Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра Мединский Владимир

Мономах. Язык до Киева не довел

Мономах получил хорошее образование и пользовался этим всю жизнь: в то время когда у многих других князей, становившихся его соперниками, союзниками, врагами, в руках был только меч, Владимир искусно орудовал и пером. О незаурядности его литературного дарования можно судить хотя бы по такому его письму — князю Олегу Гориславичу.

«Я первый написал к тебе, ожидая от тебя смиренья и покаянья. Господь наш не человек, а Бог всей вселенной, что хочет — все творит в мгновенье ока; а претерпел же хуленье, и плеванье, и ударенье, и на смерть отдался, владея животом и смертью; а мы что люди грешные? Ныне живы, а завтра мертвы; ныне в славе и в чести, а завтра в гробе и без памяти: другие разделят по себе собранное нами. Посмотри, брат, на отцов наших: много ли взяли с собою, кроме того, что сделали для своей души? Когда убили дитя мое и твое пред тобою, когда ты увидал кровь его и тело увянувшее, как цветок, только что распустившийся, как агнца заколенного, подумать бы тебе, стоя над ним: "Увы, что я сделал!" Таким уж, видно, путем пошли дети отцов наших: суд ему от Бога пришел. Если бы ты тогда сделал по своей воле, Муром взял бы, а Ростова не занимал и послал ко мне, то мы уладились бы; но рассуди сам: мне ли было первому к тебе посылать или тебе ко мне. Удивительно ли, что муж умер на рати, умирали так и прежде наши прадеды...»

Да... Ну прямо слышен здесь сиплый голос Вито Корлеоне. Чуть ли не его жест из кинофильма, картинно раскинутые руки: Нет! Я не в силах его убедить! Он совершенно не понимает аргументов!

Если же серьезно, то видно, как Владимир расплетает сложнейшую ситуацию, замешанную на крови, и использует для этого не только дипломатический, но и публицистический талант. А из таких ситуаций состояла вся его жизнь. В ней было 83 больших похода по Руси, по степям и по Европе.

Владимир Мономах княжил в Чернигове 16 лет. «А из Чернигова я сто раз скакал к отцу в Киев за один день, до вечерни». Это, между прочим, 140 километров. Проскакать за день столько по древнекиевской «дороге прямоезжей» — это уж точно потруднее, чем 1400 километров за рулем современного авто. И в этом случае, и в других в своих писаниях князь пиарит себя по любому поводу.

«Вот когда я жил в Чернигове, я своими руками стреножил в лесных пущах три десятка диких коней, да еще когда приходилось ездить по степи, то тоже собственноручно ловил их. Два раза туры поднимали меня с конем на рога. Олень бодал меня рогами, лось ногами топтал, а другой бодал; дикий вепрь сорвал у меня с бедра меч, медведь укусил мне колено, а лютый зверь однажды, прыгнув мне на бедра, повалил вместе с конем»[40].

CaмoPR? Самопрезентация в качестве страстного и бесстрашного охотника — дело, достойное князя и любого настоящего мужчины! — сменяется описанием своих будничных дел, где он так же вникает во все хозяйственные детали, как это будет делать Петр I.

«То, что мог бы сделать мой дружинник, я делал всегда сам и на войне, и на охоте, не давал себе отдыха ни ночью, ни днем, невзирая на зной или стужу. Я не полагался на посадников и бирючей, но сам следил за всем порядком в своем хозяйстве. Я заботился и об устройстве охоты, и о конях, и даже о ловчих птицах, о соколах и ястребах».

Лишь этих двух отрывков достаточно для того, чтобы понять: то, что кажется хвастовством, на самом деле — умело выстраиваемый имидж, рассчитанный на самые разные круги современного Мономаху общества. И прежде всего — на киевских бояр.

Так же, как Мономах, откровенно пиарил сам себя только один российский монарх... Вернее, пиарила, потому что это была Екатерина II.

Она тоже оставила знаменитые «Записки», тоже активно переписывалась со множеством людей, излагала в письмах свои передовые и гуманные воззрения.

В XX веке есть, кстати, другой пример такого же самопиара, но не самый удачный — это пример Троцкого. Писал много, восхвалял себя обильно, но от ледоруба это не спасло.

Мономах не мог влиять на содержание киевских летописей. Знаменитый Нестор был придворным летописцем прямого соперника Мономаха в борьбе за престол великого князя — Святополка. Но важность летописей Мономах понимал и потому начал вести собственную. Тем более, как мы успели отметить, он обладал отличным пером.

Он оставил записи о многих эпизодах своей борьбы с половцами: как брал в плен ханов, встречался в степи с огромными силами врагов. Писал об удачных преследованиях, о битвах, не попавших в официальную летопись.

Ему надо было обрабатывать элиту. Кажется странным, как легко занял киевский престол злейший враг Владимира — Святополк. Военная сила была на стороне Владимира: под его началом находились все дружины Левобережья. Святополк располагал только восьмьюстами «отроками». Фактор времени и места тоже работал на Владимира: он находился подле умирающего отца в Киеве, а Святополка пришлось приглашать из Турова. Остается только предположить, что Мономаха заранее отказалась принять региональная — в данном случае столичная — элита. В других местах и при других обстоятельствах выбор князя нередко определялся волей «лучших мужей», «смысленных». Почему здесь должно было быть иначе?

Теперь он пытался достучаться до сердец киевских бояр. Давай, выбирай сердцем, лучший муж!

ВИТО КОРЛЕОНЕ. Герой Марлона Брандо в бессмертном «Крестном отце» Фрэнсиса Форда Копполы. Его фразы любят повторять все властные мужчины, «принимающие решения»: «Я сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться»; «Никогда и ни с кем не иди против семьи»; «У каждого из нас найдется, что рассказать о своих невзгодах. Я этого делать не собираюсь». Кстати, странный завораживающий голос, которым в фильме говорит дон Корлеоне, имеет искусственное происхождение. Брандо играл с ватными тампонами за щеками, чтобы сделать лицо своего героя более «характерным», а это не могло не отразиться на дикции.

ПЕТР I (1672-1725). Российский император. Его называют Великим, но историкам прекрасно известно, что существуют два Петра. Один — волюнтарист, сочинитель многословных и путаных указов, разрушитель основ, недальновидный политик и закоренелый пьяница. Он по всем статьям уступает своим предшественникам Ивану III и Ивану IV, собственному отцу Алексею Михайловичу и своему потомку Александру I. И есть другой Петр, поистине Великий. Реформатор, прорубатель окна в Европу, создатель русского флота и прочая. В первом Петре больше грустной исторической правды, а в Петре Первом — больше многовекового государственного PR. И что нужнее?

ТРОЦКИЙ Лев Давидович (1879-1940). Большевик, организатор Октябрьского переворота в Петербурге, создатель Красной армии. Из тех деятелей, что хороши для войны, но не годятся для мира. В Гражданскую его бесчеловечность и революционный напор были максимально востребованы, а потом товарищи по партии его оттеснили, сослали, выслали, а потом убили

Кившенко А. Д. (1851-1895). Долобский съезд князей — свидание князя Владимира Мономаха с князем Святополком

Проигранная война. Компроматов

Уступая сопернику, Мономах сделал сильный пиар-ход: он сам публично отказался от престола. Это позволило отчасти сохранить за собой инициативу не признавать себя побежденным и уж тем более — струсившим.

