Бесплодные земли Кинг Стивен

– 4 -

Два дома у околицы уничтожил огонь. В остальном поселок, с виду пыльный и скучный, как будто бы не пострадал. Они прошли мимо заброшенного извозчичьего двора (слева), мимо строения, где когда-то, возможно, помещался рынок (справа), и очутились собственно в поселке – если это можно было так назвать. По обе стороны дороги выстроилось около дюжины шатких домов, кое-где разделенных проулками. С северо-востока на юго-запад шла еще одна дорога – проселок, почти целиком заросший степной травой.

Сюзанна окинула взглядом его северо-восточную ветку и подумала: "Когда-то по реке ходили баржи, и где-то южнее по этой же дороге была пристань, а возле нее, на бойком месте, наверное, еще один лачужный городок, все больше кабаки да бордели. Городок был последним торговым поселением – дальше баржи отправлялись вниз по реке к большому городу – и туда и оттуда через это местечко ездили крытые повозки. Как давно это было?"

Она не знала… но, если судить по виду поселка, воды с тех пор утекло немало.

Где-то заунывно скрипели ржавые петли. Еще где-то на степном ветру одиноко и тоскливо хлопал ставень.

Вдоль домов тянулись оградки, почти все поломанные. Когда-то они отгораживали дома от широкого дощатого тротуара, но от него мало что осталось, а в прорехи проросла трава. Вывески на домах облупились и выцвели, но кое-что из надписей, сделанных на некой разновидности ломаного английского (это, полагала Сюзанна, и был пресловутый "низкий слог" Роланда), еще можно было прочесть. "ФУРАШ И ЗЕРНО", разобрала она в одном месте и догадалась, что это должно означать фуражи зерно. На декоративном фасаде следующего дома, под намалеванным кричащими красками бизоном, разлегшимся в траве, стояло: "ОТДОХНИ ПОДКРЕПИСЬ ВЫПЕЙ". Под вывеской покачивались на ветру створки покосившихся дверей.

– Это что, салун? – Сюзанна не понимала, отчего вдруг перешла на шепот, знала только, что говорить как обычно, в полный голос, она не может. Это было бы все равно что на похоронах забренчать на банджо "Обвалилась Клинч-гора".

– Был, – отозвался Роланд. Он не шептал, но голос понизил и говорил задумчиво. Джейк старался держаться поближе к нему и боязливо оглядывался. Позади Чик сократил дистанцию до десяти ярдов и быстро трусил за людьми, внимательно осматривая дома вдоль дороги, отчего его голова качалась из стороны в сторону, как маятник.

Теперь и Сюзанна почувствовала: за ними следят. Ощущение было именно такое, как описывал Роланд, – будто на солнце наползла тень.

– Здесь кто-то есть, да? – прошептала она.

Роланд кивнул.

На северо-восточном углу перекрестка Сюзанна увидела еще одну понятную вывеску: "ЗАЕЖЖИЙ ДВОР", значилось там, и "НОЧЛЕГ". Если не считать видневшейся впереди церковки с покосившимся шпилем, это было самое высокое здание в поселке – трехэтажное. Она подняла голову и скользнула взглядом по его фасаду как раз вовремя, чтобы увидеть, как в одном из пустых оконных проемов мелькнуло, исчезая, неясное белое пятно – без сомнения, чье-то лицо. Ей вдруг захотелось поскорее уйти отсюда. Роланд, однако, шагал намеренно медленно, и Сюзанна полагала, что знает, в чем причина. Поспешность могла бы создать у наблюдателей впечатление, что пришельцы напуганы и их можно захватить. И тем не менее…

Улочки в месте своего пересечения раздавались вширь, образуя площадь, давно заросшую травой и бурьяном. Посреди площади стоял разрушенный временем и ненастьями каменный указатель. Над ним на провисшем отрезке ржавого троса висела какая-то металлическая коробка.

Роланд двинулся к указателю; Джейк держался рядом. Следом Эдди вез Сюзанну. Ветер щекотал ей щеку прядкой волос, в спицах колес инвалидного кресла шуршала трава. Где-то за площадью звонко хлопнул ставень, скрипнули петли. Сюзанна вздрогнула и отвела волосы с лица.

– Хоть бы он поторопился, – сказал Эдди, понизив голос. – От этого места у меня мурашки.

Сюзанна кивнула. Она оглядела площадь, и опять перед ее глазами встала яркая картина – базарный день в поселке: толчея, тротуары запрудил люд, почти сплошь возчики и одетые в грубое платье матросы с барж (Сюзанна не знала, откуда у нее уверенность насчет барж и матросов, но факт оставался фактом), лишь изредка мелькнет кто-нибудь из местных кумушек с корзиной через руку; по площади проезжают фургоны; над немощеной дорогой висят тучи удушливой желтой пыли – возницы нахлестывают запряженных в подводы лошадок

(волов это были волы).

