Колыбелька из прутиков вербы Артемьева Галина

Пришлось в ту ночь профессору звонить сыну, вызывать кого-то на подмогу, потому что, помимо всего прочего, возникло серьезное опасение, что эти безумцы могут устроить пожар в доме. В общем, приехал сын со старшим внуком и его друзьями. Разогнали сборище. Многие из присутствующих, как выяснилось, были детьми или внуками широко известных персон из соседних домов. Откуда у них наркотикам взяться? Где они эту дрянь достают? И ведь не брезгуют, не боятся приличных родителей подвести! Что творится с поколением, это же уму непостижимо!

С внуком, разумеется, провели воспитательную работу. Проще говоря, запретили ему приводить в дом деда гостей. Тот возражал, что это не только дом деда, но и его дом тоже. Он здесь вырос. Это его малая родина, и неужели тут нельзя чувствовать себя свободным? Снова пришлось объяснять, что малой родиной молодой человек может считать все, что угодно, но владельцем дома является дед, и никто другой. Поэтому отныне – никаких гостей.

Все равно он кого-то приводил. Не в тех количествах, но приводил. Особенно досаждали особы женского пола: каждая считала себя невестой внука и распоряжалась в доме по-хозяйски, лазила повсюду, оценивая, очевидно, недвижимость, что очень забавляло молодого человека. Он уверял, что занимается исследованием поведения самок человека в предложенных им условиях. Якобы в дальнейшем он создаст фундаментальный труд на эту животрепещущую тему и еще больше прославит фамилию.

Профессор порой смотрел на наглеца и вспоминал внука младенцем. Какой в нем был виден потенциал, какое упорство в преодолении собственного временного младенческого бессилия! В месяц от роду он настырно пытался ползти, старался поднять свою крупную голову, пыжился изо всех сил, чтобы удержаться. Активный, сильный, целеустремленный. Поведение младенца говорило о многом, сулило блестящие перспективы. А как он был горд, когда сам в три года научился читать! Как подходил к деду с книгой и требовал, чтобы тот слушал! И старшие это воспринимали как должное. Еще бы! У них в семье все такие. Из поколения в поколение. Высокоразвитые индивидуумы, одаренные от природы и умеющие ценить и использовать свои таланты.

И вот – все пошло прахом. Университет бросил, ничем не занимался, деградировал на глазах. Почему? За что такое наказание семье? Все честно трудились и трудятся, а этот – целенаправленно разрушает жизнь, причем не только свою, но и всех своих близких.

Каждое вечернее чаепитие соседей по даче обязательно содержало очередной эпизод похождений сбившегося с верной дороги внука.

Варина мама не уставала ужасаться и, пересказывая своим близким кошмарные подробности быта наркоманов из высокопоставленных семей, неустанно повторяла, что вот нет внуков – да и не нужно. Время пошло такое, что только в душу наплюют и опозорят. Надо ценить то, что Бог дает, и радоваться, когда не получаешь чего-то. Значит, именно так и надо.

Варя при подобных неизменных выводах чувствовала себя почему-то очень несчастной, но предпочитала молчать, чтобы не развивать неприятную тему.

Одна из самых свежих сводок из профессорского дома уже ни в какие рамки не помещалась.

В очередной раз блудный внук нагрянул на дачу с компанией друзей. В самом этом факте не содержалось никакой пугающей новизны. Вели они себя тихо, и то хорошо. Профессор у себя наверху писал статью, потом, не желая спускаться на кухню, к незваным гостям, выпил стакан воды перед сном и улегся в постель. Спал на удивление хорошо и спокойно. Проснулся на рассвете, как от толчка. Открыл глаза и увидел, что на краю кровати сидит девушка, похожая на призрак. Приглядевшись, профессор определил, что видел ее в своем доме несколько раз. Внук и его друзья звали ее Озёркина. Видимо, это была ее фамилия, хотя наверняка сказать нельзя.

Озёркина сидела молча, пристально вглядываясь то ли в профессора, то ли во что-то над его головой. Взгляд ее пугал своей потусторонностью. Глаза казались светящимися. Или в них отражался рассвет?

– Что вам здесь нужно? – в ужасе воскликнул профессор, окончательно проснувшись.

Озёркина некоторое время равнодушно молчала, словно анализируя прозвучавшие слова. Потом, все так же пристально глядя куда-то вдаль, приглушенно спросила:

– Хочешь, я тебе свою ракушку покажу?

Надо заметить, что профессор знал до тех пор два значения слова «ракушка». Ровно столько знала и его внимательная слушательница, Варина мама. Ракушка – ну, это… что у моря находят. Приложишь к уху – шумит. И еще – гараж-ракушка.

Поначалу профессор так и подумал, что девица принесла какой-то морской сувенир и хочет ему показать. Но потом разглядел, что одета его незваная посетительница была весьма странно: в просторной футболке, но без трусов, отсутствия которых она не скрывала, скорее наоборот.

И тут, в момент особого рассветного просветления, до профессора дошло, о какой-такой ракушке ведет речь безумная Озёркина.

– Убирайтесь вон из моей комнаты! – потребовал он. – Немедленно убирайтесь вон! Сейчас же!

Озёркина, несмотря на крики хозяина кровати, долго не вставала, видимо просто не могла. Или до нее не доходили профессорские приказы. Пришлось ему самому встать, открыть дверь и, указывая на выход, несколько раз властно повторить требование. Тогда она поднялась и с трудом сделала несколько неверных шагов. При этом непристойная нагота ее бесстыдно открылась. Хотелось вытолкать девку, придать, так сказать, ускорение, но дотрагиваться до этой особи женского пола профессор брезговал, как побрезговал бы лезть голыми руками в выгребную яму.

Как только Озёркина переступила своими неверными ногами порог его кабинета, он захлопнул дверь и запер ее на щеколду. Как это он раньше не запирался, вот что непонятно!

Естественно, днем он потребовал объяснений от внука. Тот вообще не понимал, из-за чего тут париться.

– Деда! Это же Озёркина! Она была под кайфом! Ну, зашла к тебе случайно. Видит – спит человек. Сидела же тихо, не мешала?

– А если бы она под этим вашим кайфом принялась меня душить? – безнадежно спросил дед.

