Начальник Нового года Осис Наталья
– Закладка. – Катя встала и отступила на шаг от стола – так ей было чуть-чуть спокойнее. – Это эскиз закладки.
Сергей Сергеевич оторвался от созерцания рисунка и вперил свой взгляд василиска в нее. Бр-р-р!
Катя сделала серьезное лицо и принялась фантазировать:
– Закладки раньше изготавливались вместе с книгой и, конечно же, были выполнены в едином стиле. Повторяли узор виньетки или орнамент обложки. Это мог бы быть и сквозной персонаж, которого оформитель отправлял путешествовать со страницы на страницу. Я пыталась понять, какой орнамент подошел бы для этой книги.
Катя остановилась. Может, хватит? Но заказчик молчал, и Катя продолжила:
– Материал закладки, разумеется, не картон. Я думала сделать полоску кожи с тиснением. Тиснение я умею делать.
Заказчик продолжал смотреть на нее в упор ничего не выражающими прозрачно-голубыми глазами. Катя не знала уже, что добавить.
– Не здесь, конечно. Я хочу сказать: тиснение – не здесь, а в музее. У нас там есть… все необходимое.
Пауза затягивалась, но добавить Кате было решительно нечего.
– А когда же вы собирались мне сказать, что вам нужны будут… гм… средства… на новые материалы, дополнительную работу? – поинтересовался Сергей Сергеевич тусклым голосом.
– На что? – удивилась Катя. – За работу вы мне и так платите, то есть я надеюсь, что заплатите, – поправилась она, – а полоску кожи проще найти, чем купить…
Катя развела руками. Вся эта ситуация, весь разговор – все это вместе начинало ее раздражать.
– С вашего позволения, – она с грохотом подтянула к себе стул и уселась спиной к заказчику, очень непрофессионально растопырив локти на столе, – мне надо дальше работать.
– Я только хотел сказать, что мне очень нравится, мне показалось, что вот этот эскиз – больше чем закладка, значительнее… – неожиданно сказал ей в затылок Сергей Сергеевич. – Я понимаю, что в процессе работы не надо расспрашивать, но я, видите ли, впервые могу наблюдать… творческий процесс вблизи, и это… новое для меня переживание.
Катя, выпучив глаза (благо Сергей Сергеич был у нее за спиной), переваривала услышанное.
– Собственно, я не хотел вам мешать. Я пришел только спросить, не устали ли вы и не хотите ли чашку чаю.
С ее заказчиком произошли такие стремительные перемены, что они никак не хотели укладываться в бедной Катиной голове.
– А почему вы со мной разговариваете? – спросила Катя напрямую.
Вот это называется выйти из неловкого положения, махом поставив в него другого. Где-то у классиков об этом было.
Но Сергей Сергеевич почему-то не смутился.
– А с вами обычно не разговаривают ваши заказчики? – поинтересовался он.
– Вы у меня первый! – выпалила Катя и покраснела.
– Я польщен, – в голосе Сергея Сергеевича звучала усмешка. – Это честь. И ответственность.
Кате было очень досадно, что ее промах не прошел незамеченным.
– Ну хорошо! – сказала она, резко вставая. Сергей Сергеевич не отстранился, и снова она очутилась чрезвычайно близко от него.
– Я с удовольствием выпью чашку чаю, – отчеканила Катя, глядя ему прямо в глаза, – если ваше предложение еще в силе.
– Вот и славно… – ответил без всякого выражения Сергей Сергеевич и снова (в который раз за сегодня!) удивил Катю, прибавив, – трам – пам – пам.
– Но в чем-то вы правы, – говорил Сергей Сергеевич, удаляясь от Кати и совершенно не заботясь, идет она за ним или нет. – Так называемые деловые отношения – разве это разговор? Разве мы разговариваем?
Катя воровато схватила свой эскиз, сунула в сумку и, независимо посматривая по сторонам, отправилась вслед за заказчиком.