В те рыцарские времена такое признание означало бы конец политической карьеры.

Объяснил он свое решение благочестивыми размышлениями и нежеланием начинать новую усобицу. Со времен Бориса и Глеба это приветствовалось.

Решение князя попало в летописи, заложив основу для возвращения в Киев. Однако пиар пиаром, а «административный ресурс» одномоментно был исчерпан. Мономах отправился в свой удел.

Практически в то же время он начал собирать и распространять компромат на главного конкурента — Святополка.

Сначала появилась летопись киево-печерского игумена Ивана. Нового великого князя она обрисовывала исключительно в отрицательных тонах, причем с боярских позиций. Естественно, Иван был выслан Святополком из Киева. Но тут за него заступился Мономах, отчетливо обозначив свое идеологическое спонсорство в данном проекте. В случае с игуменом он, кстати, впервые выступил на стороне бояр, которым новый князь быстро начал надоедать.

Тогда же в окружении Святополка появился некий незваный «пресс-секретарь» Василий. Он стал скрупулезно вести запись злодеяний великого князя. Главное из них связано со сложной интригой, жертвой в которой был принесен Василько Ростиславич Теребовльский.

Он якобы планировал набрать войско печенегов, торков и берендеев, с ними за один год взять Польшу, потом завоевать Болгарское царство, а потом выступить против всей Половецкой земли. Этим фантастическим планам Василька не суждено было сбыться. Святополк пригласил его поговорить о делах за завтраком и, по византийскому обычаю, особо не церемонясь, ослепил.

Упомянутый выше «придворный журналист» Василий подробно описал и растиражировал эту отвратительную сцену. Он указал имена всех участников, указывая, кто именно придавил князя доской, кто сторожил его, и что выкалывал пленнику глаза собственноручно личный слуга Святополка.

Едва стало известно о невиданном для Руси надругательстве над князем, Мономах со своими вчерашними соперниками подошел к Киеву. «Никогда еще Владимир Мономах не был так близок к киевскому «злату столу», как в эти ноябрьские дни 1097 года. Святополк собирался бежать из города. Казалось, что мечты сбываются», — пишет Борис Рыбаков.

«Никогда Святополк не был так близок к провалу», — написал бы Юлиан Семенов.

Но снова что-то не сработало. Из города вышли парламентеры — митрополит и мачеха Мономаха, великая княгиня. Они предлагали мир, а значит, Киев оставлял Святополка у себя. «Когда же это кончится?» — наверняка в сердцах думал Владимир после неудачного второго захода.

А может, просто компромата не хватило? На протяжении двух последующих лет (1097-1099 годы) его «пресс-агент» Василий подробно описывал усобицу, подчеркивая все промахи Святополка. Около 1099 года из стен Печерского монастыря выходят два рассказа о скупости и жадности Святополка: он наживался на налоге на соль, его непомерно жадный сын пытал монахов с целью узнать о скрытом сокровище...

В PR-кампании, направленной против великого князя, начали действовать писатели монастыря. Тут следует обязательно учесть, что хотя до нашего времени дошла лишь малая часть письменных источников XII века, в целом объем распространявшихся «материалов» был несопоставимо мал даже в сравнении со всего одной современной еженедельной газетой. Соответственно, удельный вес каждого слова был неизмеримо выше.

«Сам Владимир Мономах пишет в 1099 году основную часть своего Поучения, в котором он, во-первых, бичует недостатки, в которых упрекали Святополка (беззаконие, нераспорядительность, клятвопреступление), и во-вторых, без всякой скромности расхваливает себя и как бы указывает киевским "смысленным": вот я — тот самый князь, который нужен вам»[41]. Невероятно, но факт: Мономах использовал западные пиар-технологии! Современные исследователи нашли сходство с аналогичной англосаксонской литературой[42]. Не зря женой князя была англичанка!

Он готовился к очередному княжескому съезду 1100 года, где должен был очернить своего главного врага — Святополка. У Мономаха уже был опыт подобной подготовки. К съезду 1097 года он выпустил специальные документы.

«Письмо к Олегу», которое мы приводили в начале этой главы, и часть личной летописи Мономаха, обрисовывающую его как последовательного и неутомимого борца с половцами, которого несправедливо обидел Олег.

Увы, ему опять не удалось склонить мнение князей на свою сторону. Съезд 1100 года ничего не изменил в судьбе Владимира Мономаха.

Все это привело к тому, что Мономах разочаровался в какой-либо PR-деятельности. Он потерял желание продолжать борьбу за великокняжеский престол, используя силу слов и создавая собственный положительный образ. Мономах забросил даже свою личную летопись, сделав за 17 последующих лет лишь семь новых заметок.

Мономах в седле

Между тем как раз сейчас Владимиру Мономаху было бы о чем писать. Он занялся тем, что у него получалось лучше всего — защитой рубежей Руси от степняков. В качестве властителя пограничного княжества Мономах просто вынужден был вести борьбу с половцами, иначе оно перестало бы существовать. Приходилось обращаться за помощью к Святополку, и вместе они в 1107 году разгромили двух могущественных половецких ханов. На борьбу с половцами собирал Мономах и других князей. В глазах современников его деятельность теперь выглядела как общерусское дело — защита всей Руси. Позитивный имидж князя креп как бы сам по себе, практически без специальных усилий.

Первый наступательный поход на половецкую землю объединенными силами русских князей организовал именно Мономах.

Князья съехались и сели в одном шатре — Святополк со своей дружиной и Владимир со своей. Владимир начал: «Брат! Ты старший, начни же говорить, как бы нам промыслить о Русской земле?» Святополк отвечал: «Лучше ты, братец, говори первый!» Владимир выступил с целой речью: «Как мне говорить? Против меня будет и твоя, и моя дружина. Скажут: хочет погубить смердов и пашни. Но дивлюсь я одному, как вы смердов жалеете и лошадей их, а того не подумаете, что станет смерд весною пахать на лошади, и приедет половчин, ударит его самого стрелою, возьмет и лошадь, и жену, и детей, да и гумно зажжет. Об этом вы не подумаете!» Дружина отвечала: «В самом деле так». Святополк прибавил: «Я готов». Этот эпизод с речью Мономаха и весь поход описан в летописи с большим сочувствием, что произвело сильное впечатление на современников. Это и логично: не жалеть малого для большого. И убедительно подано. Хороший пиар, разумный менеджмент всего дела.

После четырехдневного пути степью русские встретили половцев и разбили их наголову. Были ли ставшие знаменитыми слова Мономаха о лошадях и смердах продиктованы действительной заботой о чужих крестьянах?

Вопрос риторический.