– Не, ну ты чего? Озёркина? Не. Это импосибл. Озёркина – дитя мира и сотрудничества. Она способна лишь созидать. Тебе ничего не грозило. Просто поверь.

И что оставалось делать? Снова звонить родителям, требовать установления жесткого контроля за их совершеннолетним чадом. За этим последовали другие санкции: полный запрет на посещение дачи. Изъятие ключей. Вроде как обещана была отправка парня на лечение. Но кто его знает, как будет на самом деле?

Варина мама, слушая эти ужасы, хваталась за голову, понимая, что и она не могла бы ничего противопоставить распоясавшемуся внуку. И только лишний раз убеждалась, что им, то есть ее семейству, гневить Бога нельзя. Живут себе спокойно – и нечего роптать.

Надо сказать, что ситуация с непутевым внуком профессора управилась как бы сама собой. То есть все решилось естественным, природным путем. Жена старшего внука родила. На свет появился прекрасный мальчишка весом 4 500 и ростом 57 сантиметров. Настоящий витязь, крепкий и волевой, как и положено мужчинам их семьи. Мать с младенцем были торжественно доставлены на дачу. Они удобно расположились в комнатах, где когда-то подрастал отец новорожденного со своим младшим братом. Все шло просто замечательно, пока пару недель спустя на горизонте не появился тот самый младший брат в сопровождении двух девиц, чье поведение молодой человек, по его словам, исследовал в исключительно научных целях.

Жена старшего внука поначалу даже обрадовалась гостям. Она целыми днями общалась только со своим сыночком и со старым профессором. Конечно, ей хотелось немного отвлечься и развлечься. Она уложила младенца спать, плотно прикрыла дверь в комнату с детской кроваткой и проследовала в гостиную, где в это время и находились дядя новорожденного с двумя своими подругами.

– Привет, – сказала кормящая мать, обращаясь к гостям.

– Привет, присоединяйся, – приветливо произнес брат ее мужа.

И тут самки человека встревожились, почувствовав в незнакомке опасную конкурентку. Они же не знали, что к чему, и незатейливо рефлекторно отреагировали.

– Слышь, – прошипела одна из самок, – иди отсюда пока цела, шалава.

Шипела она мастерски, видно, наловчилась в тяжелых боях за место под солнцем в условиях дефицита мужчин: получалось, что слышала ее только та, к комуобращались ее дерзкие речи.

Молодая мать поняла обращенные к ней слова очень хорошо и немедленно приняла вызов. Ей стесняться было некого, поскольку въехала она в этот дом на полных правах матери продолжателя славного рода и получила все полномочия располагаться и чувствовать себя по-хозяйски.

Профессор как раз спускался со своего второго этажа и застал всю эту драматичную сцену, стоя на небольшом возвышении. Кстати, слова непрошеной гостьи донеслись до него вполне отчетливо, видимо, сказался его абсолютный музыкальный слух. Странно, что внук совершенно не прореагировал на оскорбления жены его брата. Впрочем, что же странного! Все очевидно! Вещества, принятые им, угнетали все органы чувств.

Так вот. Далее последовало триумфальное выступление жены внука. Во-первых, она мгновенно подобралась и из очаровательной, по-матерински мягкой кошечки превратилась в пантеру. Поразительно: доля секунды – и совершенно другое существо.

– Я знаю, кто сейчас отсюда свалит. И очень быстро. И это буду не я! Встали и понеслись! Иначе вызываю полицию. И вы сядете. Обещаю. Вы вторглись в чужой дом. Вы угрожаете хозяевам. И вы под наркотой. Главное – не обоссытесь тут, когда вас брать будут, потому что в полиции придется ссать для анализа. И загремите. Потому как у вас еще и найдут кой-чего. Вы не с пустыми руками сюда притащились. Так что закроют вас. Вместе с тобой, брателло, кстати. Не ожидала от тебя.

– Ань, ты чего? – испуганно проговорил младший внук, поднимаясь из кресла. – Чего тут ваще, а?

– Пощады не будет. За шалаву ответите. Все трое.

Аня достала из кармана телефон, явно собираясь вызвать полицию. Профессор ей не препятствовал. Скандал? Да пусть уже разразится скандал. Сколько можно терпеть!

Но скандал не разразился. Троица покинула поле брани мгновенно, как по взмаху волшебной палочки. Откуда только такая прыть взялась? Вот были – и нет.

Аня стояла и желтыми от гнева глазами оглядывалась вокруг. Так воины-победители оглядывают поле недавнего сражения: не затаился ли где недобитый враг.

Профессор любовался ею. Надо же! Девочка ведь тоже из научной среды. И папа ее – доцент, и мама – старший научный сотрудник. И дед – известный зоолог. Откуда в ней такая приспособленность к жизни? Такая быстрота реакции? Что это? Мутация? Надо над этим подумать. Если да, то это весьма положительный фактор. Природа дает возможность человеку мыслящему возобладать над человекоподобными. Отрадно.

– Сергей Александрович! – услышал он тем временем вполне вежливое к себе обращение Анны, которая уже почти вернулась к образу домашней кошечки. – Вы все видели, да? Не обижайтесь, но если такое повторится, я обязательно вызову полицию. У меня тут ребенок. И вы. Я должна обеспечить вашу безопасность. Заберите у него ключи.

– У него давно уже нет ключей, Анечка! Он пользуется тем, что двери дома запираются только на ночь, – прояснил ситуацию профессор.

– Что ж. Значит, придется нам запирать двери всегда. И знаете, его надо спасать. Еще не поздно. Но давно пора.

Сергей Александрович махнул рукой.

– Вы думаете, мы не пытались? Еще как пытались. Но его порок сильнее нас.

– Да ну, – хмыкнула Анна, – сдаваться нельзя. И не таких вытягивали. Он просто видит, что вы мягкотелые, и пользуется этим. Все он может, все понимает. И страх в нем пока есть. Вон – полиции испугался, да? Это отличный признак. Я знаю, кто ему поможет. И как. Действовать надо.

Профессор любовался умной девочкой и радовался, что она теперь носит их фамилию.

– Откуда, Анечка, в тебе такое знание жизни? – восхищенно спросил он. – Я вот долго живу, а нет у меня такого опыта. И такой реакции тоже нет.

