Миф о другой Эвридике Зенкин Владимир

На площадке перед входом, на одной из скамеек, сидела Лора. Увидев их, она вскочила, направилась к ним.

– Что? Что-то с синичками?

– Нормально с синичками, – сказал Рамин, – Уже всё будет нормально.

– Эдуард Арсеньич?..

Взгляд Литы, ответил ей на вопрос. Женщины шагнули друг к другу, горестно обнялись. Затем они отошли к пустой скамейке, сели на неё, чтобы аккуратно, не привлекая чужого праздного вниманья, поплакать.

Спешить было некуда. Наконец-то некуда было спешить. Рамин медленно прошёлся боковой асфальтовой тщательно подметённой дорожкой. Справа раскинулись пышные кроны акаций и лип. Среди лиственной зелени изредко мелькала первая предосенняя желть. Слева тянулась серая стена больницы. Окна второго этажа – реанимационное. Вон то окно – закрытые жалюзи… то?.. кажется, то… наверняка, то – седьмая палата. Там, у окна – две кровати. Две спящие девчонки с волосами цвета мокрой в дожде соломы и с глазами такой замечательной сини, которую даже не с чем сравнить.

Но глаза их закрыты, и синь пока никто не видит.

Девчонки вольготно спят на спине, спихнув ногами покрывала, задрав кверху одинаково порозовевшие лица.

У обоих едва заметно шевелятся уголки губ, реагируя на что-то, увиденное в своих снах – то ли улыбаясь, то ли настораживаясь… Им ещё надо привыкнуть к обыкновенным мишурным снам.

Эпилог

Прошло семь лет. До рефиновской воронки, до древних каменных глыб в её низине никому не было дела. По-прежнему, ровные склоны покрывались по весне невысокой зелёной травой и мелкоцветочной канителью. Между камнями разрасталась кущанная неразбериха, с торчащими из неё хилыми берёзками и клёнами. Каменные бока блестели на солнце крапинами слюды и кварца, а в тени затягивались пятнами бурого мха.

Людей, как самих рефиновцев, так и заезжих, городских, воронка занимала не слишком; а в последние годы интерес к ней совсем потух. Возможно, какой-нибудь невнятный энергетический дискомфорт образовался там. А ещё возможней – и впрямь, что такого особенного в этой плоской зелёной яме, в никчёмных колючих бурьянах, в унылых каменюках? Для любителей природы совсем неподалёку – озеро с чистой водой, отличной рыбалкой, культурным кемпингом и лодочной станцией, а за озером – роскошный лесной массив; конечно ж лучше туда поехать.

На одном из каменных валунов ржавая решётка по-прежнему закрывала корявую нору-расщелину. Никто не увлёкся мыслью отпереть либо спилить замок, дабы пробраться внутрь.

Претерпела существенные изменения лишь ограда, из сетки-рабицы по верхнему периметру воронки. Изрядное количество сетки растащили предприимчивые домовладельцы из Рефинова и ближних сёл для огородов и курятников. Действительно, чего от кого ограждала здесь она, эта ограда?.. явно неразумный расход ценного материала; а в хозяйстве прочная рабица чрезвычайно полезна.

Седьмого июля, солнечным утром, на краю рефиновской воронки остановился маленький жёлтый «шевроле», в котором были две женщины и двое детей.

Лита выключила зажиганье, открыла-отбросила дверцу, с удовольствием вдохнула свежего воздуха.

– Тёть Лит, – солидно спросил мальчик на переднем сиденьи, разглядывая склон, – а ваша машина сможет вниз съехать?

– Конечно.

– А потом обратно выехать?

– Думаю, сможет. Но лучше не будем съезжать. Вы с сестричкой здесь погуляйте пока. А мы с мамой поговорим.

– Мы наловим вам очень красивых бабочек и кузнечиков… – радостно чирикала девочка, выбираясь через заднюю дверцу, держа в руках розовый сачок.

– Далеко не убегайте! – крикнула детям Лора.