– В теории это называется «вступать в коммуникацию»… Что вы смеетесь?.. А впрочем, вы правы, это, конечно, смешно… но тем не менее назовем ее коммуникацией. И что это такое? Десяток или два десятка кодовых фраз, именно для того, чтобы не общаться и не разговаривать. Поэтому вы правы – можно было сказать, что я с вами не разговаривал.
– А с другой стороны, – перебил сам себя Сергей Сергеевич, – наша с вами ситуация (Катя споткнулась на совершенно гладком полу на словах «наша с вами») – молодая привлекательная девушка (Катя споткнулась еще раз) оказывается в ситуации, когда работать нужно в доме у… (Катя остановилась, чтобы уж совсем не упасть) – у меня, – не сразу, но нашелся Сергей Сергеевич. – Значит, это моя задача – задать тон деловых отношений, вы согласны?
Сергей Сергеевич внезапно остановился.
Катя с размаху уткнулась носом ему в спину.
– Да, – прогундосила она.
– Простите, – сказал, отступая, Сергей Сергеевич, пропуская Катю вперед. – Чай… это (он опять сделал неопределенный жест рукой) здесь.
– А что же вы теперь не задаете тон? – спросила Катя, потирая нос.
– Присаживайтесь, – махнул рукой Сергей Сергеевич и задумался. – Да, не по правилам. Может быть, потому что мне просто интересно с вами разговаривать?
За окном заголосила сирена «Скорой помощи». Катя обрадовалась, что можно не отвечать. Она встала и подошла к окну, чтобы можно было потом легче попрощаться и уйти. Все равно работа сегодня не задалась.
В толпе вокруг «Скорой» (почему в подобных случаях всегда так быстро собирается толпа?) потешно подпрыгивал и вытягивал шею ее герой. Катя улыбнулась. Рядом с ее призрачным отражением в зеркальной черноте окна возникло еще одно – Сергея Сергеевича.
– Ой, – сказала Катя, – мне нужно идти.
– Срочно! – пояснила она уже из коридора.
– Потому что очень поздно уже! – добавила Катя, надевая ботинки.
– Боюсь, что работа вечером совершенно непродуктивна, – закончила она, заслоняясь входной дверью, как щитом. – Я спрошу у своего начальника, когда он меня отпустит. Может быть, даже вы с ним напрямую договоритесь.
– До свидания! – вспомнила она уже в лифте.
Но даже когда створки лифта за ней закрылись, Кате казалось, что вслед ей продолжают смотреть голубые глаза василиска.
Валентина
Вадик Безрядин выполнял упражнения с гантелями. Гантели были больше похожи на гири, а сам Вадик в своем спортивном костюме, туго обтягивавшем его тренированное тело, напоминал циркового силача. Тина дула в воротник шубки и ждала, когда же он начнет перекидывать гантели, как силовой жонглер.
От незамерзшей воды на пруду шел пар. Бледное зимнее солнце только-только поднималось сквозь морозную дымку. Снег, выпавший вчера ночью, весело блестел прямо Тине в глаза, она щурилась и смотрела сквозь ресницы.
Как, оказывается, красиво утром! Вот и польза от встреч с бывшими одноклассниками. Когда бы еще Тина собралась встать и выйти поутру на прогулку? Когда она вообще выходила утром на прогулку? Пожалуй, что никогда. Нет, был один раз в ее жизни, когда муж, тогда еще не бывший, позвал ее на рыбалку (ее! на рыбалку!). Тина не стала отказываться – у них по умолчанию было принято не отказываться от предложений друг друга, – но приложила все силы, чтобы до внезапно спятившего супруга дошло, что такие предложения ни в какие ворота не лезут! А потом сидела на высоком крутом берегу и смотрела сквозь смеженные ресницы на золотой туман над рекой. Он был почти прозрачный и светился каждой своей микроскопической каплей. Получалось золотое сияние везде и отовсюду. В нем можно было ходить, и его можно было трогать. Оно продолжало светиться и наполняло душу ликованием. Вниз к реке Тина спустилась бегом, чтобы рассказать о чудесном тумане, но наткнулась, как на стену, на холодный взгляд супруга – результат ее стараний «донести» и «дать понять». Никогда потом они подобного опыта не повторяли. «А жаль», – внезапно поняла Тина.