Сюзанна виделаэти подводы – обвязанные пыльными кусками холстины тюки полотна на одних, пирамиды просмоленных бочонков – на других; видела волов – запряженные парами, они терпеливо тянули повозки, дергая ушами, чтобы отогнать мух, с жужжанием роящихся вокруг огромных голов; слышала голоса, смех, пианино в салуне – кто-то барабанил по клавишам, выколачивая развеселый мотивчик, нечто вроде "Девчонок из Буффало" или "Кэти, милки".

"Как будто в прошлой жизни я жила здесь", – подумала она.

Стрелок нагнулся к надписи на указателе.

– Великая Дорога, – прочел он. – Лад – сто шестьдесят колес.

– Колес? – переспросил Джейк.

– Старинная мера длины.

– Ты слыхал про Лад? – спросил Эдди.

– Возможно, – сказал стрелок. – Когда был очень мал.

– Рифмуется с "гад", – заметил Эдди. – Знак-то, может, не такой уж и добрый.

Джейк обследовал восточную грань камня.

– Приречная дорога. Буквы чудные, но прочесть можно.

Эдди поглядел на западную грань:

– Тут написано – Джимтаун, сорок колес. Это не там родился Уэйн Ньютон, а, Роланд?

Роланд смотрел, не понимая.

– Молчу-молчу-молчу, – сказал Эдди, закатывая глаза.

Юго-западный угол площади занимало единственное в поселке каменное здание – приземистый унылый куб с ржавыми решетками на окнах. Окружная тюрьма, она же здание суда, подумала Сюзанна. Она навидалась на Юге подобных сооружений; добавить со стороны фасада пандус-другой для парковки, и будет не отличить. Через весь фасад облупившейся желтой краской было что-то намалевано. Сюзанне удалось разобрать слова, и, хотя понять их она не смогла, ей еще сильнее захотелось убраться из поселка. Надпись гласила: "СМЕРТЬ ЗРЕЛЮГАМ!"

– Роланд! – Когда тот посмотрел на нее, Сюзанна ткнула в сторону лозунга на стене. – Что это значит?

Стрелок прочел и покачал головой:

– Не знаю.

Она опять огляделась. Теперь площадь казалась не такой большой, а дома словно нависали над ними.

– Может, пойдем отсюда?

– Скоро пойдем. – Роланд нагнулся и выковырял из дороги небольшой голыш. Задумчиво подбрасывая камень в левой руке, стрелок посмотрел на металлическую коробку над указателем, вскинул руку – и Сюзанна с секундным опозданием поняла, что он собирается делать.

– Роланд, нет! – вскрикнула она и при звуке своего полного ужаса голоса отпрянула и съежилась.

Не обратив на нее ни малейшего внимания, стрелок запустил камнем вверх. Прицелился он как всегда точно, и голыш с гулким металлическим "бам-м!" ударил прямо по коробке. Внутри послышалось механическое жужжание, из прорези на боку коробки пополз ржавый зеленый флажок. Когда он остановился, раздался отрывистый звонок. На флажке крупными черными буквами было написано "ИДИТЕ".

– Чтоб я сдох! – сказал Эдди. – Светофор из "Кистоунских полицейских"! А если ты еще раз по нему захреначишь, он напишет "СТОЙТЕ"?

– Мы не одни, – спокойно отозвался Роланд и указал в сторону строения, которое Сюзанна мысленно окрестила окружным судом. Из него вышли и теперь спускались по каменным ступеням мужчина и женщина. "Ты выиграл пупсика, Роланд, – подумала Сюзанна. – Этой парочке в обед сто лет!"

На мужчине были штаны с нагрудником и соломенная шляпа с огромными полями. Женщина цепко держалась за его голое загорелое плечо. Она была в домотканом платье и капоре, а когда старики подошли поближе, Сюзанна увидела, что женщина слепая и что зрения она лишилась в результате какого-то очень страшного происшествия. На месте глаз остались лишь неглубокие впадины, заполненные рубцовой тканью. Женщину, казалось, снедали страх и смятение.

– Это луни, Сай? – жалобно воскликнула она надтреснутым дрожащим голосом. – Ей-ей, отправишь ты когда-нибудь нас на тот свет!

– Заткнись, Мерси, – отвечал старик. Он, как и женщина, говорил с сильным акцентом, который Сюзанна едва понимала. – Никакие они не луни, эти-то. Кому сказано: с ими Зрелый. Отродясь ни один лунь со Зрелыми по дорогам не шастал.