– Хорошо, мамочка.

– И вниз – ни в коем случае. Сим, присматривай за Аней.

– Знаю я.

Девочке было немногим больше шести. Она скакала поочерёдно то на одной, то на другой ноге, размахивала сачком, весёлые тонкие возгласы её рассыпались по пустой равнине. Мальчик был годом старше. Он твёрдо шагал сзади, преисполненный чувством ответственности за легкомысленную сестру.

Лора отвела взгляд от детей, и он сделался тревожным, просительным.

– Ещё раз, а? Ну ещё раз… последний! Ну ведь можно же, как-нибудь… взглянуть на это, на всё… как-нибудь по-другому.

– Можно, – мельком улыбнулась Лита, – Но не нужно.

– Ну как, не нужно, послушай! Как, не нужно! Это, ведь, жизнь. Какая она: хорошая или нет… справедливая или нет… Просто жить… и пытаться её улучшить.

– Я разве не живу?

– Жила. До сегодняшнего дня…

– Глупенькая. Что за вздор! Я не собираюсь расставаться с этой жизнью.

– Там, в пещере, тебя не спросят, собираешься или нет. Семь лет назад Эдуарда Арсеньича не спросили. А вдруг – тоже самое?

– Нет, Лора. Не должно.

– Ты не можешь знать.

– Я постараюсь.

– От тебя ничего не зависит.

– Может быть, не совсем… ничего.

– Лита, я прошу, умоляю – не надо туда ходить сегодня!

– Ты хорошая подруга, ты умная, но притворяешься непонятливой. Я тебе ещё раз объясняю, чтоб ты успокоилась.

– Я не успокоюсь.

– Молчи, не перебивай. Мы знакомы не первый год. Я нормальная, здравая женщина. Я живу нормальной жизнью. У меня хорошая работа, приличный доход. И мужчина – ты прекрасно знаешь – у меня есть, и с самыми серьёзными намерениями. Не исключено, что я выйду за него замуж.

Но Эдуард… Так, как я любила… как я люблю Эдуарда… я, конечно, никого любить не смогу. Такое – только единожды в жизни.

– У меня тоже… единожды… с Симоном… – тихонько вздохнула Лора.

– Когда-нибудь моя суть… моя душа окажется там, где сейчас – его. Какими мы станем, что будем знать и помнить? Я не тороплюсь туда. Всему свой черёд. Я совсем не за этим иду в пещеру.

– Не надо идти в пещеру! Очень прошу!

– Понимаешь… не могу. Я схожу… один разочек. Туда – и назад.

– Гос-споди! За-чем?!

– Опять ты спрашиваешь. Я опять… не знаю, что ответить. Не дура ж я, понимаю, что оттуда никого никогда не вернуть. Но… Ты представь себе. Раз в семь лет открывается портал… скважина в иную сущность, в надчеловеческий мир. Зачем открывается? Какой в этом смысл? Наверное, кто-то, по каким-то особым неотложностям проникает сюда. Не тот беспонятный зверёныш. Зверёныш – скорей всего, случайность. Кто-то. Обладающий высоким разумом. Если бы привлечь его внимание. Вступить с ним в диалог. Если бы от него узнать…

– Об Эдуарде Арсеньиче?

– Да, и об Эдуарде, почему бы нет. Хотя бы раз почувствовать его, соприкоснуться с его душой. Как у нас было семь лет назад, когда он лежал в реанимации. С тех пор – ни разу. А вдруг – там… в душах, ушедших туда, что-то, всё-таки, остаётся от нашего мира? И он тоже… помнит меня.

– Лита. Наверное, это нам нельзя знать.

– Конечно, шансы мизерные, желания – наивные. Хочу попробовать. Будь, что будет.

– Нет! – вздрогнула Лора, – Что ты! Ты должна вернуться.

– Вернусь. Я же и машину здесь оставляю. Я же вас должна назад отвезти.

– Ну да. Я не умею водить машину.