– Ты очень плохо делаешь, что не тренируешься! – твердо сказал Вадик Безрядин над ухом у Тины.
– Я тренируюсь, – задумчиво ответила она, все еще глядя на морозную утреннюю дымку в небе, напоминавшую ей тот золотой туман.
– Фитнес какой-нибудь! Аэробика! – презрительно прокомментировал Вадик. От Вадика и его гантелей шел пар. – Ненавижу всю эту физкультуру в клубах! Бронхи расширяются, и ты дышишь не свежим воздухом, а испражнениями немытых тел.
Тина закрыла глаза, пережидая, пока прокатится волна тошноты (она и вправду была очень чувствительной, но уже давно не гордилась этим). Выдохнула, посмотрела на Вадика, решая, стоит ли спрашивать его, насколько чистым может быть воздух в пятидесяти метрах от Садового кольца. Решила, что не стоит.
– Ну что? Ты позанимался? И заслужил свой завтрак?
– Пожалуй, – расправил плечи Вадик. И сразу же чуть не споткнулся о маленькую собачку. – У-у, крыса!
Тина сделала вид, что ничего не слышала, и пошагала в сторону своего любимого кафе. Вадик шел рядом. Сейчас кофе, свежевыжатый сок и круассан. Банально, но так вкусно! И никогда не надоедает. Наверняка это неправильный завтрак. Интересно, а что едят по утрам правильные физкультурники?
– А что ты ешь на завтрак? – Она лукаво посмотрела на Вадика снизу вверх, пряча улыбку в воротнике шубки.
– Пророщенные зерна.
– М-м-м! Какое продвинутое кафе у нас на Патриарших, готовят пророщенные зерна для любимых клиентов! А я…
– Ненавижу это кафе! Вообще кафе ненавижу!
Тина не знала, что нужно отвечать в таких случаях. Спрашивать, почему? Или делать вид, что не слышала? Все-таки ненавидеть – это так… неправильно. Правильно – ко всему относиться легко, и все правильные люди делали неимоверные усилия, чтобы эту внешнюю легкость поддерживать.
– А куда же мы идем? – догадалась наконец, что можно спросить, Тина.
– Мне сначала надо в душ, поэтому домой. Мой дом – вон там, во дворе с аркой.
«Ого!» – подумала Тина.
– Я помню, Вадик, – взмахнула она ресницами, – но утренние визиты… это как-то неудобно… Мне не хотелось бы никого смущать.
Немножко посмущаться, чуть-чуть пококетничать – это очень полезно. Тина помнила, что Вадик не женат. С кем-нибудь он, конечно, встречается периодически, но если скажет сейчас, что до утра у него никто никогда не остается, то можно из пешек сразу пройти в дамки!
– Действительно, – подумав, ответил Вадик, – лучше не смущать. Но ты меня можешь подождать у подъезда и проводить меня потом на работу.
Тина потеряла дар речи.
– Я хожу на работу пешком. Это очень полезно, – все так же твердо заявил Вадик.
– Мне срочно нужен кофе! Да-да! Совершенно срочно! – Тина даже не пыталась представить свое паническое отступление как грамотную ретираду. Главное – ноги унести.
Она махнула, не глядя, рукой (как Лайза Миннелли в финале фильма «Кабаре») и упорхнула, скрылась из глаз.
Ну а что еще можно было сделать?
И только развернув на коленях крахмальную салфетку, она расхохоталась. Официант принес ее сок, а Тина вместо «спасибо» простонала сквозь смех:
– Гири! Гантели! Свежий воздух! Пророщенные зерна!
– Вы хотели пророщенные зерна? – вежливо осведомился официант. – Мы как раз вводим их в утреннее меню. Многие спрашивают.
– Я хочу свой круассан, – перестала смеяться Тина. – А вы что едите на завтрак? – спросила она у официанта.
– Я? – испугался тот.
– Да-да, вы! – покивала Тина и подбодрила его улыбкой.