Но он имел представление о том, каким образом можно воздействовать на аудиторию, собравшуюся тогда в княжеском шатре близ Днепра. Таким же образом Мономаху удавалось организовывать общие походы четыре раза.

С каждым походом рейтинг Мономаха рос, его авторитет, и так очень высокий, укреплялся.

Владимир с ангелами. 1111 год

В извечном противостоянии воинов-князей и «смысленных» бояр была и третья сторона — церковь. Она держалась над схваткой и принимала ту или иную сторону в зависимости от обстоятельств. Но оценивала эти обстоятельства православная церковь самостоятельно, исходя из того, что она является единственным идеологическим центром и основным — интеллектуальным. Она сохраняла за собой последнее слово. И это слово было самым весомым — в исторической перспективе.

Мы знаем, как Мономах умел говорить с князьями и боярами.

По-видимому, умел и с монастырями: то-то монахи исправно участвовали во всех его пиар-кампаниях.

Бот как, например, описывали летописцы-монахи обстоятельства организованного им похода 1111 года.

Когда полки столкнулись, раздался гром, и «брань была лютая». Половцы бросились бежать, но падали пред полком Владимировым, невидимо поражаемые ангелом. Многие люди видели, как головы степняков летели, отсекаемые невидимой рукою! Потом победители спрашивали пленных: «Как это вас была такая сила, и вы не могли бороться с нами, а тотчас побежали?» Те отвечали: «Как нам с вами биться? Другие ездят над вами в бронях светлых и страшных и помогают вам».

Летописец объясняет, что это были ангелы, от Бога посланные помогать христианам. В резюме прямо сказано: это ангел вложил в сердце Владимиру Мономаху мысль возбудить братьев своих на иноплеменников. А вот и идеологический хеппи-энд: «Так, с Божьей помощью, пришли русские князья домой, к своим людям со славою великою, и разнеслась слава их по всем странам дальним, дошла до греков, венгров, ляхов, чехов, дошла даже до Рима».

Трудно представить, какое воздействие мог оказать этот рассказ на человека XII века, который верил искреннее и проще нас. В неиспорченном рациональностью сознании средневекового человека жила святая вера в чудеса. Мономах закрепился в народной памяти как главный и единственный герой донского похода. И долго по Руси ходило предание о том, как пил он Дон золотым шеломом.

Было ли это? Пил ли? Если да — это гениальный пиар-ход. Если не пил, но об этом ходили рассказы, — надо поставить памятник пиарщику, который это выдумал. Возник прекрасный образ воина и правителя, достигшего некоего дальнего водного рубежа, и символически овладевающего этим рубежом. Представьте: громадное войско, и князь на глазах тысяч человек зачерпывает своим золотым, сверкающим на солнце шлемом воду из Дона... Войско кричит славу князю, а разойдется по домам — и долго еще в зимние вечера каждый будет рассказывать, как на его глазах князь (символ русской государственности!) буквально овладел Доном.

Из числа таких символических актов и ставшее классикой яркое: «мыть сапоги в Индийском океане».

А ведь мелко... По сравнению с пиаром Мономаха пиар Владимира Вольфовича как-то «не катит»... Не говоря о том, что Жириновский только грозился, сидя в Москве, а Мономах-то если и не пил из Дона, то на берегах его со своим войском вполне определенно побывал...

Реальные дела Мономаха по защите южных рубежей Руси и его попытки объединить все русские силы, отражаясь в общественном сознании, достигли уже критической массы.

А пиар Мономаха был «круче» любого другого князя: ангелы, ясное дело, летали не у всех. Вот мы и помним не всех.

ЖИРИНОВСКИЙ Владимир Вольфович (р. 1946). Талантливый политик, превративший свое имя в предельно узнаваемую товарную марку. Водка, папиросы, чай — все, к чему приклеивается бренд «Жириновский», раскупается вне зависимости от внутреннего содержания гак минимум из прикола. К тому же ВВЖ — безусловно, лучший публичный оратор в современной России. Прочитав мою книгу «Мифы о России», Владимир Вольфович неожиданно прислал мне теплое письмо. В нем Жириновский предположил, что, родись мы лет на 100 пораньше, то могли бы с ним стать Марксом-Энгельсом. Причем почему-то почетное место Маркса отдал мне. Я вежливо отказался

Владимир. Счастливый 1113 год

В 1113 году умер Святополк. В Киеве собралось вече, на котором решили, что быть князем Владимиру. К нему прибыли послы: «Ступай, князь, на стол отцовский и дедовский».

Но Мономах не пошел в Киев! Он оплакивал Святополка — это стало широко известно, и говорил, что старшинство за Святославичами. Киевляне, которые дважды не пускали его на «златой престол», теперь вынуждены были уже не приглашать, а вымаливать его согласие.

Рисковал ли Владимир тем, что заносчивый Киев передумает, а Святославичи решат реализовать свое династическое право?

Конечно, нет.

У него слишком хорошо была налажена служба сбора информации, чтобы сомневаться в своем успехе в Киеве. После смерти великого князя в городе начались беспорядки. Сначала толпа разграбила двор тысяцкого (по современной терминологии — мэра), за то, что он держал сторону Святославичей. Потом пострадали дворы сотских-префектов и еврейских ростовщиков, которым при Святополке дали большие льготы (тут из современных аналогий возможны только офисы банков). Стольный град был опутан займами так же, как сейчас столица опутана потребительскими кредитами. После грабежа, как отмечает историк Соловьев, киевляне послали опять к Владимиру с такими словами: «Приходи, князь, в Киев; если же не придешь, то знай, что много зла сделается: ограбят уже не один Путятин двор или сотских и жидов, но пойдут на княгиню Святополкову, на бояр, на монастыри, и тогда ты, князь, дашь Богу ответ, если монастыри разграбят».

Владимира на пути в Киев встречал митрополит с епископами и со всеми киевлянами. Они приняли его власть как избавление, и порядок в городе был восстановлен.

Академик Рыбаков отмечает, что в вокняжении Мономаха немалую роль сыграла именно PR-составляющая его кипучей деятельности: «Киевское восстание 1113 года напугало феодальные верхи и заставило их обратиться к единственно возможной кандидатуре популярного князя».

Владимиру Всеволодовичу Мономаху было 60 лет.

Возраст расцвета для политика, сказали бы мы сегодня. Возможно, он считал, что достиг высшей власти слишком поздно: недаром его PR-акции при всей своей успешности носили в последние годы эпизодический характер (в отличие от периода, когда он занимался автопиаром последовательно, практически ежедневно).

А может быть, умудренный опытом шестидесятилетний великий князь с удовлетворением воспринимал утверждение в Киеве именно как итог всей свой предыдущей деятельности. В пользу последнего предположения говорит то, как умело разыграл он эндшпиль этой затянувшейся партии[43].

В качестве главы государства он продолжал активную внешнеполитическую линию, которая в XII веке выражалась в основном в военных походах. Во внутренних делах Владимир ввел новое законодательство — «Устав Мономаха».