Слепая попыталась вырваться от своего спутника. Тот выругался и поймал ее за руку повыше локтя.

– Да будет тебе, Мерси! Будет, говорю! Упадешь – себе же беды наделаешь, чертовка!

– Мы не желаем вам зла, – крикнул стрелок, прибегнув к Высокому Слогу. При звуках торжественной речи глаза старика загорелись недоверием. Женщина повернулась, обратив слепое лицо к чужакам.

– Стрелок! – воскликнул старик. Голос его срывался и дрожал от радостного волнения. – Богом клянусь! Я так и знал! Я знал!

Он бегом кинулся через площадь к путникам, таща слепую за собой. Она беспомощно спотыкалась, и Сюзанна уже ждала того неизбежного момента, когда женщина упадет. Но первым упал мужчина; он тяжело рухнул на колени, и его спутница болезненно распростерлась рядом с ним на булыжнике Великой Дороги.

– 5 -

Джейк почувствовал у щиколотки что-то пушистое и посмотрел вниз. Рядом с ним к земле припал страшно встревоженный Чик. Джейк протянул руку и осторожно погладил зверька по голове – не только чтобы успокоиться, но и чтобы успокоить. Мех у косолапа оказался шелковистый и невероятно мягкий. Мгновение мальчику казалось, что косолап убежит, но тот только поднял голову, поглядел на Джейка, лизнул ему руку и вновь стал смотреть на новых людей. Мужчина пытался помочь женщине подняться, но не слишком успешно. Мерси тянула шею, в жадном смущении вертя головой из стороны в сторону.

Человек по имени Сай рассек ладони о камень мостовой, но не замечал этого. Позабыв о своей спутнице, он сорвал с головы сомбреро (Джейку эта шляпа казалась большущей, как тележное колесо) и прижал его к груди.

– Добро пожаловать, стрелок! – вскричал он. – Милости просим! А я-то думал, весь ваш род исчез с лица земли – истинно говорю!

– Благодарю за добрый прием, – молвил Роланд Высоким Слогом. Он осторожно взял слепую за плечи. Женщина на миг съежилась от страха, потом успокоилась и позволила поднять себя с земли. – Покройся, старец. Солнце палит.

Старик послушно нахлобучил шляпу и стоял, глядя на Роланда блестящими глазами. Спустя секунду-другую до Джейка дошло, что это был за блеск: Сай плакал.

– Стрелок! Говорил же я тебе, Мерси! Я, как углядел пистолю, сразу сказал: стрелок!

– Стало быть, это не луни? – спросила Мерси, словно не в силах поверить. – Верно не луни, Сай?

Роланд повернулся к Эдди.

– Проверь предохранитель и дай ей револьвер Джейка.

Эдди вытащил "Ругер" из-за пояса, проверил предохранитель и нерешительно вложил пистолет в руки слепой. Та охнула, чуть не выронила его, потом изумленно огладила и подняла к старику лицо с пустыми глазницами на месте глаз.

– Огнестрел, – прошептала она. – Силы небесные!

– Да, навроде того, – небрежно отозвался старик, забирая у нее пистолет и возвращая его Эдди, – настоящий-тоогнестрел у стрелка, а другой – у его товарки. Слышь, Мерси, а кожа-то у ней как есть черная… батюшка мой сказывал, у гарланцев такая.

Чик тоненько, визгливо тявкнул. Джейк обернулся и увидел, что по улице к ним идут еще люди – всего пятеро или шестеро. Подобно Саю и Мерси, все они были весьма преклонного возраста, а одна старуха, которая ковыляла, опираясь на клюку, точно ведьма из сказки, казалась решительно древней. Они подошли ближе, и Джейк понял, что двое в этой группе – братья-близнецы. Длинные седые волосы спадали на плечи пестревших заплатами домотканых рубах. Кожа была белая, как тонкое льняное полотно, а глаза – розовые. "Альбиносы", – подумал он.

Старая карга, похоже, была тут главная. Опираясь на клюку, она ковыляла к отряду Роланда, не спуская с пришельцев зеленых, как изумруды, глаз-буравчиков. Легкий степной ветерок играл краем ветхой шали. Взгляд старухи остановился на Роланде.

– Привет тебе, стрелок! Что за приятная встреча! – Она тоже изъяснялась Высоким Слогом, и Джейк, как и Эдди с Сюзанной, отлично все понял, хотя догадывался, что в родном мире эти слова показались бы ему бессмысленным набором звуков. – Добро пожаловать в Речную Переправу!