– Мюсли, хлопья, – как-то неуверенно затянул он. – Но я не успеваю вообще-то. Бутерброд с колбасой! – вдруг выпалил он. И оглянулся по сторонам – никто не слышал? – Ну и здесь кофе, если успеваю пораньше прийти.
– И я кофе! – подмигнула Тина. И сама себе удивилась: что это за эгалите и фратерните?
Официант тоже смутился и быстро ушел, сутулясь и косолапя. Потом бегом вернулся:
– А зерна нести?
– Какие зерна? – удивилась Тина.
– Пророщенные! – с энтузиазмом воскликнул официант. – Вы же спрашивали? Или я не понял?
Мальчик фантастически быстро переходил от энтузиазма к смущению.
– Вы все правильно поняли. Только это не для меня. Мой одноклассник хотел зерна. Но потом решил, что в кафе их быть не может. И ушел.
– Зря! – доверчиво улыбаясь, воскликнул официант. – Вы скажите ему тогда, что у нас есть как раз. И зерна. А потом еще будет соя… разная. Это новое меню, я пока не очень хорошо выучил… – тут он опять засмущался и замолк на полуслове.
– А мне только кофе и круассан, – выручила его Тина.
– Да, точно! – выкрикнул он и убежал.
«Сказать, что ли действительно Вадику, что здесь есть зерна?» – размышляла между тем Тина, и тут же ей стало смешно от этой мысли. Легко было представить его реакцию: «Зерна? Разве это зерна? Они подают отвратительный ибсинг ибсонг, от которого желудок скукоживается, а нужно употреблять только ибсинг ибсунг, который желудок расширяет!» Ну, или наоборот.
«Жалко только, что я не поднялась к нему домой, – продолжала размышлять она. – Вот бы посмотреть на его подругу жизни. КАК? Как она все это переносит? Она тоже верит в ибсинг и ибсонг? И в гантели на свежем воздухе? Тогда почему он один делает свою гимнастику на морозе, а не с ней? Наверное, она говорит «Да, милый! «Конечно, милый!» и спокойно занимается своими делами».
– Это, конечно, вариант, – подытожила Тина, – только я ей не завидую.
А тут и кофе подоспел.
И Тина занялась своим любимым делом: стала пить кофе и смотреть в окно. А там полыхал бриллиантовыми огнями снег, и солнце весело забиралось все выше и выше по небу. «Жизнь прекрасна вне зависимости от нас, – решила Тина. – Прекрасна сама по себе. А мы иногда видим это, иногда – нет».
И отпила еще кофе. Неполезного. Но очень вкусного.
Максим
Всё надо было начинать с нуля.
Макс уже несколько дней заезжал на работу только по утрам, а все остальное время стоял со своим Буцефалом у подножия дома-башни. В дневном свете она была не настолько мрачной, как ему показалось в первый раз, но Макс все равно эту башню ненавидел. Как могла Катя исчезнуть на несколько дней, он не понимал и не мог отделаться от мысли, что страшная башня поглотила его принцессу.
На самом деле Макс догадывался, что офис, оборудованный им в Буцефале, никоим образом не помогает внимательному наблюдению. Он, разумеется, и хотел бы не сводить глаз с подъезда, но приходилось признаться, что компьютер неумолимо засасывал взгляд и внимание. У Макса никак не получалось поставить Буцефала поближе к входной двери, и он опасался, что Катя могла все-таки пройти мимо, пока он сидел, уткнувшись носом в документы. Макс старался почаще прогуливаться около двери, но каждый раз был отгоняем бдительным консьержем.
«А еще работа… нет, так говорить нельзя… и главное – работа. Работа ревнива, все время, украденное у нее, она заставляет возвращать вдвойне и втройне. Дела накапливаются и запутываются». Прежде чем делать эти дела (Макс любил говорить «работать работу»), их надо распутывать и приводить в порядок. А тут еще работнички вообще перестали работать, занятые конкурсом «Начальник года». Макс ужасно жалел, что он им это разрешил.