Он остался в народной памяти «Владимиром Красно Солнышко» (в этом образе, как мы помним, он смешался с Владимиром Святым), а в трудах историков — творцом «самого цветущего в древней истории Киевской Руси» периода.

Идиллический образ

Этот идиллический образ защитника Руси и ее народа — результат явления, которое мы определяем как постпиар.

Влиянием постпиара можно объяснить то, что ныне надежно забыто следующее: политика наступления на степь для переяславского князя была продиктована не абстрактными патриотическими соображениями и отнюдь не стремлением создать великую «КиевРУСЬ, единую и неделимую». Это была просто вынужденная мера для ограждения своих владений от половецкого разорения.

Никто не помнит ныне, насколько жесток был былинный «ласковый князь Владимир» в своем Мономаховом воплощении. Приказ убить пленного половецкого хана и рассечь на части его тело — это еще что. Когда во время одного из своих бесконечных походов он вместе с половецкой ордой взял Минск, то «изъехахом город и не оставихом у него ни челядина, ни скотины». Наконец, первым, кто показал половцам дорогу на Русь для участия в междоусобицах, то есть «навел» бандитов на родные земли, был сам же Владимир Мономах. По его собственному признанию, еще при жизни своего дяди Святослава Ярославича водил он половцев на Русскую землю.

«Он был лицемерен и умел демагогически представить свои поступки в выгодном свете современникам и потомкам», — без обиняков заявляет Рыбаков. Это сработало тогда (впрочем, как правило, работает и сейчас).

Постпиар Мономаха

Девять веков спустя его имя связывается в бытовой речи только со знаменитым головным убором. Но еще 100 лет назад былины были живым жанром народного творчества, и он воспевался в них как Владимир Красно Солнышко.

Стать фольклорным героем — высшее достижение для любого политического деятеля. А кому это удалось? Если не считать героев анекдотов, от Брежнева до Чапаева, то только двум Владимирам: Владимиру Святому, крестителю Руси, и его правнуку, Владимиру Мономаху. Да и то, правда, им досталось на двоих одно место — былинного князя Владимира Красно Солнышко.

Ведя подробный реестр собственных свершений, Владимир Мономах решал политические задачи своего времени. И решал успешно. Он стал восприниматься обществом XII столетия как нужный человек, оказавшийся в нужном месте в нужное время, защитник и объединитель Руси.

При этом Мономах фиксировал свою деятельность в письменном виде (и, естественно, в исключительно позитивном ключе). Это сделало его свершения долговечными, и его фигура пригодилась в будущем. В государственном PR Руси-России как наследницы Византии, Третьего Рима, использовалась история деяний и сама личность Мономаха. В результате его образ перешагнул границы своего времени, постепенно обрастая все более и более легендарными чертами.

Для современного образованного читателя наш князь Владимир, безусловно, положительный исторический персонаж. О нем пишут романы и исследования. Стоит еще появиться телесериалу[44], в котором он будет действующим лицом, и Мономах вновь станет всенародно популярной фигурой. Такое может случиться в любой момент: его постпиар продолжает работать.

Берладник и Долгорукий — имидж утраченный и обретенный

В исторической перспективе мы наблюдаем любопытную вещь. Мы можем назвать это PR-преображением (или PReoбpaжeниeм — красиво звучит и пишется хорошо). Деятели, которые не обладали ни популярностью, ни позитивным имиджем в современные им времена, вдруг оказываются центральными историческими фигурами для нас, их далеких потомков. И наоборот, русские князья, о которых мы почти ничего и не слышали, как выясняется, по-настоящему владели умами своих соотечественников в XII веке. Постпиар оказывается сильнее пиара.

Фигуры Юрия Долгорукого и Ивана Берладника — убедительные примеры такого PReoбpaжeния.

Иван Ростиславович Берладник — обладатель пропавшего имиджа.

Князь-изгой пережил столько разнообразных приключений, что кажется, сюжет его жизни взят из сценария авантюрного фильма. Не нашлось на него своего Дюма, к сожалению!

Создатели замечательного голливудского сериала «Рим»[45], думается, немало потратились на сценаристов, сочиняя все новые и новые приключения своих героев, офицера Луция Варена и легионера Тита Пулло, и пытаясь уместить их в контекст катаклизмов, сокрушавших римскую республику на рубеже тысячелетий. Вместе с тем хочется снова подсказать отечественным кинематографистам: если вы будете снимать аналогичное историко-приключенческое кино на материале Киевской Руси — выдумывать ничего не надо. Возьмите историю князя Берладника — и вот вам сюжет. Да такой, что граф Монте-Кристо отдыхает. К тому же фигура князя не вымышленная, историческая. В те времена он, несомненно, пользовался просто огромной популярностью в своих землях.

ЮРИЙ ДОЛГОРУКИЙ (ок. 1090-1157). Памятник Долгорукому, восседающему на коне и указующему перстом аккурат в сторону окон кабинета Ю. М. Лужкова в старинном здании московского градоначальника («Тверская, 13»), стал одним из символов Москвы. Любопытно, что этот памятник заменил статую Свободы, которая в свою очередь была установлена после революции на месте памятника легендарному генералу Скобелеву. Почти анекдот: покоритель Туркестана, герой Шипки и неофициальный кандидат в «спасители Отечества» генерал Скобелев пострадал на этот раз из-за своей знаменитой бурки. По цвету любимой каракулевой кавалеристской накидки генерала звали коротко — «белый генерал». Когда комиссия Моссовета в 1920-е годы рассматривала план сноса и переноса памятников, говорят, кто-то из партийцев, которые «академиев не кончали», решительно потребовал убрать с Тверской памятник «какой-то белогвардейской сволочи»

При всем этом Берладник сегодня практически не известен. Объясняется это просто. У него не было своей летописи. (Помните знаменитую пресс-конференцию «Битлз», когда они прилетели на гастроли в Америку? «Чем вы объясняете свою популярность?» — «У нас есть пресс-агент».) Летописцы князей, которых Берладник достал своей неуемной энергией, обрисовывали его с откровенной неприязнью. А своего пресс-агента у Берладника не было.

В 1144 году он княжил в Звенигороде, к северу от Галича. Москвы, кстати, тогда еще не было. Жители Галича — а это важный город тогда был — позвали княжить Ивана, едва их князь отправился на охоту. Мы можем только строить предположения о том, чем так полюбился князь Иван галичанам: летописи не дают никаких зацепок. Встречали ли его цветами, как в 1939 году Красную Армию здесь же, в Западной Украине? Нет данных. Но есть установленный факт: когда прежний князь вернулся наконец с охоты и осадил собственный город, его жители целый месяц сражались за своего нового князя насмерть. В конце концов Ивану Ростиславичу пришлось бежать в устье Дуная...

В XI веке у нас провинившихся ссылали не на Восток, на Колыму, а в устья крупнейших южных рек. Местность эта называлась Берладь. Обитавших там изгоев называли Берладниками. По этой области Берлади и Иван Ростиславович получил прозвище Берладника. Впрочем, есть версия, что на Берлади настоящего князя Ивана зарезали, и с тех пор под его именем действует самозванец.