– Ну, вы в другое время росли. Другая совсем жизнь была, – рассудительно объяснила Анна, – а мне пришлось этой жизнью жить. Только и всего. Говорят же: жизнь – лучший учитель.

Варина мама с восторгом пересказывала события соседского бытия. И все поражалась: надо же! Вот сидит себе человек, никому не мешает, пишет свои научные труды, людей просвещает. Ему бы покой. И только. А со всех сторон обступает нынешняя действительность. И никуда от нее не спрятаться. Вот как! Похоже, маме самой очень хотелось спрятаться от всего, что мешало ей быть Робинзоном, среди своих грядок и плодовых деревьев.

Однако в этих постоянных рассказах о чужом человеке таился еще какой-то смысл, который открылся Варе не сразу. Рассказчицей мама была хорошей, умела увлечь, рассмешить, представить все в лицах – театр, да и только. В старые добрые доразводные времена, когда они все еще жили в городе, Варя с папой просто обожали эти мамины истории о разных ее знакомцах, подругах, сослуживцах. Неведомые люди становились близкими. Папа расспрашивал, как там складывается жизнь у брошенной с тремя детьми маминой коллеги, уверяя, что у той все наладится, о чем они узнают из тысяча пятисотого тома маминых рассказов. Главное – дожить.

Теперь же, как только мама приступала к повествованиям о профессорской жизни, папа мрачнел и под любым предлогом старался не слушать о приключениях всех этих «внучек-Жучек» старого доброго соседа. Мама делала вид, что ее совершенно не волнует папина реакция, и упорно продолжала свои рассказы.

– Пап, ты чего? Интересно же, – не раз пыталась остановить отца Варя, когда тот вставал из-за стола, только заслышав профессорское имя.

Папа лишь рукой махал и горько вздыхал.

Наконец до Вари дошло, что он терзается от ревности. Вот уж никогда бы не подумала, что папа станет считать своим соперником старика, да еще такого беспомощного, жалкого даже. Мама же просто прониклась сочувствием к непростым обстоятельствам заслуженного человека – и только. И потом – о чем ей было еще рассказывать? О своих плодах на огороде? Так она и им уделяла немало времени. И папа, слушая о поливе огурцов и их созревании, не махал руками, не уходил, говоря, что наскучило ему слушать всю эту белиберду. Нет, наоборот, слушал очень даже внимательно и сочувственно. А тут… Ну просто подростковая реакция. Злится, чуть ли не слезы на глазах.

– Мам, а ты заметила, что папа расстраивается, когда ты о соседе рассказываешь? – поинтересовалась как-то Варя.

– Как же такое не заметить! – подтвердила мама.

– Жалко его, мам, – вздохнула почему-то дочка.

– А чего жалко? Я что – профессору стихи пишу? Общаюсь с живым человеком в своем одиночестве, – мама горестно вздохнула, – что тут плохого? К чему ревновать? Мне что? Замолчать? Ничего не говорить?

– Говори, – ответила Варя, – говори, интересно же. Только папу как-то жалко. Смотри на него: извелся весь. Молчит, дуется, как маленький.

– Да ну! Маленький и есть. Они все маленькие. А мы за них должны взрослеть. И за них, и за себя. И жалеть их еще.

Что тут было сказать? Дочь просто старалась приласкать отца и мать, показать свою любовь каждому из родителей.

В последнее время Варя редко видела своих. Дел было много. Общались по телефону или эсэмэски друг другу посылали.

Вот и сейчас Варя попробовала позвонить, но мама не отозвалась. Наверняка телефон в доме, а она возится в своем саду. Ничего, вернется в дом, увидит пропущенный звонок, пришлет сообщение. Ничего-ничего. Доберутся и до них добрые вести.

«Любить – это бессердечно»

Еще в начале лета Варя была уверена, что в жизни ее все кончено. Жила в ее сердце любовь-благоговение, сильная и восторженная, к человеку, который, похоже, умел любить только себя. Варину любовь он принимал как должное и само собой разумеющееся. И она была благодарна, что принимал. И готова была ждать, когда что-то изменится, когда он решит, что им пора зажить вместе, а не встречаться время от времени, когда он сочтет нужным. Она научилась подстраиваться, улавливать оттенки его настроения и даже предчувствовать, когда он снова потянется к ней, позовет, скажет доброе слово о том, как она все-таки ему нужна, какой она хороший человек, как ему хорошо с ней, спокойно.

Так продолжалось годами. И, может быть, дальше шло бы так же, если бы не один незначительный эпизод. Она летела из Барселоны в Москву ночным рейсом. Ей нравилось летать ночью: народу, как правило, немного, все сонные, усталые. В салоне тишина. Обычно она закрывала глаза, засыпала, а просыпалась от слов стюардессы:

– Наш самолет совершил посадку в Москве.

Вот и весь полет.

Но в ту ночь у нее не получилось заснуть. В креслах за ее спиной выясняла отношения пара. Говорила в основном девушка, мужчина лишь изредка вставлял невнятные замечания. И дело было не в том, что мычал мужчина. Слова, которые произносила полушепотом женщина, казались Варе ее собственными словами.

– Мы столько лет вместе. Хотя что такое «вместе»? Сейчас прилетим, ты к себе, я к себе. И это называется вместе? Тебе, конечно, хорошо, удобно. Захотел – свистнул, и я тут как тут. Не захотел, сиди, Катя, кукуй одна. И что тебе мешает? Был бы ты женат или детям бы алименты платил, тогда я бы еще хоть какое-то оправдание имела. Не тебе! Себе! Что столько лет ушли в пустоту. Мое время идет. Я не успею родить. И кто я буду тогда? Что себе в старости скажу? Что единственную жизнь протратила на чужого дядю? Во имя любви? Какая же это любовь?

Каждое слово ударяло Варю в самое сердце. Все это было о ней. Точь-в-точь. Она вдруг увидела всю свою многолетнюю ситуацию со стороны. Увидела – и наконец-то поняла, что ничего нового у нее с «любимым» не будет. Вообще ничего. И никакого ребенка, и никакого будущего. Будет только так, как удобно ему, а она – пусть решает сама. Ее выбор, ей жить, как сказал только что спутник той женщины. Она словно увидела свое отражение. Оно ей очень не понравилось. Жалкое, ущербное, несчастное. И вдруг пришло простое решение, которое давно пора было принять, только кишка была тонка.