Самым логичным было поставить здесь кого-нибудь наблюдать вместо себя – Макс миллион раз об этом думал, – но кого? Никто, кроме Макса, не знал Катю в лицо. Было, конечно, видео с подметкой, но единственным крупным планом этого видео был полосатый носок. А лицо Катино было видно плохо. Макс сомневался, что вне контекста – то есть лужи, Макса и подметки – его работнички Катю опознают.
– Эх! – Макс стукнул кулаком по рулю, открыл дверцу, спрыгнул с подножки. Наступало время «обхода»: каждый час Макс обходил вокруг башни, и каждый раз, когда он проходил мимо двери, ему приходилось ругаться с консьержем. Точнее, консьерж ругал Макса, а Макс его посылал.
Вот и сейчас, как только Макс показался в поле зрения видеокамер, дверь открылась, и на него пошел мужик, растопырив руки и воинственно сверкая единственным зубом.
– Кому говорю, пшел, пшел отсюда! Кыш! Иди себе, гуляй! – сразу было видно, что мужик привык кур из своего огорода выгонять.
– Слышь, мужик, а как тебя зовут? – спросил Макс.
– Что, жаловаться будешь? А жалуйся. Дядя Коля меня зовут. Я жалоб не боюсь, я свою службу несу как надо. У меня нареканий нету. Мне еще спасибо скажут, что я тут… бомжей отгоняю.
– Это я бомж? – развеселился Макс.
Дядя Коля задумался, но ненадолго.
– А то! – сказал он. – Четвертый день уж почитай в машине живешь. Бомж и есть.
Макс расхохотался. Отсмеявшись, пошел в машину (дядя Коля не уходил к себе в привратницкую, стоял в дверях и внимательно наблюдал за Максом), достал из машины бутылку виски (как-то подарили, а она так и осталась валяться в багажнике), взял еще два стаканчика и вернулся к дяде Коле. Макс и сам толком не знал, что его побудило это сделать.
– Выпьешь со мной, дядь Коль? – спросил он, отвинчивая колпачок.
– За что? – деловито спросил тот.
– Да так просто. – Макс протянул дяде Коле стакан. – За то, что ты молодец.
– Ну, вздрогнули! – сказал дядя Коля. И немедленно выпил.
– Мои работнички так не работают, как ты. Они там балду без меня гоняют. Конкурс у них! – снова стал заводиться Макс.
– А че ж ты здесь торчишь, а не на работе? – внимательно посмотрел на Макса дядя Коля. – Налить еще?
Теперь оказалось, что бутылку держит дядя Коля. Макс не возражал. Дядя Коля налил, и они еще раз выпили.
– Да девушку одну мне надо найти, дядь Коль. Мы с ней познакомились, и очень она мне понравилась. Только вот номер телефона взять у нее не успел. А девушка знаешь какая? Эх, жаль, что ты ее не видел!
– Так я ж ее видел!
– Верно, дядь Коль, ты ж меня от нее отгонял!
Теперь Максу казалось, что не было у него в жизни лучше момента, чем тот, когда консьерж дядя Коля отгонял его от Кати.
– Ну, за любовь! – предложил дядя Коля.
– За любовь! – согласился Макс.
– Вот из всех людей, дядь Коль, только ты ее и видел, – мечтательно сказал Макс. – Ты меня понимаешь? Понимаешь, почему я тут… какой день?
– Четвертый, – подсказал дядя Коля.
– Да, четвертый день стою. Понимаешь ты меня, дядь Коль?
– За понимание!
– Да, за понимание!
– Нет, не понимаю.
– Это ты зря, дядь Коль! Я к тебе со всем уважением…
– Ты меня уважил, и я тебя уважу. Чего тебе здесь стоять, если я уже здесь стою?
– Не понял.
– Смотри, я и так здесь стою. Когда девушка твоя пройдет, я ее и замечу. А дальше ты сам мне скажи: куда тебе – в машину стучать или по телефону звонить?
– Держи бутылку, дядь Коль, – мгновенно протрезвел Макс. – Так, вот тебе номер телефона, звони мне сразу.
– Как только, так сразу!
– Дядь Коль, ты гений! – проорал Макс уже на ходу, крупной рысью убегая в сторону метро.