Еще один поворот детективного исторического сюжета! Про Железную Маску во Франции только ленивый не писал и не снимал. Число предположений, кто он такой, эта загадочная Железная Маска, давно зашкалило за сотню. А у нас тут разгуливала по Руси такая загадочная личность — и до сих пор ни романа, ни фильма! Мне уже доводилось писать в «Мифах о России» о том, как мы близоруки, как плохо используем возможности своей истории для национального caмoPRa. Вот новые примеры неиспользованных возможностей: и судьба Мономаха, и приключения Берладника, о котором вообще достоверно не известно — он это или не он?

Этот Иван — не Иван имел массу приключений на Руси — и за Долгорукого воевал, и против него. А как поймал Берладника Долгорукий, галичане потребовали его казнить, а черниговцы взяли да отбили. Лихим вооруженным фартовым налетом на княжеский конвой в лесу — ну просто классика, как в любом историческом рыцарско-мушкетерско-пиратском фильме: от «Квентина Дорварда» и «Айвенго» до «Королевы Марго» и «Пиратов Карибского моря». Только в кино — фантазия, да не наша. А тут вам — летопись, да к тому же наша, русская. Не ценим, ох не знаем нашу историю, господа фильмомэйкеры с Мосфильма и Останкино...

Далее, к 1158 году дипломатический конфликт из-за него уже принимает европейский масштаб: в Киев прибыли послы Галича, Чернигова, Венгрии и Польши. Все требуют выдачи Ивана Берладника. Представьте себе, что объединенная коалиция стран — членов НАТО и желающих в него вступить, представленная Хавьером Соланой, Хиллари Клинтон и Ющенко в одном комплекте, приходит и требует выдачи деятеля где-то на уровне отставного московского префекта. Странно. Непонятно.

Берладнику снова приходится бежать на Дунай. Здесь он, кажется, впервые на Руси приводит в действие модель, когда опальный государь опирается на простой народ.

Так же, как века спустя к Пугачеву, называвшемуся царем, к нему стекаются крестьяне. К нему «смерды скачут через заборола (крепостные стены)», меланхолично отмечает летопись. Во главе шеститысячного войска (а это много для Средних веков, даже с учетом естественных для летописей преувеличений) он выступает на Галич. Иван ждал обещанной поддержки от великого князя, но вместо этого его покинули союзные половцы, которым он не разрешил им грабить русские города. И снова наш Монте-Кристо проиграл.

В 1161 году Иван Берладник уже в Византии. Он умер в Салониках, и вероятно, его отравили шпионы: «Инии тако молвяхуть — яко с отравы бе ему смерть». Зачем князьям понадобилось дотягиваться со своей местью до самой Греции? Удар ледорубом. Укол зонтиком.

И на этот вопрос у нас тоже нет ответа.

Есть только предположения. Судя по той поддержке, которой пользовался Иван Ростиславич, как у простого народа, так и на самом верху, его PR-деятельность была отстроена очень эффективно. Но в дальнейшем победившая фракция стерла все следы информации, которая формировала его позитивный имидж деятеля общерусского масштаба. В исторической перспективе Берладник проиграл, как он проиграл все главные сражения своей яркой жизни. Мы еще способны реконструировать его кипучую деятельность, но не его PR.

В результате знаменитый когда-то Берладник сегодня практически не известен.

Горе побежденным. Победители стирают саму память о них. А вот антипод князя-авантюриста посидел пару раз на великокняжеском престоле, то есть побывал в шкуре победителя, — и мы до сих пор вспоминаем его с благодарностью...

СОЛАНА Хавьер (р. 1942). Когда в 1963 году в родной Испании его исключили из университета за оппозицию франкистскому режиму, он продолжил обучение в Великобритании. А потом получил стипендию и продолжил стажироваться и работать в США. Через пять лет защитил там докторскую диссертацию. Американские университеты не прошли даром. Став генсеком НАТО в 1995 году, успешно занимался расширением альянса за счет стран Центральной и Восточной Европы.

Долгорукий. PR через 900 лет

Юрий Долгорукий — прямо противоположный пример. Совершенно невыразительный князь стал необычайно в последующих веках известен благодаря имиджу и пиару. И вообще благодаря чистой случайности.

Самым значительным деянием этого ростово-суздальского князя, одного из младших сыновей Мономаха, стало одно письмецо... Его он отправил своему союзнику по внутрирусским войнам, изгнанному из Киева Святославу. Юрий Долгорукий вел тогда успешную кампанию против Новгорода, Святослав тоже не без успеха воевал в смоленских землях. В верховьях реки Протвы Святослава разыскал гонец от Юрия с приглашением его в пограничный суздальский городок, очевидно отпраздновать победы: «Приди ко мне, брате, в Москов». Ну, то есть по-современному, один не крупный, но по местным понятиям авторитетный чиновный деятель регионального масштаба (типа как сегодня губернатор небольшой дотационной области в ЦФО) позвал другого деятеля (в прошлом — столичного мэра, временно безработного) выпить, закусить, в баньке попариться к себе на дальнюю дачку, точнее даже не к себе, а на дачу к одному из своих замов. Участок, конечно, не шесть соток, но в целом скромненько. Москов есть Москов.

Это приглашение попало в летопись. Первое упоминание Москвы в истории связано с именем Долгорукого.

4 апреля 1147 года в Москву приехал САМ Святослав. Вот он был очень известен. На следующий день Юрий дал, как говорит летопись, «обед силен». Здорово звучит. Основывалась будущая столица не на трезвую голову. Но и не на пустое брюхо! Тогда Москва была замком боярина Кучки. Через 10 лет она стала пограничной крепостью. Еще через 100 лет ей предстояло стать удельным княжеским городком. А через триста это будет столица огромного Русского государства, которое иностранцы по имени главного города называли Московией.

Историограф В. Н. Татищев составил по киевским летописям описание Юрия Долгорукого, не вызывающее особых симпатий: «Сей великий князь был роста немалого, толстый, лицом белый; глаза не вельми великие, нос долгий и накривленный; брада малая, великий любитель жен, сладких пищ и пития; более о веселиях, нежели о расправе и воинстве, прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев».

Кстати, прозвище Долгорукий[46] — отнюдь не комплимент. Это что-то из одного семантического поля с нашим современным словом «вороватый». Так что придворные пиарщики Лужкова, вечно сравнивая бессменного московского мэра с «основателем» Москвы, демонстрируют не только свою плебейскую склонность к неуместной лести, но и дурное знание истории. И в общем-то, оказывают Юрию Михайловичу медвежью услугу. Сделал-то он для Москвы куда поболе упомянутого Долгорукого.