– Ты же и так одна, – сказала себе Варя. – Так и будь уж одна. И оглянись вокруг. Почувствуй, что живешь собственной жизнью, а не ждешь чьих-то милостей, как собака при хозяине.

Была предательская мысль, что, может быть, стоит напоследок встретиться, поговорить, поставить какие-то условия, и пусть даст слово, пообещает, что все между ними станет иначе, с учетом ее интересов тоже. Но, к счастью, полет длился больше трех часов, и доводов женщина привела очень много. А спутник ее мычал. Или говорил:

– Да брось ты. Ну, перестань. Ты просто устала. Надо выспаться. Все же хорошо.

И Варя убеждалась: ничего в ее жизни не изменится, пока она сама не примет окончательное решение. И лучше жить одной и ничего не ждать от другого, чем вот так, как много лет живет она: трепеща и ожидая, когда кто-то проявит милость и понимание.

Она прилетела в Москву и не объявилась, и не отвечала на звонки, а потом и просто сбежала на дачу к любимой подруге Марусе, у которой всегда кто-то был рядом, что-то происходило веселое и интересное. Рядом с Марусей было легче исполнить то, что она решила.

Там, на даче подруги, Марусина бабушка устроила им шуточный сеанс «доброго колдовства». Они пекли на костре картошку в фольге. Сколько кому картофелинок в пакетике достанется, столько в ближайший год и будет человек в семье у каждого гадающего. Бабушка у Маруси – известная выдумщица, все время придумает такое, что скучать не приходится.

Варя, раскрыв свой пакетик, обнаружила три картофелины.

– Три! – удивилась она. – Три! Но этого не может быть. Я одна. И все тут.

– Не быть тебе одной! – приказала тогда бабушка.

Все это, конечно, были ничего не значащие игры, но почему-то Варя тогда повеселела.

А потом случилось еще одно волшебство. Быстро так, как по заказу. Дачу по соседству с Марусиной купил какой-то человек, нового соседа пригласили на пироги, он пришел, увидел Варю в гамаке, читающую книгу про житейские воззрения кота Мурра, и почему-то спросил что-то насчет того, понимает ли она, откуда у нее взялась эта книга. И Варя ответила, что нашла ее сегодня на Марусиной книжной полке. И ничего другого ей не известно.

Оказалось, гость перепутал Варю с Марусей! Оказалось, он был тут, на даче, двадцать лет назад. Ему было шестнадцать, он познакомился с Марусей, оказавшись с друзьями у нее в гостях. А потом приехал и привез ей книгу. Но не вручил прямо в руки. Оставил в беседке. Так уж вышло.

Чудеса!

А потом из дома выбежала Маруся, чтобы звать их к столу, и узнала Даню, хотя видела его всего раз в жизни, давным-давно. И столько было смеху, разговоров, планов!

– Надо пойти тут все разведать, побродить по лесам. Хочу с местностью познакомиться, – сказал Даня. – Кто-нибудь составит мне компанию?

– Варь, иди, поброди. А я тут на хозяйстве останусь. Скоро мужики мои возвращаются. Муж, сын, – пояснила Маруся.

– Пойдем? – обратился Даниил к Варе.

– Пойдем, – согласилась она.

И пошли они бродить.

У Вари рядом с Даней сразу же возникло чувство, что к ней вернулась ее юность и что гуляет она с мальчиком из своего класса. Гуляет, радуется ему, и все у них впереди. Что – непонятно, но что-то очень-очень хорошее, долгожданное. Чудесное, как в добром сне. Ей ничего не нужно было из себя изображать, стараться как-то выглядеть и всякое такое. Они просто были такие, какие есть, и болтали обо всем на свете.

Варя говорила, что уже не ждет любви, сознательно и бесповоротно не ждет. Не мечтает и не хочет. Любовь все искажает. Отнимает силы, время, ослепляет. Лучше быть зрячей. Видеть все отчетливо и решать просто: да и нет. Без оттенков и самоуговоров. В конце концов, любить – это бессердечно. И даже, может быть, противоестественно, потому что – губительно.

– Какая революционная мысль! – хмыкнул тогда ее собеседник. – Надо додумать в тишине. Что-то в этом есть.

– В этом есть все! Главная мудрость моей многострадальной жизни! – воскликнула патетически Варя.

И Данька тогда присвистнул и засмеялся по-мальчишески.

– У меня тоже есть мудрость, если уж на то пошло. И еще какая многострадальная. Я вот дважды был женат. И оба раза думал, что по любви. А сейчас вот спрашиваю себя: а кто это такая, эта хваленая любовь? Она есть вообще? Или сказки сказывают нам, дуракам, чтобы мы доверчивее плодились и размножались? На сегодняшний день я в ее существовании сильно сомневаюсь.

– И я, – поддакнула Варя.

И они почему-то стали ржать. Совершенно беспричинно, как это бывает у подростков.

Встречались они каждый день и шлялись по лесам, купались в речке, валялись на песочке, хвастались своими горестями и хохотали над прошлыми бедами до колик.

– И вот я решил, что буду теперь один. На всю оставшуюся жизнь. Окончательно и бесповоротно, – гордо сообщал Даня.

– И я! – поддерживала его Варя. – И никто мне не нужен, потому что так – правильнее. Экологичнее. Никто не пьет твою кровь, не унижает, не бьет по больному.

Она рассказала свеженький эпизод из своей гордой одинокой жизни. За пару дней до ее бегства к Марусе произошла эта история. Просто пошла выбросить пакет с мусором, а потом села на лавочку во дворе. У них такую красивую клумбу разбили, вот она и захотела полюбоваться цветочками. И не успела пять минут полюбоваться, как к ней подсел приличного вида парень и с несвойственной в последние годы жителям большого города вежливостью спросил, не помешает ли. Ну, естественно, они разговорились, познакомились, он взял у нее номер телефона, хотя она обещала сама позвонить, но он проявил настойчивость и забил ее номер себе в трубку. Буквально через час позвонил и предложил вечером пойти в кино. Варя не возражала, потому что всеми силами жаждала отвлечься от мыслей о «любимом». Он ее встречал на машине. Машина шикарная, чистая-душистая. И сам он – такой весь ухоженный, наглаженный. Ну не бывают мужики в тридцать семь лет такими отмытыми, если живут сами по себе. И даже с мамами они такими не бывают.