– Вернусь. В пещеру даже не буду заходить, подожду на входе. Если после вспышки что-нибудь появится… только тогда. Я подготовлена. У меня очень сильная психика.

– Ты и ключ от решётки достала?

– Конечно, – Лита, заглянула в наплечную сумочку, проверяя, на месте ли ключ, заодно вынула фонарик, для пробы включила-выключила.

– Замок там за семь лет заржавел, наверное. Не откроешь.

– Всё предусмотрено. У меня знакомый в Рефинове, Артём Слатин. Он свою матушку привозил в «Надежду» – были проблемы. Поддерживаем связь. Так вот, я попросила его старый замок спилить, поставить новый, привезти мне ключ. Он и пещеру осмотрел, и даже бурьян вокруг входа повыдергал.

– И ни о чём не спрашивал?

– Артём деликатный парень. На вот тебе его телефон, – Лита нецеремонно засунула в карман Лориных брюк сложенную бумажку, – На всякий… Рефинов – рядом. Он умеет водить машину… Только не надо таких глаз! На всякий несбыточный случай. Ну и телефон Рамина у тебя, конечно, есть. Всё. Молчи! Молчи, говорю.

– Мамочка, смотри, какая красивая! – подбежала запыхавшаяся Аня, держа в пальчиках большого махаона с чёрно-золотистыми печатями на крыльях.

– Очень красивая. Поаккуратней с ней. Ты её рассмотри, как следует. И отпусти. Хорошо?

– Хорошо. Она же тоже хочет же домой. Я их буду ловить, здороваться с ними и отпускать. Они потом опять ко мне прилетят.

На бегу ветерок сдул с Аниной головы голубую панамку, она даже не заметила этого. Панамку поднял Сим и деловито направился к сестре, чтобы водрузить её на законное место.

Лита, забросила ремешок сумки на плечо.

– Всё. Пошла.

– Лита! – Лора с трудом сглотнула жёсткий комок в горле.

– Жди. Я сказала, что вернусь. Но, если вдруг через час…

– Я не про то, Лита. Извини… эти слёзы чёртовы… Я не про то. Я даже завидую тебе. Я бы тоже пошла с тобой. Я тоже… Симона… за семь лет… ни разу… Ты имеешь право на это сумасшествие. А я – нет.

– И думать не смей! – строго сказала Лита, борясь с мокрыми глазами, – Вон – твои права, – кивнула на бегающих с сачком детей, – И твои законы. У тебя нет выбора – это счастье. Всё. Пока! Даже целовать тебя не буду. Не прощаюсь.

Она быстро, полубегом, пружинно подгибая сильные ноги, заскользила по пологому зелёному склону. Волосы её плескались по плечам. Яркое солнце отмывало из них медный, тягучий блеск.

Через несколько минут она была уже внизу, в зарослях, перед первым, не очень большим каменным валуном. Издали, потеряв подробности черт, она увиделась тонкой, упрощённой, ничьей женской фигуркой.

Она наконец обернулась, кратко махнула рукой и исчезла за камнем.

2012

notes

Примечания

1

Так уж вышло, что десятую главу первой части, худшую главу в книге, досадно не похожую на остальные главы, пришлось ампутировать из текста, сделать донельзя краткой (совсем бы её выкинуть на фиг!.. если б не коварный связующий смысл ею несомый) и назвать предисловьем.

Худшую?.. Не потому, что не старался я. А просто невозможно (для меня, по крайней мере) человеческими словами-понятьями отпечатлить то, что существует за пределами человеческих понятий и слов. Но. Су-Ще-Ству-Ет. Вот – неколебимо главное.

А я… рискнул дотянуться, почувствовать, как получится. А получилось, как получилось… а не так, как есть.

Так что, пускай глава эта неприкаянная появится первей остальных, чтоб мне сразу за неё откраснеть – отморгаться и, если читатель на ней не захлопнет со справедливым раздражением книгу, далее (обещаю!) всё будет более-менее благопристойно.