Но какая разница? «Основание» Москвы (которая, в общем-то, существовала и до него) — это потрясающее везение. Другим деятелям для того, чтобы попасть в учебники истории и, конечно, в память благодарных потомков, приходится действительно закладывать новые столицы, прилагая немалые усилия. И то добиваются они этого не всегда. Сравнительно недавний пример: новая столица Бразилии — Бразилиа. В мире уже не помнят, кто был инициатором ее появления на карте (но, по крайней мере, всем культурным людям известно, что архитектором, построившим в сельве суперсовременный для XX века город, был Оскар Нимейер). Еще более свежий пример — Астана. Правда, про Назарбаева мы пока помним, но он ныне действующий политик, забыть про него сложно.

А у Юрия Долгорукого это была редкая, исключительная удача (которая, правда, приходит только к тем, кто ее ищет). Сидел бы князь у себя в Ростове или в Суздале, не воевал бы по всей Русской земле, так и не написал бы того приглашения 1147 года. А не написал бы, так хоть завоюйся, и не возвысился бы он в глазах потомков почти через 1000 лет, когда крупнейшим сталинским PR-событием стало 800-летие Москвы.

ЛУЖКОВ Юрий Михайлович (р. 1936). Мэр Москвы. Когда еще он им не был (хотя в это сейчас большинству москвичей уже трудно поверить), его утверждали на должность руководителя Мосгорисполкома на сессии самого демократического в мире Моссовета. Хитрые демократы каверзно спросили Лужкова: «А вы на какой стоите политической платформе?» (имелась в виду популярная тогда «демплатформа» в КПСС). Казалось, любой ответ: я за КПСС, за демократов, за «демплатформу» и т. д. — обеспечит кандидату мощный антирейтинг и фиаско на голосовании. Юрий Михайлович ответил гениально: «Я вообще-то стою на хозяйственной платформе», — и обеспечил себе избрание

Васнецов А. М. (1856-1933). Основание Москвы

Постпиар Долгорукого

Слава Берладника гремела в XII веке и умерла вместе с ним. Никакого постпиара.

Юрий Долгорукий ни делами, ни рассказами об этих делах или безделии ну вовсе ничем себя не прославил. И был бы по праву обречен на забвение, если бы не одна строчка в летописи. Первоначально — просто повезло невероятно. А потом действовал опять же пиар. Его образ так долго и так успешно используется при создании легенды Москвы, что любая попытка принизить значение Долгорукого воспринимается как кощунство и личные нападки на Юрия Михайловича.

Потому что весь PR российской столицы работает на личный PR Долгорукого.

А значит, князь Юрий всегда будет мудрым и деятельным основателем Москвы. Если провести опрос первых встречных на московской улице, так скажут сто из ста человек.

Андрей Боголюбский. Князь, который сместил центр Руси.

Андрей. Киев, гуд бай

Отец Андрея Боголюбского, Юрий Долгорукий, дважды сумел овладеть Киевом, но оба раза мог усидеть в нем только на мечах своих суздальских воинов. Об отношении киевлян к Ростово-Суздальским «оккупантам» говорит тот факт, что когда в 1157 году Юрий умер (по-видимому, великого князя отравили свои же), всех его суздальцев тут же перебили. К тому времени Андрей Боголюбский был уже далеко.

Юрий намеревался передать ему киевское княжение, поэтому Ростов и Суздаль он отдал своим младшим сыновьям. Но Андрей оказался первым русским князем, которого Киев совсем не манил. Старая столица Русской земли была заключена в порочный круг из притязаний, интриг и тайных сговоров. Этот круг Андрей бескомпромиссно разорвал, чтобы устроить новую столицу.

Сам по себе и политический, и пиар-ход очень сильный: основать новый город, и как бы начать все сначала. А заодно отринуть все старые ссоры и раздоры, не принимать в них участия.

В споры вокруг Киева князья были вовлечены на протяжении поколений, а Андрей взял и уехал из него. Это было сделано демонстративно.

Глядя с нашей точки зрения, этот пиаровский ход потом успешно повторит с Санкт-Петербургом Петр I. Какая же это все-таки благодатная тема — новая столица... Новый центр сразу отменял старые правила. Больше не нужно было прислушиваться к мнению бояр и думать о том, как бы их не задеть... А задев, ждать мести в виде полков соперника под городскими стенами или яда в кубке. Позади у Андрея остался весь киевский клубок. Позади оставалась и близость южных рубежей с непредсказуемыми половцами. Но все это своеобразная средневековая геополитика. А вот с точки зрения PR, трудно представить себе более яркую демонстрацию отказа от старых правил, чем появление новой столицы.

Правда, абсолютному монарху Петру сделать это было намного проще, чем сыну великого князя Андрею, у которого в начале пути и вотчины своей не оказалось. Единственным его начальным капиталом было происхождение и оригинальная PR-концепция, прекрасно вписанная в менталитет общества Средних веков.

План совершенствовался по мере осуществления. Его первая стадия наполнена мистикой и истовой верой.

Андрей. О послушании и краже

Летописец особо подчеркивает, что в Суздальскую землю молодой князь бежал без отцовского дозволения. То, что попутно он похитил церковную реликвию, нареканий, как ни странно, не вызывает. Вероятно, в сознании человека XII столетия дальнейшие события придали всей затее с чудотворной иконой своего рода высшую рациональность.

В основе PR-концепции Боголюбского лежит интересная легенда. В женском монастыре близ Киева была привезенная из Константинополя икона Богородицы. Авторство приписывалось самому евангелисту Луке. По легенде по ночам икона сама отходила от стены и становилась посреди церкви, словно показывая, что ее надо переместить куда-то еще. Нам неизвестно, был ли Андрей сам автором легенды или просто воспользовался распространенным поверьем. Но известно, что князь подговорил священника, вынес чудотворную икону из монастыря и сразу после этого отправился в Суздальскую землю.

Не самоплачущая, как обычно, а самодвижущаяся икона теперь перемещалась на северо-восток Руси.

Как и следовало ожидать, путешествие сопровождалось чудесами, и по пути постоянно происходили исцеления. Слава иконы, написанной «лично» апостолом и автором одного из Евангелий, только росла по дороге. Уже миновали Владимир, чтобы доставить ее в древние Ростов или Суздаль, как кони вдруг стали. В повозку, в которой перевозился драгоценный образ, запрягли свежих лошадей, но и те не смогли сдвинуть воз с места.

Во все времена на Руси было принято приплачивать возницам за быструю езду. Но в данном случае, полагаю, отдельный бакшиш явно последовал за «стояние».

Помните, как в телефильме «Формула любви» герой в схожей ситуации спрашивал: «За день карету починишь? Ясно. А за два? А всю неделю чинить можешь?» «За день починить? Это могем, — отвечал смышленый кузнец, — и за два могем, а за неделю не, тут помощник нужен».

В общем, здесь же решили ночевать. А утром князь вышел из шатра и объявил, что ему являлась во сне Богоматерь и приказала не везти «ее» икону в Ростов, а поставить во Владимире.

Удивительно совпали содержание вещего сна и тайные планы Андрея, который, очевидно, с самого начала намеревался сделать столицей своего княжества новый город.

И в Ростове, и в Суздале, как и в Киеве, следовало слушать бояр и оглядываться на них. А в сравнительно юном городе Владимире он был бы полным господином ситуации. Но простодушному, искренне верующему человеку Средних веков все было понятно: так велит Богородица.