Стрелок, который тоже снял шляпу, поклонился старухе, трижды быстро хлопнув себя по горлу беспалой правой рукой.

– Благодарствую, праматерь-саи.

В ответ послышался смешок, и Эдди вдруг понял, что Роланд сделал старухе остроумный комплимент. У него мелькнула мысль, уже посещавшая Сюзанну: "Вот какой он был… вот как держался. Во всяком случае, и так тоже".

– Может, ты и стрелок, да только кем ни рядись, под одежкой ты обыкновеннейший олух, как все мужчины, – сказала старуха, переходя на низкий слог.

Роланд опять поклонился.

– Красота всегда лишала меня разумения, матушка.

На сей раз она прямо-таки закудахталаот смеха. Чик прижался к ноге Джейка. Близнец-альбинос кинулся вперед подхватить почтенную даму, поскольку та качнулась назад в своих пыльных потрескавшихся башмаках. Однако старуха сама удержала равновесие и сделала повелительный жест: тише. Альбинос ретировался.

– Ты в странствии, стрелок? – Зеленые глаза, устремленные на Роланда, проницательно поблескивали; морщинистые губы то поджимались, то выпячивались.

– Да, – ответил Роланд. – Мы странствуем в поисках Темной Башни.

Обитателей поселка эти слова, казалось, только озадачили, однако старуха отшатнулась и загородилась рукой, выставив пальцы "рожками", – знак, оберегающий от сглаза и обращенный не к ним, понял Джейк, а куда-то на юго-восток, куда вела тропа Луча.

– Печально слышать! – воскликнула она. – Ибо никто из тех, кому выпало пуститься на поиски сего исчадья зла, не воротился! Так говорил мой дед и дед деда моего! Ни един!

– Ка,– терпеливо промолвил стрелок, словно это все объясняло… собственно, начинал понимать Джейк, для Роланда это так и было.

– Да, – согласилась старуха, – злобная бестия ка!Что ж, делай, что призван, посвяти жизнь свою назначенной стезе и умри, когда сия стезя приведет тебя к поляне средь дерев. Преломишь ли ты с нами хлеб, прежде чем поспешить дальше, стрелок? Ты и твой отряд рыцарей?

Роланд вновь отвесил поклон.

– Мы давным-давно не преломляли хлеб ни с кем, кроме как между собою, праматерь. Гостить долго мы не можем – но вкусим от вашей пищи с благодарностью и удовольствием.

Старуха повернулась к остальным. Она заговорила звенящим надтреснутым голосом, и все же не от него, а от самих слов по спине у Джейка пробежал холодок.

– Се возвращаются добро и свет! Минули черные дни, прошли горькие времена – вновь грядет чистота! Воспряньте же духом, поднимите головы, ибо дожили и видите: колесо касызнова начинает вращение!

– 6 -

Следом за старухой (звали ее тетушка Талита) они пересекли площадь и подошли к церкви с покосившимся шпилем, согласно поблекшему щиту на лужайке, полоненной буйной порослью бурьяна, – храму Крови Предвечной. Поверх этих слов выцветшей до призрачного воспоминания о зелени краской было начертано другое послание: "СМЕРТЬ СЕДЫМ".

Резво ковыляя, тетушка Талита провела их через разгромленную церковь по центральному проходу мимо разбитых в щепы и перевернутых скамей, вниз по короткому лестничному пролету в кухню, так разительно отличавшуюся от разора наверху, что Сюзанна удивленно заморгала. Здесь все так и сверкало чистотой. Деревянный пол был очень стар, но, должным образом натертый, сиял собственным ясным и прозрачным внутренним светом. Целый угол занимала безукоризненно чистая черная плита, а сложенные в кирпичной нише по соседству поленья казались и хорошо подобранными, и хорошо просушенными.

К их компании присоединилось еще три представителя старшего поколения – две старухи и опиравшийся при ходьбе на костыль старик на деревянной ноге. Женщины взялись за дело: две захлопотали у шкафов, третья растворила чрево плиты, где уже были аккуратно сложены поленья, и чиркнула длинной серной спичкой, четвертая открыла еще одну дверь и по короткому маршу узких ступенек спустилась в помещение, похожее на ледник. Тетушка Талита тем временем повела остальных в просторные сени за церковью. Взмахом клюки она указала на два складных стола, хранившихся там под рваным, но чистым покрывалом, и пожилые альбиносы немедленно вступили в борьбу с одним из них.

– Ну-ка, Джейк, – сказал Эдди, – давай подсобим.

– Нет! – быстро возразила тетушка Талита. – Может, годы наши и почтенные, но помощники из гостей нам не надобны! Покамест нет, юнец!