– А то! – сказал дядя Коля уже сам себе. – А машина? – вдруг вспомнил он. – Ах да, выпивши нельзя за руль. – Дядя Коля махнул рукой.
– А то! – сказал он, закрывая дверь. – Давно бы по-человечески поговорил и не торчал бы тут четыре дня, как бомж, не спал бы в машине. А то!
Катя
С тяжелым сердцем Катя ехала к заказчику. Если бы не работа, она бы еще долго избегала и эту станцию метро, и даже эту ветку. Опять проехать по тому же самому эскалатору! Опять пройти мимо той самой лужи! Как живут, интересно, люди, у которых случается один роман за другим? Избегают половины станций метро, потому что «Белорусская» навсегда связана с Геной, а «Краснопресненская» – с Жорой? Или станция у них остается станцией и ни с кем она не связана? «Фрунзенская» у Кати теперь была прочно связана со скандинавским богом Максом – что тоже странно, рассуждала Катя: с Максом они виделись здесь один раз, а реставрировать книгу, то есть к Сергею Сергеичу, она ездила каждый день. Сергей Сергеич, – б-р-р-р! Раньше она его просто боялась, но теперь, в своей любезной модификации, Сергей Сергеевич просто вгонял ее в панику.
После того как он угощал ее чаем и дышал в затылок, Катя несколько дней манкировала работой, но тут пришла страшная платежка за квартиру, и Кате пришлось взять себя в руки. Без денег за эту работу в этом месяце ей концы с концами не свести.
Катя подавила вздох и постаралась улыбнуться консьержу.
– О, здравствуйте, добро пожаловать! – засуетился он, показывая в приветливой улыбке свой единственный зуб.
– Приятно, когда тебя так тепло встречают, – не покривила душой Катя.
Она поднялась на лифте и дотащилась до входной двери, все более замедляя ход. Подняла руку к звонку, но позвонить не решилась.
– Пока еще на воле, – жалобно сказала она вслух, – хоть несколько секунд.
– Перед смертью не надышишься, – сурово ответила Катя самой себе.
– С кем это вы разговариваете? – строго спросила домработница, открывая дверь.
Катя чуть не бросилась ей на шею от радости.
– Вы просто волшебница! – объявила она, ликуя, но все-таки приостановилась, не зная, за что бы похвалить эту добрую женщину. Нельзя же было сказать: «Слава богу, что вы не Сергей Сергеевич». – Я еще не позвонила, а вы уже открыли дверь. Как вы догадались?
– Домофон звонил, – настороженно сказала домработница. Она не понимала причины Катиной эйфории.
Ну, не понимает, и слава богу!
– А я сразу за работу! – сообщила Катя, отдавая свое пальто.
– Сергей Сергеич велел подать вам чаю, когда захотите. И поесть, если проголодаетесь.
«Мне здесь кусок в горло не полезет», – подумала Катя. Но вслух сказала только:
– Нет-нет, спасибо, я сыта.
– Вмиг узнаешь воспитанного человека: он всегда сыт, – негромко проговорила домработница.
– Гоголь! – обрадовалась Катя неожиданной литературной встрече. – Это Плюшкин говорил. Любимая цитата моей бабушки. Была. Простите, а мне кажется, я не спросила еще, как вас зовут.
– Правильно кажется. Не спросили. Меня зовут Нина Семеновна.
– А меня Катя.
– Катерина Александровна. Не Катя, а Катерина Александровна, – многозначительно кивнула головой Нина Семеновна.
– Почему? – удивилась Катя.
– А то весь век пробегаете в катюшах да катях.
Потрясенная этой мудростью, Катя отправилась работать. Чтобы оправдаться перед книгой, Катя принесла ей уже готовую закладку. Закладка была – загляденье, даже с точки зрения очень придирчивой Кати. Широкая полоска кожи с золотым тиснением, позолота тусклая и в некоторых местах как бы стершаяся. Этого эффекта Катя добивалась особенно долго. Она открыла книгу, вложила в нее свою закладку и залюбовалась.
– Вот за что я люблю свою работу, – сказала Катя книге, – за то, что получается вот такое.