Вот он, гениальный PR-ход! Выше мы уже говорили о третьей силе во властной структуре русского общества. Князья Древней Руси целовали крест и клялись Христом, заключая договоры и союзы, но при этом в реальной политике слишком часто игнорировали церковь. Боголюбский открыл в религии новый властный ресурс. Это не прибавило ему войск и не сделало более родовитым. Но у него появилось новое право. Он стал первым правителем на Руси, который опирался на силу идей.

Как ни странно, все это имеет свои параллели с нашей сегодняшней жизнью. Вертится в голове: «Там, где сила силы убывает, там возрастает сила слова». Откуда это? Вот-вот, из уже давнего выступления Владислава Суркова перед активом партии «Единая Россия». Помощник Президента так определял ситуацию перехода от тоталитарного общества. Возрастает сила слова... Чем не концепт Андрея Боголюбского?

А еще действия Андрея очень напоминают драку наследников Ленина за право трактовать его наследие... Кто тут самый правоверный ленинец?! У кого самые правильные ленинские тексты?! Так вот и Боголюбский оказался владельцем огромного по значимости раритета — иконы Богородицы, написанной лично апостолом Лукой.

И получается — самым христианским князем на Руси. Продолжателем и Византии, откуда привезена икона, и вообще всей православной традиции.

Самым верным из сыновей Церкви.

Это отчасти и принесло ему почетное прозвище Боголюбского. Того, кто любит Бога и любим Богом.

СУРКОВ Владислав Юрьевич (р. 1964). Первый заместитель руководителя кремлевской Администрации. Тот уникальный случай, когда опытный пиарщик-технолог (Менатеп, Альфа-Банк, ОРТ) пришел в большую политику — и доказал свою универсальность и эффективность. Редкие выступления Суркова перед избранной публикой становятся заметными идеологическими и даже философскими явлениями. Книга его воспоминаний когда-нибудь станет абсолютным бестселлером и, возможно, побьет тиражами мемуары Черчилля

Боголюбский и его «монументальная»

белокаменная РRопаганда

Та линия, которую избрал Андрей, предполагала поддержку всего народа. Православного, христианского, крестьянского. Да-да, «крестьянин» — это видоизмененное, переосмысленное в народном сознании «христианин». Говоря современным языком, Боголюбский должен был сделать свой электоральный потенциал максимально широким. Кстати, после смерти отца он действительно был избран (!) князем — ростовским и суздальским боярством. Для того чтобы никогда не пришлось снова проходить через эти выборы, ему, взявшему в союзники религию, требовалось, чтобы его любил богобоязненный русский народ. Бог, государь, народ — это триединство еще оформится в будущем, а пока шел только поиск путей.

Силу идей князь Андрей трансформировал в нечто материальное и весьма затратное. Воистину — архитектура есть воплощенная в камне политика. На том самом месте, где «было ему видение», Андрей соорудил каменную церковь во имя Рождества Богородицы и основал при ней монастырь. Так возникло село Боголюбово, которое сделалось его любимым местопребыванием. Во Владимире Андрей поставил великолепную церковь Успения Богородицы из белого камня. В этом храме теперь хранилась похищенная из Киева икона, которая с тех пор стала носить имя Владимирской. Князь дал построенной им во Владимире церкви долю от своих доходов и сверх того город Гороховец и села. Он также построил во Владимире Спасский и Вознесенский монастыри, церковь Св. Федора Стратилата, знаменитую ныне церковь Покрова на Нерли, много других каменных церквей.

Появление и «торжественное открытие» каждого из этих храмов становилось важным публичным событием, привлекавшим внимание и укреплявшим в народе уважение к князю-строителю.

Даже современных москвичей охватывает смешанный с восторгом ужас при виде какого-нибудь очередного железобетонного творения мэра-строителя. Это нас, привыкших к небоскребам, пантеонам и гранд-холлам! Ну а великолепие белокаменных храмов потрясало воображение человека Средних веков куда более.

Васнецов В. М. (1848-1926). Князь Андрей Боголюбский. Эскиз росписи Владимирского собора в Киеве

Внутри храмов часто можно было видеть самого князя — во время молитвы, со слезами умиления на глазах, с громкими воздыханиями. Добронравие и богобоязненность Андрей ставил выше рыцарских достоинств — и об этом тоже было широко известно. «Андрей всенародно раздавал милостыню убогим, кормил чернецов и черниц и за то слышал похвалы своему христианскому милосердию. Нередко по ночам он входил в храм, сам зажигал свечи и долго молился перед образами», — отмечает Костомаров.

Почти святой — таков был имидж правителя Ростово-Суздальского княжества.

Боголюбский и его воинство Христово

Дальнейшему укреплению власти Боголюбского, конечно, поспособствовала бы еще и «маленькая победоносная война». Словно пересмотрев еще раз американский кино-PR-шедевр «Wag the Dog» («Хвост виляет собакой»), Андрей начинает и этот «военный проект». Причем неприятеля подбирает исключительно грамотно: начать усобицу с соседним русским князем — это уже не комильфо. Народ не поймет.

Что делает Андрей? Князь подбирает себе неприятеля. Идеальный противник с точки зрения PR — конечно, не брат — русский князь, а враг, который бы ни у кого положительных эмоций не вызывал однозначно. То есть — «поганые». Другой язык, другая внешность, одежда, и главное — «поганая», «нехристианская» вера.

Ближайшие нехристи нашлись недалеко, на Волге. Итак — военный поход православного князя Андрея против булгар в 1164 году.

Булгарское царство приняло ислам еще в X веке, и очередную экспедицию против этого волжского народа Андрей оформил как свой собственный Крестовый поход. Он взял с собой ту самую икону Богородицы работы святого Луки — духовенство шло пешее и несло ее под знаменами. Сам князь и все войско перед походом причащались... Им сопутствовала удача. Победа была приписана чудотворному действию иконы Богородицы. В память этого чуда было установлено празднество с водосвятием, которое утвердил сам константинопольский патриарх.

Приватизация идеологемы Христа... Как в XX веке сначала Троцкий и Сталин присвоят себе идеологию марксизма — каждый в своей собственной версии. Потом и Никита Хрущев приватизирует некое свое понимание марксизма. И так вплоть до Горбачева с его «возвращением к ленинским нормам». Нет числа примеров этому в истории. Любопытно, что люди как бы и понимают, что идею присвоили и использовали... Но слишком уж сильна идея, обычно она все равно действует.

Ну вот, «крышу снесло»

Видимо, Андрей Боголюбский решил, что под высшей защитой ему можно на Руси все. И стал выходить из им же созданного образа. Когда великий князь киевский по древнему обычаю посадил в Новгороде своего сына, Андрей собрал коалицию из 11 князей и пошел на Киев. У него было свое мнение о том, кто и как должен садиться на великокняжеский престол.