– Оставь их, – посоветовал Роланд.

– Надорвутся ведь, дураки старые, – пробурчал Эдди, но последовал за остальными, оставив стариков возиться со столом.

Когда он вынул Сюзанну из кресла и пронес в двери черного хода, та так и ахнула: не садик – диво! В мягкой зеленой траве яркими факелами горели цветочные клумбы. Сюзанна заметила знакомые цветы – бархатцы, флоксы, цинии – но множество иных она видела впервые. Пока она смотрела, на ярко-голубой лепесток сел слепень… и лепесток мгновенно облепил его и скатался в тугую трубочку.

– Ух ты! – восхитился Эдди, глазея по сторонам. – Сады Буша!

Сай сказал:

– Один только энтот уголок мы и содержим аки в ранешние времена, допрежь того, как мир сдвинулся с места. От проезжих – Зрелых, Седых да луней – мы его таим. Кабы они прознали, пожгли бы… а нас всех жизни решили бы – зачем, значит, сберегаем такое местечко. Ненавистна им красота – только в том все и сходятся, выродки.

Слепая потянула его за руку: тш-ш, тише.

– Какие нынче проезжие, – сказал старик с деревянной ногой. – Давно уж никаких проезжих. Они поближе к городу держатся. Небось, все, что человеку для жизни потребно, там и находят, на месте.

Сражаясь со столом, появились близнецы-альбиносы. Следом шла одна из старух и подгоняла братьев: живей, живей, с дороги, черти полосатые! В каждой руке она несла по глиняному кувшину.

– Садись же, о стрелок! – воскликнула тетушка Талита, взмахом руки указывая на траву. – Садитесь все!

Сюзанна вдыхала десятки соперничавших друг с другом ароматов. Они погружали ее в дремотное оцепенение; ощущение реальности исчезало, словно происходящее было сном. Ей с трудом верилось, что за разрушающимся фасадом мертвого поселка действительно скрывается этот удивительный райский уголок.

Появилась еще одна женщина; она несла поднос, уставленный бокалами. Бокалы были разномастные, но без единого пятнышка и сверкали на солнце, будто чистый хрусталь. Женщина протянула поднос сперва Роланду, потом тетушке Талите, Эдди, Сюзанне и напоследок Джейку. Когда каждый взял себе бокал, первая женщина разлила по ним темно-золотистую жидкость.

Роланд наклонился к Джейку, который, поджав ноги, как портняжка, сидел с Чиком под боком возле овальной клумбы ярко-зеленых цветов, и пробормотал: "Отпей ровно столько, сколько требует учтивость, Джейк, не больше, не то нам придется нести тебя из поселка на себе – это греф,крепкая яблочная брага".

Джейк кивнул.

Талита подняла бокал, и, когда Роланд последовал ее примеру, Эдди, Сюзанна и Джейк сделали то же самое.

– А остальные как же? – прошептал Эдди Роланду.

– Им подадут после того, как будет сказана речь. А теперь тише.

– Стрелок! Услышим ли мы слово, что воспламенит наши сердца? – спросила тетушка Талита.

Стрелок встал, высоко поднял бокал и склонил голову, словно в раздумье. Горстка уцелевших обитателей Речной Переправы смотрела на него с уважением и, как показалось Джейку, некоторой робостью. Наконец Роланд снова поднял голову.

– Станете ли вы пить за эту землю и дни, протекшие на ней? – хрипло, вздрагивающим от переполнявших его чувств голосом спросил он. – За былое изобилие и за ушедших друзей? За славную компанию, за радостную встречу? Разожжет ли это в нас сердечный пламень, праматерь? Даст ли нам сил?

Джейк видел, что тетушка Талита плачет, но все равно лицо ее озарила улыбка лучезарного счастья… и на миг старуха стала почти юной. Джейк смотрел на нее с удивлением и внезапно вспыхнувшей радостью. Впервые с тех пор, как Эдди протащил его в дверь между мирами, мальчик почувствовал, что тень привратника и впрямь покидает его сердце.

– Ей, стрелок! – молвила тетушка Талита. – Прекрасно сказано! От эдаких слов душа полыхает пожаром, истинно говорю! – И она залпом осушила свой бокал. Когда он опустел, Роланд осушил свой. Выпили, хоть и не так лихо, и Эдди с Сюзанной.

Джейк пригубил питье и с удивлением обнаружил, что оно ему нравится, – вопреки его ожиданиям, брага оказалась не горькой, а кисло-сладкой и терпкой, как сидр. Однако он почти сразу ощутил действие напитка и осторожно отставил бокал в сторону. Чик принюхался, попятился и положил морду на ногу Джейку.