– Ты женат? – спросила Варя.

И он не стал скрывать. Сказал, что женат. Давно и прочно. И деток двое. Семья хорошая, жена хорошая, детки чудесные. Но жизнь-то на этом не закончилась. Она продолжается. Вот работает он персональным водителем у большого босса и видит, что тот творит при живой жене и детках. А жена – красавица, каких мало, и моложе его на тридцать лет. И все равно – скучно. Надо же где-то радость жизни брать.

– Ты решил, что я с тобой радостью жизни поделюсь, что ли? – спросила Варя.

– Ты красивая. И одинокая. Это сразу видно. А радостью жизни я и сам с тобой готов поделиться. Это взаимообмен.

– А жена? – поинтересовалась «красивая и одинокая».

– Жена в убытке не останется. У нее дом, дети, подруги. Денег ей моих хватает, не жалуется. Я и тебе буду помогать.

– Мне чужого не надо, – сказала Варя.

В кино они все-таки пошли, потому что ей давно хотелось посмотреть тот фильм. После кино он галантно довез ее до дома, все предлагал выпить вина, которое припас заранее. Надеялся все-таки на взаимность. Ласковый такой домашний мужчинка.

После той встречи вообще как-то думать о «взаимоотношениях полов» Варе расхотелось.

– Он мне сказал, что все так живут, а я – идеалистка и упускаю лучшее время своей жизни, – пожаловалась Варя.

– И не все. И не упускаешь. Нашла кого слушать. Тупых скотов много. Всех слушать – голова лопнет. Тебе разве они нужны? Тебе нужен один-единственный человек. И чтобы он думал так же, как ты, – так сказал ей Даня.

– А если не найдется такой? Один-единственный? – возразила Варя.

И вот тогда-то они стали целоваться, как подростки, которые уверены, что встретились раз и навсегда. И нечего думать и рассуждать, когда счастье – вот оно, в твоих объятиях. И главное – успеть нацеловаться, пока никто не помешал.

И с тех пор они почти не расставались – вот чудеса. Вот только на эту неделю. Она полетела в Прагу, а он в Ниццу, к заказчикам, которые купили себе дивное поместье и нуждались в профессиональных советах архитектора. Договорились, что после Ниццы Даня прилетит к ней в Прагу. И она покажет ему любимый город, они снова будут бродить в обнимку, как тогда в подмосковных лесах, и целоваться, и засыпать вместе, и просыпаться.

И все это вместе должно быть названо одним словом, которое Варя суеверно боялась произносить, чтобы не спугнуть Ту, Которая все-таки явилась и открыла свой светлый лик.

Часть вторая

Марико

Странная красавица

Совсем недолго оставалось до встречи с Даней. День продержаться и ночь простоять. Или наоборот? Да какая разница. Жизнь прекрасна! Каждым своим мигом – прекрасна.

Сейчас, расставшись со своей гостьей и наслаждаясь покоем и вкусной едой, Варя поджидала свою чешскую подругу Марушку. Именно она подарила недавно книгу стихов Эрбена, составленную из народных сказаний, которая настолько полюбилась Варе, что она взялась ее переводить на русский.

Марушке требовалось рассказать ей что-то очень-очень важное, что-то, в чем одна Марушка никак не могла разобраться. Варя привыкла, что с ее подругой постоянно происходят странные, порой необъяснимые вещи, и готовилась услышать очередную удивительную быль, в которую порой трудно верилось, хотя и не верить было нельзя.

Марушка – персонаж экзотический. Она – топ-модель, самая настоящая, с серьезной международной карьерой, постоянными перелетами с континента на континент, весомыми контрактами. Редкая и необычная красавица. Рост у нее метр восемьдесят. Тонкая, хрупкая, смуглая, с азиатским разрезом глаз. Совсем не похожа на чешку. Хотя имя и фамилия – совершенно местные: Марушка Кубатова. Правда, Марушка – это уменьшительно-ласкательное. А в документах имя у нее Марико. Японское имя, подаренное новорожденной дочери отцом-японцем. Когда-то он прилетел в Прагу, интересуясь легендой о Големе. История об искусственном человеке невиданной силы так его поразила, что он решил сам разобраться и обязательно отличить быль от небылицы.

Давным-давно, когда они только познакомились с Марушкой и та рассказывала об обстоятельствах собственного появления на свет, Варя поразилась тому, что фантастический персонаж Голем стал, по сути дела, причиной зарождения новой реальной жизни. И еще – легенда эта издавна волновала и ее тоже. Собственно, решение отправиться на стажировку в Прагу в свое время она приняла и из-за Голема тоже. Ей хотелось самой побывать в тех местах, где возникли эти фантастические, но кажущиеся очень достоверными сказания, и попробовать определить, не было ли в этих рассказах о Големе хотя бы доли истины. Конечно, сказка – ложь… Но если это не совсем сказка?

Древнее предание

С древних времен сохранилось предание о том, что прежде чем Бог изгнал детей израилевых со Святой земли, Он подписал с ними и с другими народами договор. Евреи обязались, что не вернутся на Землю обетованную, прежде чем Отец небесный им это позволит, и поклялись, что не будут вредить народам, среди которых им придется жить. Остальные народы в свою очередь присягнули, что не будут особенно притеснять евреев, поселившихся у них. Договор был подписан, Господь поставил на нем свою печать, после чего евреи разошлись по белу свету. Везде, где они поселялись, они продолжали жить по законам своих предков, при этом стараясь соблюдать второй пункт договора, заключенного с Всевышним: не действовать против народов, их приютивших. Однако всегда находились люди среди разных народов, которые так или иначе притесняли изгнанников, обвиняя их во всех грехах. Не раз улицы еврейских кварталов и синагоги в городах старой Европы бывали залиты кровью невинных жертв, а выжившие переносили страдание за страданием.

И вот евреи взмолились:

– Господи, неужели мы навеки оставлены Тобой без помощи? Разве нет никого, кто бы нас защитил?

Однажды во время очередных гонений на своих соотечественников ребе Лёв из Праги во сне спросил Бога, как уберечься от грозящего им погрома. И Бог ему ответил: «Сделай голема, тело из глины, потом оживи его. И голем защитит евреев от любых врагов».