Выдержки киевлян хватило только на три дня. Великий князь бежал, Киев был взят и подвергся двухдневному разграблению. «Не было пощады ни старым, ни малым, ни полу, ни возрасту, ни церквам, ни монастырям. Зажгли даже Печерский монастырь. Вывезли из Киева не только частное имущество, но иконы, ризы и колокола», — отмечает хронист.

Как-то не очень по-христиански... Конечно, здесь была политическая целесообразность: после разграбления и унижения Киев уже не поднялся как столица всей Русской земли. Андрей посадил в нем своего младшего брата, определив, что в дальнейшем всегда будет сам решать, кому быть в исчезающей столице князем. Но политическая целесообразность начала разрушать тот образ христианского правителя, благодаря которому Андрею Боголюбскому удалось так много. Пастырь превратился в полицейского.

Имидж князя, охраняемого самим Богом, еще работал, но расплата не заставила себя ждать. Расправившись с Киевом, Андрей взялся за независимый Новгород. Обоснованием его действий стала теперь уже не апелляция к высшим силам, что в условиях Средних веков было для Руси оригинальным PR. Он опирался на традиционные, но не очень убедительные и лишенные всякого полета рассуждения, записанные суздальскими летописцами.

Вот одно из них: «Не будем говорить, что новгородцы правы, что они издавна от прародителей князей наших свободны; а если б и так было, то разве прежние князья велели им преступать крестное целование и ругаться над внуками и правнуками их?» Современному человеку этого и не понять: вроде все слова русские, а логика не улавливается. Новгородцам же было ясно, что суздальцы говорят: короче, плевать нам на ваши так называемые права и свободы.

Зимой 1170 года явилась грозная рать Андрея под Новгородом. Новгородцы бились храбро, однако потом стали ослабевать. Враги Новгорода, надеясь на победу, заранее делили по жребию новгородские улицы, жен и детей новгородских... «Но в одну ночь, — пишет летописец, — новгородский архиепископ Иоанн молился перед образом Спаса и услышал глас от иконы: "Иди на Ильину улицу в церковь Спаса, возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси на забрало стены, и она спасет Новгород". Он так и сделал.

Туча стрел посыпалась на него, из глаз у образа потекли слезы и упали на фелонь епископа».

Тут, согласно летописной легенде, на суздальцев нашло одурение (как в иные времена на Святополка Окаянного): они пришли в беспорядок и стали стрелять друг в друга. И побежали. Новгородцы наловили так много суздальцев, что продавали их за бесценок — в соответствии с нравами и бизнес-практикой того времени.

Не правда ли, что-то знакомое?

С близкой по духу легенды Андрей Боголюбский начинал свой путь. Но стоило ему разрушить образ христолюбивого государя, как, фигурально выражаясь, икона отвернулась от него.

Контрпропаганда XII века строилась более изобретательно, чем традиционно советская: «У нас в магазинах колбасы нет? А у вас негров вешают!»

Но тоже предполагалась некая симметрия в ответе... Эта новая легенда имела и важное политическое значение: в будущие времена ей предстояло поддерживать новгородцев в их противостоянии с суздальскими князьями.

Мораль: нельзя безнаказанно попирать законы пиара. Андрей Боголюбский вышел из созданного им образа — и тут же начал проигрывать. А созданное им PR-ноу-хау успешно применили против него... Не надо думать, что создав пиар-прецедент, долго будешь оставаться его единственным владельцем ©.

Князь Андрей и Феодорец-Белый Клобучок

В глазах подданных власть Андрея Боголюбского еще вроде бы сохраняла свою божественную природу, но в элите что-то разладилось. Зарвался... Теперь его открыто называли «жестковыйным» — то есть не наклонявшим головы, заносчивым, гордым. Князь всегда держал голову немного откинутой, глядя на собеседников гордо, непреклонно. Когда вскрыли раку с мощами Андрея во Владимире, у скелета оказались сросшимися несколько шейных позвонков! Человек, похороненный в Успенском соборе, при всем желании не мог бы держать голову и шею иначе! Так что летописец в своем определении — «жестковыйный», назвал князя Андрея очень точно — шея у него и впрямь была крайне «жесткая», в самом буквальном смысле. Летописец, конечно же, имел в виду совсем другое, да и все окружающие были уверены — осанка князя доказывает вовсе не костную болезнь, а его страшное высокомерие, заносчивость...

Теперь ему и «жестковыйность» припомнили. Ну и чувство меры потерял.

Андрей Боголюбский выгнал из Ростова неугодного ему епископа и решил поставить «своего» епископа, Феодора. Князь хотел даже создать вторую митрополию на Северо-Востоке, помимо киевской, и все с тем же Федором, «своим человеком» во главе. Получилось плохо, потому что патриарх константинопольский новую митрополию основывать отказался.

Федору пришлось ехать в Константинополь, где он все-таки выхлопотал себе посвящение хотя бы в епископы ростовские. Жить, по желанию Андрея, он стал во Владимире, и столица князя обрела новый статус.

Тут бы Федору стать смиреннее и просто гибче, поехать бы на поклон к митрополиту Киевскому. А тот возгордился, как и его шеф. Не поехал за благословением в Киев, считая достаточным поставление в епископы от патриарха.

Через голову непосредственного начальника — не по уставу как-то... Местное духовенство достаточным это не посчитало и перестало подчиняться Федору. Народ волновался.

К тому же Федор отказался отправить жену в монастырь. Такова была обычная практика — епископу «подобает девство», и если священник становится епископом, то жену — в монастырь, дело житейское.

За свое «преступление» Федор получил в народе презрительную кличку «Феодорец — Белый Клобучок» — белый клобук подобал священнику, имеющему приход и живущему в нем с женой. Эдак уменьшительно-пренебрежительно.

Федор ответил репрессиями: закрыл церкви и запретил богослужение. В духе времени в подвале своего дома он мучил непокорных игуменов и пойманных «обидчиков» — тех, кто обзывал его «клобучком». Федор собственноручно рвал монахам бороды, рубил священникам головы, выжигал глаза, резал языки.

Репутация у «Феодорца — Белого Клобучка» сложилась такая, что и Андрей им пожертвовал, увидев, как растет народное возмущение. Отправил к киевскому митрополиту, а тот поступил жестоко, но справедливо: приказал отрубить злодею правую руку, отрезать язык и выколоть глаза. Вполне византийское, хотя и совсем не христианское решение проблемы.

Так что с церковной автономией у Андрея не получилось. Хотел как лучше: усилить свой имидж боголюбивого князя, которого поддерживает Церковь... А получилось как всегда — поддержал явного преступника. Имидж только ухудшился.

С родней тоже вышли проблемы.

Не желая междоусобиц, Андрей изгнал из Ростово-Суздальской земли трех младших братьев, и они вместе с матерью — византийской, кстати, царевной — отправились на ее историческую родину. Император принял их по-родственному тепло.

Потом Андрей изгнал с родных земель бояр, в чьей лояльности сомневался. Личная власть князя вроде бы укреплялась, но одновременно росла «внешняя» оппозиция. Противники князя были далеко, и никто не мешал им строить планы его свержения.