Вокруг рукоплескали последние обитатели Речной Переправы – маленькое товарищество стариков. Почти все они, как и тетушка Талита, не скрывали слез. Раздали другие бокалы, попроще, но вполне годные к употреблению. Праздник начался – прекрасный праздник на склоне долгого летнего дня, под широко распахнутым степным небом.

– 7 -

Вкуснее, чем в тот день, Эдди не угощали с детства, со времен тех уже мифических пиров, когда, справляя день рождения сына, мать считала своей святой обязанностью подать на стол все его самое любимое – мясной рулет, печеную картошку, вареную кукурузу в початках и шоколадный торт с ванильным мороженым на закуску.

Несомненно, то наслаждение, какое Эдди получал от еды, отчасти объяснялось разнообразием и обилием снеди, появившейся перед ним, – особенно если вспомнить, что долгие месяцы весь рацион пилигримов составляло лишь мясо омаров, оленина и несколько видов горькой зелени, объявленных Роландом безопасными, – но Эдди решил, что это не единственная причина; парнишка, заметил он, уписывал за обе щеки, только накладывай (поминутно скармливая какой-нибудь кусочек примостившемуся у его ног косолапу), а ведь Джейк еще не пробыл с ними и недели.

Миски с рагу (в густой коричневой подливе, куда были щедро накрошены овощи, плавали ломти бизоньего мяса), тарелки со свежими лепешками, горшки с душистым белым маслом, миски с неведомыми листьями, отдаленно напоминавшими шпинат… Эдди никогда не был страстным любителем зелени, но стоило ему попробовать эти листья, и какая-то обездоленная его часть пробудилась и слезно взмолилась: еще. Молодой человек воздавал должное всем яствам, однако его тяга к зелени граничила с алчностью. Он увидел, что Сюзанна тоже вновь и вновь кладет себе "шпинат". Вчетвером путешественники опустошили три миски листьев.

Старухи – им помогали близнецы-альбиносы – проворно собрали и унесли грязные тарелки и вернулись с миской взбитых сливок и двумя толстыми белыми блюдами, на которых высокой горкой громоздились ломти сладкого пирога. Пирог благоухал так, что Эдди почувствовал себя праведником в раю.

– Сливки только бизоньи, – констатировала тетушка Талита. – Последняя корова уж годков тридцать как околела. Не Бог весть что, знамо дело, да все ж таки лучше чем ничего, клянусь Маргариткой!

Пирог оказался с голубикой. Эдди подумал, что все прочие пироги, торты и кексы, съеденные им за свою жизнь, с этим и рядом не лежали. Прикончив три куска, он отвалился от стола и, не успев прикрыть рот, звучно рыгнул. Он виновато огляделся.

Мерси – слепая – хихикнула.

– Слышу, слышу! Кто-то поблагодарил стряпуху, тетушка!

– Да, – отозвалась тетушка Талита, и сама смеясь. – Что верно, то верно.

И все же подавальщицы появились вновь. Одна несла кувшин, над которым поднимался парок, другая – поднос, где ненадежно балансировали глиняные чашки.

Тетушка Талита сидела во главе стола, Роланд – по правую руку от нее. Он наклонился и что-то прошептал ей на ухо. Старуха выслушала (улыбка ее чуть поблекла) и кивнула.

– Сай, Билл и Тилл, – сказала она. – Вы трое останьтесь. Нам со стрелком и его друзьями надобно потолковать – по той причине, что они думают пуститься в путь нынче же ввечеру. Остальные, чтоб не гомонить тут попусту, будут кофейничать на кухне. Да не забудьте попрощаться, как подобает учтивым людям!

Билл и Тилл, близнецы-альбиносы, остались сидеть на дальнем конце стола. Остальные выстроились гуськом и медленно двинулись мимо путников. Каждый пожимал руку Эдди и Сюзанне, а затем чмокал Джейка в щеку. Мальчик принимал это достойно, но Эдди видел, что он удивлен и смущен.

Подле Роланда старики опускались на колени и прикасались к сандаловой рукояти револьвера, торчавшей из кобуры на левом бедре стрелка. Роланд клал им руки на плечи и целовал в морщинистые лбы. Последней шла Мерси; она обвила талию Роланда обеими руками и звонко чмокнула его в щеку.

– Благословен будь, стрелок! Да хранят тебя боги! Кабы я только могла тебя увидеть!

– Не забывайся, Мерси! Веди себя прилично! – резко вмешалась тетушка Талита, но Роланд, не обращая на нее внимания, склонился к слепой.

Он ласково, но решительно взял ее руки в свои и поднес к своему лицу.