И за книгу ответила:
– Ты, Катя, молодец!
– Подтверждаю: вы, Катерина Александровна, умница и талант! – сказал за ее плечом Сергей Сергеевич.
Катя чуть не упала со стула.
– Всегда хотела узнать, как себя чувствуют люди, которых часто хвалят, – от неожиданности она выпалила то, что думала.
– И теперь, когда вас хвалят, вы обнаружили, что это совсем не так приятно, как кажется со стороны? – проницательно заметил Сергей Сергеевич.
И тут затрезвонил старенький Катин телефончик. Она даже вздрогнула. И Сергей Сергеевич, кажется, вздрогнул.
– Катюха, ты где? – громко кричал в телефоне музейный программист Сева. – Срочное дело! Есть чем записать?
– Да, – Катя привычным жестом вынула из-за уха карандаш.
– Пиши номер: 2-12-85-06.
– Записала, – сказала Катя Севе, а потом повернулась и сочла нужным пояснить Сергею Сергеевичу: – Это из музея. Что-то срочное. Извините.
– Короче, Катька, ты, оказывается, теперь звезда Ю-Туба, десятки тысяч просмотров!
– Что? – не поняла Катя, до сих пор общавшаяся с компьютером только через Севу.
– Неважно! Тебя ищет один крендель – грязный, с велосипедом, который руками в лужах любит копаться!
– Знаю такого, – обрадовалась Катя.
– А он полмира вверх дном перевернул, чтобы тебя найти. Вообще-то оно сработало бы обязательно, если бы… но он же не знал, что есть еще на свете девушки без компьютера.
Катя только молчала и блаженно улыбалась.
– Короче! Это его номер телефона. Напиши ему хоть смс, что ли, если ты не можешь прокомментировать видео.
– Я? Смс? Ему? – поразилась Катя.
– Если хочешь, приезжай сюда, я покажу видео, а потом напишу за тебя комментарий, но вообще это детский сад какой-то. Давай, пиши смс. Напиши: привет, я девушка в одном ботинке. Понятно? Все, давай, отбой! Мне еще начальника года, блин, работать.
Голова у Кати мгновенно опустела, а сердце забилось гулко и часто.
«То, что со мной было раньше, это не паника, – пронеслось как бы светящимися буквами в совершенно пустой голове, – паника – это сейчас».
Сергей Сергеевич стоял у нее за спиной и лишал ее свободы воли и свободы мысли. А тут он еще и заговорил:
– Катерина Александровна, а нельзя ли посмотреть на тот эскиз, что я видел в прошлый раз? Я, честно говоря, хотел сделать вам предложение: вы доведете до конца рисунок, который я видел на эскизе, а я его у вас куплю.
– Предложение? – услышала единственное слово Катя. – Извините меня, я на секундочку, я сейчас вернусь.
И она убежала из квартиры Сергея Сергеевича раньше, чем Нина Семеновна вынесла ей пальто.
– Мне надо на волю, – твердила она в лифте, – мне надо на волю, хоть ненадолго, мне надо написать сообщение скандинавскому богу.
– Как же я ему буду писать? – огорчалась она, выходя из лифта.
– Куда вы? – бросился ей наперерез консьерж, широко раскрыв руки.
– Что я вам, курица, что ли? – увернулась от него Катя и потянула на себя подъездную дверь.
– «Привет» я уже написала, а вот где здесь запятая? – выпалила она в лицо Максу. Лицо, кстати, у него было красное и распаренное, куртка расстегнута, волосы спутаны. Макс сгреб Катю в объятья и принялся кружить.
– Успел, слава те господи! – приговаривал он.
Ни он, ни она не заметили, как в дверях появились консьерж со своим зубом и Нина Семеновна с Катиным пальто. Макс поставил Катю на землю, но не выпустил из рук и теперь целовал ее в щеки, в уши и в волосы.
– Успел наконец-то! – улыбался у двери дядя Коля. – А она чуть опять не убежала! Прыткая такая!
– Они все бегают, – покачала головой Нина Семеновна.