. Да, он реально ощутил более высокий уровень быта, домой спешил, как на праздник, где его ждала улыбающаяся молодая жена. На столе появлялись изысканные блюда, любовно созданные ее неиссякаемой изобретательностью.

Свой первый совместный праздник Рождества они отмечали дома и пригласили самых близких друзей. Купили и украсили елку. Наступающий 1913 год сулил им только радость и уверенность в завтрашнем дне.

Не прошло и нескольких месяцев нового года, как в размеренной и успешной жизни Эрнста Хейнкеля произошел крутой поворот.

Еще не было и семи утра, когда длинный звонок в дверь дома заставил Эрнста тихо выскользнуть из теплой постели, где безмятежно и крепко спала Паула, и прошлепать к входной двери. За ней стоял улыбающийся и, как всегда, шикарный Хельмут Хирт. Эрнст окончательно проснулся и ясно вспомнил, как Хельмут отважился взять его в полет, да еще с маленьким своим братом. С тех пор Хельмут стал еще более знаменитым пилотом, который выигрывал многие соревнования. Недавно он получил первый приз — 40 тысяч марок в гонках долины Верхнего Рейна. Он также получил приз, пролетев из Мюнхена в Берлин за 5 часов и 41 минуту. А в гонках Берлин — Вена, в которых монопланы компании Эрнста так и не приняли участия, Хельмут был единственным пилотом, долетевшим до Вены.

Сейчас он примчался в такую рань на своем гоночном автомобиле, чтобы уговорить Эрнста построить ему для предстоящих 29 июня соревнований на озере Констанц гоночный гидросамолет. С недавних пор, подчиняясь причудам судьбы, Хельмут занял пост технического директора компании «Альбатрос», хотя и обладал лишь самыми поверхностными знаниями в области проектирования и конструкции самолетов и не имел терпения для системных исследований. В качестве программы «максимум» Хельмут наметил уговорить Эрнста заменить его на посту технического директора в «Альбатросе».

Но, увидев сонную физиономию Эрнста, чуткий Хельмут понял, что сейчас его шансы слишком малы. Он только заверил Эрнста, что его предложение о работе на компанию «Альбатрос» является абсолютно официальным, и пригласил друга встретиться с ним для детального обсуждения сегодня вечером в гостинице рейхстага, где он живет. Хельмут, как всегда, спешил, обнял Эрнста и кинулся к своему автомобилю. Мотор без глушителя издал несколько протяжных рыков, и Хельмут умчался.

Эрнст терзался целый день. Он взвешивал все «за» и «против». Он вспомнил о всех препонах, которые ему устраивал Шнейдер, о всех унижениях, которые он от него терпел. Почему-то с самого начала Шнейдер видел в Хейнкеле своего главного соперника. Он прятал от него под замком привезенные им из Франции синьки чертежей Ньюпора, не давал читать получаемые авиационные журналы. Он всячески стремился ограничить участие Эрнста в решении общих принципиальных вопросов проекта, поручая ему только частные задачи конструирования. При этом он указывал, как эти задачи должны быть выполнены.

С другой стороны, теперь, когда посрамленный Шнейдер отошел в сторону и в конструировании биплана у Эрнста была полная свобода в выборе технического решения, ему было жалко покидать свою компанию LVG даже ради большей зарплаты, которую обещал Хельмут. Бипланы в LVG они строили по заказу военных, хотя все прикидки и расчеты убедили Эрнста, что схема моноплана дает меньшее сопротивление и моноплан обеспечит большую скорость.

Вечером Эрнст появился в вестибюле гостиницы рейхстага. В номере Хельмута напротив хозяина сидел также совладелец компании «Альбатрос», молодой еще Отто Винер. Его Хельмут пригласил явно для подкрепления, потому что он был выдающийся переговорщик и мог уболтать любого. И на Эрнста он действительно произвел очень приятное впечатление своей искренностью и простыми манерами.

Технология переманивания хорошего специалиста уже тогда была отработана достаточно хорошо. Сначала Отто завел с Эрнстом разговор о трудностях, которые тот испытывал и продолжает испытывать в своей компании. Потом начались обещания тех «райских» условий, в которых Эрнст будет работать в «Альбатросе». Отто давал Эрнсту «честное слово», что ни в чем не будет мешать ему творить все, что он захочет, и его зарплата будет вдвое превышать теперешнюю.

— Я очень мало понимаю в самолетах, — честно признавался Отто. — Поэтому Вы, господин Хейнкель, можете строить любые самолеты.