– Посмотри на меня ими, красавица, – сказал он и закрыл глаза, когда сморщенные, изуродованные артритом пальцы слепой принялись осторожно ощупывать его лоб, щеки, губы и подбородок.

– Да, стрелок! – выдохнула она, поднимая незрячие глазницы навстречу блекло-голубым глазам Роланда. – Я очень хорошо вижу тебя! Славное лицо, однако ж полное печали и заботы. Мне страшно за тебя и за твоих.

– И все же встреча вышла радостная, разве не так? – спросил он в ответ и запечатлел на гладкой, истончившейся от старости коже лба Мерси нежный поцелуй.

– Так, так. Истинная правда. Спасибо за поцелуй, стрелок. Сердечное спасибо.

– Ступай, Мерси, – велела тетушка Талита, но без прежней суровости. – Ступай пить кофей.

Мерси поднялась с колен. Одноногий старик с костылем взял ее руку и положил на пояс своих штанов. Мерси ухватилась и, помахав на прощание Роланду и его товарищам, позволила хромому увести ее.

Эдди вытер увлажнившиеся глаза.

– Кто ее ослепил? – хрипло спросил он.

– Луни, – отвечала тетушка Талита. – Выжгли ей очи клеймом, вот как. Будто бы за то, что дерзко на них глядела. Тому уж четверть века… Ну же, пейте поскорей кофей! Он и горячий-то гадок, а чуть остынет, так и вовсе в рот не возьмешь – дорожная слякоть, да и только.

Эдди поднес чашку ко рту и отхлебнул на пробу. Дорожная слякоть, решил он, слишком сильно сказано, но что не "Синяя гора", то не "Синяя гора".

Сюзанна попробовала и изумилась:

– Да это же цикорий!

Талита бросила на нее быстрый взгляд.

– Сия трава мне неведома. Я знаю только щавельник, и иного кофею опричь щавельничного у нас не водится с тех пор, как надо мною еще тяготело женское проклятие… а проклятие это снято с меня давным-давно.

– Сколько же вам лет, сударыня? – неожиданно спросил Джейк.

Тетушка Талита удивленно взглянула на него, потом скрипуче рассмеялась.

– Правду сказать, паренек, уж и сама позабыла. Помнится мне, будто, как справляли мое осьмидесятилетие, сидела я тут, на этом самом месте, да ведь тогда на этой лужайке нас собралось более пяти десятков, а Мерси еще не лишилась очей. – Тут ее взгляд упал на косолапа, лежавшего у ног Джейка. Чик, не убирая мордочки с лодыжки мальчика, поднял глаза с золотистой каемкой и внимательно посмотрел на старуху. – Косолап, клянусь Маргариткой! Давненько я не видала, чтоб косолап состоял при людях… похоже, эти зверята позабыли те дни, когда водили компанию с двуногими.

Один из близнецов нагнулся погладить Чика. Чик отпрянул.

– Когда-то они пасли овец, – сообщил Джейку Билл (или, может быть, это был Тилл). – Знал ты сие, малый?

Джейк помотал головой.

– Твой-то гуторит? – поинтересовался альбинос. – В ранешние времена промеж них попадались говорящие.

– Да. – Мальчик посмотрел вниз, на косолапа, который, едва рука чужака исчезла с его горизонта, опять положил голову Джейку на ногу. – Скажи, как тебя зовут, Чик.

Чик смотрел на него снизу вверх и молчал.

– Чик! – настаивал Джейк, но Чик молчал. Не слишком огорченный, Джейк посмотрел на тетушку Талиту и близнецов. – Вообще-то он разговаривает… но, наверное, только когда сам хочет.

– Мальчуган, видать, не здешний, – обратилась тетушка Талита к Роланду. – Одет чудно… и глядит странно.

– Он здесь недавно, – Роланд улыбнулся Джейку, и тот ответил неуверенной улыбкой. – Через месяц-другой никто и не скажет, что парень из чужих краев.

– Да? Не знаю, не знаю… И откуда же он?

– Издалека, – сказал стрелок. – Из дальней дали.

Старуха кивнула.

– И когда он думает отправляться восвояси?

– Никогда, – отозвался Джейк. – Теперь мой дом здесь.

– Да смилуются над тобой боги, коли так, – отвечала тетушка Талита, – ибо солнце в сем мире заходит. Заходит на веки вечные.

Тут Сюзанна беспокойно пошевелилась и прижала руку к животу, словно ее замутило.

– Сьюзи, – спросил Эдди, – ты в порядке?

Сюзанна попыталась улыбнуться, но улыбка вышла бледная; казалось, обычные уверенность и самообладание покинули ее в эту минуту.