Следующим же утром ребе Лёв призвал к себе своего зятя и своего лучшего ученика.

– Я вас позвал, – сказал ребе, – потому что мне нужна ваша помощь. Мы уже много вынесли беззаконных нападок. Поэтому я хочу создать голема, сущность не добрую и не злую, повинующуюся всем моим приказам. В тайных книгах описано, как его сотворить, но при этом должны объединиться четыре стихии. Поэтому ты, зять мой, будешь представлять силу огня, ты, мой ученик, станешь представителем воды, а я – воздуха. Остается земля, и ее мы найдем там, где нам Бог укажет.

Несколько следующих дней трое мужчин провели в молитвах. Кроме того, ребе Лёв изучал творение, написанное самим праотцем Авраамом, книгу тайных символов, в которой буквы читаются как числа, а числа можно читать как слова.

Так прошло семь дней. Ребе Лёв увидел во сне берег Влтавы. Место, которое ему привиделось, было полно мягкой глины, а на ее поверхности четко вырисовывался контур тела. Ребе немедленно пробудился и позвал своих помощников. Была полночь. Облачившись в белые праздничные одежды, они направились к Влтаве с горящими свечами в руках.

Ребе быстро нашел место, указанное ему во сне. Под чтение заклинаний он очертил контур огромного человеческого тела, вылепил ему нос, уши, глаза, пальцы на руках и ногах. Голем лежал на спине, словно в глубоком сне.

Ребе обратился к своему зятю:

– Ты – огонь. Обойди голема справа налево семь раз.

Потом ребе прошептал зятю на ухо заклинание, понятное лишь посвященным, и тот стал обходить глиняное тело, произнося магические слова. Когда зять проходил мимо головы голема первый раз, тело начало высыхать. После третьего круга тело стало теплым, а после седьмого круга разгорелось, как печь.

После этого ребе обратился к своему ученику:

– Ты – вода. Обойди голема семь раз слева направо.

Ученик выполнил указание, произнося заклинания, которые сообщил ему ребе. После первого круга глиняное тело утратило свой красный огненный цвет. После третьего круга от тела пошел пар, и оно стало влажным. После пятого круга на глиняной голове выросли волосы, а на пальцах ногти, после седьмого круга тело покрылось кожей.

Потом голема стал обходить сам ребе, символизировавший воздух. Справа налево, потом наоборот. Наконец он вложил в уста голема пергаментный листок, на котором были написано непроизносимое Божье имя. После этого мужчины поклонились в сторону востока, запада, юга и севера и вместе произнесли слова: «И сотворил Господь Бог человека из праха земного, и вдохнул в него дух жизни».

Как только последнее слово было произнесено, голем сел и открыл глаза.

– Встань! – приказал ему ребе.

Голем послушался.

Его создатель сказал:

– Твое имя – Йозеф. Я создал тебя, чтобы ты охранял евреев от любой опасности. Ты должен повиноваться каждому моему приказу. Пошлю тебя в огонь – пойдешь в огонь. Прикажу, чтобы прыгнул со скалы, прыгнешь.

Голем кивнул. Иначе ответить он не мог. Ведь его человек сотворил, не Бог, потому не было у него души и способности говорить.

Внешне голем от людей не отличался. Ребе дал ему одежду, принесенную заранее, помог ему одеться. Он стал похож на служку из синагоги. Ребе так и представил его своей жене. Голему отвели в доме маленькую комнатку. Он неукоснительно исполнял все приказы ребе.

Он ходил по улицам еврейского квартала днем и ночью, наблюдая за тем, не хочет ли кто-то причинить зло его жителям. Если кто-то приходил в квартал со злым умыслом, голем расправлялся с пришельцем. Голем, существо без мяса и костей, имел способности, которыми ни один смертный не обладал. В его глиняном теле жил дух, умеющий определять, где добро, а где зло. И ни один смертный не мог его одолеть. Его невозможно было убить или ранить. К тому же он видел то, что было скрыто от глаз обычных людей. Порой ребе давал ему магический амулет, который делал голема невидимым, чтобы тот мог тайно проникать в дома врагов и находить там доказательства преступлений, затевающихся против евреев. Он приносил эти доказательства ребе, а тот уж принимал решение, как поступить, чтобы жители квартала были в безопасности.

Вот так и получилось, что жители еврейского квартала в Праге получили наконец долгожданного защитника. И только три человека знали, кто он такой и благодаря чему имеет свою исключительную силу.

Благодаря службе голема люди жили теперь спокойно. Враги поняли, что затевать что-то бесполезно: им всегда противостояла мощная сила. Работы у голема стало гораздо меньше. Он обходил улицы только по ночам, а днем сидел в своей каморке без дела. Жена ребе очень много работала по дому, все хозяйство лежало на ней. И, хотя муж запретил ей привлекать голема для исполнения повседневных дел, она однажды не выдержала и велела тому наносить в дом воды, пока она сходит на рынок.

Голем послушно кивнул, взял ведра и побежал во двор к колодцу. Жена ребе Перл спокойно ушла за продуктами к трапезе. Но когда вернулась, увидела двор, полный народа. Люди кричали: «Потоп! Потоп начался!» И действительно: из дверей дома лился поток воды.

В это время раздался спокойный голос ребе, вернувшегося домой к обеду:

– Это не потоп. Успокойтесь. Потоп наслал Господь людям за их грехи. А тут всего лишь наказание за непослушание моей жены.

В этот момент все увидели голема с двумя полными ведрами. Он был мокрый с головы до пят. Вбежал в дом, вылил оба ведра на лестницу и снова побежал к колодцу, немедленно набрал воды и с полными ведрами опять бросился к дверям.

– Йозеф! Перестань носить воду! – приказал ребе.

Голем немедленно повиновался. Он поставил ведра и уселся на свое обычное место как ни в чем не бывало. Люди разошлись. А ребе повторил жене свой запрет использовать голема для домашних дел.