Затем он расплылся в доверительной улыбке и добавил:

— И так долго, пока они летают, и летают хорошо.

— И монопланы я могу строить? — робко спросил Эрнст.

— Конечно, и монопланы, и бипланы. Лишь бы они летали, и летали хорошо, очень хорошо.

И Эрнст Хейнкель сдался. В двадцать пять лет он становится главным конструктором самолетостроительной компании. Хозяин «Альбатроса» Отто Винер сдержал свое «честное слово». Он приезжал на автомобиле из Берлина на аэродром Йоханнисталя и сидел в своем кабинете в ангаре компании несколько часов и уезжал обратно. Отлично управляясь с бизнесом компании и организуя ее работу, он совершенно не интересовался техническими проблемами конструирования самолетов. Хейнкель действительно почувствовал полную свободу творчества и ощутил себя главным конструктором. Но он помнил и об ответственности. Его шрамы на лице напоминали ему каждый день, что он в ответе за жизни пилотов. И если он в чем-то ошибется, если его самолет не сможет взлететь или окажется неустойчивым, то его репутации будет нанесен непоправимый удар и его карьера рухнет. Но когда тебе двадцать пять и ты уже прошел школу создания самолета, сам летал и даже падал, то твой путь авиаконструктора кажется обреченным на успех. И когда все кругом летают, то ты уверен, что можешь построить самую лучшую машину.

Для начала своей работы в «Альбатросе» он должен построить самую быструю машину для Хельмута. До конца июня осталось мало времени, когда на ровную гладь огромного озера Констанц на границе со Швейцарией, которое теперь называется Боденским озером, спустят с берега свои самолеты на поплавках участники самого престижного соревнования года. На этом озере еще стоит огромный плавучий ангар для дирижаблей Цеппелина, отсюда они взлетают в круизы. И от гладкой водной поверхности этого озера должны оторваться самолеты на поплавках, пройти дистанцию на время и снова приводниться в заданном месте. Но гидросамолет на поплавках должен при разбеге преодолеть огромное сопротивление воды, и если он окажется слишком тяжелым, то вода его не отпустит и он не взлетит.

Эрнст уже месяц работает над проектом скоростного гидросамолета, и Хельмут не давит на него. Но Хельмут, пилот от бога, генерирует идеи, и большая их часть нравится Эрнсту. Он принимает их и воплощает в своей конструкции. Эрнст серьезно вознамерился на этом самолете побить рекорд озера для скорости. Требование Хельмута по специальной отделке кабины не показалось Эрнсту невыполнимым, и он обещал сделать все. Хельмут нарисовал феерическую картину: он во всем белом у всех на глазах садится в кабину, которая изнутри отделана ярко-красной кожей, садится в мягкое кресло диванного типа, которое тоже обшито такой же кожей. По бортам кабины, помимо элегантных панелей в несколько рядов, должны располагаться полочки для мелких вещей, также обшитые красной кожей.

Увлечение Эрнста новой работой было настолько сильным, что он находился в ангаре по 14–16 часов в день. Его мечта — моноплан — обретала реальные формы. Он помнил печальный результат недостаточной прочности крыльев монопланов Шнейдера. И каждое новое решение принимал с большой осторожностью. Схема моноплана определилась, но полностью отказаться от проволочных растяжек сверху и снизу крыла он не мог. Мотор тоже определился — рядный «Мерседес» мощностью в 75 л.с. Но чтобы испытать новую конструкцию в воздухе, Хейнкель решает первый экземпляр моноплана оснастить колесным шасси и взлетать с земли. Когда все вопросы устойчивости и управляемости на первом моноплане будут решены, тогда испытания можно перенести на воду. На втором экземпляре самолета он установил два поплавка.

Гидросамолеты в это время строили в разных странах. Конструкторы ошибочно полагали, что посадка на воду будет гораздо мягче и безопаснее, чем на твердую землю. Эрнст внимательно рассматривал фотографии искореженных при посадке на воду самолетов в газетах и журналах. У одних разрушались поплавки, у других отваливался хвост. Он должен был правильно оценить нагрузки от воды и все сделать прочным.

В это время только несколько человек в мире знали законы аэродинамики. Эрнст Хейнкель не входил в их число, но обладал невероятной интуицией. Для скоростного моноплана он спроектировал фюзеляж в форме торпеды. Для крыла выбрал выпукло-вогнутый профиль. Но в целом его моноплан во многом напоминал австрийский «Таубе», хотя конструктор уже ближе подошел к будущему классическому облику.