– Да, конечно. Гусь прошел по моей могиле, вот и все.

Тетушка Талита посмотрела на Сюзанну долгим оценивающим взглядом, от которого той стало, по-видимому, неуютно… и улыбнулась.

– "Гусь прошел по моей могиле"… ха! Тыщу лет не слыхала это присловье!

– Любимая присказка моего отца, – Сюзанна улыбнулась Эдди – на этот раз более уверенно. – И вообще, что бы это ни было, оно уже прошло. Я в полном порядке.

– Что вы знаете о городе и о землях между ним и Речной Переправой? – Роланд взял свою чашку и отпил глоток. – Там есть луни? И кто те, другие… Седые и Зрелые?

Тетушка Талита тяжело вздохнула.

– 8 -

– Ты о многом наслышан, стрелок, а мы знаем ничтожно мало. Одно могу сказать наверняка: город – дурное место, особливо для юнца. Для всякогоюнца. Вам никак нельзя обойти его стороной?

Роланд посмотрел на небо и заметил уже знакомые очертания облаков, плывущих вдоль русла Луча. Невозможно было проглядеть эту небесную реку в бескрайней лазури над степью.

– Пожалуй, – признал он наконец со странной неохотой. – Наверное, можно дать крюку к юго-западу, обогнуть город по краю и за ним вернуться к Лучу.

– Стало быть, вы идете вслед Лучу, – протянула тетушка Талита. – Да. Так я и думала.

Эдди вдруг сделал открытие: он видел себе город в розовом свете неуклонно крепнущей надежды на то, что, когда (и если) они доберутся до него, там им встретятся всеми позабытые-позаброшенные добрые дяди, у которых странствующие рыцари найдут помощь и поддержку, или даже кто-нибудь, кто сможет чуть больше рассказать им о Темной Башне и о том, что надо будет делать, добравшись туда. Например, это могли бы быть "Седые" – прозвище вполне подходило старым мудрым эльфам, каких продолжал воображать себе Эдди.

Спору нет, от барабанов мороз шел по коже; жутковатые глухие удары воскрешали в памяти Эдди десятки дешевых киноэпопей про джунгли (их он смотрел, главным образом, по телевизору; рядом сидел Генри, а между ними стояла миска воздушной кукурузы). В тех фильмах неизменно оказывалось, что легендарные затерянные города лежат в руинах, а выродившиеся туземцы превратились в кровожадных каннибалов… но Эдди никак не мог поверить, будто нечто подобное могло произойти в городе, который – по крайней мере издали – так походил на Нью-Йорк. Если даже там нет старых мудрых человечков или всеми покинутых добрых дяденек, то наверняка должны найтись хотя бы книги.Роланд, конечно, рассказывал им, какая редкость здесь бумага, но все крупные города, в каких бывал Эдди, поистине тонулив книгах. Возможно, в Ладе найдется даже некое исправное средство передвижения – какой-нибудь местный "лендровер" отлично подошел бы. Вероятно, это были всего лишь дурацкие грезы, но, когда тебе предстоит проделать не одну тысячу миль по неведомым землям, вполне естественно время от времени предаваться дурацким грезам – пусть даже только затем, чтобы не падать духом. И, черт побери, разве все то, что он навоображал себе, не было хотя бы возможно?

Эдди раскрыл рот, чтобы высказать некоторые из этих своих соображений, но Джейк опередил его.

– По-моему, нам нельзя идти в обход, – заявил он и, когда все посмотрели на него, залился легким румянцем. Чик у ноги мальчика пошевелился.

– Нет? – удивилась тетушка Талита. – Отчего же? Изволь-ка растолковать.

– Вы слышали про поезда? – спросил Джейк.

Повисло долгое молчание. Билл и Тилл тревожно переглянулись. Тетушка Талита, не говоря ни слова, все смотрела и смотрела на Джейка. Мальчик выдержал ее взгляд.

– Слыхала я о таком, – промолвила она. – Может, и видала. Вон там. – Она показала в сторону Сенда. – Давным-давно, в ту пору я была совсем дитя и мир еще не сдвинулся с места… а коли и сдвинулся, то самую малость, с нонешним не сравнить. Ты говоришь про Блейна, пострел?

Глаза Джейка вспыхнули удивлением и узнаванием.

– Да! Про Блейна!

Роланд внимательно приглядывался к Джейку.

– Как же ты прознал про Блейна Моно? – спросила тетушка Талита.

– Моно? – Джейк глядел непонимающе.

– Да, так его величали. Откуда же ты знаешь этот старинный сказ?

Джейк беспомощно посмотрел на Роланда, потом снова на тетушку Талиту.