Некоторое время жена не смела ослушаться ребе, но потом ей снова стало казаться несправедливым, что все в доме работают не покладая рук, а служка Йозеф сидит в своей каморке без дела. И вот однажды она дала ему очень простое поручение: сходить к рыбаку за рыбой, а потом на базар за яблоками. Голем взял деньги, пошел к рыбаку. Тот дал ему огромную рыбину. Голем взвалил ее на плечо и понес. Люди удивлялись размеру рыбы и силе голема. Но вернулся он домой с пустыми руками. Оказалось, что рыба очень билась у него на плече, и он решил расправиться с ней как с врагом: бросил ее во Влтаву. Пришлось Перл самой бежать к рыбаку за новой рыбой. А голем побежал исполнять второе задание хозяйки. Он примчался за яблоками, торговка дала ему кошелку, но Йозеф не уходил. Ему показалось, что кошелки яблок мало, разве жена ребе будет довольна таким количеством?

– Чего ты ждешь? – пошутила торговка. – Никак всю повозку с яблоками хочешь унести?

Тут-то голем и догадался, что именно так и должен поступить, чтобы Перл была довольна! Он схватил торговку, усадил ее на повозку, полную яблок, взгромоздил все это себе на плечи и стремглав побежал к дому ребе. Во дворе дома он гордо поставил повозку на землю и встал, озираясь, явно ожидая похвалы.

С тех пор, конечно, Перл никогда и не помышляла, чтобы что-то приказать голему. Так он и сидел в своем углу сложа руки.

Со временем жизнь в еврейском квартале стала очень спокойной. Никаких вражеских нападок не происходило. Ребе решил, что в големе больше нет нужды. Тогда он призвал к себе зятя и ученика – тех, кто вместе с ним участвовал в сотворении голема. Пришла пора обратить голема в глину, из которой он был создан.

Они действовали, как в первый раз, только в обратном порядке. Ребе вынул изо рта голема пергаментный листок с непроизносимым Божьим именем, каждый из собравшихся обошел голема семь раз в направлении, противоположном тому, как это делалось при его оживлении. Таким образом силы огня, воды и воздуха оставили голема. Только мертвая глина напоминала о нем.

Наутро ребе объявил, что его слуга Йозеф покинул Прагу.

И вроде бы все забыли о незадачливом прислужнике. Но слухи расползались, разрастались, набирали силу. И вот же – дожили до наших дней, никуда не делись!

Что-то в этом было, а?

Из-за выдумок рождаются люди. Юкио

Это, конечно же, легенда. А как иначе? Какой-такой голем? И как можно из глины слепить могучего народного защитника и оживить его с помощью заклинаний? Сказка есть сказка. Мало ли у каких народов какие сказки? И Зевс – сказка, и Афродита – миф, и Илья Муромец с Соловьем-разбойником – небылица.

Но как-то так выходит, что из-за выдумок рождаются люди, живые, настоящие, со своими судьбами и неясным будущим.

Марико как раз и родилась из-за голема.

Жил-был в Осаке юноша по имени Юкио. Родился он у пожилых родителей. Матери на момент рождения сына было сорок шесть лет, а отцу на десять лет больше, и был это их первый ребенок, хотя и не единственный, через полтора года появился в семье еще один младенец, младший брат.

По материнской линии в роду Юкио имелись богатые промышленники. Дед владел огромными предприятиями, банками и отелями. Благодаря огромным финансовым возможностям своего отца маме мальчика в молодости довелось много попутешествовать в поисках красоты такой разнообразной планеты, на которой она имела счастье появиться. А в те далекие времена кругосветные путешествия для японцев еще не вошли в привычку. Конечно, в ранней юности она мечтала о большой любви. Ей было что предложить любимому человеку, если таковой найдется, для их общего счастья. Однако счастью ее препятствовало серьезное обстоятельство. Девушка совсем не отличалась красотой. У них в роду почему-то не появлялись красивые люди. Никакого соответствия вековым эталонам не наблюдалось в ее чертах, только вопиющие отклонения от них. Правда, внешняя некрасивость компенсировалась безупречными манерами, тихим голосом, умением незаметно и непринужденно поддержать беседу, а также удивительной неброской элегантностью, за которой стоят огромные деньги и словно нашептывают, во сколько сотен тысяч иен обходится подобная неброскость.

В Европе или в Америке Аири могла бы легко найти себе пару, поскольку гайджины (чужаки) ничего не понимали в японских канонах женской красоты и готовы были на все, смутно догадываясь, какие материальные тылы прикрывают все эти путешествия по миру сладкоголосой японки. Да, с гайджином возможны были любовь и супружество. Но отец поставил твердое условие: никаких иностранцев в их роду не будет. Это исключено. Средства семьи не растекутся по миру, не окажутся в чужих жадных руках. Аири или выйдет замуж за добропорядочного японца из достойной семьи, или не выйдет совсем.

Ну, насчет «не выйдет совсем» – это он, конечно, просто припугнул, чтобы показать всю серьезность своего основного требования. Однако слова его, как это всегда и бывает, обрели материальную форму. Много лет девушке не попадался приличный японский жених. Не обращали на нее внимания, и все тут. Несколько раз родные пытались ее сосватать, но предлагаемые женихи хоть и устраивали ее родителей, представлялись ей просто ужасными. Один из них даже оказался по-настоящему нездоровым, попросту выражаясь, умственно отсталым. Лучшие специалисты в области воспитания научили его говорить, пользоваться палочками за едой и вытирать пальцы влажными салфетками. И это были все его умения. Чтение и письмо он так и не освоил. Однако он очень хотел жениться и, увидев Аири, готов был тут же играть свадьбу. Доводом в пользу этого матримониального плана являлось состояние его родителей, которое было вполне сопоставимо с состоянием семьи невесты.

Но тут мать Аири сама вступилась за любимую дочь. Вернувшись домой после смотрин, она тихо, но очень настойчиво произнесла свое «нет».

– Мы же о внуках мечтаем, – произнесла она, – но какие тут могут быть внуки? И зачем нам средства этой уважаемой семьи? Разве нам не хватает своих? И разве нельзя положиться на судьбу? До сих пор она была к нам благосклонна.

С этим доводом нельзя было не согласиться. Родители смирились и мужественно ждали еще несколько лет. И вот нашелся наконец вполне достойный кандидат в мужья для Аири. Его порекомендовала маме давняя подруга семьи, дружившая также с родителями возможного жениха. Происхождение возможного претендента на руку и состояние девушки оказалось выше всяких ожиданий, попросту безукоризненным. Он мог гордиться родством с самим Накаэ Тёмином![2]

Сам кандидат в мужья известностью похвастаться не мог. Его знаменитый, но обедневший род довольствовался в настоящее время малым. Однако он преподавал историю Японии в университете, чем вполне обеспечивал свои скромные потребности. Но на состояние жениха уже никто в тот момент не смотрел. Сроки совсем поджимали, возраст невесты был критическим! Главное было – успеть родить продолжателя рода. Аири сама появилась на белый свет отнюдь не ранним ребенком: матери при ее рождении было сорок три, а отцу сорок пять. Родителям ее удалось успеть. Успели и Нагата с Аири. В свои сорок пять стала она женой порядочного и приятного ей человека. Через девять месяцев появился у пары сын. А через полтора года судьба, словно решив подстраховать дальнейшее существование славного рода, подарила семье еще одного мальчика.

Так вышло, что как только Юкио подрос настолько, чтобы понимать обращенные к нему речи и самостоятельно передвигаться на собственных ногах, большую часть времени он проводил со своим отцом. Тем более к этому периоду сердце матери оказалось всецело принадлежащим младшему ребенку. Именно с появлением второго сына Аири поняла и распробовала вкус материнства. Она готова была наслаждаться своим младшеньким все двадцать четыре часа. Даже опытную няньку подпускала она к ребенку с неохотой, в то время как младенчество Юкио как раз прошло в обществе нянек. Мать находила вполне справедливым, что к одному из детей особо привязан отец, а к другому – мать.

– Хорошо, что их двое, – щебетала она, показывая внуков своей матери.

Счастливой бабушке к тому времени было уже за девяносто, но она еще была полна сил и надежд на будущее. Ей хотелось посмотреть на подросших внуков, благословить их на взрослую жизнь.

Аири с появлением на свет отпрысков полностью приняла жесткую установку своей семьи. Она осознала прочно и глубоко, насколько прав был отец, запрещая ей даже мечтать о браке с чужеземцем. Нет, нет и нет! Все достояние семьи имеет отношение только к Японии. Оно создано японцами, приумножено японцами, их усердием, трудом, усилиями. И именно поэтому никуда оно не имеет права уплыть из японских рук. Это же просто и ясно! И разве можно думать иначе?

Юкио внимательно слушал отца, передававшего сыну накопленные за жизнь знания о прошлом своей земли. В десять лет мальчик разбирался в Синто – «Пути богов». Это была единственная исконно японская религия. По представлениям синтоистов, весь окружающий мир был сотворен «ками» (богами). Главная богиня – Аматэрасу – олицетворяла солнце. Родоначальником японской императорской династии, если верить мифам, являлся император Дзимму – прямой потомок внука богини Аматэрасу.

Отец рассказывал о веках изоляции Японии от другого мира.

– Подумать только! – восклицал папа словно бы про себя. – Во второй половине девятнадцатого века, во время серьезного научно-технического прогресса на Западе, в Японии всерьез обсуждался вопрос о том, считать ли японского императора императором всей планеты. Некоторые представители тогдашней национальной науки заявляли о необходимости открытия страны для визитов иностранных гостей. И почему же? Это должно было способствовать признанию императора Страны восходящего солнца общим для всех остальных стран.

– Бредовая идея, обусловленная полным незнанием того, как на самом деле устроен мир, – комментировал папа. – Чтобы делать такие проекты, надо сначала познакомиться с тем, как живут другие люди на планете.

– А я смогу посмотреть весь мир? – жадно спрашивал Юкио.

– Конечно. Ты выучишься дома, а потом поедешь знакомиться с другими людьми, странами, обычаями. В молодости надо хорошенько постранствовать. Учи чужие языки, и проживешь несколько жизней!

Мальчик рос жадным до знаний и размышлений, но равнодушным к деньгам. Мать долго этого не замечала, поглощенная заботами о младшеньком. Тем более хлопот с первенцем не было никаких – он легко учился в школе, его хвалили и ставили в пример. Какие могли быть поводы для волнений? И кому какое дело было до тех волнений, тревог и страхов, которые обуревали самого мальчика?

В раннем детстве пришлось ему пережить одно очень серьезное потрясение. Они с отцом отправились в маленький загородный домик, доставшийся папе еще от деда. В домике все оставалось так, как было устроено за сто лет до рождения Юкио. Однажды утром за завтраком мальчик увидел, как плошка с мисо-супом, поставленная на низкий столик отцом, стала дрожать, а потом поехала сама собой по деревянной плоскости. Ребенок почувствовал, как пол под ним содрогается, и услышал исходящий из-под земли странный звук, похожий на глухое рычание. Казалось, что из глубины вот-вот появится огромное невиданное чудовище и поглотит их всех, вместе с маленьким домиком и садиком. Страшная тревога и тоска стеснили сердце мальчика. Он хотел убежать, но почему-то не мог сделать ни шагу: страх сковал его.

Содрогание земли длилось меньше минуты и не причинило никакого серьезного вреда, если не считать пролитого из чашки супа. Чудовище порычало из-под земли, поворочалось там, в глубине, и успокоилось, улеглось и уснуло.

– Землетрясение, – пояснил отец, заметив остановившийся взгляд сына и, очевидно, поняв глубину его ужаса. – Совсем маленькое землетрясение. Разве ты раньше не замечал?

– Нет, – еле слышно ответил маленький сын.

– Это бывает. Это особенность нашей земли. Мы делаем все, чтобы катастрофы, которые время от времени случаются, приносили как можно меньше убытков и вреда.

Земля больше не тряслась и не гудела. Мир вокруг снова казался надежным и незыблемым. Юкио вновь обрел способность спрашивать.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Искусством жить овладел лишь тот, кто избавился от страха смерти. Такова позиция Ошо, и, согласитесь...
Грейс Келли: женщина-мечта, женщина-легенда, женщина-сказка.Грейс (Grace) на английском – это и «гра...
Мудрецы дзен говорят, что будущее развивается из нынешних событий, идей и взглядов, и предсказать ег...
Если вы закончили школу до 1985 года, изучали историю Великой Отечественной по мемуарам Жукова, Коне...
Увлеченная астрономией, Кассиопея Баркли не замечает мужчин. Любовь для нее – не более чем биохимиче...
Старинная мудрость гласит: лучше предотвратить, чем лечить. Эту народную мудрость можно с успехом пр...